В. Борхерт. Ради

Сегодня ночью ко мне пришёл Ради. Те же светлые волосы. Улыбка на рыхлом широком лице. Те же глаза: слегка пугливые  и неуверенные. Те же светлые волоски на подбородке.
Всё как всегда.

- Ты же умер, Ради, - сказал я.
- Да, - ответил он. - Не смейся, пожалуйста.
- С чего мне смеяться?
- Вы всегда смеялись надо мной. Я же знаю. Когда я так смешно ставил ноги и по дороге в школу заговаривал со всеми девушками, которых я даже не знал. Вы же всегда над этим смеялись. А ещё потому что всегда чего-то побаивался. Я точно знаю.
- Давно ты умер? - спросил я.
- Вовсе нет, - сказал он. - Я погиб зимой. Они не могли меня правильно похоронить. Земля промёрзла. Она была как камень.
- Ах да! Ты же погиб в России! Я прав?
- Да. Уже в первую зиму. Не смейся, но это ужасно, умереть в России. Мне всё там чуждо. Чужие деревья. Такие грустные. Понимаешь? В основном ольха.  Там, где я лежу, растут шумные грустные деревья. Камни тоже иногда стонут. Потому что это русские камни. А леса по ночам кричат. Потому что это русские леса. И снег кричит. Потому что это русский снег.  Всё чужое. Всё такое чужое.
Ради сел на край моей кровати и замолчал.
- Наверное, ты всё это так ненавидишь, потому что сам мёртв, - сказал я.
Он посмотрел на меня:
- Ты думаешь? Да нет! Это всё ужасно чужое. Всё.

Он посмотрел на свои колени:
- Всё такое чужое. Даже я сам.
- Ты сам?
- Да, пожалуйста, не смейся. Именно так.  Я сам себе чудовищно чужд. Пожалуйста, не смейся. Именно поэтому я и пришёл к тебе сегодня ночью. Я хотел это с тобой обсудить.
- Со мной?
- Да. Пожалуйста, не смейся. Именно с тобой. Ты же меня хорошо знаешь?
- Я никогда об этом не думал.
- Ничего страшного. Ты знаешь меня достаточно хорошо. Как я выгляжу. Не кто я есть, а как я выгляжу. Ты же меня знаешь? Правда?
- Да. Ты блондин. У тебя полное лицо.
- Нет. Можешь говорить спокойно. У меня рыхлое и широкое лицо, которое всегда смеётся.
- Да. У тебя рыхлое широкое лицо, которое всегда смеётся.
- Да, да. А мои глаза?
- Твои глаза были всегда немного... немного грустные и странные.
- Можешь не врать. У меня были очень пугливые и неуверенные глаза, потому что я никогда не знал, верили вы всему, что я рассказывал вам о девушках. И ещё... я был гладко выбрит?
- Нет. У тебя на подбородке всегда торчало несколько светлых волосков. Ты думал, они незаметны. Но мы их всегда видели.
- И смеялись.
- И смеялись.

Ради сидел на моей кровати и потирал ладони о свои колени.
- Да, - прошептал он. - Таким я и был. Точно таким.
И внезапно посмотрел на меня своим пугливым взглядым.
- Сделай мне одолжение. Только, пожалуйста, не смейся. Пойдём со мной.
- В Россию?
- Да. Это быстро. Один миг. Потому что ты так хорошо меня знаешь. Пожалуйста.
Он взял меня за руку. Он был как снег. Очень холодный. Очень лёгкий. Мы стояли среди деревьев. Ольха. Здесь лежало что-то светлое.
- Пойдём, - сказал Ради, - здесь я лежу.

Я увидел человеческий скелет. Такой же, какой нам показывали в школе. Рядом лежал кусок коричнево-зелёного металла.
- Это моя каска, - сказал Ради. - Она вся проржавела и полна мха.
Потом он показал на скелет.
- Не смейся, - сказал он, - но это я. Понимаешь? Ты же знаешь меня. Скажи, могу это быть я? Как ты думаешь? Не думаешь ли ты, что это ужасно чуждо? В этом же ничего нет от меня! Меня же невозможно узнать! Но это я! Это должен быть я! Но я не могу этого понять. Это так ужасно чуждо. Со всем тем, чем я был раньше, это не имеет ничего общего. Пожалуйста, не смейся, но это всё так ужасно чуждо, так непонятно, так далеко.
Он сел на тёмную землю и посмотрел перед собой.
- С прежним мной ничего общего, - сказал он, - ничего, совсем ничего.
Он поднял что-то с тёмной земли  и понюхал.
- Чужая, - прошептал он, - совсем чужая.
Он протянул мне землю. Она была как снег. Как его рука, которую он протянул мне: очень холодная. Очень лёгкая.
- Понюхай! - сказал он.

Я глубоко вдохнул.
- Ну?
- Земля, - сказал я.
- И?
- Немного кислая, немного горькая. Обычная земля.
- Но всё же чужая? Совсем чужая? И такая отвратительная. Правда?
Я глубоко вдохнул. Земля пахла холодом и лёгкостью. Немного кислая. Немного горькая.
- Она хорошо пахнет, - сказал я, - как земля.
- Ничего отвратительного? Ничего чужого?
Ради посмотрел на меня своими пугливыми глазами.
- Она же пахнет так отвратительно!
Я понюхал.
- Нет. Вся земля так пахнет.
- Ты думаешь?
- Определённо.
- И ты не находишь это отвратительным?
- Нет. Она пахнет хорошо. Ради, понюхай ещё!
Он взял немного пальцами и понюхал.
- Вся земля так пахнет? - спросил он.
- Конечно. Вся.
Он вдохнул, зарылся носом в руку с землёй и задышал. Потом посмотрел на меня.
- Ты прав, - сказал он. - Может быть, она действительно хорошо пахнет. Но всё же она становится чужой, когда я думаю, что это я.  Ужасно чужой.
Ради сидел и нюхал, позабыв про меня. Он нюхал, нюхал и нюхал. На цыпочках я вернулся домой.

Было утро. Половина шестого. Землю в палисадниках покрывал снег. Она была холодной. И лёгкой. И она пахла. Я встал и глубоко вдохнул. Да, она пахла.
- Она пахнет хорошо, Ради, - прошептал я. - Она действительно хорошо пахнет. Она пахнет как обычная земля. Можешь быть спокоен.