Господин Обычный

    Дерибасова нельзя было назвать простым, нет. Он был сумасшедшим. И потому - очень, очень сложным. Хотя... Некоторые считали его примитивным. Например, всякие там врачи-психиатры и психотерапевты.

    Однажды, произошло с ним чудо.  Задумался он. Да не просто так, а над тем, есть ли он. Существует, это ясно. Но, по-настоящему ли? (Сумасшедший, говорю же).

    Не думайте, что я не дописала предложение, точка на месте: Дерибасов думал о том, есть ли он, жив ли он в подлинном смысле? Если есть, значит и память о нём есть и будет. И причастен он жизни. Одним словом, Дерибасов думал о том, а, собственно, будет ли он лет через двадцать - тридцать?
 
    Думать он начал часов в пять утра. Обычный пожилой мужчина в этом случае включает ночник, тихонько - телевизор, засыпает под сериал. Дерибасов же в свои шестьдесят пять лежал в полной тьме и размышлял... Вставать было ещё рано: до звонка будильника аж два часа.

    Вдруг представил он... свою могилку... Кровать для вечного сна. Или, там, вечной жизни. Увидел он свою её, как в детстве Деда Мороза видел. И Снегурку. Но, сейчас показались ему вовсе не волшебные герои сказок, а совсем даже не-герои. И не сказки. Реальность он почуял. Жизнь увидел,нет, то есть... (и я заразилась от этого Дерибасова его глупостями!) Эх... И стало ему... не до сна стало, читатели дорогие, этому несчастному... И пошарил он под подушкой в поисках очков и газеты. И не нашёл...  Забыл, что вчера спать лёг поздно, проторчав три часа в ванне, в холоднющей воде. Некому было его разбудить. Позвать в предназначенную для сна кровать... Крикнуть некому было: "Что же ты, сволочь такая, воду не выключаешь? Сколь можно размываться там, морячествовать, аристократишка этакий? Давай вылезай и марш на свою лежанку, благо дело, я тебе её приготовила, чтобы ты, дуралей этакий, меня впотьмах не напугал вознёй всяческой!" 
 
    Моргнул Дерибасов, поёрзал, и опять представлять стал могилку. И была она заросшая бурьяном и низенькая, как бы и провалившаяся даже... под землю... И тут уж заворочился он сам. Заскрипел. Заохал по-стариковски. Закручинился. 

    Вот так правда жизни! Вот так реальность! Некому на могилку придти! Так и есть: некому. Ибо бобыль он. И понял: для того, чтобы быть, ему нужна женщина. И дети. Хотя бы один ребёнок. Сын. Ну, или дочь. Какая разница. А чтобы им было хорошо жить, чтобы они за могилкой ПОТОМ следили, должен он много работать, быть умным, богатым, воспитанным в пух и прах. Учёным и кручёным должен быть. И, может быть, миллионерствующим...

   И вид последнего пристанища перед мысленным взором его вдруг изменился: пошёл туман по земле, всё расплылось, и видит он хорошее, элитное место: красивый навес, под ним могила ухоженная, с памятником даже, что выше человеческого роста: мраморный человек чуть склонил голову, стоит себе и мечтает... О высоком. О вечном. И на плече у него голубь... А под ногами - цветы, цветы... В вазонах, в корзинках дорогущих... Но тут Дерибасов вздрогнул от громких, уродливых звуков, завываний, что очень даже портили картину грёз: на красивой чугунной резной скамейке у памятника сидела грузная некрасивая женщина, в скромной, но, видно, довольно дорогой, одежде и... некультурно так (ибо не знала же, что на неё из сна смотрят) сморкалась... плакала, в общем... Плакала, убивалась. И ясно понял Дерибасов, что эта женщина любила его, а он её - ну, так.. не очень.

    Вообщем, Дерибасову не по нутру такая ситуация была вместе с картинкой её. "Ах, сукин сын этакий! Так вот откуда деньги-то взял! Женился на толстушке несчастной из богатой семьи!" - ругал он самого себя как другого. Как своего начальника ругал после получения зарплаты.

    Последнего эпизода Дерибасов никак не ожидал узреть. Он покачал головой даже. Лёжа. Даже расстроился. Сел на кровати. И понял, что надо ему не богатую, а обычную бабу. А уж с детьми - как получится. 

   И вид могилы в его грезящем всякими дурачествами сознании изменился. Это была простая, я бы сказала даже, обычненькая могилка, как и у всех. Чуть заросшая, чуть покосившаяся, но вполне "живая". Птицы-голуби доедали остатки дешёвого печенья под деревянным крестом с выцветшей, но узнаваемой его фотографией молодых лет. Проходящая мимо незнакомая бабушка покосилась на неё и покачала головой. Наверное, пожалела его, несчастного, у которого и причёска растеклась, и рот подрисован мастером ритуальных услуг был уж очень криво... 
 

    А Дерибасов утёр слезу о самом себе. Всё хорошо! Лёг он опять. Устроился поудобней и захрапел дальше. С верой в будущее. Представляя свою вечно любимую. Простую и хорошую. Поплыла она перед его очами внутренними. Ладная такая, живая. Ну, прямо как одинокая вдова с первого этажа... "Эх, Мария, Мария... Приглашу-ка тебя в кино в воскресенье. Расскажу про свои могилки. Не, лучше просто пойдём в люди, хватит нам семечки грызть у себя на кухнях. Можно и вместе это делать, как все обычные господа".

    Подумал так Дерибасов и заснул.

    Снилось же ему, что он — вечный...



M. C.