Глава 16 Снайпер

Снайпер

Расчет верен не перед уходом,
а после возвращения.

Пленного привели днем, нещадно избивая по дороге. Когда его втащили в дом и втолкнули в клетку, огораживающую часть комнаты, на нем живого места не было. Лицо было вспухшим и багрово-красным, рот порван и кровоточил, губы как оладьи, вместо глаз – щелочки. Он замертво упал на охапку соломы и видимо отключился. Зрелище было столь невыносимое, что Миша в ужасе выскочил из дома на крыльцо. Во дворе зло орали Омар и Дока. Дока потрясал снайперской винтовкой с насечками на прикладе. Остальные были возбуждены не меньше их, и галдели так, что Миша с трудом понял, о чем идет речь. Они требовали для пленного немедленной смертной казни. Дядя Гусейн подошел, взял винтовку у Доки, взглянул на насечки и заиграл злыми желваками. Его не было с ребятами, когда их отряд ранним утром случайно напоролся на снайперов. Их было двое, и сопротивлялись они отчаянно. Прежде, чем убили одного и скрутили другого, лишились шестерых. Омар потерял родного брата и все еще никак не мог прийти в себя. Вообще-то снайперов принято казнить на месте, так велик от них урон и так велика ненависть к ним, но тут они почему-то удержались. Им хотелось чего-нибудь особенного, чтобы утолить свою ненависть. Хотелось утопить его в море крови. Амир Гусейн согласно кивнул. Он вышел по рации на полевого командира Абдаллаха, араба по национальности (1), правоверного мусульманина и одновременно с этим человека мира, участвовавшего в движении Талибан (2), имеющего американское гражданство и воюющего в Чечне. Абдаллах поблагодарил за оказанное ему доверие и сказал, что прибудет через сутки, привезет с собой телеоператора, чтобы заснять казнь гяура (3) на пленку для одного из арабских телевизионных каналов. Уже давно он не подбрасывал им ничего такого, а ведь он мастерски умеет пускать кровь и отрезать головы.
– Миша, – сказал дядя Гусейн племяннику. – Возьми побольше ваты, холодной воды и приведи в порядок пленного. Подготовь его к съемкам. Завтра приедет Абдаллах, нужно, чтобы к его приезду отек на лице спал и пленник выглядел более-менее приемлемо. Если нужно, используй обезболивающее.
Внутренне содрогаясь от ужаса и отвращения, Миша поплелся к пленному. Там уже были Омар и Дока. Они привели несчастного в чувство, вылив на него ведро воды, сковали ему ноги кандалами, ржавая цепь от которых тянулась к огромному столетнему чугунному шару, и снова принялись его избивать. Пленный слабо вскрикивал, не сопротивляясь. Омар бил его каблуком по руке, чтобы сломать кость.
– Стой, зачем часы ломаешь? – сказал Дока. Он присел на корточки, поднял руку пленного, безвольную, словно рука мертвеца и повернул к себе циферблат часов. – Командирские. Зря стекло сломал. Хорошие были часы, теперь мусор.
Он бросил руку, она со стуком упала. Посмотрел, не вставая, на Мишу.
– Зачем пришел?
– Амир сказал вымыть пленного. Чтобы завтра был как огурчик.
Дока рассмеялся. Казалось, он одновременно скрежещет зубами. Все уже знали, что завтра приедет Абдаллах и отрежет гяуру голову. И что все это будут снимать на камеру.
– Ну мой! – сказал он и смачно харкнул в лицо пленнику. За ним плюнул Омар. Потом они ушли. Миша сел в угол на стул и прикрыл глаза. Он боялся взглянуть на несчастного, потому что его могло стошнить. Он страдал от того, что интеллигенты такие чувствительные. На войне они быстро превращаются в чмо, которое никто не уважает. Ему хотелось плакать. Он не знал, что проклинает гуманизм.
Он просидел так довольно долго, не зная счета времени, и за окнами стало заметно темнеть. Пора было что-то делать. Нужно было принести таз с водой, чтобы напоить пленного и поставить ему примочки.
– Мифа, ты меня не увнаеф? – вдруг услышал он тихий шелестящий голос, обращенный к нему. Он вскочил как ужаленный: избитый пленник сидел на полу в своем углу, криво привалившись спиной к стенке, и пристально смотрел на него через щелки заплывших глаз. Этот взгляд притягивал его как магнит, гипнотизировал, как гипнотизирует кролика немигающий взгляд удава. В щелках поблескивали живые глаза. Остальное было сплошным комком боли, кровавым месивом. Напряженно вглядываясь в это страшное месиво лицо, по которому, видимо, били прикладом, Миша подошел поближе к клетке. Выбивать в скале яму, чтобы держать там пленных, как это принято на Кавказе, дядя Гусейн посчитал делом слишком трудным, они были высоко в горах, где их окружал сплошной камень, и потому пошел по легкому пути, приказав соорудить клетку в одном из пяти уцелевших домов и раздобыв старинные арестантские кандалы. Клетка была деревянная, но очень крепкая.
– Ты кто? – понизив голос, с дрожью в теле спросил он, уже предчувствуя какой-то ужасный для себя ответ. Самому узнать пленника было невозможно.
– Я Дима Фмирноф, – ответил пленник.
Миша отшатнулся. Несчастный улыбался ему изуродованными губами, его улыбка была страшной и корявой. Все поплыло у Миши перед глазами. Митя?
– Митя?!
Вместо ответа пленник как куль с мукой, шурша, пополз спиной по стене, пока не достиг пола, уже не в силах сидеть, сохраняя равновесие.
– Митя?..
Ровно через секунду, скинув замок и распахнув дверцу, Миша был уже в клетке.

Продолжение повести на http://www.proza.ru/2015/06/28/1355
_____________________________________________

   1. Вымышленное имя, прообраз иорданца Хаттаба, который учился в колледже в США. Наемников-арабов в бандформированиях было до тысячи человек. Финансировались они Аль-Каидой и организацией «Братья-мусульмане». Организовали в Чечне лагеря подготовки террористов и ряд диверсионных школ, где обучались в том числе и женщины-шахидки (смертницы).
   2. Исламистское движение, зародившееся в Афганистане в 1994 году среди пуштунов. Создавалось при активной поддержке ЦРУ и американском финансировании, но впоследствии вышло из-под контроля. Правило Афганистаном с 1996 по 2001 год, строго насаждая законы шариата. Советом Безопасности ООН считается террористической организацией.
  3. Неверный. От персидского «габр», искаженное арабское слово «кафир» (буквально «скрывает»), применяемое в исламе к людям, не верящим в единого бога (Аллаха) и в пророческую миссию пророка Мухаммеда. Слово «гяур» пущено в оборот турецкими мусульманами Османской империи в отношении христианских народов.