Нити нераспутанных последствий. 8 глава

16 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. Раннее утро. « Какие только события, произошедшие ночь назад, не вертятся вокруг каждого из нас? Они мелькают перед нашими усталыми глазами, но уловить их способен лишь тот, кто никогда не отвлекается от того, чем живет его душа. А если душа вдруг приуныла, то и человек становится в одно мгновенье каким-то отстранённым от того, что каждый день заставляет его сердце биться. Порой этот человек так привязывается к чему-то иному, которое ласковым голосом шепчет ему на ухо неумные предложения. Сразу можно понять, что скука вновь разбила своим грубым кулаком две хрустальные рамы. И прорвалась, прорвалась…» -но на сей миг ко мне в комнату не проникла чья-то душа из любимых героев. Ведь рано еще бодрствовать нашим душам! Пусть соприкоснуться еще хоть разок друг с другом в сновидении, что им дано на целых пять минут! И буду они разлетаться в сторону, такие золотые кружки, ровной формы. Им радостно там, где они могут встретиться все, непременно все. Жаль, не увидят на своем пышном балу свою подругу, мою душу, которая так и не попала на встречу с остальными этой ноябрьской ночью.
Кругленькие часы, висели над зеркальцем, в котором до сих пор застыли наши с тобой отражения. Разговор остался во вчерашнем дне, а слова, которыми мы обменялись друг с другом, бежали в голове, пытаясь догнать скуку. Каждую секунду им казалось, что ухватив  ее за теплую шаль, она уже не сможет выскользнуть в какую-либо сторону. Но она могла все, поэтому они не отставали от нее до того мига, как не появятся перед ними две разбитые рамы. Через них и скроется скука, забросив непохотливо свои маленькие ножки, с которых упадут деревянные туфельки, покрашенные в бежевый, но мертвый цвет. И растворится она в смешанном с прохладой воздухе, который унесет это белое пятно к иному человеку. Слова, непременно, заметят туфельки,  которые скажут о том, что их хозяйка обязательно разобьет укрепленные рамы через два дня, когда смешанный с теплотой воздух пролетит мимо одной комнатки, в которой дремала я. Но, слова стряхнули с белого подоконника души все не нужное в одно мгновенье, в том числе и туфельки, которые оставила недоброжелательница моего сердца.
В это мгновенье я поднялась с не застеленной кровати, обхватив взглядом пустую комнату, поняла, что не вижу на распахнутом балконе Свидетельницу многого, которую обычно застаю сидевшей на соломенном стульчике. Она всегда именно в это время расчесывает скромным гребешком белоснежные волосы, чуть опустив голову вниз. А после, поворачивается, и, улыбаясь мягко, кладет волосы на левую сторону, прячет гребешок в распахнутый карман, что на груди. А стоит ей провести по нему рукой, кармана словно и не было. Лишь пара серебряных крупинок посыпается на порог балкона…
Не будем о том, как я, зевая, решила поискать Тишину в разных местах. Не быстро переставляя ноги, которых были одеты в длинные белые гольфы, достававшие до колен, я продолжала шагать по длинному коридору, через который стелился разноцветный ковер. Я предполагала, что как только дойду до конца этажа, увижу, как возле открытого настежь оконца, в который залетают мыльные капли дождя, замечу мою Тишину. Но стоило мне завернуть, как раскинулся последний маленький отрезок этажа, на котором помещалось всего четыре комнаты. Я слегка отчаялась, но разглядела, как одна из дверей не до конца закрыта, как через едва заметную щелку, гуляет холодный воздух. « Она там! Уберу все сомнения, что нет ее в той комнате, где мирно спит наш друг Алексей» - проговорив про себя, я подбежала к двери, и облегченно выдохнула. Коснувшись дверной ручки, я слегка надавила на нее, сделала пять тихих шагов. Опустив глаза, я поняла, что, наконец, нашла ее, нашла такой беззащитной, утомленной, лежавшей на ледяном полу. Ее бил прохладный воздух, который прислала сюда скука.
Я не стала долго глядеть на Тишину, как тотчас кинулась на пол, заслонила руками несчастную Свидетельницу многого. Ощутила, как грубый воздух, коснувшись моих запястий, вмиг пополз в сторону балкона. Через секунду я случайно коснулась ее розоватых плеч. Коснулась и улыбнулась уголками губ тому, что еще никогда не могла подумать о том, что у нее такая же кожа, как и у всех людей. Такая мягкая, но немного горящая кожа, касаясь которой, чувствуешь, как  проносится по ее телу дрожь. Да этого утра, я всегда жила с мыслью о том, что по телу Тишине нельзя провести рукой, ведь она… А кто она в реальности? Но сейчас не время задаваться вопросами, ответы на которые не узнаю в ближайшие часы. Я вновь протягиваю к ней свои мраморные руки, наклоняюсь чуть вперед, и провожу правой рукой по горячим щекам.
- Тихо, тихо дождь стучит, а гроздья летят! Никто их серебром не посыпает, не откуда достать эти крупинки! А гроздья, гроздья стучат об крышу. – проговорив это шёпотом, я вижу, как Тишина открывает мокрые глаза, возле которых еще остались серебряные крупинки.
Облокотившись на локоть, она не спеша приподнимается, глядит на меня с полной невнятностью того, что происходит, и какие гроздья стучат, задевая ровную крышу нашего корпуса. Первое, что она слышит после долгого сна – шум дождя, дождя, который сливается с ноябрьской прелестью. Но прелесть постепенно рассеивается в ее глазах, проясняется то, что случилось ночью. Ее черные зрачки вдруг сверкнули так же, как стекляшка, когда попала в руки юноше. Убрав лохматые волосы назад, она, не взглянув на меня, бросается в сторону двери, лишь тянет в мою сторону руку, пытается схватиться. Я не сразу вникаю в то, что так напугало мою Свидетельницу многого, поэтому поднявшись с колен мой взгляд, падает на спавшего мирно Алексея. Тот, уткнувшись носом в подушку, беззвучно спит, спрятав руку, которой отломил конец стекляшки, чуть обрезавшись. Я, не обращая на это внимание, вижу, как Тишина все продолжает тянуть руку назад, продолжает спешить.
Взяв ее за правую руку, мы обе замираем около двери. На протяжении трех секунд не сводим друг с друга взгляды, ощущаем тепло, которое уже обняло Тишину за горящие плечи.
- Милая моя, как ты напугала меня! Что же ты там увидела? Не говори, не говори ничего. Я пойму. Только отныне, пожалуйста, не пропадай так внезапно. Внезапность мне не близка. Я ведь звала тебя, звала. Какая ты горячая, очень! Поспешим отсюда, а то разбудим Лешку, разбудим...- я потянула ее за руку, положила руку на ее шею, шла, придерживая ее. – А кто это был? У кого столько жестокости в сердце? Знаешь, я не думала никогда, что воздух может быть так горек не только на вкус…
Тишина, взявшись за меня, шла, спотыкаясь, периодически дотрагивалась до своих горячих плеч свободной рукой. На все, о чем я ее расспрашивала, она качала головой в разные стороны, глазами смотрела на цветной ковер, но на этот раз не искала цветных иллюстраций, словно в детской раскраске. Испуг захватил ее в свои объятья надолго, это я поняла тогда, когда дойдя до своей комнаты, она не вошла внутрь раньше меня, как делала раньше. Она прислонилась к стене и лишь протянула руки. Когда увидела, что я не решаюсь взять ее за руки, была готова опуститься на колени. Но я все-таки подхватила ее. Так мы прошли внутрь комнаты, мимо спавшей Аринки, которая укрыла нос ватным одеялом. Тишина взглянула в ее сторону, но тут же упала на мою кровать, стоявшую ближе к окну, которое было закрыто плотно светло коричневыми шторами.
Положив руки на живот, она глядела на меня тускло улыбаясь. С той секунды я не произнесла ни слова, боялась разбудить спящую подругу. А ведь в сердце уже горело желание, непременно, присесть на край соседней кровати, разбудить ее и с полной серьезностью сказать: « Разговори ее, Аринка! Разговори нашу Тишину, пусть поделиться тем, что так напугало ее». Но пока я так и продолжила сидеть, не опуская глаз, держала за горячую руку Свидетельницу многого. Не до конца я тогда поверила, что касаюсь именно ее…
« Знала ли я в то мгновенье, когда мысленно говорила Аринке о просьбе разговорить Тишину, что никогда больше никто не сможет ни о чем спросить у той, кто раньше раскрывала все тайны разных событий? Разумеется, в голове не промелькнуло и то, что судьба стоит за всем тем, что происходит каждый миг, когда стекляшка попадает в чьи-то руки. Сама судьба не позволила Свидетельницей многого обмолвиться с нами хотя бы одной подсказкой, не позволила написать тонким подчерком на листке оторванной бумаге то, что не оставляло ее не на какие секунды. Но догадка в мою голову так и не забралась, поэтому я продолжила глядеть на Тишину, задавая мысленно вопрос. А Тишина была этим утром послушна, молчалива, наверно, судьба поработала над ней, позвав грубый смешанный с ноябрьской прохладой, воздух».
***
16 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. День. « Иногда хочется просто завязать разговор. Предположим, что он будет о том, как прекрасно покарать морские глубины, открывая в соленой в воде светлые глаза, которые непременно сольются с оттенком воды. Открыв их, можно будет разглядеть пестрых существ, гибкие их хвосты, а самое прекрасное будет ждать наверху.  Солнечные лучи в одно мгновенье, когда поднимешь тяжелую голову, поскачут по воде. Сначала первый, самый длинный луч, который наделен волшебной яркостью белого цвета. А ведь такой яркости еще нет в какой-либо акварели на Земле. Эта восхитительная радуга цветов принадлежит только главной звезде! Солнце направит тогда и второй луч, что будет чуть бледнее, но все же широк, и  начнет стелиться до самого берега. Остановится лишь тогда, когда ударится о камни. За ним последуют не спеша остальные лучи, что уже запляшут на воде. А та внезапно начнет переливаться, и весь свет от лучей будет направлен  вглубь Черного моря. И тут ощутишь на себе то, о чем никогда не задумаешься на поверхности. Вмиг захочется дотянуться до них рукой, поймать хотя бы одного, уцепиться за него, и не отпуская , прокатиться по воде, свободной рукой переворачивая волны. Но свет и вся его яркость не дадут этого сделать, поэтому сможешь лишь на секунду, вытянув руку, кончиками пальцев коснуться до одного, последнего луча. В глаза попадет свет, и ослепнешь на чудесное мгновенье, почувствуешь энергию солнца, звезды, которая находится в сотнях километрах от Земли, но никогда не смеет остывать… Так и будешь тянуть руку к лучами, гладить воду, ногами задевая каменистое дно…Да, об этом хочется говорить, сидеть и смотреть на эти же лучи, которые будут звать в воду, будут притягивать каждого, кто взглянет на них хоть единственный раз.» - и я бы заговорила об этом с Аринкой, если бы край ее щеки упал свет Солнца. Но вместо него на ее лице показалось отражение хмурой тучи, которая остановившись над соседним корпусом, уже около часа глядит на нас двоих. Не дает она свету вольности, прячет его в своих маленьких тучках, что развеивают дождь. Они летят не быстро, но Ветер почему-то торопит их в сторону того здания, что с ровной крышей, которую увидала в один миг Аринка. Показался бы он сейчас передо мной, я бы спросила у него: « Куда летят тучи?». Неужели он кому-то показывают верный путь, как мне когда-то показали дорогу? Но это было там, нельзя забывать об том, что все тут отличается от того, что видела я. Все представления об этой реальности рушатся, когда вспоминаю те тучи, которые умели говорить, хотя молчали.
Аринка глядела на темное небо уже третью минуту, поддерживая щеку рукой, она печально улыбалась. В другой руке она вертела коротенький карандаш, который был затуплен на конце. Сегодня на ее голове были скромно заплетены две черные косички, что едва доставали до плеч. Неотлаженная белая кофточка без воротника сидела на ней не ровно, рукава загибались на ненужную сторону, поэтому почти каждую минуту она снова и снова поправляла их, а глядела все на небо. Я вмиг поняла, что это небо отражает сейчас ее настроение, настроение из которого уплыла в неизведанный край вся яркость, вся резвость, которая до этого часа была только у нее.
- Аринка, - я вдруг проговорила ее имя, подвинув сложенные учебники на дальний край стола, - Ты видела нашу подругу утром? Видела всю ее грусть, нарисованную в глазах, именно нарисованную? Я ведь какую минуту не могу предположить то, что так испугало нашу Тишину. А у тебя есть какие-либо предположения? – я повернуло к ней свое лицо в надежде на то, что та ответит что-нибудь.
Через секунду она все-таки посмотрела на меня своими сонными глазами, а потом вдруг что-то прояснилось в ней самой.
- Мало видеть грусть, следует понять и то, что является ее источником. Источником, который, скрыт от наших глаз, и вряд ли захочет представиться перед нами, когда сама Тишина против того, чтобы у нас появились какие-либо догадки.- через мгновенье она отвернула от меня глаза, взглянула куда-то прямо, казалось, что в пустоте продолжила растворяться вся ее яркость. И ее взгляд ее упал на тебя, сидевшую в синей рубашечке и сером сарафане, на котором была приколота яркая синенькая брошечка в виде цветка. Ты не глядела на нас в эту секунду, когда девушка продолжила,- Если сказать правду, то в ней будет то, что я совершенно не представляю, как заводить разговоры с той, которую называешь Свидетельницей многого. Да, она прекрасна, нет, у нее лицо прекрасное, а вот, что говорит эта красота именно нам? Верно, и тихого ответа не услышишь. А все потому, что глаза ее молчат, и не смей утверждать обратное.
В первые секунды мои мысли не смогли собраться в какой-то целостный ответ, поэтому я лишь взглянула в ту сторону, куда упал взгляд Аринки. Вмиг захотелось подойти к тебе, спросить о том, что держала в голове, или просто постоять рядом, ощутив запах знакомых духов. Да, разумеется, я бы была во множество раз больше рада, если бы именно ты увидела нашу белокурую красавицу. Представила эту картину, когда ты протягиваешь руку прямо, водишь ею по воздуху, а через какое-то время ее касаются аккуратненькие, белые пальчики. Тишина представляется перед тобой так внезапно, что на твоем лице возникает открытая улыбка. Ты, не сомневаясь, берешь ее за руку, а когда убираешь, то видишь на своей ладони серебряные крупинки. Такие маленькие, они невольно летят к твоим глазам, проникают во всю голубизну. Сомкнув глаза, ты протягиваешь в сторону Свидетельнице многого другую руку, и та, открыв рот, прикрывает его, чтобы скрыть уже выступивший восторг. Она с нетерпением ждет, когда ты откроешь неземные глаза, а серебряные крупинки пропадут в воздухе, перенеся тебя в какой-то отведенный небом уголок. Ты почувствуешь свежесть, живую свежесть, от которой станет прохладно. Но прохлада в одно мгновенье присядет на платье к Тишине, которое внезапно станет цветом всех собранных вместе кучерявых облаков, а на животе ее нарисуется роза, и будет она раскрывать свои лепестки каждое мгновенье, когда глаза твои все больше и больше станут блестеть. И увидишь ты потрясающий паркетный пол, сделая шаг, услышишь звонкий стук черных каблучков, и увидишь стеклянные окна, стекло которых будет отражать солнечные лучи, что пару мгновений назад обхватили весь этот зал с обеих сторон. Ты захочешь глядеть в эти окна, наблюдая за тем, как скачут облака, но свет разобьет вдруг все стекло, через которое проникнет внутрь зала. Ты заметишь эти осколки не сразу, будешь продолжать глядеть на то, как лучи пытаются долететь до тебя, чтобы…
Я неожиданно вынырнула из воображения, которое показало мне картину твоего знакомства с Тишиной.  Как жаль, что не успела я доглядеть твои дальнейшие движения, и движения солнца, которые мгновенно растворились, словно на лист фантазии прыснули каплю воды. Однако осталась ты! И это чрезвычайно радовало, ведь люди, жившие здесь, в реальности приносят куда больше радости, чем те, кто замялись на страницах  собственного воображения. А еще прекрасней, если этот человек есть и там и там. Нет, его никогда не видели скачущим на коне в яблоках на какой-либо странице, но представляли, представляли… Так представляю и я тебя.
Ты вдруг отошла от своего стола, мягкой походкой направилась в нашу сторону. И через секунду сидела за столом, что стоит впереди нас, развернувшись, ты слегка улыбнулась, так ты улыбалась и Свидетельнице многого. Через секунду положив руки на спинку стула, ты начала разговор:
- Девочки, все хочу спросить у вас об Алексее. Когда он сможет посещать лекции, а то, Аринка, принесла бы ты ему пару листов сегодняшнего конспекта…
В этот миг черноволосая девушка поднялась, немного подержавшись за край стола, она чуть приоткрыла рот. В глазах ее воцарилась ясность, словно услышала она что-то подобное тому, если бы Тишине сказали, что ей дан живой голос, и с этого дня она может говорить так, чтобы слышал ее, буквально, каждый.
- Леша, Леша…- проговорила она шёпотом, а после коснулась твоего плеча, и продолжила, - Татьяна, извольте меня простить, простить!- в твоих руках она заметила скрепленные друг с другом листки, и не торопясь взяла их.
Ты не успела сказать и слова, как силуэт Аринки скрылся в дверях. Я поняла тогда то, что к этой девушке вернулась ее резвость, резвость, которую не отобрала никакая скука. А на лицо твое упал свет первого луча, и был он вовсе не тусклым, не грустным, а каким-то молчаливым. Такими же молчаливыми выглядели мы с тобой, когда первые секунды после ее ухода не знали,  чем говорить дальше. Приподнявшись, я встала с тобой лицом к лицу, и не спеша захотела что-то сказать именно тебе, глядя в сторону. Глядела за лучом, который оставив твое нежное лицо, плавными движениями уполз по холодному полу.
- Знаю, знаю, почему она ушла сейчас! А в вашей голове промелькнула догадка, почему люди уходят, произнося сладко чье-то имя? Уходят не туда, куда упал их взгляд, уходят туда, к чему привязались их глаза. Завязан уже тугой узел. И развязан он будет не нами.- произнеся это, я ощутила, как на сердце образовалась ледяная корочка. Приложив руку к груди, я в одно мгновенье растопила весь лед, что превратился в воду.
« Теперь ты знала, что я считаю самым страшным на этой земле из всего, что может только залететь в нашу голову. Это обязательно смешается со светлыми мыслями, которым не потребуется даже частица света, исходящего от горячего луча. Ведь эти мысли могут сами светиться от того, что вспыхнуло в чьей-то  душе пламя, потухшее несколько лет назад. И остались после него лишь черные деревянные дощечки, дощечки, которые горели так же, как сейчас полыхают новые, только что возникшие, еще не успевшие потемнеть до конца.  Да, стоит сказать, что дощечки эти подкинула в пламя привязанность. Привязанность, которую никто никогда не звал, не манил к себе, не тосковал по ней, ее только ждал. Ждали два сердца, настоящие сердца, одно из которых бьется благодаря ей, привязанности».
***
16 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. День. « Можно ли в одно мгновенье понять то, что привязанность постучалась в верхнее оконце вашей души? Да, именно в верхнее, ведь оно ближе остальных расположено рядом с пламенем, которое на миг засветилось. Засветилось потому, что знало и ощущало, что где-то в трех шагах от него стоит привязанность. А она может и передумать, отвернуться, провести краем платья по раме, если душа не покажет то, как сильно она ждет ее, подругу или ту, которая иногда очень нужна. И когда увидит привязанность, как пламя разгорелось без ее помощи, все-таки вступит на подоконник, задев его розоватым платьем, на котором красуются кремовые розы, с распустившимися лепестками.  Аккуратно спрыгнув с него, она подойдет ближе к огню, возьмет березовые дощечки в руки, на которых одеты белые длинные перчатки, какие обычно надевают на торжественные приемы на разных балах у графов. Ровными пальчиками она проведет по одной из дощечек, прислонит к щекам, и воздух, смешанный с прелестью роз, присядет на каждую из дощечек. Она вдохнет в них то самое, что было дано ей судьбой несколько тысяч лет назад, когда маленькая девочка взглянула на нашего Ветра, и остановилась в руках с еловыми сломанными пополам ветвями. Она через несколько мгновений бросила их в свой огонь, который вспыхнул и в ее душе. Так жарко было, так одновременно хорошо…» - в этот день привязанность впервые открыла для себя интересную черноволосую девушку Аринку. В ее глазах она не была похожа не на кого-либо, кого видела до этого часа. У привязанности внезапно возникло чувство, вовсе не соответствующее ей. Стоит сказать, что после того, как она бросала в пламя березовые дощечки, она должна тот час уходить к кому-то другому, или просто отправляться на чай к судьбе. Но сейчас никакой чай не мог ее оттолкнуть от Аринки, шагавшей по третьему корпусу Евпаторского Заведения, ведь ее душа чем-то приглянулась той, кто никогда прежде никому не привязывалась. Рассуждать долго привязанность не стала, не к чему было разбрасываться мыслями с воздухом, который поедает их, или отдает простору души. Она вдруг вспомнила, как судьба говорила ей о том, что Ветер и белокурая красавица Тишина остановились около одного близкого круга людей, у которых, непременно, есть вещица, по которой успел проскользнуть яркий луч света, отогнав всю тусклость. Почему бы и ей, привязанности не поглядеть на людей, которым пытается помочь сама Тишина?
Аринка, поднявшая высоко голову, быстро шагала в сторону дверей. Ей скорее хотелось избавиться от преследовавшего ее запаха мягких булочек, внутри которые были засыпаны корицей и ванильным сахаром. Запах следовал за ней из того угла, где их и готовили, а было это не так уж и далеко от твоего кабинета, в котором мы так и остались стоять в недоумении. Да, если бы в этот миг кто-нибудь, будь это Архимей Петрович, соизволил бы остановить  девушку, которую торопила сама привязанность, то она бы так и сказала, что именно запах мешает ей мыслить, мешает ей слышать то, чего желает сама душа. Привязанность мгновенно оценила стремление девушки, быть там, где правд нужно быть. Ведь так задумали звезды, что именно в этот день Аринка посмотрит на людей совсем с иной стороны, взглянет и на его русую голову, пытаясь понять, то о чем молча кричит Свидетельница многого.
Девушка в одно мгновенье замерла, положив руки на плечи, она слегка приоткрыла рот. Она стояла перед раскрытыми дверями, по которым проносились капли дождя, а смешанный с прохладой, воздух, дергал двери за тяжелые ручки, прислоняя их то к стене, то вперед. Как Ветер только не пытался уберечь Тишину от наказаний судьбы, которая уже часок другой наблюдает за действиями Свидетельницы многого. А ведь в них скрыто столько подсказок, если бы увидел ее кто-нибудь иной, поумней Аринки, то непременно понял, что она говорит. « Ее разум еще не прояснился, ведь не может моя подруга глядеть, как история, правда, в которой другие лица, повторяется вновь, спустя ушедшие года. А года эти не забрали с собой то, что скрыто в них было и сорок лет назад. Неужели само время хочет взглянуть на то, как повторяется все, о чем еще говорят. Множество голосов говорит, история формируется, лучи солнца пробираются сковзь тучу, режут ее на две половину, ослепляют глаза, и падает свет на вещицу из картонной коробки»- так думал Ветер, накинув черный плащ на плечи, он стоял, прислонившись спиной к белоснежной арке, глядя в смелые глаза Тишины. Его подруга изменилась тогда, когда поняла всю серьезность, когда ощутила, что сильна, что ни за что на свете не допустит, чтобы с этими людьми, которых она любит, произошло что-то подобное, как тогда. Она отказывается быть Свидетельницей подобного, и, рвя связки на глазах у покорного друга, она будет кричать и дальше, кричать судьбе, поднимая кучерявую голову высоко. Она будет продолжать просить судьбу, чтобы та оставила тех, кто так дорог для Тишины. Но судьба непреклонна, ведь не послушала она в прошлом столетии Свидетельницу многого, которую сама послала на Землю, чтобы глядеть за теми, кто ей интересен. Интерес – правит судьбой, интерес, наконец, увидеть перед собой тех, на кого множество лет смотрит свысока. 
Аринка поняла вмиг, что Тишина не появилась перед ней внезапно. Ей казалось, что она давно так стояла, не двигаясь на мокрой траве, об которую ударялись крупинки дождя, что тихо шептали ей, предупреждая о том, что судьба не сводит с нее серьезных глаз. Но она, словно не слыша этого, глядела на потерянное лицо Аринки, вытянув руки вперед, белые руки, на которых нельзя было заметить ничего страшного, но это пока. Ведь все когда-то меняется, и руки ее также изменятся через день, через два, когда хорошая вещь превратиться в плохую, окажись в руках у того, кого она отражает. А отражала она того, к кому бежит сейчас наша Аринка. И ей вовсе не до загадок Свидетельницы многого, ведь привязанность спустилась к ее сердцу, коснувшись теплой ладонью. Тогда в черноволосой девушке вспыхнуло желание, продолжить идти, не обращая внимание ни на что отвлекающее. Но она не могла не задержать взгляд на Тишине, которая выглядела совсем по иному, в отличии от Ветра, который никогда не менял свой черный плащ, и белую рубашку с широкими рукавами.
Вместо обыкновенных распущенных волос она увидела, как кучерявые волосы Тишины аккуратно закреплены деревянной заколкой, на которой масляными красками мелко нарисована полная луна, которую обхватывают со всех сторон сверкающие звезды. А другие ее кудри, не до конца прикрывающие уши, продолжает еще больше завивать смешанный с прохладой, воздух, посланный Ветром. А платье, на ней платье не белоснежное, с конца которого ссыпаются серебряные крупинки. Оно отличает от всех остальных потому, что в нем она не выглядит такой беззащитной красавицей. Золотистой тканью покрыта ее грудь, а сероватые рукава, что тоже перемешаны с золотом, открывают ее локтевые сгибы. Посередине груди висит кругленький шарик, зацепленный за серую ткань, которая словно море, прилегающие к песчаному берегу, соединяется с золотистым отливом. Длинная юбка с блестящим поясом достает до самых ног, но не прикрывает до конца. Аринке в глаза сразу бросились эти прежние босые ноги отблескивающие белизной. Она тогда поняла, почему ни разу не видела Свидетельницу многого в каких-либо туфельках. Так Тишина показывает свою внутреннюю свободу, свободу ее души, на которою не способна заглядеться сама судьба. Ведь не стоит забывать, что Тишина не человек. Да, она кое-что иное, в облике прекрасной красавицы с серебряными глазами.
Черноволосая девушка продолжила молча стоять, убрав руки с плеч, она увидела Ветра, что спрятал ладони за спину. Она никогда не предполагала, что когда-нибудь увидит того, кто заставляет волны шевелится, деревья стучать, окна распахиваться… А сейчас, когда она бросила на него свой невнятный взгляд, в ней появилось удивление, удивление, что Ветер, которого она с детских лет представляла могучим и сильным, каким обычно о нем пишут в сказках, совсем другой. « Он обыкновенный человек, лет двадцати восьми, с кучерявыми черными волосами, такими же, как у нее, приятным лицом, но печальным, а в глазах его периодически мерцает тоска. Не смел, но послушан, предан судьбе, которая однажды сильно его запугала, хотя пугала она и Тишину. Но он выбрал преданность той, которая и послала его на эту Землю, познакомила с белокурой Свидетельницей многого» - так думала Аринка, смотря на него заворожённо, словно это не Ветер, а сама судьба спустилась с белых коней по голубым ступеням.
Но привязанность все-таки победила в ней. Усевшись в душе девушки у горящего огня на деревянную табуретку, она подбросила в огонь еще одну ветвь. А когда та вспыхнула, вспыхнула и Аринка, которая так и не поняла то, что пытается ей сказать Тишина. Она пробежала мимо Ветра, что обняв ее взглядом, сделал шаг на встречу к Тишине. Свидетельница многого отчаянно опустила затекшие руки, и золотистые рукава скрыли ее локтевые сгибы, что слегка посинели. Но в следующий миг у нее были уже свои белоснежные мягкие руки, ведь она перестала быть отражением того, в чьих ладонях пару секунд назад вновь побывала стекляшка.