Оля, Гл. 29

Гл. 29

Сон не шел. Ее волновала близость Артема – он там, где-то через коридор, в другой комнате, в которую она еще ни разу не заглядывала. Эти копки на многочисленной аппаратуре, которых касались его пальцы... Она представила его за длинным столом, картинка получилась очень органичной, правдоподобной.  Воспоминания о его мимолетных прикосновениях отзывались в теле теплом и легким покалыванием. Сейчас в них не было мучительной остроты, и думать о них стало приятно. Но Оля не позволила себе слишком долго наслаждаться, по обыкновению одернув: «Расчувствовалась тут. Закрывай глаза и спи». Послушно закрыла. Как бы мозги-то еще отключить…

Она услышала, как тихо шорохнула дверь, и мягкие шаги по ковру проследовали в сторону стеллажа. Открыла глаза. В темноте можно было различить только силуэт, но сомнений не оставалось – это Артем. Он что-то искал в шкафчике. Обернувшись и заметив, что она приподнялась на локтях, извиняющимся тоном спросил:

- Можно я свет включу? На секунду. А то не найду.
- Конечно.

Он нашарил на стене бра, осветившее комнату мягким неярким светом. Стал объяснять вполголоса:
- Это вообще-то моя комната, я тут обитаю.
Оля восприняла его слова как упрек и поежилась. Он, не заметив этого движения, продолжал рассказывать о цели своего визита:

- Я паяльник ищу. Что-то не спится, решил что-нибудь к чему-нибудь припаять. На кухне.

Опять глянул на Олю.
- А ты чего нормально не ложишься?
Она пожала плечами.
- Я тебя разбудил?
- Нет, я не спала.
- Чего?
- Не знаю.
- Я в новом месте тоже всегда плохо сплю. Да и в старом тоже.

Он достал паяльник, положил на открытую полку стеллажа, потом обошел разложенную часть дивана и сел рядом. Оля смотрела на него с любопытством. Сейчас никакого волнения она не ощущала.
Он минут пять сидел молча, глядя перед собой, словно давая ей возможность привыкнуть к своему присутствию. Потом отошел к музыкальному центру, включил музыку. Одновременно в комнате начали робко наливаться разноцветными огнями развешанные по всей комнате фонари.

- Нравится?
- Необычно… - она вглядывалась в плавное разноцветье, следующее за звуками, наконец уверенно сказала, - нравится.
- А музыка?
Оля вслушалась в рваные звуки, сквозь которые проскальзывал металлический лязг и вдруг ясно увидела полуобнаженные смуглые мужские тела и почувствовала запах пота и войны.
- Танец с саблями?
- Да! Да!
Его реакция удивила. Она и сама не могла бы сказать, откуда знает эту композицию. Наверное когда-то слышала по телевизору. Но память сыграла на руку - Артем... похвалил ее? и Оля самодовольно улыбнулась.

Он что-то переключил на пульте, и теперь комната затягивалась тревожными, всполошными звуками, набирающими силу, готовыми вот-вот прорваться во что-то трагичное, непоправимое.
- Что это? - спросила Оля, чувствуя нарастающую тревогу.
- Нравится?
- Не знаю…
- Тебе нравится?
- Я не знаю.
- Слушай!
Тревога усиливалась – в музыке, в комнате, в ее груди. Свет из радужного стал густо-синим, с редкими белыми всполохами.
- Что-нибудь видишь? – спросил Артем.

Она закрыла глаза. И метания звуков превратились в огромные черные крылья, бившиеся в синем свете. Они были пугающими и грациозными, безумными и восторженными.
- Ну? – в голосе его сквозило нетерпение, - Что?
- Крылья, - взволнованно проговорила Оля, тут же смутившись и одернув себя мысленно: "Разыгралась в романтизм".

- Да! Это Вагнер, «Полет Валькирии».
Потом он как-то погрустнел и спросил:
- Если хочешь, я каких-нибудь «Иванушек» включу. У меня есть.
- Нет, оставь это.
- Нет, этого много нельзя,  - он улыбнулся, - Я «Энигму» поставлю. Ты не против?

У Оли никогда не было магнитофона, поэтому она привыкла довольствоваться чужими музыкальными вкусами. В комнате Алины и Ирки целыми днями играли «Руки вверх» и те самые «Иванушки», от которых она сейчас отказалась. Андрей с друзьями и Кеша слушали «Арию», «ДДТ», иногда – «Гражданскую оборону». Маша разбавляла этот репертуар Башлачевым, Янкой Дягилевой а также непрофессиональными записями своих мурманских друзей-неформалов. Оля слушала все. В плане музыки она была умеренно всеядна. Но то, что включал Артем, ей не просто нравилось. Ей казалось, что играют в ней. На ней.
Они долго слушали молча. Потом, когда он приглушил звук до фонового, разговаривали.
- Плохо тебе здесь, наверное, после переезда? - спросил он вдруг, резко меняя тему.
- Нет, - честно ответила Оля, - Здесь - хорошо. Я очень хотела оттуда уехать. Иногда сложно бывает, но нужно же с чего-то начинать.

- Ты молодец, - он улыбнулся, - Я все время вспоминаю, как ты стулья чинишь.
Что? Он обо мне вспоминает? Олю опять обдало волной. Ну вот… так спокойно и хорошо было…

Он опять переключился на «Валькирию» и усилил звук. Оля, повинуясь приближающемуся движению крыльев, закрыла глаза, чувствуя касания чужого тепла на своем лице. Вдруг стало горячо, словно крылья разом сложились, открыв ее невидимому, а может быть - темному солнцу. И она почувствовала на своих губах – его губы. Они были одновременно мягкими, упругими, очень нежными. Оля целовалась с упоением – без робости, стеснения, без мыслей и вопросов, прижимая его к себе, зарываясь рукой в волосы, обмирая до сладкого томления, когда он соскальзывал к шее. Оторвавшись, он посмотрел на нее с веселым изумлением – а может это синие софиты так подкрасили его глаза – и сказал:

- Ничего себе!
Оля смутилась, прикусила губу. Но он продолжал, посмеиваясь.
- Ты потише. А то маман проснется.
- В смысле потише?
- Ты стонешь громко.
- Что? Это не правда! – она густо покраснела.
- Правда-правда, - он  улыбался все шире.
- Не правда! – Оля готова была заплакать.
Но он опять притянул ее к себе и поцеловал, заставляя забыть о терзавших ее мгновение назад угрызениях совести. Потом, остановившись на полу-вдохе, с видимым сожалением сказал:
- Ладно, я спать пойду. А то мы с тобой тут… доиграемся.

Он аккуратно выключил – бра, светомузыку, центр, постепенно растворяясь в темноте.
Оля думала, что будет мучиться всю оставшуюся ночь, но уснула, едва откинувшись на подушку.
 

http://www.proza.ru/2015/06/30/714