Невеста для Хуберта

 1
Супруги Пшонки,  Степан и Элина, коротали наедине поздний вечер. Она, утонув  в кресле,  взирала на экран телевизора, переживая  за участников теле-шоу “Любовь  с первого взгляда”, а он, лежа на диване, шелестел страницами рекламного еженедельника.
— Живем мурочка! — восторженно воскликнул Степан, обратив веселый взор на жену.
— Нет, существуем, как амебы или туфельки,  — хмуро ответила она, не разделяя его неожиданного оптимизма.— Чему радуешься? Может,  умом тронулся. Чем  я тебя,  дармоеда, завтра кормить буду? Деньги на исходе, долги за квартиру, электричество и другие услуги, которых нет,  растут, как на дрожжах. Того и  гляди, в суд потянут, свет вырубят и воду отрежут, а ты зубы скалишь. Поискал бы лучше денежную работу, а то на жалкие  гроши скоро ноги протянем.
— Хватит стонать, я ведь не сижу, сложа руки, думаю, как поправить наше материальное положение,— оборвал ее муж.— Заживем мы с тобой скоро на широкую ногу.
— Мг, сказка  про белого бычка, — не разделила его радужных мечтаний Элина.— Я это слышу уже третий год. С тобой не шибко разгонишься. Другие как-то устраиваются в этой жизни, занимаются бизнесом и коммерцией, строят особняки, покупают  иномарки, яхты, ездят за бугор, а ты все ждешь манны небесной. Я совсем обносилась,  не в чем на люди показаться, обносками довольствуюсь. Об украшениях и косметике уже и не мечтаю. За что мне такое наказание? У других мужья, как  мужья, а ты, как чугунная медаль, на шее. Подался бы куда-нибудь на заработки.
— Молчать, женщина!— строго велел он. Супруга притихла, опасаясь взбучки, а Степан продолжил, указывая на страницу.— Ты слезу не пускай и сырость не разводи, а лучше прочитай это объявление.
И сам, не дожидаясь ее реакции, четко прочитал:
— Голландец, семидесяти  лет, крупный банкир предлагает руку, сердце, духовное и материальное  богатство честной женщине  в возрасте от 30 до 38 лет. Подробное письмо с цветной фотографией, номером телефона и обратным адресом ускорят долгожданную  встречу и брачный союз. Обращаться в МБА «Счастье без границ»  по адресу…А тебе тридцать шесть, в самый раз.
— И что с того? Мало ли кто, кому предлагает сердце и руку. Ты мне тоже когда-то обещал на руках носить,  подарками и цветами одаривать, а что я от тебя имею,  живу, как нищенка, — упрекнула она.
— Это долбанные  политики виноваты, развалили великую страну, создали ситуацию при которой, если не украдешь или кого–то не обманешь, то не проживешь, — вздохнул Пшонка.— Тебе, мурочка, грех жаловаться, я неплохо зарабатывал, только ты деньги  по ветру пускала на всякие там  побрякушки, кулоны, сережки, кольца...
— Эти побрякушки сейчас тебя кормят, сдаю в скупку и получаю гривны,— возразила Элина.— Слава тебе Господи, пока еще на панель не пошла. А что до объявления, так  Пушкин, любитель женщин,  правильно сказал, что любви все возрасты покорны. Люди, особенно сейчас, мечутся в поисках счастья, пытаются схватить за хвост жар-птицу.
— Птичка моя, ты меня не так поняла или прикидываешься дурой? — обиделся Степан. — Я  нашел гениальный способ быстрого обогащения, меня осенила оригинальная идея. Мы обязаны воплотить ее в жизнь.
— Странно, что ты еще способен на идеи,— усмехнулась она. — У тебя же одна извилина и та от фуражки.
— Не смей так говорить, я — мыслитель и у меня в голове достаточно серого вещества,— сообщил он.— Интеллект еще не иссяк. Даже, когда  не у  дел,  сижу с  приятелем в «Волне», «Дарах моря» или в «Айсберге», а моя  мысля  все равно работает, как часы.
— Да, серости тебе не занимать. За стаканом вина или водки, конечно, лезут  в голову шальные мысли,— упрекнула жена.— И что же на сей раз,   твоя голова выдала на-гора?
— В этих заведениях я бываю редко, разве что по большим праздникам, когда деньги водятся, а их катастрофически не хватает, — посетовал супруг. — А суть моей идеи такая. Ты  обратила  внимание, что голландцу семьдесят лет, не сорок и даже не пятьдесят. Для мужчины это довольно почтенный, предельный  возраст, когда как сказал поэт, пора бренные пожитки собирать. Прикинь, сколько он еще может  протянуть? Год,  два? Допустим,  пять. Впрочем,  есть много способов и  не обязательно криминальных, чтобы раньше срока отправить его к  праотцам, в лучший из миров. Например, в зависимости от уровня кровяного давления, добавлять ему в пищу сосудорасширяющие или наоборот сужающие медпрепараты. Гляди,  через полгода или год окочурится. Туда ему и дорога. Сейчас сердечнососудистые болезни прогрессируют, поэтому кончина буржуя ни у кого не вызовет подозрений.
— Степ, сдался тебе этот голландец,— перебила его Элина.— Пусть человек живет  столько, сколько ему Богом отпущено. Только всевышний, даровавший ему жизнь вправе в любой момент призвать его к себе. Судя по объявлению, этот старик  не бедствует, живет в свое удовольствие,  ищет подругу и явно не собирается в последний путь...
— Вот именно, не бедствует, живет в свое удовольствие,— с азартом заметил супруг.— Пусть поделится с ближними, чтобы и нам был прок от его богатства. Почему кто-то  с жиру бесится, баб для сексу по всему свету ищет, а мы должны  ломать голову над тем, чем завтра требуху набить. Пусть по-братски поделится.
— Каким образом? Он что тебе родня: брат и  дядя?— отвела взгляд  от экрана Элина.— Или может, решил у него милостыню, гуманитарную помощь попросить?  Лучше  играй в национальную лотерею, может миллион выиграешь.
— Держи карман шире, я с государством ни в какие азартные игры не играю, все равно надуют,— произнес он. — Вклады на сберкнижке тю-тю сгорели  и  никто  за  эту аферу не ответил. А с голландцем можно лихо провернуть операцию. Вишь ли он согласен разделить судьбу с русской женщиной, обещает  духовное и материальное богатство. Значит на большее, как мужчина, уже  не способен и поэтому не опасен. Семьдесят лет, какие там страсти. Я так думаю, что ты вполне подходишь, старик  обрадуется.
— Степ, что это тебе в голову взбрело? — насторожилась супруга.— У тебя  точно крыша поехала. Ах, ты сутенер несчастный, родную жену за бутылку водки готов продать. Я замужняя женщина, а не шлюха, у нас взрослая дочь, как  ты ей в глаза будешь смотреть после этого?
— Успокойся, родная, не горячись,— остановил ее Степан.— Давай к этой идеи  отнесемся не эмоционально, а  философски, даже сугубо прагматически. Ты ведь ничем не рискуешь. Благодаря этому голландцу, который от избытка  евро или долларов, как мешок трещит по швам, мы сможем поправить свое бедственное материальное положение. К тому же нашу любимую дочку Анжелу надо на какие-то шиши учить. Это только на словах образование бесплатное, без баксов ей  до диплома  не  добраться. Ректоры,  доценты,  кандидаты и доктора наук, вшивые ассистенты  тоже вкусно поесть и хорошо выпить не прочь. Да  и другие расходы, тебе о них лучше знать — модная одежда, обувь, косметика, не в обносках же Анжеле ходить. Так что хорошенько подумай. Другие  девицы и женщины в Турцию, Испанию, Германию, да в ту же Россию, на Тверскую,  на заработки  уезжают и  возвращаются домой с валютой. Почему бы и тебе не попытать счастья, не совершить приятное путешествие в Голландию, не полюбоваться экзотикой?
— Спасибо, муженек, дождалась благодарности за любовь и заботу. Известно, каким способом за бугром женщинам достается валюта, — не на шутку  разошлась Элина.— Значит, по-твоему, я ничем не рискую?
— Конечно, не рискуешь,— невозмутимо ответил Степан.— Он же старец и не намерен  покушаться на твое целомудрие. Ему нужна сиделка, служанка, чтобы горшки и плевательницы выносила. Если бы он жаждал любви, то так бы и написал, как это делают другие, что гарантирует своей избраннице пылкую любовь. А наша главная задача выкачать из него, как  можно больше, денежек — долларов или евро. При этом ты ничем не рискуешь. Бери пример с молодых девок, они за кордон табунами едут. Устраиваются работать официантками, нянями, танцовщицами и возвращаются богатыми невестами, с валютой.
— В борделях они, на панелях трудятся, — возразила Элина. — Этих дурех сутенеры сказками о красивой жизни за рубеж заманивают. Там  своих официантов и танцоров хватает, а наши красавицы удовлетворяют прихоти  жирных буржуев, попадают в сексуальное рабство.
— Тебе это не грозит, ты уже в возрасте и  не котируешься, — заметил Степан. — К тому же, не на работу устраиваешься, а выходишь замуж за богатого капиталиста,  станешь госпожой с прислугой. Это я рискую остаться без горячо любимой жены.
—Чем же ты рискуешь?
—Вдруг тебе там понравится,  решишь остаться с этим голландцем. Не зря ведь сказывают: любовь зла, полюбишь и козла.
—Я боюсь, что ты здесь без меня сопьешься и загуляешь, — возразила она.— В любом деле существует риск, о котором мы не подозреваем. Поди, догадайся, на что  способен голландец? Там,  на Западе, они откормленные и здоровые, как быки,  даже  в семьдесят лет, ни то, что наши мужики-алкаши в сорок-пятьдесят лет. Буржуи не страдают от импотенции и способны зачать  дитя. Вдруг он захочет от меня ребеночка?
— Это категорически исключено,— всполошился Пшонка.
— С виагрой все возможно. Как только у тебя язык повернулся мне такое предложить? Отдать собственную жену в сексуальное рабство. — Не от хорошей жизни,  поневоле,— смущенно прошептал Степан. —  К сожалению,  от восьмидесятилетних иностранцев заявлений нет. Поэтому надо полагать, что в этом возрасте их женщины уже не волнуют.
— Дай-ка мне газету, — Элина поднялась из кресла.— Я сама погляжу, кто там еще претендует на руку и сердце. А то первому встречному готов уступить жену.
— Эля, мы должны радикально изменить свою жизнь, иначе нищета будет постоянным яблоком раздора, — констатировал он. — Когда на счету каждая копейка, то не до нежностей и пылкой любви. Это только в сказках  для глупцов пишут, что с милой рай в шалаше. Без денег злыдни берут за горло…
—Легко сказать, изменить жизнь, когда полсотни скоро стукнет, — вздохнула Пшонка.
— Так я тебе и предлагаю попытать счастья, вдруг повезет. Вспомни, сколько лет на моей шее сидела, в спецмагазине «Альбатрос» за валюту отоваривалась, пока я в загранку  на судах «Югрыбпоиска» ходил и рыбачил, — напомнил супруг. — Но единый и нерушимый Союз рухнул, рыбацкий флот разбазарили и  я очутился на мели. Хоть сигнал SOS подавай. Теперь твоя очередь лямку тянуть. Бери пример с той лягушки, которая, попав в кувшин со сметаной, сбила масло…
— Однако, какой ты хитрый, — возразила жена. — Я значит, как проклятая будут трудиться,  а ты это масло намажешь на хлеб и слопаешь с черной или красной икрой.
— Не зли, не раздражай меня, Элка! — повысил он голос.—  Сейчас мы в такой ситуации, что рады и кабачковой икре. Мне самому много не надо, я ведь о тебе, глупая, забочусь, а ты  этого своими  куриными мозгами, не хочешь понять. Тебе не придется работать по черному, Голландия — не Африка, а  просвещенная  и цивилизованная Европа, где к женщинам культурное отношение. Будешь у  иностранца жить, как у Бога за пазухой и мне  по «Вестерн-юнион» валюту пересылать.
— Решил, значит, альфонсом стать? — упрекнула Элина.
— Я буду копить валюту, положу на депозит в банке.
— Ой-ой, люди добрые, держите меня! — схватилась женщина за живот. — Ты же все спустишь. Я знаю твою любимую присказку: водка без пива — деньги на ветер. Сколько ты уже пустил денег по ветру? На машину бы хватило.
— Нет, Элка, как только ты решишься обвести вокруг пальца голландца, я тут же закодируюсь у нарколога и до твоего возвращения— ни грамма во рту, ни градуса в глазу.
—Зарекался кувшин по воду ходить, — заметила она.
После первой бурной реакции  на идею супруга, женщина успокоилась, ее даже заинтриговало его предложение. Пшонка послушно отдал ей развернутые страницы еженедельника.
— О-о, да здесь много и других вариантов!— улыбнулась она.— Почему ты от меня  утаил шестидесятитрехлетнего австрийца с горячим сердцем  и большим состоянием или пятидесятилетнего французского бизнесмена? Другие слишком молоды и запросы у них на юных девиц …
— У тех претендентов большой резерв времени, поэтому полезут к тебе в постель, чтобы оставить наследника, и это разрушит наши планы,— пояснил муж.— А с семидесятилетним стариком легче потом развестись, прихватив его состояние. Обвинишь его в половом бессилии или слабоумии и возвратишься ко мне богатой женщиной, а может  переберусь к тебе на постоянное место жительства, чтобы в бандитской Украине  не сдохнуть с голоду.
— Нет, Степ,  так не пойдет. Лучше я тебе поищу состоятельную иностранку,— предложила Элина.— Будешь  при ней, как сыр в масле кататься, да и нам с Анжелой  что-нибудь перепадет.
— Не с моим суконным рылом, да в калашный  ряд,— безнадежно махнул рукой супруг.— Не получится из меня ни бюргера, ни аристократа. Не тот менталитет. Я — простой советский пролетарий, а нынче украинский безработный. Рожденный ползать, летать не может.
— Ты, наверное, боишься, что с мужскими функциями не справишься,— усмехнулась она. — Сухопарые иностранки очень темпераментны и сладострастны, не знают меры. Заездят, как вороного коня.
— Проблем не будет, ты  же меня знаешь, мурочка,— оживился муж.— В этом деле я неутомим, как Гришка Распутин. А при хороших харчах, да спиртных напитках — горы сверну.
— Ну, ладно распетушился гладиатор,— потеплела Элина, припомнив хмельные ночи и,  прошелестев газетой, сообщила.— А вот от иностранок объявлений нет. Видно у них своих мужиков достаточно, а у наших забулдыг  репутация слишком подмоченная. Пьют, гуляют на стороне, безобразничают.
— Почему же тогда наши женщины пользуются таким большим успехом? — озадачился он.
— Потому, что послушны, выносливы, неприхотливы, терпеливы и к тому же очень красивы,— отозвалась супруга.— Обходятся  без прислуги, ласковы,  не  капризны. Все привыкли делать своими руками. Отличаются покорностью и супружеской верностью. А в Европе и в других странах отношение к сексу легкомысленное, вот иностранцы и норовят заполучить такую преданную подругу. Ты же меня сам провоцируешь на измену.
— Так он же старец. Я до таких лет так точно не доживу.
— Вдруг он извращенец, гомосек, педофил или некрофил и заставит меня удовлетворять его прихоти в мерзкой форме? — ошарашила Степана своим предположением.
— Никаких прихотей и секса. Будешь возле него вроде горничной!— приказал супруг. — От интимной близости уклоняйся любым способом. Мол, плохое настроение, боли по женской части.
— Тогда он меня в первую же ночь выставит за двери,— резонно заметила  Элина.— Церемониться буржуй  не станет. Как говорится, баба с воза, кобыле легче.
— Да, верно,— почесал затылок Степан.
— Я вот что думаю, может этот голландец, действительно немощный и решил заманить какую-нибудь дуру, чтобы выносила из-под него горшок или утку?— выдвинула она неожиданную версию. — Ты же знаешь, какая я  брезгливая. Мне станет дурно от запаха иностранных фекалий. Не в противогазе же за ним ухаживать и ублажать его старческие капризы.
— Что ж, ради будущего благополучия придется потерпеть,— посочувствовал Степан.— Это даже лучше, отпадет всякая угроза сексуальных домогательств. Несколько месяцев похлопочешь возле него, накопишь приличную сумму денег и домой. Заживем мы с тобой припеваючи. Анжелу доучим и удачно выдадим замуж. Между прочим,  подберешь ей там богатого жениха. Решайся родная, ты моя единственная надежда и опора. Нельзя, непростительно упускать такой шанс. Он выпадает  один раз в жизни. Соперницы могут опередить.
— Вдруг я ему не понравлюсь или он окажется уродиной, как Квазимодо*?— засомневалась она.
— С лица воду не пить,— напомнил Степан.— Для мужчины красота не главное достоинство, был бы у него солидный капитал, да не оказался бы скрягой, иначе нашим планам — труба! А насчет внешности у тебя все в норме. Ты даже очень привлекательна: красивое лицо, умные ласковые глаза и губки бантиком, девичья фигура. Голландцы  обожают блондинок,  поэтому успех тебе гарантирован. Мне даже жаль тебя одну отпускать. Будет грустно и одиноко без  тебя. Ты не сможешь  вообразить этой душевной драмы. Пожалуй, тебе  там будет легче перенести разлуку, чем мне здесь, голодному и обездоленному.   
— Ладно, артист, не набивай себе цену, — оборвала она его монолог.
— Там тебя ждет столько ярких впечатлений,— позавидовал он.— Капиталисты, накопив  кучу денег, под старость любят путешествовать. Вот и покатаешься с ним по всему свету — Европа, Америка, Африка, Азия, а может, и в Австралию махнете. Людей, разноцветных аборигенов, увидишь и себя покажешь. По такому случаю, он обязательно оденет тебя, как королеву,   с ног до головы.
Последний аргумент возымел на Элину магическое действие. Она на миг вообразила себя в роскошных одеждах среди чернокожих аборигенов и красочной экзотики дальних  стран,  где никогда не бывает снега, растут пальмы, бананы, кричат бабуины и порхают большие, как ворона,  разноцветные  попугаи и бабочки.
— А может рискнуть, где наше не пропадало? — загорелась она энтузиазмом. — Ездят ведь  девушки и женщины  на заработки в Турцию, Италию, Грецию, Испанию, Польшу и другие страны. Возвращаются довольные,  шикарно одетыми, с  долларами и евро, а чем я хуже. Дома ничего не высидишь, а годы, как птицы летят. Попытка, не пытка, правда, Степ?
— Конечно, правда! — обрадовался  он,  не ожидая такой развязки.— Ты у меня умница, очень  сообразительная. У нас все получится в лучшем виде, заживем, как белые люди. Я тогда  в рот не возьму эту дешевую гнусную водку или самогон. Только коньяк, виски, бренди, ром, амаретту или ликер, а для тебя шампанское «Кристалл», «Новый Свет» или «Роял», цветы и шоколад.
— Раскатал губу, тебе бы только нахлестаться, а там трава не расти, — упрекнула она.
— Все завязал морским узлом, с сегодняшнего дня ни в одном глазу, — пообещал он,— Разве что, когда ты уедешь к этому старцу, пригублю из-за тоски о тебе. Все легче на сердце станет.
— Знаю я твою тоску, — бросила она недоверчивый взгляд. — Может, специально решил за бугор спровадить. Меня, значит, за порог, а в дом молодую стерву. Убью, если последнюю мебель, кровать-диван, расшатаете. Прогоню на раскладушку.
— Что ты, моя мурочка-курочка, я у тебя верный,— обиделся Пшонка.— Ты лучше, как следует, подготовься к встрече с голландцем, чтобы не предстать дремучей дурой. А затем вместе сочиним трогательное письмо, чтобы его сердце слезами омылось и стало щедрым и ласковым. Кстати, что ты знаешь о Голландии,  чем она знаменита?               
 — Тюльпанами, ветряными мельницами, сыром и проститутками, что на улице Красных фонарей. Недавно об этом фильм  по телеку показывали, — лихо ответила Элина.
— Для начала недурно,— похвалил он.— Но этого явно недостаточно. Надо знать историю, культуру, традиции и знаменитостей этой страны. Советую почитать на досуге.
Степан подошел к книжной полке, отыскал книгу в мягком переплете и подал ее жене.
— Нидерланды, — прочитала Элина  на обложке и с недоумением произнесла.— Но ведь я, кажется,  собираюсь в Голландию?
— Во, деревня Васильки! Так это и есть Голландия,— рассмеялся он.
— Неужели? — удивилась она.— Никогда  бы не подумала. Степ, а как я там буду жить, не зная языка. Молчать, что ли, как мумия?
— Это его проблемы. Если решил жениться на русской красавице, то пусть денно и  нощно изучает великий и могучий язык или нанимает переводчика,— ответил супруг.— Если же не сможет овладеть, то у тебя, когда разбогатеешь и приберешь к рукам его имущество, будет  веский повод  обвинить его в склерозе, старческом маразме и расторгнут брак. Дай Бог, чтобы он к тому времени загнулся, а все богатство к тебе перешло. Если хорошо там устроишься, получишь гражданство, то и  мы с Анжелой к тебе переберемся. Вот тогда и займемся изучением голландского языка. Петр 1 смог же, работая на верфях,  овладеть им и у нас интеллекта, серого вещества хватит. Хоть остаток лет проживем в достатке, не считая жалкие гроши. Я построю ветряную мельницу, буду зерно молоть.
— Степ, размечтался, а я ведь замужем, имею дочку. Как быть со штампом  ЗАГСа в  паспорте? — напомнила жена.
— Пустяки. Эту проблему можно решить двумя способами, — произнес он. — Напишешь заявление о потере паспорта. Конечно,  придется заплатить штраф и дать на лапу паспортистке, чтобы забыла  поставить штамп о регистрации брака и ты свободная женщина. А если этот номер не пройдет, то официально разведемся. Временно, конечно, пока ты  за этим “божьим  одуванчиком “ будешь ухаживать. А потом восстановим  наш брачный союз и он, после таких  испытаний станет еще прочнее. Думаю,  что проблем с  разводом не возникнет. Анжеле уже девятнадцать лет, на совместно нажитое имущество и жилплощадь претензий выдвигать не буду. Но сначала надо узнать, что за фрукт этот голландец? Сочиним и отправим письмо, дождемся ответа и  вперед, мурочка. Главное — диктовать свои условия, не отдавать инициативу в его руки  и все будет  о, кей.
— Что-то  тревожно, неспокойно на душе. Вдруг этот жених аферист или маньяк? — вздохнула она.— Красивыми обещаниями заманивает в свои сети легковерных, наивных женщин, наслаждается  ими и  когда надоедают, сдает в дома терпимости или выгоняет на улицу Красных фонарей?
— Глупая, кто же старух примет в дома терпимости, разве что в богадельню, — возразил Степан.— Туда подбирают шестнадцати, двадцатилетних  девиц, причем ни  кого попало, а топ-моделей, победительниц конкурсов красоты. А ты почитай,  дама бальзаковского возраста, поэтому панель тебе не угрожает. К тому же запомни, кто не рискует, тот не пьет шампанское. А мы с тобой не только будем пить шампанское, но и коньяк «Наполеон» или «Жан-Жак», заедая черной и красной икрой.
— Степ, мы  же не знаем, где он живет? — спохватилась  Элина.    
— Наверняка,  в Амстердаме, Гааге или в Роттердаме,— предположил Пшонка.— Будешь  там  вести светский,  праздный образ жизни, посещать театры, музеи, выставки. Там этих заведений предостаточно. Голландия  богата знаменитостями, имена художников Рембрандта, Вам Гога и других известны всему миру. Да, ты там, имея уйму свободного времени, сможешь стать искусствоведом по части  живописи.
— Вдруг он фермер. Живет где-нибудь на хуторе,  имеет стадо коров или свиней. Заставит меня в навозе копаться, доить  коров и варить сыр, делать колбасы и коптить сало... Лучше конечно тюльпаны или  картофель выращивать, чем в хлеву ковыряться.
— Мурочка, у тебя фантазия неисчерпаемая,— пожурил он жену.— В объявлении, ведь ясно написано, что он предлагает духовное и материальное богатство. Зачем ему на старости лет коровы, овцы, а тем более свиньи, от которых вонь за три версты. У них  в магазинах полки  от разных продуктов ломятся. А если даже и придется немного поработать на ферме, что в принципе исключено, я не вижу ничего в этом зазорного. Ты трудолюбива и не избалована, здоровье еще не подорвано, поэтому вполне справишься. Докажешь, что русская  женщина  лучшая в мире, ей  любые трудности по плечу.
 К тому же, работа на свежем воздухе полезна, бодрит,  омолаживает тело и душу. Осмотришься и приберешь к рукам его бизнес, будь то производство сыра, пива или выращивание тюльпанов.  Зато потом будешь в цветах и  роскоши купаться. Впрочем,  не будем гадать на кофейной  гуще. Сейчас уже поздно,  пора нам устроить праздник своим чувствам, а завтра с утра сочиним  письмецо. Он,  поди,  заждался, только бы  успеть, чтобы его инфаркт или инсульт не свалил, тогда делу— труба! Битый час на него потратили, пусть ему там, в Голландии,  икнется.

               
 2

Утром Элина отыскала в старом пакете десятка два зерен, смолола и заварила кофе. Его бодрящий аромат поплыл по комнате. Она пригубила чашечку и поставила  на стол. Степан довольствовался крутой заваркой  низкосортного грузинского чая. Элина  взяла чистый лист бумаги, ручку.
— Итак, приступим, — на мгновенье призадумалась.— Как к нему лучше обратиться? Мусье, сэр или господин? Имя его нам пока неизвестно. Чтобы не получилось, как Ванька Жуков писал письмо дедушке на деревню. Засмеют ведь и в корзину писанину выбросят.
— Да,  незадача?— согласился Степан.— Но мусье — это француз, сэр — англичанин. А  к  голландцам принято обращаться — хер …
— Звучит неприлично,  еще обидится, — возразила жена.
— Ты, пожалуй,  права. Тогда пиши так, — он сделал паузу и продолжил.— Уважаемый  господин! К сожалению, я не знаю вашего имени-отчества, но очень желаю разделить с вами  свою судьбу и переехать в прекрасную Голландию, о которой мечтала с детства.  Бесконечно рада, что эта мечта, возможно, скоро осуществится. Мне — 36 лет, но выгляжу и чувствую  себя  гораздо моложе. Зодиакальный  знак — Весы, значит спокойная,  уравновешенная. Замужем не была, девушка, добрая, общительная, послушная. Я — не белоручка, а  трудолюбивая блондинка, среднего роста  и нормальной упитанности.
— Упитанности? Мг,  что я, скотина какая?— возмутилась Элина.
— Запиши, тогда так “среднего роста и полноты,”— согласился он с ее  убедительным доводом.
— Степ, получается,  что я старая дева и должна сохранить невинность?— оторвала она ручку от бумаги.
— Он, что лапать  тебя  будет, проверять твою невинность? — отозвался он вопросом на ее тревогу.— Ты ведь не собираешься с ним спать?
— Конечно, нет, я тебе верна до гроба перед совестью и Богом,— пообещала она, скромно опустив ресницы и по-девичьи зардевшись.— Может, как пишут в газетах, точно указать свой рост,  вес,  размер талии  и бедер, цвет глаз а?
— Укажи еще размер бюстгальтера,— съязвил он.— На хрен старцу нужны твои габариты и прелести, ты ведь  не в бордель поступаешь?
— Вдруг его это интересует? — не уступала она.
— Достаточно будет твоей фотографии, — ответил Степан и велел.— Пиши дальше, по  профессии я медсестра, безболезненно делаю инъекции, ставлю банки, горчичники и клизмы, поэтому заботливый уход, необходимые процедуры  вам гарантированы. Жизнь моя  здесь  протекает однообразно: серые будни, дом,  работа  и так  каждый день, никаких культурных развлечений  и праздников  для души.
Я — женщина  строгих правил, со здоровой психикой, со скромными потребностями и  без  больших претензий и амбиций.  Но, увы, уже много лет страдаю из-за одиночества, не могу найти достойного спутника жизни. Сердце мне подсказывает, что именно вы — мой доблестный рыцарь Айвенго, которого я столько лет ждала,  сохранив  верность,  предчувствуя нашу встречу. Господь вознаградил меня за долготерпение. Я не избалована, имею навыки в кулинарии и ведении домашнего хозяйства... — диктовал он, войдя  в азарт.
Элина оборвала рукописную вязь, с укоризной взглянула на супруга.
— Степ, а может не надо о кулинарии  и домашнем хозяйстве напоминать?  — спросила она.— Я сыта по горло тем, ты  меня свел до положения кухарки и посудомойки. Он ведь не прислугу нанимает, а жену выбирает. Следует знать себе цену и сохранять достоинство...   
— Ничего, ничего,— остановил он ее жестом.— Послушное теля двух маток сосет или  у тебя другие планы? С порога к старцу в постель?
— Ты у меня единственный.
— Тогда пусть остается, как написала,— велел Степан.— Надо хитро действовать как в каратэ, сначала поддашься, расслабишь старика, а затем проявишь свой характер, дашь ему  понять, что ты не дворовая девка, не позволишь на себе воду  возить, не служанка, а госпожа.
— Будь по-твоему, — согласилась Элина.
— А теперь надо что-нибудь о твоих увлечениях, хобби черкануть.
Пшонка взял с полки книжку “Нидерланды”, открыл  ее, задерживая взгляд на цветных иллюстрациях с изображением архитектурных достопримечательностей — зданий  Генеральных штатов, парламента, ратуши,  королевского дворца.
Углубился в текст  и, спустя  несколько минут, произнес:
— Пиши. Я неравнодушна к истории, культуре и искусству. Люблю посещать музеи, театры, картинные галереи, восхищена шедеврами голландских художников. Мечтаю увидеть  полотно знаменитого Рембрандта “Ночной дозор”, картины других мастеров кисти. Поражена трудом ваших мужественных соотечественников,  борющихся с морской стихией, возводящих грандиозные дамбы. Буду искренне вам благодарна, мой добрый  избранник, если покажите мне знаменитый городок Мадуродам.
Со светлой надеждой и большим интересом жду встречи с вами и страной  тюльпанов, сыра и ветряных мельниц (о проститутках  решили умолчать). Теплый вам привет из солнечного Крыма. Верная вам Элина Макаровна Пшонка.
— И все? — подняла она голову от бумаги, поставив точку.          
 — Нет, запиши еще номер квартирного  телефона для контакта. Номера мобильных, пока засвечивать не следует, — произнес Степан и пояснил.— Письмо  не сразу попадет в руки голландца,  а через посредника. Я  так полагаю, через  его полномочного представителя или консула. Иностранцы во всех делах осторожны.  Сломя голову, не лезут, поэтому и нам надо держать ухо востро, чтобы не пронюхали о нашей идее. Ты у меня острая на язык, но смотри ничего лишнего не ляпни, прежде чем, что-то сказать или написать, хорошенько подумай своей тыквой.
— Не учи ученого, съешь г…о толченное..., — фыркнула Элина. Вложила свою лучшую цветную фотографию  и свернутый лист с текстом в конверт, тщательно заклеила. Аккуратно написала отмеченный в объявлении адрес.
— Я сам отнесу его на почту,— произнес Степан, наклеив для надежности еще  одну  марку. — И будем, как говорится, ждать до первой звезды. Когда получим  ответ из агентства, займусь твоим паспортом, чтобы комар носа не подточил.
— Степ, мне бы надо приодеться, прихорошиться, не в дырявых же сапогах и лохмотьях, как нищенка, к нему ехать, в самолет не пустят, подумают, что бомжа, — посетовала она. — Встречают ведь по одежке, а провожаю по уму. С умом у меня все в порядке …
— За какие шиши?!— вспыхнул Степан.— Если бы у нас с тобой была куча баксов, сто лет бы нам не нужен был этот плюгавый голландец. Пусть он тебя встречает по уму, а одежку сам справит.
И пожалел о резкости, увидел, что Элина обиделась, отвернулась к нему спиной, прихлебывая  остывший жидкий кофе.
— Ладно,  мурочка, не дуйся, как мышь на крупу, что-нибудь придумаем. На барахолке, секонд-хенд есть неплохие вещи из той же Голландии. Безвыходных  ситуаций не бывает. Я, к счастью, еще не разучился принимать нестандартные решения.
— Если я уеду,  как же ты без меня, без знойного женского тела,, ведь плоть требует? — выложила она последний аргумент.
— Потерплю, завяжу морским узлом. Мне, опытному мореману, не привыкать, по полгода на промыслах корячился, в штормах просолился и закалился, — напомнил он. Взял со стола конверт, оделся в  заношенную куртку, нахлобучил на голову шапку из овчины и вышел из квартиры.
               
               
   3

Дня через три в квартире  прозвучал телефонный звонок. Элина в это время хлопотала на кухне. Степан  поднял трубку.
— Слушаю, — произнес он с металлом в голосе и с опозданием осознал, что допустил оплошность, ведь по резкому звонку не трудно было догадаться, что междугородка.
— Вас беспокоит представитель международного брачного агентства «Счастье без границ», — прозвучал приятный мужской тенор и с явной настороженностью поинтересовался.— Это квартира Элины Макаровны Пшонка? Я не ошибся?
— Не ошиблись.
— Странно, ведь в полученном нами письме она  сообщила, что незамужняя, девица и  страдает  от одиночества и тоски,  ищет  достойного спутника жизни?
— Конечно, холостячка, старая дева, страдает  от одиночества и ищет жениха,— подтвердил Степан  и быстро сообразил. — Я ее двоюродный брат, приехал по  телеграмме из Ростова, чтобы присмотреть за ее жильем, пока сестрица будет в Голландии. Квартиру без  присмотра оставлять опасно,  того и гляди, домушники  обворуют, вот я и примчался. Сестра у меня добрая, ласковая, как не помочь.
— Могу поговорить с ней?
— Без проблем,— ответил Пшонка, довольный тем, так  ловко удалось выпутаться из неожиданной ситуации,  и громко позвал.—  Сестрица, Элина, тебя к телефону по объявлению.
— Что отвечать?— прошептала она в замешательстве.
— Слушай, не торопись с ответом, я  назвался твоим двоюродным братом. Приехал из Ростова по твоей телеграмме,— тихо ответил он,   передавая трубку, прикрыл микрофон ладонью. — Больше нежности и доброты в голосе.
— Слушаю вас, — произнесла она, как можно мягче.
— Добрый вечер, Элина Макаровна. Меня зовут Вилен Ильич, я — я главный агент международного брачного агентства «Счастье без границ».
— Добрый, даже замечательный, — с волнением отозвалась она
— Ваше прекрасное, искренне письмо и фотография, которые мы разместили на сайте в Интернете,  произвели на жениха  неизгладимое впечатление, — сообщил он и вкрадчиво польстил. —  У вас очень редкое  и красивое имя. Звучит, как на флейте волшебная музыка Э-ли-на-а…
— Разве редкое? Знаменитую актрису Быстрицкую тоже зовут Элиной.
— Возможно, ее назвали в вашу честь? — озадачил он.
— Не знаю? — медленно соображая,  стушевалась Пшонка. — Она намного старше меня. Снималась в кино, когда я еще ходила в детский сад.
— Впрочем, это не столь важно, Главное, что вы красивая, сексапильная, непорочная  девица. В старые времена таких  недотрог называли девами, — пояснил главный агент. — Ваше преимущество в том, что моложе не только Быстрицкой, но  и претендующих на вашу руку состоятельных женихов, в том числе и банкира из Нидерландов. Лишь увидел вас, то сразу обомлел, понял, что нашел свою судьбу.
— Обомлел? Он же меня не видел? — удивилась Элина.
 —По Интернету отправили ему вашу фотографию и он сразу же сделал выбор. Теперь ваша очередь выбирать жениха. Не советую отдавать руку и сердце первому встречному. Следует знать себе цену, поторговаться, тогда больше станут уважать и беречь. Вдруг внешне не подойдет, ведь о вкусах не спорят.
— Где могу его увидеть? Он прилетел в офис?
— Ну, что вы, душечка, — рассмеялся  Вилен Ильич. —  У банкира каждая минута на счету, ведь время — деньги. Это вам предстоит совершить незабываемое, романтическое путешествие в страну тюльпанов, сыра и ветряных мельниц. Встретит, как принцессу. Банкир предоставил свое фото. Импозантный господин. Лоб не узкий, как у шимпанзе, а высокий, бугристый, сократовский. Сразу  видно, что интеллектуал. Среди  лобастых немало великих людей.
— Я об этом знаю, Гениальность, талант зависят от объема. Веса головного мозга, — с явным удовольствием Пшонка блеснула познаниями.
—Совершенно с вами согласен, головной мозг важнее спинного, — заметил главный агент, выдал очередную дозу комплимента.— У вас, Элина Макаровна, незаурядные литературные способности. Жених согласен на встречу. Для этого вам надо прибыть в наше международное брачное агентство. Здесь мы оформим загранпаспорт,  получим визу и приобретем для вас билет на Амстердам. При себе  необходимо иметь паспорт, не менее четырехсот долларов на дорожные расходы и личные вещи.
— Четыреста долларов?!
— Разрешено и больше, не только в долларах, но в евро и рублях,— ответил он.— Пусть вас это не огорчает, затраты минимальные, будут возмещены сторицей, с лихвой. Недели вам на сборы хватит?
— Хватит,— не подумав, ответила, напрочь позабыв о том, что предстоит раздобыть паспорт без штампа, а теперь еще и валюту. — Не затягивайте с прибытием.  Недостатка в претендентках на сердце богатого голландца нет. Такой шанс выпадает очень редко, — предупредил Вилен Ильич. — До скорой встречи.
Пшонка порывалась удовлетворить свое любопытство, узнать, как зовут и  в каком городе живет жених, но связь оборвалась.
— Нагородил ты, Степ, проблем,— словно манекен, замерла она с трубкой в руке. — Новый паспорт, четыреста долларов и неделя на сборы? Вертись, муженек, это твоя идея, заварил кашу, сам и расхлебывай.
— М-да-а? Птичка моя, — почесал он затылок, ища оптимальные варианты.— Имитируешь потерю и получишь новый паспорт без штампа о браке. Использую старые связи. А вот с поиском долларов придется  покрутиться. Впрочем, Эврика! На днях старпом Кирилл Чабан из Лас-Палъмаса прилетел с валютой. Мы с ним в «Реанимации» пару часов знатно посидели.
— В какой еще реанимации? Ты вроде здоров?— испугалась Элина.
— Так рыбаки промеж себя кафетерий «Коралл», что в микрорайоне Марат, называют, — пояснил супруг.— Там  они после большого бодуна свое  подорванное здоровье водочкой,  вином и пивом поправляют. Так вот, он  проявил щедрость и похвастался, что рейс оказался удачным. Я  не спросил, сколько он “зелени” привез, бестактно залазить в чужой карман. Но думаю, что не откажет в шестистах долларах, ведь и  за новый паспорт придется нужному человеку дать на лапу и тебе перед дорогой прибарахлиться. Кирюхе,  когда был при деньгах, я не один раз помогал, поэтому он последней скотиной будет, если не войдет в положение.
Конечно, я ему о наших планах ни гу-гу. Скажу, что занимаю валюту на кормежку и оплату коммунальных услуг. А если вдруг упрется рогом или его жену жаба задавит, то придется у других одалживать, но тогда под большие проценты. Где наше не пропадало. Думаю, что старпом  поможет, для него честь и  совесть — не пустой звук. Все будет о, кей. Готовься, наводи марафет, макияж, щеки румянами мажь, чисти свои перышки. Надо пустить пыль в  глаза загранице, показать, что мы тоже не лыком шиты и не пальцем сделаны …
— Степ, он, ну, этот главный агент Вилен Ильич, тоже знает, что Голландия славится тюльпанами, сыром и ветряными мельницами…
— Он забыл добавить валютными проститутками, которые обитают на улице Красных Зорь, — просветил супруг.
— Откуда ты знаешь? — насторожилась Элина.
— Знаю и баста!
— Наверное, пользовался услугами проституток, когда с экипажем траулера заходили в порт, — осенила ее догадка. — Значит, изменял мне напропалую.
— Если бы  после нескольких месяцев на промысле, когда кровь в жилах закипает и баба-страшко кажется красавицей, захотел «разгрузиться», то не получилось бы, — вздохнул бывалый рыбак.
— Почему?
— По кочану!  Первый помощник капитана нас от себя ни на шаг не отпускал, чтобы не опорочили  облик советского человека. Запрещено было употреблять спиртные напитки, а с иностранками общаться тем более. Ты же знаешь, что в СССР секса не было.  Первый помощник по заданию КГБ следил за тем, чтобы нас не завербовали западные спецслужбы. В общем, пас нас, как чабан отару овец. Это сейчас, когда настежь открыли «железный занавес», вольному воля. Поезжай на все четыре стороны, только бы валюты  было вдоволь. Вот заработаем на банкире и всей семьей отправимся в круиз. Насмотришься разной экзотики. Ты ведь дальше Крыма свой нос не показывала?
— Да, так получилось, — вздохнула она. — На кукурузнике в Симферополь довелось  раза два-три летать, а на больших самолетах — ни разу. Что-то мне не по себе становится, как только представлю,  что, не зная языка, окажусь в чужой стране.
— Банкир, наверняка, русский язык знает, — утешил Степан. — если нет, то у него под рукой переводчик. Тебе придется лишь улыбаться, изображать умную девушку. Ты у меня прирожденная актриса. Не трусь, Элка, выше голову и хвост трубой, все у нас получится.
—Тебе легко мечтать, рассуждать. Не придется  лететь к черту на кулички.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— За чужой счет каждый горазд. Эх, нам бы их капитал и возможности,— вздохнула Элина и призналась. — Меня настораживает большая разница в возрасте. Не афера ли  с этим объявлением?
— Двадцать лет, пустяки, — развеял он ее тревогу. — Я знаю одного старого чудака, так он женился на девушке, которая ему годится во  внучки с разницей в сорок лет. Правда, она от него после медового месяца сбежала, но факт остается фактом.
— Это же инцест, кровосмешение? — возмутилась жена. — От таких браков родятся калеки, уроды и дебилы.
— Она ему не родственница, — сообщил Степан. — Хоть и месяц, но потешил  свое самолюбие, насладился юным телом.
— Чего только на белом свете не бывает, поэтому и называют его грешным, — вздохнула Пшонка. — Помилуй и сохрани нас, Господь, от напастей, одари нас лучше счастьем.
Все получилось, как надо  — старпом не подвел, дал в кредит  семьсот долларов, новый паспорт оформили в рекордный срок. Элину  малость приодели в меховые  сапожки и недорогое бывшее в употреблении пальто с норковым, кое-где изъеденным молью куцым воротником.
— Степ, может про запас  занять долларов триста у соседки Тамары Батрак? У нее валюта водится, недаром в Турцию и Польшу мотается за барахлом, — предложила супруга.
— Упаси Господь с этой базарной бабой  связываться, — возразил Пшонка. — Начнет приставать, зачем да для кого? Она ушлая, без нотариально заверенной расписки не даст. А затем, если просрочим возврат долга, то не будет покоя, по судам затаскает. Это не мой кореш Кирюха под честное рыбацкое слово без всяких возражений валюту дал. А бабы себе на уме.
— Пожалуй, ты прав. Тамарка мне тоже не нравится за длинный и острый язык, — призналась Элина. — Любит в чужие дела совать свой нос, поэтому я отказалась от предложения вместе спекулировать на рынке тряпками, бижутерией и турецким золотом. Всех осуждает, срамит, считая себя  одну праведной и справедливой. Горя  и сплетен не оберешься.
— Вот именно, — подтвердил Степан, редко соглашавшийся с женой,  и обнадежил. — Голландец тебе на радостях соболью или норковую шубу подарит, колье с бриллиантами, перстни с рубинами и изумрудами, — обнадежил Степан. — У него,  коль решил  жениться на русской бабе, евро и долларов куры не клюют. Мучается, страдает  из-за  того, что не знает, что с ними делать. Мы быстро найдем  им  применение. У нас столько проблем,  где тонко, там и рвется.
 Пшонка подвела тушью ресницы, навела на щеках  румяны, а губы очертила алой помадой. Освободилась от термобигудей и светло-каштановые волосы локонами обрамили ее голову. Степан с удивлением и восторгом произнес:
—Ох,  ты, птичка моя, да ты  у меня, красавица писаная! Глаз не отвести. Что ж ты раньше так не чепурилась? У голландца голова пойдет  кругом  и  слюни потекут. Жаль тебя  к старому хрычу отпускать. Чувствую  сердцем, что он от тебя не отстанет, пока не согрешишь.
— Степ, так может  я   никуда  не поеду. Сердце не лежит и какое-то смутное предчувствие?— призналась Элина.
— Нет, лапушка, поезжай, поздно назад пятками идти, поезд тронулся. Решено окончательно и бесповоротно, — твердо сказал супруг. — С болью в сердце отпускаю, но другого эффективного способа выбраться из нищеты, стать  белыми  людьми  у нас нет. Воровать, тащить в дом, где что плохо и хорошо лежит, мы не приучены и совесть не позволяет. Помощи ждать не откуда. Что твоя, что моя родня — все жебраки, донашивают обноски социализма. Сами смотрят, как бы  у нас  что-нибудь из одежды, обуви или харчей урвать  на халяву. Поезжай, а я  за тебя буду Богу молиться и ждать валютных переводов…
— Знаю, какой из тебя праведник, — усмехнулась она. — Запьешь здесь по-черному без моего присмотра.
—Не без того, только по большим праздникам, я ведь не мумия, а живой человек с земными потребностями. Требуется разрядка от тоски  и стрессов,  а спирт — самое лучшее лекарство.
— Шавок-давалок и собутыльников не смей в дом приводить, а то последние вещи вынесут, — наставляла  она, рассматривая свое лицо в позеленевшем по краям зеркале старого трюмо. — Если только узнаю, что ты здесь устроил притон, публичный дом, то брошу все,  вернусь и устрою тебе большую порку. Выпру из квартиры к чертовой матери.
— Не от хорошей жизни я вынужден мыкаться, — вздохнул Степан. — Чтобы меня не затянула трясина, регулярно, не реже месяца переводи мне по 100, а лучше 200 евро и тогда порядок будет обеспечен.
— Ты что, рехнулся, такую сумму на одного?! Слишком жирно.  Сколько же тогда мне тогда останется?
— Не жадничай, ты же у голландца будешь на полном обеспечении, — заметил он. — Только шибко не обжирайся, знай меру, сохраняй фигуру, а то превратишься в жирную Хавронью, как те американки или европейки на хот-догах и гамбургерах.
— Я знаю меру. Ох, Степ, мягко ты стелешь, да жестко спать, — возразила Элина. — О чем угодно, легко помечтать, а как оно там на самом деле получится, одному Богу известно. Вдруг он меня покарает за ложь, что я, замужняя женщина, прикинулась невинной, чтобы голландцу голову задурить и облапошить?
— Потом, когда дело свершится, покаешься и  Господь все простит. Многие так поступают и живут припеваючи, греша и тут же  перед иконами  замаливая  грехи.
— Одно дело, когда человек грешит, заблуждается по недомыслию, а другое, когда со злым умыслом, сознательно, — промолвила жена.
— В том твоей вины нет. Политики, депутаты и чиновники, довели людей и страну до такого мерзкого состояния. Люди из Украины бегут, словно крысы с тонущего корабля на заработки в Россию, Белоруссию  и в дальние страны. Нет на мошенников и аферистов, захвативших власть, Сталина или Берия. Всех бы поставил к стенке и пустил в расход. Меньше народа, больше кислорода. Сволочи, кровопийцы, ворюги!
— Ладно, Степ, не рви сердце, словами и слезами делу не поможешь. Вдруг нам на сей раз,  фортуна улыбнется, — надеждой сказала Пшонка.
— Дай-то Боже! Чувствую, что это наш звездный час! — воодушевился он. — Ты — мой ангел-хранитель, последняя надежда на лучшую жизнь. Надуем голландца и заживем, как белые люди.
Он призадумался о чем-то и продолжил:
— Сказывают, что в давние времена, перед тем, как оправиться в поход или плавание, воины и моряки надевали на своих жен или любовниц кожаные пояса верности, чтобы те не занимались блудом. Может и нам что-нибудь подобное придумать?
— Еще чего не хватало, — возмутилась Элина. — Голландец же меня сразу вытурит за такой «сюрприз».
— Да с ним надо ухо держать востро, — почесал Степан небритый затылок. — Но ты под любым предлогом отказывай ему в плотских удовольствиях. Ссылайся на болячки, критические дни, на перемену климата и вообще. Тяни кота за хвост.
— Степ, но ведь так долго продолжаться не может, он заподозрит  неладное, станет силой брать?
—Выкручивайся, как можешь, но сохрани мне верность, чтобы никто не посмел сделать из меня рогоносца! — твердо с нескрываемой угрозой заявил  супруг. — Устроишься и не скромничай, сразу же возьми буржуя за жабры. Потребуй аванс в пятьсот, нет… в тысячу евро, а может и больше, не обеднеет. Половину перешли мне по Вестерн-Юнион, .
— Степ, ты мне уже все уши прожужжал  с этим Вестерн-Юнионом, — упрекнула Элина.
— Что же ты, душечка, хотела. Самой в роскоши купаться и с золотой посуды питаться, — перебил он ее, довольный неожиданно удачной рифмой. — Не для того я тебя от сердца, от тела своего отрываю, чтобы ты там шиковала, а я здесь от голода пух.
Он выдержал паузу, пристально глядя на супругу, пытаясь проникнуть в ее сознание и разгадать коварный замысел. Потом продолжил:
— Может  ты  решила меня и дочку кинуть и связать свою судьбу с голландцем. Выкусишь, этот номер у тебя не пройдет. Из-под земли тебя достану.
— Дурья твоя башка, у меня вообще нет желание ехать, черт знает куда, — призналась женщина. — Ты подумал о том куда, на какой счет я тебе буду валюту отправлять?  Или, как Ванька Жуков писал письмо «дедушке на деревню». Почитай чеховский рассказ.
— Читал, когда в школе учился, — ответил и призадумался он. — У тебя Элка котелок варит. Как же я об этом не подумал. Понадеялся на почту, а она нынче хреново работает. Мошенники валюту перехватят.  Ты права, надо срочно открыть валютный счет в каком-нибудь коммерческом банке. Эх, опять непредвиденные расходы. Придется пожертвовать несколькими бутылками самогона и пива.
— Меньше выпьешь, здоровее будешь, — заметила она.
— Если ты такая хитро-мудрая, то посоветуй, в каком банке лучше всего открыть счет?
—В агропромышленном банке «Украина». К нему больше доверия,  банкротство не грозит, — сообщила Элина.
— Может в Приватбанке?
— Там сплошь и рядом засели ушлые евреи.
—Так это и есть гарантия. Жиды не станут разорять свой банк! — с оптимизмом изрек он.
Не мешкая,  отправился в офис банка, размещенный вблизи межрейсового дома рыбаков и ресторана «Меридиан» по улице Свердлова. Через час с довольной миной возвратился домой с двумя ксерокопиями реквизитов банка и личного валютного счета. Одну из копий отдал жене и велел:
— На этот счет будешь переводить евро, а я их приму через банкомат или в офисе, — показал пластиковую карточку. — Чудеса  техники. Когда-то  денежные переводы по телеграфу считались вершиной технических достижений, а нынче Интернет творит чудеса. Только ты не задерживай с переводами. Два-три раза в месяц напоминай о себе, а если крупную сумму, например пятьсот или тысяча евро, то можно и один раз.
— Не жирно ли будет? При дармовых деньгах квартиру в притон превратишь, от алкашей и проституток прохода не будет.
— Не трусь, Элка, я их положу на депозит и когда возвратишься купим особняк, виллу на берегу моря или построим на острове Тузла.
— Дурак думкою богатеет, — усмехнулась женщина. — Поди, у Хуберта не печатный станок. Он деньги на ветер пускать не станет.
— Он же банкир и поэтому бабла вдоволь,  куры не клюют, — возразил Пшонка. Эллина свернула лист бумаги с отпечатанными реквизитами и счетом Степана вчетверо и положила между страниц паспорта.
— Гляди, не потеряй, береги, как зеницу ока, — приказал супруг.

               
  4

Наступил день отъезда. Элина вскипятила на газовой плите воду, приняла душ.  Собрали самые лучшие платья, блузки, кофты и юбки, сапожки, туфли и босоножки, купленные в ту пору, когда супруг промышлял рыболовством и зарабатывал «боны», на которые она отоваривалась импортом в спецмагазине «Альбатрос».  Сложила сменное белье, бигуди, полупустую косметичку,  губную помаду, тушь для ресниц  в старый  потертый чемодан с позеленевшими  бляшками на уголках.  Тщательно утрамбовала, чтобы закрыть замки.
—  Гляжу, почти весь гардероб в чемодан упаковала, словно на бал-маскарад собралась, — ревностно заметил Степан. — Уж не задумала ли там навсегда остаться под боком у недорезанного буржуя, а меня с дочкой оставить на произвол судьбы-злодейки?
— Степ, подумай, если я перед ним предстану  нищенкой, то выгонит в шею. Надо ему пыль в глаза пустить, — выдала Элина убедительный аргумент.
 — Согласен, а вот золотой  перстенек и серьги с рубинами, что я тебе подарил на день рождения, сыми, оставь дома. Они тебе там ни к чему. Банкир тебе диадему или ожерелье на радостях купит.
— Выкусишь! Я значит сниму, а ты их загонишь  в ломбард  или спекулянтам на рынке, а деньги с собутыльниками просадишь. Даже и не помышляй, драгоценности останутся со мной. Это единственная память и утешение о счастливой молодости, — твердо заявила она.
Зная ее строптивый, хохляцки упертый характер, Пшонка не стал настаивать. «Игра стоит свеч. Недельку как-нибудь перекантуюсь, перехвачу деньжат у корешей, а потом начнутся поступления по Вестерн-Юнион и заживу припеваючи на широкую ногу, — с теплотой в сердце подумал он. — Когда  ходил на траулерах в загранку,  я ее кормил и поил, а теперь пусть Элка узнает почем фунт хлеба. Ничего выдюжит, здоровая кобыла. Если все пойдет, как задумали, то голландец долго не протянет и она, как законная жена иностранца станет хозяйкой всего его имущества. Какие богатства сваляться на наши головы. Это же уму непостижимо! У меня не голова, а Дом советов. Такую гениальную операцию придумал».
 Глуповато-наивная улыбка проявилась на его лице.
— Чему радуешь? Жена уезжает, а ему все по барабану,  — упрекнула женщина. 
— Грущу, сожалею, но не показываю виду, чтобы не расплакаться. Я же не кисейная баба, а мужик, закаленный морями и штормами.
—Так я тебе и поверила.
— Надо бы посидеть на дорожку, как полагается, чтобы тебе, точнее, нам повезло. Доставай-ка свое НЗ, — с виноватым видом наблюдал за ее сборами,  предложил  супруг..
— Откуда тебе известно о моем  НЗ?
— Ты же у меня запасливая, всегда что-то приберегаешь на «черный день».
—Прямо экстрасенс, ясновидец, — усмехнулась Пшонка. Зашла в туалет и достала спрятанную от Степана в сливной бачок бутылку марочного вина Мускат. Вытерла салфеткой и поставила на стол.
—Полгода хранила к своему дню рождения, — сообщила женщина. — Похоже на то, что  теперь придется его отмечать в Голландии, будь она неладная… Ох, не лежит у меня сердце к этому путешествию.
—  Не говори так. Постучи по дереву и сплюнь через плечо, — велел он и пояснил. — У моряков и рыбаков есть такая примета: как корабль назовешь, так он и поплывет.
Отчасти суеверная,  Элина  легонько стукнула ладонью по дверному косяку и плюнула через левое плечо.
— Полный порядок, — одобрил, несмотря на предстоящую разлуку, заметно повеселевший при виде вина, Степан. Перед тем, как выдернуть штопором пробку, он потер ладони. Жена собрала нехитрую снедь: бутерброды с дешевой печеночной колбасой и салом, квашенную капусту, соленые огурцы и помидоры. Он разлил ароматное вино по двухсотграммовым стаканам, себе  полный, ей — половину. Чтобы не обиделась, пояснил:
— Тебе ведь в дорогу, еще развезет от качки и вырвешь. А у меня, как ты сама заметила,  горло луженое, любой напиток впрок.
— Не слишком без меня увлекайся и баб не води, — предупредила супруга.
— На какие шиши? Какие бабы, если я остаюсь на бобах, а они любят шампанское, цветы и шоколад…
— Есть такие шалавы, что и за рюмку самогона под любого мужика лягут.
— С такими  не вожусь, — с гордостью заявил Пшонка. — Не забывай про Вестерн-Юнион. Завяжи узелок на память, чтобы сразу отправила перевод без промедления и раскачки. А то ведь через месяц  Кирюха потребует должок. Еще хорошо, что без процентов. Ну, давай вздрогнем, чтобы нам с этим богатым буржуем здорово повезло.
Они выпили, молчаливо закусили. Хмель ударил Степану в голову, он неожиданно возжелал  нежности и женского тепла. Обнял ее за плечи и пропел свой любимый припев: «Ты рыбачка, я — рыбак, мы не встретимся никак…»  Элка, подари мне на прощание свою любовь. Ты сейчас такая загадочная и аппетитная. Когда еще нам доведется? Живо в постельку…
— Ишь, кобель, чего захотел. Мало тебе было ночи, всю помял, аж кости трещат. Наконец то прозрел, понял, как без меня будет тоскливо.
— Понял, жаль тебя отпускать, но другого варианта нет, — согласился он.
— У нас для секса времени нет, а  по-быстрому я не хочу. До отправления автобуса лишь полчаса, а еще до вокзала надо доехать, — пояснила женщина.
Он хотел наполнить ее стакан, но супруга прикрыла его сверху ладонью. Тогда Степан   налил вино в свой и, не смакуя, залпом выпил до дна.  Элина, бросив взгляд на настенные часы,   поспешно оделась, взяла чемодан и  сумку со  скромными пожитками. На такси денег не было, поэтому  дождались троллейбуса.
Степан проводил бывшую  супругу на автовокзал. Расставание  получилось  трогательно-печальным. Она молчала, словно набрав воды в рот или как на поминках.
— Ладно, птичка моя, в добрый  путь,— нарушил Пшонка тягостно-гнетущую паузу и прижался губами с колючей щеткой усов к ее холодной  щеке. Накрапывал, подхваченный  резкими порывами ветра холодный дождь. Женщина зябко передернула плечами. Он заглянул в ее глаза, и неизвестно,  слезинка или капля  дождя скользнула по ее щеке. Защемило сердце, но муж не показал  своей слабости, опустив голову, попросил:
— Приедешь на место, в Голландию, немедля позвони, как  он тебя встретил, где устроилась на ночлег. Будь поначалу покладистой, расположи его к себе, заслужи  доверие. Но пусть он, старый хрыч, на секс  не рассчитывает и  волю рукам  не дает. Ты у меня умница,  в медпрепаратах разбираешься, но гляди, чтобы без следов. Все  будет хорошо, как мы задумали, заживем  потом в вилле припеваючи...
— Сидела бы я   дома, носки, свитер или макраме в тепле вязала, — вдруг заявила Элина.— Черт меня куда-то несет в такую непогоду.
— Теперь уж  хода назад нет понесли затраты, залезли в долги, придется тебе отрабатывать, назад ходу нет, — напомнил супруг о суровой прозе жизни. —  Не  грусти, я буду за  тебя молиться. Как только  устроишься, позвони и вышли валюту по «Вестерн-юнион», чтобы я здесь с голодухи не протянул ноги,  не опух, не околел. Не скупись, твой буржуй не обеднеет. Не забывай, что мы Чабану Кирюхе  должны шестьсот баксов, а долг платежом красен.
Он помог ей войти в автобус и водитель  «Икаруса» от платформы вырулил машину на трассу. В последний миг Степан сквозь  перечерченное потеками дождя стекло увидел печальное лицо жены, поспешно махнул ей рукой. Она обиженно отвернулась.

                5

Пшонка не без  хлопот отыскала  в одном из тихих переулков в пригороде столицы, неказистый одноэтажный  дом за ажурной металлической оградой. У ворот скромная  вывеска со стрелкой-указателем МБА «Счастье без  границ».
Она прошла мимо  палисадника к двери. Отворила ее и оказалась в уютной  прихожей с несколькими стульями для посетителей. За следующей  дверью с яркими стеклами-витражами ее взору предстал  офис.
Из-за стола,  расположенного у окна, поднялся русоволосый, симпатичный мужчина в  светлом  клетчатом костюме, в  голубой сорочке и оранжевом галстуке. На его тщательно выбритом лице просияла белозубая улыбка. Он сделал  несколько  шагов навстречу посетительнице.
— Добро пожаловать, Элина Макаровна! Я вас сразу признал  по фотографии, но в жизни вы намного  моложе и приятнее. Госпожа Пшонка? Очень забавно, оригинально и стильно. Есть  такая еврейская присказка:  легче сто раз сказать пшенка, чем один раз кукуруза, — скаламбурил мужчина и мягко пожурил. — Долго же вы, голубушка, собирались. Мы, грешным делом подумали, что вы уже нашли себе спутника жизни. Какого-нибудь олигарха или криминального авторитета, что одно и тоже. Хотели уже снять вас с учета потенциальных невест. Очень вовремя появились, как говорится, в нужное время в нужном месте.
— Деньги, валюту искала, одалживала, — тронутая  его заботой, искренне призналась  Элина.
— Ох, бедные наши женщины-красавицы, неутомимые труженицы! — воздел он руки вверх и покаялся. — Это мы, мужики,  виноваты, что вы пребываете в таком униженном, рабском положении. Ну, ничего, Элина Макаровна, не падайте духом, потерпите немного. Бог терпел и нам велел. Скоро, очень скоро вы станете состоятельной госпожой и эти проблемы  канут в прошлое.
— Спасибо, я очень на это рассчитываю. Надоело над каждой копейкой трястись и отказывать себе в элементарных вещах и потребностях, — пожаловалась она. — Те же колготки постоянно приходиться штопать, делать затяжки, на всем экономить.
—Вы бы позвонили, мы бы вас встретили на вокзале с цветами  и  в шикарном лимузине. Напрасно поскромничали, хотя эта черта характера и украшает человека. Рады видеть вас у себя в агентстве. Откровенно говоря, помышляли предложить жениху другую невесту. С претендентками проблем нет, многие девушки и дамы сейчас стремятся уехать за кордон в поисках счастья. Но эти иностранцы такие капризные, привередливые, часто выдвигают главное условие, чтобы невеста была непорочной и красивой девицей. А такие особы сейчас большая редкость. Если невинная, так обязательно какая-нибудь кривоногая или горбатая уродина, а красавицы с юных лет занимаются сексом, потому что избалованы вниманием мужиков. Стоит только девицу ираспечатать  и  пошла по рукам. Попробуй,  угоди зажравшимся буржуям. Перебирают сладкими харчами.
— Не от хорошей жизни бежим за границу, — призналась гостья. — Извините, задержалась по уважительной причине. Теперь все в порядке.
— Ничего, ничего, время  еще терпит, — успокоил ее мужчина. Принял из  рук антикварный чемодан с позеленевшими  медными уголками и заклепками (предмет гордости 50-х годов), помог раздеться. Кое-где изъеденную молью норковую шапку и пальто ядовито-зеленого цвета повесил  на плечиках  в шкаф и жестом указал на кресло. Еще раз оценивающе оглядел  гостью.
— Благодарю, — смутившись его пристального взгляда, промолвила  она, присев у стола. Обратила внимание на красивую девушку-брюнетку, сидевшую перед экраном монитора компьютера за клавиатурой  — одна рука с тонкими и длинными, как у пианистки пальцами на кнопках, другая — на мышке. На оклеенных золотистыми обоями стенах электронные часы и множество плакатов с видами архитектурных  достопримечательностей и живописными  пейзажами.
 На столах в вазах — розы, хризантемы и гвоздики. Скромный интерьер офиса не произвел на  Элину особого впечатления.  Мужчина прочитал это в ее глазах  и поторопился с объяснениями.
— Меня зовут Виленом  Ильичем,— представился он.— Я — главный агент фирмы, а мою помощницу величают Жанной...
 Лицо девушки на миг озарила очаровательная улыбка, и она вновь сосредоточилась на компьютере, а Пшонке неожиданно вспомнилась песня о «стюардессе по имени Жанна».
— Наше агентство, деятельность которого мы не очень афишируем,  опасаясь большого наплыва клиентов, имеет свои филиалы во многих крупных городах  мира, на всех континентах, за исключением Антарктиды, где кроме пингвинов и тюленей обитают лишь чудаки-полярники. Мы выполняем весьма деликатную и благородную миссию — соединяем судьбы и сердца людей, живущих за тысячи и десятки тысяч километров друг от друга, часто на разных континентах. Этим  мы помогаем нашим обездоленным женщинам, а в будущем и мужчинам, на них пока спрос невысок, обрести счастье и улучшить материальное положение. Прошло время иллюзий, когда считалось, что с милым рай в шалаше. Это совковое представление о любви, сексе и блаженстве. 
Когда все мы жили за «железным занавесом», то смутно представляли, что есть и другая жизнь, что быть очень богатым человеком  это не порок, а достоинство. Деньги дают человеку свободу и власть. Чего греха таить, уровень жизни, ее продолжительность, комфорт в цивилизованных  странах намного выше, чем в   Украине, поэтому все хохлушки подались за кордон, превратились в «заробитчан». Устраивая людей в дальнем зарубежье, мы боремся с таким страшным явлением, как одиночество, бедность, предотвращаем человеческие трагедии — суицид, неврозы и другие  пороки,  порожденные безысходностью, тупиковыми ситуациями.
«А ведь верно и очень толкового, откровенно говорит и я с ним в этом солидарна, — подумала Пшонка, проникаясь доверием к главному агенту. — Сразу видно, что  высокообразованный и продвинутый. Неучу-барану, такое деликатное дело не поручат».
— Это, уважаемая Элина  Макаровна, своего рода народная дипломатия в самой пикантной интимно-брачной сфере. Мы прочными узами крепим дружбу между народами. Вы скоро сами убедитесь  в этом. Что может быть важнее и прекраснее этой миссии. Политики развязывают войны и конфликты, а мы усмиряем агрессию, — умиротворенно звучал голос Вилена Ильича.
— Это очень благородно и гуманно с вашей стороны,— поддержала его патетику Элина.
— К нам поступает информация со всего мира, — продолжил он.— Непросто, очень непросто из тысячи клиентов подобрать гармоничную во всех отношениях, по всем параметрам  супружескую пару, и нам это удается. От тех, кто с нашей помощью обрел счастье, а  у нас есть их семейные фотографии и письма, одни благодарности, крупные гонорары и презенты за услугу. Поэтому это нас вдохновляет,  мы работаем с душой, от всего сердца, осознавая, что каждый человек — это неповторимая индивидуальность,  яркая, легкоранимая личность.  Вы достигли такого возраста, когда надо срочно выходить замуж, не за горами климакс и прочие по женско части проблемы. Взрослая девушка и должны понять, когда половые органы долго бездействуют, то превращаются в рудимент, атрофируются. А ведь каждая женщина мечтает о счастье материнства. Это ее главное предназначение на земле рождение ребенка и не одного.  Но в вашем случае надо торопиться. Не пожалеете, что  предпочли наше агентство другим, где работают халтурщики и мошенники. Верно,   говорю, Жанна?
— Верно, Вилен Ильич,— откликнулась брюнетка.
— Итак, любезная Элина Макаровна,— он сменил пафос на деловой тон.— От презентации к конкретному делу, у нас каждая секунда на счету.  Чемодан то у вас антикварный, из сталинской эпохи. Музейная ценность, раритет. Таких изделий сейчас с огнем не сыщешь. Разве что, где-нибудь в глухом селе у древней бабки-повитухи.
— По наследству от бабушки Феклы и дедушки Герасима достался, семейная реликвия, — подтвердила Пшонка.
— Может возникнуть проблема? — продолжил он.
— Какая? — всполошилась женщина, постоянно опасаясь провала.
— Таможенники перед посадкой на самолет изымут, как народное достояние.
— Жаль, столько лет берегла.
— Впрочем,  у Эдуарда Юрьевича в таможне свои люди. Договорится и пропустят. Уже были такие случаи
—Век буду благодарна! — обрадовалась она. — Я очень ценю старые вещи. С ними связаны самые светлые  воспоминания детства и юности.  До сих пор храню дома трофейную швейную машинку «Zinger» с ножным приводом. Она в рабочем состоянии.  Хотела с собой взять, но слишком она тяжелая.
— Не огорчайтесь. Когда устроитесь в Голландии, мы охотно посодействуем пересылке   машинки на ваше новое место жительства.  Я ценю ваши художественно-эстетические вкусы, любовь к историческим ценностям.
— А как же иначе. Без прошлого нет настоящего и будущего, — Пшонка охотно  изрекла заранее заготовленную цитату.
— Вам, дорогая Элина Макаровна, в мудрости не откажешь, — польстил Вилен Ильич. — Это признак, залог того, что все у вас и у нас получится. Будьте любезны ваш паспорт и четыреста долларов.
— Вот, пожалуйста,— засуетилась женщина, доставая из  сумочки документ и валюту, тщательно спрятанную в целлофановый пакет и завернутую в носовой платок.
— Разверните,— велел он. Она развязала узел, он взял купюры и проверил  каждую на  свет.
—Они настоящие, — смущенно произнесла Пшонка.— Знакомый рыбак Кирюха Чабан из заграницы  вернулся, привез. Он — человек надежный, не аферист, поэтому можете не сомневаться.
— Ваш любовник?— ошарашил он ее вопросом.
— У меня нет  и  никогда  не было любовников, я — недотрога, — обиделась она.
— Значит девственица, не целованная и непорочная? Извините, но вы привлекательная женщина и столько лет без мужчины? — заметил он.— Даже с медицинской точки зрения воздержание от секса вредно  для здоровья, провоцирует неврозы и другие психические расстройства. Ничего не поделаешь, такими нас сотворила матушка-природа. Надо бы вас показать психиатру, проверить на адекватность…
Вздрогнув, Элина выдала себя, но агент сделал вид, что ничего не заметил. Небрежно бросив, спрятал купюры в ящик стола и дружелюбно продолжил:
— Пусть вас не смущают вынужденные расходы, все  потом обернется счастьем и  прибылью. Это оговорено в условиях договора. Вас ждут большие приобретения,  яркие,  незабываемые впечатления, каскад эмоций и сладких сексуальных ощущений. Очень за вас рад.
Вилен Ильич,  наконец, заглянул в ее паспорт, перелистал страницы.
— Слишком  он у вас новый, не потертый, не замасленный, — подозрительно заметил он.— Может фальшивый?
— У меня до последнего времени был  паспорт гражданки СССР, — нашлась она.— Но потребовали заменить на украинский, так как старый  со штампом «трезубом» недействителен.
— Правильно сделали, — похвалил главный агент.— Хорошо, замечательно, штампа  о браке нет,  детей тоже, вы — свободная женщина. А ведь мне попадались аферистки с корыстными и даже преступными намерениями. Буквально накануне отъезда  оформляли фиктивные разводы с мужьями, чтобы заключить брак-контракт с иностранцем,  получить гражданство и завладеть его собственностью. Таких пройдох  вижу насквозь и поэтому  дальше этого офиса они не уехали. Я  очень дорожу  репутацией  своей фирмы  и  еще ни одна пигалица  не  смогла обвести меня вокруг пальца. Наша служба безопасности и информации работает надежно, без проколов.
Вилен Ильич  развернул листок, найденный в кожаной обложке,  вперил взгляд.
— Чей это  банковский счет? — строго спросил он и, вчитавшись  в текст, спросил. — Кто такой Пшонка Степан Иванович? Однофамилец, муж или любовник?
— Нет, нет, — смутилась она, ощутив себя на грани разоблачения, но проявила находчивость. — Родной брат. На этот счет, когда обживусь в Нидерландах,  я ему на содержание старых родителей буду переводить валюту, чтобы не опухли и не околели с голодухи. Сами знаете, какие на Украине у простых людей пенсии, курам на смех. Я бы и сама не подалась  за рубеж, если бы не нужда, злыдни не заставили.
— Понимаю, понимаю души прекрасные порывы, — посочувствовал он. — Украинцы, словно цыгане, разбежались по всему свету. По статистике, уже больше семи миллионов пашут за рубежом. Но вам, Элина Макаровна, уготована счастливая судьба. Не многим женщинам удается встретить свою половину среди богатых банкиров и олигархов, обитающих в США, Канаде или странах Евросоюза. Я очень за вас рад.
— Вилен Ильич, возвратите мне ксерокопию с номером счета, чтобы она не затерялась, — попросила Пшонка, покоренная его доброжелательностью и сочувствием.
— У нас ничего не пропадает, все в полной сохранности, — заверил  мужчина. — Перед отлетом в Амстердам все возвратим и даже вручим от фирмы бонус — 300 евро в качестве свадебного подарка. Могли бы и больше, но фирма еще не развернулась на полную мощь.
— И на том спасибо, уважаемый Вилен Ильич, — расплылась Элина в улыбке, довольная тем, что удалось избежать разоблачения.  С первого мгновения, как Пшонка появилась в офисе, он, как бывший служитель ломбарда,  цепким взглядом  оценил ее состоятельность, заметил золотой перстенек  с ярко-красным рубином и  серьги с капельками того самоцвета в мочках ушей. 
— Элина Макаровна, если у вас есть платиновые, золотые и серебряные изделия или другие  драгоценности,  то сдайте их мне на хранение, — велел агент. — Я их задекларирую для таможни, чтобы в день отлета за рубеж не возникло проблем.
 — Кроме перстня и сережек, что на мне, ничего нет.
— Снимайте.
— Зачем?
— Однако, какая вы упертая, — повысил он  голос. — Я же сказал, что могут возникнуть проблемы на таможне. Зачем нам лишние неприятности и расходы.
— Но ведь это мои личные украшения? Имею полное право, — не уступала Пшонка.
— Запомните, в любой ситуации прав тот, у кого больше прав, полномочий. Ваши безделушки признают контрабандой и потом, доказывай, что ты не верблюд. А у нас все будет по закону, ни один таможенник и пограничник не придерутся. У нас свои деловые связи,  канал пропуска.
Пояснения Вилена Ильича возымели действия. Элина нехотя сняла перстенек и серьги и отдала их агенту. С сожалением подумала: «Надо было  прислушаться к совету Степки, оставить ювелирные  украшения дома. Надежно их спрятать, чтобы  супруг не нашел».
Агент   сложил золотые изделия в пакет, спрятал в сейф и  поинтересовался:
— Мобильный телефон с вами?
— Да, как же без связи.
— Давайте! — приказал мужчина.
— Он мне нужен, — заупрямилась Пшонка.
— Не нужен. Разговоры с подругами будут вредить процессу адаптации, — пояснил Вилен Ильич. — Представьте, что вы живете в эпоху, когда телефон еще не изобрели. Из-за их отсутствия тогда никто не полез в петлю. Жили, любили, рожали детей.Перед отлетом в Амстердам верну.
Элина смирилась,  отдала аппарат «Nokia», и агент  доверительно  произнес:
— И все же я  уверен, что не нужда, а любовь, которая не признает границ,  стремление   обрести спутника жизни, самые чистые и добрые  побуждения позвали вас в дорогу. Для вас на первом плане не богатство, а  душевные, человеческие качества избранника.
— Именно так, — подтвердила она, почувствовав  смутные угрызения совести и обиду на Степана из-за того, что вынуждена кривить душой.
— Вы, наверное,  себя высоко цените,  слишком требовательны к женихам, поэтому до сих пор не нашли свою половину, — мягко, чтобы не обидеть, предположил Вилен Ильич.
— Выбор невелик, одни женихи пьют, не просыхая, другие — всякую гадость нюхают и колются,  третьи— лентяи, нахлебники, — посетовала Пшонка. — Никак не могу найти своего рыцаря на  белом коне.
— Нынче кони у арабских шейхов и  некоторых кочевых цыган, а у банкиров и бизнесменов, шикарные лимузины и  мерсы, — пояснил главный агент.
— С милым рай в шалаше, — вспомнила она поговорку и дабы развеять его подозрения по поводу Степана, спросила. — Холостым мужчинам тоже оказываете услуги? Дело в том, что мой двоюродный брат, с которым вы разговаривали о телефону,  мечтает жениться на богатой иностранке?
— Оказываем, но только иностранцам.
— Почему?
—Потому, что у наших мужиков имидж пьяниц, дебоширов и бабников, — сообщил главный агент. — Хотя иностранки знаю, когда русский Иван под градусом, то в сексе он неутомим. Однако всех, кто прибыл к ним из бывшего СССР, считают русской мафией. Спросом пользуются только русские девушки и женщины, красивые, покладистые и выносливые.
— Да, этого нам не занимать, — согласилась Элина.
— Не будем терять, выбирайте, — улыбнулся Вилен Ильич и подал ей две цветные фотографии. — Первый шаг всегда за женщиной. Это наивным  мужчинам только кажется, что они выбирают себе жен, на самом деле все происходит  наоборот.
Эта мысль пришлась ей  по душе. На фотографиях были изображены мужчины с суровыми лицами. Но в облике и улыбке тонких губ одного из них она невольно ощутила какую-то скрытую иронию и даже ехидство. Напротив,  лицо другого, поразительно  похожее на облик Эрнеста Хэмингуэя, она не смогла вспомнить, где прежде видела подобное фото, отличалось благородством, осознанием собственного достоинства. 
«Надо бы спросить о состоянии здоровья женихов,— подумала Пшонка.— На  фотографиях один и другой выглядят крепышами,  наверняка,  неравнодушными к женским прелестям и любовным утехам. Придется жертвовать. Черт меня дернул согласиться на уговоры Степана. Но отказываться уже  неудобно, дороги назад нет. Паспорт и валюту отдала. А будь, что будет, от судьбы не уйти, придется  терпеть».
— Что вы решили? — оборвал ход ее мыслей Вилен Ильич.
— В каком году снимались эти господа? — поинтересовалась она.
— Фотографии свежие, получены по Интернету.
— Тогда вот этот господин мне больше подходит,— указала она на фотографию с обликом Хэмингуэя.
—  Я так и знал, что вы сделаете правильный выбор, — обрадовался он,  словно крупному выигрышу в национальную лотерею.— Это и есть почтенный голландец Хуберт. Мы тоже передали ему по сети Интернет ваше  фото и текст письма. Оно его взволновало  до глубины души.  Банкир среди множества потенциальных невест  выбрал именно вас. Его поразили ваша скромность, неприхотливость и познания в области голландской культуры, особенно, живописи и архитектуры. Он готов показать вам шедевры: городок с миниатюрными зданиями и другие достопримечательности.
В Голландии есть на что посмотреть. Вы совершенно правильно написали, что не белоручка. Иностранцы любят трудолюбивых  женщин, так как местные капризные и слишком изнеженные. Я  убежден, что в брачном союзе с Хубертом вас  ждет прекрасное будущее. Вы вовремя откликнулись на объявление, иначе долго пришлось бы ждать столь удачного варианта. Спрос со стороны женщин  превосходит предложения.
— Можно взглянуть на его ответ? — робко спросила Пшонка.
— Без проблем, — с готовностью отозвался Вилен Ильич и обернулся к Жанне.— Будь добра,  отыщи файл со снимком и письмом Хуберта.

                6

Девушка ловко совершила манипуляции и через пять  секунд с оптимизмом  сообщила:
— Шеф, готово.
Элина подошла к Жанне, ощутив запах дорогих французских духов, однажды подаренных Степаном на день рождения. На экране высветилась фотография Хуберта и текст с иностранными литерами.
— Но я не знаю этого языка, нужен переводчик, — с огорчением призналась Пшонка, обратив взор на главного агента.
— Не беда, — поспешил тот на помощь,— Жанна,  когда освободится, обязательно наберет текст перевода и отпечатает его на принтере.
—В каком городе он живет и кто по профессии? — поинтересовалась невеста,  возвратившись на место.
— Госпожа Пшонка, вам здорово повезло! — восхитилась Жанна. — По данным журнала «Форбс», состояние  жениха, недвижимость, драгоценности, картины, имущество, вклады в банке,  оценивается в 358 миллионов евро. Будете жить, словно в раю,  ни в чем  себе не  отказывая.  Ювелирные украшения, брендовая одежда, обувь от знаменитых кутюрье, парфюм, косметика, развлечения, путешествия в экзотические страны — все к вашим услугам.
— Где живет Хуберт?
— В столице, в Амстердаме, в самом престижном жилом районе. Но у него есть недвижимость в Лондоне, Париже, Филадельфии. Он — владелец банка, у него богатая коллекция картин и старинного оружия. Я вам искренне завидую, желаю семейного счастья и побольше детишек. Мне о таком супруге остается лишь мечтать.
 — Вам? — удивилась Элина. — Ведь перед вами такой выбор.
— Жду принца на белом коне, — улыбнулась девушка. — Хочу, чтобы муж был не только богатым, но молодым и красивым. Когда говорят, что с лица воду не пить, или стары конь борозды не испортит, то это не про меня. Я — эстетка с утонченным чувством красоты и гармонии. Не желаю жертвовать свои прелести  богатому, но сексуально немощному старцу.
— Правильное, умное решение, — одобрила Пшонка. — Я  тоже за деньгами не гонюсь, главное, чтобы Хуберт был душевным человеком.  Когда вылет?
— Мне понятно ваше нетерпение, желание обрести мужа, окунуться в половодье чувств  и царство роскоши, — включился в разговор Вилен Ильич. — Рад, хоть сейчас посадить в самолет и отправить в Амстердам. Но необходимо соблюсти формальности, требования международного права — получить загранпаспорт, открыть визу и приобрести авиабилет. Придется недельку-другую подождать. Фирма предоставит жилье, комфорт, сервис, скучать не будете. Эти финансовые расходы мы берем на себя. Адаптация входит в программу подготовки потенциальных невест, без пяти минут состоятельных жен, для жизни за рубежом.
— А если без адаптации, я хочу быстрее встретиться со своим женихом? Для меня дорога каждая секунда  общения.
— Это невозможно.
— Почему?
— Летчиков перед тем, как отправить в космос, тщательно готовят на земле. Для этой цели существует Центр подготовки космонавтов, — сообщил Вилен Ильич. — Нечто подобное и в вашем случае, ведь окажитесь в совершенном другом, незнакомом  вам мире, в иной социальной системе. Такая резкая перемена образа жизни  чревата необратимыми  последствиями для психики. Это  все равно, что человека из Северного полюса переместить в пустыню Сахара. Необходим период, чтобы организм постепенно, без потрясений приспособился к новой среде обитания, к другому образу жизни. Ясно?
Элина кивнула в знак согласия.
— Дни адаптации пройдут очень быстро, а мы тем временем подготовим все документы, шенгенскую визу для пребывания на территории стран Евросоюза,  авиабилет, чтобы не возникло никаких досадных проблем,— заверил он. — Без этих документов вас, как нелегалку, полисмены, шерифы сначала засадят в тюрьму или резервацию, а потом оштрафуют и с позором депортируют под предлогом занятия  проституцией. Попробуй,  тогда докажи, что вы непорочная девица, никто проверять не станет. Хотя нынче хирурги широко практикуют по желанию клиенток, восстановление девственной плевы. Но я надеюсь, что в вашем случае обошлось без этих хирургических манипуляций.
— Обошлось, — подтвердила Пшонка.
— Тогда наберитесь терпения и ждите. Зато потом встреча с возлюбленным будет слаще. Впрочем, программа адаптации настолько насыщена, что вам скучать не придется, а время пролетит незаметно.
— Чем я буду заниматься? Не привыкла сидеть, сложа руки.
— Не торопитесь все сразу узнать, — белозубо улыбнулся Вилен Ильич и с интригой заметил. — Пусть это для вас  станет приятным сюрпризом. Ведь многие женщины обожают сюрпризы.
«Какой приятный, общительный человек, — с удовлетворением  решила она. — Да и то понятно, работает ведь с западными партнерами и клиентами, а там культура общения, этикет и сервис на высоте, грубиянов и дураков не держат. Никто никого не обложит трехэтажным матом, не подсунет свинью».
— Может мне это  время провести дома? — предложила она,  чуть не прикусив  язык, ибо следом готово было вылететь “с мужем”.         
Побледнев, она решила впредь  не торопиться с ответом, строго контролировать свою речь.
— Ни в коем случае, это исключено,— возразил Вилен Ильич.— У нас ведь здесь не  частная лавочка, а солидное учреждение с научно разработанной психологами, юристами, сексологами и другими специалистами, программой, технологией подготовки женщин к совершенно новым условиям жизни. Вы ведь жили при социализме,  а ныне диком криминальном капитализме, поэтому резкая перемена места жительства отрицательно скажется на вашей психике, умонастроении, да и внешнем облике, магии очарования.
Не забывайте и о таком  явлении, как  ностальгия. Голландия для вас, пока что чужая, незнакомая  страна, которая лишь впоследствии станет второй родиной.  Чтобы не произошло нервных  срывов,  глубокой депрессии и стрессов необходим  период адаптации. Лучше  его провести на родной земле. Тех знаний, что вы почерпнули из книг, недостаточно для полноценной  и радостной жизни в Голландии. Необходимы  практический опыт, начальное знание языка, традиций и светских манер. Благодаря первым  навыкам, вы сможете легко общаться со своим избранником до  того, как с годами расширите свой словарный запас.
— Разве в наших  пещерных условиях возможна нормальная адаптация? — засомневалась Пшонка.
— Вполне, мы постарались создать уникальные условия, — уверенно произнес главный агент. — Мы здесь, у себя дома, на весьма  ограниченных  территориях создали нечто вроде микро-фрагментов Голландии, Австрии, Греции, Швейцарии и даже Израиля. Со временем перечень таких объектов будет расширен в зависимости от потребностей клиентов. Условия, атмосфера приближены к реальным. Это позволит вам без нервных потрясений  и  страха плавно влиться в жизнь незнакомой страны.
— Чем я буду заниматься этой микро-Голландии?
— Тем же, что и в настоящей, за исключением одного неудобства — рядом пока не будет обожаемого супруга Хуберта, поэтому медовый месяц наступит позже. Но вы наверстаете упущенное.
— Вилен Ильич,  можно еще вопрос?
— Задавайте любой. У нас здесь, как на исповеди, нет запретных тем, все честно без подвохов. Мы привыкли  доверять друг другу.
— Я хотела бы с Хубертом сначала пожить для собственного удовольствия, не заводить ребенка,  поездить по свету, разные народы  повидать и себя показать,  — призналась Пшонка.— Потом можно и  дитя, если он сможет, конечно. В договоре об этом сказано?
— Нет, это ваше сугубо личное дело, ради зачатия и рождения ребенка, или ради удовольствия, яркости и сладости, сношаться.
Краска стыдливости прилила  к ее щекам при напоминании   соитии. И эта девическое смущение не ускользнуло от его внимательного взгляда.
— Все свои намерения вы вправе отразить в брачном контракте. А насчет ребеночка не сомневайтесь, Хуберт — крепкий мужчина, увлекается верховой ездой, горными лыжами и теннисом, потомство будет здоровым. Его род славится долгожителями. Он увлечен не только живописью и спортом, но и геронтологией,  его обслуживает семейный врач. Поэтому вам обещана долгая и счастливая жизнь, бесконечный медовый месяц.

                7

Эта информация не вызвала у Элины положительных эмоций, но она  не подала вида, что огорчена.
— Кстати, время до отлета в Амстердам, надо использовать с наибольшей эффективностью,— посоветовал он.— Поверьте моему богатому опыту работы с иностранной клиентурой, что тамошние  мужчины по отношению к нашим женщинам весьма взыскательны и щепетильны, их настроение подвержено резким переменам.
— Что вы имеете в виду? — насторожилась она.
— А то, что фотография и письмо, хотя и произвели на Хуберта благоприятное впечатление, но не  полное. Элина Макаровна, даже без косметики  вы симпатичны, обаятельны  и этого не отнять,  природа-мать красотой не обделила. Не случайно Хуберт на вас так  сильно  запал. Он требует фотографии, на которых вы изображены в разных позах.
— Вот, пожалуйста, — она подала три фотографии. Агент мельком взглянул и сообщил:
—Этот примитив совершенно не годится. Надо, чтобы в нижнем белье, чтобы жених мог оценить ваши физические параметры, фигуру,  бюст, бедра, ноги и другие прелести. В отличие от русского Ивана, который спьяну готов на любую бабу вскочить, иностранцы, особенно немцы, голландцы, французы, очень щепетильны в выборе спутниц жизни. А вот испанцев, итальянцев и других южан подводит горячий темперамент и азарт. Женихи из скандинавских стран, наоборот, сдержаны и флегматичны. Вам повезло, что приглянулись достойному и состоятельному голландцу, будете, как сыр в масле, кататься.  Он жаждет  лицезреть  ваше  великолепное тело?
— Тело? Зачем вам мое тело? — насторожилась Пшонка.
— Мне оно вроде ни к чему, — Вилен Ильич пристально  оглядел  ее стан. — Хотя, как сказать, а вот жених  должен убедиться, что вы не горбатая, не кривоногая, талия и бедра в полном порядке, без дефектов, которые могли создать проблемы для интимной близости, а впоследствии и во время родов. Ничего не поделаешь, голубушка, не у вас, а у него право выбора. Тот, кто платит, тот и заказывает музыку, вначале придется довольствоваться ролью содержанки,— напомнил он житейскую присказку. — Вот, если бы вы были богатой и родовитой, то сами бы выбирали себе принца, графа, князя или барона, а может и арабского шейха… А так родом и саном не вышли.
— Если бы я была богатой, то никуда бы не ехала из своей страны, а здесь бы радовалась жизни, — возразила Пшонка.
—Не скажите, душечка. Олигархи свои наворованные капиталы в западных банках держат и в недвижимость в Лондоне, Париже, Нью-Йорке и в других мегаполисах вкладывают. Покупают роскошные пентхаусы, самолеты, крейсерские яхты, автомобили и прочее дорогостоящее имущество, — пояснил Вилен Ильич. — Аппетит приходит во время еды.  Когда у человека, а тем более, у женщины,  много валюты, то она постоянно мучается, куда бы и на что ее потратить. Так что не зарекайтесь. Как только близко сойдетесь с банкиром, у вас появится масса новых увлекательных, соблазнительных потребностей, из супермаркетов и шопингов не будете вылезать. Отправитесь в кругосветное путешествие. Сможете удовлетворить самые фантастические мечты и запросы, которые, как подтверждает практика, не ведают пределов.
— Я привыкла жить скромно, по средствам, — Элина потупила взор.
— Средств у вас будет с избытком. Дай Бог каждому. Станете голову ломать над тем, куда их потратить? Вам придется отвыкать от нищеты и скромности, которые ныне, отнюдь, не украшают человека. Это в советское время считалось достоинством, а нынче порок, убогость. Как сказал поэт, для вас, красавица,  в прошлое возврата нет. Только вперед, как на подиуме, с гордо поднятой головой. С нашей помощью, Элина Макаровна,  вы горы свернете, покорите Голландию, станете звездой, секс-символом  европейской нации! Ночью будете звездой сиять, а днем отдыхать.
—Что вы, Вилен Ильич, какая из меня звезда и символ? — красной девицей смутилась  Пшонка.
—Ничего, ничего, мы вас преподнесем в самом лучшем виде,  в яркой упаковке. Для этого и существует модельный бизнес, косметика, парфюмерия… У вас красота, а у Хуберта — валюта, поэтому торг уместен. За посредничество, соединение любящих сердец и нам что-нибудь перепадет с барского стола, — загадочно усмехнулся он. — Жених хочет получить ваши фото, на которых  бы предстали в полной красе, в неглиже.
— Обнаженной что ль?
— Конечно, какая вы догадливая. Он ведь вас  берет в жены, чтобы заниматься любовью, а не вести задушевные беседы. Для этого у него дряхлых старушек хватает.
—Я не хочу сниматься в голом виде, — твердо заявила Пшонка.
— В таком случае,  удачная женитьба и Голландия вам не светят, — с досадой произнес Вилен Ильич и, заметив ее огорчение,  пояснил. — Дело в том, что иностранцы — народ деловой, дотошный. Они кота или кошку в мешке брать не станут. Им надо преподнести товар во всей красе, чтобы без дефектов и изъянов. Представьте, что вы начинающая без имени и влиятельных связей актриса, как в  шутку говорят, из погорелого театра. Предложили по сценарию сыграть постельную сцену в обнаженном виде…
— Ни за что в жизни! — заявила Пшонка. — Это же стыд, позор,  секс перед кинокамерами.
— Без  физического контакта, всего лишь имитация.
— Пусть этим занимаются дублеры и каскадеры?
 — У них свои функции. Исполняют лишь опасные для жизни трюки. А в данном случае, если актриса или актер откажутся сыграть интим, то режиссер откажется от их услуг, прогонит с площадки. И тогда ни гонорара, ни славы. Так и здесь. Если желаете выйти замуж за богатого голландца, то выполняйте все наши рекомендации. Моисей терпел и нам велел, — терпеливо наставлял он.
— А можно в нижнем белье, купальнике, трусиках и лифчике?
— Хорошо, коль вы  такая стыдливая. Странно, что ведете себя, как не целованная девочка, — укорил ее мужчина. — Берите пример с топ-моделей, что на обложках «Плейбоя». Они напоказ выставляют свои прелести и поэтому знамениты и богаты. Кстати, грудь у вас подозрительно большая. Может с силиконом?
— Упаси Господь, какой силикон и пластика, денег на жизнь не хватает, поэтому не до искусственной красоты. У меня с рождения все естественное. Косметикой и парфюмом не злоупотребляю.
— Ладно, идите, фотомастер вас ждет, надо срочно отправить снимки  в Голландию.
— Кто фотограф, мужчина? — смутившись, спросила она.
— Да, мужчина, но пусть это вас не тревожит. Ефим за свою жизнь столько насмотрелся голых баб, пардон, женщин, что их прелести его, как того же гинеколога или художника-натурщика, уже не возбуждают. Поэтому ничего вам не угрожает.  Он проведет фото-сессию. Спокойно раздевайтесь и позируйте. Через полчаса по Интернету вашим изображением будет восторгаться Хуберт.
Вилен Ильич указал рукой на дверь с табличкой «Съемка». Робея, Пшонка вошла в фотосалон  и увидела за столом под лампой с зеленым абажуром тщедушного мужчину с блестящей мраморно-матовой залысиной и плешивым теменем.
— Проходите и раздевайтесь, — велел он и указал на диван перед штативом с фотоаппаратом.
Элина сняла с себя  кофту и юбку, оставшись в сиреневой  комбинации,  замерла в нерешительности.
— Сымай свой деревенский  сарафан-пеньюар, а то фигуры не видно. Стоишь в балахоне, словно колода, — поторопил Ефим и попенял. — Ты же не краснеешь и не бледнеешь на приеме у врача-гинеколога, когда он требует догола раздеться и сесть в кресло. А сам натягивает на руки перчатки и щупает в разных местах, чтобы определить, девица непорочная или баба жеребая?  Так вот, барышня, представь, что я гинеколог и не смущайся, а четко выполняй мои приказы.
Напоминание о гинекологе бросило ее в жар и это не ускользнуло от пристального взгляда ушлого фотографа. Элина сняла комбинацию, представ в лифчике, трусах. Ефим  пристально обозрел со всех сторон ее смуглое от загара тело.
— Без целюлита,   уже хорошо, — одобрил он и  философски изрек. — Эх, тело бренное и грехи наши тяжкие.  И как только душа его терпит.
— Я не грешница, — робко возразила Пшонка.
— Абсолютно  праведных людей не существует, — усмехнулся он. — Каждый грешит, один больше, другой — меньше. Но замечательно православие: согрешил — покаялся и так до конца жизни, пока дуба не дашь или в коробок не сыграешь. Поэтому мадам не отказывайте себе в земных удовольствиях. Грешите и кайтесь, грешите и кайтесь…
— Нет, нет, я не распутная баба.
— Однако,  у тебя  излишняя волосистость на животе и ногах. Хотя это и является признаком  повышенной чувствительности и сексуальности, но следовало их сбрить.
— Извините, простите, — краска стыдливости залила ее лицо. — Я так торопилась в дорогу, что не придала этому значения. Даже в голову не пришло, что придется фотографироваться в таком виде.
— Женщина всегда должна быть готова к раздеванию. Ей это на роду написано самой матушкой-природой. Это только дева Мария от святого духа родила Иисуса Христа, а все другие бабы рожают  от мужиков, — фотомастер озвучил  любимый постулат.
У Элины не нашлось аргументов  для возражений.
—Расслабься и улыбайся, как майская роза, а то у тебя такой мрачный вид, как будто  на виселицу ведут, — упрекнул он,  прицелился объективом и посетовал. — Нет,  не годится. Застыла, как мраморная статуя, манекеном. Живо сыми лифчик, покажи свою молочную грудь, бюст, чтобы жених понял, что она естественная, не силиконовая и пригодна для кормления будущих детей. Не прячь свои  соблазнительные прелести. Вообрази себя юной топ-моделью для обложки журнала «Плейбой».
«Господи, скорее бы все это кончилось», — подумала Пшонка и потому не стала противиться. Изловчившись, расстегнула бретельки на спине.
Глаза у Ефима заблестели, он оживился, похотливо уставившись на ее дородное, сохранившее притягательность тело. Перед тем, как приступить к съемке, он  взял рулетку и резво, пружинящими  шагами, подошел к женщине. Она с испугом уставилась на него, скрестив на груди руки и тупо соображая о  намерениях фотографа.
— Что уставилась, как баран на новые ворота?! — привел он ее в чувства. — Опусти руки по бокам, расслабься, надо снять мерку с твоих габаритов. Жених заморский, настолько щепетильный, что его интересует каждая мелочь и особенно параметры  бедер, станка любви, предназначенного для наслаждений.
Увидел, как  при словосочетании  «станка любви» краска смущения  вновь залила ее лицо. Пшонка   опустила руки с груди и Ефим обмерил ее.
— Дай пощупать, может она у тебя силиконовая? — усомнился он и, не дожидаясь согласия, принялся  лапать, разминать грудь, покрутил пальцами коричневый сосок и вынес вердикт. — Натуральная, упругая, бедра роскошные, ягодицы мягкие, как пуховая перина. Из тебя получится хорошая молочница, если забеременеешь и успеешь родить до наступления климакса. Поторопись, у тебя предельный возраст  для репродукции. Давно надо было узелок развязать и кучу детей нарожать.
— Дело нехитрое, — улыбнулась она. — Глядя  на то, как  подруги мыкаются  с выводками, не хотелось плодить нищету.
— Хорошо, что ты такая бедрастая  и  цыцкастая, — Ефим, будто нечаянно,  провел ладонью по ее соскам. — Поди,  лифчик пятого размера?
— Четвертого, — вздрогнув и смутившись его бесцеремонности, промолвила Пшонка.
— Тоже неплохо, породистая баба. Голландец будет в восторге.
Он  замерил объем ее груди, затем  похотливо ощупал талию, живот, округлые бедра и молочно-белые  ягодицы.
От  прикосновения его  холодных пальцев к коже по телу пробежал озноб. Фотограф истолковал их, как признак повышенного темперамента, либидо, когда лишь от одного прикосновения мужских рук женщина-самка испытывает непреодолимое желание соития и наслаждений.
—Не дрожи, как заячий хвост, не зажигайся, остынь, сексу не будет, — будничным тоном промолвил он и сообщил. — Итак, твои нестандартные габариты:  106 х 78 х 110  сантиметров. Конечно, до стандарта топ-модели 90 х 60 х 90  сантиметров  тебе далеко. Слишком ты грудастая, словно метательница диска, ядра, молота  или копья. Бедра, как у штангистки,  широкие. Почему у тебя объем  бедер больше объема груди? Признавайся, кто их тебе так расшатал и развел? Ты случаем не рожала?
Вперил в нее подозрительно-пристальный взгляд.
—Никто не развел, у меня широкая кость, такая конституция, — поспешно ответила она.
—Странно, говоришь, что  конституция, а не проституция, виновата? Надо бы тебя проверить, пощупать, как следует. Ведь сейчас медицина творит чудеса, хирурги наловчились восстанавливать девственную плеву. После такой операции самая матерая проститутка может, скромно потупив взор, заявить, что она целомудренная девочка, ни разу не вкусившая запретный плод.
— Нет, нет, я — девица, непорочная, — потупила Пшонка взор.
— Талия у тебя не осиная, а лошадиная. Наела лишний жир, — продолжил он комментировать результаты обмера и упрекнул. — Что ж ты саботируешь, портишь статистику демографии?  В стране мор, как во время холеры или чумы, сдыхает людей больше, чем рождается. А ты со своей невинностью носишься, как дурень со ступою. Надо старых дев налогом обложить, чтобы они не забывали о своей главной функции — рождении себе подобных существ.
— Не нашлось достойного жениха, — промолвила Элина. — Нет ни рыцарей, ни белых коней, вокруг только нищие и алкоголики.
—Класс он тоже выпить не дурак, — вспомнил фотомастер строку из стихотворения поэта-бунтаря. — Насчет жира ты, не шибко огорчайся. Эдуард Юрьевич посадит тебя на диету и живо приведет в норму и форму. Он женщин-тумб с избыточным весом превращает  в  гитар и скрипок, фигуристых и изящных.
— Кто такой Эдуард Юрьевич?
— Не торопись поперед батька в пекло, скоро узнаешь, — загадочно улыбнулся Ефим и велел. — А  теперь позируй перед  видеокамерой. Расслабься,  изобрази  разные сексуальные позы и улыбайся на все 32 зуба, чтобы жених увидел, какая ты красивая, соблазнительная и веселая. Они там от сытости и безделья все помешались на шарме и имидже и того же требуют от наших красоток. Мы должны показать товар лицом, без дефектов и изъянов.  Для буржуев важна реклама, поэтому не делают различий между человеком и вещью.
Элина, смущаясь, но, следуя его советам, приняла несколько сексуально соблазнительных и даже постыдных поз. Ефим со слюною на по-бабьи  пухлых, красных губах, старательно снял ее в разных ракурсах, крупным планом  интимных  участков обнаженного тела. Он снял ее в пикантных позах, лежа на диване, в полуоборот, сидя на корточках…
— Молодец, умница, — нахваливал он, довольный покладистостью и наивностью бабы, клюнувшей на приманку о сказочном богатстве и красивой жизни. — Твой жених, как только увидит  эти  снимки будет в восторге, слюни пустит. Какая ядреная женщина, даже жалко тебя отпускать. Задарма отдаем иностранцам свой золотой генофонд. Но сердцу не прикажешь. Коль буржуй заочно в тебя втюрился, так значит, так тому и быть. Судьба-злодейка, от нее никуда не денешься.
— Почему злодейка? — насторожилась Элина.
— К слову пришлось, — усмехнулся  Ефим и скомандовал. — Фото-сессия, видеосъемка   завершены. Свободна,  невеста  для  жениха из теста! Живо одевайся, а то неровен час простудишься, меня  обвинят, что заморозил писаную красавицу.
—Эх, хороша Маша, да не наша…Красивое, аппетитное у тебя филе, — он звонко шлепнул ее потной ладонью по упругой ягодице. — Гуляй, пока свободна.
—Что, что  вы себе позволяете?! — от  неожиданности Пшонка вскрикнула и отпрянула в сторону. — Пошляк,  хам! Я пожалуюсь Вилену Ильичу.
— Хоть Папе Римскому, — ухмыльнулся мужчина и пояснил. — Это тест на вашу психологическую стойкость, характер и хладнокровие в нештатной ситуации. Так положено по инструкции.
Элина,  поспешно собрав одежду, будто ошпаренная кипятком, выбежала из фотостудии. Лицо пылало фонарем,  на глаза навернулись слезы.
— Идиот,  мерзкое животное, — негодовала она, путаясь в одежде.
— Ой, ой, какой позор, какой ужас! — сорвавшись с места,  захлопотала вокруг нее Жанна. — Что он с вами сделал? Может,  снасильничал и оплодотворил?
— Не успел, но ударил по ягодице, — призналась она.
— За ним такое водится. Ко мне тоже поначалу приставал, но я его быстро отшила, — усмехнулась девица и, помогая ей одеться, промолвила. — Это не смертельно, нечто вроде массажа, до свадьбы заживет.
— Ефим Моисеевич в своем репертуаре, — поняв в чем дело, посетовал Вилен Ильич и с металлом в голосе крикнул в приоткрытую дверь. — Когда ты, наконец, перестанешь лапать и обижать девочек.  Предупреждаю, еще один такой  инцидент и уволю к чертовой  матери без выходного пособия.
— Простите шеф, виноват, бес попутал, — фотомастер с кислой миной предстал у порога. — Такая аппетитная женщина, жаль отпускать за кордон. А вообще, Вилен Ильич, для девиц, желающих выскочит замуж за буржуев, надо устроить кастинг, осмотр гинеколога, тщательный отбор, как в шоу-бизнесе,  ведь каждая коза норовит слинять за рубеж.  А кто нашим  мужикам детей нарожает? Украина, как во время чумы и холеры, вымирает.
— Я — не коза, а приличная женщина, — возразила Элина.
— Ефим Моисеевич, будь я ханом или шейхом, то сделал бы из тебя евнуха, чтобы смотрел за  гаремом и губы облизывал.
— Премного благодарен, но лучше быть шейхом, — усмехнулся Ефим и скрылся за дверями студии.
В душе он  ликовал, соображая, куда выгодно, на какой Интернет-сайт,  пристроить эти почти порнографические снимки. Хоть и старая вешалка, но еще не утратила  формы  скрипки. Есть спрос у сексуально озабоченных мужиков, да и баб-лесбиянок на такую перезревшую «клюкву».
 С помощью компьютера Ефиму не составит труда полностью раздеть женщину, прикрасить, смонтировать и запустить на порно-сайт Интернета. О его коварных замыслах Элина и не подозревала, довольная тем, что съемка завершена.
— Простите великодушно, как это умеют делать настоящие, добрые женщины, — ласково промолвил Вилен Ильич. — Ефим — безобидное, но любвеобильное создание,  не равнодушный к женским прелестям. Впрочем, редко кто к ним равнодушен. Его тоже можно понять, ведь постоянно, словно гинеколог,  общается с голыми и полуобнаженными девушками и женщинами. Почитай, вредная работа, приходиться сдерживать свои эмоции и желания. На сей раз, наверное, моча в голову ударила,  взыграла шальная кровь. Вы настолько очаровательны и сексуальны, что не всякий мужчина  способен устоять перед искушением. Умиляет и удивляет то, что вы такая дикая орхидея-недотрога. А ведь живя на Западе, в США и Евросоюзе, где свобода нравов, существуют улицы Красных фонарей и общие для мужчин и женщин сауны,  вам придется срочно избавляться от советских комплексов и предрассудков, от  смешного лозунга о том, что в  СССР секса нет.
— Ладно, успокойтесь. Ефим сегодня, наверное, не с той ноги встал, — посочувствовал  Эдуард Юрьевич и  прошептал на ушко. — В следующий раз я ему рога обломаю, не посмеет пальцем прикоснуться. Мы ведь свято дорожим  деловой репутацией агентства. Товар, то бишь, невеста и жених должны быть без  дефектов. Буржуи, а отличие от русских Иванов,  дотошны и тщательно, будто цыган коня, выбирают  спутницу жизни.
— Цыган в первую очередь выбирает коня по зубам, — проявила она познания.
— Вот именно, кстати, как у вас с зубами?
— В порядке. Я ведь медсестра, слежу за своим  самочувствием.
— Отлично, вы умница. Гигиена — залог здоровья! — с оптимизмом изрек главный агент.
 Слова сочувствия и похвалы  тронули ее сердце. Пшонка подумала: «Мир не без добрых людей. На Ефиме свет клином не сошелся».

               
  8

— Вы — прелесть, — похвалил Вилен Ильич за послушание. — Если и дальше так будете себя вести, то скоро увидите своего  богатого жениха и окунетесь в море любви и наслаждений. Поймите, что идеала, эталона и совершенства нет, все относительно. Как  у любой женщины,  у вас  есть недостатки. Лучше их своевременно устранить или заретушировать, чтобы  они не вызвали у него раздражения, неприязни и  разочарования, а вы предстали в прекрасном облике и таинственном шарме.
Надо умело скрыть дефекты. С возрастом и это  естественно, фигура человека деформируется в  зависимости от образа жизни, режима и меню питания и других факторов. Особенно это огорчительно  для женщин, ведь утрачивая стройность,  гибкость и изящность, обрастая жиром,  они становятся менее привлекательными и желанными для мужчин. Женщине в любом возрасте хочется  нравиться, быть любимой. Вы, Элина Макаровна, выглядите  для своих лет неплохо, но, видимо, слишком  злоупотребляете хлебом, салом и сладостями. Потребуется небольшая коррекция вашей комплекции.
«А если на другие продукты – деликатесы  денег нет  и холодильник  пуст»,—  так и подмывало ее возразить, но она  промолчала, внимая его аргументам.
— За эти две недели до отлета вам необходимо  избавиться от лишнего веса, чтобы перед Хубертом были стройной, тонкой  и звонкой,— продолжал он наставления. — Можно, конечно, прибегнуть к медпрепаратам, к флоресину, но не исключены осложнения. Есть  два способа для похудения, сжигания избыточного жира.
Первый — активное и продолжительное занятие сексом. Но этот метод до венчания с Хубертом  для вас под строгим запретом, табу. И второй — напряженный труд до седьмого пота и  обязательная диета. На сей счет, у нас проверенные на практике прекрасные методики. Через  неделю-другую Эдуард Юрьевич превратит вас в Дюймовочку.
— Есть еще и третий способ для похудения, — робко произнесла Пшонка. — Русская  баня с парилкой и сауна.
— Много ты, голубушка, захотела. Никто вам здесь пары раздувать, дубовые и березовые венички подносить не собирается,  породой не вышли, — заявил главный агент.
— Поэтому настоятельно  рекомендую перейти на диету. Уберите из своего меню сладости,  мучные,  мясные и жирные блюда, а также пиво. Поглядите на  Жанну. Она  питается морковкой и капустой, пьет разные соки,  поэтому такая красивая,  гибкая и изящная.
— Иногда употребляю  балычок, а также красную, черную и паюсную  икру, — дополнила девушка.
— Икорки и балыков, Элина Макаровна,  в Голландии  отведаете  вдоволь,— с явным неудовольствием заметил Вилен  Ильич. — Предпочтение  отдавайте овощам,  фруктам, натуральным  сокам, беря пример с иностранок. Они выглядят молодо и спортивно, можно сказать аскетически,  жилистые и сухие, как воблы, темпераментны, сладострастны. Очень долго и  счастливо  живут.
Он  сделал паузу,  перевел дыхание и,  как по заученному тексту,  продолжил:— Конечно, резкие изменения в меню обязательно вызовут расстройство желудочно-кишечного тракта. Но это явление временное и лучше  его пережить здесь, а не в Амстердаме, испытывая смущение и  неудобства, лишние затраты на биотуалеты и памперсы. Для нормализации пищеварения есть  надежное, проверенное  средство — активированный уголь. Если возникнут проблемы, не стесняйтесь, всегда поможем, чем сможем. Вы — наш  желанный  клиент и вправе этим статусом  гордиться.
Жанна с трудом сдерживала себя, чтобы не рассмеяться, а у Пшонки  закралось  подозрение,  что Вилен Ильич не в первый раз проводит подобный инструктаж. Краска  смущения залила ее лицо,  она  опустила голову.
— Этот вопрос, конечно, деликатный, но мы взрослые люди и должны учесть все нюансы, чтобы потом горько не сожалеть,— заметил он  на полном  серьезе.— Тем более, что с этой  проблемой другим невестам уже пришлось столкнуться и мой долг предупредить вас, принять профилактические меры. Следует очистить организм  от шлаков, оздоровить и взбодрить его, чтобы никакая досадная мелочь не омрачила встречу с избранником. Вот Жанна уже прошла полный  курс и теперь ждет своего  рыцаря из княжества  Монако.
— Обязательно дождусь, — с азартом ответила девушка.
—  Ускорьте  процесс адаптации?— попросила Пшонка.
— Невозможно, срок и так максимально сжат,— ответил главный агент. — К тому же вылет в Амстердам состоится, как только будет сформирована группа из десяти женщин. Наше агентство никогда не рискнет отпустить их отдельно  из-за опасения, что вы можете оказаться в руках международных жуликов и сутенеров, поставляющих “живой товар” в бордели, притоны, на улицу Красных фонарей и в другие злачные места. Мы головой отвечаем за безопасность своих клиентов. Наш  представитель  каждую невесту доставляет по назначению в целости и сохранности, чтобы показать товар лицом. Конечно,  такой сервис стоит больших денег, но мы не считаемся с затратами, когда речь идет о здоровье милых женщин. Наберитесь терпения и будете вознаграждены. 
Он сделал многозначительную паузу и продолжил:
—Скучать не придется. К вам услугам крытый бассейн с морской водой, тренажерный зал, фитнес-клуб, сауна с биде и джакузи. Через неделю-другую наш спец Эдуард Юрьевич превратит вас в светскую львицу. В зеркало себя не узнаете, лет на двадцать с гаком помолодеете, о жировых складках забудете.
 — У меня нет жировых складок, — возразила Пшонка.
— А,а, все наивные женщины так полагают, пока жир буром не попрет в брюхо и ляжки. Чтобы такой катастрофы не произошло,  необходима профилактика, особый рацион питания, диета, физические упражнения. В этом залог здоровья и красоты, — Вилен Ильич.
— Я по образованию медик и анатомию организма знаю хорошо, — напомнила Элина.
— Надо не только знать, но и выполнять рекомендации, советы специалистов. Эдуард Юрьевич в этом деликатном  деле не одну собаку съел. Многие наши клиентки удачно вышли замуж, наслаждаются прелестями райской жизни за бугром, очень благодарны сотрудникам агентства за услуги. Вы тоже испытаете к нему симпатии и  благодарность.  Он  своей уникальной методикой изваяет из вас великолепное создание, эталон красоты и очарования. Жаль будет отпускать за рубеж. Но, увы, для нас пожелания клиента превыше всего. Какие у вас вопросы,, просьбы?
— Пока нет.
—Тогда, пожалуйста,  поставьте здесь свой автограф,— он подал ей отпечатанный на принтере лист бумаги.
— Это еще зачем?
—Расписка о неразглашении конфиденциальной информации,— строго произнес Вилен  Ильич.— Ее утечкой могут воспользоваться конкурирующие фирмы и разрушат наши  планы. Держите рот на замке.
Пшонка послушно расписалась на бланке, в верхней части которого красовался  логотип фирмы — сердце, пронзенное стрелами Купидона и по окружности текст МБА «Счастье без границ», что повышало престиж и рейтинг агентства.
— Вы не сомневайтесь, все чин-чинарем, у нас есть лицензия, но держитесь подальше от работников  милиции, прокуратуры и других представителей власти, — посоветовал он.— У них сохранился синдром “железного занавеса” — не пущать за кордон и баста! Им наплевать на такие святые чувства, как любовь, верность, дружба. Элина Макаровна общение с вами мне доставило большое, истинное удовольствие, но простите, я  вынужден с вами расстаться, время расписано по минутам, на очереди другие клиентки, а вами займется мой сотрудник.
Он нажал на кнопку звонка, из  смежной комнаты вышел среднего роста, плотного  телосложения  в черной кожаной куртке мужчина лет тридцати пяти с мобильным телефон в одной и связкой ключей  в другой руке.
— Знакомьтесь, это ваш консультант-психолог высшей категории Эдуард Юрьевич. Он  будет вас опекать в период адаптации. Точно следуйте его рекомендациям. Чемодан, деньги ювелирные изделия сдайте мне,— Вилен  Ильич метнул взгляд в сторону сейфа.— Здесь они лучше сохранятся. Вы будете жить на полном обеспечении агентства, ни  в чем не испытывая нужды, сервис гарантирован. Деньги, как при коммунизме,  вам не потребуются.
Женщина покорно  вынула из сумочки последние 27 гривен,  сняла с пальца золотой  перстень с сапфиром,  сережки и отдала их главному агенту. Он, изучив пробу драгметалла,  положил деньги и изделия в полиэтиленовый пакет и спрятал в сейфе.
— Эдуард Юрьевич, имейте в виду, Элина Макаровна на строгой диете, поэтому  никаких деликатесов, обильной  пищи,  спиртных напитков и секса.  Обжорство ей противопоказано Не вздумайте испортить красавицу-девицу, — предупредил Вилен  Ильич.— Позаботьтесь о светском этикета, имидже и шарме этой госпожи. Она, к сожалению, не ведает, что такое фитнес и шопинг. Просветите ее, пожалуйста, не только теоретически, но и на практике. Свободное время посвятите изучению голландского языка. Вы в этом деле большой профи.
— Постараюсь, шеф, моя наука еще никому не навредила, — заверил  консультант-психолог.
— Элина Макаровна, обращайтесь к нему по любым, даже деликатным, интимным вопросам, — посоветовал  главный агент.— Он ваш  куратор и отвечает за вас  головой. У нас здесь четкая специализация,  каждый занимается своим делом. Желаю плодотворной  работы над  европейским имиджем.
Консультант  проявил завидную  галантность — помог Элине  одеться, поправил шапку и  смахнул с ее плеч осыпавшиеся ворсинки, подточенные молью. Женщина невольно прониклась к нему благодарностью: «Какой заботливый  и культурный господин, не чета моему неотесанному Степану. Что взять с деревни».
— Минуточку, Элина Макаровна,— Вилен Ильич остановил женщину. —  Вы, действительно, не имели добрачный опыт? Это очень важно.
— Что вы, как можно,— густой румянец залил щеки Пшонки и, скромно опустив  глаза, она прошептала.— Это большой грех. Вы же  об этом в самом начале беседы спросили?
— Значит,  нетронутая,  замечательно, — одобрительно улыбнулся  главный агент.— Девушки, которые не успели вкусить «райское яблочко», непорочные,  высоко ценятся, жених будет в восторге. Никто у него не отнимет право первой ночи. Мне импонирует ваша  девичья стыдливость. У нас вы можете совершенно бесплатно воспользоваться услугами первоклассного  гинеколога.
— Нет, нет, несмотря на усталость от поездки, я чувствую себя прекрасно,— слишком эмоционально отреагировала и чтобы, не вызвать подозрение, пояснила.— Я очень застенчивая.
— Это ваше личное дело, принуждать  не стану,— согласился Вилен Ильич.— Но все равно придется сдать мочу и кровь на предмет венерических заболеваний  и СПИД. Таков порядок, медицинский контроль обязателен, иначе вас не допустят даже к трапу самолета. Иностранцы в любых делах весьма щепетильны и меркантильны, поэтому чтобы не возникло проблем надо соблюсти все процедуры.
Услышанная информация ее расстроила, но Элина постаралась остаться хладнокровной.
— Вперед, сударыня, перед вами открыта дверь в новую увлекательную, полную романтики и неожиданных приятных сюрпризов, жизнь!— шутливо-торжественно воскликнул консультант и услужливо открыл  дверь. Женщина  с трепетно-тревожным   предчувствием грядущих перемен, переступила через  порог.
                9

Она уютно расположилась на переднем сидении красного ВМW-850  рядом с Эдуардом Юрьевичем. Он включил магнитолу «Тошиба» и полилась нежная мелодия из репертуара француженки  Патрисии Каас. Консультант положил правую руку на баранку и тупо  уставился глазами в лобовое стекло. Молчание тяготило и Пшонке стало не по себе.
— Эдуард Юрьевич, будьте столь любезны, подскажите, куда мы едем, чем я буду там заниматься?— покоренная его недавней  галантностью, одарила его улыбкой Элина.
— На кудыкины  горы,— сухо ответил он и увидел, как она стушевалась, втянула голову в плечи.
— Что губы надула и глаза опустила, как красна девица? — толкнул он ее локтем в мягкий бок. — Я ваше бабье племя до самого донышка изучил и познал своим упругим копьем. Стоит только дать поблажку, ослабить вожжи, то вместе с ногами и задницей на шею заберетесь и понукать станете. На этот  хитрый  финт не рассчитывай.
— Эдуард Юрьевич, у меня и в мыслях такого не было, — отозвалась она. — Я – девушка скромная, никого не напрягаю, без амбиций и претензий, очень добрая и покладистая…
— Покладистая говоришь, это замечательно. Но наперед, чтобы не было обиды,  запомни: я – строг, но справедлив, как прокурор, который не берет взяток. Хотя нынче таких блюстителей  днем с огнем не сыщешь. Для твоей же пользы стараюсь, — чуть смягчил он голос и велел. — Не отвлекай меня от дороги,  а то врежемся  в столб. Нелепо  погибнуть накануне большого счастья. Приедем на место, там и поговорим от души. Эх, какая русская баба, не любит быстрой езды.
Пшонка погрустнела, втянула голову в плечи, прикрывшись куцым воротником. Ехали молча и минут через двадцать, свернули с главной трассы. Автомобиль остановился перед  краснокирпичным трехэтажным особняком с тарелкой антенны,  закрепленной у карниза покатой крыши под металло-черепицей.
Здание и участок были огорожены  двухметровой с колючей проволокой на гребне бетонной оградой. Консультант вылез из машины и подошел к массивным кованым железным воротам и прикрывшись спиной, набрал код замка. Открыл сначала одну, затем другую части  ворот. Из глубины двора к  нему пушечным ядром бросился цвета слоновой кости  мощный  питбультерьер со свиным рылом и злыми  красноватыми глазками. Заметив пассажирку, прорычал, оскалив пасть с рядами акульих зубов и, горячо дыша,  вывалил  красный язык. При виде этого зверя Элину охватил страх. Она вообще предпочитала возиться с кошками и десятой дорогой обходила собак, особенно бойцовских пород…
— Рык, молчать! На место! — приказал Эдуард Юрьевич и возвратился к машине. Въехал во двор под оплетенную голыми виноградными лозами террасу к дверям встроенного в особняк гаража.
— Приехали,— сообщил он гостье и велел.— Слазь пшенка-кукуруза, принцесса  заморская, будь как дома, но не забывай,  что в гостях. Эх, кукуюза, накачает тебе Хуберт скоро пузо. Ха-ха-а!
Довольный пошлым  каламбуром, он обнажил в улыбке крупные зубы с  золотой фиксой в нижнем ряду.
— Мы вроде еще не перешли на “ты”?— покоробила женщину его бестактность.— Или  это и  есть ваш светский этикет?
— Считай, что уже перешли,— грубо ответил он. — Я не вшивый интеллигент или слюнтяй, чтобы тебя долго обхаживать, у меня на телячьи нежности нет времени. Я — человек дела  и не намерен менять своих привычек. Это еще цветочки, будут тебе и ягодки…
— Есть же правила приличия, этикет,— робко возразила она.— Вы психолог и должны  знать, что люди и, особенно,  женщины очень ранимы. Надо уважать,  щадить честь и самолюбие.
— Я не разделяю твоего мнения и глупых фантазий, — властно произнес хозяин,  запирая ворота. Жизнь — суровая проза, в ней преуспевает сильная личность. Я хочу, чтобы ты получила настоящую закалку и смогла выжить в любых условиях. Ты еще будешь меня благодарить за бесплатную и полезную науку.
— Вот моя хата, — Эдуард Юрьевич  небрежно кивнул на роскошно-помпезное строение готической  архитектуры с башенками по углам.
— Добротная хата, настоящая крепость, — оценила  Пшонка.
— Конечно, крепость,— с гордостью повторил хозяин.— Как говорится, дворцы — трудягам, а хижины — бродягам! Но тебе там,  пока делать нечего. Закончу на третьем этаже евроремонт, приведу в порядок сауну и бассейн  и тогда подумаю, куда тебя разместить. Пожалуй,  выделю отдельную комнату, будешь жить, как в номере «люкс» пятизвездочного отеля. А пока, невелика птица, поживешь в этой времянке.
Он подвел ее к  двери  одноэтажной постройки со стальной,  словно в бункере,  дверью, но открывать не стал.
— Телевизор там есть? — поинтересовалась Элина.
— Программа адаптации напряженная  и у тебя не будет времени пялить глаза на экран. Ты не должна отвлекаться на мелочи, — поучал консультант. При  виде  приблизившегося питбуля, женщина  с леденящим сердце страхом спряталась за хозяина и жалобно прошептала:
— Уберите этого  ужасного зверя.
— Фу, Рык, пошел  прочь, — отогнал он пса, свободно бегающего, звеня кольцом  цепи по проволоке, проложенной по периметру участка вдоль  высокой  бетонной ограды. Пшонка сразу сообразила, что попала в западню, из которой  без согласия и помощи консультанта  ей не выйти. Ее огорчило это  внезапное  открытие.
Между тем Эдуард  подвел ее к большой застекленной теплице, обогреваемой теплогенераторами. Открыл  двери и в лицо повеяло  теплым  потоком воздуха, свежестью ароматов. Из небольшого тамбура они  попали в царство  цветов. На разделенных дощатыми дорожками участках росли гвоздики, розы, тюльпаны, гладиолусы. В нескольких сантиметрах  от поверхности почвы были проложены трубы для орошения. Элина замерла при виде обилия роз, желтых, алых, белых, пурпурных, бордовых…
— Красота то,  какая великолепная, словно в Никитском ботаническом саду! Там я была со Сте...на экскурсии, — произнесла она, едва не выдав себя, и пропела, — Миллион, миллион алых роз из окна, из окна вижу я…
— Петь и я могу, — оборвал ее Эдуард Юрьевич. — Эта красота требует,  если не жертв, то упорного труда. Гордись Элка, тебе предстоит творить эту красоту. Это и есть Голландия! Не надо никуда ехать.
Консультант  театрально описал круг рукой и задержал  жест на отдельном  закутке.— А здесь  твой инвентарь  для  сельхозработ: мотыга, тяпка, лопата, грабли, секатор, ведра и прочий инструмент по  уходу за цветами. Чуть дальше перегной и гумус для подкормки растений.  Ты ведь каждый день кушать хочешь, так и цветы. У них тоже живой организм, требующий компост, удобрения и влагу. Все подмечай, схватывай на лету, чтобы потом  из-за каждой мелочи меня не дергала, не доставала нудотиной.
— Я — не цветовод, у меня другая профессия? — возразила Элина.      
— Ничего,  научишься, не Боги горшки обжигают. Кроме розария, цветочного  бизнеса  я занимаюсь животноводством, овощами, планирую развести лимонарий — очень прибыльное дело. А цветы обожаю с детства. Вспомни, есть такие стихи: «Цветы мне говорят: прощай, головками кивая низко». Аж, сердце заходится  от печали и боли...
— Красота никого не оставляет равнодушным, — подтвердила Пшонка.— Она делает  людей  добрее, духовно богаче…
— …и материально состоятельными, — продолжил ее мысль хозяин.— Ладно, довольно  лирики. Мне потребовалась здоровая, работящая помощница, поэтому я тебя и выбрал. По габаритам и весу ты  не пшенка, а крупная кукуруза, даже тыква. В Голландии  и без тебя хватает упитанных, ожиревших на гамбургерам и  хот-догах, баб. При виде такой туши Хуберт в обморок упадет и откажется от брака. Надо срочно менять твои формы, создавать магически привлекательный шарм. Теперь здесь для тебя и салон красоты, и фитнес-клуб, и шопинг. Обезьяна когда-то  ползала, а как только взяла палку в передние конечности, то встала на ноги. Для тебя такой палочкой-выручалочкой станут тяпка, лопата, вилы и другой сельхозинвентарь. Через пару недель я сделаю из тебя изящную скрипку, стройную, тонкую и звонкую. Труд творит чудеса. Богатый жених глаз от тебя не оторвет. Ну, что заслушалась, губу раскатала? Пора за дело, я тебя сюда не на посиделки привез.
— Я устала с дороги, желаю отдохнуть, — прошептала женщина.
—Это караул устал, а ты не имеешь права, — сурово изрек Эдуард Юрьевич и тут же скаламбурил. — Легче сто раз сказать пшенка, чем один раз кукуюза. Вперед, Элка, и с песней! Труд облагораживает человека, возвышает его до самых небес.
— А как же мой жених? — раскрыла она рот от удивления.
— Хуберт подождет. До седых волос дожил без бабы, две недели  потерпит, не помрет, — заметил консультант. — У меня на все хозяйство рук и времени не хватает. Будешь стажироваться на выращивании цветов.  Голландия — страна тюльпанов,  мой главный  конкурент, поэтому наука пойдет тебе впрок. Мигом определим, какая у тебя  упитанность, кондиция, узнаешь, сколько надо сбросить до стандарта. Живо на весы!
Пшонка опешила  от такого поворота событий, а он по-хозяйски грубо подтолкнул ее к весам. Она, нехотя подчинилась, поднявшись на металлическую плоскость.
 —О-о, ты слишком  упитанная, как вологодская корова, 78  килограммов  живого веса. Там своих толстух, ожиревших на гамбургерах фаст-фудах, хот-догах, сдобе, тортах и пирожных хватает, — сообщил он, после того, как сдвинул гири на рычаге. — Но не отчаивайся, я из тебя через пару недель Дюймовочку сделаю без  всякого флоресина. Теперь каждый  день будешь взвешиваться, чтобы не ожирела на дармовых харчах. За сутки должна сбросить не меньше килограмма.
— Вдруг кожа обвиснет. На кого я тогда буду похожа?
— Ничего, где надо подтянем. Пластический хирург у фирмы под рукой, — заверил он. —  Активный труд и строгая диета — творят чудеса. Сауну и секс я тебе пока не обещаю. Ты для меня, пожалуй,  старовата, если сама не пожелаешь. Разве что спьяну, когда  захочется, а молодой девахи под рукой не окажется.
— Эдуард Юрьевич, я же по условиям голландца должна быть непорочной? — испугалась она перспективы стать его любовницей.
— Непорочная, восточная, какая ему разница. Он, старый хрыч, на радостях, что приобрел такую принцессу, простит тебе все прегрешения. В Европе нравы намного проще, там даже приветствуется и поощряется свободная любовь. Впрочем, не волнуйся. У меня при моей красоте и деньгах девок-скороспелок хоть отбавляй, сами на шею вешаются. Поэтому не голодаю, даже пресытился их хмельными чарами. За свое целомудрие не  переживай, оставим право первой ночи Хуберту. Я сыт по горло молодыми  телками …
«Тоже мне красавец, Ален Делон, — подумала Элина. — Морда наглая и топорная, без признаков интеллекта, кирпича просит. А девки  к тебе, сытому борову, ныряют в постель только из-за денег, чтобы с голоду не  умереть, да хоть немного приодеться».
— Каждое утро будешь взвешиваться, докладывать мне насколько похудела. И, упаси тебя Бог, чтобы ни на один грамм не поправилась. Отдеру и высеку, как сидорову козу, — предупредил консультант. — Здесь тебе не санаторий с ленью и обжорством, а трудовые будни, можно сказать «Фабрика звезд» с особой методикой быстрого  похудения, на которой создаются топ-модели.
— У меня такая конституция тела, широкая кость. Я уже пыталась заниматься лечебным голоданием, но бесполезно, — сообщила Пшонка в надежде на понимание и сочувствие.
— Ха, так значит  твои  предки — мамонты  и ты рождена для физического труда без всяких конституций и резолюций! — властно приказал он. — Будешь точно исполнять мои рекомендации, режим питания и все у нас получится. Запомни, в процессе упорного труда сжигаются лишние калории, нормализуется обмен веществ в организме. А сейчас слазь с весов и покажи на что способна. Снимай свою парадную одежду и  надевай фуфайку, а лучше робу, здесь тепло, как в Африке и за дело с песней.
— Прямо сейчас? — опешила  женщина. — Надо бы с дороги, как полагается,  покушать, под ложечкой сосет,  отдохнуть, принять ванну и привести себя в порядок.
 — Потом отдохнешь, негоже нарушать режим, на голодный желудок лучше работается  и помни: делу — время, а потехе час, — поторопил он ее и подал с вешалки  рабочую спецовку.— Не ленись, а трудись,  в поте лица своего. В Голландии на буржуя придется вкалывать не только днем, но и ночью в постели, так что приучайся к напряженному режиму, стахановскому труду. Будешь поддерживать в теплице температурный режим, взрыхлять почву, пропалывать сорняки,  удобрять и поливать цветы. А ранним  утром срезать розы, гвоздики, тюльпаны и готовить их к продаже. Товар очень нежный, хрупкий, поэтому чтобы аккуратно, без брака.
— Я прежде не занималась цветами, смогу ли? — вздохнула Пшонка.
— Сможешь, технология ухода расписана по часам, — Эдуард указал  на табличку, закрепленную на одной из стоек в центре сооружения. — Тебе все ясно?!
— Ясно,— хмуро ответила женщина, глубоко осознав безысходность своего положения.
— Заранее  предупреждаю, не вздумай сбежать. Ограждение под высоким напряжением. Сунешься и  превратишься в шашлык. Все подступы к воротам  и ограде охраняет Рык. Поэтому выкинь мысли о побеге.  Ты  же не захочешь стать для него кормом?
— Нет, нет! — испуганно попятилась  она.
— Была здесь до тебя на стажировке одна дуреха, мечтала за богатого американца выскочит замуж. Не выдержала испытаний и решила сбежать, так мой питбуль  отхватил у нее кусок ягодицы. Еще счастье, что я был в особняке, услышал душераздирающий вой и поспешил на помощь. Иначе от нее остались бы  лишь обглоданные кости. Я специально  держу Рыка   впроголодь, ведь сытый пес — это добрый  комнатный, как болонка или пудель. А он у меня зверь, волкодав. Так вот была девица красавицей, глаз не отвести, а стала кривоножкой.  Печальная история. Не советую  искушать свою судьбу. У него  хватка железная, мертвая, как у гиены, схватит за ляжку и не отпустит, пока я не прикажу.
Эдуард с удовлетворением увидел, как гостья со страха обмерла, оцепенела, едва не свалившись в обморок.
— И ворота под сигнализацией и электрическим напряжением,— продолжил он нагонять на нее страх.— Еще  ни одной бабе отсюда не  удалось самостоятельно выбраться. У тебя есть шанс. Если поработаешь, не жалея сил и подоспеет тебе замена, то дам положительную характеристику и дуй к своему ненаглядному  Хуберту  на всех парах. Он тебя заждался со своими тюльпанами. Ишь глаза прикрыла, размечталась  красна девица. Поди, не на  курорт, не  в санаторий  приехала, чтобы на песке под солнцем нежиться и жиром обрастать, пора за  работу. Снимай  свои модные сапожки на меху и обувай резиновые, крестьянские.  Вот те двупалые рукавицы, тяпка и с Богом за дело. Вишь, почва малость подсохла, надо ее подрыхлить, чтобы  воздух к корням поступал и цветы не зачахли.
Элина медлила, хотя и понимала, что отказ может вызвать в нем гнев. Эдуард тупо уставился на нее  черными, как у хорька,  зрачками. Глубоко втянул в себя воздух, раздувая ноздри. Женщина не выдержала его въедливого,  словно кислота взгляда, и  отвела глаза в сторону.
— Глухая, что ли, тетеря? Почему морду воротишь? — с раздражением процедил он.— Я велел тебе  брать тяпку  или руки-крюки? На даче, что ль не работала, крестьянского труда не знаешь? Тогда не хрен  тебе в Голландии делать, сидела бы дома на печи,  пекла калачи и сушила сухари на  случай голодомора.
— Хуберт — банкир, нам голод  не грозит,— вяло  напомнила она,  только бы не молчать.
— Ха-ха-а,  все  банкиры  аферисты,  и Хуберт  не святой дух!  — расхохотался Эдуард Юрьевич.— Больше нашего хлеб и булки с сыром хавает и пиво, как воду, хлещет. А ты решила  при нем барыней быть, деньги почем зря тратить. Да  он там, недорезанный буржуй, за копейку удавится. У меня здесь в оранжереи хоть уму-разуму научишься, смежную профессию цветовода бесплатно получишь. В  жизни все пригодится. Садись вон на табурет, барышня кисейная.
Пшонка  села на деревянный, грубо сколоченный табурет и консультант, бесцеремонно, задрав длинный подол платья, стянул с ее ног сначала левый,  а затем  правый сапожек.
— Я что лакей тебе, сама одевай!— он бросил ей пару резиновых, литых с высокими  голенищами сапог. Ее ноги,  почти  до колен, утонули в их просторных  чрево. Хозяин грубо сунул в женские руки тяпку:
— Давай, невеста непорочная, вперед!
Элина едва не свалилась с табуретки набок,  поднялась  неуклюже и, словно астронавт, направилась к грядке с набухшими и расцветшими бутонами. Зачерпнула  лезвием корку почвы и крайний из тюльпанов красной каплей упал на землю. Женщина, оцепенев, замерла на месте.
— Разуй  глаза! — услышала за спиной грозный  окрик.— Ты,  что от радости ослепла? Может тебе прописать очки или микроскоп? Такой культивацией,  растяпа, весь  урожай загубишь. Каждый тюльпан на рынке на две-три гривны тянет. А ну-ка,  марш  к розе, пусть она тебя хоть поцарапает, непутевую. Не умеешь управиться тяпкой, садись на корточки и  рыхли почву мастерком. Талия будет гибкой и тонкой, как у осы.
Он  подал  ей  из ящика с  инструментами  мастерок  и Элина молча склонилась над ощетинившимися  острыми шипами кустами роз.
— Что-то я проголодался, под ложечкой сосет, утомился. Расстроила ты меня своим неумением, растяпа, — зевая,  вздохнул  Эдуард. — Пойду в апартаменты,  отдохну часок-другой. Потом проверю твою работу. Если ты, Макаровна,  будешь лодырничать, выпендриваться, то отправлю тебя на свиноферму, туда, где Макар телят не пас. Прикажу корм варить, свинарник чистить и Демона ублажать. С ног до головы дерьмом пропахнешь, ни в какую тебя Голландию с такими ароматами не пустят. Санитарный контроль не пройдешь. Старайся, пока я добрый, выполняй, что велю, такая вот у меня психология, психопатия. Усекла? Ты не первая и не последняя, косяком  повалили бабы за границу из неньки – Украины.
И еще, чуть не забыл. Справлять нужду будешь в сортире, который во дворе. Все же лучше, чем ходить под кусты до ветру.  Поверь, это не моя прихоть или блажь. Все бытовые и прочие неудобства предусмотрены программой адаптации. Комфорт должен быть сведен до минимума.
— Не  верю, что в Нидерландах туалеты  во дворе? — вставила Пшонка реплику.
— Не умничай. Ишь, какая принцесса, нос воротит! — возмутился консультант-психолог. — Да будет тебе известно, что сама царица Екатерина 11, не чета тебе, простолюдине,  пользовалась ночной вазой. Может, прикажешь и тебе купить горшок с лютиками? На биотуалет не рассчитывай, еще не заработала.
— Вилен Ильич обещал бассейн,  сауну, фитнес-клуб, — напомнила Элина.
— К нему и обращайся, а я тебе ничего не обещал. Наверное, забыла, что обещанное три ода ждут. В этой теплице для тебя  бассейн, сауна и фитнес-клуб. Трудись, е ленись и помни, что труд из обезьяны сделал человека.
— Я не обезьяна, — обиделась Пшонка.
— Спасибо за признание, а то предположил, что ты мартышка, макака или шимпанзе, — ухмыльнулся консультант. — Теперь буду знать, с кем имею счастье общения.
 —Мне к трудностям не привыкать, детство прошло в селе, — сообщила Элина. Хотела спросить о наличии туалетной бумаги, но устыдилась.
— В таком случае будешь разводить компост из фекалий. Ничто не должно пропадать без пользы. Надо уметь любые отходы превращать в доходы. А компост из фекалий и куриного помета — лучшее удобрение для роз и других цветов. У них тогда аромат тоньше и пикантнее, — сообщил он.
— Фу, какая мерзость.
— Заруби на носу: там, где воняет, там и пахнет.
Он вальяжной походкой  удалился. Пшонка  осталась одна с тяжелыми думами в благоухающей  ароматами оранжереи. Она слышала, как  по двору ошалело носился питбуль, звеня  стальным кольцом и подавая  угрожающий рык то вблизи, то в отдалении. «Действительно, от этого зверя-каннибала  нигде не скрыться»,— с щемящей тоской подумала она.
               
                10

И потекли  однообразные, заполненные утомительной физической работой серые, несмотря на яркость цветов, будни. Ни  свет, ни заря, поднятая с постели Элина, перемещалась из времянки в теплицу. Срезала цветы, особенно терзали колючие розы. Как ни старалась осторожно срезать секатором расцветающие бутоны,  пальцы и запястья были сколоты острыми шипами. Но  перекиси и йода не оказалось под рукой, поэтому уколы и раны  пришлось смазать зеленкой.  Скрипя сердце,  готовила розы  к продаже, создавая изысканный товарный вид.
 Эдуард Юрьевич аккуратно  грузил их в автоприцеп «Скиф», насвистывая при этом  опостылевшую Элине  мелодию: “Как хороши, как свежи были розы и плакали от зависти мимозы...” Он развозил цветы по торговым точкам на рынках, в подземных переходах и в других людных местах, где на него работали более двух  десятков цветочниц.
Возвращался всегда неожиданно, то спустя час-два, то в полдень или вечером, тем самым,  ломая робкие замыслы Пшонки. Вечером, а бывало, что и в полдень, консультант привозил двух-трех, а то и четырех длинноногих смазливых девиц, как он хвастался, на «обкатку» и несколько часов или до утра играл с ними в «ромашку».  Так романтично он называл групповой секс. А утром вместе с корзинами цветов полупьяных  девиц отвозил в город.
— Эдуард Юрьевич, а что это за фонарики? Наверное, для освещения, — указала она на один из объективов под сводом теплицы.
— Фонарики у тебя в мозгах, а это камера видеонаблюдения.
— Зачем?
— Затем. Ты ведь считаешь, коль  нет на месте хозяина, то можно баклуши бить, дурака валять, — усмехнулся он и признался. — Каждый день смотрю видеозаписи. Знаю, чем ты занимаешься  в оранжерее, каждый шаг, каждое движение отслеживаю. Нудистка, больше трудись и меньше развлекайся.
— Я не развлекаюсь.
— А кто голяком,  в чем мать родила почти каждый день принимает душ? Может русалка или барабашка с небес спустилась?
— В оранжерее почва,  пыль, компост, поэтому вынуждена соблюдать личную гигиену, — промолвила Пшонка и  густо покраснела, представив, как он рассматривает ее обнаженное тело в струях воды.
— Кстати, советую сделать эпиляцию, — продолжил консультант-психолог.  Хотя волосня и является признаком повышенного темперамента и сексуальности, но ножки следует побрить. Не к лицу женщине  тело мартышки.
— Некрасиво, неприлично подглядывать. Как вам не стыдно, — прошептала женщина.
— Стыдно тому, у кого видно, — парировал Эдуард Юрьевич и с похотливой ухмылкой сообщил. — Я за свою жизнь столько голых баб повидал, что тебе и не снилось. Дыши ровно, ты не в моем вкусе.  Разве,  что спьяну глаз  захочется…
За все время адаптации невеста так ни разу не побывала в апартаментах хозяина. Хотя ее и распирало женское любопытство, однако она осознавала риск. Вдруг в отсутствие других женщин Эдуард возжелает,  воспылает к ней страстью, насильно затащит в постель под  предлогам все той же адаптации к западным нравам.  Поэтому роскошным палатам и ложу предпочитала жизнь и ночлег в подсобке со спартанскими  интерьером  и условиями быта.
Элину утешало то, что он  не  приставал к ней с сексуальными  домогательствами. По этой причине ее  устраивала монашеская  жизнь во времянке, а не, как было обещано, в номере «люкс» на третьем этаже, где хозяин,  пребывая под “мухой” и,  не обнаружив возле себя вожделенное женское тело, мог соблазниться и “старой телкой”.
На ночь, ложась спать, Пшонка прочно  запиралась изнутри на щеколду и крючок. Ее меню не  отличалось изыском: хлеб,  картофель, да свежие  огурцы, помидоры, лук, петрушка и салат, которые в отсутствие хозяина она похищала из соседней  теплицы. Обещанных соков так и не дождалась, удалось выпросить у консультанта лишь маленькую пачку дешевого грузинского чая.
— А сахар? — робко напомнила она.
— Дорогой нынче‚ рафинад, да он тебе  противопоказан, может спровоцировать сахарный диабет, — предостерег Эдуард. — Мне инвалид, сидящий на инсулине, не нужен. Еще пенсию по болезни заставят платить. Поди, не девочка, давно должна понять, что в стране не рынок, а бардак. Кто смел, тот на коня сел, а кто слаб, тот нищий раб. Раздали горе-реформаторы земельные паи крестьянам, а у тех ни лошади, ни  сохи, не говоря уже о тракторе и комбайне, плуге, сеялке и прочем сельхозинвентаре. Вот они бедолаги  за бесценок и сдают свои наделы фермерам-куркулям. А те, чтобы не было слишком хлопотно, все поля засеяли зерновыми, пшеницей, ячменем, овсом, а свеклу, картофель, прочие овощи и фрукты выращивать никто не желает. Вот потому и дефицит на сахар, картофель,  подсолнечник  и другие продукты питания. Цены на них, как кенгуру, скачут. Депутаты, чиновники, пользуясь служебным положением, прихватили лакомые плодородные земли в прибрежной зоне. Когда существовало  плановое хозяйство, был  порядок, а нынче кто во что горазд. Уж я то в сельском хозяйстве разбираюсь лучше  иных профессоров и академиков, которые  не могут отличить сеялки от бороны, а дипломы и звания за сало купили. Я  от природы самородок.
— Вы тоже, наверное,  диплом психолога за сало купили? — невольно сорвалась с потрескавшихся от  тепличного зноя губ Пшонки.
— Молчать, глупая баба! — рявкнул Эдуард.— Будешь брыкаться, посажу на черный хлеб и воду. Жрешь, как медведка, того и гляди, разоришь, по миру пустишь  своим зверским аппетитом. И кто тебе сказал, что я психолог, хотя в этом деле смыслю. Радуйся, тебе крупно повезло, я — зоотехник, без работы не останешься. Все любят сало, мясо, сальтисон и колбасы за обе щеки уплетать, а в навозе возиться  никто не желает. КРС, свиньи, овцы, козы, мелкая домашняя живность  — вот источник моего бизнеса. А что до психики, то мне без разницы, что человек, что животное, физиология одна. С животными даже приятнее общаться, они без гонора и характера, как ты. Так что, молчи невеста голландская.
— Спасибо за комплимент. Просветили, утешили,— вздохнула она.
— Кушай, на здоровье, Пшонка-кукуюза,— ухмыльнулся он.— Будешь вести себя смирно, получишь рафинад, а пока довольствуйся заваркой. Грузинский чай  полезнее цейлонского.
— Он же самый низкосортный, одна пыль,— упрекнула она, но консультант сделал вид, что не расслышал.
Однажды, чтобы приблизить  процесс отъезда в Нидерланды, Пшонка  проявила инициативу — перенесла фронт работ за пределы розария. Увидела в отдаленном углу участка у высокой  ограды, куда не доставала цепь со свирепым Рыком, буйно разросшийся широколистный серебристо-зеленый  осот. Вооружившись цапкой в течении двух часов, упарившись до седьмого пота, под самый корень вырубила сорняки, кое-где переплетенные ярко-желтыми нитями повилики. Сгребла стебли и листья в кучу, чтобы показать хозяину результаты своего ударного труда. Несмотря на усталость и свежие мозоли на ладонях, испытала, подобно крестьянину, взрастившему щедрый урожай, удовлетворение от  работы.
 «Даст Бог оценит и посодействует ускорению и сокращению периода адаптации, — понадеялась она, терпеливо ожидая возвращения благодетеля. Элину распирало желание побыстрее сообщить Эдуарду Юрьевичу о своем трудовом подвиге и, вместо постоянных упреков и придирок,  заслужить похвалу и благосклонность.
Она поджидала его во дворе, опасливо озираясь на бдительного пса, напоминавшего о себе грозным рыком и звоном цепи. Когда свечерело, послышался знакомый гул машины и лучи фар, проникли во двор. Хозяин с помощью автоматики  отворил массивные ворота, въехал во двор. Едва вылез из-за руля, как Элина  предстала перед его взором.
— Эдуард Юрьевич, вы совершенно запустили свой участок. После дождей разрослись  бурьян, пырей, амброзия, повилика и осот. Инспектор по карантину растений мог бы оштрафовать на кругленькую сумму, — сообщила женщина  в расчете на похвалу.
— Какой инспектор, какой карантин? Дура  набитая. Сюда никто не сунется, — рассмеялся он
— В палисаднике, как в джунглях,— упрекнула она и  все же возвестил. — Вы только поглядите, какой я порядок навела!
— Чему радуешься? Это твоя обязанность по программе адаптации к жизни в Нидерландах, — не разделил он ее телячьего восторга.
— Я не только в розарии навела порядок, но по своей инициативе  вырубила сорняки в палисаднике, — пояснила она.
— Сорняки? Мг, на моем участке сорняков нет, только полезные растения.
— Так ведь осот, колючий и высокий?
— Веди, где ты, бестолочь,  увидела осот? — велел хозяин.
— Видите копну. Это и есть  осот, —  указала Элина рукой на свежую вырубленную траву.
— Эх, ты,  дура лупоглазая с куриными мозгами. Ни хрена в агрономии, в растениях не соображаешь. Ты же вырубила гималайский сельдерей, —  проворчал он, решив покуражиться  над опешившей горожанкой, хотя она действительно вырубила осот.— Ты даже не представляешь, что нанесла мне ущерб на пять тысяч долларов. Сельдерей, излечивающий от бесплодия и потенции, растет на высоте семи тысяч метров над уровнем моря и ценится намного дороже, чем женьшень, золотой ус и другие лечебные растения.
Эдуард  Юрьевич сознательно придумал  несуществующий в природе  вид сельдерея, якобы растущего на снежных вершинах, чтобы шантажировать Пшонку, подавленную его натиском..
— Это осот. Отправьте растение на экспертизу в лабораторию сельхозинститута или опытной станции и ученые подтвердят мою правоту, — робко предложила женщина.
—Ого-го, какая же ты умная и премудрая куртизанка, а мы бараны безмозглые. У тебя есть деньги на оплату экспертизы?
— Нет. Документы и валюту конфисковал  Вилен Ильич, — опустила она голову, огорченная таким поворотом событий.
— Не конфисковал, а принял на хранение, — поправил консультант.
— Если это такой ценный сельдерей, то почему вы его не употребляете в пищу? — озадачила она  его.
—  Потому,  потому, что рылом не вышел, — нашелся он с ответом. — А вот для тебя этот деликатес в самый раз. Попробуй, пожуй, ради удовольствия.
— Ни за что! Осот колючий.
— Крапива тоже колючая, жгучая, а люди ее лопают, — усмехнулся он. — Вот, что Элка, хватит тебе дурью маяться. Пока не возместишь причиненный мне ущерб, никуда не поедешь. Я себе в убыток невесту для заморских буржуев кормить и поить не намерен. За тяпку,  вперед и с бравыми песнями!
— Меня ждет Хуберт?
— Подождет и дальше. До старости дожил и не тужил. Пока ты будешь отрабатывать свой долг, мы ему подсунем другую «принцессу». На тебе свет клином не сошелся.
— Эдуард Юрьевич, это же нечестно. Я на все сто процентов уверена, что срубила осот, а не сельдерей или салат, которые полностью зеленые и без колючек. О гималайском сельдерее никогда не слышала…
— Потому, что темная, книг не читаешь, телевизор не смотришь.
— Я пожалуюсь Вилену Ильичу, — всплакнула Пшонка.
— Хоть Папе римскому, — ухмыльнулся он и строго приказал. — Ты мне мозги не парь. Запомни, что инициатива наказуема. Я тебе велел заниматься розами. На кой хрен ты полезла в палисадник? Там я припас работу для других невест. Не одной же тебе обогащаться  опытом сельхозработ, пусть и другие узнают, почем  фунт  лиха? Если будешь вести смирно, то открою тебе тайны биотехнологий. Научу  тебя, как вмонтировать  ген крысы, таракана или какого-нибудь другого существа в ген картофеля, капусты,  огурца, помидора, фасоли, арбуза, дыни, моркови, ежевики, малины, сои, кукуюзы  или других овощей, фруктов, ягод, злаковых, чтобы они  надолго сохраняли отличный  товарный вид, — пообещал Эдуард Юрьевич. — По научному это называется ГМО— генетически модифицированные организмы. Сейчас из Турции, Польши, Египта и других стран на наш рынок поступают такие продукты. Получается крысо-картофель, таракано-огурец , клопо-морковь,  пауко-арбуз   и  так  далее.
— Фу, какая мерзость! Это же для здоровья, особенно детей и беременных  женщин, опасно, — сказала Пшонка.
 —Чихать им на чужое здоровье, главное в  бизнесе  — прибыль, нажива. Поэтому репанные хохлы  под самогонку все схавают и не подавятся. Скоро розы, гвоздики, фиалки и прочие цветы тоже с ГМО будут выращивать, чтобы благоухали и долго не  увядали  Даже наловчились розу с голубыми лепестками  сварганить. Вот бы в мою оранжерею голубую и черную розу, сразу бы озолотился.
— Жадность не знает пределов, — напомнила Пшонка.
— Цыц, кукуюза, а то отдеру, как сидорову козу.
Элина молча понурила голову и поплелась  в свою ночлежку.
 
                11

В полдень консультант-психолог неожиданно появился в оранжерее. Еще от двери увидел, как Элина, встав на четвереньки, пропалывает землю между кустами роз. Вырывает с корнями сорняки, чтобы после полива снова не проросли. Увлеченная работой она не заметила, как, крадучись, словно на кошачьих лапах,  он подошел к ней сзади и положил ладони на овально-выпуклые бедра у изгиба голой из-под свитера изящной талии.
—  Ой, ой! Кто это?— вскрикнула женщина и, едва удержавшись на ногах, выпрямилась, обернулась к нему лицом. — А-а, это вы, Эдуард Юрьевич. Как же вы меня испугали, аж ноги подкосились,  душа в пятки ушла…
— Неужели  я на черта рогатого похож? — ухмыльнулся он.
— Со страха подумала, что это Рык сорвался с цепи, — ответила смущенно и одернула свитер, спрятав оголившуюся упругую талию. — Очень соблазнительная поза, аж кровь в жилах взыграла, — признался он, слюнявя сочные губы. — Встань-ка еще раком, я полюбуюсь.
— Чего еще вздумал, — румянцем полыхнули ее щеки. Ощутив на себе его похотливый взгляд, женщина отпрянула в сторону, пристально следя за движениями его рук.
— Пшонка-кукуюза, что уставилась, как мышь на крупу, надула свои капризные губки? Такая жалкая и неприкаянная. На тебя без слез невозможно смотреть.
— Не вижу повода для телячьей радости, — хмуро  промолвила она. — Тружусь, словно проклятая, все руки и пальцы о шипы исколола.
— Не тужи. Все, что не делается, к лучшему, — нравоучительно произнес консультант-психолог. — У меня для тебя приятная новость. Радуйся, пляши, невеста голландская.
— Какая еще новость? — насторожилась Элина.
— Похоже, что кончилась твоя адаптация. Ты проявила себя прилежной, трудолюбивой и сообразительной ученицей. Твоему Хуберту неймется, торопит, словно молодой жеребец, сгорает от нетерпения. Сейчас едем  в аэропорт и  через три-четыре часа будешь в Амстердаме в жарких объятиях жениха.
— В аэропорт? В таком затрапезном виде. Что же вы заранее меня не предупредили? — огорчилась женщина. — Я бы приготовилась,  помылась под душем, навела макияж и сделала прическу.
— Для меня эта новость тоже, как обухом по голове. Жаль с тобой расставаться, привык, привязался к тебе  сердцем, — признался мужчина. —  Вилен Ильич и Жанна до последнего тянули, но успели оформить загранпаспорт, визу  и приобрести билет на авиалайнер.  Через час мы должны быть в аэропорту. Даю тебе на сборы полчаса.
— Полчаса? Так мало…
— Прокурор добавит, — пошутил он. Радостно-смутное чувство охватило Пшонку. Утешало, что, наконец избавиться от монотонной, изнуряющей работы. Тревожили неведомые перемены: что ждет в загадочной Голландии,  как сложатся отношения с Хубертом? Ведь люди, характеры, достоинства и недостатки проявляются при близком общении.
— Что встала, как вкопанная? Самолет ждать не будет, — резко оборвал ее мысли хозяин.
—Эдуард Юрьевич, выйдете, пожалуйста, мне надо помыться из шланга, привести себя в порядок, — попросила Элина.
— Из-под шланга коров и быков моют, а ты — женщина, высшее разумное существо, — напомнил он. — Вода холодная, простудишься и околеешь.
—Не околею, не впервой.
Он еще раз окинул взглядом ее, подобную скрипке, фигуру и велел:
— Пошли со мной в  коттедж, примешь ванну, джакузи, как в лучших домах Парижа.
— В коттедж? — повторила она, бросив недоверчиво-тревожный взгляд.
— Конечно, не бойся, у меня своих баб на любой вкус и цвет хватает, — заверил консультант-психолог. — Кстати, тебе следовало подыскать жениха во Франции на родине мушкетеров. Впрочем,  и Нидерланды сойдут, до Парижа рукой подать. Получишь шенгенскую визу и будешь по всей Европе колесить, куда душа пожелает. Германия, Англия, Италия, Греция, Испания, Монако…вся Европа у твоих прелестных ножек.
Такие радужные перспективы ее порадовали. Пшонка послушной овцой последовала за благодетелем. Он проводил ее до сторожки. Там Эллина  взяла сменное белье и, сопровождаемая Эдуардом Юрьевичем, впервые переступила порог коттеджа. Вошла в просторный с разноцветными витражами холл с большим овальной формы столом  и кожаными креслами посредине. У стен  мебель в стиле «ампир», сервант с  фарфоровой, фаянсовой посудой, хрустальные изделия,  антиквариат, чуть в стороне плазменный телевизор, музыкальный центр. Паркет застелен большим ковром с замысловатым  красно-желтым орнаментом. Под лепным потолком — бронзовая люстра с подвесками из горного хрусталя. На стенах картины с пейзажами  крымской природы: горы, море, лес, достопримечательности. Пшонка остановилась, завороженная роскошью интерьера.
— Красиво,  со вкусом, — промолвила она, с едва уловимыми нотками зависти, подумав: «Нам так со Степаном не жить».
— Не завидуй. Я твоему буржую Хуберту, наверное, и в подметки не гожусь, но имею собственную гордость, — произнес Эдуард Юрьевич, будто сканировав ее мысли. Подвел ее к ванной комнате и распахнул  дубовую дверь. Стены и ванна по бокам были облицованы розовым, цвета фламинго, кафелем. На одной из стен у сияющей белизной глубокой ванны для двоих человек, была изображена обнаженная нимфа с красным яблоком искушения на ладони.  У раковины  — зеркало овальной формы, на полках — набор шампуней, бальзамов, дезодорантов, мыла.
— Здесь полотенца и халаты. Все идеально чистое, стерильное, — указал он жестом руки на шкаф. — Пользуйся, пока я добрый. Чувствуй себя, как дома, но не забывай, что в гостях.
Он  сдвинул  рычажок  крана  сначала  вправо и с шумом полилась в ванну  холодная  вода, затем влево и потекла горячая.
— Сама отрегулируешь температурный режим и смотри не запарься, — предостерег он.
— Спасибо, Эдуард Юрьевич, век не забуду вашу доброту, — одарила она его нежной улыбкой.
— Забудешь, как только окажешься в постели Хуберта. У женщин короткая память, — возразил он и вышел из ванной.  Она плотно  закрыла дверь. Тут же он услышал шум, а затем и плеск  воды, предположив, что Элина успела раздеться и лечь в ванну. Уловил восторженный вздох женщины, погрузившей тело в приятную теплынь. Во взбудоражено-томимом состоянии принялся мерить шагами холл, под подошвами туфлей мягко пружинил ковер. Подходил к двери и прислушивался к тому, что происходило внутри. Воображение рисовало обнаженное, упругое и сладостное женское тело с капельками воды на бархатной коже. Он нервно сцепил пальцы рук,  затем слегка постучал в дверь.
— Элина, девочка, открой, я тебе спинку потру, — попросил он вкрадчиво-мягким  голосом.
— Что вы, Эдуард Юрьевич, даже думать не смейте, — испуганно отозвалась женщина. — Это же великий грех. Господь и Хуберт  не простят.
— Все на свете грешны, а  банкир не узнает, я только спинку  губкой или мочалкой потру…
— Нет, нет и нет. Тогда о Голландии можно забыть. Не троньте, пожалейте меня.  Если вломитесь в ванную, то я закричу и покусаю…
— Вот глупая.  Хоть кричи, хоть волчицей вой, никто тебя не услышит. Я и хочу тебя пожалеть, порадовать своей нежностью?
— Не надо мне ни жалости, ни нежности, — возразила она.
— В таком случае, сворачивай баню. Ты не русалка, чтобы плескаться, не зная меры. У нас времени в обрез, — приказал он.
— Я почти управилась, — сообщила она поникшим голосом.
Через пару минут, облачившись в атласный халат, Пшонка вышла в холл.
— С легким паром, невеста! — приветствовал хозяин.
— Спасибо. После ванны и джакузи я, словно заново родилась,  такая легкость и чистота в теле, — призналась женщина.
— Да, ты сейчас чистенькая и свеженькая лет на тридцать выглядишь, — выдал он комплимент и пригласил. — Леди, прошу к столу. Как положено перед дальней дорогой надо посидеть и выпить на посошок, чтобы всегда везло.
Он подошел к серванту, открыл секцию бара с ярким набором разных напитков. Достал початую бутылку коньяка «Клинков», прихватил две хрустальные рюмки и коробку шоколадных конфет «Вечерний Киев». Возвратился к столу.
— Я пить  спиртное не буду. В дорогу не годится, еще в самолете вырву, — заметила Элина.
— Не вырвешь. Пятьдесят граммов отличного коньяка для раскованности и бодрости в самый раз, — возразил Эдуард Юрьевич, наполняя рюмки золотистым напитком. — Не следует нарушать традицию. Перед полетом, да и вовремя него для поднятия тонуса стюардессы предлагают  кофе и коньяк
— Впервые слышу, — призналась она.
— Для тебя теперь все будет впервые. Раньше ведь не летала за рубеж. Так что привыкай к настоящей светской жизни. Там не только коньяк, водку, виски, текилу, вино и пиво, но и легкие наркотики  свободно употребляют. Охотно занимаются сексом и никто из-за этого не падает в обморок. Живут, как кому вздумается. Это мы до сих пор  зомбированы, зажаты советской моралью. Это же надо такое сморозить, какая-то выжившая из ума дура, на весь мир сообщила, что в Советском Союзе секса нет.. Откуда же тогда дети брались и население быстрыми темпами росло? В капусте находили или аист приносил? — нравоучительно просвещал консультант-психолог. — Давай выпьем на прощание. Не робей. Когда еще свидится доведется?  Чувствую, что никогда. Заживешь, загуляешь с буржуем в свое удовольствие,  забудешь о родной земле, о своих наставниках.
Он  поперхнулся, стушевался и жестом руки, будто бы смахнул с ресницы скупую мужскую слезу. Сердце Пшонки защемило в предчувствии неизбежной разлуки и таинственных перемен. Она поддалась на уговоры, взяла в руку рюмку.
— Элина, пусть никогда не иссякнет чаша твоей любви! — с пафосом провозгласил он  тост. Выпили коньяк, закусили шоколадными конфетами.
— Прости, что скромно. Времени нет на шикарное застолье, иначе  бы в твою честь устроил пир горой, — покаялся Эдуард Юрьевич. — Вилен Ильич подвел. В последний момент сообщил о рейсе, как снег на голову.
— Понимаю и не осуждаю, — улыбнулась она, ощутив приятное опьянение.
—Между первой и второй промежуток небольшой, — напомнил он расхожую присказку.
— Нет, не хочу  сильно пьянеть. Меня  пилот и бортпроводница не пустят на самолет.
— Пустят, никуда не денутся, — ответил он, наполнив рюмки. — Сто граммов не повредят.
И на это раз Пшонка не устояла перед его просьбой.
— Выпьем за то,  чтобы взлет и посадка прошли  удачно и  Амстердам встретил тебя любовью и цветами, — пожелал  консультант-психолог. Элина выпила и приятная теплынь разлилась по телу, разогрела кровь. Эдуард Юрьевич поднялся с кресла, подошел к женщине и положил руки на ее  дрогнувшие плечи.  Прошептал в ушко:
— Все-таки, ты аппетитная баба. В некоторых странах до сих пор существует прекрасная традиция. Перед тем, как отдать невесту жениху на брачное ложе, его отец лишает ее невинности, то есть снимает пробу, распечатывает. Вилен Ильич разрешил мне воспользоваться правом первой ночи, чтобы значит проверить качество товара. Поэтому не упрямься, ты не первая и не последняя.
—  Хуберт поставил условие, чтобы невеста была непорочной, — напомнила она.
— Пошел он на хер, много захотел. Плотно сожмешь бедра, покричишь, будто от боли и он не догадается, что ты  жеребая, — посоветовал консультант. — За  полезную науку,  успешную адаптацию следует платить.
— Я  же заплатила Вилену Ильичу последними долларами?
— Эллина, не будь скотиной. Я из тебя, почитай, топ-модель сотворил, а ты нос воротишь, ни грамма благодарности.  Потопай ножками, похлопай ладошками.
 Он властно приподнял ее подбородок и впился губами. От поцелуя у женщины перехватило дыхание.
 — Пошли в спальную, у нас еще есть время.
Элина встревожено поднялась с  кресла, увернулась от его цепких рук.
— Эдуард Юрьевич, как вы смеете?! Я пожалуюсь  Вилену  Ильичу, вас уволят с работы, — пригрозила она. От волнения  набухла грудь и по телу пробежала дрожь.
— Эх, глупая баба! От радости и блаженства нос воротит. Не от мира сего! — в отчаянии он махнул рукой. — Вилена  лучше не напрягать, он еще тот фрукт, хозяин-барин. На вид — душка,  а в бизнесе — деспот. Знаешь, есть такая  поговорка» я — начальник, ты — дурак; ты— начальник, я — дурак. Это как раз тот случай, когда мне приходиться, скрипя сердце, подчиняться ради общего дела.
— Какое у вас общее дело? — разлепила она губы.
— Ты, что с Луны свалилась? Разве до сих пор не поняла, что мы, жертвуя личным здоровьем и временем, объединяет, судьбы, сердца и тела людей, живущих  в разных странах за тысячи километров друг от друга. Дарим счастье без границ…
— Дорого же достаются ваши подарки, — укорила женщина.
—В этой жизни за все надо платить. Ладно, нечего   время терять. Забирай свое барахло, одевайся и вперед, труба зовет!
Мужчина указал взглядом на узел с вещами, лежавший на диване, накануне доставленный из офиса МБА «Счастье без границ».
Вышел в прихожую,  предоставив возможность переодеться в  свои лучшие наряды, чтобы по прибытии в аэропорт Амстердама смогла очаровать Хуберта.

               
 12

К  возвращению консультанта-психолога  Пшонка успела  облачиться  в помятое пальто с норковым воротником,  изрядно подточенным молью.
—  Ты, словно привидение из прошлого. Живой, ходячий экспонат, — рассмеялся он. — Пальто старого фасона и шапка-кубанка давно вышли из моды. Однако, не одежда украшает человека, а наоборот. Держи хвост трубой, Элка! Твой богатый буржуй на радостях  подарит шубу из снежного барса. Будешь в мехах блистать и сверкать, как снежная королева.
Увидел загадочный блеск в ее глазах и приказал:
— Вперед, время — деньги!
Слегка подтолкнул ее к выходу.  Открыл перед ней дверь ВМW  и она устроилась на переднем сидении. Сам сел за руль и запустил двигатель. По проселочной дороге, обсаженной высокими тополями с черными шапками сорочьих гнезд в переплетениях веток, выехал на трассу.  Вскоре, миновав село Родниковое с блестяще-оловянной чашей озера с правой стороны,  въехал в длинный, тускло освещенный туннель, проходящий под взлетно-посадочной полосой международного аэропорта «Симферополь». Пшонка в ожидании близких перемен, молчала, провожая прощальными взглядами голые деревья и чахлые кустарники лесополосы и вдруг напомнила ему о своем присутствии:
—Эдуард Юрьевич, а где мои паспорт и драгоценности, золотой перстень и серьги? Вилен Ильич вам их отдал?
— Отдал, отдал, нам чужое не надо, своим готовы пожертвовать. Документы и украшения при мне.
— Будьте добры, возвратите, — робко попросила Элина.
— Сейчас вот брошу баранку, включу автопилот и разложу перед тобой пасьянс, — с  сарказмом произнес  водитель. — Пойми, дурья башка, это невозможно.
— Почему?
— Заладила, словно малое дитя, почему, да почему? По кочану! Погранцы и таможенники могут конфисковать золотишко.  Хуже того,  арестуют  за контрабанду и тогда накроется твое замужество медным тазом. Отправят на нары  париться, срок отбывать.
— Это же мои личные украшения, я их задекларирую, — возразила женщина и посетовала. — Как я без них перед Хубертом предстану. Посчитает, что лентяйка, белоручка, даже на колечко не  сумела заработать?
— Ишь, какая  гордая и застенчивая, — ухмыльнулся он и строго велел. — Забудь, что ты советская женщина, активный строитель коммунизма,  который рухнул вместе с Советским Союзом. Аминь! Теперь ты  гастарбайтер, охотница за богатыми буржуями. Многие, как шустрые бабы под видом туристок, официанток, танцовщиц, переводчиц, нянек-сиделок, сельхозработниц, стремятся попасть за границу и там захомутать богатого Буратино. А кто  крымских  мужиков  будет любить, удовлетворять их плоть и детей рожать, если все  красивые бабы разъедутся по заграницам? Ты об этом подумала? Что молчишь, горькая  правда глаза режет?
— Так ведь политики для женщин невыносимую жизнь устроили, — вздохнула она.
— Вот эти долбанные политики и олигархи решили притормозить эмиграцию, бегство красивых девушек и женщин, генофонд страны за рубеж. И нашему агентству палки, прутья  в колеса суют, — пояснил Эдуард Юрьевич. — Работники ОВИР и миграционной службы, пограничники и таможенники имеют секретный приказ ограничить до минимума выезд граждан за рубеж на постоянное место жительства, а на свою землю не пускать  нелегалов из Африки, Азии и других стран.
— Значит,  у меня нет шансов? — огорчилась Пшонка.
— Есть, благодаря тому, что имею блат среди  сотрудников аэропорта, пограничников и таможенников, — признался Эдуард Юрьевич. — Но за все приходиться платить. Уже триста долларов на тебя спалил. А, ты, неблагодарная, отказала мне в удовольствии.
—Я скована строгими условиями, должна быть непорочной, — в который уже раз напомнила  «невеста». — Иначе Хуберт даст от ворот поворот.
— Мужики за границей почти все вахлаки. Так бы свои прелести  преподнесла, что Хуберт ничего бы не заподозрил. Женщины способны пустить пыль в глаза.
— Все равно обман откроется, а я — честная женщина.
За разговором быстро подъехали к зданию аэропорта «Симферополь»..  Консультант-психолог остановил  авто  вблизи стоянки. Пшонка собралась покинуть салон, но он ее придержал:
— Если, хочешь попасть в Голландию, то выполняй мои приказы. Сиди и не рыпайся, — велел он. — Я сам  оформлю  билет.  Тебе не надо лишний раз «светиться». Еще какой-нибудь пришибленный мешком мент пристанет, станет права качать, вымогать взятку. Так они зарабатывают на жизнь. А насчет своих цацек не беспокойся, я их тебе незаметно передам у трапа перед отлетом.
— Спасибо.
— Не вздумай сбежать от своего счастья.
— Куда бежать без документов и денег, — ответила она. — Я настроена  на достижение  своей мечты.
— Вот и замечательно!  На всякий пожарный случай я запру двери, оставлю лишь окошечко. А то ведь, как опытный психолог, знаю, что женщины  часто непредсказуемы, алогичны, у них семь погод на день.
Он запер и проверил двери и вальяжной походкой самоуверенного бизнесмена направился в главное здание аэропорта. «Что-то он темнит, слишком бдительный, не доверяет, — подумала Пшонка, глядя ему вослед. — Закрыл двери со всех  сторон. Сижу, будто в мышеловке. Вдруг возникнет пожар. Через открытое оконце вряд ли смогу выбраться и сгорю заживо. Быстрее бы в самолет, а там и трава не расти». От этих тревожных мыслей  озноб охватил ее тело, по спине пробежала мелкая дрожь.
 Эдуард Юрьевич скрылся из вида, а из дверей здания вывалил караван прибывших пассажиров — женщин и мужчин, навьюченных большими сумками, баулами, пакетами, чемоданами. Некоторые волокли за собой тачки-кравчучки на колесиках, другие сгибались под тяжестью  товара, убежденные в том, что своя ноша плеч не давит. «Челночники,  спекулянты, — безошибочно определила  Элина. — Из Турции или Польши с барахлом прилетели». Большая часть из гудящих, словно потревоженный рой диких пчел, поспешила на остановки троллейбуса и автобуса, а самые нетерпеливые подались к автостоянке в надежде нанять частного извозчика-таксиста.
В следующее мгновение внимание Пшонки привлекла  среднего роста тучная женщина с четырьмя сумками, перекинутыми через плечи и двумя в руках. В его фигуре, одежде и движениях она уловила что-то знакомое. Женщина каракатицей передвигалась от одной машине к другой, сквозь лобовые и боковые стекла заглядывала в салон. «Наверняка ищет водителя-калымщика, который бы оказал ей услугу», — предположила Пшонка. Когда челночница приблизилась к ВМW, Элина к своему ужасу признала в ней соседку по лестничной площадке  Тамару Батрак, промышлявшую мелким бизнесом, доставлявшую на своем горбу секонд-хенд из Турции, Польши и Румынии. Эта неожиданная встреча с хохлухой-балаболкой не входила в планы «невесты». «Этого мне еще не хватало», — с досадой воздохнула она. Вжалась в сидение, склонила голову, но было поздно. Заметив в салоне авто человека, землячка потянула за дверцу, но тщетно.
— Будь ласка, видвизить до  автовокзалу. Треба ихаты  в Керчь, а я с****нююсь, — брызгая слюной,  крикнула в оконце Тамара и опешила, признав  соседку.
— Элина, Пшонка, шо ты тут робыш? — выпучила она глаза. — Ось так зустрич!?
 — Сижу.
— Бачу шо сидишь, ще очи не повылазили. Мабуть, кого зустричаешь, або провожаешь?
— Встречаю, встречаю,  — с раздражением отозвалась Пшонка, понимая, что челночница так просто не отвяжется.
— Томка, не кричи громко, как на базаре, не привлекай внимание, — попросила Пшонка.
— Ты шо, мабуть повией, шлендой на життя заробляешь? — с подозрением взглянула на соседку Тамара, подметив на ее  хмуром лице слегка подведенные тушью ресницы и  очерченные  помадой губы.
— Упаси Господь, ни за что в жизни.
— Видчини, чому заперта?
— Мне так нравится, чтобы никто не приставал.
— Дэ водий, хто вин такый? Твий коханец?
— Коханец, коханец. Только никому об этом не говори, особенно Степану. Ты же знаешь, какой он ревнивый, — попросила «невеста». — И то, что меня видела в аэропорту, никому ни слова. Помалкивай, мы с тобой незнакомы.
— Ты шо, с глузду зъихала. Вже пятнадцать рокив, як знайомы.
— Так надо, я потом все объясню.
— Видчины, — Тамара вновь попыталась открыть дверцу.
— Не могу, это не «Запорожец» или «Жигули», здесь замки электронные.
— Мабуть водий — злодий? — осенила челночницу догадка. — Зараз покличу милиционера.
— Тамара, угомонись ты, наконец. Никого звать не надо, сейчас…, — чуть с губ не сорвалось «Эдуард Юрьевич», но спохватилась, — водитель подойдет.
— Гарно. Як його клычуть?
— Зачем тебе?
— Бажаю, чтоб пидвиз  мэнэ и майно до Керчи. Бачишь, скилькы добра из Стамбула, аж руки видрываются, так тяжко.
— Вряд  ли  это  возможно, он слишком занят, нет свободного времени, — произнесла Пшонка и среди выходящих из дверей аэропорта увидела консультанта-психолога. Едва он приблизился к авто, Батрак пристала, как банный лист.
— Чоловик, бачиш, скилькы у мэнэ майна, выдвизы до Керчи, або до автовокзалу за банку кавы.
— Некогда, отстань, отстань, езжай на «маршрутке», — отмахнулся он и тогда Батрак призвала на помощь Пшонку:
— Элина, будь ласка,  прикажи свому коханцу, чтоб допомиг, бо  повидомлю про вас Степану, — прибегла она к мелкому шантажу.
— Иди прочь! — замахнулся на нее Эдуард Юрьевич и женщина, отпрянув, с трудом удержалась на ногах.  Снедаемая  любопытством, со стороны наблюдала за  соседкой и ее ухажером.
— Что это за базарная баба-мешочница возле тебя ошивалась? — спросил он.
— Не знаю, какая-то сумасшедшая спекулянтка. Прилетела из Стамбула с барахлом  нагрузилась, словно верблюд. Ищет такси, чтобы подвезли до автовокзала.
— Держись подальше от заразных баб.  Они в Турции не только дешевый ширпотреб, низкопробное золотишко, серебришко скупают, но и, как кошки, охотно трахаются. Для турки их считают   похотливыми  Наташками…
— Эдуард Юрьевич, следите за своей речью, подбирайте приличные слова и фразы, — попросила  женщина.
— Из песни слов не выкинешь. Я привык правду-матку в глаза резать. Кстати,  откуда эта баба знает твое имя?
— Успела познакомиться до вашего возвращения. Очень общительная и настырная особа, — нашлась с ответом Элина.
— О каком Степане она в уши свистела?
— У нее есть старший брат, холостяк. Я призналась, что не замужем и она решила нас свести.
— Что ты ответила?
— Сказала, что помолвлена, есть богатый жених.
— Умница, нечего с  нищими хахалями голодранцев плодить, — похвалил консультант-психолог.
— Что с билетом в Амстердам? — сменила она тему.
— Полный ажур! Считай, что ты уже в салоне авиалайнера, — с оптимизмом  сообщил он и предложил. — Выше голову,  красивая, непорочная, пошли в кафе, угощу тортом и кофе. Ты вполне заслужила, ведешь себя правильно.
Она ступила на тротуар и оба направились  к  главному корпусу.
— Элка, шо Степану передаты?! — крикнула вдогонку Тамара.
— Ничего не передавай, ты меня не видела, я тебя не знаю.
— Довго не гостюй, возвертайся, бо Степанэ зовсим з глузду съидэ, сопьется! — не унималась Батрак. У Пшонки сердце оборвалось: «Только  бы  Томка еще не напомнила о дочери, тогда полный облом. Вот уж, действительно, язык без костей, что помело. Просила ведь помалкивать». К счастью, Батрак увидела  «Волгу» с трафаретом  «Тахi» и устремилась к ней с торбами.
Между тем Пшонка и консультант-психолог вошли в здание и по лестнице поднялись на второй этаж в уютное кафе. Звучала популярная песня  об  аэропорте «Борисполь», Париже, уютном кафе, вине в исполнении  восходящей звезды эстрады певицы Елки.
— Леди,  граммов пятьдесят коньяка потянешь? — предложил «невесте» Эдуард Юрьевич.
— Нет, нет, достаточно того, что уже выпила.
— Неволить не стану, а себе попрошу накапать.  Аристократы пьют коньяк, а простолюдины — самогон и горилку.
К столику  лебедушкой подплыла юная изящная официантка-блондинка в форме стюардессы.
—Добрый день, — разлепила сочные в перламутровой помаде губы, взирая то посетителей в ожидании заказа.  Он заказал 50 граммов коньяка «Коктебель», два  кусочка торта «Черный принц» и две чашечки кофе со сливками.
Вскоре девушка пришла с подносом и аккуратно поставила бокал с золотистым напитком и снедь на столик. Он, оценив ее внешность, милое личико с малахитового цвета глазами, стройную фигуру с тонкой талией,   кивком головы поблагодарил.
— Приятного аппетита, — пожелала она, одарив нежной улыбкой.
—За успех нашего дела! — провозгласил он тост и, смакуя, выпил содержимое бокала. После короткой трапезы  Эдуард Юрьевич провел ее на смотровую площадку. Предложил сигарету, но Пшонка отказалась. Он сам с удовольствием  затянулся. Перед ними открылась панорама аэропорта, над которым висел, то угасающий, то нарастающий гул мощных турбин. Разбежавшись по взлетно-посадочной полосе, серебряными  стрелами устремлялись в серое небо лайнеры  Ту-154, Ил-62, Як-42.  В отдалении  толстыми сигарами застыли «Боинги» и аэробусы. У больших  ангаров стояли вертолеты Ми-8 с замершими лопастями  винтов. По территории сновали  машины-заправщики с большими продолговатыми емкостями с авиатопливом.
— Погляди, Пшонка-кукуюза, какая красотища! — с восторгом воскликнул Эдуард Юрьевич. —  Где ты еще  такое увидишь? Жизнь аэропорта подобна муравейнику, ни минуты покоя. Еще  лет сто пятьдесят назад люди месяцами добирались на каретах, тарантасах, кибитках и подводах из одной страны в другую, из города в город. А нынче за несколько часов  преодолевают тысячи километров. Вот, что значит прогресс, полет человеческой мысли! Выбирай, на чем в Амстердам полетишь? На лайнере, а может и  вертолете.  Все к твоим услугам, на любой вкус и цвет.
—Это же не такси, чтобы их выбирать, — ответила она. — На какой пригласят, на том и полечу.
— Полетишь, полетишь, — подтвердил он. — Когда в салон войдешь, то не забудь запастись пакетами, вдруг укачает и стошнит. Приходилось ли прежде летать на самолетах?
— На кукурузнике. Еще до развала Союза  летал из Керчи в  Симферополь, в аэропорт Заводское.
— Мг, это не самолет, а телега, — усмехнулся консультант-психолог. — но все равно ты птица большого полета. У твоего Хуберта есть личный самолет «Фалькон», поэтому еще полетаешь по белу свету, насмотришься разной экзотики.
Удрученная смутными предчувствиями и  сомнениями,  Пшонка молча внимала его словам. Он заметил перемену в ее настроении.
—  Что ты, как сонная муха?  Взбодрись! Угадай-ка, где твоя небесная карета? — неожиданно озадачил ее консультант-психолог.
— Попробуйте сами. Это же невозможно, — возразила  женщина. — Во-первых,   самолеты отсюда далеко, а подзорной трубы или бинокля у нас нет, чтобы их хорошо разглядеть. И, во-вторых, в отличие от поездов и автобусов, на авиалайнерах не обозначают  пункты отлета и прилета.
 — Соображаешь,  котелок варит, — похвалил Эдуард Юрьевич. — И все-таки по наличию эмблемы авиакомпании на фюзеляже и хвосте самолета  можно определить,  на каких маршрутах  летает экипаж с  пассажирами. Мне кажется, что среди тех лайнеров и твоя карета.
Он  указал рукой на находящиеся  в ста метрах от взлетно-посадочной полосы  с десяток самолетов.
 — Спасибо за точность, так и я могу угадывать, — снисходительно усмехнулась Пшонка.
—  Ладно, пошли. Вперед, труба зовет, — дернул он ее за руку и посетовал. — Жаль с тобой расставаться, не с кем будет словом обмолвиться. Будто от сердца отрываю…
«Полюбил волк кобылу, оставил хвост и гриву», — пришла к ней на ум поговорка, но Эллина решила ее не озвучивать, чтобы не злить его, лишь напомнила. — У вас теперь другая цветочница Злата.
—А,а, кукла Барби, крашенная, руки, что крюки, только для постели годится, — махнул он рукой. —Эх, тяжкая у меня миссия, едва привыкаешь к очередной невесте, любишь ее душой и телом, холишь, лелеешь, как нежный цветочек, а сливки недорезанные буржуи снимают. Сердце кровью обливается от боли, тоски и несправедливости. На Голгофу тащу свой крест.
Он шмыгнул широким ноздреватым носом и  едва не прослезился. Он сочувствия у Пшонки затрепетало сердце. Когда спустились в зал ожидания она спросила: 
— Есть ли у нас запас времени?
— Зачем тебе запас?
— Решила заглянуть в  «Салон красоты», чтобы привести волосы  в  порядок. Вы же сами меня  торопили. После приема ванны не успела накрутить бигуди и теперь выгляжу кулемой.
— Уговорила. Тебе марафет не помешает, — согласился он.
— Эдуард Юрьевич, дайте денежку на прическу.
— Свои надо иметь.
—  Мою валюту  Вилен Ильич изъял.
— Эх, Элка, разоришь ты меня своими запросами. Скорее бы уже тебя посадить на шею голландца, — посетовал он и, нехотя подал ей двадцатигривневую купюру.
— Так мало, даже на локоны и лак не хватит.
— Прокурор добавит. Если бы ты не была такой упрямой и отблагодарила, как следует, то дал бы и больше. Не девочка, давно должна понять, кто женщину кормит и поит, тот ее  имеет. Ты мне уже за все услуги полсотни  баксов задолжала. Когда еще отработаешь?
— Вернусь из Голландии и отдам.
— Держи карман шире, — ухмыльнулся  «благодетель». — Бабы с баблом неохотно расстаются. Не пудри мне мозги.  Вместе пойдем в салон, подожду тебя, чтобы не сбежала.
— Я, что сумасшедшая, чтобы бежать без документов и денег, — возразила Пшонка.
Отыскали дамский салон красоты. Элина вошла в ярко освещенное помещение, где в креслах перед большими зеркалами мастера, среди которых были и мужчины, колдовали над головами женщин. Консультант-психолог остался поблизости от входной двери. Спустя двадцать минут, услышал оклик.
— Эдуард Юрьевич! — позвала Элина и конспирации ради, мягко попросила.— Дорогой, загляни на минутку.
Он вошел в салон и увидел ее с завитушками локонов и улыбкой  на лице.
— Что случилось, любимая? — подыграл он ей.
— Твоими устами глаголит истина. Скажи, как я выгляжу?
— Великолепно! Сексуально! — не слукавил он, приблизившись к Элине.  Уловил тонкий запах духов. Пшонка, действительно преобразилась. Во всем облике появился шарм таинственности и очарования. Консультант-психолог невольно ощутил влечение.
— Будь добр, доплати мастеру за лак и парфюм, хотя бы пятнадцать гривен, иначе меня не выпустят из салона, — попросила она.
— За такую красоту и прелесть никаких денег не жаль. Они не стоят твоего мизинца!  — восхитился он и подал мастеру ровно  15 гривен, хотя в портмоне были  купюры номиналами 20, 50, 100, 200 и 500.
— Ну, Элка, почему я тебя раньше не разглядел? Теперь  ты Хуберта своей неземной красотой сразишь наповал. Будет старый барбос у ног валяться и пальчики целовать, — произнес он при выходе из салона.
— Правда? — просияли ее глаза.
—Когда ты слышала от меня  ложь? Даже жаль тебя отпускать. Боюсь, что тебя ушлые сутенеры сразу из аэропорта затащат  на улицу Красных фонарей. Насильно обесчестят и пошло-поехало, еще одной  путаной станет больше.
— Пожалуйста, не стращайте меня. Я и так волнуюсь, переживают от одной мысли, что меня ждет в чужой стране?
— Вот, глупая,  понятно, что ждет: богатый жених, свадьба, медовый месяц,  секс, тюльпаны, сыр и свадебное  путешествие…
—Эдуард Юрьевич, почему до сих пор не объявили посадку на самолет? — не дослушала она  речь о радужных перспективах.
— Объявляли двадцать минут назад, но у тебя,  наверное, от радости уши заложило, — мрачно ответил он. — Пока ты  в ванне мылась и здесь чепурилась,  твой самолет  взлетел и помахал крыльями. Пеняй на себя, клуня нерасторопная.  Мало тебе было собственной,  естественной красоты, решила буржую пыль в глаза пустить.
—Эдуард Юрьевич, это несерьезно. Почему самолет улетел без меня? Не считайте меня  дурочкой?
— Это ты мне лапшу на уши вешаешь! — сорвалось с губ  консультанта-психолога и Пшонка обомлела: «неужели  они дознались, что я замужем?»
— Развела канитель со своей красотой, — снисходительно  упрекнул он и поспешил успокоить. — Если Хуберт тебя сильно любит, то  примет любую и горбатую, и хромую.
  — Я не горбатая и не хромая, а нормальная, стройная, — с обидой прошептала она, чувствуя, как слезы застили  глаза. — Когда следующий рейс  в Амстердам?
— Лишь  через неделю.
— Через неделю, — упавшим голосом повторила Элина. — Я же за это время загнусь на каторжной работе. Если через Киев или Москву с пересадкой?
— Там у меня блата нет. Повяжут, до трапа не успеешь доехать. Поэтому потерпи до очередного рейса. Ты — не королева и не принцесса, никто из-за тебя чартер, порожняк гнать не будет. На сегодня хватит. Попила коньячка, кофе со сливками и тортом, полюбовалась самолетами, вертолетами и довольно. Пора домой! Вперед, труба зовет!
— Домой? — надежда затеплилась в ее сердце. — Вы меня отпускаете, правда? Хотя бы недельку отдохну дома, переведу дух и вернусь накануне отлета.
—Дудки! А кто будет за розами  ухаживать, разводить компост, поливать и пропалывать? Может дедушка Мазай и зайцы?  Адаптация к условиям Нидерландов продолжается.
С хмурым лицом и обидой в сердце Элина, придерживаемая наставником,  побрела к  ВМW. Через полчаса  возвратилась в опостылевшую ей среду обитания  с ароматными розами за высокой оградой с колючей проволокой,  злобным Рыком, ядром  перекатывающимся по периметру двора.
В тот же вечер Эдуард Юрьевич  по мобильному телефону доложил главному агенту МБА «Счастье без границ»:
— Вилен все сделал, как ты велел.  Угостил Элку коньяком и кофе, свозил в аэропорт, показал самолеты, вертолеты, навешал ей на уши лапшу. Сказал, из-за ее нерасторопности авиалайнер улетел и очередной рейс будет лишь через неделю. Огорчилась, но поверила и успокоилась…
— Лады. И в следующий рейс улетит к черту на кулички. Что-нибудь придумаем оригинальное. Тебе ведь еще нужна  безотказная работница?
— Конечно. Нужна и не одна. Ким  Федотыч  едва со свиньями справляется. Квасит самогон, скотина,  боюсь, как бы по-пьяни ферму не спалил. Давно прогнал бы к чертовой матери, да нет достойной замены. Мужики в селе обленились и спились, а на баб надежды мало…
— Будет тебе плакаться, — прервал его Вилен Ильич. — Лучше расскажи о приятном. Поди, «распечатал» невесту, натешился всласть? Под градусом бабы покладистые, сами бросаются в объятия.
— Она не от мира сего, по-прежнему изображает из себя целку. Не далась, стерва, горячая кобылица. Мог бы взять ее силой, но решил не скандалить.
— Правильно, скандалы нам не нужны,  — одобрил главный агент. — Бизнес и деньги любят тишину, тем более в нашем рискованном деле. Не дай Бог, убоповцы или чекисты пронюхают, повяжут и прикроют «лавочку». С «невесты»  не спускай глаз, чтобы не сбежала.
— Не сбежит, Рык ее надежно оберегает. От одного его злобного вида  ее охватывает ужас. К тому же Элка серьезно  намерена попасть в Голландию.
— Ну, гляди,  головой за нее отвечаешь. Не забывай, что бабы, порой непредсказуемы, хитры и коварны
               
 13

Вопреки изображению на фотографии, Хуберт  оказался мужиком лет пятидесяти от роду с лицом, заросшим жесткой черной щетиной и в одежде от «секонд-хенд». Кряжистый, колченогий в стоптанных башмаках и с ружьем.
—Эх, красивая, поехали кататься,— произнес он и схватил Пшонку за руку своими заскорузлыми цепкими, как клешни, пальцами. Вперил глаза-буравчики в ее лицо:
—На чем изволите, любезная хохлунья?
— На машине ВМW, — вспомнила  марку авто Эдуарда Юрьевича.
— ВМW? «Меrcedes», «Маzdа»…ну, душечка, этими иномарками уже никого не  удивишь, — отозвался Хуберт, оскалив крупные, давно нечищеные зубы. — Мы с тобой, как королева Елизавета  вторая, прокатимся в карете с упряжкой вороных.
—В позолоченной карете, так в карете, — согласилась Элина. — Но после прилета в Амстердам мне надо принять ванну, джакузи, переодеться в приличную одежду, халат и комнатные тапочки…
—Потом, потом, душечка, после замечательной прогулки. Я горю желанием показать тебе свое фермерское хозяйство.
—Фермерское? Меня в агентстве «Счастье  без границ» уверяли, что вы крупный банкир? — удивилась она странной метаморфозе,  но он оставил ее ответ без внимания.
— Карету к подъезду!
Налетел вихрь, зашумело, зашелестело и перед взором Пшонки предстала арба с высокими бортами, запряженная сворой разномастных псов. Они лаяли, рычали и визжали. На облучке спиной к ней сидел возница с кнутом в руке.
— Это не карета, а мажара для  перевозки сена, соломы и навоза, — произнес кучер и его голос показался Элине очень знакомым.
— Почему запряжены собаки, а не лошади?
—Что заказали, то и получили, — ухмыльнулся,  обернувшись, возница и она признала в нем мужа Степана. Хотела на радостях броситься ему на грудь, но муж приложил палец к губам.
— Прошу, господа! — жестом пригласил он. Хуберт и Элина с трудом  забрались в мажару и сели на набитые половой мешки.
— Куда прикажите? — задорно спросил  Степан.
— На свиноферму, — велел жених.
— Я хочу увидеть  Мадуродам — миниатюрный сказочный городок, — попросила Пшонка.
— Еще насмотришься разных городов,  музеев,  ветряных  мельниц и пивных пабов, — отмахнулся голландец.
В воздухе засвистел кнут, собаки взвизгнули, арба покатила по кочкам. Элина почувствовала, как мешок под нею зашевелился, поглядела вниз и увидела свиное рыло с клыками и маленькими красными глазами. Рядом из мешка смотрел заросший черной щетиной Хуберт, а на нем восседал породистый хряк. Он скалил зубы и норовил передними лапами обнять ее за плечи, тянулся розовым пятачком к ее лицу. Она с ужасом закрыла лицо ладонями. В уши врезался злорадствующий голос Степана:
— Где твой чемодан с приданым, перстень обручальный?
— У Вилена Ильича, — прошептала она, дрожа от страха.
— Изменила, сука! — оскалил он свиное рыло. — Я те,  покажу кузькину мать! Нагулялась, натешилась в сытой Голландии, пора и честь знать, домой возвращаться с валютой и золотом. Эх, вперед, залетные!
Пшонка обомлела, ни живая, ни мертвая. И снова засвистел кнут и в ответ: хрю, хрю, хрю…
Она открыла лицо и увидела, что из мешка вместо Хуберта на нее, клацая  зубами,  взирает кабан, а на облучке Степан-хряк управляет свиньями в упряжке…
Элина проснулась от громкого стука в дверь времянки. Поднялась и присела на край жесткого топчана, все еще находясь под впечатлением странного сна и, тупо соображала о происходящем. Обычно после рабской работы к ней редко приходили черно-белые, а тем более, цветные, сновидения. Не чуя под собой ног, проваливалась, словно в бездну. А тут пригрезилось, что-то странное, непонятное…
«Неужели кто-то подсунет мне свинью?»
— Вставай, Пшонка-кукуюза! Вставай, глухая  тетеря! Оглохла что ль?— узнала она голос хозяина.
— Что случилось, Эдуард Юрьевич? — испуганно спросила  женщина, быстро поверх  комбинации облачившись в рабочую робу.
— Открывай, стерва, горим, пожар! Сжаришься, как шашлык!— завопил он. Женщина выглянула в оконце— ни пламени, ни отблесков зарева, ни запаха гари и характерного треска досок и шифера…
— Вы шутите, никакого пожара нет, — возразила она и вздрогнула, интуитивно догадываясь чего ему от нее среди ночи надо.
— Открывай, а то затравлю Рыком.
Эта угроза подействовала отрезвляюще. Дрожащей рукой  отодвинула щеколду. Хозяин  резко дернул дверь и нарисовался в проеме рамы.
— Бессонница и совесть меня замучили,  вспомнил, что обещал показать тебе свои апартаменты, бассейн, сауну, зимний сад, кегельбан и номера «люкс» для знатных гостей, — сообщил он. — Хочу, чтобы ты своим женским умом оценила интерьер, мой изысканный вкус.
— Эдуард Юрьевич, а почему экскурсия ночью? Перенесите на день.
—Потому, что это самое приятное для меня время.
— Я устала, хочу спать, с утра много работы.
— Работа не  волк, в лес не убежит. Надо подумать и об удовольствиях, — возразил он. — А почему ты в робе, так и спишь зачуханной мымрой?
Пшонка уставилась полусонными глазами.
—Во, деревня Петушки, а еще в Голландию собралась,  чучело огородное. Ни культуры, ни этикета, — рассмеялся он. — Надо спать нагишом, в чем мать родила, чтобы тело, кожа свободно дышали, а не тлели и чахли в духоте и смраде пота и других испражнений.
— Я не раздеваюсь, чтобы экономить  время, — солгала она.
— Ладно, пошли, покажу тебе свой дворец, а то мне одному одиноко и скучно, вдруг поселятся привидения, как в замке Дракулы, — признался консультант.
— Я тоже боюсь вампиров.
—Вдвоем отобьемся. Если что, то Рык поможет. Сам я закрутился и забыл на ночь телуху привезти. Примешь ванну или сауну, а то, не дай Бог, завшивела или какую-нибудь заразу от тебя, чумной  и немытой, подхвачу.
— Нет,  не пойду,  знаю, чем  такие ночные экскурсии кончаются. Обязательно в постель затащите. А насчет ванны правильно, приходится в оранжерее, когда вас нет, из-под шланга холодной водой мыться.
—  Так ты еще и моржиха! Замечательно! Пошли, я тебе организую теплую ванну, — он схватил ее за руку. Придирчиво оглядел  контуры  изящной фигуры  и с  удовлетворением  произнес. — Я же обещал, что превращу тебя в топ-модель. Красивая грудь, тонкая талия, роскошные бедра, что еще для горячего секса надо? Только согласие. Вперед, труба зовет,  кровь в жилах закипает...
—Эдуард Юрьевич,  я  бы  не прочь, самой очень хочется, но по условиям Хуберта я должна быть непорочной, — притворившись покорной, напомнила Пшонка, решив не накалять обстановку, не злить его.
—Это не имеет значения. Чтоб твой буржуй сдох от укусов вшей и блох. Ради жирного борова я не намерен отказывать себе в удовольствиях. Другие женихи не столь привередливы и щепетильны, поэтому их твое целомудрие, как и меня, не шибко вдохновляет. Там все и бабы, и мужики прошли через улицу Красных фонарей.  Меня, напротив, твое позднее целомудрие настораживает, заводит. Если ты до такого возраста сохранила невинность от дефлорации, никто не распечатал, значит, что-то не так, какой-то дефект? Нынче это признак дурного тона и поведения, так что, Пшонка-кукуюза,  не строй из себя девку деревенскую, — поверг он ее в уныние. — Заруби на носу, любая баба,  прежде всего самка и должна себя так вести, чтобы ее постоянно хотели. Живо раздевайся, снимай  робу, на месте сниму пробу, как говорится, не отходя от кассы. Проверю, какая ты классная кобылица…
—Нет, нет, — всполошилась она, скрестив на груди руки.
—Раздевайся и ложись, не вынуждай применять силу! — властно потребовал он — Ты же девственница и должна испытывать желание, быть жгучей, словно крапива, а ты холодная, как жаба.
— Берегу себя для Хуберта. Он знает, что я непорочная. Пожалейте, не будьте зверем.
— Сама же призналась, что хочется, спровоцировала, обнадежила и теперь, как до тела, так в кусты, — прошипел он, загораясь от желания. — Я вожу шлюх, палю на них валюту, а тут под рукой такое сокровище, прямо таки Золушка. Ты обязана меня щедро отблагодарить  за то, что я из тучной бабищи-тумбы превратил тебя в элегантную, фигуристую девицу с загадочным шармом и поволокой в глазах. Стала аппетитной  кралей с симпатичной мордашкой. Как это прежде я тебя  за делами и суетой не разглядел. Удивительно, почему на тебя раньше никто глаз не положил? Может ты феминистка или лесбиянка?
— Нет, я очень стеснительная...
— Это поправимо. Вишь, какую  я  из тебя слепил модель научно-обоснованным режимом питания. Жаль отдавать старому недееспособному  маразматику. Вот помянешь мое слово, придется постоянно голодать, страдать от неудовлетворенности, появятся неврозы и другие болячки по женской части. Кстати, активный секс ускоряет процесс похудения. Ну, что дрожишь, как заячий хвост, ведь это так приятно. Я, будучи твоим наставником, продюсером имею право первой ночи.
— Нет, нет, я должна быть непорочной…
— Элиночка, ягодка моя золотая, — с неожиданной нежностью произнес он. — Не бойся, с каждой  бабой  рано или поздно случается. Вначале будет немного больно, а потом — море блаженства.
—Нет, нет, вы меня проверяете на стойкость и  верность Хуберту, — пошла она на хитрость. — Если это произойдет, то вы же меня  сами обвините и забракуете.
— Вот  дура, никто не узнает.
— Вы доложите Вилену Ильичу.
—Проблема не стоит выеденного яйца. Вилену  тоже окажешь  услугу и  все  будет на мази. Мой шеф любит  полакомиться «клубничкой» на шару. Ты не первая и не последняя, все прошли его апробацию.
— Но тогда он узнает, что я не девица, — упорствовала она.
— Это не сыграет  серьезной роли в твоей судьбе. А может и сыграет и мы вместо Хуберта отыщем тебе более богатого голландца, которому старый хрыч  в подметки не годится.
«Начинает сбываться вещий сон, — подумала она. — Так вот почему мой жених оказался в мешке, а хряк сверху. Значит, дела у него неважны, решил провести меня. Никакой он не банкир, а мелкий  фермер-свинопас. Вот почему вокруг  оказались одни свиные рыла. Может уступить Эдуарду, ведь от одного раза меня не убудет? Нет, нет, тогда он раскроет мой секрет, узнает, что я опытная женщина, а не старая дева».
—Ну, что ты губки надула, живо раздевайся, а то затравлю Рыком! — оборвал консультант ее размышления. —Кукуюза, если будешь упрямиться,  то отвезу тебя к Киму на обкатку-случку. Он тебе быстро целку сломает, разведет болтом бедра.
— Кто такой Ким?
—Свинопас. Он вместе с Демоном покрывает хрюшек для приплода.
— Кто такой Демон?
—Породистый хряк, зверюга. Ни одной хрюшке прохода не дает, днем и ночью берет их на цулендер, оплодотворяет. Тебя то ж обрюхатит.
Эдуард Юрьевич резко обхватил Пшонку за талию и повалил на топчан, застеленный одеялом. Она с ужасом увидела перед собой сытое со злорадствующей гримасой и налитыми кровью глазами лицо похотливого самца, испытывающего садистское удовольствие от власти над беззащитной жертвой.
—Не тронь, отстань  от  меня, а то укушу за ухо, — пригрозила Элина, оскалив острые зубы.
— Я те укушу, сука, челюсть выверну, — ответил консультант, сопя и подминая ее ноги и тело под себя.  Элина в отчаянии, обороняясь, словно кошка от бульдога, вцепилась пальцами правой руки в его лицо.
— О-о, ой, ой,  стерва, портрет испортила! — взвыл он от боли и разомкнул капкан рук на ее талии. Сполз с топчана, размазывая ладонью проступившую на щеке  кровь.
— Согрел гадюку на груди, сумасшедшая  баба, чтоб тебя скособочило и раком поставило! — сыпал он проклятия. Пшонка, затаившись, ощутила его ненавистный взгляд. И, едва подумала, опасаясь его второй попытки, выбежать из времянки, как он неожиданно нанес удар в лицо. Ее отбросило на подушку.
—Ой, мамочка, как больно! Не человек, а зверь!— воскликнула она и, закрыв лицо ладонями,  заплакала, ощущая, как под  левым глазом, налившись кровью, набрякла кожа.
— Это тебе, сука, за «нежность», в душу нагадила, — сквозь зубы зло процедил Эдуард. Вышел, громко хлопнув дверью.
Во дворе залаял  бдительный Рык. Только теперь она поняла, что, выбежав из времянки, могла наткнуться на пса, которого хозяин на ночь освобождал от привязи.  «Может, надо было смириться и дать Эдуарду, войти в доверие, усыпить бдительность, — размышляла Пшонка. — Набраться терпения, выждать удобный момент и сбежать. Но тогда бы он узнал, что  я лишь притворяюсь девственницей, недотрогой».
  Всхлипывая, Элина осознала, что могло быть и хуже, если бы он  ею овладел, то раскрылась бы тайна. Достала косметичку и взглянула на свое изображение— под левым глазом появился синяк.
Боль немного стихла и она вспомнила еще в детстве услышанную от матери присказку: «Не плачь, доченька, потерпи, до свадьбы заживет» и на сердце стало чуть легче.
Смочила носовой платочек и приложила его к травме. В душе она ликовала, что в почти безнадежной ситуации  сумела постоять за свою честь, не уступила его домогательствам, поцарапала наглую рожу. «Пусть, скотина,  ходит с побитой мордой, прячет следы ее острых ноготков под густым гримом, — размышляла Пшонка. — Впрочем, и мне придется  прятать фингал под слоем пудры. Так вот, что означал этот кошмарный сон с уродливым Хубертом, Степаном и собаками со свиными рылами».
Огорчилась, что не догадалась взять в дорогу книгу «Сонник», дающий разгадку вещим снам. Тревожило, что после инцидента Эдуард сделает ее жизнь невыносимой. Он привык, что женщины безропотно исполняют  его  прихоти и желания и  вдруг впервые  потерпел поражение.

               
 14

Через десять дней  интенсивный труд и скудная пища проявились налицо, вернее, на  лице Элины. Она похудела на восемь килограммов. Лицо осунулось, обозначились скулы, глаза запали  и взгляд потускнел, а в кожу рук,   исколотых шипами роз,  впились  перегной  и гумус.
Понимая, что  клиентка  находится на грани  нервного срыва, консультант решил разрядить ситуацию.
— Я же сказал, что труд и диета творят чудеса! — возликовал он и бесцеремонно похлопал женщину широкой ладонью по впалой ягодице. В пропахшей навозом робе она была похожа на комсомолку с ударной стройки, но без блеска и горячего оптимизма в глазах.
— Эдуард Юрьевич,  простите меня, пожалуйста. Я вас тогда ночью не узнала спросонья, — покаялась Пшонка. — Дюже испугалась, думала, что грабитель ломится, вот и нечаянно поцарапала.
— Ты, что же, оглохла, уши заложило, не узнала мой голос?
—  Сама извелась, истомилась, очень  хочу, — призналась она.
— Дурра набитая, всю малину тогда испортила, дорога ложка к обеду, пусть тебя теперь Рык трахает, — с досадой произнес он и  неожиданно велел. — Поедим на смотрины.
— Хуберт за мной прилетел? — обрадовалась она, только бы что-то  изменилось в положении. С тоской жгучей подумала: «Все бы оставила к чертовой матери, лишь бы домой возвратиться».
— Да, не выдержал ясный сокол, заждался своей пассии,— сообщил Эдуард. — Теперь у тебя после физической закалки медовый месяц начнется. Так  уж и быть,  сдам я вам в аренду свои апартаменты  с бассейном и сауной. Думаю, Хуберт не  поскупится ради плотских наслаждений.  Я тебе по-доброму завидую,  пережить  вторую  молодость  не каждому дано.
— Мы и минуты лишней здесь не задержимся, сразу улетим, — невольно  сорвалось у нее  с языка.
— Не кажы гоп, пока не перескочишь. Вот она,  женская «благодарность», за заботу и уют! Вот она тайная женская  логика! — в сердцах воскликнул консультант. — Ладно,  я не злопамятен.  Живо  переодевайся. От тебя несет,  как из клозета, еще Хуберт в обморок упадет. Вспыхнет международный скандал, скажут, что отравили старика. Надушись хотя бы «Тройным» одеколоном. Поедим в офис, а то совсем одичала, бешеным волком смотришь, готова укусить.
— У меня твои розы в печенке сидят, — призналась Элина. — Ночью  розовые и тюльпановые поляны снятся.
При появлении Пшонки в офисе в сопровождении консультанта, Вилен  Ильич в черном костюме и темно-синей сорочке с шелковым галстуком молча поднялся из-за стола.
— Элина  Макаровна, ваш Хуберт, не дождавшись, отправился в долину вечности, — с печалью  сообщил главный агент.
— В какую еще  долину, может в круиз? Почему он меня с собой не взял? — огорчилась она. — Я обожаю путешествия в экзотические страны. Хочу мир повидать, ни одной телепередачи «Клуба кинопутешественников» не пропустила.
— Вы в своем уме? — опешил Вилен Ильич.
— Ты, что дура набитая? Из такого круиза нет возврата назад, путевка в одну сторону, — ухмыльнулся  консультант.
— Элина Макаровна, вы  же не в лесу родились и должны знать, что «долиной вечности» называют загробный мир? — обвинил ее в невежестве главный агент. — Официально сообщаю, что неожиданно  от  рака кишечника, точнее, толстой кишки, скончался ваш жених.
— Скончался? — побледнела Пшонка, уронив, словно плети, руки. — Он  же на  фотографии  выглядел здоровым, жизнерадостным, розовощеким?  Не верю в его смерть.
— Именно таких, жирных и сытых,  рак и съедает. А с тощего доходяги  никакого навара. Хуберт  любил пожрать до отвала гамбургеры, хот-доги, вот и доигрался со своим обжорством.  Приказал нам всем долго жить. Это у него наследственное. Примите наши самые искренние соболезнования. Все мы под Богом и, к сожалению, смертны.  Вам крупно не повезло,  ведь могли бы стать богатой вдовой и наследницей имущества.
— Что ты, как  каменная статуя, бревно неотесанное, хоть всплакни  для приличия,— больно толкнул Элину в бок Эдуард. — Пусти слезу, легче станет, нельзя горе в себе держать. Еще и женой не успела стать, а уже вдова соломенная. Такая вот ирония или трагедия судьбы. Злой рок над тобой витает, черная аура окружает…
 — Госпожа Пшонка, Элина Макаровна,  я вас отлично понимаю и искренне сочувствую. Потеря любимого человека — это драма, почитай, большая трагедия. Но не отчаивайтесь, не впадайте в транс, на ваш век богатых женихов хватит, — мягким завораживающим голосом промолвил Вилен Ильич.
— Что же мне теперь делать?
—Ждать и надеяться, ведь не зря говорят, что надежда умирает последней, — напомнил он. — Все мы ходим под Богом и только он решает, кому и сколько лет земной жизни подарить? Наверное, ему твой Хуберт чем-то не угодил? А может, наоборот, повезло, пришелся по нраву. С давних пор бытует такое поверье, что Господь забирает к себе лучших. Мы здесь печалимся, не находим себе  места, слезы льем и посыпаем голову пеплом, а Хуберт сейчас райскими яблочками обжирается и медом их запивает. Эх, многое нам неведомо, слаб, ничтожен человек, хотя и считает себя царем природы…
Его речь текла плавно, убаюкивающее и у Элины возникла мысль о гипнозе, даре внушения, которыми обладает главный агент.
— Поездку, полет за границу придется отложить, — продолжил мужчина.
— Почему?
— Потому, что  вы обязаны соблюсти обычай— сорок суток траура по усопшему жениху. За это время Жанна подыщет с десяток богатых претендентов на вашу руку, сердце и тело, чтобы не с  первым  встречным, поперечным идти под венец, а достойным вашей красоты и целомудрия человеком.
— Сорок суток? — упавшим голосом произнесла Пшонка, с болью осознавая, что все это время придется, не покладая рук и не сгибая спины, трудиться в оранжерее.
— Да, сорок, не я придумал этот обычай, — ответил Вилен Ильич. — Но не печальтесь, в трудах и заботах время пролетит очень быстро. Эдуард Юрьевич сделает все, чтобы вы не скучали. Самое лучшее лекарство от депрессии и стресса — работа и время, которое залечивает любые раны.
Пшонка обратила взор на Жанну. Сидя перед монитором компьютера, девушка едва сдерживала себя от хохота. Она считала Элину очередной глупой овцой, попавшей в ловко расставленные сети.
— Коллега, что это у вас с лицом? — неожиданно поинтересовался Вилен Ильич. — Никак Рык-зверюга  поцарапал?
— Нет, банальный случай, — криво улыбнулся консультант, метнув недобрый взгляд  на Пшонку. — В оранжерее, благодаря усердию невесты, а ныне вдовы, куст розы вымахал в человеческий рост. Вот  и поцарапался о шипы…
— Гляжу и у Элины Макаровны тоже производственная травма? Нарушили технику безопасности? — усмехнулся Вилен Ильич, обнаружив проступивший через слой пудры фингал.
— Недотепа, на грабли наступила и держаком в морду получила, — опередил он с ответом  Пшонку.
— Технику безопасности следует соблюдать везде, на производстве, в быту и даже в постели, — попенял их главный агент, поняв причину типичных телесных повреждений, когда между мужчиной и женщиной с садо-мозахистскими склонностями пробегает черная кошка.
—Это вы виноваты. Если бы я была с Хубертом  рядом, то не допустила бы его скоропостижной смерти, — упрекнула их Элина. — Может  он  не  выдержал томительного ожидания встречи со мной, слишком переволновался, а вы навязались со своей адаптацией, будь она проклята.
—Ладно, нюни и слюни распускать, помолчи, мать Тереза, — прервал ее Эдуард  Юрьевич. — Теперь поздно кусать себя за локоть, рвать волосы и посыпать голову пеплом. Чему быть, того не миновать. Кто бы мог подумать, что жених такой хлипкий и так быстро окочурится в предвкушении медового месяца. Многие иностранцы только с виду ребята бравые, вроде непобедимого Рэмбо или Бэтмана. Умеют сделать себе шумную рекламу, а под красивой оболочкой труха. Это наши Иваны и Степаны — жилистые, железные. Правда, меры не знают и рано спиваются, циррозом убивают печень и кранты. А цирроз — это вам не понос. Никакими лекарствами, травами и молитвами от него не избавиться…
—Есть такие средства, росторопша и облепиха, — подсказала Элина.
— А-а-а, глупости, пустые надежды, — махнул рукой  консультант. — Когда смерть топчется у изголовья, то ни росторопша с облепихой, ни женьшень и касторка не помогут. Это все одно, что мертвому припарка.
— А второй голландец? — спросила она, чуть побледнев.
— Он уже занят, — ответил Вилен Ильич. — Похоже, что вы — роковая  женщина. Едва успели  оформили вам загранпаспорт, получили визу и купили авиабилет, но, увы, это  как удар обухом. Вам придется еще задержаться на стажировке.
— Где мои документы и валюта?
— Они в надежном месте,— главный агент указал взглядом на сейф.— С ними все в  порядке.
— Отпустите меня, Христа ради, — взмолилась женщина.— Я вернусь домой, не нужна мне ни Голландия, ни Финляндия.
— В Финляндии тебя никто не ждет, — усмехнулся наставник.
 — С меня довольно,  хлебнула горя. Отдайте  паспорт, валюту, драгоценности, мобильный телефон и чемодан с вещами. Я никому не  расскажу, что со мной случилось...
— Не так  все просто,— воздел руки вверх Вилен Ильич.— У нас не вшивая  контора, а  международное брачное агентство, есть ответственность и обязательства перед партнерами. Мы на вашу персону дали заявки в десятки агентств, в том  числе и в Голландию. Сотни людей ломают голову над тем, как вам подыскать достойного  супруга, чтобы в семье царили любовь и согласие. Если мы откажемся от заявки, то нам выставят крупный счет. Вы готовы заплатить неустойку в три  тысячи долларов? Если готовы, тогда вольному воля, деньги на  бочку! Вы нас не знаете, а мы  вас тоже, разбежимся полюбовно. Помните о расписке. Разойдемся  без взаимных обид и претензий.
— Нет у  меня таких денег, последние отдала,—  ответила Пшонка.
— Мы из-за вас нести убытки, подрывать репутацию, терять  доверие деловых партнеров тоже не намерены. Разговор окончен,— резко заключил он и велел консультанту.— Эдуард Юрьевич,  продолжайте адаптацию.  Пристройте Элину Макаровну на  хорошее место, чтобы она смогла легче пережить постигшее ее горе. У вас это здорово получается.
— Не надо меня пристраивать и жалеть, отпустите домой, — попросила она. — Вы же люди, а не звери.
— Не отчаивайся Пшонка-кукуюза, не рви сердце, не гони пургу, тебе крупно повезло, я ведь зоотехник,  поэтому без работы не останешься! — с энтузиазмом заявил  Эдуард.— На Украине  хохлы на каждом углу болтают о справжнем смачном сале, все любят бекон, ковбасу, балык и прочие деликатесы, а  вот со свиньями и крупным рогатым скотом возиться  не  хотят, потому что  на ферме навоз и дурно пахнет.  А тем временем катастрофически снижается поголовье  животных и цена на  сало, мясо, молоко, сыр и другие продукты  на  вес золота. Надо срочно  выправлять ситуацию. Народ без нормальной кормежки дохнет, как мухи. Радуйся, душечка, ликуй,  тебе выпала почетная  миссия по возрождению сального производства свиней —  главного национального продукта, украинского сникерса — визитной карточки, гордости державы.
— Зачем мне это надо, пусть другие в навозе копаются,— с обидой возразила  женщина.
— Во, глупая баба, больше  такого шанса не будет,— заметил консультант. — Лет  через пять-шесть, если не загнешься, то станешь героем Украины. Будут с тобой дипломаты носиться по заграницам, как с писаной торбой, на презентациях национального продукта.
— Сам  и становись героем-свинопасом,— проворчала Элина.
— Э-э, я бы и рад прославиться,  но у меня другая функция,— усмехнулся он. — Я — менеджер, твой работодатель. Ты мне обязана руки и ноги целовать за предоставленную возможность отличиться, за престижную работу.  Чаще вспоминай фильм  «Свинарка и пастух»  и этот шедевр советского кинематографа вдохновит тебя  на ударный труд.
— Пусть он тебя вдохновляет, — насупилась потенциальная невеста.
— А ты, значит,  будешь сидеть на теплой печи и жрать задарма  вкусные куличи.  Не позволю здоровой, упитанной женщине, рязанской бабе, бить баклуши,— возмутился Эдуард. — Запомни, девиз остался прежним:  кто не работает, тот не ест и баста! Сдохнешь с голоду  и никто за тунеядку слезинки не прольет, закопают, как  собаку, без музыки.
— А сам  ты, белоручка, эксплуататор, кровосос…
— Не сметь клеветать и порочить труженика, представителя бизнеса!— вскипел он. — Я — организатор,  работник умственного труда, а ты — исполнитель,  рабсила. Твое дело  сопеть и  усердно исполнять, что прикажу, иначе порядка не будет.
— Это бардак, насилие над личностью, — возразила она.
— Ах, ты, Пшонка-кукуюза, почитай,  ценный комбикорм, — скаламбурил Эдуард. — Тебе самое место  на ферме возле породистых хряков и хрюшек, как на роду написано.
— Я — медсестра, а не свинарка! — категорически заявила она.
— Отлично,  что надо! Свиньи, чтобы были привесы и приплод, нуждаются в повседневном медицинском обслуживании, — резонно заметил консультант. — Извини, сударыня-барыня, у меня других вакансий нет, дармоедов не держу. А опыт ухода за больными пациентами тебе и здесь, на ферме сгодится.  Свинья — это тот же человек. Она не меньше любит ласку и заботу. Вот и прояви свои душевые качества.
— Не хочу, лучше уж в оранжерее розы,  цветы выращивать.
— Ишь, красавица, ты слишком привередливая,— вздохнул консультант.— Поздно очухалась. Я своих решений не меняю, я — человек слова и дела.  Если не хочешь, заставлю, а не умеешь, моджахед быстро тебя научит. Ты не первая и не последняя, кто у него практику проходит. Уверен, что это твое настоящее призвание. У меня, как говорится, многопрофильное  производство. Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы. Если увижу, что саботируешь, переведу на другой участок — компосты из куриного  помета  готовить. Они у экологов  дачников пользуются повышенным спросом.
Эдуард с удовлетворением увидел, как потускнели глаза женщины и  обратился к Вилену Ильичу:
— Может, пока подберете жениха,  перевести ее на ферму, пусть учится откармливать свиней на бекон,— предложил Эдуард. — А мне на  цветы другую невесту пришлите моложе и резвее. Элина  в последнее время,  как сонная  муха. Возле свиней самое место, скучать не придется. А хряк Демон ей  вместо будильника будет. Она своим усердием в цветоводстве вполне заслужила больший объем работы.
— Решайте сами, Эдуард Юрьевич,  вы — психолог, знаток женщин,  их капризов и желаний, это ваша епархия, специализация, вам и карты в руки,— ответил  главный агент. — А вы, Элина Макаровна,  наберитесь терпения, нет  худа  без добра. Я мобилизую всех сотрудников и персонально  Жанну, она  в Интернете, как рыба в воде, чтобы ускорить поиск жениха. Вы тем временем приобретете еще одну профессию. Цветоводство немного освоили, а  теперь вот животноводство.
— Я не рабыня, не крестьянка, чтобы возиться с вашими грязными свиньями!— сорвалась  невеста.
— Напрасно ты так неуважительно,— упрекнул ее консультант.— Свинья — благородное существо, организм у нее, что у человека. Тебе, как медсестре, очень полезно будет ухаживать. На ферме сто  пятьдесят голов, управишься. Может, какое открытие по медицинской части сделаешь и еще благодарна  будешь за то, что бесплатно предоставил тебе  базу для научных исследований и экспериментов. Цветовод из  тебя неплохой  получился, поглядим,  какая выйдет  свинарка. А эмоции научись сдерживать, чтобы не возникло симптомов шизофрении.
Пшонка плотно сжала губы, чтобы не  сорваться на крик. Возвращались молча,  словно с похорон.
— Как хороши, как свежи были розы…, — за полкилометра до особняка  пропел Эдуард и бросил бодрый взгляд на Элину. — Что пригорюнилась, кукуюза,  губки надула,  крестьянка? Щас приедем, помянем твоего Хуберта и с Богом за дело. Жизнь продолжается. Выше  голову,  нос по ветру и хвост – трубой!
Он похлопал ее правой рукой по плечу и усмехнулся:
— Мечтала стать госпожой, да видишь не судьба. Не вкусив наслаждений  медового месяца, превратилась во вдову. Но не  расстраивайся, время залечивает любые раны. Почитай, школу выживания проходишь. После этого тебе и черт не будет страшен. Привык я к тебе, с тоски помру, если уедешь в Голландию. Может рискнуть и самому жениться на тебе? С лица, как говорится, воду не пить, главное, чтобы не фригидной и холодной, как жаба, а темпераментной была.
— Отпустите, не нужна  мне заграница, я передумала выходить замуж. Хлебнула горя, хочу домой,— всплакнула она.
— Я бы  и рад, а кто на свинарнике, будет работать, свиньям  кашу варить,  дерть и  отруби  запаривать, за поросятами  ухаживать и помещения от навоза  чистить? Кто оплатит неустойку? Меня же закажут киллеру. За  сто баксов человека, что муху-цокотуху,  готовы прихлопнут.
— Вы богатый человек, откупитесь.
— Э-э, копейка счет любит, она рубль бережет. Деньги с неба не падают, — ухмыльнулся консультант.— А с тебя какой  мне прок, даже для постели не годишься, зазря харчи переводишь.
«А ведь загонит, скотина, на свинарник. Все в его власти. Надо что-то срочно предпринять,  не ждать, когда рак за горой свистнет?» — эта мысль острой занозой засела в ее сознании.

               
15

Спустя десять дней после отъезда Элины, когда скудная заначка иссякла,  не осталось денег даже на бутылку дешевого крымского пива,  Пшонка позвонил своим корешам по несчастью реф-машинисту  холодильных установок Николаю Коряге и слесарю-наладчику Дмитрию Ясеню. Оба они, перебиваясь случайными заработками на центральном колхозном рынке, остались «на хозяйстве». Присматривали за жильем, пока супруга Николая занималась челночным бизнесом. Вцепившись огрубевшими руками и ладонями в тележку-кравчучку, она доставляла барахло из Польши и сбывала его по спекулятивным ценам. А благоверная Дмитрия устроилась няней в семью одного из московских олигархов. Но от бизнеса жен  их мужьям перепадало немного, поэтому, как и Степан, испытывали острый дефицит в дензнаках.
Когда жажда пития была невыносимой,  сбывали кое-что из домашнего имущества,  бытовой техники, кухонного инвентаря, приобретенного в годы «развитого социализма». Особенно пользовались спросом предметы из меди, стали и чугуна, бидоны, кастрюли, котелки, сковородки и прочие изделия. На вырученные гроши от безнадеги, стрессов и хандры спасались крепкими напитками.
 В лучшие времена, они промышляя рыбу и другие морепродукты на траулерах «тропиках» и «атлантиках», были состоятельными людьми, могли после рейсов позволить себе кутежи в ресторанах. А их благоверные отоваривали «боны» (аналог валюты)  в спецмагазинах  сети  «Березка»  и «Альбатрос». Но после развала Советского Союза крупные производственные объединения «Керчьрыбпром», «Югрыбпоиск» и другие, где на флоте и береговых вспомогательных службах  трудились десятки тысяч человек, обанкротились, приказали долго жить.  Изношенные траулеры, в том числе тунцеловная база «Красный луч», были мошенниками-аферистами проданы иностранным фирмам за бесценок или порезаны на металл. Мощный океанический рыболовный флот прекратил свое существование и нескоро возродиться. Украина окончательно утратила традиционные места промысла в разных акваториях Мирового океана. И никто  в отрасль, где ожесточенная конкуренция между рыбаками разных стран, украинцев в богатые рыбой акватории не допустить.
  Остались лишь около десятка старых  сейнеров СЧС, приемно-транспортных судов в хозяйствах объединения «Крымрыбакколхозсоюз», промышляющих пиленгас, сельдь, шпроты, ставриду, хамсу, кильку и тюльку в Азово-Черноморском бассейне.  Из-за дороговизны услуг авиаразведка во время путины, как это было прежде, давно не используется. Капитаны сейнеров теперь надеются на свою интуицию и  «авось», поэтому уловы  «живого серебра» уменьшились в десятки раз. Рынок наводнила рыбопродукции из Норвегии и стран Прибалтики  зачастую низкого качества, поскольку Балтийское море экологически не благополучно. Некоторые рыбаки в качестве дешевой рабочей силы, подались на суда под иностранными флагами,  а оставшиеся на берегу не у дел — в браконьеры под «крышу» рыбинспекции, милиции и прокуратуры. Выгребают из Азовского моря  для  пиршеств и застолий президента  и его свиты  красную рыбу на икру и балыки. Несмотря на лестные предложения рыбацкая совесть и честь не позволили Пшонке, Коряге и Ясеню стать браконьерами.  Поэтому на безденежье перебивались с хлеба на воду, точнее, на дешевый самогон и пиво.
—Колян, кореш, выручай, выпить хотца, а денег нет! — воззвал к помощи Степан, заслышав в телефонной трубке хрипловатый голос Коряги.
— Ладно, через час встречаемся у арки центрального рынка. Я поднапрягу Димку, — согласился Николай,  убежденный в том, что если человек пить в одиночку, а не  «на троих», то это первый признак алкоголизма. Он связался по  телефону с Ясенем, обрадовавшемуся  предложению:
—Годится, у меня  после вчерашнего бодуна трубы горят, — признался тот.
 В назначенное время рыбаки, некогда ходившие  в одном экипаже траулера в Атлантику и Индийский океан, встретились у главных ворот  рынка. Пшонка издалека увидел тощего и долговязого Коряги.
— Держи краба! — подал Степан правую руку, едва тот приблизился. Обменялись рукопожатиями. Затем появился низкорослый, как мул, но упитанный  Ясень. И ему пожали пятерню.
— Мужики, я на мели, — сразу же признался Пшонка и пообещал. — За мною не заржавеет. Обязательно накрою, если не поляну, то лужайку. Со дня на день Элка пришлет валюту.
— Ладно уж, — снисходительно усмехнулся Николай. В складчину с Дмитрием  наскребли с десяток гривен. Сначала у бабки из-под полы купили пол-литровую бутылку  зеленовато-мутного самогона, а на остаток — килограмм тюльки и полбулки черного хлеба. Устроились на  парапете одетой в железобетон речки Приморской, в древности Пантикапы и Мелек-Чесмы. Озираясь по сторонам, чтобы  не застукал блюститель порядка,  разложили на газете скромную снедь. Коряга зубами выдернул из бутылки бумажную пробку и  наполнил  жидкостью  пластиковые стаканчики.
— Ах, пивко бы не  помешало, — произнес Степан, занюхивая корку.— Не зря ведь  говорят, водка без пива — деньги на ветер.
— Размечтался. Раскрой лупалы, где ты видишь водку? — отозвался Ясень.
— Какая разница. Самогон без пива — деньги на ветер, — внес коррективы Пшонка.
— За наше рыбацкое братство! —  Николай на правах старшего и главного спонсора провозгласил тост.
Сдвинули стаканчики, выпили  и налегли на закуску.
— Самогон то резиной отдает, словно на сапогах настоян, — скривился Ясень.
— На первак денег не  хватило, — напомнил  Коряга.
— Главное, чтобы градус в голову шибанул и кровь разогнал по жилам, — изрек Степан, усердно уминая  соленую тюльку вместе  с головами.
— Побереги закусь на второй тост,  — придержал его  за рукав  Николай. — Поди,  не на банкете-фуршете  в посольстве или  консульстве. Эх, и житуха настала, с каждым днем все сильнее за горло берет. Когда-то от осетровых, анчоусов,  тунца, кальмаров, трески, ставриды, керченской сельди и кефали нос воротили, а теперь кильке и тюльке рады. А ведь мы ее за рыбу не считали, рогатый скот, свиней и овец на фермах кормили, а нынче сами в скот превратились.
— Да, неплохо нам при советской власти жилось, — сказал Ясень. — Дождались дикого капитализма. Страной заправляют  бандиты, хапуги и циники. Купаются в роскоши,  жируют за счет честных и трудолюбивых людей, а миллионы  украинцев страдают, не имея нормальной работы, зарплат и пенсий. Вот бы Сталина и Берия на ненасытных и алчных буржуев.
— К черту политику! Не сыпь нам соль на рану. Здесь тебе не митинг, — осадил его Николай. — Один в поле не воин. Когда-нибудь  ворюги  подавятся и лопнут от обжорства. Господь  покарает, если не на этом, то на том свете. За все воздаст по «заслугам».
— Мы скорее ноги протянем, — вздохнул Дмитрий.
— Да было золотое времечко,  когда нам устраивали приемы по случаю братской дружбы и солидарности, — с улыбкой вспомнил Пшонка.
— Степан, ты вроде не еврей, а такой же хитрый? — с прищуром спросил Коряга.
— Из кубанских казаков,  в роду ни капли еврейской крови, — заверил тот и поинтересовался. — В чем же моя хитрость?
— Почему скрываешь от нас свой бизнес?
— Какой бизнес? — удивился Степан.
—В рыбном порту сказывают, что сдал свою Элку напрокат богатому банкиру из Голландии. Ну ты и гусь! Он же ей станок расшатает, сделает инвалидом  секс-индустрии. Придется тебе с ней в старости помыкаться. А пока валюту лопатой загребаете…
— Нечего загребать, — вздохнул он. — Элка устроилась сиделкой к немощному буржую. Обещала прислать евро.
— Если  сиделка, то и давалка, — заметил Ясень. — Завидую бабам, не пыльная у них работенка, валюту загребают и удовольствие получают. А нам на промысле в морях и океанах в  жару и холод при штормах приходилось до седьмого пота вкалывать.
—И мужик может стать проститутом, за валюту, выпивку и харчи обслуживает одиноких, некрасивых, но богатых дам, — сообщил Пшонка.
— Эх, Степан, мы с тобой для походов по богатым бабс рылом не вышли, —отозвался Николай. —Там хватает альфонсов и сутенеров. Если сунемся, то пришьют или искалечат. Остаток дней придется работать на аптеку.
— Наверное, твоя Элка уже в Голландии, сырами и разными деликатесами  обжирается, — затронул тему Дмитрий. — За десять дней даже на гужевом транспорте, в тарантасе или карете  можно доехать, а уж самолетом и подавно. Поди, купается в роскоши?
— Да, пожалуй, уже на месте, — согласился Степан и вздохнул. — Только никаких вестей от нее. Каждый день по нескольку раз  проверяю почтовый ящик. Жду звонка по  телефону, но дохлый номер, словно в воду канула, ни слуху, ни духу…
— Заграница вскружила ей голову,  загуляла твоя Элка  на улице Красных фонарей напропалую, — двинул версию  реф-машинист,  разливая по стаканам остатки самогона.
— Если узнаю, что скурвилась, то убью, как Тарас Бульба своего сына Андрия, — пообещал Пшонка.
Они выпили и подмели  хлеб и тюльку.
— Слабый, гнусный самогон попался. Водой разбавленный, не одном глазу, только изжога, — вынес вердикт  Коряга.  — Халтура. Все баста, у той бабки больше не берем.  Пусть она этой сивухой тараканов и клопов травит.
— Следовало бы добавить, но…,— Ясень ударил по карману, — слышь, не звенит. Может у тебя Степан  в заначке  что-то завалялось?
Оба, словно удавы на мышь, уставились на Пшонку.. Тот смутился,  почесал затылок, потурил голову.
— Ну, что  дядя Степа-великан, на халяву и моча вкусна? — с ехидством произнес Ясень. — Сколько мы еще тебя поить и кормить будем? Ты ведь не президент, не премьер и не министр, чтобы  жрать и ни за что не платить. Мы  с Коляном не олигархи, чтобы постоянно тебя угощать.
— Эх, пацаны, сижу на мели, — развел руками  Пшонка. — Вспомните, когда я ходил в моря-океаны, то всех угощал. До утра гудели в «Меридиане», а потом  поправляли здоровье пивком в «Коралле», известном, как «реанимация».
— Когда это было? При СССР, тогда  все рыбаки деньгами сорили, а бабы в спецмагазине «Альбатрос» и «Сапфир» отоваривались, — заметил Дмитрий. — Ты, Степа, не сыпь на соль на раны, не прикидывайся шлангом. Коль денег нет, то продай что-нибудь из квартиры, телевизор, стиральную машинку, холодильник или что-нибудь поменьше…
—  Вы не знаете мою Элку. Вернется и со света сживет, — посетовал он.
— Эх, ты, а еще считаешь себя морским волком,  попал бабе под каблук, — заметил Коряга  и это  обидой полоснуло по самолюбию Пшонки.
— Мужики, мореманы,  я ваш должник, — покаялся он и заверил. — Хоть сейчас устрою для вас пир горой. С настоящей, а не паленой водкой, коньяком, виски, ромом бренди и деликатесами.
—Что, богатый родственник объявился? — спросил Николай.
— Если бы, да кабы, то я бы здесь с вами сейчас не сидел, — ухмыльнулся Пшонка.
— Тебе шо, наша компания не нравиться? — возмутился Дмитрий.— Пьешь, жрешь за наш счет и еще носом воротишь, права качаешь.
. — Нравится, — пошел на попятную Степан. — А все же неплохо иметь богатую и щедрую родню за бугром. У меня вся надежда на Элку. По моим расчетам уже должна получить и переслать мне часть евро.
— А-а, ты же у нас временный холостяк, — усмехнулся  Коряга. — Надобно тебе на этот период, чтобы не голодал, горячую бабу подыскать. Есть у меня на примете  безотказная  Клавка.
— Никаких баб! — возразил Ясень.— Я заметил, что там, где баба, тут же исчезает бабло. Клавка с него быстро валюту выкачает и нам  на  бухало ничего не останется.
— Верно, — согласился реф-машинист. — Бабьи нежности не стоят больших расходов. Миг удовольствия, а забот и хлопот полный огород.
— Так может Элка уже переслала валюту, а ты  здесь нам лапшу на уши вешаешь, — поймал его на слове Николай.
— А ведь верно, — обрадовался Степан, стукнув себя ладонью по лбу. — Вы никуда не уходите, а я мигом сбегаю к банкомату, одна нога здесь, другая — там. Мужики-рыбаки, так я пошел за валютой!? — с воодушевлением, будто дело в шляпе,  произнес Пшонка. — Эх, загудим, где наше не пропадало!
—Загудим! — поддержали его собутыльники
— Нет, пойдем вместе  Я тебя знаю, хитрого хохла, получишь евро и сразу слиняешь, — промолвил Дмитрий. — Вместе пойдем в качестве твоего телохранителя. Вдруг крупная сумма подвалит.
Окрыленные надеждой,  они отправились на поиск ближайшего банкомата. И вскоре отыскали аппарат. Пшонка вздрагивающими от волнения пальцами достал пластиковую карточку.  Спросил у Коряги:
— Сколько снимать?   Двадцать евро хватит?
— Снимай все, деньги лишними не бывают, ты же сам обещал устроить пир горой. Никто тебя за язык не тянул, — напомнил Ясень.  Степан  обвел их недоверчивым взглядом и  велел:
— Отойдите в сторону, нечего глазеть.
—Ты, что, Степан,   белены объелся, лучшим корешам, с которыми ни один пуд соли съел, не доверяешь? — возмутился Николай.
— Береженного Бог бережет. Доверяй, но проверяй, — ответил он и собутыльники отошли в сторону. Пшонка, решив для начала снять десять евро,   вставил карточку в гнездо банкомата, но аппарат к его намерению остался безучастным. Повторил операцию, но результат тот же.
— Вот проклятая железяка! — Степан замахнулся на аппарат, но подоспевший  Коряга успел перехватить его руку.
— Не дури, а то менты загребут в каталажку, — прошипел он на ухо.
— Вот те и погудели на шару, раскатали губу, — посетовал Коряга. — Правы хохлы: не кажы гоп, пока не перескочишь. Спасибо, Степа, за угощение, век не забудем.
—Щас я пойду в банк, главный офис и разберусь, — с шальным блеском в глазах заявил Пшонка. — Узнаю, куда они суки подевали мою валюту.
— Не советую, а то морду набьют и придется работать на аптеку, — заметил предусмотрительный Ясень. — Банкир скорее удавится, чем  отдаст, хоть одну копейку.
— За свои кровные я постою до конца! — твердо с бравадой заверил Степан.
—Братцы, падлой буду, если не раздобуду денег на пузырь! — кипятился захмелевший обладатель пластиковой карточки. — Шас я иду в офис банка и  покажу им кузькину мать, устрою шмон. Уже десять дней, как  Элка в Голландии и почему до сих пор  нет евро? Пусть они мне ответят и выдадут кредит.
— Степан, не буянь, не горячись, — уговаривал его Николай. — Не устраивай скандал.  Из-за тебя и нас менты загребут за компанию. Намнут бока и оштрафуют. Ты лучше позвони своей благоверной по мобилке. Узнай, сколько она бабла выслала? Может, как белые люди, в ресторане погудим…
— Да, погудим, — мечтательно закатил глаза  охмелевший Дмитрий.
— Нет у меня на счету ни гроша, а звонки за границу дорогие, — напомнил Пшонка.
— Жаль, придется сворачивать наш фуршет, — огорчился Коряга. Но Степана уже понесло, взыграла  отравленная самогоном кровь. Чтобы не попасть  на глаза работникам патрульно-постовой службы, собутыльники «сделали ноги», а Пшонка решил  добиваться «справедливости». Добрался до офиса банка, что на улице Свердлова, пошатываясь дошел до окошка кассы, где осуществлялись операции с валютой.
— Девушка, гражданка, — окликнул он кассира.— Почему у вас в районе центрального рынка неисправный банкомат?
— Почему вы решили, что он неисправный? — обратила на него взор миловидная  шатенка с миндального цвета зрачками.
— Он не выдает мне валюту. Хотел снять десять евро.
— А с других банкоматов пытались снять?
— У меня нет времени и желания ездить по городу и проверять ваши сраные  банкоматы, — разозлился он.
— Гражданин не грубите, здесь вам не забегаловка, а солидное учреждение, — строго  промолвила женщина и  пояснила. — Возможно,  на вашем счету нет валюты? Дайте карточку, я проверю.
Она совершила манипуляцию и спокойно сообщила:
— На вашем  счету всего один евро, что оставили при его открытии,  поступлений не было.
— Должны набежать проценты.
— Не смешите, прошло всего две недели с момента открытия счета, — напомнила шатенка.
 — Скажи, почему  Элка не перевела  евро из Голландии? — допытывался Степан.
— Вопрос не по адресу, спросите у нее сами.
— Как постоянному клиенту вашего банка, дай мне срочный кредит, сто евро в счет перевода! — потребовал он.— Супруга пришлет  валюту и я его тут же погашу.
— Обратитесь в кредитный отдел. Но предупреждаю, что его дадут только в залог имущества, квартиры, машины, гаража или земельного пая, — озадачила она Пшонку.
— Тогда соедините меня с директором Вестерн-юниона. Я хочу с ним поговорить по-мужски, чтобы не задерживал переводы! — потребовал Пшонка.
— Это нереально,  я не уполномочена на такие действия.
— Эх, бюрократы, кровопийцы! Нигде правды, справедливости не добиться. Всех бы в морях, океанах утопил! — он дохнул в окошко перегаром, перебив запах ее дорогих духов, и в отчаянии  ударил кулаком по стеклопластиковой перегородке.
— Гражданин,  да вы пьяны, — возмутилась кассир. — Если будете хулиганить, дебоширить, то я заблокирую карточку и тогда ломаного гроша не получите.
— Я те, стерва, заблокирую,  чтобы мои кровные и коту под хвост. Ноги из задницы выдерну, — пригрозил он. Вдруг вспомнил о  супруге, ее хмельных чарах и запел:
—  Ты рыбачка, я —  рыбак, мы не встретимся никак…
—  Сейчас встретишься с кем положено, — не оценила его вокала и флирта кассир, нажала на потайную кнопку. В зал вбежал рослый охранник в зеленовато-буром камуфляже с  пистолетом Макарова в руке и резиновой дубинкой на ремне. Взглянул на  стоящего у оконца  возбужденного мужчину.
— Пьяный, ругается, ударил кулаком по стойке, — сообщила шатенка. Охранник молча заломил его руки  за спину, защелкнул стальные наручники. Степан застонал от острой боли в суставах.
— Отпусти, гнида, не имеешь права, — произнес Пшонка. — Да ты знаешь, кто я такой, в каких только морях-океанах и странах не побывал. Пятнадцать лет бороздил моря и океаны, двадцать раз пересек экватор.  Ты хоть раз видел аборигенов, индейцев и туземцев? Не видел,  а я много раз с ними встречался.  Тебе такое даже и не снилось.
— Сам ты туземец — правонарушитель, пьяный хулиган,  — ответил охранник. — Сейчас вызову наряд милиции и там с тобой, вшивым аборигеном,  быстро разберутся.
— Не надо милицию,  все-таки он наш клиент, — сжалилась шатенка. — А клиент для нас дороже золота.
— Такое «золото» ни прибыли, ни славы банку не прибавит, — возразил охранник и, держа клиента в полусогнутом положении, связался по  мобильнику с начальником службы безопасности банка, объяснил ситуацию. «Никаких сообщений в милицию и прокуратуру, деловая репутация банка для нас важнее пьяного клиента, — пояснил  начальник. — Гони его в шею, выстави за порог».
— Алена, вы правы, обойдемся без милиции, — на суровом лице охранника мелькнула скупая улыбка.
— Женщина всегда права, ее устами глаголит истина, — загадочно улыбнулась она.
— Давай, к выходу, — охранник больно пнул Пшонку коленом под зад.
— Сволочи, скоты, сидите на куче денег и за копейку готовы удавиться, — прошипел Степан и тут же за нелестный отзыв о банкирах получил дубинкой по спине. Вскрикнул, но стиснув зубы промолчал, чтобы не  испытать на своей шкуре  очередной удар. Довольный собою,  охранник выволок его из банка метров на тридцать, разомкнул наручники  и привалил к стене дома.
«Жаль, что со мною не было Коляна и Димки, мы  бы его так отметелили, что живого места не осталось, — придя в себя, с обидой подумал Пшонка. — Может снять побои и  потребовать через суд от банка и его охранника  компенсацию за физический и моральный ущерб тысяч  пять, а лучше десять?  Тогда бы появились деньги и на выпивку, и на харчи.  В милиции обязательно потребуют мой паспорт и выяснят семейное положение. Участковый спросил, где Элка? Что я ему отвечу? Скажу, что отправилась в  Нидерланды охмурят богатого буржуя. Наведут справки в паспортном столе и раскроют аферу. Если промолчу, то решат, что на почве ревности или по пьяной лавочке убил, задушил или отравил супругу, а труп спрятал. Затаскают на допросы и экспертизы, намнут бока.  Нет, с ментами лучше не иметь никаких дел. Да и банкиры скорее сдохнут, чем расстанутся с деньгами. Найдут свидетелей, обвинят в пьянстве и хулиганстве, оштрафуют или посадят на  пятнадцать суток, убирать клозеты и подметать улицы. Лучше не рыпаться, не качать права, подальше от позора. Хрен с ним,  что намял бока, где наше не пропадало. Слава Богу, когда плавал и деньги водились, успели с Элкой купить  двухкомнатную квартиру в кооперативе, а остальное сгорело на сберкнижке. Никто не подсказал, что надо деньги в недвижимость, золото и другие драгоценности вкладывать, как это делали  хитрые жиды».
Побитой собакой на троллейбусе «зайцем», Пшонка доехал до своей остановки. При каждом шаге, ощущая боль от дубинки, добрел до дома, ввалился в квартиру. Не раздеваясь,   упал  на диван и вскоре погрузился в тревожный, беспросветный  сон.
               
               
 16

Все чаще в сознании Пшонки  возникали мысли о побеге. Чтобы завевать доверие  Рыка, она стала его  прикармливать, отрывая от своего скудного пайка. Ведь консультант-психолог  содержал питбуля впроголодь, дабы тот не раздобрел и не стал покладистым, словно домашняя болонка или пудель. Пес  отличался отменным аппетитом, подаяния схватывал на лету, уминая снедь мощными челюстями. Ряды острых зубов,  розово-красная пасть с языком наводили на Пшонку ужас.
— Рык молодец, Рык — хороший песик, он Элину любит и никогда не обидит, — держась на дистанции пяти-шести метров, приговаривала она, внушая  зверю милосердие. Встретившись с его маленькими злобными глазами, с горечью осознала тщетность своих потуг и замысла. Это стремительное, как ядро, животное создано для жестокой схватки. Если и поддается дрессировке, то  с щенячьего возраста. Слушается только хозяина, использующего принцип кнута и пряника.
Однажды, выловив в своем супе куриную ножку, она решила пожертвовать ее Рыку. В своем благом намерении, утратив бдительность, подошла слишком близко. Пес, учуяв  мясной запах,  резко подпрыгнул навстречу и едва не отхватил вместе с мясом кисть ее руки. Женщине показалось, что его голова выскользнула из ошейника.  Охваченная страхом с округлившимися зрачками, она сорвалась с места и взобралась на  растущий  возле оранжереи  абрикос. Сколько бы там просидела, дрожа от страха, неведомо. Попыталась спуститься вниз,  но не смогла дотянуться ногой до нижней ветки, чтобы опереться. Крепко уцепилась руками за  шершавый ствол. Вскоре появился  хозяин и застал ее в таком положении.
— Эй, мартышка, шимпанзе, куда тебя черт занес? Что ты там делаешь? Абрикосы  еще в июле  созрели и давно собраны.
— Эдуард Юрьевич, спасите, пожалуйста? — взмолилась она.
— От кого тебя прикажешь спасать? — оглянулся он по сторонам. — Злодеев, насильников не вижу.
— От Рыка. Мне, кажется, у него расстегнут ошейник.  Прыгнул и чуть меня не загрыз.
 — Не дразни его, не возбуждай. Ему сейчас сука нужна для вязки. На меня не бросается, потому, что я мужик, а он, кобель, чувствует бабу.
Он подошел к псу, потрепал по загривку, просунул пальцы под кожаный ошейник, проверил на прочность звенья цепи.
— Молодец Рык, отлично службу несешь, — похвалил питбуля и с иронией сообщил. — Этот ошейник слона и верблюда выдержит. Слазь с дерева, чучело огородное, не валяй дурака.
— Боюсь, высоко. Вдруг упаду и  сломаю или вывихну ноги, руки.
— Ишь, кисейная барышня. Забраться смогла, а слезть не может.
— Со страху, не знаю, откуда силы взялись
.Он поднялся на нижнюю толстую ветку и, придерживая ее за ноги, а потом за талию, помог спуститься на землю.
— Чем расплатишься за спасение? — вогнал он ее в краску.
— Моя валюта у Вилена Ильича.
—Не дури, ты знаешь, чем женщина может расплатиться.
— Нельзя,  я помолвлена, — вздохнула Пшонка.
— Оказывается,  ты  по деревьям умеешь лазить.
— В детстве научилась. Во дворе   бабушкиного дома в селе росло   большое тутовое дерево, листьями которого питались  шелкопряды, а детвора  лакомилась  сладкой  черной, белой и розоватой  шелковицей.
—  Гляжу ты, Пшонка-кукуюза, в любой ситуации выживешь, не пропадешь, — заметил он.
— Тебе,  грех на судьбу жаловаться, каждый день среди цветов, как королева. Не всякой такое счастье выпадает,— позавидовал ей Эдуард Юрьевич. — Единственная опасность,  что от ароматов цветов можешь в наркоманку превратиться. Но ты не грусти, мак и коноплю  я в другом месте выращиваю. Обещал  Вилен  очередную невесту, а тебя переведу на свиноферму.
— Там что, запахов нет?— не проявила радости женщина,  с ужасом вообразив себя среди стада свиней.
— О-о, там другие запахи, специфические, но безвредные для здоровья,— заверил он. — Вспомни-ка,  старый  кинофильм «Свинарка и пастух». Престижная, орденоносная профессия. Тебя тоже ждет стремительная карьера. Породистые  свиньи, особенно белая степная, выведенная  профессором Ивановым в заповеднике Аскания-Нова,  многих в люди вывели. А ты нос воротишь от предложения, открывающего большие перспективы. Так некультурно себя вести, в Европе посчитают дикаркой. Я к тебе всей душой, а ты с гонором.      
Пшонка не стала дискутировать по поводу престижной профессии, а окончательно утвердилась в мыслях о побеге.
«Но как его осуществить? В отсутствии хозяина,  меня бдительно стережет злобный пес,— с горечью размышляла она. — Носится по  периметру двора, как угорелый,  ни к ограде, ни к воротам нет доступа. Приручить бы, отвлечь Рыка, но чем? Мясо, кости? Во дворе никакой живности, хоть шаром покати, сама живу впроголодь...»               
Особняк, в котором она  так ни разу не побывала и где наверняка, есть телефон, хотя Эдуард пользуется мобильным, для Элины оказался  неприступным. «Позвонить бы Степану, чтобы примчался на выручку, а то отправил  черт знает,  куда и доволен, а тут горе мыкаешь,— терзали ее сомнения.— Соседние  фазенды  далеко, не докричаться. Да и кому я нужна со своим криком. Посчитают, что баба напилась в стельку и песни горланит  или умом тронулась. А  может, незаметно, перед  тем, как Эдуард выедет со двора, забраться в багажник автомобиля, чтобы он, не ведая того, отвез  в город. Когда отлучится,  выберусь на свободу». Эта  идея,  вспыхнув, тут же погасла. Пленница отчетливо вспомнила, как не выходя из ВМW, Эдуард  открывал и закрывал багажник, поэтому побег таким способом невозможен.
«Если зажечь факел и отпугивая огнем  пса, пробраться к воротам. А дальше? — она на мгновение  призадумалась. — Код замка неизвестен, а ограду с колючей  проволокой под напряжением мне  не одолеть. Может пустить “красного петуха” и пока пожарные будут гасить пламя,  незаметно скрыться? Все равно докопаются, что поджог и посадят в тюрьму. Все варианты не годятся».
От мучительных поисков выхода  Пшонку избавил консультант. Вечером он привез женщину, лет двадцати пяти-тридцати от роду. Стройная, миловидная, в норковой шубе и шапке. Из-под меха  выбились рыжевато-золотистые локоны.
«Наверное, на  «обкатку» для «ромашки» ее заманил,— решила Элина, но хозяин иронически-весело произнес:
— Радуйся, Пшонка-кукуюза, кончилась твоя адаптация. Очаровательная  Злата,— он  бросил  короткий взгляд, — решила в Италию к богатому жениху, с которым общалась по Интернету,  податься. Не одной  же тебе за кордоном  жить в сладости и роскоши. Она  тоже заслужила право на любовь и счастье без границ. Адаптируется недельку-другую и на самолет в Рим, за мифами, в город древний и прекрасный.
— Со школьной скамьи мечтала о солнечной Италии, старательно изучала язык, литературу и искусство этой страны.  Много узнала из книг, кинофильмов, Интернета. Скоро увижу  Рим с его Колизеем, а потом  Неаполь с музеями. В Венеции на гондоле буду кататься,  слушать серенады, в Милане побываю в Ла Скала,— улыбнулась женщина, теребя в нежных ухоженных руках дамскую  сумочку и вызывающе  гордо взглянула на неказистую в зашарпанной  одежде Элину, приняв  ее за покладистую прислугу.
 — Погоди, погоди, кого это ты ласкала? — насторожился консультант. — Говорила ведь, что непорочная девица без добрачного опыта. Живо признавайся,  под кого легла, кому дала?!
— Ой, Эдуард Юрьевич, вы меня рассмешили, — кокетливо улыбнулась она. — Разве вы не знаете, что  в Милане есть знаменитый на весь мир театр Ла Скала, на сцене которого выступал гениальный Лучано Паваротти  и другие певцы?
— Знаю, но сейчас другие заботы. Не витай в облаках и не пудри мне мозги. Пока обойдемся без крутых поворотов. Сначала надо пройти адаптацию, а потом в Италию. Только смотри, пиццей и спагетти не обжирайся, а то окоровеешь, — строго велел  Эдуард Юрьевич и улыбка сошла с ее нежного, словно персик,  лица.
— Что же вы, Злата, такая красивая женщина совершенно равнодушны к драгоценностям. Хотя бы одно колечко и клипсы  из турецкого золота.  Странно?  Ведь бриллианты — лучшие подруги девушек, — заметив отсутствие украшений, спросила  Пшонка.
— Ха, я сдала Глебу Петровичу и валюту, и драгоценности, золотой браслет, три цепочки с кулоном, знаком Зодиака  и крестиком, перстень с бриллиантами, золотые часы и серьги с изумрудом,  — не без гордости заявила «невеста». — Недаром ведь меня родители Златой нарекли, что означает  золотая.
—Назвали не за наличие золота, а за цвет волос, — точно подметила Пшонка.
— Может быть, он у меня с детства естественный, — призналась красотка.
 Сообщение  о том, что у очередной «невесты» изъяли драгоценности, несколько утешило Элину, осознавшую, что не она одна повелась на посулы  агента.  А вот имя-отчество «Глеб Петрович», навело на мысль: «Не Вилен Ильич ли маскируется таким способом?»
— И фото-сессию успешно прошла?
— Да, — Злата нехотя разлепила сочные губы и густо покраснела. Эллина поняла причину ее смущения: «Наверняка ее облапал Ефим,  наградил шлепком по голой заднице.  Вот так артисты-аферисты». Надежда на то, что пройдя все испытания, она все же полетит в Амстердам, не оставляла ее.
— Держи, карман  шире,— с грустью  произнесла Пшонка.— Размечталась, гондола, серенады, театр…Итальянский язык тебе возле роз и других цветов не потребуется, они его не понимают. Загнешься на сельхозработах... Рабыне Изауре позавидуешь.
— А ты молчи, служанка,— брезгливо взглянула новоявленная «невеста»  и добавила. — Не суй нос не в свое дело, деревенщина.
— Ишь,  какая пава, гордячка-недотрога! — вспылила цветочница. — Хотела бы я тебя увидеть через неделю-другую, услышать о чем ты тогда запоешь.
— Ты мне не тычь, я тебе не Кузьмич,— сорвалось с сочных губ Златы.— Знай, свое место и не рыпайся. У меня высшее образование, я свободно владею греческим языком, досконально знаю историю и философию Древней Греции...
— А теперь еще и цветоводство  изучишь на практике,— с ехидством подначила ее Элина.
— Цветы я обожаю. Очень приятно, когда их дарят.
— Скоро дождешься подарков, только не забудь, что кроме ароматных бутонов и лепестков, есть острые шипы. Вот полюбуйся на мои руки,— Пшонка протянула ладони. — Еще недавно они были такие же белые, нежные и ухоженные, как у тебя, а превратились в грубые, как кожа на пятках и все исколоты …
— Бабы, кончай базар, рты — на замки!— крикнул консультант. — Не хватало, чтобы вы друг другу в волосы  вцепились и как кошки поцарапались. Мне нужен наш отличный товарный вид. Я не намерен зазря на вас харчи  переводить.
Женщины притихли, опасливо поглядывая на  Эдуарда.
— В  Афинах  тепло, юг, а ты  собралась,  как на Северный  полюс,— без сочувствия  заметила Элина.
— Это не беда, — поспешил на помощь «невесте» консультант.— Там тоже  русские  меха в моде. А если станет жарко, то оставите здесь.
«Еще одна дуреха попалась на крючок, — но без злорадства подумала  Пшонка.— Размечталась о Греции,  древних Афинах. Через пару дней поймешь, что такое “адаптация”, руки станут, как у крестьянки. Ради экзотики  за бугор потянуло. Поди, и здесь не бедствовала, разодета,  как пава. Золотишко у тебя  конфисковали, только белые полоски на пальцах остались. Молода, красива, тебя уж точно Эдуард охотно  в постель на «обкатку» затащит».
— Но здесь же мини-Голландия? — из чувства мести напомнила  хозяину, поймав на  себе его гневный взгляд.
— В Греция тоже цветы любят,— с явным упреком оборвал ее консультант, сверкнув  черными  зрачками и  чтобы не  испугать новую “невесту” почти ласково  продолжил. — А  вас, Элина Макаровна, я  сейчас доставлю в аэропорт.
— В аэропорт? — не поверила она.
— Да, вам улыбнулась фортуна. Через час самолет на Амстердам. Держи хвост трубой, пришел долгожданный  праздник и на твою улицу. Эдуард  слов на ветер не бросает.
— Мне надо переодеться, принять ванну, навести макияж. Где мой чемодан с вещами? Не в таком же виде..., — она с досадой оглядела черную робу с грязными пятнами.
— Не волнуйтесь, по дороге мы заедим в офис,— сообщил он.— Примите ванну, сауну с джакузи, приведете себя в порядок. Вас обслужит опытный  визажист Ким Федотович. Мастер  на все руки, макияж, маникюр и прочее. Будете, как принцесса. А ты, Злата Генриховна,— он обернулся к будущей гречанке.— Пока поживете в этой времянке, а через день я завершу евроремонт в особняке и переведу  вас в номер-люкс на третьем этаже со всеми удобствами, сауной, бассейном ... А пока прошу извинить за временные неудобства.
— Ради  будущего блаженства, Эдуард  Юрьевич, я готова немножко потерпеть,— улыбнулась Злата сочными в вишневой помаде, губками.
— Скромность и неприхотливость мне импонируют, — ответил с улыбкой хозяин и  мягко укорил Пшонку.
— Вот видите, как умные  клиенты дорожат услугами нашей фирмы. Злата, не грусти, я только провожу к трапу самолета Элину Макаровну и тогда уделю вам максимум внимания и заботы, проведу экскурсию по своим апартамента, отдохнете душой и телом.  Будете располагать мною по своему усмотрению.
«Уделит, это уж точно. С раннего утра до полуночи будешь на корячках в поте лица своего  ползать. А потом  ночью будет бык колхозный, распинать. Это я для него староватой оказалась, хотя все же соблазнился, но получил отпор.  Господи, будь милостив, чтобы мои муки кончились, скорее бы в аэропорт»,— с надеждой подумала Элина.
— А собака меня не укусит?— Злата  опасливо оглянулась на оскалившего красную  пасть с рядами острых зубов Рыка.
— Держитесь от него подальше,— строго предупредил консультант. — Он  признает только хозяина. Не вздумайте приближаться к воротам и ограде, разорвет на части.
— Да-а, — недоверчиво прошептала  женщина, тревожно взглянув   на фоне багрово-красного заката  мрачный особняк, высокую ограду с “колючкой”. Элина заметила, что на горделиво красивый облик невесты наползла маска печали  и тревоги. Видимо, только теперь  она осознала суть своего  незавидного положения.
— Итак, время не ждет,— бодро произнес Эдуард Юрьевич.—  Злата, чувствуй себя, как дома,  живо иди в оранжерею,  познакомься  с фронтом  сельхозработ и за дело.
— С  фронтом работ? — опешила женщина.
— Да, ты душечка, не на курорт, ни в санаторий прибыла. Придется малость размяться, — подтвердил консультант. — Труд, по словам Энгельса, обезьяну превратил в человека, очень облагораживает. Нечто вроде производственной гимнастики, так сказать, активный моцион.
— Моцион? — это слово бараньим жиром застыло на сочных губах Златы, а в глазах промелькнуло недоумение.
— Не маяться  же тебе от безделья и скуки, того и гляди, жиром обрастешь и потеряешь товарный вид. Моцион — полезное для здоровья и фигуры занятие,— пояснил он. —  Вишь, какой стройной и изящной стала Элина, поэтому ее на Западе любой жених с руками и ногами заберет. На подиуме топ-моделью будет работать.
— Она тоже? — невнятно прошептала Злата. — А я посчитала ее прислугой, деревенской бабой.
— Тоже, — отозвался Эдуард Юрьевич.— Была, как и ты, невестой, а уже без  пяти минут жена  богатого господина — нефтяного магната из Норвегии. Поедет к белым медведям, моржам и тюленям...
— Но вы же обещали Голландию? — напомнила Пшонка.
— Ты в таком возрасте, к тому же старая дева, что женихами перебирать глупо, — заметил он и похвалил.
— С честью выдержала  адаптацию, тестирование. Посажу в  лайнер и счастливого пути, впереди — море любви, секса и куча детей. Ничего даром не дается, за все, в том числе и иностранных женихов, надо бороться.
Он распахнул  перед  Златой двери в оранжерею и провел ее во внутрь. Дал опешившей  «невесте» комплект рабочей одежды, сапоги, тяпку и велел рыхлить  почву под розами. Только после этого  скомандовал Элине:
— Вперед, труба зовет!

                17
 
Она  послушно села в ВМW  и они выехали со двора. Спустя десять  минут, поняв, что они движутся в противоположном от офиса направлении, Пшонка осторожно  поинтересовалась:
— Куда мы едем?
— На кудыкины горы,— привычно отозвался Эдуард.— Пшонка-кукуюза, сиди смирно,  не рыпайся.
— Вы же обещали сначала заехать в офис, там мой чемодан с вещами, паспорт и драгоценности,— напомнила она.
— Обещать,  не значит жениться,— ухмыльнулся он.— Пышные наряды и драгоценности  не пригодятся. Там некого соблазнять, нет ни театров, ни  музеев и дискотек.
— Что же там?
— Только общественно-полезный труд, который превратил обезьяну в человека. Одним словом, эволюционный процесс.
— А как же аэропорт?
— Рейс отменяется, погода нелетная. Туманный Альбион не принимает,— сообщил он, довольный удачной шуткой.
— Но Альбионом называют Англию, а мне надо в Нидерланды?
— Будет тебе  и то, и другое.
Остановил машину у небольшого здания проходной. За бетонной оградой, оплетенной колючей проволокой в сумраке вечера были видны контуры длинного помещения с узкими оконцами под самой  шиферной кровлей. Кое-где на территории тускло мерцали оранжевые фонари.
— Вот мы  на месте, — произнес благодетель. — Мое слово, что кремень. Обещал  тебя устроить на свиноферму,  как только появится сменщица,  и факт свершился. Цветы тебе уже набрыдли, я это понял по кислому выражению твоего лица. Пусть ими теперь красавица Злата занимается. Там ты явно затосковала, не с кем было словом обмолвиться. А здесь свиньи — живые существа, с ними не соскучишься. Да и не одна  ты будешь царствовать. Если Ким тебе понравиться, а он мужик крепкий, неутомимый,  шибко охоч до баб, они им  довольны, то я возражать не стану. Дело молодое, нехитрое. Живите в свое удовольствие,  харчей, сала, мяса ... на всех хватит...
— Это тоже  мини-Голландия? — упавшим голосом спросила она, оглядывая темные  постройки.
— Да,  жирный кусочек мясной и сальной Голландии на фоне разоренной бандитами Украины!— восхищенный  собственным сравнением, — ответил Эдуард Юрьевич и нетерпеливо посигналил. В свете фар Элина прочитала на бетонной ограде свежее написанные краской кривыми пляшущими  буквами: “Часная  собцинось  не прикасаима. Обект ахраняеца с ружом и злыми сабаками! Стоп, смирна, гнида! Хода чужим нету, пуля  в лоп и гроп!“
Пшонке невольно припомнился эпизод из кинофильма «Двенадцать стульев», где Остап Бендер и Киса на агитационном теплоходе рисовали уродливую фигуру сеятеля и лозунг с корявыми буквами, за что и были с позором изгнаны на пристань села Васюки.
— Кто это такой грамотный? В каждом слове ошибки,—  заметила женщина,  только бы разрядить гнетущее напряжение.
— Ким Федотыч перестарался, наверное, спьяну писал. Сутками не просыхает, ты уж за ним здесь присматривай, сама не стань алкашкой, иначе обоих в шею прогоню…
— Сейчас прогони, — поймала она его на слове.
— Выкусишь, мадам, — он сунул ей под нос кукиш. — Сначала поработай в поте лица,  сбрось избыточный вес, а потом я погляжу  на твое поведение.
— Я уже похудела на шесть кило, голодом меня моришь,— напомнила Элина.
— Мало,  топ-модели одними  соками  и шоколадом питаются,— сурово отозвался Эдуард. — А Кима, мерзавца, заставлю переделать за свой счет. Ты, не дуйся, как церковная мышь на крупу, а между делом займись его воспитанием и образованием, а то стыдно за его каракули.
«Господи, час от часа не легче,— с тоской подумала Пшонка.— И  мне придется  общаться с безграмотный,  пьяным мужиком. Неизвестно, что у него в голове. Если здоровый бык, то обязательно для   радости потребует секса в извращенных формах».
Стальная дверь проходной открылась. На пороге появился среднего роста, кряжистый, колченогий мужчина с двустволкой в руках. Поспешно подошел к ВМW.
— А-а,  хозяин и не один, а с красивой бабой, добро пожаловать!— произнес он, заискивающе улыбаясь. Эдуард открыл дверцу и в лицо пахнуло ядовитой вонью, наплывшей с фермы.
— Я с бабайками  не катаюсь,— самодовольно отозвался  консультант на его приветствие и  придирчиво заметил. — Дремлешь на посту или уже успел заложить за воротник? Живо отворяй ворота!
— Ни в одном глазу,— обиделся сторож.— Службу несу бдительно, все в полном ажуре. Ни одна падлюка в свинарник не пролезет. Вчерась везде черной и красной краской на ограде предупреждения написал, как вы велели. А если,  кто посмеет  сунуться, шарахну  из двух стволов, мало не покажется. Неделю потом будет  соль  из  задницы  вымачивать. Я свое дело знаю и слов на ветер не бросаю.  Злой, суров, но справедлив, никому не позволю хозяйское добро транжирить.
Ким заметил  на холеном лице хозяина  сквозь грим отчетливо проявились  красноватые царапины.
— Юрич, что случилось? Какая саблезубая, полосатая  тигра поцарапала? — спросил свинопас, с подозрением глядя на женщину с набрякшим синюшным фингалом под глазом.
— Прикуси язык, а то кастрирую, как хряка, — пригрозил консультант-психолог.
— Тогда лучше сразу жизни лишай. По себе знаешь, что без бабы, удовольствий, белый свет не мил.  Окромя выпивки, единственная радость осталась, — признался он и посоветовал. — Не надо злых баб с острыми когтями в постель допускать.
— Ладно, не умничай, хренов знаток. Чем других поучать, лучше бы грамоте научился. Руки тебе следовало бы поотбивать за такую мазню.
— Причем здесь руки? Что голова приказывает, то руки и делают, — с лукавой ухмылкой  возразил Ким.
— Значит голову оторвать.
— Не серчай, Эдик Юрич, где ты такого справного трудягу сыщешь?
— Вот она грамотная, в Голландию намылилась, а в свиноводстве ничего не бельмесит. Не знает, как достается крестьянам, фермерам мясо и сало. Научишь ее уму-разуму, а она тебе грамоте.  Мало того, как  курица, лапой нацарапал, так еще в каждом слове ошибки. Завтра  чтобы переделал, как положено. Позоришь ты ферму  своими каракулями,  буквы – какие-то уроды, словно после перепоя валятся в разные стороны.
 — Ветер дул то в одну, то в другую сторону, поэтому так и получилось. Я на художника не учился,— вздохнул сторож. — Целый день потратил, ведро краски извел и получается, что зазря корячился и горбатился. Рассчитывал на благодарность,  премию, а получил втык.
— Дураков работа любит, — ухмыльнулся хозяин.
Огорченный Ким, отворил тяжелые металлические ворота, хозяин проехал на территорию и остановился вблизи проходной. Вышел из автомобиля. С лаем набежала свора разнокалиберных приблудных собак. Узнав хозяина,  они подхалимски завиляли  хвостами. Пшонка при виде псов не отважилась покинуть машину и наблюдала за происходящим через лобовое стекло.
—Гляди, Федотыч за хозяйством в оба,— велел ему хозяин.— Не дай Бог оплошаешь, уволю ко всем чертям. Где ты еще такую лафу найдешь. Живешь здесь, словно в  элитном санатории для депутатов и министров, как  у Христа за пазухой, сыт, одет и нос в табаке.
— Эдик Юрич, я и рад бы, но сил моих нет. Чижало, оцень чижало с этой кодлой управляться, — пожаловался Ким. — Круглы сутки, как белка в колесе…Упарился, с ног валюсь от усталости.
— Не ной, Федотыч.  Привез тебе помощницу, Элина, невеста  голландская, где ты? Особое  приглашение надо. Живо выходи, знакомься с фронтом работ!
Она попыталась выйти на зов, но тут же захлопнула дверцу перед оскаленными  мордами,  набросившихся собак. Они, явно выслуживаясь,  заливались грозным лаем. Ким сорвал с плеча ружье, взвел курок и поднял стволы вверх.
— Ах вы, подхалимы, чертово племя! — воскликнул он и нажал на спусковой  крючок. Грохнул выстрел, далеко прокатившийся эхом. Собаки, жалобно скуля, скрылись а темноте. Спустя несколько секунд,  женщина  вышла из машины.
— Ты совсем ошалел,— набросился на сторожа Эдуард. — Или у тебя крыша  поехала, порох и дробь некуда девать?
— На радостях салют в вашу честь,— нашелся с ответом Ким.— Я иногда среди ночи постреливаю  для профилактики, чтобы  свинью, аль корм не уволокли.
— Чтоб в последний раз, без фокусов,— предупредил хозяин.— Еще ментов  своей канонадой привлечешь. Пожалуется какой-нибудь старый хрыч,  что ему спать мешаешь и сообщит в милицию. Прикатят «орлы»  в красных фуражках. Им только повод дай, повадятся за салом, мясом, а там и спиртное на свежину  потребуют. Мне лишние нахлебники не нужны.
— Виноват, исправлюсь, не подумал об этом,— покаялся Ким и тут же загнал в еще теплый ствол новый патрон.
— Впредь оружие применяй  только в целях самообороны или при нападении грабителей на охраняемый объект,— поучал Эдуард. — Тогда и проблем с властями не будет. Запомни: мы тихо занимемся бизнесом, их не трогаем и  они  нас не тронут.
Наконец он обратил внимание на молчаливо внимавшую наставлениям консультанта-психолога   Пшонку.
— Элина, познакомься, это Ким Федотыч, фермер, крупный специалист-селекционер  по свиньям,— представил он сторожа.— Прошу любить, жаловать и подчиняться.
— Вы же говорили, что визажист?
— Да, вяжет рукавички, а по совместительству животновод, мастер «золотые руки»,— ухмыльнулся хозяин.
— Ты не думай, я не  кореец, который лук на полях выращивает,  — оскалил рот сторож. — Ким означает  коммунистический интернационал молодежи с широко раскрытыми, а не узкими, зеньками. Помощница,  это хорошо. Давно о такой мечтал. Ядреная, крепкая баба…
Куцая улыбка коснулась заросшего черной щетиной лица мужчины и он с поклоном обернулся к Эдуарду Юрьевичу:
— Спасибо, хозяин, удружил, порадовал. А то  без бабы меня тоска заела. Один с этой оравой,  вконец, упарился. Жрут, как в прорву, только подавай. Чуть припоздаю  с кормежкой, такой концерт устраивают, хоть уши ватой затыкай или воском заливай, визг, хрюканье на  всю округу. Демон, скотина, норовит за руку или ногу укусить. Сам напрашивается, чтобы под горячую руку заколол.
— За Демона персонально отвечаешь,— сурово изрек хозяин,— Такого производителя-хряка еще надо поискать. Ты, Ким Федотыч, животных не обижай. Все должно быть на научной основе. Уход, кормление точно по расписанию и сбалансированному по протеину рациону. От этого зависят суточные привесы и приплод, чтобы зазря корма в навоз  не переводить. Нонча  все вздорожало, кукуруза, дерть,  отруби  и свекла, поэтому все должно идти впрок.
— Теперяча, с такой  помощницей живо управимся,— пообещал Ким, оценивающе, как на аукционе по продаже скота, оглядывая Пшонку.— Все будя точно по рациону. Я гляжу,  она баба бедрастая  и  мосластая, а  руки крестьянские в мозолях.
Он бесцеремонно, дыша  перегаром, обнял женщину за талию. Замахнулся, чтобы шлепнуть ладонью по ягодице, но Элина поспешно спряталась за Эдуарда.
— Ким,  веди себя прилично,  как подобает в светском обществе. Я тебе привез на стажировку работницу, а не шлюху, чтобы ты приобщил ее к свиноводству, передал знания и опыт. Для постели тебе деревенских баб хватает, а городскую не тронь, пока сама не попросит. Гляди,  не вздумай мне товар испортить, чтобы ни один волос не упал с головы  Элины, — строго предупредил консультант. — Она в качестве девственницы предназначена на экспорт в Голландию. Ее хахаль Хуберт преставился, но мы скоро подыщем другого толстосума. Так что, красавица, не тужи, жизнь прекрасна и для тебя она только начинается. Все надо на своем веку познать, ощутить и оценить. Это тебе не поле перейти…
— Это что же получается, старая дева? Столько лет прожила и ни разу с мужиком не спала?  Не бабайка ведь, а аппетитная баба?— опешил Ким, с недоверием взирая на гостью. — Может она того, лесбиянка с «приветом», мужиков на дух не переносит. Не понимает, что в постели нашему брату нет замены?
— Сам ты с «приветом», Элина нормальная  девица, — возразил Эдуард Юрьевич. — Есть еще непорочные, скромные девицы в крымских городах и селениях. Я тебе, Ким, доверяю, поэтому отдаю  целомудренную девушку под твою персональную ответственность.
— Как прикажите, Эдик Юрич, — заметно огорчился  смотритель свинарника.
— Не  испорти  валютный товар, иначе за изнасилование загремишь на нары. А там самого пустят по рукам.
— Вас понял, Эдик Юрич, — Ким послушно поднял руки вверх.
— Недосуг  мне с тобой трепаться, дома ждет еще одна невеста,— властно произнес Эдуард и велел. — Веди, показывай Элине Макаровне хозяйство, да и я погляжу, как ты управляешься. Может, задарма  хлеб с салом и чесноком ешь? Ты теперь для нее главный начальник и наставник. Научи, если не умеет, заставь, если не захочет, действуй,  как старшина в армии. Внеочередные наряды объявляй и наказывай, но чтобы без порки, телесных повреждений.
— Это я с превеликим удовольствием, десятый год свинством занимаюсь,— обрадовался Федотыч.— И хряков на бекон откармливал, и  приплод у свиноматок, словно акушер, принимал. От разных болячек лечил  народными средствами. Какое лекарство себе, такое  и свинье подходит, почитай,  за  столько лет  ветеринарную науку постиг. Любого зоотехника своими знаниями и  заковыристыми вопросами могу в лужу посадить...Я вам ни какой-нибудь хер с бугра, ни Степка с водокачки, а Ким! Птица большого полета.
— Да, Ким у нас орел, секс-символ свинофермы. Ладно, будя тебе щирый хохол,  перед Элиной Макаровной выпендриваться, гоголем ходить и бисер метать, — одернул его хозяин. — Ты от скромности  при такой  наглости,  точно не помрешь.
— А помирать нам рановато, есть еще у нас дома дела, — с азартом пропел Ким и, подражая хозяину, скомандовал.— Вперед, труба зовет!
Он, забегая вперед, заискивающе смотрел на вальяжно шагающего с широко расставленными руками, хозяина. По мере приближения к темному корпусу свинарника, Элина острее ощутила зловонный запах. “Уж лучше  бы я оставалась возле цветов, а здесь провоняюсь с головы  до пят”,— подумала женщина  и двумя пальцами зажала ноздри.
— Привыкай, Элка, — наставлял  Федотович,  дернув ее за  локоть.— Лучше сразу, чем потом. Поди, сало, колбасы, копченый окорок, сальтисон  и шкварки хавать любишь? За  уши, наверное, от свежины  не оторвешь?
Не дождавшись от нее ответа,  философски изрек любимый постулат:
— Где воняет, там и пахнет. Запомни эту мудрость.
Пшонка не вняла его совету и  с зажатым пальцами носом следом за мужчинами зашла в помещение.
— Ладно, твое дело, — снисходительно заметил Ким.— Есть у меня в кладовке старый противогаз. Будешь в нем работать, раз тебе наши французские духи не  по нраву. Только боюсь, что распугаешь маской свиней, а Демон и  того хуже, может взбеситься.
— Никаких противогазов и  экспериментов!— запретил хозяин. Они вошли в темный свинарник, сторож  включил свет. Под потолком что-то прошелестело  и несколько летучих мышей вылетели  в разбитые  окна. Элина  втянула  голову в плечи, испуганно  озираясь по сторонам.
В помещении  с узким проходом  были расположены десятка три отделений, в которых на  грязной соломе лежали по две-три свиньи. Электросвет разбудил сначала нескольких животных. Они  заворочались,  захрюкали и принялись тыкаться “пятачками ” в длинные  желоба кормушек, поглащая остатки дерти и огрызки  свеклы.
— Это теперь твое хозяйство, гордись! — сообщил Ким Элине.— Все в сохранности  и свиньи, и хряки, и приплод. Я хоть вздохну свободно. Умаялся с ними, ни выходных, ни проходных и  праздников. Побриться и в баню сходить некогда. В селе моджахедом прозвали за бороду.
— Запустил ты, моджахед, ферму. Пьешь, наверное, как слон,— упрекнул его Эдуард. — В загонах не чищено, свиньи  по колено  в дерьме и грязные, никакого товарного  вида.
— Што ж вы хотели, Эдик Юрич, у меня не десять рук, а две,— Федотович беспомощно развел руками-коротышками.— Мне  здесь за всех приходится быть, и кашевар, и ветеринар, и сторож. Не поспеть усе углядеть, а свинья, как известно,  всегда грязь отыщет. На то она  и свинья, не одевать же на нее намордник.
—  Намордник в самый раз на тебя надеть, чтобы меньше пил и баб на случку водил. Дня два-три лопату и вилы в  руки не брал. Нет, чтоб почистить, как следует,  и вывезти дерьмо, а не разводить здесь демагогию. Демократия вас всех  испортила, разучились работать, как это делали наши предки — от зари до зари. Только и смотришь,  что урвать на  халяву. Со  мной этот номер не пройдет. Выпру в шею и сдохнешь под  забором, как голодный пес.
— Виноват, кто не без греха. Завтра  с утра вместе с Элкой со свежими  силами займется уборкой,— отозвался  Ким.— У меня  своих забот по горло, кашу этим  дармоедам сварить, дерть смолоть и  четырех  поросят кастрировать.
— Тебя  самого следовало бы кастрировать, чтобы баб не портил.
— Нет, зачем человека лишать последней радости, — возразил свинопас и продолжил плакаться в жилетку. — Ночью не до сна, приходится объект от ворюг охранять. Много нонча охотников на дармовую свинину и корма. Чуть зазеваешься, тут же свинью или поросенка  уволокут. Глаз, да глаз нужен. Тянут, что плохо и хорошо лежит. Поэтому я и держу на  ферме собак, чтобы никто чужой не  сунулся.   
— Ты меня завтраками не корми,— возмутился Эдуард. — А ночью вы, чем заниматься будете? Семечки толочь? Чтобы утром здесь все блестело, как у кота яйца.
— Не видел, чтобы они у него блестели? — озадачился Ким.
— Присказка есть такая для тупых. Почистите  и  постелите свежую солому, побелите стены  и бордюры,  сметите с потолка  паутину и разгоните к чертовой матери летучих мышей. Того гляди,  обнаглеют и  примутся  кровь из  свиней сосать, тогда уж точно, привесов не жди. Утром проверю, если не будет выполнено, не взыщите, с тебя Ким первый  спрос.
— Вам, что красота или  больше сала  и  мяса надо? Выбирайте одно из двух?— не уступал свинопас.
— Культура производства, как в Голландии, чтобы можно было в белых тапочках и шелковых брюках пройти и не испачкать, — настаивал  консультант.
— Поздно, нехорошо свиней нервировать. У них может быть стресс. Пусть дремлют и  жирок накапливают, чтобы каждые сутки по полкило  привеса,— убеждал Ким, направляясь к следующему загону.      
— Ничего, переживут. Когда ты, дурья  башка,  из ружья шарахнул и по ночам палишь, о стрессе не думаешь,— резонно заметил Эдуард. У Кима не нашлось  аргумента для возражения.
— Ночью займетесь  наведением санитарии,— продолжил хозяин.  — Я планирую увеличить поголовье до трех сотен, а может и больше. Мясо и сало на рынках подорожало,  поэтому дело прибыльное. Игра, как говорится, стоит свеч.
— Не управиться нам тогда вдвоем, — посетовал Федотович.
— Пришлю еще невест на адаптацию,— обнадежил хозяин.
— А вот знаменитый Демон-производитель.— представил Ким  здоровенного  матерого хряка с удлиненной,  как у дикого кабана-вепря, мордой.  Заслышав свою кличку, хряк приподнял тяжелую голову с ушами-лопухами и уставился на Пшонку  маленькими злыми глазками, заплывшими жиром. Что-то тайно-зловещее почудилось  ей в почти осмысленном взгляде животного.
— Будь с ним осторожна,  близко не подходи. Я его посадил на голодный паек, не подпускаю к свиноматкам,— предупредил Ким.— Этот старый  ревнивец всех подозревает в изменах. Не делает различий между людьми и свиньями.
Элина в  ужасе отпрянула назад, а Демон, удовлетворенно  хрюкнув, опустился на дощатый, пропитанный мочой и навозом настил, поджал под себя ноги.
— Элитная порода, белая, степная. От него племя хорошее, высокопродуктивное, — с видом знатока сообщил Эдуард. — Берегите Демона, как зеницу ока, иначе сам останешься без  ока.
— Эдик Юрич, ты не поверишь, вчерась во время моциона я видел, как Демон Хавронью пялил. Взял ее на буксир, так она  хрюкала и визжала от удовольствия! — с телячьим восторгом  сообщил  Ким.
— Мг, удивил. Бог для того и сотворил каждой твари по паре, чтобы совокуплялись и размножались. Люди  тоже охотно этим делом занимаются, — напомнил консультант и обернулся к Элине. — Вот Пшонка-кукуюза  подтвердит, не даст солгать.
— Што  пшенка и кукуруза? — не понял свинопас. — Я кормлю ораву дертью и свеклой, как велел, строго по рациону, а для тех, что на бекон — отдельное меню.
— Речь не о кормах и свиньях, у Элины такая забавная фамилия,  Пшонка, а кукурузу я добавил для куража, — усмехнулся Эдуард Юрьевич. — Поэтому она и решила выйти замуж  за богатого буржуя, чтобы избавиться от девичьей фамилии. Что молчишь, невеста, словно воды в рот набрала? Правильно я говорю, что секс доставляет блаженство? Если  бы это занятие не было  приятным, то человеческий  род прекратился.
— Не знаю, — нехотя  ответила  женщина.
— Знаешь, знаешь, это у вашего племени в крови, — возразил консультант. — Если не пробовала, то с юных лет должна ощущать влечение и желание кому-нибудь отдаться. Женщина более похотливое создание, чем мужчина. Сама природа ей велит совокупляться и рожать для продолжения рода. Иначе бы  все вымерли, как динозавры или мамонты в ледниковый период. Верно говорят, что естественно, то не безобразно. Ты Ким на Демона и Хавронью не дуйся, не серчай. Животные живут по законам природы, не ведают стыда, там, где приспичило, там и совокупляются. Кошки, собаки, все  млекопитающие. А тебе, Ким, посчастливилось наблюдать за свиньями. Ты здесь такого опыта и впечатлений наберешься, что ни одному зоотехнику не снилось. Пшонка-кукуюза,  ты  тоже не лови ворон, а проявляй наблюдательность. В жизни все сгодится.
— Родильное отделение, — Ким на правах экскурсовода подвел их к расположенному  в углу и плотно огражденному сектору. Здесь на более-менее чистой соломе лежала крупная свиноматка. Под брюхом у нее возле сосков копошились около десятка розовато-белесых поросят.
— Неделю назад  опоросилась, семь штук,— сказал Ким.
— Гляди, чтобы без потерь и не вздумай налево сбыть,— пригрозил хозяин.— Самим поголовье надо наращивать, а не создавать на рынке лишних конкурентов.
— А это кто? Нутрия?— Пшонка указала рукой на присевшее в дальнем углу от свиноматки серовато-бурое крупное существо, поводившее мордочкой.
— Нутрия? Ну, ты даешь, Элка!— рассмеялся сторож.— Это ж натуральная  крыса. Обнаглели,  сволочи,  шастают, как у себя дома.       
— Крыса-а,— вздрогнув, прошептала женщина, отпрянув от загона. Ким нагнулся, чтобы  запустить в крысу подвернувшийся под руку ком, но та скрылась в норе.
— Развелось их здесь, как тараканов, —  посетовал он.— Мышьяк применять опасно,  могут свиньи отравиться, а в капканы пацюки не  лезут. Хитрые, жратвы им хватает, вот и расплодились, скоро по голове  ходить будут. Принес я было соседского кота Ваську,  так они его чуть не загрызли. Трусливым стал, блукает с хромой лапой и поцарапанной  мордой. Пришлось его хозяину Петру Дерябе  литр самогона  ставить за моральный ущерб. Наловчится  бы их отлавливать и на  чебуреки, все никакая прибыль,  а так лишь корма пожирают.
— Ты, Ким, совсем свихнулся, чебуреки с крысятины? — покачал головой Эдуард.
— А шо мясо, оно и есть мясо, а крыса существо опрятное, — произнес сторож. — Цуценят  ведь едят для профилактики туберкулеза, а чем крыса хуже,  мясистая, жирная. Да и кто знает из  мяса какой дичи  начиняют чебуреки, пирожки, жарят шашлыки и прочие мясные блюда. Если разделанную  кошку продают вместо кролика, то и крысу нетрудно сбыть. Может мне по этому чертову отродью  шарахнуть из ружья?
— Я те  шарахну, всех свиней покалечишь. Лучше засыпь норы битым стеклом и  зацементируй или сделай приманку — перемешай дерть с цементом  и поставь рядом  с водой. Они напьются воды и  цемент  застынет  в желудках. Так всех выведем, — посоветовал хозяин.
— Станет она  глупая цемент  есть, когда харчей в каждой кормушке, — засомневался  Ким.
— При таком бардаке, здесь скоро волки заведутся. Закругляйся со своей экскурсией,— сурово велел консультант.— Дай  Элине  подходящий инструмент, лопату, тачку, рукавицы и вперед за дело. Овладеешь богатой практикой по части свиноводства,  и тебе в любой сельхозинститут дверь будет открыта. Справку и рекомендацию я гарантирую.
Пшонка молча проигнорировала его иезуитскую «заботу».
— Эдик Юрич,  подбрось деньжат на хлеб, соль, спички и крепкую водичку.. Вишь, еще один рот добавился.— Ким указал взглядом на женщину.— Я  на мели сижу, ни копейки за душой. Не для себя прошу, для ближнем.      
— Брось из  себя корчить праведника,— охладил его пыл хозяин. — Поди,  крадешь, а все убытки на крыс и бомжей  списываешь. Крестьян поросятами и кормами снабжаешь.
— Побойтесь Бога, Юрич,  как можно так,— искренне обиделся Федотович. — Я  готов с себя последнюю  рубашку снять, на сухарях и воде сидеть, но чтобы крысятничать….
— Довольно слезы лить, в жилетку плакаться, знаю я тебя прохвоста,— усмехнулся Эдуард и достал из  кармана  куртки три мелкого номинала   купюры.— Вот вам с Элиной на хлеб насущный. Считайте,  что это аванс. Завтра взгляну на  вашу работу. Пшонке определи место на ночлег  в кладовке. Там есть топчан, стол. Сами себе устраивайте комфорт, люди взрослые, соображать должны. Но главное работа. По ночам заморозки, поэтому постелите свиньям  соломы. Коли примерзнут к настилам, три шкуры с вас сдеру. Вздумаете издеваться над бедными животными, создавать им невыносимые условия для жизни и морить голодом, то урою и сгною. О падежах и кражах слышать не желаю. Мне нужны высокие привесы и приплоды. Ты понял, моджахед?
— Понял, — угрюмо ответил Ким Федотович.
— А ты, принцесса голландская? Что молчишь, словно воды в рот набрала? — смерил  он ее суровым взглядом.
— Да, — тихо прошептала она.
— Что ты шипишь, как змея подколодная. Громче отвечай.
— Да, да! — со слезами  и злостью в голосе отозвалась Элина.
— Вот это другое дело. Для твоего же блага стараюсь, пристраивая в теплое местечко, а ты, неблагодарная, нос воротишь, харчами перебираешь. Оставил бы тебя на произвол судьбы, то по-другому бы не запела, а  волчищей завыла.
— Оставь, оставь! — поймала она его на слове, но он пропустил просьбу мимо ушей.
— Гордись, Элка! Тебе вместе с Кимом доверено важное государственное дело— выращивать «справжьне украинское сало». Это тебе не хрен или бычки в томатном соусе. А самый главный национальный продукт. Как только кто-то где-то заведет речь о сале, то сразу вспоминают Украину. Физический труд тебе только на пользу, накачаешь себе без всяких там тренажеров бицепсы и трицепсы. Если потребуется, то ты  коня на скаку остановишь и в горящую хату без страху войдешь. У меня здесь настоящая кузница кадров, а Ким один из ее умелых кузнецов-самородков, почитай, как тот Левша, что блоху подковал. Он и тебя подкует и уму-разуму научит. Только ты гляди,  не шали. Я тебя знаю, мужик горячий, сладострастный, ни одну юбку не пропустишь, но Элку не смей трогать. Она девица, еще не целованная и не мятая. Наша невеста должна быть без дефектов, иначе заграница не примет. Там своего затасканного бабья хватает на улице Красных фонарей и в других злачных местах. Им нужны девушки первой свежести, словно розы в утреннем саду.
— Эдик Юрич, это будет зависеть от нее самой. Если не захочет, то я неволить не будут, — нехотя отозвался Ким. — Хотя бабы на этот счет мною очень даже довольны. Сами напрашиваются.
— Что ты, Элка, молчишь, как рыба, только глазами лупаешь? Или может я не прав? — грубо дернул ее Эдуард за рукав. — Труд облагораживает человека или нет?
— Облагораживает, но не  рабский, — прошептала женщина, содрогнувшись телом.
— Не рабский, а ударный, стахановский, — поправил  он и упрекнул. — А ты что ж, дорогуша, хотела, из пешки сразу в дамки. Прежде, чем купаться в роскоши и  пылать в любовных страстях, необходимо почувствовать, почем фунт лиха. Вилла, яхта и «мерс» потом появятся, их надо заслужить. Вот и покажи, на что способна.
— Я уже прошла одну адаптацию в оранжерее, цветоводом стала, — напомнила Пшонка. — С меня довольно ваших роз-мимоз....
— Эх, Элка, глупая ты баба. То были цветочки, а здесь для тебя ягодки, причем не самые горькие. Будет еще и третий этап испытаний, проверки на выносливость и вшивость. Мы дорожим репутацией фирмы «Счастье  без границ» и поэтому поставляем  иностранным богатым женихам   товар, пардон, невест высокого качества. Халтура не пройдет.
Пшонка промолчала, озадаченная вестью о третьем этапе испытаний, не сомневаясь в том, что это будет очередное унижение ее человеческого достоинства: « Какую еще пакость они мне заготовили? Господи, помоги мне выбраться из этой западни. Не хочу никаких заграничных женихов, только бы возвратиться домой». Она поставила перед собой цель — любой ценой  вырваться из этого свинюшника.
Ким погасил свет в помещении и все вышли во двор.
— Слушай Элина Макаровна,  — произнес  консультант-психолог, — если будешь хорошо работать, то получишь бонус.
— Бонус? А что это такое? — не поняла Пшонка.
— Во, деревня Петушки?! Так теперь модно называть премии, награды, — пояснил он. — За усердие получишь трехмесячного поросенка…
— Зачем он мне. Недаром говорят, не было хлопот, купила баба порося, — напомнила она поговорку.
— Дареному коню в зубы не смотрят,  — осадил он.
— Коню, а не поросенку, — парировала Элина.
— Не умничай, а  то будешь бита, как  сидорова коза, — пригрозил он. — Ишь ты, барыня какая, коня ей породистого подавай, словно арабскому шейху за миллион долларов. Потерпи недельку-другую, племенной жеребец-производитель тебя ждет в Голландии. успеешь еще  с ним натешиться.
Не сводя с нее  глаз,  хозяин подозвал к себе сторожа, отвел в сторону и прошептал в заросшую мохом ушную раковину:
— Вот что, Ким, эта стерва задумала нас надуть. Ефим, который не одну сотню баб под себя подмял, сразу ее раскусил. По широким раздвинутым бедрам и мягкой груди, у целок они твердые,  словно груши, определил, что она давно сношается на полную катушку. А ведь прикинулась непорочной девицей. Мы тут же навели справки у паспортистки  ЖЭКа и выяснили, что она  с юных лет распечатанная, имеет мужа Степана и дочку Анжелу.. Так что ты с ней не шибко церемонься. Наставь этому Степану-барану ветвистые рога, коль он свою бабу отправил на панель. Действуй, наступил твой звездный час, благословляю!
— Ой, Эдик Юрич, как я тебе благодарен, готов руки и ноги целовать! — обрадовался свинопас. — Такую царицу породистую мне подарил, а то совсем изголодался. Из-за свинского  запаха бабы под  меня не хотят ложиться. А эту, как увидел, так сразу кровь в жилах закипела и в голову ударило. Уже неделю никого не тискал…
— Теперь у тебя проблем не будет, — заверил консультант. — Но будь бдительным, не спускай с нее глаз, чтобы не сбежала.
— Не сбежит, у меня ружо и злые собаки. Затравлю и отдеру,  как сидорову козу.
— Одобряю. Настрогаешь детишек, подрастут и  будут тебе помощниками. Я к тому времени поголовье свиноматок и хряков увеличу, — поделился перспективами Эдуард Юрьевич. — Прибыльный бизнес — мясо, сало постоянно дорожают. О том, что мы Элину раскусили ей ни слова. Пусть, дура, по-прежнему надеется выскочить замуж за буржуя. Ты даром время не теряй. На ужине угости ее самогонкой или вином и подомни под себя. Но желательно по взаимному согласию, чтобы без насилия, травм. Она только прикидывается, строит из себя недотрогу, а на самом деле у нее есть муж Степан и дочь.
Мы навели справки о том, что она сменила паспорт, чтобы значит, без штампа о браке, можно было выйти замуж за богатого голландца и его облапошить. Действуй,  баба давно распечатанная, объезженная и, наверняка, давно испытывает  желание с кем-нибудь переспать. Уже больше двух недель томиться, париться, а плоть требует. У меня молодых девах, хоть пруд пруди, поэтому я старуху  не трогал.
— Эрик Юрич, а если она заартачится?
— Запомни, нет такой женщины, которая бы отказалась от наслаждений, есть глупые мужики, не способные ее к этому склонить. Ты парень-рубаха, не зря у меня мясо-сало, молодняк и корма тащишь, но я пока закрываю на это глаза,  так что, надеюсь, не оплошаешь. Считай, это важным боевым заданием. Я ее привез к тебе на «обкатку», чтобы был повод обвинить ее в порочности, направить к гинекологу и под зад коленом к свиньям. Тогда вместо Голландии и  брака с банкиром, о котором она, дура, мечтает, оставлю здесь на ферме батрачить, компенсировать причиненный фирме материальный и моральный ущерб из-за ее дефектности. Так что днем вкалывайте возле свиней, чтобы все блистало, а ночью получайте удовольствие.
— Ой, спасибо, Эдик Юрич, век не забуду! За такой царский подарок  днем и ночью, как проклятый, стану пахать! — громко с восторгом пообещал свинопас. С нескрываемым вожделением уставился  по-цыгански черными глазами на Пшонку. Она смутилась под его откровенно похотливым взглядом, интуитивно догадавшись, что шептались о ней.
Ким в знак  согласия  кивал головой, словно китайский болванчик.   Когда  оба подошли к Пшонке, консультант распорядился:
 — Похолодало, поэтому оденешь Элку в ватник и валенки, как пела Русланова, в не подшитые, стареньки…
— Нет ни новеньких, ни стареньких, только кирзовые и резиновые сапоги, — ответил Ким
— Резиновые  не годятся, от них ревматизм. Нам баба  нужна  здоровой и работящей, словно ломовая кобыла. Гляди,   чтобы не простудилась и околела, — проявил «заботу» консультант-психолог. — Калека и нахлебница-дармоедка нам ни к чему. Разве, что под видом свинины сплавим глупым гурманам.
— Старый, потертый ватник и кирзаки сыщу,  — пообещал свинопас.
— Научи ее портянки на ступню наматывать.
— С большим удовольствием, — оскалил щербатый рот Ким.
— И гляди, Федотыч, чтобы ни в одном глазу, а то ведь по пьяной лавочке свинарник спалите. Тогда на себя пеняйте. Урою, а скажу, что вместе со свиньями сгорели. Никто разбираться не станет.
— Эдик Юрич, будь спокоен, Ким свое дело знает.               
— Будь здоров, не кашляй, — консультант хлопнул его по плечу и обратил взор на Элину.
— Эдуард Юрьевич, пожалуйста, привезите сюда мой чемодан с вещами, — робко попросила она.
— Они  тебе не потребуются. Здесь нет дискотек, ночных клубов, казино и баров, — возразил он. — Разве, что перед свиньями, Кимом и Демоном решила дефилировать, бедрами вилять и икру метать. Так это лишние  хлопоты. Ким тебя и такую полюбит. Верно, Федотыч?
— Уже полюбил.  Спасибо за шикарную бабу, — ощерил рот свинопас.
— Чемодан мне очень дорог. Это семейная реликвия.
 — А-а, на барахолке таких реликвий, хоть пруд пруди. Он не представляет ценности. Выше голову, мадам! Все, что не делается — к лучшему!
Развернулся и скорым шагом направился к машине.
— Вот жлобина, лишь на  вшивую тридцатку раскололся,— сплюнул Ким, едва ВМW  отъехал от ворот.— Целая рота шашлычников и цветочниц на него пашет и все мало и мало… Планирует развести крупный рогатый скот и овец, чтобы значит, были говядина и баранина. Поэтому  работники ему позарез нужны. Будет и дальше «невест» вербовать. У него одно на уме — работа и прибыль, чтобы каждую минуту бабки прирастали. Не  дает по-человечески  пообщаться с такой симпатичной женщиной.    Считает, что Ким простофиля, лопух, на котором можно воду возить, а я себе на уме, свое дело тонко знаю, только прикидываюсь недотепой. Не обманешь, не проживешь. Вдвоем мы с тобой не пропадем.  Ох, погуляем от души, вспомним, как поет Алка Пугачева, шальную молодость свою…               
— Я пойду  в свинарник,  там  работы непочатый край,— поняв его намек, хмуро без энтузиазма произнесла   женщина, решившая из двух зол  выбрать меньшее.               
— Погодь ты, — придержал он ее за руку.— Дураков работа  любит, еще успеешь мозоли натереть,  шишек набить и в  навозе протухнуть. Впереди целая ночь, успеем еще запариться. Сначала надо тебя устроиться  и познакомиться, как следует, чтобы между нами  ни крыса, ни черная кошка не пробежала, а задушевная близость произошла.

                18

Федотович взял на проходной сумку с провиантом и вместе с помощницей направился  к свинарнику, к которому было пристроено помещение  кладовки,  площадью примерно десять квадратных метров. Ни одного окна, только труба для  вентиляции, как в подвале.
Элина заметила, что снаружи стальная дверь запиралась  засовом с навесным амбарным  замком.  Ким достал из  кармана камуфляжного армейского бушлата  связку ключей и открыл  замок, отодвинул засов, оставив замок висеть на дужке.
Вошли  в холодное мрачное помещение. Пшонка сразу почувствовала  застоявшийся мышиный запах, а когда  под серым потолком вспыхнула оплетенная  паутиной лампочка, пожалела об уютной  времянке возле оранжереи.               
Она оглядела обшарпанные с обвалившейся штукатуркой стены,  почерневшие  от сырости и  плесени углы в серых кружевах  паутины. Зашевелились и длиннопалые пауки, потревоженные светом. У стены  увидела  старый письменный,  дышащий на ладан  стол и две табуретки, у тыльной в глубине кладовки — широкий топчан с двумя выцветшими матрацами и скомканным старым стеганым  ватным  одеялом из цветных лоскутов. Похоже на нем  недавно кувыркались. 
Ким поспешно подошел и застелил  его по всей длине топчана. В дальнем углу ржавые ведра, разбитые, очевидно,  на дрова ящики и прочий  хлам, к стене приставлен стенд  “Экран соцсоревнования”.               
— Конечно, это не  люкс, не ялтинская «Ореанда», но  на первых порах жить  можно,— сказал свинопас.— Мною проверено. Стол дохлый, придется заменить, а топчан прочный.  Кто только на нем не ночевал. Седня же  перекантуемся, вдвоем  согреемся, не околеем, а завтра печку-буржуйку  поставлю, дров и угля принесу, тяпло будя. Была тут до тебя тоже невеста-путешественница. Так мы с ней с большим удовольствием семечки толкли. Ну, сама понимаешь о чем толкую, поди, не маленькая и не в лесу родилась. Знаешь, чем мужик с бабой занимаются, когда наедине остаются …Юрич приказал нам влюбляться и размножаться, чтобы детишек настругали и было кому на ферме вкалывать.               
И, оскалив давно нечищеные зубы,  похотливо рассмеялся.               
— Пусть твой Юрич сам для себя плодит рабов. Я не крестьянка, в моих жилах течет голубая кровь, поэтому он рылом не вышел.               
— Так значит, это ты,  такая смелая тигра ,  ему морду поцарапала?               
Пшонка кивнула в знак согласия.               
— Видать,  горячая  баба, с характером. С тобой надобно, хвост трубой держать. Поначалу решил, что Тюха-матюша, бомжа какая-нибудь, а ты белая кость. На кривой козе к тебе не подъехать, важная персона, — почесал он затылок и призадумался.
 Ким снял  с плеча двустволку и приставил ее к стене  у двери. Смахнул рукавом  со стола слой пыли, застелил его старым плакатом,  призывавшим  животноводов выполнить пятилетку за четыре года. Выставил из сумки литровую бутыль самогона,  свертки с колбасой, салом, полбулки хлеба и несколько головок чеснока. Затем  нарезал кружочками домашнюю колбасу, сало  и жестом пригласил Пшонку.               
— Прошу, Элка,  к столу. Чем богаты, тому и рады, — изобразил он улыбку.— Ты, как снег на голову, свалилась. Знал бы, что появишься деликатесов бы припас.               
— Не зови меня так вульгарно Элкой, — попросила она, явно не проявляющая симпатию к заросшему щетиной мужику.               
— Элка, хорошее имя, теплое, сердешное, все равно, что телогрейка,— пожал он плечами.— Но коль ты такая гордая  птица, то буду звать тебя Макаровной, а ты меня Кимом или  Федотычем, я не обижусь, не велика шишка. Я свое место, свой шесток знаю. Да,  ты садись рядышком, не укушу, в ногах правды нет. Еще настоишься и наработаешься до ломоты и хруста в костях.               
— Почему Ким, ты ведь на корейца не похож? — спросила женщина, присев на табуретку и при виде пищи ощутив тягуче-сосущий голод.
— А-а-а, ты не первая спрашиваешь о том,— улыбнулся он. — Это имя революционное. Я тебе не какой-нибудь Ванька с водокачки.  Родители у меня оказались слишком идейными, шибко политикой интересовались, потому и назвали. Тогда мода была на  такие имена. Маго приятеля Темпом, а его сестру Пятилеткой окрестили. Хотел я сменить имя, а потом  привык.  Я один на все село с таким  именем.               
Он наполнил двухсотграммовые стаканы. Один  подал женщине.               
— Давай, Макаровна, выпьем за встречу, приятное знакомство, коль нас судьба неожиданно свела,— и поднес стакан к губам.               
— Я пить эту гадость не буду, — сообщила она, надкусив бутерброд с кровяной колбасой.               
— Как  не будешь? Для кого я  тогда старался?— опешил он.— Это хоть и самогон, но первач, чистый, как детская слеза. Бабы в селе пьют вместо лекарства от простуды после баньки и  компрессы ставят. Когда они пьяные, то сами в постель тащат и долго не отпускают. А для меня самый  лучший компресс внутря по трубам. Ты, какая-то не от мира сего, тебе ж энергия потребуется,  забудь о цветах, тебя ждут свиньи и Демон.               
— Вино бы я еще выпила, а самогон ни-ни,— ответила женщина и, чтобы не приставал, солгала. — У меня гастрит.               
— Дак у меня и  вино есть домашнее, сухое Изабелла,— к ее огорчению сообщил Ким и достал из сумки 0,7 - литровую бутылку. — Мне за мешок дерти дали десять литров. Только ты об этом Эдьке ни слова. Если прознает, то удавит меня, как гниду.  Он думает, что я лох,  лапотник, за жалкие  гроши спину готов гнуть. Я тоже себе на уме, без денег не сижу. Недавно трех поросят загнал и мешок комбикорма,  десятимесячного кабанчика прирезал. Вот те, откуда мясо  и колбаса, часть свежины продал. Если бы не было навара, я бы здесь и дня не торчал. Теперяча мы с тобой развернемся, устроим свой бизнес. Я тебе сичас народный стих сказану, пока меня хмель совсем не разобрал?
— Если народный, то говори, — разрешила она, только бы не приставал со своими «нежностями». Ким прибодрился, прокашлялся, как заправский оратор и глухо нараспев произнес. — Мы не сеем и не пашем,  а валяем дурака. С колокольни хером  машем, разгоняем облака…
— Фу, какая пошлость, — отпрянула она.
— Зато очень  клево, — рассмеялся он.
—Ким, подумай о своем моральном облике, не сквернословь, — попросила Пшонка.
— Мне на мораль наплевать. Бухал, бухаю и буду бухать! — с гордостью убежденного в своей правоте алкоголика.
  — Так это  ферма консультанта Эдуарда?
— Конечно его, а меня он называет фермером для солидности,— ответил Ким и, не найдя  пустой посуды, чтобы налить вино, принял оптимальное решение. Опрокинул и выпил до дна самогон из своего  стакана  и тут же наполнил его густо-алым, словно кровь, вином.
— Пей, чтобы не прокисло, — велел он Элине. Она до половины выпила бодрящий терпкий напиток.
— Не робей,  это ж компот, я его вместо воды  потребляю,— заметил Ким  и долил  в  стакан.
— Боюсь захмелеть, а мне еще всю ночь свинарник чистить,— нашлась она с ответом.— Эдуард взыщет, с ним шутки плохи.
— Не трусь,  Эдька — мастер стращать. Хорош гусь, сам девок мнет, ни одной целки в селе не осталось, а мне запрещает, тюрьмой грозит. Его дня два-три не будет,— заверил Федотович.— Я его знаю, как облупленного, все повадки изучил. Приедет, нашумит, страха нагонит. Лучше давай выпьем, как водится. Между первой и второй промежуток небольшой...
Он  одним залпом выпил, закусил  шматком сала в прикуску с чесноком. Элина  снова выпила лишь половину.
— Ты будь, как дома, не стесняйся, чеснок  ешь, он грипп и свинский запах убивает,— посоветовал Ким. Градусы его разобрали,  глаза заблестели, голос затрепетал. Подвинул табуретку поближе к женщине.
— Дюже порадовала  ты меня своим появлением, — признался он. — Я здесь без  бабы  совсем одичал, зарос, как моджахед.
— Не  женат?
— Полгода, как холостяк, жена прогнала. У нее, вишь, обнаружилась аллергия на свинский запах. Сыпь на теле и пятна на лице. Отлучила меня от брачной койки, — пожаловался он.— Уж сколько я не мылся в бане, не парился в сауне, все одно запах, как от хряка. Всякие там духи, дезодоранты не могут перебить. Чесноком вот спасаюсь. Мне без  горячей бабы не прожить. Здоровьем ишо дюже крепкий, плоть зудит,  требует свое.
— Может  аллергия по другой причине?— засомневалась Элина.
— Хто знает, — мотнул он лохматой головой.— А ты мне сразу приглянулась, Макаровна. Живи  здесь, мебель закупим, постель, разные причиндалы, картины на стенах повесим и заживем припеваючи…
— Я крыс боюсь,— призналась она, поглядывая в затемненные углы убогого жилища, прислушиваясь к звукам.
— Да, мерзкие и хитрые твари, — согласился Ким.— Мимо капканов шастают.  А впрочем, они очень нужны,  крысы,  мыши, и прочие грызуны, есть на кого корма списывать. Отсюда, из кладовки,  они ушли, здесь жрать нечего.
— В этой кладовке, как  в склепе, собачий холод,— Пшонка зябко передернула плечами.— Я здесь до утра околею.
— Со мной не околеешь, я мужик горячий, люблю это дело.
— Отпусти меня, Федотыч, век тебе благодарна  буду. Сил  нет, дальше терпеть эту  «адаптацию». Она меня в гроб загонит.
— Отпустить? Ты шо, сдурела,— часто заморгал он  воспаленными глазами.— Ты  эту глупую мыслю  из башки  выкинь. Я готов Юричу в ноги кланяться. Он меня от голода спас. Прежде без работы по селу шатался, люминий, чугун, медь, железо и другой металл тырил и сдавал в пункт, чтобы получить жалкие гроши. Как же я посмею своему благодетелю и кормильцу,  свинью подложить и  подлянку сотворить? Нет, у меня еще есть совесть и честь. Элка, разве ты не знаешь, кто девушку кормит, поит, тот ее и танцует. Мне об этом Юрич сказал. Ты не сомневайся, будешь очень довольна.
В его глазах появился шальной блеск.
— Выкусит, твой Юрич и ты вместе с ним, — Элина свернула кукиш. — Тоже мне нашлись танцоры-виртуозы...
— Мне приказано с тебя глаз не спускать, а если  чаво затравить собаками или стрельнуть зарядом соли в задницу. Неделю потом будешь  в ванне  отмачивать. У меня глаз-алмаз, рука не дрогнет.
— Ты способен застрелить человека? — изумилась она.
— Не по своей воле, Макаровна, а по инструкции,— обреченно вздохнул он.— Если, не  дай Бог,  упущу  тебя, то мне секир-башка. Повязаны мы с тобой замертво. Так-то оно. Выпей первак, согреешься и полегчает. Это самое лучшее лекарство от тоски-печали…
— Нет, нет, — она прикрыла свой стакан ладонью и неожиданно попросила.— Федотыч, дай мне немного денег.
— Деньги?! — выпучил он  посоловевшие глаза. — Зачем тебе деньги? Здесь ни буфета, ни автолавки, как раньше. Хлеб, сахар и соль я сам куплю. Заказывай чаво тебе надо? Вдвоем нам здесь горе мыкать. Давай выпьем за здравие, а за упокой  будет, кому выпить и  без нас. Дюже ты мне полюбилась, Макаровна. Давай‚ щас свадьбу сыграем и медовый месяц начнем, все одно тебе некуда деваться. Приехала к месту сваго назначения. Вдвоем  испытаем сладость и  радость.
— Почему некуда? Я уеду в Голландию.
— Уедешь, к черту на кулички, здесь твоя Голландия, последний причал. Ни одна еще баба отсюда за границу не уехала, то нелетная погода, то керосина для самолетов нет, то на женихов мор нападает,  — проворчал Ким и, обняв ее за плечи,  продолжил. — Теперяча у нас общая  судьба. Кто девку поит, кормит, тот ее и танцует. Вдвоем на ферме сподручнее. Мясо, сало есть, шкварки, смалец, копченный окорок со шпигом, красным и черным перцем.
— Лучше с черной, красной или паюсной икрой, — с горькой иронией  сказала Пшонка.
—С самогоном, спотыкачом и солеными огурчиками. Смак! Пальчики оближешь, — заверил Ким, облизав губы.
Элина на миг представила этот «натюрморт» и содрогнулась, словно глотнула самогон и закусила его огурцом.
—Меню у тебя изысканное, пикантное, как у гурмана  из племени людоедов, — посетовала она.
—Что Бог дал, тому завсегда  рады, — по своему истолковал он ее  занозистую реплику и простодушно попросил. — Элка, дай хоть к титьке твоей молочной прижаться и поцеловать ее. Меня Эдик Юрич  посадил на голодный паек, запретил сюда баб приводить. Сам, кобель всех девок в селе перепортил. Мало ему городских, так и деревенских, как петух, топчет…
Он  потянулся губами к ее блузке с высоким бюстом, он женщина скрестила на груди руки. Вспомнила Степана и позавидовала: «Лежит, наверное, на диване,  пялит глаза в телевизор и ни о чем голова не болит. А я вынуждена слушать бред  этого  сексуально озабоченного дикобраза,  а потом всю ночь  чистить свинарник, остерегаясь Демона и крыс. Такое даже в самом страшном сне не может пригрезиться. Вот те и Голландия, дери ее за ногу. Но как вырваться из этого хлева? Может отдаться Киму, меня не убудет, если  согрешу,  а он сжалиться и отпустит? Бог  простит, а Степан не узнает. Не по своей ведь воли, а  по принуждению, ради того, чтобы  вырваться  из коварной западни».
— Вместе мы не пропадем, глядишь еще на покупку дома  и машины  денег скопим, детишек настрогаем. Я очень люблю этим  делом заниматься. Ты баба ладная, горячая, у нас все получится.
«Нашелся мне  строгальщик-производитель,— подумала женщина.— Всю жизнь о таком мечтала».
— Пожалей меня, плоть требует,— уговаривал Ким, все сильнее распаляясь.— Тогда  и денег дам, и тайну расскажу. Мне Эдька по секрету нашептал, а?
— Какую еще тайну? Говори поскорее и я тебя... пожалею,— с внезапной,  даже для себя решительностью,  произнесла Пшонка и протянула ладонь. — Деньги вперед!
Его глаза лихорадочно заблестели. Ким сбросил с себя бушлат, достал из потайного кармана десятка два  купюр и выложил на стол.
— Бери! Ради  любви ничего не жалко, последние отдаю! — воскликнул он. Наполнил  стакан и двумя  глотками поглотил жидкость.
 «Больше сотни наберется, — прикинула она.— На первый случай хватит,  чтобы доехать  домой».
— Раскусили  они  тебя,  Макаровна, как орех, — прохрипел, содрогаясь от охватившей его страсти, Федотыч.— Прознали, что ты не целка, а замужняя баба, жеребая кобылица. Самой, наверное, очень хочется, но стыдишься признаться?
— Кто тебе сказал? — всполошилась Пшонка.
— Юрич сказал, не Демон же, — ухмыльнулся свинопас. — А ему   фотограф  Ефим сообщил. Он в бабах знает толк, по твоим разведенным бедрам  и мягкой груди определил, что ты давно сексом занимаешься. Вилен Ильич навел справки в паспортном столе и узнал, что у тебя есть муж, забулдыга  Степан и дочка Анжела. Дело твое — труба! Эх, Элка, и кого ты хотела провести? Они  мужики фартовые, ушлые…
«Так вот почему они меня не пустили в Амстердам,  — осенила ее догадка. — Историю со смертью Хуберта придумали, чтобы разжалобить. И был ли вообще этот богатый жених? Теперь мне ничего не свети, надо спасаться, пока не поздно».
—С первого дня, как я на этой ферме ни одна баба  за границу не попала, — продолжил стращать Ким. — Одна лентяйка спилась, скурвилась и Эдик Юрич  ее прогнал, а вторая сама не выдержала и удрала. Тогда у меня еще мало собак было, а теперь не меньше десяти. О побеге даже не помышляй, затравлю собаками. Да и куда тебе бежать без пашпорта, лягавые сразу арештуют,  снасильничают, станешь бомжей и помрешь, как собака,  в канаве. А со мной для тебя единственное спасение.
Пшонка,  молча внимая  его словам, искала выход из тупика.
— Не тужи, Элка, все, что не делается, к лучшему. За эту ценную информацию, я Эдику Юричу дал расписку о неразглашении, ты должна  меня полюбить. А не хочешь, то  сделай минет. Срочно надо разрядиться, а то  сперма на череп давит.
— Может тебе еще и котлет? — возразила она.
— Торг неуместен, — вспомнил он фразу  Кисы из любимого кинофильма «Двенадцать стульев». — А за подделку  паспорта и мошенничество можешь  пять лет тюряги получить. Вот он тебя сюда от  милиции, уголовного розыска спрятал. Твоему  банкиру Хуберту другую бабу сватают, но и она тоже никуда не уедет. Останется на ферме или в теплице. Работы сейчас на разных объектах — непочатый край. Бизнес, время— деньги— товар. Так Юрич часто говорит.
— Мне сообщили, что банкир Хуберт  умер?
— Лапшу тебе на уши навешали, а ты поверила, разрыдалась, наверное,  слезу пустила?  Его уже третий или четвертый раз хоронят, а вы дуры волосатые рыдаете, убиваетесь, волосы на голове рвете... Никто вас к буржуям не отпустит. Есть такая поговорка: где родился, там и приходился. Ха-ха-ха, размечтались о райской житухе. Здесь работы непочатый край.  Кто голодных хохлов салом и мясом кормить будет, а?
Женщина промолчала, все больше осознавая, что ее надули, как резиновую куклу.
— Будешь работать на ферме,  пока не возместишь  фирме ущерб. Приказано с тебя глаз не спускать, а  насчет этого дела никаких запретов. Забудь о Голландии, тебе нет смысла лишать себя и меня земных наслаждений и радостей.
— Вот  оно что? Поэтому они меня за нос водили, о неожиданной смерти Хуберта наплели, — обмерла Элина, осмысливая информацию. «Значит, здесь в хлеву и загнусь? Не бывать этому”.
— У те-те-бя  не будет аллергии, ты баба выносливая, — заплетающимся языком пообещал свинарь. С трудом поднялся с табуретки и, цепко удерживая женщину за руку, повел к топчану. Слюнявя и коля жесткой щетиной, поцеловал ее в шею, завалил, пытаясь острым коленом раздвинуть ее сомкнутые ноги.
— Не трусь, Элка,  Юрич мне сам разрешил с тобой породниться.
— Ким, я  по брачному контракту обязана быть непорочной, — пошла она хитрость, только бы свинопас отвалил со своими нежностями.
— Засунь ты свой контракт в одно место, здесь твоя Голландия, я твой господин, должна во всем слушаться! — с гордостью заявил он. — Это последняя станция, назад к цветам дороги нет. Элка, ты не боись, я ишо могу, елда большая, твердая, как у породистого жеребца  до самой матки достает и семени много. премного.
Пшонка впервые услышала слово «елда», однако поняла, о чем речь.
—Тебе хорошо, вкусна будя. Неча зря время тратить. Не тяни кота за хвост, — увещевал Ким
Пшонка медлила, совершенно не испытывая желания отдаться этому дикобразу, а он продолжал стращать:
 — О пашпорте  твоем тоже прознали. Эх, деревня, кого ты хотела обмануть.
— Что  узнали? — насторожилась она.
— Догадались, что ты его спрятала, а не потеряла. Обратилась в милицию, чтобы выдали новый документ без штампа о браке. Если будешь выпендриваться, качать права, то Эдик Юрич сообщит в милицию и тебя за подделку документа посадят на парашу хлебать тюремную кашу, — он рассмеялся своей удачной рифме. — Я те щас, как нормальный мужик, уговариваю, а в камере спрашивать не станут, сдерут одежу и скопом по очереди снасильничают. Долго не протянешь, сама в петлю полезешь.
— Неужели там звери, а не люди?
— Лютые звери. Не зли меня, сымай свой бабий сарафан, у меня уже кровь бурлит и елда штыком  стоит. Готовься к ево атаке, — велел он и признался. — Я всем бабам так говорю, а они смеются,  радуются, стонут, кричат и плачут  от наслаждений…
  — Погодь, погоди, Федотыч, что мы, как звери дикие,— попыталась она выбраться. — Надо  же свет погасить, раздеться…
— За-а-чем гасить, здесь нет окон, — напомнил Ким и расслабил кисти  рук. Принялся расстегивать “молнию” на брюках. Элина подбежала к стене, схватила ружье.
— Ружо, ружо, казенное мущество, оставь, стерва,  этакая… Юрич с меня шкуру сдярет, — захрипел он, поняв ее коварный замысел. — Эхма, подкосил меня первач, дюже крепкий, сволочь...
Он  попытался подняться с топчана, но запутался в сползшихся брюках. Пшонка щелкнула выключателем и выбежала за дверь. Задвинула засов и сцепила его дужкой замка. Услыхала, как в кладовке что-то тяжело грохнуло на пол и поползло к двери. Послышались гулкие и частые  удары в стальную преграду.
— Элка-а,— уловила она  глухой затухающий рык. «Все получилось,— ликовало ее колотящееся молоточком сердце, а  инстинкт самосохранения подсказывал.— Теперь подальше от этого проклятого места. Ким сам виноват, захотелось дурню «клубнички». До утра протрезвеет и  хозяин его освободит. Даст  Бог, не помрет, харчей и выпивки у  него вдоволь. Голодные свиньи такой концерт закатят, что люди со всей округи сбегутся и  вызволят пьяного мужика».
Она взяла ружье. Отбежала от свинарника не более сорока метров,  услышав нарастающий лай собак. На мгновение в памяти возникла  разъяренная пасть  Рыка и страх сковал ее движения. Несколько псов,  разбрызгивая слюни и норовя вцепиться в ногу, взяли ее в плотное кольцо.
— Господи, помоги мне выбраться, — взмолилась  женщина. Хотя прежде ни разу не обращалась с ружьем, но, вспомнив действия Кима, взвела курок. Направила стволы вверх и, что есть силы,  нажала на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Приклад тупо, чуть не сбив ее с ног, ударил в плечо. Собаки, поджав хвосты и жалобно взвизгнув, горохом посыпались в разные стороны.
Элина без помех добежала до  проходной. Изнутри открыла щеколду,  бросив ружье, выбежала в темень холодной ночи, к отдаленной трассе с цепочкой желтых скользящих огней. На  какой-то миг у нее появилась шальная  мысль возвратиться на ферму и отомстить обидчикам за  все страдания — выпустить на волю свиней.  Пусть разбегутся по полям и лесам или чужим дворам.
Однако неизбежная встреча с крысами, с грозным хряком Демоном и с собаками заставила  ее отказаться от задуманной акции мести. Не оглядываясь, она помчалась подальше от места  рабского труда, страданий,  унижений и  домогательств консультанта.
               
                19

Вечером Степан Пшонка,  безвылазно засевший в квартире, залечивая травмы от дубинки, в который  уже раз за  день, заглянул в почтовый ящик. Пуст, ни письма, ни  извещения о валютном переводе. Он со злостью захлопнул  дверцу. Идти к банкомату или в банк он пока не отважился, полагая, что после скандала специально будут тормозить переводы валюты на его счет.
«Уехала и сразу с глаз долой, из сердца — вон, позабыла о муже. Ох, и  бабы — птицы перелетные, ненадежные вертихвостки. Нельзя им  доверять. Они, что кошка, кто погладил, того  и согреют. Наверное, днем и ночью с буржуем в постели валяется, деликатесами обжирается, а у меня кишка кишке бьет по башке, от голода живот сводит,  — с горечью подумал он.— Все жены такие, только родная мать никогда не  предаст, пожалеет, последнее от себя оторвет. Видать хорошо там Элина устроилась, живет в свое удовольствие,  а здесь, хоть зубы на полку ложи, на бутылку дешевого пива денег нет. Позвонила бы, поди, ее голландец не обеднеет. Так нет  же, молчит, словно рыба,  характер выдерживает, на вшивость проверяет. Никакой благодарности за удачное трудоустройство. Если бы не моя гениальная идея, то шибала бы жалкие копейки, возилась бы с клизмами, горчичниками, бинтами и ватой. Ну, ничего, придет время, я ей все припомню, устрою трепку».
С распирающей его обидой Степан  поднялся в квартиру, собрал на балконе  НЗ на  «черный день» — десятка три пустых бутылок и отнес их на рынок — сдал по семь и пять копеек за штуку. Хватило на бутылку самого дешевого крымского пива и полбулки хлеба. Возвратился и по-холостяцки присел за столом  на кухне, из  которой из-за дефицита пищи тараканы (по-украински, тарганы)  по вентиляционному каналу перекочевали в квартиры на нижнем и верхнем этажах.
Пшонка разломил завалявшийся на полке сухой бычок. Открыл бутылку и прямо из горлышка сделал несколько глотков. Пиво освежило, но не избавило от мрачных мыслей.
 «Черт меня дернул послать  ее в Голландию.  Она — перелетная птица, наверное, только и ждала такого подарка. Теперь, вкусив прелести богатой жизни, не горит желанием  к нему возвратиться. Оформит с буржуем брак, примет гражданство и плевать ей на  меня и дочку. Вот в чем вопрос? Женские  поступки, как и их логика, непостижимы. Эх, Элина, поди, сейчас ешь  из серебра-злата, ходишь по персидским коврам, нежишься со старым хрычом в постели, а я обречен зубами клацать»
Резкий электрозвонок заставил его вздрогнуть. «Кого это черт принес? Может, Чабан  за долгом пожаловал? Так это дохлый номер — денег нет, перевод  задерживается. Граница, таможня,  нагородили заборов, почти в каждом селе свой пост. Сколько алчных чиновников-тунеядцев  поставлено на кормление», — приготовил он убедительную версию. Нехотя поднялся и, не спросив “кто?”, отворил входную дверь.
От неожиданности застыл на месте и на мгновение потерял  дар речи. За порогом в полумраке лестничной площадки (кто-то опять, лампочку выкрутил) контурами серой мумии предстала женщина.
— Элина ты? — оторопело уставился Степан.— Вот уж не ожидал. С возвращением, загуляла ты, птичка перелетная, ни весточки, ни валюты, а я здесь горемычный,  места себе не находил, чуть с тоски и голода  не помер. Вот судьба-злодейка, одной  — все, а другому — кукиш без мака.
— Что ты стоишь, как истукан? Скособочился, словно паралитик, — вместо приветствия и лобызаний произнесла она. — Я валюсь от усталости и голода, ноги подкашиваются, а ты смотрины  устроил.
— Погодь, погодь, повернись к свету,— засуетился супруг. — Что у тебя  за одежа такая? Пугало огородное, как бомжа.  Признавайся,  лягушка-путешественница, где тебя черт носит, под какими  кустами таскали? Фу, бздо, вонь,  как из сортира?
— Бомжа, натуральная бомжа, — простонала  Пшонка, проходя в прихожую. — Самому лютому врагу такого не пожелаешь. Едва ноги унесла, остались кожа да кости...
— Откуда у тебя  «фонарь» под глазом?
— От верблюда. Производственная травма, — ответила Элина.
— Знаю, какие у баб и в каком месте бывают травмы, — ухмыльнулся Степан. — Поди,  чужим мужикам подставлялась и по кустам таскалась?
— Как тебе не стыдно, — упрекнула она, чувствуя, как слезы обиды наворачиваются на  глаза.
— Ладно, я пошутил.
— Пошел к черту с такими шутками.— Где твои вещи? Чемодан, шапка, пальто, сапожки, — взглянул он на  фуфайку, рабочие замызганные брюки и резиновые сапоги.— Давай помогу занести или багажом отправила?
— Багажом. Завтра домой доставят контейнер,— съязвила она, раздраженная его тупостью.
— Неужто недорезанный буржуй  пронюхал о наших планах и прогнал?— допытывался  он, пристально вглядываясь в ее похудевшее лицо с двумя глубокими морщинами, перечеркнувшими лоб.
— Не была я в Голландии, будь она неладная,— ответила Элина,  устало опустившись  в кресло.— Чуяло  мое сердце, что афера, а ты все гундосил: езжай, езжай, потом заживем припеваючи. Зажили. Попала я в лапы к мошенникам. Обобрали до нитки, золото, валюта, документы, чемодан,  одежда все у них осталось, и еще заставили работать в оранжереи, а потом на свиноферме. Последние гроши  потеряли, как теперь дальше жить, ума не приложу. Это все ты,  меня с толку сбил.
— Виноват, птичка моя, исправлюсь, — Степан опустил голову.— Кто ж знал, что так получится.  Объявление не вызывало никаких сомнений. Ты хоть запомнила этих аферистов?
— Запомнила  имена  и наглые морды, почитай на всю оставшуюся жизнь, — вздохнула она, горестно  скрестив руки на тощей обвисшей груди.— Главный среди них Вилен Ильич, затем психолог-консультант, владелец особняка, теплиц и свинофермы Эдуард Юрьевич  и их сотрудница офиса Жанна.  Тоже шлюха, себе на уме, сидела, поддакивала. Улыбнулось нам счастье без границ. Как последнюю дуру,  провели со своей адаптацией. Почти две  недели вкалывала, словно  проклятая. Держали на голодном пайке, а потом отвезли на ферму к свиньям. Оттуда и бежала. 
— Имена, наверняка,  вымышленные,— предположил Степан.
— Я знаю, где находятся офис, особняк и свиноферма,— продолжила она.— Сторожа, что на ферме, зовут Кимом Федотычем, пса питбуля Рыком, а хряка-производителя Демоном.
— Так ты  и со свиньями успела познакомиться? — невольно ухмыльнулся он.
— Смеешься, ржешь, как сивый мерин, — разозлилась Пшонка и больно стукнула  мужицки огрубевшей ладонью. — Оказался бы на моем месте, по-волчьи завыл.
— Ты там  окрепла, ладонь, как молот, — потер он ушибленное  место. — Однако такого издевательства над любимой супругой не потерплю. Надо их,  мерзавцев, проучить, отправить на нары. Не ты одна пострадала, я тоже от одного дебила получил  резиновой дубинкой по спине. До сих пор спина болит и кости ломят. Ты вовремя появилась, будешь мне примочки на спирту делать.
— Ишь,  чего надумал, на спирту. Если не чрез горло, так через кожу.  Наверное, пьяный был, сунул нос, куда не следует, вот и получил на орехи?.
Признав ее правоту, Степан потянулся рукой к телефонной трубке, но Элина прикрыла аппарат ладонью  и вопрошающе взглянула: куда?
— В милицию или  прокуратуру. Пусть направят группу захвата «Беркут» или «Сокол»  и   загребут аферистов   тепленькими,— сказал он.
— Нельзя нам шум поднимать, нельзя, — прошептала она, словно кто-то мог подслушать.
— Почему?
— Как только займутся расследованием, сразу дознаются, что мы подменили паспорт, скрыли брак, чтобы  надуть голландца,— напомнила она.— Еще  статью пришьют за обман и мошенничество и придется нам на «химии»  или в колонии на лесоповале, в карьере вкалывать. Поэтому разумно держать язык за зубами.
— Но  кто нам возместит ущерб и материальный,  и моральный? — сокрушался Степан. — Старпом за горло меня возьмет, требуя возврата долларов. Еще обозлиться и рэкетиров нашлет.
— Гори оно синим пламенем, — махнула рукой женщина. — Голландец то, его Хубертом звали, помер. Не дождался меня, царство ему небесное.
— Я так полагаю, что голландца не было. Они его придумали, как «Летучего голландца», — прозрел Пшонка. — А после твоего побега съехали, затаились и сменили вывеску. А через месяц-другой продолжат свой «бизнес» в другом месте. Но теперь нас на мякине не проведешь.
— Они требовали с меня неустойку в три тысячи долларов. Досадно, что пропали  паспорт, валюта, мои драгоценности  и вещи…Придется документы восстанавливать
— Я же тебе говорил, чтобы не нагружалась, оставила  наряды и золото дома, ты решила пустить пыль в глаза. Вот и пустила, курам на смех,  — упрекнул Степан. — Ладно, не шибко тужи.  Зато мы снова муж и жена, соединили свои сердца. Секс для меня самое лучше лекарство. Хватит настрадался, намаялся без бабы за время длительных рейсов,  чуть импотентом не стал, — признался он и с недоверием поинтересовался. — С тобой все в порядке? Не снасильничали или сама под кого охотно легла?
— Я бы им зеньки выцарапала! — гневно бросила женщина.
—Прости меня, птичка моя, — покаялся Степан. — Не печалься, Элка,  я еще пороюсь в объявлениях и найду лучший вариант замужества. Может,  на сей раз, крупно  повезет?
— Выкусишь! — она ловко свернула кукиш. — Сыта по горло. Не хочу видеть ни голландца, ни американца, ни еврея и итальянца. Если ты хочешь приключения на свою задницу, то сам и поезжай, хоть к черту на кулички.  Поищи теперь себе  зажиточную невесту.
Только теперь Эллина увидела у него под правым глазом синяк.
— Степ, с кем ты успел подраться?
—Ходил в жидовский Приватбанк, чтобы получить от тебя перевод.
Счет оказался пустым, тогда я попросил дать мне в кредит сто евро. Отказали и я возмутился. Конечно, каюсь, был под «мухой». Тогда охранник меня отметелил, выставил за дверь,  чтобы с пустыми руками не уходил. Но я не остался в долгу, тоже его взгрел.
— Не связывайся, — посоветовала Элина. — Держись от милиции подальше. Хотя придется снова обращаться. Аферисты забрали у меня паспорт, ювелирные изделия, валюту и одежду..
— Так твой паспорт у нас есть со штампом о браке, — напомнил Пшонка. — А вот с потерей украшений, валюты и одежды придется смириться.
Степан почесал затылок, призадумался и изрек:
— Нет, меня в дальнее зарубежье калачом не заманишь. Нагрели нас мошенники, верь после этого объявлениям и рекламе. Осечка вышла.  Чем долги отдавать? Ни сегодня-завтра, как только узнает, что ты вернулась, Чабан пожалует за долгом. Эх, теперь мой черед. Поеду в Россию на заработки, строить  особняки и коттеджи буржуям. В той же Рублевке, что в Подмосковье. Только Россия, матушка наша сердешная,  выручит из беды.
В этот момент ему вспомнилась поговорка:  не рой яму другому, сам в нее попадешь. Но озвучивать он ее не стал.

г. Керчь