Варенье и морковь. В гостях у бога

Прозрачная ножка с накрашенными бордовым лаком ногтями и сияющими серебряными браслетами грелась на теплом деревянном полу. Оксана залюбовалась стопой девушки, сидевшей на паркете у ее ног, а молодой мужчина-лектор тем временем произносил:
– Материальное тело – это тюрьма для души, причина нашей иллюзии, мешок с костями, испражнениями и прочей гадостью.
Оксану передернуло: как это знакомо – воспитанная кришнаитская ненависть ко всему материальному, особенно к плоти.
«Кришна, ты создаешь все формы, в том числе и материальные, и через эту форму мы можем постичь тебя здесь, на Земле, а ты через нее – нашу любовь. Иллюзия не в наличии формы, а в отсутствии осознания, как эта форма служит тебе», – думала Оксана, разглядывая плотное, упитанное тело молодого мужчины. Лектор тем временем продолжал:
– Мы страдаем из-за излишеств. Когда-то, еще до кризиса, я жил с мамой. В нашем холодильнике можно было найти только банку варенья, а сверху лежал батон хлеба. Однажды я пришел домой, на кухне сидела мама. Она сказала мне, что, когда пришла с прогулки, обнаружила дверь незапертой – я забыл ее закрыть. Тогда я ответил ей: «Мам, прости, но ты ведь знаешь, что у нас все равно нечего брать». Мама рассмеялась и ответила: «И правда – кому нужны наши табуретки!». Мы сидели с ней на кухне, мазали малиновым вареньем хлеб, запивали его бульоном галина бланка и были невероятно счастливы!  У нас ничего не было, кроме этой буханки и варенья. Я ездил тогда на подработку в поля под Питером – мы выкапывали метровые морковки и устраивали на них дуэли.
Рассказывая это, мужчина показал метровую морковку и как он ей фехтовал с товарищами – получилось очень убедительно, так, что все присутствовавшие в храме рассмеялись. Лицо мужчины посветлело  от воспоминаний – исчезли суровые складки у губ, смягчились и загорелись мальчишеским блеском глаза. На мгновение перед Оксаной из-за монаха, обрекшего себя на вековечный духовный труд во имя бога, выглянул озорной парень,  морковный дуэлянт. «Вот такие шутники и нужны тебе, Кришна, потому что когда играешь по-настоящему и с радостью, забываешь о себе, приносишь себя в жертву на алтаре твоей бесконечной лилы. А ты – верховный наслаждающийся, повелитель сказки...», – подумала девушка.
– Теперь же, когда я приезжаю к маме, появилась возможность покупать печенье, эклеры, сгущенку... все это ведь очень вкусно, но вредно. И мы, понаслаждавшись этим, потом болеем. Любое наслаждение в материальном мире ведет к страданиям. И только милость гуру может вывести заблудшую душу из плена материальной иллюзии.
Опять на лицо сползла тяжелая громадина духовного «я». «У этого мужчины, – думала Оксана, – теперь есть гуру, сказка о духовном мире, в которую он свято верит, и чувство собственной значимости, ведь теперь он не просто мужчина, живущий на земле, а человек, идущий духовным путем, обладающий духовными знаниями и даже имеющий проводников. Полный комплект для того, чтобы чувствовать себя уверенно, устойчиво и значительно. В этой псевдоустойчивости столько романтизма, что даже не хватает духу ее обнажать. А все-таки, дорогой Кришна, мне кажется, про варенье и морковку было гораздо интереснее и светлее – там действительно исчезало ложное «я».
В небольшом индийском храме горели с потолка продолговатые лампы, выхватывая из тени каменные стены, расписанные индийскими мандалами. В глубине комнаты сиял алтарь, на алтаре стояли высокие мраморные божества: золотистая Радха и Гауранга, черный Кришна, портреты гуру со свисающими с них цветочными гирляндами, пластмассовая корова, маленькая туласи в горшке и множество параферналий – все так, как должно быть в вайшнавском храме. Оксана смотрела на присутствовавших, сидевших, кто на полу, кто вдоль стен на тумбах, и осознавала себя уже не героиней этой сказки, а наблюдательницей. Увы, увы: время, когда она была одной из последовательниц гаудия-вайшнавской религии, прошло безвозвратно. И все-таки... все-таки суть осталась внутри, как немое ожидание встречи с возлюбленными богом и богиней. И еще... это вековечное стремление быть любимой – если не богом, то хотя бы богом в человеческом обличье. Жизнь перед Оксаной разворачивала огромное красочное полотно, на котором были нарисованы узоры-пути к заветной цели, но какой же путь выбрать, какой узор плести – она по-прежнему не понимала. Знала лишь, что теперь, отведав слишком рафинированной духовной пищи, стала мало пригодна к тяготам обычной земной реальности, а чтобы находить в ней глубокий вкус – и подавно. «Кришна, ты великий соблазнитель, – думала девушка, уже не слушая лектора, продолжавшего свою одиозную речь-протест против материального бытия. – Я пришла сюда просто попеть во славу твоей возлюбленной, а ты даришь мне  жемчужины в форме таких великолепных историй про варенье и морковь. Кажется, я буду приходить сюда чаще – вдруг ты смилуешься над этой падшей душой и подаришь ей еще какую-нибудь сладкую, славную историю. Ведь это все – твои радости, твоя бесконечная, такая непостижимая, наполненная чувствами, лила. Джай гурудев!»  Девушка, широко улыбнувшись, посмотрела на блестевшего в свете потолочных ламп черного Кришну и подмигнула ему.  Затем, поклонившись в пол лектору, всем собравшимся и алтарю, тихо вышла из храма, прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь. На вечернем небе загорались первые звезды, дул теплый ветер. В  сердце тихо, ласково звучала мантра: Радхе-Шьям, Радхе-Шьям, Радхе-Шьям. Богиня и Бог танцевали внутри оксаниного  существа и пели свои имена...