Император

Жанр: исторический роман, сатира, мистика, драма

Глава первая

6 мая 1825 год

- Вставайте, Император, уже давно пропели первые птицы.
   Я медленно открыл глаза и позволил дневному свету ослепить меня. Аннушка прибиралась в моей комнате, напевая что-то.
- Доброе утро, - медленно произнес я. Уже начало нового дня, но еще хочется погрузиться назад в сон. Мои сны –  мое проклятье, я не всем рассказываю про них, Аннушка тот человек, с кем я могу разделить это.
- Вам опять приснился плохой сон?
- Да, это преследует меня каждый день.
- Вы мне расскажете?
- Прости, Аннушка, сегодня я не хочу об этом говорить. «Ты и так очень волнуешься за меня», - мысленно закончил фразу.
- Хорошо, что вы сегодня оденете? У нас же серьезное мероприятие, вы не забыли? Сегодня возвращается ваш отец, он не видел вас целых полгода и, по всей видимости, он в предвкушении вашего завтрашнего Дня рождения.
  Мой отец. Он всегда дарит что-то дорогое и все восхищаются им. Завтра мой одиннадцатый День рождения.
- Но, ведь завтра еще не наступило, можно одеть что-то простое.
-Да, но ведь вы знаете свою матушку, она всегда хочет, чтобы вы выглядели пристойно.
- Да знаю, знаю, - подошел к зеркалу, - у меня глаза цвет поменяли.
- Позвольте, я посмотрю, - она взяла мое лицо руками и пристально посмотрела мне в глаза. – Да, они стали пепельные. У вас плохое настроение?
- Это не имеет значения. А твои глаза как всегда мягко-зеленые.
 Она ласково улыбнулась в ответ на комплемент, ее щеки даже слегка порозовели.
- Всем нравятся мои глаза, но ваши мне нравятся больше, потому что они говорят о вас.
Я посмотрел на свои глаза в зеркале, обычно они голубые. Внизу прозвучала мелодия пианино, наполняя весь дом.
- Мама опять играет, - произнес свои мысли вслух.
- О да, она замечательно играет. Не зря ваш отец потратил деньги на ее обучение, так она отвлекается от дурных мыслей. Может, вы тоже чем-то займетесь, чтобы забыть про свои сны?
-  Как сказал Геродот: «Обычно люди видят во сне то, о чем они думают днем».
- Побойтесь Бога, реальность другая, - с ужасом ответила она.
- Что есть реальность? Она начинается с иронии, - вздохнул я.
- Вы про что? – переспросила она. 
- Своим рождением ты уже делаешь другому человеку больно, – спокойно ответил я, присев на кровать.
- Я вас не понимаю.
- Роды, Аня, роды.
- Но ведь, есть что-то, что делает их не такими уж и болезненными.
 Аннушка подняла глаза на люстру, закусив губу. Она всегда так делает, когда раздумывает о чем-то великом.
- Что?
- Любовь, Император! – с восторгом выкрикнула Аннушка.
- Аннушка, запомни, любовь – это приглашение к боли. Есть много подделок, иллюзий, которых с каждым годом все больше.
- Ой, и не говорите, мы все помним, какие проблемы были у вашего отца, когда ему платили за услуги, как они сейчас называются, - она опять закусила в губу и недолго смотрела вверх, - «фальшивками». Его тогда чуть не отправили в тюрьму.
- По этому счету я не могу сказать тебе что-то конкретного. Финансовой философией увлекается Мозес Мордехай Леви, думаю, он дойдет до чего-то разумного.
- А кто он по своей родословной?
- Он третий ребенок немецкого адвоката, родился в Лондоне. Прозвище Карл Генрих Маркс. 
 - Адвоката? – с интересом произнесла она.
 - Да, думаю, он превзойдет отца, добьется больших высот.
  Я встал с кровати и стал одеваться. Как обычно белое, чистое, всегда новое. Я не помню, чтобы у меня хранились мои старые  вещи, они все отдавались. В последний раз я посмотрел на свое отражение в зеркале: мальчик, в красивой одежде, бледной кожей, темными шелковыми волосами и глазами, холодными как снег.
  Одевшись, я спустился в холл, в котором стояло белое рояль,  на котором играла мама. Она с улыбкой встретила меня и поприветствовала.
- Доброе утро сынок.
- Доброе, мама.
- Почем ты такой невеселый? Опять снились кошмары?
-  Да, опять.
- Ничего сынок, все образумится. Кстати, скоро должен вернутся отец, - с улыбкой произнесла она. – Я  с таким большим нетерпением его жду, мы все ждем.
- Да, я знаю.
- Завтра твой одиннадцатый День рождения.
- Очередной День рождения, - с иронией произнес я, - ты опять играешь? Не написала ничего нового? – спросил я ее обыденным тоном.
 - У меня есть мысли, но нужно поработать, чтобы ноты стали одной мелодией. Хочешь послушать, что уже получилось?
  Я посмотрел на слегка потертые клавиши пиано, листы белоснежной бумаги с неровными пометками на  нотной графе, которые лежат на полу вокруг старого инструмента.
  Подняв смятый листочек и, посмотрев на еще влажные чернила, я услышал, как звучат эти мелкие буквы музыкального алфавита. Они радостно рассказывают о своем счастье и нетерпении того, когда же приедет тот, кому они адресованы.
- От отца ничего нового не приходило? Во сколько он должен прибыть?
  Ярким огнем загорелись ее глаза. Это пламя любви давало им цвет, но в нем было видно тьму тоски. С одной стороны любуешься ими, а с другой – тебе их жаль.
- Он ничего не передавал, можно лишь догадываться, когда он придет.
- Что и следовало от него ожидать, - слегка тихо произнес я.
 Некоторое время мы стояли молча. Сев на деревянный стул вблизи рояля, я продолжил изучать написанное. Мне вдруг захотелось сыграть эту мелодию, но, как только мои тонкие пальцы коснулись клавиш - я почувствовал, что на них влага, это были слезы.
– Мама… Ты опять плакала?
- Прости, я знаю, что ты не любишь видеть слезы у других, - она сжала пальцами прядь своих длинных волос, - женщине становится легче, если она поплачет.
- Не неравенство тягостно, а зависимость. 
 Эти слова раздались луной по комнате и в ушах тех, кто в ней находился.
- Прости, что?
- Вольтер, - без лишних эмоций прозвучал мой ответ, когда я наполовину погрузился в музыку.
  В эту минуту с лестницы спустилась горничная, поправляя свой элегантный наряд из ярких цветовых гамм (весь дом и все его обитатели готовятся к приезду отца).
- Госпожа Анафероз, чем можно украсить зал на втором этаже?
  Потеряв нить былого разговора, моя мать перевела взгляд на горничную; недолго думая, она покинула меня и вместе с горничной ломала себе голову, чем украсить зал второго этажа. Минуту я был предоставлен самому себе, как тут вбежала Анна:
- Император, почему вы до сих пор тут?
- Меня здесь оставили одного. Я тебе нужен?
- Вы есть не будете?
- Нет, не буду, - холодно прозвучал мой ответ.
- Вы хотите, чтобы ваша матушка опять злилась?
- Не говори ей, меньше будет суетиться.
- Вы что, хотите, чтобы я соврала?   
   Я почувствовал на себе ее острый взгляд.   
- Лож – один из видов искусств, исходя из этого,  могу сказать, что все мы актеры одной большой драматической постановки. В ней много действий, но антрактов - ни одного.
- Кто его зрители?
- Неизвестно.
- А как же театр одного актера?
- Знаешь, ты, наверное, единственный человек, который может завести меня в тупик. Это даже немного странно, не находишь? 
  Ее звонкий голос вдруг превратился в громкий смех. Он эхом раздался по комнате и исчез так же быстро, как и явился:
- Вы меня боитесь? Я никогда не причиню вам вреда.
  Я медленно повернулся к ней лицом, выронив листки бумаги из своих тонких пальцев. Казалось, ее белоснежное платье стало блеклым, по сравнению с ее лицом, когда она встретила мой холодный и ненавистный взгляд.
-  Я вижу, ты тоже боишься меня. А на счет того, что ты сказала….  Время все решит.
- Вы бываете такой жестокий, но даже в такие моменты вы всегда правы. Можно узнать каким актером вы являетесь?
- Танцующий на лезвии.
  Ее бледный оттенок кожи сменился  алым цветом, а ее глаза потеряли недавний холод, став мягкими, даже наполнились жалостью и соболезнованием. Звонкая тишина натягивала воздух, как струну, еще немного и эта струна запоет, или же разорвется.
- Почему вы произнесли именно это? Ее изящные пальчики обхватили шею, видимо ей эти слова обожгли горло.
- Я сказал то, что мне первое пришло на ум. Все мы танцуем пляску смерти, неумело движемся в ее вальсе теней.
- Тени это люди?
- Тени – это безликие, находящиеся во тьме существа, да, это - люди.
- Почему вы относите всех людей к мелким безжалостным существам?  Вы живете совсем мало, а уже судите жизнь.
  «Как я и предполагал, струна порвалась. Зачем ты ее порвала?» - я не смог сказать ей это вслух.
- Все люди по своей природе грешны, но самое главное – они обманчивы. Они предают других, но не понимают, что разводят вокруг пальца самих себя. Говорят, при виде смерти у человека наступает момент, когда он осознает всю свою жизнь и адекватно оценивает свою поступки. Если ответить одной фразой – горбатого могила исправит.
- Всё равно мне вас сложно понять.
- Анна, я воспринимаю свою жизнь правильно и логично, потому что каждую ночь вижу смерть.
Она опустила глаза, и, видимо больше не смогла найти слов на мой ответ. Анна всегда дружелюбная, добрая, почти ничем неиспорченная девушка XIX столетия. На ее фоне меркнут женщины, разодетые как новогодние елки в свои золотые и бриллиантовые украшения, у которых есть всё, кроме сострадания. Она достойна быть в числе самых богатых, но, почему-то жизнь отдает предпочтение двуликим созданиям с раздвоенным языком.
- Меня все время отвлекают и не дают сыграть спокойно. Если твои намерения направлены на то, чтобы и дальше меня отвлекать, то, пожалуйста, удались.
 Ее алые губы слегка приоткрылись, но не издали ни единого звука. Она дышала ровно, чуть прерывисто, но продолжала молчать, как будто у нее закончился воздух, или просто забыла, что обладает даром речи. Наконец, она добыла для себя не только воздуха, но и храбрости:
- Простите, я не смею вам мешать, разрешите послушать?
  Я положил на колени жатый листочек, еще минуту рассматривал ноты на нем и плавно начал играть. Мелодия наполнила наши сознания, ее интонация была медленной, но не смотря на это, неторопливость звуков ничем не портила композицию. Яркие октавы изящно перетекали в более мягкие и грустные. Эта мелодия донеслась не только до наших ушей, постепенно комната наполнилась слушателями: в комнату пришла почти вся прислуга. Они забыли ненадолго о своих заботах, даже озадаченная матушка спустилась, чтобы пропустить через свою хрупкую женскую сущность такие же нежные ритмы старого рояля. Мелодия была такой завораживающей, что почти никто не заметил, как хозяйка дома встала рядом возле меня и положила руки на мои детские плечи. В музыке были только легкие октавы, что гармонично подходили одна под одну. Лишь наследник великого Бетховена мог приготовить такую экзотическую на вкус симфонию.
  - И последние ноты, - произнес я спокойно.
Мои слова повергли слушателей в глубокое напряжение, теперь они дышали как один. Мелодия умерла сразу, как только я убрал свои холодные бледные руки от такого же цвета клавиш. Все как один глубоко выдохнули, их глаза горели. Короткую паузу порвали вдохновленные аплодисменты и восхищенные голоса.
  - Ты играешь даже лучше, чем я, - радостно произнесла мать.
  - Но это твоя мелодия, я просто ее озвучил, в этом нет ничего необычного.
  - Я рад, что мой сын все такой же талантливый, как и всегда.
  - Спасибо, папа.
В комнате опять воцарилась тишина, никто сразу не понял, что случилось.
  - О, я не ошибся домом? Я ожидал более теплый прием.
Все присутствующие повернули свой взгляд к человеку, стоящему в дверном проеме. Его лицо не забылось никому за эти полгода. Оно осталось таким же жизнерадостным и добрым, правда морщинок стало немного больше. Время как всегда ко всем равнодушно. На нем тот же аккуратно выглаженный костюм молочно-кофейного цвета, черная изящная трость, созданная умелыми руками мастера. Рядом чемоданчик, с которым он всегда отправляется в путешествие, как всегда такой же новый на вид.
  - Как там Англия?
  - Хоть сын меня узнал, - радостно ответил путешественник. - Англия как всегда встретила меня дождем, ничего особенного. Как поживает госпожа Анафероз?
  - Дай ей прийти в себя.
Нежные руки матери отпустили мои плечи, она медленно подошла к отцу и крепко обняла его. Но ни одно слово не вырвалось с ее губ, лишь хрип. Она нависла на его шее и плакала, теперь это были слезы радости.
  - Я дождалась... Дорогой, с возвращением домой, - еле выдавила она из себя, и то жалостный хрип приглушил ее слова.
  - Ну не надо, не плачь, я вернулся... Хоть и через полгода, прости. Казалось, отец тоже вот вот заплачет, но он держался как мог.
Анна встала напротив моих родителей. Она слегка наклонилась, опустив голову, и произнесла:
  - Приветствую вас дома, господин.
Остальная прислуга взяла с нее приме. Все низко поклонились и как один произнесли:
 - Добро пожаловать домой, хозяин. Мы вас ждали.
 Отцу понравилось, что каждый в этом доме ждал его, улыбка озарила его  лицо.
 Я аккуратно положил листочек на рояль, спрыгнул со стула и встал впереди Анны. Рука моя легла напротив сердца, я наклонился ниже всех остальных и смотрел в ноги отца.
  - Mit ankunft, vater ( С возвращением, отец), - мой голос раздался эхом по комнате, проходя сквозь стены, наполняя дом.
 Неожиданно для меня Анна, а за ней остальная прислуга подняла свой взгляд и уставила его мне в спину. Я это чувствовал, но при этом с легкостью оставался невозмутимым. 
 - Мой сын решил обучаться иностранным языкам? С чего бы это? – заметил отец.
 Я слегка поднял голову и посмотрел ему в глаза. Улыбка вдруг исчезла с его лица, исчезло все, что могло говорить о каких либо «человеческих» чувствах. Уголок его верхней губы дрогнул, видимо ему очень трудно смотреть мне в глаза. Чтобы не терзать его, я направил свой взгляд в сторону и спокойно вымолвил:
- А чем еще можно занять себя бессонной ночью? Женщинами я пока ведь не интересуюсь.
- И сколько же ночей длится твое обучение? – поинтересовался отец, приобретая былой человеческий стержень.
- Довольно долго, не могу вспомнить точное число.
 Госпожа Анафероз, резко повернувшись, одарила Анну гневным взглядом. Белое одеяние служанки вновь померкло на фоне белоснежного лица, ведь именно она должна была присматривать за мной, и только Аннушка знала о моих ночных увлечениях. Анна довольно правдолюбивая женщина и не терпит лжи, но, почему то, лишь мне удалось усмирить позывы ее назойливой совести.
- Аннушка, объясни, пожалуйста, каким образом так получилось? – выпалила мать. Ее женственность вдруг померкла перед злостью. Эту ярость напрасно пытались выдать за материнский инстинкт, предавая едкую мягкость и остроту словам.
- Я бы хотел взять слово. И скажу лишь одно: «Все настоящее – мгновение вечности», - с восторгом прозвучал мой ответ.
- Иногда мне сложно понять тебя, сын. Что же этим ты хотел сказать?
 Мать крепче ухватилась за отца, будто бы перед ней стоял легендарный мечник и вот-вот нанесет удар. Вся ее агрессия вдруг куда-то испарилась, оставив за собой легкий испуг.
- Молодой господин любезно процитировал Марка Аврелия, римского императора династии Антонинов, который параллельно являлся философом и последователем Эпиктета. И он имел в виду, что не следует терять драгоценное время, ведь, как говорил Вольтер: «Конец жизни печален, середина никуда не годится, а начало смешно».
 Порог комнаты переступил человек, которого я раньше никогда не видел. К отцу часто приходили друзья, коллеги по работе, просиживали долгие вечера с сопровождением едкого дыма сигар и стойкого запаха виски. Всегда угрюмые и неуклюжие; иногда, кажется, что кто-то из них вот-вот впишется в дверной косяк, запутавшись в своих коротких толстых ногах. Даже женщины приходят. Зачем? Конечно же, за деньгами! Весь мир вертится вокруг этих бумажек. А что им еще остается делать? Когда идет невидимая борьба за выживание, и каждый хочет выхватить больший кусок, всем в итоге приходится обращаться к судебному приставу. Их восковые лица не так уж и трудно запомнить, увидев хоть одно лишь раз в жизни. Но с этим человеком мне встречаться пока не приходилось. Этот человек – девушка, на вид лет семнадцати.
- Я совсем забылся. Познакомьтесь, это Анастасия. Выезжая из Москвы, я встретил эту девушку, ей, почему то, очень нужно было попасть в наш всеми дорогой Санкт-Петербург, я решил подсобить. Анастасия, это моя семья – моя дорогая и любящая жена Ирен, и мой единственный сын Император, - второпях представил нас отец.
 Мать бегло осмотрела незнакомку, предавая своему взгляду некой резкости, возможно даже осторожности не выдать на показ это большое нежелание, что находилось у нее в груди.
 Закрытое, облегающее цвета сирени платье нашего времени стройнило эту молодую девушку, предавая ей женственности, при этом подчеркивая ее мягкий характер. Аккуратно собранные волосы светились ласковым каштановым цветом, что делало ее еще приятнее на вид. Все в ней идеально, только обувь уж сильно потерлась и видимо жутко натирает шелковую кожу ее прелестных ног. По обуви можно сказать, где человек был, сколько прошел и куда пойдет дальше. Эта девушка очень упорна в своих целях, но чересчур требовательна к судьбе. Карие глаза молодой незнакомки почему-то были направлены на меня, они изучали каждый уголок моего мёртвого лица, пытаясь найти какой-то ответ на один из вопросов вечности.
 Ее хрупкие пальчики сомкнуты на небольшом чемоданчике, цвет которого уже давно канул в пропасть времени, его ручки давно сбиты и держатся на добром слове, а кожа, что когда-то была поверхностным материалом, давно потрескалась и начала шелушится. Этот ящичек больше похож на семейную реликвию, что передается из поколения в поколение, а не на предмет социального достатка. За плечом она держала кожаный футляр для скрипки; скрипка – один из любимейших мной музыкальных инструментов, ее мелодия часто тревожит недра моей черной души.
 - А что же Анастасия делала в Подмосковье?
 Мои слова не сразу долетели к ней, лишь через небольшой промежуток времени, ее глаза отпустили мое лицо. Она вернулась в реальность:
- Что, простите?
 Я спокойно на это отреагировал, не смотря на то, что подобное поведение никак не допустимо в высшем свете. Это все равно, что зайти в клетку с разъяренным животным и дернуть его за хвост.
- Я спросил: «Что вы делали в Черной цитадели аристократизма?». Отец ведь любезно согласился вам помочь выбраться из тех краев.
 Рука девушки медленно легла на ремешок футляра. Она как будто боялась, что кто то из присутствующих  выхватит у нее это сокровище и убежит с ним за другой край света.
- Ваш папа подобрал меня в городе Клин - вдруг начала она оправдываться. – Мне просто приходилось там играть на скрипке.
 Я не смог сдержать улыбку, и это, каким то, образом очень удивило Анну; она даже не попыталась скрыть свой пылкий взгляд на Анастасию. И, конечно же, кроме меня этого никто не заметил, остальные пристально наблюдали за происходящим.
- Всё так просто?  Надеюсь, своей скрипкой вы донесли до тех мест хоть какой-то луч света, рассеивая безнадегу и скуку, нависшую над их бедными жителями.
 После этих слов воздух стал тяжелее, а тишина еще громче. Пора делать выпад.
- Анастасия, не хотите провести в нашем доме несколько дней?
 В углу нервно что-то дернулось, задев вазу и чуть не опрокинув ее. Все подняли глаза на мою мать. Белизну ее лица можно сравнить лишь с первым снегом декабря. Взгляд бедной женщины метался по комнате, часто останавливаясь на мне и Анастасии. Отец пережил это намного спокойнее, в его глазах я нашел лишь небольшое опасение, смешанное с недоверием. Видимо он был не рад, что привел в дом этого человека. Про Анну я ничего нового не скажу, она и так слишком предсказуема: опять кровь ушла от лица, но в отличии от других ее глаза до сих пор были уставлены на Анастасию. Госпожа Анафероз с трудом приняла этот удар и попыталась отразить грядущее поражение:
- Сынок, у Анастасии могут быть дела, ты не думал? – хрипло она произнесла.
 Всеобщий взор снова упал на меня, чувствовалось напряжение.
- Завтра мой одиннадцатый День рождения и, я уже вправе распоряжаться, кому вручить приглашение, а кого видеть не желаю. Анастасия, вы очень спешите?
- Сказать честно, я вернулась на два дня раньше и дома меня еще не ждут.
 Мое лицо расплылось в улыбке, невозможно этого скрыть. Я ликовал, опять я вышел победителем, не приложив особых усилий и без потерь со своей стороны.
- Разрешите мне провести вас в вашу комнату.
 Я уверенно подошел и вытянул руку, чтобы взять чемоданчик, но она сделала шаг назад, не позволив этого сделать. Еще одно препятствие. И с этим я могу легко справится.
- Анастасия, а вы знаете почему, придя в чей то дом, человек снимает головной убор?
- Да, знаю.
- А если пришедший носит перчатки, то он должен снять и их. Почему?
 Видно, что я ее озадачил. Нежные ручки крепче ухватились за чемоданчик, а губы произнесли ожидаемое: «Не знаю».
- Это означает, что человек пришел в дом с миром и не собирается навредить. Такой себе знак доверия. Вы понимаете, о чем речь?
 Моя рука вновь потянулась к древнему ящичку, давить не было смысла, надеяться можно было лишь на доверие. Минуту она смотрела на мою руку и обдумывала услышанные слова. Карие глаза стали еще теплее и спокойнее, больше она не находилась в напряжении. Пальчики разжали дряблые ручки чемодана и он уже почти был у меня, если бы не дура Анна. Она подбежала к нам и нагло выхватила его, холодным тоном предлагая свою помощь.
- Спасибо вам, - все, что могла сказать несчастная девушка.
- Анастасия, прошу вас следовать за мной, позвольте показать вашу комнату, – вежливо пригласил я ее, протянув девушке свою руку.
Сначала ее глаза пробежались по холодному лицу Анны, и лишь затем она обратила свое внимание на меня. Я громко выдохнул.
- Анна.
Ее передернуло.
- Что, Император?
- Отдай чемоданчик Екатерине Георгиевне, пусть она проведет Анастасию в комнату и соизволь подать чаю в летний сад. И еще. Я хочу, чтобы комната Анастасии была около моей.
Стоит остановиться. Нельзя больше говорить лишнего. В любом разговоре порой приходит время ставить точку.
- На этом пока всё.
 Да, всё. Моё поведение и так довольно потрясло всех присутствующих. Это бывает хоть и редко, но наповал. Старенькая горничная медленно подошла к Анастасии и ласковым голосом позвала за собой. Екатерина Георгиевна – единственный человек, которому можно довериться, после себя конечно. Я никогда не злился на нее. Этой женщине недавно исполнилось 67 лет, жизнь позади. В ней нет ни капли жадности, алчности или какого либо лицемерия, что может возникать в душе каждого человека. Как будто у нее и совсем нет души: в глазах потух былой огонь, движения потеряли легкость, а губы похолодели и стали совсем серые. И вот, наконец, они вышли из комнаты.
- Анна, для начала ты, – произнес я гневно.
Ее злость поникла перед моей.
- Если ты еще раз так поступишь и помешаешь мне, держись подальше, а еще лучше исчезни от греха подальше.
Я посмотрел на родителей. Теперь уж я не отведу своего взгляда, жалея их.
- Она останется до тех пор, пока я захочу.
Отец нахмурился. Он отпустил из объятий свою жену и сделал шаг ко мне. Несколько секунд он разжевывал ком в горле, и, наконец, сказал:
- Молодой человек, вы забываетесь. Этот дом принадлежит мне, и решать всё в этом доме буду я.
- Я не забываюсь. Это может и твой дом, но стоит припомнить несколько вещей. В этом поместье тебя не было целых полгода, а еще этот дом построен на трупах, его стены пропахли кровью и падалью. Разве не так, папа?
Он побледнел и больше не смел противится, как и мать. Хорошо.
- Анна, пусть Василий Иванович найдет самую прекрасную белую розу, лучшую в нашем саду.
- Но…
- Ничего не хочу слушать. После всего, что ты сделала, тебе бы следовало молчать. Надеюсь, хоть с этим справишься, и не забудь – я просил принести чаю в летний сад. Ступай.
Я решительно вышел из зала, от которого меня уже начало тошнить. Медленно взгляд упал на лестницу, ведущую на второй этаж, на котором в одной из комнат находится сейчас Анастасия. Всего пару десятков дубовых ступенек отделяло меня от уединения с этой девушкой, такого страшного и желанного. Страшного по той причине, что этот интерес возник впервые. Это не похоже на интерес к книге или трудам великого человека, отдавшего себя целиком и полностью заветной цели. Нет, совсем не то. От этой тайны становится не по себе: пролетает легкий холодок, проникает под одежду и окутывает всё тело, врезается в голову и перерезает все мысли. Это страшно. Страшно от незнания самой причины таких метаморфоз тела и души.
 Я ступил на первую ступень этой бесконечной лестницы. По телу прошла дрожь, оно перестало меня слушаться и все сильнее сопротивлялось моему желанию подняться выше. Каждый последующий шаг дается все труднее. В моей голове холодной змеей проскользнула мысль, что я двигаюсь в глубокую черную пропасть, из которой нет возможности убежать. На последних ступеньках этого испытания меня охватило безумие и невыносимый страх, каждая секунда казалась такой долгой и невыносимой, казалось я схожу с ума. Я ступил на паркет длинного черного коридора, лишь небольшой лучик света, родившийся в комнате Анастасии, освещал мой путь. Он говорит мне идти дальше, дает надежду и рассеивает всякие сомнения, все увереннее стают мои шаги. Кажется, что тени портретов насмехаются надо мной, чувствую переживания и слабость, что охватили меня в этот момент; они оскаливают на меня свои огромные клыки и пожирают взглядом своих кровавых глаз. Я подошел к двери моей возлюбленной и, как последний паршивец, смотрю в приоткрытую дверь ее комнаты, желая вновь увидеть ее прекрасный лик. Господи, как же я сейчас хочу провалиться под землю, я веду себя как какой-то вор, стою, трясусь от страха и боюсь, что кто-то заметит меня. Внезапно дверь открылась настежь, ослепив меня. На пороге стояла Екатерина Георгиевна, на ее лице как всегда нет ни одной эмоции, хотя она застала меня с поличным.
- Император, я выполнила ваше поручение. Сейчас Анастасия Сергеевна обустраивается в своей комнате, чем еще я могу быть полезной для вас?
 Ее голос сейчас был так далек, крик моей совести был так силен, что заглушал все слова. Как же я хочу сейчас провалиться сквозь землю. Из душевного вопля и резонанса хаотичных звуков я разобрал лишь два слова – Анастасия Сергеевна.
- Что ты сейчас сказала? – переспросил я.
- Уважаемый господин, я сказала, что наша гостья сейчас обустраивается на новом месте, - спокойно повторила старенькая горничная.
- Да я не о том, ты сказала Анастасия Сергеевна, откуда ты узнала ее отчество?
- Прошу прощения, если доставила вам недовольства, но я чту этикет и, не могу обращаться к гостям молодого Императора, не опираясь на их полное имя, по этому, я переспросила нашу желаемую гостью и она с радостью назвала мне свои имя и отчество.
- Спасибо, ты поступила правильно, как всегда. Сегодня можешь уйти домой пораньше, хоть сию секунду.
- Благодарю вас, за ваше великодушие, молодой господин – произнесла Екатерина Георгиевна и не спеша направилась в сторону лестницы.
Я заглянул в просторную светлую комнату Анастасии. Из открытого окна в комнату ненадолго залетал прохладный ветерок, принося с собой запах весенних цветов. Моя милая стояла возле открытого настежь окна и с детской радостью наблюдала за весенним садом, за тем, как прислуга накрывает стол для чаепития в плетеной  и просторной беседке. Она подняла свои карие глаза и долго смотрела в небо, ветер растрепывал ее длинные волосы, а от лучиков солнца они сверкали и божественно переливались на свету. Я так засмотрелся на эту нечеловеческую красоту, что даже не заметил, как подошла Анна:
 -  Император, м-мм-ы уже все… подготовили… как в-вы и просили, - заикаясь от страха, произнесла глупая молодая служанка.
 - Где роза?
 - Вот она, как вы и просили, господин. В трясущихся руках она держала небольшую белую розу, с закрытым бутоном.
Анастасия услышала наши голоса и медленно повернулась на наш шум. Молниеносно, не успев понять, что я делаю, выхватил у Анны белый цветок, толкнул от двери, пока Анастасия не успела заметить ее, и закрылся вместе с приезжей девушкой в комнате. Вот только сейчас я понял, где нахожусь и что только что сделал. Стою, опершись спиной о двери, в руках держу прекрасный цветок, провожу холодными руками по белым лепесткам; опустил в пол глаза и не смею сказать каких либо слов, боюсь, что они порвутся на моих губах, не дойдя до Анастасии. Чувствую на своем лице ее взгляд, лучи падают на мою кожу, но не они дарят мне тепло, эта девушка делится со мной самым светлым и добрым цветом, который когда-либо кто-то видел, цветом, исходящим из ее души. Ветер так прекрасно раздувает ее волосы, пробегает по комнате и доходит ко мне, пьяня одним лишь ее ароматом, заставляет мое сердце биться все сильнее и чаще. Я медленно поднял глаза на эту девушку, и опять удивился чертам ее лица. Я видел много лиц, каждое было по-своему красиво. Жаль, что все они, в этом грубом Санкт-Петербурге, зверски вытесаны из черного мрамора, кто-то забыл наделить их теплом и возможностью хоть немного пародировать самые простые теплые чувства, но лицо этой девушки совсем не такое: черты лица такие тонкие и нежные, самые добрые и яркие, незабываемые даже через множество веков. Анастасия все так же смотрит на мое лицо, с тем же желанием рассмотреть то, что, наконец-то, может успокоить ее душу. Я стою в этой комнате уже который век, время так замедлилось, но я боюсь ему противостоять, но, к счастью, от этого забвения меня спасла Анастасия:
 - Спасибо вам, что приютили меня, - произнесла девушка.
От ее голоса меня передернуло и бросило в приятную дрожь, но я еще крепко закован стальными цепями своего страха.
 - Ваша благодарность уже подарок, я не мог не оставить вас, вы ведь только что вернулись из такого далекого путешествия. Простите мне мою дерзость, я бы хотел вас спросить, можно? – мой голос сильно дрожит, я с трудом схватил воздуха, чтобы произнести это.
 - Да, можно.
 - Почему ты так пристально смотришь на мое лицо?
На лице Анастасии появились румяна, девушка опустила глаза в пол, в руках сжала локон волос и начала проводить по нему элегантными пальчиками. «Какая же она милая», - подумалось мне.
 - Молодой господин, почему вас все называют Император? Даже ваши родители.
Я глубоко вздохнул, на момент уже и забыл, какой сегодня день. Как я мог забыть о таком, сейчас я сам себе противен. Я сел на кровать и недолго задумался, как начать свой рассказ. Анастасия с интересом смотрела и ждала от меня ответа. Я с грустью и серьезностью посмотрел в окно.
 - Знаете Анастасия, она очень любила наблюдать за видом из окна. Она была очень любознательна. Помню, приносила мне какого-то жучка, какой-то листик и так оживленно рассказывала, где нашла его.
Увидев мое огорченное лицо, девушка уже пожалела о том, что спросила меня об этом. Она набралась серьезности и внимательно меня слушала.
 - Императором меня нарекла девушка, с которой меня многое связывает. Моя сестра на 2 года была младше меня, она родилась 8 июня 1816 года. Сегодня день, когда она умерла. Когда мне было 7 лет, мы с моей семьей жили совсем в другом месте, а эта усадьба, когда то была забытым кладбищем. Мою сестру убили, я не считаю тот случай самоубийством.
Я посмотрел на Анастасию, она совсем поникла из-за моего рассказа, но все так же внимательно слушала.
 - Простите, Анастасия, что начал с такого грустного рассказа, но из истории фактов не выкинешь. Как я уже и говорил, мы с сестренкой жили в другом месте. Мы каждый день гуляли, дурачились, она улыбалась, я был ей за родителей. Ясным светлым днем мы все так же гуляли, я сделал большой красивый замок из песка, сестра была такая счастливая, она сказала, что я очень талантливый, что я молодец. Тогда она дала мне имя, которое преследует меня до сих пор. Она назвала меня Императором этого дворца, а я назвал ее маленькая принцесса. Но моя сестра умерла, ее похоронили в том Богом забытом месте.
Я сжал свои руки в кулаках. Моих детских сил ели-ели хватало, чтобы не заплакать. Страх, сковывающий меня раньше - исчез, на его место вернулись старые воспоминания и удары ржавого ножа, который разрывал почти забытые шрамы и заставлял их заново кровоточить. Собравшись с силами, я продолжил свой рассказ:
- Когда достроилось это поместье, я был первым, кто осмотрел его. Я встал перед всеми и сказал так громко, что каждый глухой в этом проклятом городе мог меня услышать «Я теперь Император этого поместья». Всем это показалось детской выдумкой, но с того времени все меня так и называют. Я сам себе поставил клеймо. Лучше быть зверем, которого все боятся, но тем, кем ты себя сам провозгласишь. Я в этом доме единственный и полноправный хозяин, все его секреты мои. Меня боятся, потому что я не такой как все. В странах Азии Император – человек божественного происхождения, идеальный во всем, это имя прекрасно мне подходит.
 Задумавшись о прошлом, я так сильно сжал розу, что ее острый шип пробил мне руку. Алая кровь не спеша падает на дубовый пол, я засмотрелся, как она стала уходить под доски, в основу дома, стены которого и так пропитаны запахом леденящей и неизбежной для каждого Смерти. Анастасия вдруг подбежала ко мне и взяла своими теплыми руками мои детские ладони. Мое сердце остановилось в этот момент. На мою рану падает что-то горячее и мокрое. Она плакала.
 - Простите меня дуру, я не хотела, я не знала… - начала она извиняться, сквозь слезы, - если бы я только знала, я бы не стала спрашивать вас об этом, из-за меня вы поранились.
«Как же ты меня удивляешь, такая светлая и чистая внутри», - подобные мысли заполонили мою голову. Здоровой рукой я взял ее лицо и поднял на уровень своих глаз, мы встретились взглядами, ласково вытирая ее глаза, я произнес:
 - Анастасия, ну зачем же вам плакать, вы такая красивая девушка. Кстати, этот цветок для вас, - я взял ее руку, она такая теплая и приятная на ощупь, пальчики сами разжались и я поместил в них белую розу.
 Девушка улыбнулась и приняла мой подарок, разве что-то большее нужно влюбленному человеку? Я встал с кровати и подошел к окну, Анна стояла и командовала другими слугами, что накрывали стол в весенней беседке, все приготовления были завершены. За моей спиной Анастасия до сих пор стояла на коленях перед кроватью и сжимала в руках розу, пролитую моей кровью. Я медленно повернулся к ней, уже не было ни страха, ни тяжести на душе, были лишь спокойствие и легкость, и я произнес:
 - Анастасия, на языке цветов розы многое означают, но самое древнее значение подаренной розы, какой бы она не была – «одинокая душа». Я был одинок, до вашего прихода, спасибо, что вы приукрашиваете мои серые дни, - сказал я с улыбкой.
Анастасия перестала плакать, но ее глаза покраснели из за боли, что она испытала по моей вине. Она смотрела на лепестки розы и счастливо улыбалась.
 - Я, пожалуй, пойду, принесу вазу для этого цветка, каждый и так чем-то занят, кроме меня, - я низко поклонился и вышел из комнаты.
«Рука еще так болит, наверное, не стоило ей рассказывать о сестре», - промелькнуло у меня в голове, пока я спускался по лестнице. Спустившись в холл своего большого поместья, я встретил Екатерину Георгиевну, одетую в большой серый котелок, который явно был не под ее голову и угрюмых тонов старое платье, видимо еще времен ее матушки, я остановился и окликнул ее:
 - Екатерина Георгиевна, у меня будет к вам одна просьба.
Она остановилась еще до того, как я полностью произнес ее имя. Шурша старыми тряпками, преобразованными в ее платье, и с треском своих старых суставов она медленно повернулась ко мне. Тусклый взгляд, в котором, наверное, кроме размытых теней и темноты уже давно ничего не разобрать, упал на мою поврежденную руку. Ничего не сказав, не проявив на своем лице ни удивления, никакой жалости, сочувствия или переживания, старушка подошла ко мне и взяла своими изогнутыми пальцами-крючками мою руку и стала ее осматривать. С первого раза у нее это не получилось, с легкостью молодой девушки, что не могло меня не удивить, она достала из вшитого кармана своего платья наполовину сломанные очки, в оправе которых не хватало одного стеклышка. Одела их, натянув чуть ли не на лоб, и продолжила осмотр.
 - Господин, моей совести не хватит уйти домой, оставив вас в таком положении, я обработаю вашу рану, - промямлила горничная, даже не поинтересовавшись происхождением этой раны.
 - Подожди, я хотел сказать, чтобы завтра ты следила за Анной, сегодня она меня взбесила не так, как обычно. Я боюсь, чтобы отец не приказал ей присматривать за нашей гостьей, не хочу, чтобы она опять нашкодила или сказала одну из своих дурных мыслей, ее пустая голова только для этого и годна.
- Хорошо, я за ней понаблюдаю.
Горничная положила руку на мою спину, и, слегка толкнув вперед, сказала, чтобы я проследовал с ней. Мы направились в комнату, которую отец выделил для Екатерины Георгиевны. С ней прошли зал, в котором недавно собрались все и поприветствовали отца с прибытием, теперь он был совсем пуст. Выйдя из зала, перед нами постелился длинный коридор, по левой стороне которого в стенах были тщательно вырезаны огромные оконные проемы; рамы окон умело отделаны резьбленной каймой, в которые вставлены такие же не маленькие стекла, очень чистые, без единого пятна. Окна этого коридора выходят на боковой двор усадьбы, каменная тропинка стелиться от парадного входа в задний двор, разветвляется, уходя одной веткой к беседке, другой огибает весь сад. Последнее ветвление потеряло свое истинное начало, я нашел ее почти полностью разрушенное начало в глубоких дебрях сада, где из-за травы и кустов розы тропинку трудно найти. Она ведет к одной из каменных стен, что ограждают весь земельный участок, стена очень старая и уже давным-давно покрылась мхом. Под этой зеленой защитой можно рассмотреть очертания старинной двери, которая уже изрядно прогнила, но все так же не поддается каким либо усилиям ее открыть: железные петли полностью проржавели, а тяжелый амбарный замок забирает последние надежды отпереть эту дверь. Когда мы въехали в это поместье я обыскал все, знаю каждый его угол и очертание, но никакого ключа я не нашел. Самое странное, что на обратной стороне этой стены, в месте, где должна быть дверь, кроме кирпичной кладки ничего нет, а из за столетних кустов терновника и его острых, как лезвие, шипов нельзя пробраться и рассмотреть все ближе. За кирпичными стенами расположился лес с множеством вековых сосен и прогнивших листовых деревьев. Кажется, что он пойти умер, но даже в таком месте каждую весну зарождается тусклый свет жизни. В густых дебрях, в самом его сердце находится большое озеро. Оно очень чистое, прозрачное, чище самой невинной души. Я называю его Душой умирающего. Душа человека умирает быстрее, чем его плоть. Так и это место - тело еще продолжает жить, но душа уже мертва. В Душе умирающего, в его прозрачных водах, я никогда не видел рыбы, а ни одно животное не осмеливается напиться этой водой, даже рядом не пробегают. Даже назойливые комары не откладывают в этой стоячей воде свое потомство.
 По правой стороне этого длинного коридора находятся лишь две дубовые двери, на самом начале и его конце. Эти двери открываются в огромный зал, в котором проводилось и праздновалось множество событий и праздников. В центре всегда накрываются столы, занимающие довольно большое пространство. Этот огромный зал даже в будний день может удивить приезжего: всегда чист, вазы с цветами никогда не убирались, каждое утро прислуга меняет вчерашние растения на самые свежие и красивые цветы. Но, не этим удивляет это помещения, его окна самые высокие и просторные, выходят в самое сердце летнего сада – на беседку. Всего четыре окна украшают зал. Между вторым и третьим окном вырезана дверь средних размеров. Скудно, если сравнивать с окнами. Но эта дверь – главный вход в сад и открывается лишь во время пышных балов, ключ от нее создан в единственном экземпляре, из чистого золота и все время находится в кабинете отца, в сусальной коробочке. Петли двери вылиты из золота, сверху дверь закруглена, вся она вставлена в небольшую золотую арку. В обычные дни дверь отец запрещает близко к ней подходить, нельзя даже смотреть на нее, поэтому почти всегда она скрыта под бардовой гардиной.
 Екатерина Георгиевна положила руку на мое плечо, и мы пошли с ней дальше, выходя из коридора. За коридором стоит небольшая площадка и лестницами, если подняться наверх – попадешь на второй этаж, там располагаются комнаты для гостей и обитателей усадьбы, на этом же этаже находится кабинет отца; никогда не понимал, зачем ему вообще нужен кабинет, он большую часть времени проводит в судах и разъездах. Если подняться еще выше, то можно зайти на крышу, вот только она заперта все время. Кроме отца никто не знает, что там. Если обойти лестницу и встать за ней, то можно увидеть дверь, это – запасной выход в сад, когда главный путь закрыт. От площадки повернув направо и пройдя небольшой коридорчик можно выйти на кухню, которая никогда не пустует: все готовы к тому, что в самый неожиданный момент мне чего-то захочется. Особенно здесь жарко, когда дома праздник, тогда слугам нет времени даже пот стереть рукавом. Со старенькой горничной мы спустились в подвал, под основание усадьбы. Не так особо и много там можно увидеть, большинство коридоров отец замуровал еще до того, как мы переехали. От противного запаха сырости, которая, наверное, никогда не покинет этот дом, даже глаза слезились, но, видимо, натуру Екатерины Георгиевны ничем нельзя пронять, она отпустила мою руку и молча пошла вперед, я лишь последовал за ней. Старая горничная подошла к дверям, гнилостный цвет которых я бы с трудом отличил от влажной глины, которой и так достаточно в этом подвале.  Из нагрудного кармана она достала связку ключей, так как ей доверял даже отец, ключи от всех комнат были у нее, конечно же, кроме золотого ключа, который, в единственном экземпляре, хранился у отца.
 - Ага, вот ты нам и нужен, - произнесла горничная, выбрав нужный ключ.
Маленький кусочек ржавчины было достаточно трудно назвать ключом, его зубчики почти стерлись, невозможно представить, что им можно что-то открыть, но он легко вошел в скрипучую замочную скважину. Приложив большие усилия, Екатерина Георгиевна с трудом и невыносимым скрежетом метала, что раздался по подвалу, открыла замок, и он мертвым грузом упал на пол. Медленно наклонив голову на пол, старушка начала что то бормотать себе под нос. В ее шепоте и услышал:
 - Да будь ты неладен, опять нагибаться…
Она начала сгибаться, придерживая рукой спину, как будто та вот-вот сломается; я подбежал, поднял с сырой земли ржавый замок и отдал ей.
 - Благодарю господин, спина, сами понимаете, - начала бормотать горничная.
 - Да ничего, мне не трудно.
Екатерина Георгиевна не обратила внимания на мои слова, отвернулась и начала осматривать дверь. В сумраке подвала она положила руки на дверь и начала водить скрюченными от старости пальцами по гнилой двери, выискивая что-то на ней. Руки старушки остановились и сжали что-то в себе, это был  кусок старого метала, который служил ручкой от двери, потянув за «ручку» у нее не получилось открыть ее. Из-за постоянной влаги в воздухе дверь разбухла, сразу было понятно, что так просто она не откроется нам. Георгиевна навалилась на дверь всем телом, но опять неудача, я удивляюсь, как она раньше открывала эту неприступную дверь. Вместе взявшись за «ручку», дверь поддалась и с шумом открылась.
 - Так, а теперь подождите меня. - , сказала горничная и вошла в темноту.
Как же я ненавижу ждать, минуты ожидания превращаются для меня в долгие часы, которые так и стремятся свести с ума, проверяют твой физический и духовный стержень. Что-то упало, что-то сдвинулось с места, поднимая грохот, доносящийся из комнатки.
 - Ох, старость не радость, ничего не вижу, - донеслось вместе с шумом и грохотом. О чем же еще говорить женщине такого возраста, как не со своей старостью? Единственной подругой, которая встретила тебя и не отпустит до самого конца.
 Спустя пять минут Екатерина Георгиевна вышла ко мне, поставила на пол стремянку, вынесла бутыль керосина, придерживая его двумя руками, вернулась, пошарпалась по тумбочкам и протянула мне керосиновую лампу.
 - Вот, подержите, пожалуйста, пока я заполню ее, - попросила горничная.
Я поставил на стемяночку лампу и придерживал ее, пока Георгиевна не заполнила ее керосином, закупорила бутыль корком и не спрятала под стол. Она зажгла лампу и пригласила меня зайти в комнату. Тусклый свет наполнил комнату, недолго осматриваясь я не сдержался и выпалил:
 - От отца лучшего и не следовало ожидать. 
Комната настолько маленькая, грязная, заложенная ненужными вещами, такими, как
сломанная мебель, инструменты для сада, выцветшие картины, непригодные пыльные лампы и другое барахло. Как тут вообще можно жить? Но, есть намеки на то, что она кому-то принадлежит: небольшой стол, одной ножкой которого служит стопка книг, на столике две рамочки с портретами - на первом изображена Екатерина Георгиевна в возрасте, ну я бы сказал лет 25. Непривычно видеть ее такой молодой и красивой, она могла бы дать фору любой избалованной кокетке «благородных» кровей. Во второй рамочке проиллюстрирована женщина с ребенком, это мама Екатерины Георгиевной. Возле рамочек иконка Богоматери, за ней на стене чистая одежда горничной, странно, что Георгиевна ходит в старом потертом и жатом костюме, когда есть совсем новый и чистый, может, ждет какой-то особенный день?
 - Присаживайтесь, - сказала горничная, поставив стул. Сама села на стремянку, поставила около себя ведро с водой и достала чистую белую ткань, от которой оторвала кусочек и намочила.
 - Да не стоит, это царапина.
 - Согласна, царапина, из-за которой вы немного залили кровью пол.
 - Подумаешь. Знаешь, когда ты пытаешься съязвить - это меня никак не задевает, можешь не пробовать.
 - Хорошо, как скажете, дайте руку посмотрю.
Я закатал рукав и протянул ладонь. Сморщенными пальцами она схватила мою руку, крутила и вертела, пытаясь что-то разглядеть.
 - Да ну что ж ты поделаешь, а? – начала возмущаться Екатерина Георгиевна. Быстрым движением она достала из кармана свои очки и натянула чуть ли не на лоб. Прикрутила керосиновую лампу, нуждаясь в большем количестве света, и продолжила осмотр.
 Промыв несколько раз рану и, бросив алую тряпку в ведро, она достала бинт, начала переставлять какие то баночки и колбочки на пыльной полке, пока не нашла перекись.
 - Дайте обработать рану.
Она намочила перекисью ткань и приложила к порезу на ладони.
 - Не больно?
Я спокойно на нее посмотрел и сказал:
 - Боль ничем не отличается от других чувств, она может свести с ума и сломать человека, так же из-за нее можно озвереть и стать сильнее, но как любое чувство можно скрыть или укротить в себе.
 - Это чувство может быть таким сильным, что человеку никак не справится, и он ломается за секунды, - возразила Екатерина Георгиевна. 
 - У каждого разный стержень. 
Горничная намазала мою ладонь, какой-то мазью, и наложила бинтовую повязку. Я Быстро подскочил и направился к лестнице, но меня остановили слова:
 - Молодой господин, я понимаю дело оно молодое, вы спешите к даме, но, пожалуйста, не снимайте повязку. Наше время оно жестокое, столбняк, гангрена, сами знаете. А я пока уберусь и уйду домой, раз вы разрешили.
- Ты за меня беспокоишься? Мне не нужна ни чья-то жалость, ни поддержка, не такие лживые, как у вас всех. Ты всего лишь горничная, потому так говоришь. Делаю, что хочу.            
- Ну как скажете, - пробормотала без эмоций Георгиевна.
Я пробежал по лестнице и ступил на площадку, как вдруг меня чуть не сбила Аннушка.
 - Смотри куда идешь, ослепла или что? – крикнул я на нее.
Она низко поклонилась и начала извинятся:
 - Простите, пожалуйста, я просто торопилась, вас искала.
 - Ну, вот я, что хотела?
 - Вы просили, чтобы все приготовили и накрыли в летней беседке, уже приготовлено все, – второпях промямлила девушка.
 - Хорошо, я сам схожу к Анастасии и приведу ее.
Анна встала и куда-то убежала, наверное, к матери украшать зал на втором этаже. Рад, что избавился от нее, только и делает, что бесит. Я поднялся по лестнице на второй этаж, по коридору прошел три двери и остановился около следующей. Темная, сделанная их ореха, с черной ручкой. Это кабинет отца. Я не стал стучать, сразу отворил дверь и зашел. Отец стоял спиной ко мне, попивал пятилетний шнапс и потягивал сигару, рассматривал какие-то бумаги.
 - Вижу, что расстояние прям так сильно побило вас обоих, думал, вы проведете целый день вместе, – с насмешкой сказал я.
Он не ожидал, что к нему в кабинет кто-то посмеет так ворваться. Отец начал быстро засовывать бумаги в сейф, повернулся и с едкой раздражающей улыбкой произнес:
 - А, сынок, это ты? Мама там просто занимается залом, сам знаешь, я не люблю влезать в эти женские мелочишки, пусть сами справляются. А ты, кстати, чего зашел то?
 - Ключ дай мне.
Глаза отца сузились, он крепче сжал стакан со шнапсом, который тут же одним махом осушил.
 - Какой ключ?
 - От центрального входа в сад. Он мне нужен, хочу провести Анастасию в беседку через него, – спокойно я ответил, не смотря на то, каким грозным и сердитым становился отец, вслушиваясь в каждое слово.
 - Мне не показалось или ты забыл, где твое место и что торжественный день только завтра, тем более что отмечать мы будем в зале на втором этаже, – по голосу отца казалось, что он сейчас с ума сойдет от злости. Как же она его распирает.
 - А да, спасибо, что напомнил, не будет никакого торжества в том помещении. Я хочу, чтобы ты устроил бал в честь приезда Анастасии Сергеевны и моего Дня рождения, он будет проходить на первом этаже. Так что, они могут бросить украшать тот зал и начать все сначала.
 В бешенстве отец бросил стакан в стену, превратив его в пыль. Он подошел ко мне, мы теперь стояли в сантиметрах десяти друг от друга. Я чувствовал запах перегара от всего его сущности, одежда особенно пропиталась, говоря об истории его множественных пьяных посиделок.
 - Господи, не дыши на меня, как же от тебя воняет.
 Он положил руку на мое детское плечо и сжал его, видимо думает, что сможет меня так напугать. Но меня это лишь рассмешило.
 - Ха-ха. Думаешь, мне больно? Не туда ты нацелился, вся моя боль здесь, - ударил я себя кулаком по груди.
Он ослабил хватку. Пропитые алкоголем глаза стали красные из-за нескольких лопнувших сосудов. Отец отступил два шага назад и сказал:
 - Как ты смеешь мне указывать, это мой дом, здесь управляю я, если захочу, то вы все тут по струнке будете у меня ходить. Вот где вы все у меня будете, - выставил он свой кулак на показ.
 Я посмотрел в его глаза, как же он мне противен сейчас.
 - И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими, – провозгласил я ему.
 Его глаза широко раскрылись, до него мои слова доходили медленно, но он их понял прекрасно. Он отвернулся от меня, это все что он мог поделать. Может ему кажется, что так будет защищен? «Ну уж нет, не так то просто ты отвертишься», - подумал я и продолжил нападать.
 - Это ты позабылся, папочка. Мое молчание хранит тут баланс всего, стоит мне кому-то слово сказать, и ты лишишься и своих капиталов, и дома, и семьи. Ты думал, что сумеешь сохранить это в тайне? Ты в моем плену, я все знаю, и что усадьба построена на кладбище, и что из-за тебя умерла Прасковья, и…
 Он сделал резкий поворот, из-за которого чуть не упал, и закричал:
 - Она покончила с собой, выпрыгнула с окна, не приписывай меня к этому, - в бешенстве прокричал он.
 - Скажи эти слова тому, кто приходит ко мне каждую ночь.
 Отец громко вздохнул, подошел к столу и упал в рядом стоящее дубовое кресло. Он долго смотрел в пол, почесал затылок, закрыл лицо руками и сидел так несколько минут. Оклемавшись, он откинулся в кресле, протянул руку к тумбочке стола, открыл верхний ящичек и достал из него небольшую сусальную коробочку, которую бросил на стол.
 - Долго же ты раздумывал, - не сдержался я.
 Уверенно в себе я подошел к столу, взял в руки коробочку, открыл сбоку защелку и достал содержимое. Отец наблюдал этим со злостью и разочарованием. Еще одна моя победа, еще один пал перед моей настойчивостью. Не просто пал, а получил полное фиаско, разбит в пух и прах.
 - Про бал не забудь, а то напьешься и спать уляжешься.
 - Не переживай, не забуду, - произнес без эмоций отец.
 - Друзей своих не забудь позвать, некоторым интересно будет на них посмотреть.
 На это он ничего не ответил, лишь отвернулся от меня, давая понять, что дальше не хочет вести со мной разговор. Я вышел из комнаты, довольный своей победой, и пошел в комнату Анастасии. Нетерпение показать ей эту красоту преобладает во мне, как же хочется еще раз увидеть улыбку на ее лице, стать причиной этого явления.
 Я прошел свою комнату, и вот стою возле комнаты Анастасии, дверь была приоткрыта. Из нее доносилась мелодия скрипки. Мелодия такая тонкая, проникающая сквозь всего тебя, попадет в самую душу. Я встал на пороге и наблюдал за девушкой, она не заметила моего присутствия. Она ласково держала скрипочку и нежно водила смычком по струнам, смотря на белую розу. Анастасия сменила свое сиреневое платье на белоснежно-белое, видимо ей принесла его Екатерина Георгиевна. Она похожа на ангела в таком белом одеянии. У нее нет ни нот, ни какой-то другой подсказки, кажется, она импровизирует. Но, как же легко и непринужденно она водит своей рукой, как плавно одни ноты переходят в другие, она кружится под звуки музыки. Она закрыла глаза. Из открытого окна в комнату доносится ветер, ласкает ее волосы. От этого она еще прекраснее. И тут она открыла глаза и увидела меня. От неожиданности ее рука соскользнула, и она перестала играть.
 - Я решила попрактиковаться, пока вы оставили меня, - произнесла девушка, прятав глаза в пол, ее лицо охватил румянец.
 До меня ее слова не сразу дошли, я еще был одурманен волшебством ее музыки.
 - Ну да… А? Что вы сказали?
 - Вам не понравилось? – с робостью спросила девушка. Ее руки сжимали смычек, кажется, она переживает.
 Эти слова как большой молот ударили меня по голове, и я очнулся и понял суть вопроса.
 - Нет, что вы, мне очень понравилось, такая красивая мелодия. Ваша музыка божественная.
 Ее глаза широко открылись, она положила скрипку на кровать и подбежала ко мне. Я не понял в чем причина паники, я сказал что-то не так? Анастасия выхватила мою правую руку, и чуть ли не сквозь слезы спросила:
 - Что с вашей рукой, почему она перебинтована? Неужели тот порез был такой глубокий, что вам пришлось руку перебинтовать, мне явно нельзя было задавать вам тот вопрос, из-за меня вам больно сейчас.
 - Я не чувствую боль в руке. Порезался, так порезался, что случилось, то случилось ну что ж поделать, не винить же себя все время из-за одной мелочи. Может это прозвучит глупо, но я рад, что вы плачете. Я рад за столь долгое время видеть столь настоящие и чистые чувства, не прикрытые никакой целью слезы, такие искренние.
 Перебинтованной рукой я коснулся ее лица, я даже не задумался, что делаю и, что сейчас происходит. Каждый раз обдумывать свой поступок так докучает, сейчас хочется забыть все и пустить на самотек… Она перестала плакать, лишь смотрела в мои глаза, кажется, она тоже устала, мы оба так устали. Анастасия тихо положила голову мне на грудь, и не говорила ничего. Я забыл все. Нет ни стен, ни комнат, ни мира, ни света, ни времени, нет даже пустоты. Есть лишь Анастасия, в которой вместилось все, из-за чего каждый человек в мире был счастлив, и я счастливее их всех. Я гладил ее волосы, а она вслушивалась, как бьется мое сердце.
 - И-импе… ратор, - произнес кто то.
 Нас обоих передернуло, мы не ожидали, что за нами кто-то наблюдает. Анастасия быстро поднялась и отошла от меня на три шага, я поднял голову, в дверном проеме нарисовалась горничная по имени Юлия. Пятнадцатилетняя девочка с длинными вьющимися светлыми локонами и заплетенными красными лентами в волосах. Мы ее недели две как наняли на работу. Сейчас она стояла в ужасе, смотря на нас.
 - Сколько раз тебе говорить? Стучись, прежде чем зайти, тем более в комнату гостя, разве тебе так сложно запомнить одно слово «стучись»? 
 Анастасия опустила глаза в пол, ее лицо все покрылось румянцем, Юлия пожирала глазами, переводя взгляд то с нее, то на меня.
 - Ну? Что хотела? – переспросил я.
 - А, да мне сказали позвать вас в беседку, – произнесла Юлия, косо поглядывая на Анастасию.
 - Знаешь, в моем возрасте никак не может иметь место нарушение памяти или недомогания со слухом, так что по несколько раз мне одно и то же повторять не стоит. Уходи. И дверь закрой за собой с той стороны.
 Горничная поклонилась, повернулась, еще раз косо посмотрела на Анастасию, и вышла из комнаты. Мы опять остались одни. Я подошел к Анастасии и попытался обнять ее, но она уже не позволяла. Стало так печально на душе.
 - А я не жалею о том, что произошло, ни капельки, - произнес я улыбаясь.
Анастасия посмотрела на меня и тоже улыбнулась, но все равно ее тревожило это разоблачение, кажется, она переживает из-за того, что мы сделали.
 - Вам не надоело наблюдать за садом из окна? Давайте спустимся и пройдемся по нему?
Она кивнула головой. Мы вышли из комнаты и направились к центральному входу в сад. Шли молча. Казалось, тишина все нарастала и нарастала, но никто из нас не осмеливается что-то произнести. Мы шли по темному коридору, как вдруг с соседнего крыла кто-то быстрым шагом двигался в нашу сторону. Два женских силуэта.
 - Анастасия, можете постоять немножко подождать меня тут, – попросил я.
Девушка остановилась, я пошел навстречу двум фигурам. Это была мать и горничная. Они подбежали и сравнялись со мной, из-за своих пышных неповоротливых нарядов у них сильная отдышка.
 - Сынок, ты чего вздумал? – начала мать грубым тоном.
 - Да господин, как это понимать? Мы стараемся, чтобы нарядить зал, а вы говорите отцу все отменить, - возмутилась служанка по имени Ольга, - Давайте вы посмотрите, как мы украсили зал? Вы все же передумаете. 
 Я посмотрел на Анастасию, она была подавлена.
 - Ну пойдем, - спокойно ответил я.
 Ольга – девушка двадцати лет, из всех служанок иногда может позволить себе повысить голос и подискутировать на счет правильности того, или иного выбора, она высокая, худощавая, с длинными темными волосами. Ее отец знакомый моего отца, он отдал Ольгу на перевоспитание, потому что она слишком многое себе позволяла, не ценила свой статус, вот ее и сделали служанкой, чтобы уважала свой высокий чин в обществе. На перевоспитании она уже месяц в нашем доме. Ольга поторопилась в зал, чуть ли не побежала, мать вслед за ней. Я повернулся к Анастасии:
 - Простите, пожалуйста, я быстро.
 - Хорошо, - ответила девушка.
 Я поторопился за ними. Они провели меня в зал. Он довольно просторный: три окна, украшенные багровыми гардинам с цветочным рисунком из золотой нити, в центре зала расположился длинный стол с белоснежной скатертью, на котором керамическая посуда и хрустальные бокалы, везде белые розы и золотые ленты. Возле одной из стен стоит белый рояль. Я прикрыл дверь, кроме нас троих в зале больше никого нет.
 - Убожество, - произнес я.
Мать выпучила на меня свои глаза, ее рот открылся и она захотела возразить, но я ее опередил:
 - Что смотрите на меня? Я сказал то, что думаю. Или вы хотите сказать, что у меня не может быть своего мнения?
 Ольга сделала серьезный вид, приняла грозную позу, мать стояла в шоке. Служанка подошла к ней, положила руку ей не плечо, косо посмотрела на меня и ее губы приоткрылись:
 - Да вы хоть знаете, сколько мы… - начала говорить Ольга, но я ее перебил.
 - Потратили сил и фантазии? Меня это не интересует, так же как и слова девушки для развлечения мужчин, которая сейчас стоит передо мной по милости Божьей в роли служанки, так что закрой рот. Служанка зарабатывает за то, что выполняет порученное ей дело, а такие, как ты долго не задерживаются. Если не можешь понять таких простых вещей, то хоть сегодня отправляйся домой к папочке.
 Я сумел заткнуть ее, она фыркнула и отошла от матери. Госпожа Анафероза посмотрела на меня с отвращением, от напряжения и злости она сжала свои кулаки.
 - Сынок, зачем ты так поступаешь со мной? Я всегда старалась угодить тебе, я столько сил вложила, чтобы подготовится к приезду отца и к твоему Дню рождения, ты хоть немножечко это ценишь? – обратилась мать ко мне.
 Я посмотрел еще раз на Ольгу, она подошла к столу и начала разлаживать у тарелок серебряные приборы.
 - Выйди отсюда.
 Ольга с удивлением повернулась, бросила взгляд на меня, затем на мать.
 - Госпожа, мне оставить вас? – спросила служанка.
 - Да, можешь оставить нас.
 Мы стояли неподвижно и молча, пока Ольга дефилировала к двери, вышла и закрыла ее за собой с той стороны, я лишь проводил ее взглядом.
 - Говоришь, отца ждала? Кого ты этим хочешь насмешить, не меня ли?
 Она отвела от меня взгляд. Ее глаза быстро перемещались, ее дыхание участилось, на лбу выступили капельки пота, которые она моментально вытерла рукавом.
 - Да ждала, ты и все остальные прекрасно об этом знают, -  произнесла мать с волнением.
 - 20 апреля 1825 года. Тебе что-то говорит эта дата? Могу даже время подсказать, примерно час ночи.
 Мать резко повернула ко мне лицо, в ее чертах читался ужас, она отодвинула стул и медленно присела, не переставая смотреть на меня. Я медленно и тихо подошел к двери, в комнате царила тишина.
 - Подожди секунду, мы к этому еще вернемся, - сказал я матери.
 Моя рука легла на сусальную ручку двери, я повернул ее и резко рванул дверь на себя. За дверью притаилась Ольга. Она не ожидала, что ее застукают за подслушиванием, из-за этой маленькой неожиданности и громадного испуга она упала на пол.
 - Катись отсюда дрянь к чертям собачьим пока не выгнал тебя взашей, ты как гадина посмела подслушивать?! – закричал я на нее в бешенстве.
 Она потеряла дар речи, начала что-то бормотать на непонятном языке, Ольга быстро встала, поправила платье, поклонилась несколько раз и убежала, секунды не прошло, как она исчезла из виду. Я спокойно закрыл дверь и обратился к матери:
 - А в эту дату произошло вот что. Днем ты ушла провести вечер с подругами, а в половину первого ночи заявилась домой с каким-то мужчиной, было это?
 - Н-ну… я.. – начала бормотать мать.
 - Было. Ты дважды позвала кого-то из прислуги, но никто не пришел и ты решила, что все спят, провела его в комнату, из которой он вышел через два с половиной часа и покинул усадьбу.
 Мать побледнела от услышанного. Кажется, на ее голове стало чуть больше седых волос. Я подошел к ней, наклонился над ухом и шепотом произнес:
 - Но я не спал, мамочка.
 Она резко подскочила со стула, чуть не сбив меня с ног, махнула рукой и по неосторожности попала по хрустальному фужеру, который покатился со стола и разбился об пол. Ей стало так плохо, что она даже начала задыхаться. Я открыл для нее окно. Мать закрыла лицо руками, упала на пол и начала истерически плакать. Я подождал пока она немножко успокоиться. Я сел за рояль и начал играть Моцарта, симфонию №17. Легкая музыка заполонила комнату. Постепенно с музыкой слезы слабой женщины унеслись через открытое окно и исчезли. Мать встала, поправила свое платье и подсела ко мне. Я посмотрел на нее, глаза заплаканные и красные, волосы растрепаны, дышит глубоко, руки подрагивают.
 - Ты будешь делать все, что я скажу. Выбора у тебя другого просто нет, - произнес я.
 Мать посмотрела на меня и ели заметно кивнула в знак согласия.
 - Завтра будет бал, я так захотел. Если не хочешь проблем – выполняй все молча. Я ведь не только знаю, я все видел и могу красочно рассказать отцу.
 На глазах матери опять появились слезы, она начала что-то бормотать и мотать головой из стороны в сторону. Я резко захлопнул крышку над клавишами, из-за неожиданности мать вздрогнула.
 - Надеюсь, мы друг друга поняли с первого раза. Успокойся и умойся. И не забудь, я люблю, чтобы все было по простому, мне не нужно то убожество, которое ты устроила здесь.
 Я встал и вышел, оставив мать совсем одну.
 - «Анастасия, наверное, заждалась», - возникло у меня в голове.
 Девушка терпеливо ждала в коридоре, терпеливо высматривая меня, даже улыбнулась, когда я вышел к ней.
 - Извините, я задержался.
 - Это ваша мама играла? Очень красиво.
 - Угу, она удивляет. Я вам так долго обещаю показать сад, но нас каждый раз что-то останавливает, давайте поторопимся? – спросил я Анастасию и протянул ей свою руку.
 Гостья радостно улыбнулась, взяла мою руку и вместе мы направились в зал на первом этаже. Спустившись, мы вышли на коридор, я отпустил ее шелковую руку, открыл дверь в зал и пригласил ее зайти. Анастасия немножко удивлена. Я должен был отвести ее в сад, а приглашаю в еще одно помещение. Пока девушка с удовольствием рассматривала зал и цветы в дорогих вазах, я подошел и отдернул багровые гардины, что скрывают золотую арку.
 - В моем саду розы красивее, чем здесь и их намного больше, Анастасия Сергеевна.
 Гостья повернулась на мой голос и очень удивилась, увидев золотой вход в сад, от этого у нее даже рот открылся:
 - Ого, как красиво, так мы выйдем в сад? – спросила девушка. Кажется она вся в ожидании.
 - Да, Анастасия Сергеевна.
 - Меня можно называть просто Анастасия, - звонким радостным голосом прощебетала девушка.
 - Спасибо, что разрешили, - улыбнулся я.
 Я достал золотой ключик, с легкостью провернул его в замочной скважине и открыл дверь нараспашку. Анастасия радостно пробежала через арку и встала в изумлении. Улыбка на ее лице стала еще шире и радостнее, она как подснежник, который радуется теплым первым лучам солнца, кружится в них, набирается силы. Анастасия ступила на зеленую траву, предварительно сняв обувь. Мое сердце забилось сильнее. Эта девушка самое лучшее, самое светлое, самое доброе, что может существовать. Я тоже снял обувь и подошел к своей гостье, которая в данный момент подошла к кусту розы и вдыхала аромат цветов.
 - Император, ваши розы так великолепны, я никогда не видела таких цветов.
- Анастасия… Я всего лишь призрак этой усадьбы, все меня знают по моему прозвищу. Я хочу быть живым, хоть для вас. Мое настоящее имя Даниель Уильямович Анафероз.
 Девушка выпустила из рук белую розу, подошла ко мне и взяла в руки мое лицо. Ее руки такие теплые и нежные, никакой шелк не сравнится с нежностью ее кожи.
 - Даниель, мы оба призраки наших судеб. Вы прогнулись под чужое мнение, другие не помнят вашего имени, но вы живы, пока вы помните, кем вы являетесь, теперь я тоже буду тем, из-за кого вы будете считать себя живым,  - улыбнулась девушка.
 - «О, как же вы правы, дорогая Анастасия, с вашим приходом я чувствую, как наполняюсь смыслом жизни», - подумал я про себя. 
 Я ничего не успел ответить своей неожиданной гостье, как она вдруг оглянулась и побежала к качелям, между двумя старенькими деревьями. Она села, откинула голову, смотрела на небо и с улыбкой встречала солнце из-за тучи. Я присел рядом.
 - Даниель, а что это за деревья?
Я вздохнул, с улыбкой посмотрел на дерево и ответил своей спутнице:
 - Это японская сакура, она цветет не больше недели. Говорят, что в лепестках сакуры живут души наших предков, так же цветение сакуры напоминает, как быстро пролетает человеческая жизнь. И она уже отцвела, ее жизнь мы увидим еще не скоро, - улыбнулся я.
 Анастасия закрыла глаза, ветер и солнце ласкали ее. Она как прекрасная нимфа, даже природа лежит у ног этого прекрасного создания.
 - Знаете, Даниель. Этот момент, между прошлым и будущим и есть наша жизнь, если существовать только ним, мы никогда не будем грустить.
 - Существовать и жить, очень разные по смыслу слова, дорогая Анастасия.
 Я лишь через мгновение понял, как назвал свою гостью. Вдруг мое лицо стало гореть, стало очень жарко, руки почему-то начали трястись. Анастасия засмеялась:
 - Даниель, вы такой милый, когда смущаетесь.
 Я встал с качели, Анастасия с улыбкой и интересом посмотрела на меня.
 - Знаете, последи всего этого блага, мне не хватает лишь мелодии вашей скрипки, и это правда, - застенчиво произнес я.
 Анастасия встала, подошла ко мне, и без всякого стеснения взяла мои руки и положила их на свою талию. От этого мое лицо стало гореть еще сильнее. Девушка наклонилась ко мне:
 - У каждого может быть своя мелодия, которую услышат лишь двое, дорогой господин. Даниель, как кавалер вы ведете, - улыбнулась девушка.
 Это меня немного смутило, девушка подхватила мои руки и положила на свою тонкую талию и крепко обняла меня за шею. Анастасия пристально смотрела мне в глаза и улыбалась. Ветер ласково играл с ее волосами. Я сделал шаг, Анастасия сделала в ту же сторону, я слегка наклонил ее в сторону, она закрыла глаза. В моей голове заиграл вальс, вдруг мы оказались совсем одни, в месте, где звучит наша музыка. Шаг за шагом мы затанцевали вальс, начали кружится среди звонких ноток, что так пьянят сознание. Вместе мы кружимся так легко и свободно, будто не касаемся земли. Анастасия так замечательна… Как же с тобой хорошо.
 - Император, - кто-то окликнул.
 В эту же секунду мы вырвались из нашего воображения и вернулись в реальный мир, оба опечаленные. Анастасия улыбнулась и поблагодарила за танец. Мы обернулись на голос того, кто позвал нас, это была Анна, стоящая среди кустов роз.
 - Что тебе нужно?
 - Можете посмотреть, где лучше посадить новые кусты роз?
 Я взял Анастасию за руки, попросил прощения, указал на тропинку и сказал если пройдет по ней, то выйдет к беседке. Девушка радостно ушла, обещая дождаться. Я пошел к Анне, осматривая местность, прикидывая в голове, где цветам будет лучше всего расти и смотреться. К Анне подошел Василий Иванович, держа в руках саженцы и начал их разбирать.
 - А что за сорт? – поинтересовался я.
 Моложавый мужчина сорока лет поднял на меня взгляд, выпрямил спину, немного прищурил глаза от солнца и загорелой рукой вытер пот с лица.
 - Это господин родом из Англии, «Брейтвейт».
 Я взял в руку саженец и, недолго смотря на него, спросил:
 - И чья же это идея была посадить в моем белом саду алые розы? Василий Иванович, вы же знаете, что в моем саду только голландка «Avalanche».
 - Это вообще идея Анны, она хотела вас удивить.
 Я посмотрел на Анну со злостью, она уловила во мне это чувство во мне, опустила взгляд в землю и сказала:
 - Я тут вспомнила господин, мне нужно пойти помочь по дому, я потороплюсь, – произнесла в спешке служанка и поспешила исчезнуть с поля зрения.
 - А ну стоять, гадина, - рявкнул я на нее и бросил саженец в спину.
 Анна замерла обездвиженная, повернулась ко мне лицом. Василий Иванович разбирал саженцы и уже приготовился их посадить.
 - Не торопись садить эти цветы, выброси их.
 - Как скажете, Император.
 Садовник собрал все саженцы и ушел, оставив нас двоих.
 - Как ты посмела решать какие цветы посадить в моем прекрасном белоснежном саду. Они символизируют искренность, чистоту, мир, это место невиннее, чем те, кто живет в этой усадьбе. Ты захотела, чтобы в этом месте расцвела кровь?
 - Н-нет… совсем нет, я этого не хотела.
 - Ты хотела, чтобы я наблюдал кровь не только в своих воспоминаниях, но и наяву? Ты желала посадить эти чертовы цветы, в день смерти Прасковьи, я тебя за это не прощу.
 Она посмотрела на меня чуть ли не плача.
 - Что я могу сделать для вас, чтобы вы простили?
 Я начал вспоминать сорта роз, которые когда то слышал, белые, красные, желтые, со смешанными цветами, как же их много в мире, как вдруг в моей голове возник нужные.
 - Посадите другие розы, сорт Анастасия. Они требуют много ухода, но отлично устойчивы к дождю, посади их отдельно от другого сорта.
 Анна открыла широко глаза:
 - А почему именно сорт Анастасия?
 - А не твое дело, считай меня избалованным ребенком и это моя прихоть. Иди.
 - Хорошо, - ответила служанка и помчалась в дом.
 Я ступил на дорожку, по которой только что умчалась радостная Анастасии, и ступил вслед за ней. Почему мне в голову лезут сравнения, что эта тонка дорожка приняла новую суть, стала дорогой жизни, по которой я иду за Анастасией, не понятно. Я поспешил, ускорил ход, огибая красоту своего сада, который сейчас так меркнет перед красотой и чистотой этой девушки. Я остановился, почувствовав на себе мертвые взгляды. Кажется, что из усадьбы на меня смотрят тысячи и миллионы злых черных душ. Чувство тяжести взвалилось на мое сердце, будто они изучают меня, видят насквозь. Я повернулся лицом к усадьбе. Из окон на меня смотрят сотни душ, дети, женщины, молодые юноши, одно лицо у них всех, такое холодное, и восковое, а их стеклянные ледяные глаза не перестают любоваться мной. В окне отцовского кабинета, как статуи стоят и наблюдают за мной мать с отцом, их души такие же холодные и безжизненные. Все они стоят неподвижно. Маленькая девочка, лет шести, ничем не изменившая с того рокового вечера, встала перед родителями, ее глаза единственные, в которых горит тусклый огонек жизни. Она вытянула свою детскую ручку и уставила на меня палец. Ее синюшные губы задвигались, произнося одно единственное слово. Сотни мертвый рук потянулись ко мне вслед за ее рукой, сотни губ задвигались, произнося единственное послание. Ветер поднялся и донес до меня их просьбу:
 - Помоги.
 Я не испугался, во мне родилось лишь чувство сострадания. Эта роковая усадьба приносит и размножает боль, делится этим со всеми, кто попадал на ее территорию. Она собирает и удерживает бедные души, не имея жалости ни к кому.
 - Я помогу вам, обещаю, - произнес я ели слышно.
 Один за другим они начали растворяться в воздухе, приобретая форму дыма и уходя с ветром. Не ушла лишь маленькая девочка. За ее спиной разгорелся огонь и из дыма появился человек. Мое сердце сжалось. На глазах Прасковьи появились слезы. Человек в черном плаще приближается все ближе и ближе к ней, девочка впала в истерику, начала бить стекло своими крохотными кулачками.
 - Помоги мне, - повторяло юное создание.
 Грубая рука легла на ее плечо и сжала, причиняя боль. Незваный гость ударил девочку по голове и швырнул в огонь, в котором она скрылась. Его красные глаза пронзили меня и вырвали на поверхность зло и ненависть к нему. Он громко засмеялся, развернулся и ушел в огонь вслед за девочкой. Огонь погас так же внезапно, как и возник. Они все ушли.
 - Когда-нибудь ты еще об этом пожалеешь, - пообещал я себе.
 Я пошел к Анастасии, пытаясь не думать об этих бедных людях, но как же это сложно.  Тропинка привела меня в летней беседке, в которой сидела Анастасия. За ней ухаживает Ольга, предлагает попробовать то и другое, что было приготовлено на кухне, но девушка упорно отказывается от всего. А приготовлено всякое множество блюд: французский овощной суп с белым вином, жаркое с грибами самого свежего сбора, различное жареное мясо с изысканными специями, тирамису, фрукты под глазурью, чай черный и зеленый различных сортов и свежевыжатый  охлажденный сок.
 - Ольга, ты разве не видишь, что Анастасия ничего не хочет? Ступай в усадьбу и помоги другим, не порти девушке настроение и тихую гармонию в саду своей назойливостью.
 Ольга не заметила, как я подошел к ним, резко повернулась, сказала, что приносит свои извинения и ушла. Анастасия, увидев меня, улыбнулась и слегка покраснела.
 - Вы ждали? – спросил я спокойным умиротворяющим голом.
 - Да, как и обещала, - девушка ответила тихо и застенчиво, слегка отпустив глаза, но не прекращая улыбаться.
 Я сел напротив, окинул взглядом стол, заваленный едой, к которой Анастасия не притронулась, и решил поинтересоваться:
 - Вы, что следите за весом?
Анастасия очень удивилась моему вопросу и по началу не поняла, почему я так решил, но взглянув на пустую тарелку перед собой она звонко засмеялась:
 - Нет, что вы, просто в жару мне не очень хочется есть, я даже считаю это невозможным, я могу при такой температуре съесть какой-нибудь салат и чай попить, это все что мне нужно.
 - Вижу, чай у меня есть в наличии, вы какой любите?
  Девушка посмотрела на различные сорта чая, зеленый, черный, белый, разные по крепости, по вкусу, запаху, более молодой сбор, более выдержанный, и остановив взгляд на одном из сорте зеленого чая.
  - Я бы хотела попробовать этот сорт чая.
 - Вам нравится зеленый чай?
 - Да, очень, - радостно ответила девушка.
 Я взял два фарфоровых чайничка, мерными ложечками в один насыпал вой любимый английский чай, во второй зеленый, который выбрала Анастасия и наполнил их кипятком.
 - Анастасия, вы знали, что в странах Азии существует целый чайный культ и множество обычаев?
 - Нет, каких? – поинтересовалась гостья.
 - Чай настаивается строго по времени, так вода насыщается богатым вкусом и ароматом, если он заваривается больше нескольких минут, его принимают за яд, потому что он несет вред организму.
 Девушку очень заинтересовал мой рассказ, она очень внимательно слушает, придав своему лицу серьезность.
 - Вы не считаете это странным? – перебила девушка.
 - Нет, не считаю. У них чаепитие даже с помолвкой связали, представляете. Молодой человек, у которого есть намерение женится, отсылает к своей возлюбленной гонца с изысканными сортами чая, если родители девушки принимают посланника, они готовят чай и неспешно беседуют. Если потом они пьют чай вместе, это означает согласие на помолвку.
 - Как интересно! – вскликнула девушка. Ее глаза загорелись.
 Я потянулся к белоснежной фарфоровой чашечке, наполнил ее до краев горячим чаем и поставил на блюдечко перед Анастасией и предложил ей пару кусочков сахара из посеребренной сахарницы, от которого она отказалась. Так же само налил свой английский чай, но еще положил на тарелочку ломтик тирамису.
 - Анастасия, вы так красиво играете на скрипке, но можно поинтересоваться, почему вы выбрали именно этот инструмент, а не рояль к примеру?
 Девушка с задумчивым видом отхлебнула немного чая, отложила в сторону чашечку, и недолго задумалась над этим вопросом, закусив губу.
- Я с самого детства любила скрипку, скрипка может играть соло, и в любом аккомпанементе она будет к месту, если правильно управляться с ней, чувствовать душу инструмента. У скрипки она очень утонченная и нежная, с ней нельзя грубо.
 - Наверное, по этой причине у меня не получается научиться играть на ней, вы ведь видите, как я отношусь к близким.
 Анастасия глубоко вздохнула, ее взгляд стал очень грустным, девушка серьезно посмотрела на меня:
 - Даниель, каждый человек может прогнуться под чужое мнение. Трудно идти, когда против одного человека сотни мнений. Если вы решаете вопреки нашим первобытным устоям и при этом испытываете тяжелую ношу, значит, вы поступаете правильно, – произнесла девушка.
 В этот момент я понял как же она права, как же она логично мыслит, ее мнение переплетается с моим и играет симфонию идиллии.
 - Очень вкусный чай, я такой еще не пила.
 - В мире еще  много разных вещей, которых мы не пробовали.
 Я съел кусочек тирамису и запил чаем. Анастасия начала осматриваться вокруг, любуясь природой вокруг, но вдруг, кажется, она что-то заметила:
  - А почему в вашем саду растут только белые розы? Да и сорт только один.
  - В саду растут белые розы, потому что они для меня символизируют чистоту души и сознания, никакие другие цветы не радуют мой взгляд как они, такие невинные и ничем не испорченные. Они очень похожи на людей.
 Анастасия очень удивилась:
 - Чем же?
 - Душа человека при рождении такая же чистая и не запачкана никем, как и белизна этих цветов, на ней можно нарисовать и написать все что хочешь. Иногда мне кажется, что я связан с этим садом, и если я испорчу свою душу, сгнию как многие люди, умрет и этот сад.
 Девушка ласково улыбнулась, надпила с чашечки и подметила:
 - Но в будущем, вы свяжите свою жизнь с кем-то другим, а не с садом, всему свое время.
 Я на нее грустно посмотрел, она заметила это и слегка опустила глаза.
 - Будущее это будущее. Мутное, неизбежное и неизведанное. Если человек будет оторван от всего, он долго не выживет. Мы все пытаемся к чему-то себя привязать, некоторые тянуться к красивой жизни, другие к науке, но каждый к чему-то привязан. Вы, к примеру, к своей скрипке, а я же к этой усадьбе. Привязанность к чему-то дарит мечту, и она начинает вести тебя по жизни. Интересно, к чему ведет вас этот инструмент.
 - Я мечтаю, чтобы меня признали, хочу быть первой скрипкой в Москве и сыграть в Европе.
 Я выпил чай, и, глядя в ее глаза, сказал:
 - Достойная мечта.
 - А какая мечта у вас с усадьбой? – спросило милое создание.
 - У меня нет мечты.
 Анастасия застыла в удивлении.
 - Но, вы, же сейчас сказали, что от привязанности появляется мечта и смысл жизни.
 Ее невинность немножко развеселила меня, я ласково улыбнулся. Давно никто не вызывал  у меня подобного чувства.
 - Можно связать свою душу с чем-то хорошим, но, так, же возможно заполнить себя пустотой и болью, они ведь тоже дарят смысл жизни, и много примеров этому. Войны, насилие, месть, злоба, жадность, алчные идеалы. Эта усадьба олицетворяет всё понемногу.
 - Зачем такой человек, как вы, решили так жестоко поступить над самим собой?
 - Это не я так решил, я еще слишком мал, чтобы сопротивляться бытию, оно ломало сильнейших из нас на протяжении всей истории, логично просто поддаться до поры до времени.
 - Хорошо у вас нет мечты, но эта усадьба дает вам смысл жить, какой тогда у вас смысл жизни? – потребовала девушка объяснений, приобретая милый грозный вид.
 Я ухмыльнулся, и тут же фонтан воспоминаний дал мне напиться воды времени, такой едкой и противной, разъедающей здравый смысл. Эта отрава заставила меня нахмуриться, пережить опять эти болезненные моменты, и в них я начал искать ответ, о котором я никогда не задумывался.
 - В чём состоят жизненные ценности? Что является целью жизни? Зачем, для чего жить? На все эти вопросы человек отвечает на определенном этапе жизни. Представления о смысле жизни складываются в процессе деятельности людей и зависят от их социального положения, содержания решаемых проблем, образа жизни, миропонимания, конкретной исторической ситуации. В благоприятных условиях человек может видеть смысл своей жизни в достижении счастья и благополучия; во враждебной среде существования жизнь может утратить для него свою ценность и смысл. И, когда прожив жизнь, человек в старости начинает оценивать свою жизнь и находит ответы на все эти вопросы.
 Анастасия задумалась над моими словами, на ее лице играли различные мысли. Недоумение менялось пониманием, грусть и сочувствие переходило в одобрение, но вот одна мысль на ее лице не давала мне покоя. Я заметил эту черту еще тогда, когда она впервые увидела меня.
 - Кто ты? – с опаской спросила девушка. – Даниель, вы будто впитали в себя мудрость всего человечества, я до сих пор не встречала таких людей.
 Мое сердце забилось быстрее, чувства нахлынули одной нескончаемой волной.
 - Анастасия, а я не встречал до сих пор таких, как ты.
 Я отбросил все свои привилегии, свою гнилую «голубую» кровь, весь аристократский род. Я поднялся и подошел к Анастасии, привстал перед ней на колени и произнес:
 - Анастасия, до сих пор я видел лишь боль своего существования, я ступал по ступенькам жизни, которые были построены не мной, но вот я встал перед распутьем, перед великим выбором. Моя душа находится в заточении этой усадьбы, но тут появились вы, у меня есть другой путь, я мог бы наполнить себя  любовью к вам, если бы вы мне это позволили. Молодой хозяин усадьбы опустил свой клинок. Нет ничего сокрушительнее любви, той, что озаряет путь лучше любой путеводной звезды. Я, Даниель Анафероз, будто спал до моего первого рассвета, до начала моего настоящего существования. Вы будто огонь, растопивший мое сердце. Анастасия, неужели тебя послал сам Прометей, пожертвовав собой ради нас двоих?
 Мои пылкие слова вызвали у прелестной милой девушки яркий румянец, она ласково улыбнулась мне, но не торопилась ответить, пыталась тщательно подобрать слова.
 - Знаете Даниель, от многих парней я выслушала бесконечное множество приятных комплиментов, но по сравнению с вами, они все кажутся мне немыми, вы вырастите прекрасным человеком и я верю, что ваша будущая супруга будет безумно счастливой девушкой.
 Ее слова обожгли мое сердце. Я могу внушить людям любую свою мысль, как же глубоко я могу заглянуть в их черствые души и скорректировать их поведение одним только словом, но Анастасия просто не восприняла меня всерьез. Мои руки схватили ее ладони, и, глядя в ее карие глаза, я сказал:
 - По сей день, от рассвета Солнца и до его смерти в сумраке ночи я видел лишь подобия таких, как вы людей, которые выказывают доброту, скрывая алчность, которые глупы, но пытаются строить, по их мнению, гениальные мыслительные откровения. Много я могу говорить вам о том, что успел увидеть в людях, но хочу сказать, что поражен вами, вашей чистотой, добротой, заботой, и, мне кажется, я впервые увидел идеал человека в вашем лице.
 Анастасия стала серьезной, но лишь на мгновение, ее лицо опять озарила улыбка и она снова ласково ответила:
 - Мне правда очень приятно слышать это, но я обычная и мало чем отличаюсь от остальных людей, вам просто кажется.
 - Позвольте с вами не согласится. Почему вы не принимаете мои слова всерьез? Я осмелился рассказать вам о своих чувствах, я и правда думаю, что у меня появился первый шаг в жизни, который я могу сделать по своему желанию без влияния на меня других людей. Это моя ступенька, по которой пойду только я, это дорога моей жизни.
 Девушка замерла от моих слов и не смогла ответить, ее сознание сейчас где то в глубоких рассуждениях.
 - Кроме людей, окружающих меня я часто замечал, что в их правой деснице сжат заточенный кровавый меч Дамокла, и как низко висит его острие над моей головой. Сегодня я не задумываясь ответил Анне, что считаю себя Танцующим на лезвии в нашем большом спектакле жизни. Для меня это так. Я чувствую на себе злые взгляды, дурные помыслы, и я пытаюсь управлять их душами и мыслями, чтобы приспособится к жестокости этого мира, мы все пытаемся выжить, я пытаюсь набраться опыта в этом нелегком деле уже сейчас.
 - Даниель, почему вы считаете, что у вас много врагов? Почему вам кажется, что многие  желают нанести вред? – с ужасом спросила молодая гостья, - Ведь вы еще так юны.
 - Возможно, я приукрашиваю, но вокруг много злых языков, разносящих слухи. Земля гудит…
 Анастасия положила руку на мое плечо и приблизилась, заглянув прямиком в мои глаза и в мою душу:
 - Можете не бояться меня, Даниель. Я бы никогда не сделала вам больно и не заставила бы вас переживать, – ласково проговорили ее нежные уста.
 В этот момент она меня поразила и приручила мое сердце, как беззащитного котенка, нуждающегося в ласке и объятьях. Мысли стали вязкими и, в какой-то момент, полностью испарились. Мышцы размякли, ноги подкосились, в глазах стало расплывчато. Сердце стало биться сильнее, как сумасшедшее. Мне не давала упасть лишь рука, которую она положила на мое плечо, центр тяжести сместился в то место, где я чувствовал ее тепло и заботу. Для меня она первая, кто протянул мне руку в знак помощи. 
 - Анастасия.. Спасибо вам..
 Она продолжала пристально смотреть в мои глаза. Облака неторопливо проплывают над нами, запахи цветов и чая смешиваются, ударяя в голову. И вправду волшебный момент.
 Я потянулся к ней на встречу, забыв обо всём. Положил руку на ее талию, закрыл глаза и коснулся своими губами ее губ. Анастасия резким движением отодвинулась назад и закрыла лицо руками. Она дрожит, по рукам побежали слезы. Не показывая лица, она попросила прощения, торопливо поднялась и убежала по тропинке в дом. Я остался один. Лицом к лицу со своим одиночеством и страхами, которые вновь вернулись с ее уходом. Продолжая стоять на коленях, разгребать в руках сырую землю и сжимать ее в кулаках, ко мне постепенно пришла ненависть к самому себе, за ней отвращение.
 - Как я мог с ней так поступить… - произнес я вслух, - как я посмел…
 Я развернулся и посмотрел на окно Анастасии, выжидая ее силуэт. В надежде, что она выглянет и одарит меня своей улыбкой, в надежде, что она меня простит и, вместо ее слез я услышу, как она всё так же радостно произносит мое проклятое ненавистное имя; не станет прятать лицо руками, а всё так же пристально будет разглядывать меня.
 - Я всё поломал…
 В голове мимолетно возникают черты ее радостного лица, сменяясь грустью и болью, которыми я ее одарил этим чертовым поцелуем.
 - Животное… - продолжал я наговаривать на себя.
 Я услышал неторопливые тихие шаги за своей спиной. Надежда опять наполнила мое сердце, я мгновенно поднялся с колен:
 - Анаста…. А, это вы Екатерина Георгиевна.
 Старушка подошла ко мне, я спрятал руки подальше от ее глаз. Безмолвно она окинула взглядом стол, меня и ямку, которую я вырыл руками и медленно села рядом, чтобы перевести дух.
 - Император, я уже прибралась. Спасибо, что вы разрешили мне уйти, но я лучше останусь, помогу с приготовлениями к вашему Дню рождения.
 - Это всё, что ты хотела мне сказать? – глухо прозвучал мой голос.
 Она опять достала свои сломанные очки и начала их потирать, хоть сейчас они ей ни к чему.
 - Да, господин.
 - Всякий, кто работает только для себя, страдает. Работая для других, человек разделяет с ними его радость, – ответил я ей.
 - Кто это сказал? – спросила старушка, не отвлекаясь от протирания очков.
 - Гёте.
 Георгиевна положила очки в карман, схватила пальцами-крючками край стола, чтобы он послужил ей опорой при попытке встать. Медленно горничная поползла к усадьбе, но вдруг остановилась и обратилась ко мне:
 - Мимо меня пробегала Анастасия Сергеевна..
 Ее слова заставили меня вздрогнуть, я не мог поднять взгляд выше своих колен, молчание завладело мной.
 - Если у вас будет желание выговориться, я всегда смогу вам помочь.
 Она остановилась в ожидании моего ответа, но, я все так же остался в молчаливом оцепенении и не вымолвил ни звука. Георгиевна развернулась, я подбежал к ней и мы вместе направились в усадьбу. Я не отходил от нее ни на шаг, шел рядом, как неживой.
 Спустя полвека мы все же дошли, Екатерина Георгиевна пошла переодеваться в свою коморочку, а я решил уединиться в своей комнате. Горничные молниями метались по зданию, я не обращал на них внимания, они что-то назойливо обсуждали, переносили вещи; бурлящие проблемы усадьбы не доходили сейчас до меня. В голове лишь ее заплаканное лицо и дрожащий голос, которым она попросила прощения и убежала. Поднявшись на второй этаж, я посмотрел на ее дверь, время опять же застыло и, не могу сказать приблизительно сколько я простоял там, вслушиваясь, что там происходит. Я подошел к ней и попытался приоткрыть, но она была закрыта изнутри моей молодой гостьей и, на душе стало еще неприятнее, а в голове пробежали проклятия в свою сторону.
 Наконец-то я зашел в свою комнату, посмотрел в зеркало на свой неопрятный вид и руки, испачканные землей. Я переоделся, сел за дубовый письменный стол и достал из небольшой шухлядки красную записную книжку. Это мой дневник. Я стал перечитывать некоторые страницы этого дневника. Я не описываю в нем каждый день, я вношу лишь важные для себя записи, к примеру большие переживания, или важные события из моей жизни. Добрая часть дневника исписана переживаниями и тоской по Прасковье, историями из наших беззаботно проведенных минутах вместе.
 Из того же ящичка я достал стальное гусиное перо, изобретение из прошлого века, которое имело свои преимущества и является достаточно дорогой вещью. Обычные гусиные пера обезжиривали, вываривали, высушивали и обжигали в горячем песке, лишь затем затачивали; они быстро стачивались и, поэтому, почерк письма носил разнообразные уродства, чернила мазались по бумаге и, их уходило намного больше. Из-за стального наконечника Янсенна, перо впитывало меньше чернил, не стачивалось и легче держалось в руке, поэтому письмо стало менее расточительным занятием.
 Я опустил перо в чернильницу, открыл чистую страницу дневника и начал писать:
 «Сегодня 3 года, как не стало моей маленькой принцессы Прасковьи. Ужасающие призраки прошлого до сих пор преследуют меня по ночам, это мое проклятье. Но сегодня появился человек, который смог меня подбодрить, подарить улыбку даже в этот роковой день. Она шагнула в мое поместье и подарила мне огромное наслаждение от, вроде бы, обыденного и рутинного общения. Не могу вспомнить, с кем еще я мог так свободно вести беседу, наверное, только с моей маленькой сестренкой. В моей душе из пепла воскресли обычная детская радость, наивность и беззаботность; все проблемы куда-то пропали, будто она их отогнала, пришла спасти меня. Голова так и гудит мыслями о ней: о искренности ее чувств, чистоте души, о ее божественной красоте, глубоких разумных мыслях и интеллекте. Я даже не знаю как вести себя рядом с этим ангелом, из-за этого я причинил ей боль. Мне хватило дурости взять и поцеловать это прелестное и невинное создание. Я чувствую себя последним подлецом, животным, не умеющим сдержать свои первобытные инстинкты. Еще никогда я не вел себя так безрассудно и дико, но ужаснее то, что я не могу дать этому объяснение. Не могу понять свои чувства. Раньше они никогда не затуманивали мой разум и рассудок, не бросали меня в дрожь, не путали мои мысли. Взамен на ее доброту, я причинил ей боль, я не могу себя простить за это. Как же я себя ненавижу и презираю за этот глупый поступок, я осквернил ее чистоту. Я не заслуживаю находиться рядом с ней, меня не отпускает страх, что я опять не удержусь и причиню ей боль. Мне еще многому нужно научится, стать более сдержанным. Я собираюсь возвыситься над своими чувствами, стать лучше. Ради нее… Я бы пожертвовал всем…
                6 мая 1825 года.»
 Посмотрев на написанное, я опустил перо, закрыл чернильницу и спрятал всё это в стол. За дверью доносились звуки праздничной суматохи. Ко мне несколько раз постучалась Анна, затем Ольга, с присущей ей наглостью в голосе отворить дверь, чтобы обсудить некоторые элементы украшений. Но я никому не открыл и не ответил, не сейчас. Сейчас я хочу просто забыться, чтобы с этим забвением хоть ненадолго пришло спокойствие, утихли все мысли и угрызения совести. Я лег на кровать и долго смотрел в потолок, затем в окно. Закрыл глаза и попытался уснуть, но не получается, в голову вклинился образ Анастасии. Интересно, что она сейчас делает, о чем думает, и, важнее всего, простит ли за содеянное злодеяние? Так я провел несколько часов, то лежа на кровати, то вставая и блуждая в своих четырех стенах, тщательно рассуждая как мне поступить, что делать дальше.
 Приглушенный стук в дверь.
 - Кто?
 - Император, это Екатерина Георгиевна.
 Минуту раздумывая, я встал с кровати и подошел к двери, с легкостью провернул ключ в замке и она открылась. Сразу же мне почему то вспомнилась дверь кладовой Екатерины Георгиевны.
 - Проходи.
 Впустив ее, я подошел к окну и вдумчиво засмотрелся вдаль.
 - Что ты хотела?
 - Господин, спуститесь, пожалуйста, в кухню, нужно утвердить меню на завтра.
 Я глубоко выдохнул.
 - Это обязательно?
 - Да, желательно, чтобы вы присутствовали. Кстати…
 - Что, «кстати»?
 - Анастасия Сергеевна уже открыла дверь своей комнаты. И еще хочу напомнить, что сладкое повышает настроение.
 Ее фраза заставила меня оживиться.
 - Да, ты права, спасибо. Сейчас я спущусь вместе с нашей гостьей.
 Горничная наклонилась, издав хруст старых суставов, странно как она от этого менуэта не сломалась пополам, и удалилась. Посмотрев на себя в зеркало, убедившись, что с моей внешностью все в порядке я направился в комнату Анастасии. Дверь в комнату была приоткрыта. Я неуверенно постучал.
 - Можно войти?
 - Да, Даниель, входите.
 Я застал ее сидящей за письменным столом. Почему то это вызывало у меня большой интерес: «Интересно, что она пишет?». Я неловко наблюдал, как ее рука порхает над листом бумаги, рядом лежит конверт.
 - Даниель, я написала домой весточку, что ива, здорова и возможно задержусь в пути. Можете его отправить?
 Бережно я взял у нее письмо.
 - Анастасия, поможете мне утвердить меню на завтрашний день?
 Девушка улыбнулась.
 - С радостью помогу, чем смогу.
 Мы пошли по коридору ни обронив ни слова. Это сильно меня угнетало и расстраивало. Каждый шаг тяжелый, ногу будто налились свинцом. Скорее бы дойти до кухни, чтобы не оставаться наедине и как то развеять ситуацию. Наконец-то, мы дошли до лестничной клетки, я ускорился и, вот мы завернули на кухню. Екатерина Георгиевна ждала нас, во всю обмениваясь перепалками и яркими спорами с поварами. Она явно не хочет сдавать позиций.
 - Вы чего раскричались? – воскликнул я.
 На нас, наконец-то, обратили внимание. Георгиевна пошла в атаку, ввязав меня в разговор.
 - Господин, я им рассказываю, что около десяти видов салатов это не много. Они просто не желают работать. Что вы думаете?
 - Я не знаю сколько людей будет, готовьте как говорит Екатерина Георгиевна, хуже если будет недостача, а так не страшно.
 Горничная опять поклонилась в знак признательности, так она выражает удовлетворенность своей победой.
 - Покажите нам с Анастасией составленный список.
 Нам протянули листок.
 - Анастасия, посмотрите, что вам понравиться, я доверяю вашему выбору.
 Гостья принялась внимательно изучать меню. Это длилось около десяти минут.
 - Мне всё нравится, это все наверное очень изысканно и вкусно, есть даже парочка фруктовых салатов, я их очень люблю, но мне вот очень интересно. Что такое потаж-жульен?
 Я окинул взглядом поваров, как они сразу же бросились готовить. Анастасия с изумлением наблюдала за их работой.
 - Насколько я знаю, потаж-жульен – это суп из моркови, креветок, латука, и кервеля, где корнеплоды нарезаны жульеном. Именно нарезка жульеном позволяет быстро приготовить овощи, сохранив их нежную консистенцию и максимальное количество витаминов и других полезных веществ. Сейчас попробуете. Можно на секунду меню?
 Она протянула мне листок. Я не стал читать всё, просматривал лишь названия.
 - Странно, что вы не заметили это блюдо. Овощной тартар с кедровыми орешками.
 Я указал повару на название.
 - Приготовь еще и это.
 Я круто развернулся и обратился к Екатерине Георгиевне:
 - Пока не забыл, у меня будет просьба к тебе.
 - Какая, Император?
 Я сунул руку во внутренний карман своего пиджачка и достал конверт Анастасии.
 - Вот, держи.
 Старушка вновь достала свои сломанные очки, нацепила их чуть ли не на лоб, бережно взяла у меня письмо и принялась тщательно изучать конверт. По началу она ничего не промолвила. Закончив рассматривать письмо, она положила его в нагрудной карман, к очками.
 - Я поняла, сейчас же пойду и отправлю, все равно приглашения нужно отнести.
 За что мне нравилась Екатерина Георгиевна - она не задавала лишних вопросов, ей не нужно что-то долго объяснять. Старушка удалилась. На кухне остались лишь мы с Анастасией и повара.
 Я решил поинтересоваться, протягивая Анастасии меню с десертом.
 - Что вы любите из десертов?
 Она рассмотрела ассортимент выбора.
 - Мне все из этого нравиться. Я люблю сладкое, а вам?
 - Мне больше всего медовик или тирамису. Но обычно до десерта выживают сильнейшие или непьющие.
 Анастасия засмеялась, что и меня заставило улыбнуться.
 - А гарнир мы будем рассматривать?
 Я неохотно махнул рукой.
 - Не хочу, да и нет смысла. В основном будут знакомые отца и их жены. Первым лишь бы закусить, а вторые на потроха разъедают мне мозги новыми методами диеты. Так что нужно больше салатов, чтобы эти доски не умерли с голоду, закусок и какого-то мяса.
 Анастасия скрестила руки на груди и засмотрелась на потолок в раздумьях.
 - А я думала, что устраивать банкеты намного сложнее. Даниель, у вас все так просто, вы очень умный.
 - Трудности исчезают, когда имеешь в голове хоть какую то модель представлений о человеческом поведении.
 Анастасия задала неожиданный вопрос.
 - Даниель, а кто из ваших друзей будет на празднике?
 Я вслух попытался найти ответ, издавая какое то, на мой взгляд нелепое бормотание.
 - Э-э… ну…
 Меня временно спас повар, впервые подошедший в нужную для меня минуту. Сейчас я ему за это бесконечно благодарен. В руках он держал блюда на серебряном подносе.
 - Господин, куда вам подать блюда?
 - Пойдем в столовую. Мы еще будем чай с медовиком, это принеси в библиотеку.
 Столовая в этой усадьбе находиться прямо за кухней, что вызывало свои неудобства. Кухня была построена так, чтобы быстро подавать блюда в банкетных зал на первом и втором этаже, но никто не задумался над архитектурой кухни и столовой. Значит, чтобы попасть в столовую, нужно пройти через кухню, при этом мешая работе поваров и горничных. Еще в это помещение можно попасть спустившись со второго этажа, то есть, обойти половину здания, что тоже является не малым изъяном. Третий путь – в столовую можно попасть через банкетный зал первого этажа. На мой взгляд, это тоже не совсем правильно, да и дверь в столовую смотрится некрасиво по сравнению с центральным входом в сад. В общем, для себя я решил, что проектировщик моего дома ленивый самодур. Но Анастасию это не смутило, когда мы вошли. Ей наоборот очень понравилось. Светлое, просторное, с дубовым полом и большим резьбленным камином, отделанным орешником, насыщенное картинами различных горных пейзажей. По правде говоря, я не любил есть в этой комнате или же просто в ней находиться. Причиной этому – большой портрет моей семьи, висящий в центре над камином и изображение Прасковьи.
 Мы сели за большой и просторный стол друг напротив друга. Перед нами поставили блюда и повар удалился. Анастасия с аппетитом принялась за потаж-жюльен, что сопровождалось различными похвалами в сторону поваров. Я молча начал есть свое блюдо. Ко мне вернулось беспокойство, что мы опять остались наедине, и не зря.
 - Даниель, так кто же из ваших друзей будет на празднике?
 На этот раз мой ответ прозвучал уверенно и без труда.
 - У меня нет друзей.
 Я почувствовал, что появляется какое-то нарастающее напряжение в нашем разговоре. Анастасия отвлеклась от супа, на ее лице читалось легкое непонимание, что сменилось улыбкой.
 - Но у всех есть друзья.
 - А у меня ни одного.
 Девушка нахмурилась.
 - Я могу быть вашим другом.
 Я не удивился. Мне лишь стало непонятно, как она может желать со мной дружбы, после того, как я с ней поступил.
 - Я искренни хочу извиниться перед вами за свое поведение в беседке. Но правда, я не понимаю, как после этого вы желаете со мной дружить?
 - Даниель, вы ведь неплохой человек. Вас мало одаряют любовью и заботой, у вас нет друзей. Нехватка всего этого, недостаток опыта в общении с девушкой, растерянность подтолкнули вас на этот поступок. Если человек допустил ошибку, зачем его за это упрекать, если можно протянуть руку помощи? Есть одно простое жизненное правило: «Кто любовь расточает, тот ее потеряет, а кто любовь излучает, тот ее умножает». Вы еще очень молоды, но умны не по возрасту. Попытайтесь меня понять. Я боюсь стать вашей первой влюбленностью, потому что не знаю как все будет дальше, но, чтобы не причинять вам боль, я могу предложить дружбу и общение.
 Она права. Полностью права. В каждом ее слове для меня звучит простая жизненная истина. Возможно так на самом деле лучше, но все равно больно в душе.
 - Я с вами согласен. Я поторопился, давайте будем друзьями.
 Она улыбнулась.
 - Я рада быть вашим первым другом. А это портрет вашей семьи? Эта девочка возле вас Прасковья?
 - Да, моя сестра. Портрет выполнен в год ее кончины. С того времени я забыл, что такое улыбка.
 Девушка продолжала рассматривать картину.
 - Можно спросить?
 - Спрашивайте.
 - А что это за медальон  на ее шее?
 Я взглянул на портрет. На лицо своей боли и ненависти. Само по себе изображение темное, потому что его рисовали при плохом освещении и темном фоне. Моя мама, Ирен, сидит в плетенном кресле-качалке и держит на коленях улыбающуюся Прасковью, за ней стоит мой отец, опустив свою здоровую моложавую ладонь на мое плечо. Я же стою справа от кресла, опустив руку на быльце. Слева – кофейный столик с вазой и георгинами. Свет на этой картине излучает маленькое детское личико с невинной улыбкой – Прасковья. Такая маленькая и хрупкая, красивое платье и шляпка делают из нее настоящую леди. Мягкие вьющиеся локоны цвета каштана спадали на детские плечи. Ее шею украшает стальной талисман, заключенный в круг.
 - Это не медальон.  На ее шее талисман Солнца. Символ нового начала, тепла и света, а так же символ жизни. Я ей его подарил.
 - Очень красивый. Спасибо за блюдо.
 - Ага…. Что? Вы уже поели?
 - Я успела покушать, пока вы так вдумчиво всматривались в портрет, - улыбаясь, произнесла девушка.
 - Ничего страшного, на здоровье. Скоро будет темнеть, пойдемте пить чай в библиотеку.
 - Пойдемте.
 Библиотека располагается на втором этаже, справа в конце коридора за банкетным залом и занимала два этажа, которые соединялись круглой лестницей, но первый этаж был по большей части сделан под отца, потому что среди книжных стеллажей располагался небольшой бар с сигарами и небольшой кофейный стол. Отец любил показушничать перед друзьями, часто обсуждая дела не в кабинете, а здесь. Эти «деловые» вечера длились в гордом сопровождении бурбона или шнапса, книжной пыли и сигар. Никто кроме меня не использует ее по назначению, раньше правда Екатерина Георгиевна заглядывала, но зрение стало подводить.
 По лестнице мы спустились на первый этаж. На кофейном столике нас уже ждал чай. Анастасия осмотрелась вокруг.
 - Большая у вас библиотека.
 Я налил ей чай и протянул тарелку с медовиком.
 - Часть книг находится на чердаке, руки не доходят навести там порядок.
 - А у вас есть что-то из художественной литературы? Я бы почитала что-то перед сном.
 - Я предпочитаю книги из другой области. Вон на том стеллаже должно что-то быть, Прасковья интересовалась вашей тематикой.
 Анастасия надпила с чашечки.
 - А какие книги вам нравятся?
 - Я читаю различные учебники, справочники по медицине, юридические книги, предпочитаю классическую литературу, стихи. Крайне не люблю исторические книги.
 - А какая ваша любимая?
 - Гете «Фауст», написанная в 1808 году.
 Девушка оторвала удивленный взгляд от книг и посмотрела на меня.
 - Вы читали такую литературу в столь юном возрасте?
 - Что вас в этом удивляет? Я ведь в таком возрасте, когда идет активное развитие. Мой разум свободен, мне еще не столько лет, чтобы наступила деменция.
 - Почему эта книга ваша любимая?
 - Эта книга о постоянной невидимой войне между всевозможными искушениями человечества, которые олицетворяет Мефистофель и не запачканной душой Фауста. Знаете, религия – это суррогат веры. Вы думаете Дьявол испортил человека и подтолкнул его на грех? Никак нет. Основной изъян человека – любопытство. Дьявол лишь сеял грех, в то время как это любознательное существо подбирало это семя зла на своем пути, выращивало в своей душе, разносило по миру и всё чаще стали распускаться кровавые цветы войны и смерти. В книге описана борьба человека с самим собой, в ней есть скрытое послание: «На своем жизненном пути, в любом случае и любом искушении будь сильным, чтобы сохранить в себе человека». Фауст мой кумир, он прожил достойную жизнь и остался человеком до самого конца. Но в итоге распял свою душу руками Мефистофеля, чтобы родился новый мир, без той боли, что он наблюдал год за годом. Достойный финал жизненной феерии. Так почему же нам из уст в уста, из века в век пересказывают легенду о Прометее, но мало кто слышал о Фаусте? Этого мне не понять.
 - Вы удивительный, у вас такой необычный взгляд на окружающий мир.
- Наверное я не плакал, когда родился, а иронично посмеялся.
 Анастасия съела медовик и стала подыскивать себе книгу. С интересом она водила пальцем по палитуркам, брала книги в руки, листала.
 - О у вас даже есть редкие издания и книги с первых тиражей.
 Дверь на втором этаже с грохотом открылась и вбежала Анна. Мы с Анастасией окинули ее удивленным взглядом.
 - Император, вы будете смотреть, как мы украсили зал? – впопыхах выдавила горничная.
 - Ради этого нужно было бежать?
Она заметила, что со мной Анастасия, и это не могло ее не разозлить, но Анна попыталась сделать вид, что не замечает ее присутствия.
 - Я не могла вас найти, а госпожа Анафероз уже ругается на меня, вот и пришлось бежать. Вы идете в зал?
 - Нет. Завтра посмотрю. Разбудишь меня пораньше.
 - Хорошо. Что-то еще?
 Я задумался над тем, чего мне еще хочется.
 - Который час?
 - Скоро восемь вечера, вам, господин, через час ложиться спать.
 - Я и без тебя знаю, можешь идти.
 Горничная поклонилась и ушла.
 Я заметил, что Анастасия уже несколько минут рассматривает в руках одну книгу, наверное, уже выбрала.
 - Я возьму почитать эту книгу.
 - Мы можем пойти в сад посмотреть закат. Мне больше всего нравится алое небо уходящего солнца.
 - С радостью бы посмотрела.
 Я проводил Анастасию из библиотеки. Мы вышли через первый этаж и через главный вход в усадьбу, направившись в сад, дабы избегнуть назойливых горничных и не видеть торжественный зал до завтрашнего дня. Еще одна причина почему я позвал Анастасию в сад – розы. Целый день они впитывали лепестками лучи солнца, по этому, ближе к вечеру, они максимально распускаются и источают неимоверный аромат. Василий Иванович уже успел посадить новые саженцы. Во истину человек дела в котором он знает толк.
 Мы сели на дубовую лавочку и провели некоторые мгновенья в молчании, вслушиваясь в асинхронное пение просыпающихся сверчков и пролетающей мошкары. Солнце постепенно опускается, оставляя после себя кровавое небо, которым мы сейчас любуемся. Может оно таким образом страдает каждый раз, когда умирает день?
 - Спасибо Даниель, сегодня был замечательный день.
 - Для меня он тоже был необычный. Зачастую мои дни наполнены серостью и скукой.
 Анастасия отложила в сторону книгу, уставши зевнула, прикрывая лицо рукой и тут же опустила голову на мое плечо, из-за ее небольшого роста ей ничто не вызывало неудобства. Мое сердце бешено забилось, кажется, вот-вот вырвется из груди. Я совсем не ожидал такого.
 - Я так устала с поездки. Сладкий аромат ваших роз усыпляет. Вам не тяжело?
 Я глубоко выдохнул, боясь даже пошевелиться.
 - Нет…. все хорошо.
 Анастасия очень быстро уснула. У нее такое спокойное и умиротворенное лицо. Словно настоящий ангел спустился с небес.  Постепенно я привык к ней и мое состояние страха сменилось на умиротворенное.  Наблюдая за последними уходящими за горизонт лучами солнца, даже немного тоскливо стало на душе.  Подула свежая прохлада. Я посмотрел на Анастасию, которая уже засыпала на моем плече. Я  взял ее нежную руку и произнес.
 -Анастасия, проснитесь, вы замерзнете.
 Она неохотно кивнула головой и приоткрыла глаза.
 - Хорошо, пойдемте.
 - Извините, но я вас оставлю у меня еще есть дела. Так что спокойной ночи.
 - И вам Даниель.
 Сонная девушка пошла в свою комнату, я провожал ее взглядом, пока она не завернула за угол. Я подошел к кусту роз и, сорвал, не глядя, первый попавшийся цветок.
 - Да, наверное, ты мне подойдешь.
 Спокойным ровным шагом я направился в усадьбу. Всё тихо, никого не слышно. В тишине эхом раздаются мои тяжелые шаги. Я повернул ручку двери и зашел в темное помещение, освещаемое лишь лунным светом, который по большей части падал на портрет. Я подошел к нему и положил на камин розу, как на алтарь.
 - Здравствуй, моя маленькая принцесса, я пришел к тебе. Прости, что задержался…. Я хотел, чтобы никто нам не помешал.
 Я боялся поднять глаза на портрет.
 - Сегодня три года, как тебя не стало. Мне очень не хватает твоего звонкого смеха, ослепительной улыбки, добра и тех беззаботных детских дней нашего детства. Без тебя всё не так, мир не тот и люди не те, ты не унесла с собой всю радость моих дней. Знаешь, я думал моя душа мертва… Всё время казалось, что разучился что-то чувствовать. Она бы тебе понравилась, она добрая. Сестренка, я по тебе очень скучаю…
 На меня что-то капнуло. Я посмотрел на портрет. Из глаз Прасковьи бегут слезы и стекают по всей картине. За силуэтом отца появился новый персонаж. Кровавые глаза… Безумная улыбка, будто он сейчас взорвется громким хохотом. Настоящий змей.
 - Я найду способ достать тебя оттуда.
 Пустыми темными коридорами я направился в свою комнату. Во мраке усадьба кажется очень зловещей, будто опасность подстерегает на каждом шагу. Так пусто вокруг. Я переступил через порог своей комнаты и сел на кровать. В окно заглядывает полная луна, от одного этого взгляда уже становится холодно на душе. Я подошел к зеркалу. Из-за лунного света кожа выглядит совсем бледной, а тело безжизненным. Я снимаю с себя одежду и складываю ее в шкаф. Всего одна стена разделяет меня от Анастасии, скорее всего она уже спит. Как же хочется, чтобы наступило завтра, нет мочи ждать, у меня большое рвение ее увидеть. Складывая свои вещи, я обратил внимание на полочки с одеждой. На самой нижней, в глубине ненужных мне тряпок было кое-что припрятано. Я раздвинул горы одежды и просунул руку вглубь в поисках твердой оболочки. Вот оно. Я вытянул небольшую деревянную шкатулку с замком.
 - Я не забыл о тебе.
 Я лег на кровать и стал рассматривать шкатулку, в которой раз изучаю все её изгибы. Я взял подушку и засунул руку под наволочку. Почувствовав холод метала я схватил и вытянул ключ. Несколько его поворотов в замочной скважине и шкатулка открыта. В ней хранятся всего лишь две вещи: портрет Прасковьи и её талисман Солнца, самые дорогие для меня.
 - Жаль, что в моей памяти ты навсегда останешься такой…. Не пройдет вместе наше детство, больше не услышу я твоего смеха и твоего мнения…. Это очень больно. Но я верю, что всё будет хорошо.
 - Да, вряд ли.
 Неожиданно из темноты вышел незваный гость.

               



Глава вторая

Ночь с 6 на 7 мая 1825 год

 На усадьбу опустилась глубокая ночь. Вдруг исчезли все запахи, а обитатели ночи утихли. Гробовая тишина. Затишье перед бурей. Это предвестники его прихода. Внезапно среди тишины раздался устрашающий металлический звук. Скрежет замочной скважины. С грохотом амбарный замок открылся и упал на землю. Медленно дверь стала открываться, издавая ужасные звуки ржавых петель. Кажется, природа затаила дыхание, а время в страхе остановилось. Дверь открылась настежь. Из нее доносится чей то спокойный шаг. За дверью такая тьма, что никак нельзя рассмотреть, что по ту сторону. Шаги все ближе и ближе. Остановился. Из тьмы вынырнула рука и схватилась за железные дверные лутки, затем вторая. Вот уже у него получилось вырваться из темноты. Человек выпрямил спину и поднял голову в небо.
 - Хааах… Наконец то я тут.
  Незваный гость вдохнул полной грудью, повернул голову на дверь и приказывающим тоном произнес:
 - Закройся.
 Дверь захлопнулась, а замок вернулся в былое положение. Разрушенная плитка, что вела вдоль всего сада начала восстанавливаться. Тысячи песчинок, сотни камешков и булыжников собираются со всей площади усадьбы в одно целое. Засунув руки в карманы и насвистывая, он гордым властным шагом пошел по каменной тропинке. Судя по всему у него было хорошее настроение. Он шел не торопясь, осматривая садовые округи.
 - Ничего тут не меняется. А нет, ошибся. Новые саженцы. Интересненько.
 Он приостановился, чтобы поближе рассмотреть куст, но цветы его мало интересовали, по этому он долго не задерживался.
 - Интересно, как там мой Император.
 Незваный скрылся в тени. Нет, он в ней не спрятался, а растворился в темноте. Гость появился в комнате маленького мальчика и с интересом стал наблюдать из дальнего угла комнаты.
 - … Я верю, что всё будет хорошо.
 Наблюдатель ели сдержал смех. Он вышел из тени.
 - Да, вряд ли.
 От неожиданности я даже выронил из рук портрет Прасковьи и быстро поднял глаза на него. В комнате со мной находится молодой парень лет двадцати семи, яркая улыбка маньяка озаряет его бледное лицо и темные, почти черные волосы. Человеческий облик ему придавал черный костюм, кожаные черные туфли и карманные часы на золотой цепочке. Я пытался остаться спокойным в его компании.
 - Ну здравствуй. Я думал, что не сплю еще.
 Комната запылала за его спиной. Языки пламени объяли всё. Запах гари становится всё сильнее с каждым его шагом.
 - Император, ты что не рад меня видеть?
 Он ехидно улыбнулся.
 - За 3 года пора бы и привыкнуть, что я могу прийти в любой момент. Ты уснул когда смотрел на ее портрет.
 Он взял в руку часы и улыбка его стала шире.
 - Да у нас с тобой еще куча времени.
 - Чего ты хочешь от меня?
 - Хотел поздравить с Днем рождения своего любимца. Ты уже решил? Продашь мне свою душу?
 Я сжал руки в кулаках и ненавистно на него посмотрел.
 - Конечно же нет.
 - Ах Император, если бы ты знал, как ты меня удивляешь. К кому бы я не пришел -  везде страх. Какое удовольствие мне приносит человеческий страх, их жалкие попытки бежать сломя голову. Но ты… Твое сердце бьется так умиротворенно, ты так спокоен. Ты меня безумно удивляешь.
  - Ты не в цирк пришел, я не собираюсь тебя развлекать.
 - Не язви мне, ты знаешь, что я могу сделать. Я бы мог исполнить любое твое желание, весь мир может быть у твоих ног, а я хочу за всё это всего лишь твою душу. Разве это не выгодно?
 Делая вид, что не замечаю его, я сложил вещи Прасковьи в шкатулку и поставил ее на стол возле кровати.
 - Не вижу для себя никакой выгоды. Не хочу предъявлять тебе счастье наблюдать мои мучения в Аду.
 Он засмеялся.
 - Ты до сих пор обижаешься на меня из-за Прасковьи? Уговор есть уговор. Моё дело - жертвы или контракт.
 - Значит ты обычный торгаш, тоже мне, нашел чем гордится.
 Он изменился в лице. Улыбка стерлась.
 - Знаешь, ты очень сильно похож на меня в детстве. Такой сильный в характере, невозмутимый, бесстрашный. Ты так сильно ненавидишь и презираешь людей, но в то же время твоя душа остается такой чистой и невинной. Ты мог бы стать моим приемником. Подумай хорошенько, не каждому я оказываю такую честь.
 - И стать такой же ползучей мразью как ты? У меня нет никакого желания.
 Он подошел ближе к стене и стал к чему то прислушиваться.
 - Как хочешь. А что за прелестное создание появилось в усадьбе?
 - Не твое дело, это мой гость.
 Незваный гость посмеялся с моих слов еще раз.
 - Она в то же время и мне принадлежит. Просто твой папаша идиот, нужно внимательнее читать контракт. Так что, не скажешь? Вижу скорее всего нет.
 Я почувствовал, как меня окружила его холодная темная аура. Она так близко, будто живое существо прикасается к моей коже и пытается проникнуть в тело. Он хочет меня напугать, направляя на меня страх. Я изо всех сил пытаюсь оставаться спокойным, никогда не доставлю ему удовольствие увидеть у меня испуг.
 - Хорошо… Чтобы тебе показать сегодня? Может опять смерти людей? Нет. Может как пытают Прасковью в Аду? Нет, тоже не то. Ведь сейчас такая особенная ночь, вчера был день смерти Прасковьи, сегодня твое одинадцатилетие. Точно. Я покажу тебе всё с самого начала, чтобы ты припомнил те дни. Заново увидел какой продажный твой отец и ее смерть.
 Я не могу двигаться. Он подошел ко мне и положил руку на мою голову, желая мне удачного пути в прошлое. Мое сознание провалилось в темноту.

                24 июля 1821 год. Москва.
 
 Жаркое июльское солнце озарило Москву своими утренними лучами. В легком ветерке чувствовалась необычайная свежесть, несущая нотку перемен. Старинный город расцвел белым пухом тополей. Всё по-старому.
 Вдоль каменной аллейки, угрюмым шагом шел человек в строгом деловом костюме, который являлся биркой его скверного настроения. Молодой мужчина  повернул за угол, и перед ним открылась Власевская улица с ее необычайно красивыми домами. Уже издалека его приметил сосед.
 - Здравствуй, Уильям. Как поживаешь?
 Уильям Михаэлиевич Анафероз приостановился около каменной изгороди и снял шляпу в приветствии.
 - Доброе утро, Артур. Скверно идут дела, вчера было последнее заседание по моему делу. Говорить нечего, хорошо одно, хоть в тюрьму не сослали.
 - Да, по тебе видно.
 - Честно я даже дома не ночевал. Кажется, что моя жизнь летит в трубу. Просидел всю ночь в каком то занюханном кабаке, название которого даже не запомнил, и пил.
 - Уильям, а как же твои связи? Должно быть какое то решение твоей проблемы.
 - После всего случившегося со мной никто не хочет иметь дело, эти новости быстро разлетелись по округе. В этом городе мне больше не найти работу. Извини, я, наверное, пойду.
 - Удачи тебе, заходи, если нужна будет помощь.
 Третий дом по улице Власевская. Перед ним и остановился опечаленный мужчина. Он смотрел на свою резиденцию сквозь железные прутья решетки, и не осмеливался ступить ни шагу. Уильям решил обогнуть дом и зайти с черного хода. Больше всего его терзает мысль, как же на него посмотрят близкие ему люди. Резиденция Анаферозов - огромная крепость, в которой мог бы жить сам царь. Большое здание, высеченное из белого камня, гордо украшало Власевскую улицу, по сравнению с обычными блеклыми соседскими домами. Парадный вход красовался своим просторным двором, чьим сердцем было столетнее благородное дерево – лавр. Тыл данного украшения Москвы украшал дивный сад с множеством плодовых деревьев, в котором преобладали вишни и заморские, слаще меда, абрикосы. Глаза молодого мужчины были направлены не на красоту резиденции, а на окна второго этажа, которые выходили из его кабинета на заднюю часть резиденции. Он только и думал о том, как бы прошмыгнуть незамеченным. Вдруг парадные двери открылись, молодая женщина 28 лет, провожала гостей.
 - Ирен не должна меня увидеть. – убеждал он сам себя.
 Страх быть разоблаченным заставил его побежать вдоль забора. Не добежав до калитки, он, каким-то образом, умудрился прыгнуть на железные прутья, схватиться за них своими сильными мужицкими руками, вскарабкаться, хоть с виду это не возможно, и перепрыгнуть на ту сторону. Основной удар пришелся на ноги, но он пытался не обращать внимания на боль и запачканные туфли. Быстро спрятавшись за кронами деревьев, он оглянулся, чтобы убедится, никто ли его не заметил. Уильям со всех ног побежал в резиденцию. Мужчина был уверен, что с женой гостей провожает вся прислуга, и это было верно. На своем пути он никого не встретил. Голоса раздавались с парадного хода. Воспользовавшись случаем, он ворвался в здание с черного хода, прошмыгнул через кухню на лестницу, повернул по коридору и направился в свой кабинет. Ему стало намного легче, когда дверь за ним закрылась. Никто его не заметил.
 - Неужели, уже можно снять этот чертов костюм? Как же ты меня раздражаешь, - гневался он, стоя перед зеркалом.
 Сняв пиджак и грязную обувь, он упал в свое кресло, приспустил галстук, достал из стола бутылку бурбона и бесцеремонно сделал щедрый глоток с горла. Рука потянулась обратно в дубовый стол и достала документы на резиденцию. Это навеяло столько воспоминаний и горечи, за которыми сразу же последовал второй глоток.
 - Неужели всё так плохо? – прозвучал тревожный голос.
 Уильям тяжело вздохнул.
 - Я думал, меня никто не заметил.
 - Просто я увидела грязные следы от кухни до лестницы, что оставили твои туфли. Уильям, так что решил суд? Почему ты не ночевал дома?
 Он развернулся к своей жене. В ее глазах читалась тревога и беспокойство.
 - Единственный плюс во всем происходящем – меня не сослали в тюрьму. Они проверили все мои купюры в банке и изъяли все фальшивки, не обменяли их. Наложили большой штраф за то, что я был обманут и пользовался этими бумажками. Еще суд запретил мне какую либо деятельность в моей сфере на территории Москвы.
 Ирен вскрикнула:
- О нет, это же значит…
 - Значит в Москве мне не найти работы. Да и кто бы принял меня хоть в какую то более-менее приличную контору с моей то репутацией? Этот город меня отверг…
 Молодая супруга подбежала к нему и прижалась к его широкой груди. Размашистым взмахом руки он достал с серванта два стакана и налил по полной. Супруга выпила залпом и даже не скривилась.
 - И что же с нами будет дальше?
 - Вот, я сидел в кабаке, думал об этом всю ночь. Сбережений в банке осталось месяца на три или четыре, если во многом себе отказывать даже на полгода. Самое страшное начнется с приходом зимы. Работу мне в этом городе всё равно не найти. Нужно уезжать. Я думал сыскать работу в Санкт-Петербурге, один из моих друзей давно звал меня к себе, говорил о каком-то проекте, да черт его знает, я даже не слушал в чем суть. Дом наш наверное никто не сможет купить по полной цене его стоимости… Придется идти на крайности.
 Супруга подняла глаза.
 - Неужели аукцион?
 - Боюсь… да.
- Нет, Уильям, я не могу так. Ты думаешь, я смогу стоять и смотреть, как нажитое непосильным трудом раздается за бесценок направо и налево?
 Он вздохнул.
 - Ну а что делать? Тех денег, что мы заработаем с аукциона вполне должно хватить, чтобы начать новую жизнь в Санкт-Петербурге. Ждать нельзя, чем скорее уеду искать там жилье и работу, тем лучше нам всем будет.
 Дверь скрипнула.
 - Папа ты едешь в Санкт-Петербург?
 Они моментально обернулись. В дверях стояли маленькая девочка в кружевном платье, за ее спиной ,будто на защите стоял ее брат, чей рост на голову превышал рост этой маленькой куколки.
 - Прасковья, Даниель, я кому говорил не подслушивать? Это некрасиво, сколько можно повторять? – возразил отец.
 Девочка подбежала к отцу и обняла его за ногу, подняла карие глазки и улыбнулась:
 - Папочка, ты же возьмешь нас с братиком с собой?
 - Нет.
 Она сделала очень грустную миму, которую еще никогда не встречал ни один мужчина, которой невозможно противится.
 - Нуууууу, папа, я хочу увидеть Санкт-Петербург, возьми нас, пожалуйста.
 - И куда я вас дену? Мне по делам нужно поехать, не знаю когда вернусь.
 Ее глазки наполнились слезами, сопливым носом она уткнулась в черные брюки и сжала ткань в кулачках.
 - Ну, папа…
Его супруга взяла на руки крошку.
 - Ты еще маленькая, пойми. Ну не плачь.
 - Я бы мог за ней присмотреть. Мы бы поехали с тобой на несколько дней, потом ты бы нас вернул домой, а сам назад по делам, - заступился Даниель.
 Уильям косо посмотрел наполовину трезвыми глазами на сына и нахмурился. Его рука потянулась за стаканом с бренди, о чем то рассуждая мужчина вглядывался в мутное дно, но не стал пить. Вылил содержимое в цветочный горшок, вставил корок и вернул бутылку в стол.
 - Сын, туда суда ездить – лишние растраты, настали времена, когда деньги нужно беречь.
 - Но тебя и так часто дома не было из за работы, а тут ты скоро уедешь и неизвестно надолго ли, мы ведь хотим хоть пару дней побыть с тобой перед тем, как ты уедешь на длительное время.
 Ирен обратилась к мужу, покачивая на руках дочку:
 - Ну, правда, тут всего лишь пару дней. Пусть дети побудут с тобой.
 Бедный мужчина опустил голову в знак поражения, не смог противостоять такому натиску со всех сторон.
 - Ладно… Пусть Екатерина Георгиевна соберет вещи. И подготовьте экипаж, чтобы через час он уже стоял под резиденцией. Скажи, чтобы телеграмму отправила Аркашеву, я заеду к нему через 3 дня.
 - Хорошо, дорогой. Иди поешь перед дорогой, у тебя совсем измученный вид.
 Угрюмый мужчина молча кивнул головой. Меня слегка удивило, что замечания молодой жены донеслись до него. Молчаливый. Задумчивый. Чей взгляд так упорно что-то высматривает за горизонтом яркого солнца, обжигающего резиденцию. Ум весь напряжен и витает где-то вдалеке в поисках желанных ответов и решений. Горгулья. Угрюмый таинственный хранитель. Непоколебим своим видом. Таким бы, наверное, был мой отец, если бы его тело было высечено из камня, так мне кажется. Хранитель нашего спокойствия. Наших жизней.
 Мы оставили его в покое.
- Мама, а с папой всё будет хорошо? – спросила Прасковья.
- Золотце не переживай за него, он знает, что делает.
 Молодая мать успокаивала дочку, но со стороны было видно, как сильно она переживает, как бегло ее взгляд цепляется за стены дома, будто в последний раз. Она остановилась и опустила малышку на пол.
 - Присмотри за сестрой. Помоги ей собраться.
 - Да мама.
Я взял Прасковью за руку и провел ее до комнаты.
- Не переживай, всё будет хорошо.
 Девочка улыбнулась.
- Братик, а почему я должна переживать? Всё ведь будет хорошо.
 Она прижалась ко мне. Я окидывал взглядом свой родной дом, возможно, в последний раз. Мне хоть и мало от роду, но я уже знал значение слова «аукцион». Ужасное значение для нас скрывалось за его значением.
 Высокие расписные потолки, возвышавшиеся над нашими головами, не один раз вскружившие голову удивленным зевакам, дубовый пол, широкие теплые стены, всё так мило глазу. Скоро этот место примет новую семью, станет для них домом. Грустно. Мы с Прасковьей больше не прогуляемся по саду, не пробежим этими длинным коридорами. Всё останется в наших воспоминаниях, где и положено быть приятным денькам.
 Мы спустились на первый этаж. Комната сестры не очень большая, но уютная, с широкими окнами, множеством мягких игрушек, музыкальных шкатулочек, мелков. Сразу понятно, что комната маленькой девочки. Я осмотрелся, хоть и знаю где что лежит.
- Что ты с собой возьмешь?
- Я хочу взять Топтыжку, можно?
 Она побежала к ящику с игрушками и схватила своего любимого питомца.
- Можно. Я имел в виду из одежды. Что ты хочешь с собой взять?
Она посмотрела в глаза бурого маленького медвежонка.
- Топтыжка говорит что мне к лицу будет то белое платьице. что мама подарила, сарафанчик и панталетты.
- Хорошо, посмотри, что ты еще с собой хочешь взять и отложи на кровать. Я пока сложу твои вещи.
 Раздался стук в дверь. Я обернулся.
- Войдите.
 Екатерина Георгиевна медленно вошла, чтобы не опрокинуть поднос с чаем и печеньем.
- Я вот вам принесла перед дорогой перекусить. Как вы тут справляетесь? Вы уже сложили всё, что вам нужно в дорогу? Если соизволите я отнесу это в саквояж.
 Прасковья взяла печенье.
- Хорошо, но Топтыгина я возьму с собой.
- Как прикажете.
Горничная взяла вещи, пытаясь делать это быстро. Но, еще на пороге в комнату я заметил, как в ее руках дрожит поднос, а в глазах томиться грусть и наворачиваются слезы.
- Стой. Скажи честно, всё так плохо?
Старушка резко остановилась, чуть не врезавшись в дверь. Она поняла, что ее старания скрыть свои переживания оказались тщетны.
- Всё хорошо, молодой господин, я просто переживаю за то, что будет дальше. Разные дурные мысли лезут в голову.
- Мы с тобой еще не прощаемся, не думай, что нас так просто сломать. Такова жизнь, череда хорошего и плохого. Трудности всегда можно преодолеть. Не нужно плакать раньше времени, не всё утеряно.
 - С вашего разрешения, я пойду, соберу ваши вещи.
 Горничная поклонилась и ушла.
Порой время бывает таким непостоянным и непредсказуемым. Оно то мчится быстрее ветра, то тянется долго и нудно, вот как сейчас. Но в любом случае, мгновения уходят в бездну, выскальзывая из рук. Ненавижу ждать. На мой взгляд жизнь коротка. Самое худшее и бессмысленное занятие, что вообще может существовать, неизменное, что по праву можно назвать вечным, забирающее мимолетные отрезки бурной молодости —  ожидание чего то. Прожигание драгоценного времени. Сестренка, ты всё еще не поняла этого, по этому ты так беззаботна и счастлива сейчас, многого не понимаешь, наверное тебе повезло, ты еще долго не повзрослеешь. По сути не каждый из нас способен радоваться восходу солнца, аромату полевых цветов или бескрайнему голубому небу. Жаль таких людей.
 Двором эхом прозвучали звонкие удары мощных копыт, облаченных железными  подковами, дробящие под собой каменные дорожки. Двойка черных смольных лошадей красовалась перед резиденцией. Длинные гривы величаво спадают с их голов, широкие ноздри выдувают раскаленный июльский воздух. Во истину наблюдаешь всю мощь и красоту матушки природы в этих дивных существах. На носу экипажа сидел извозчик, здоровый мужчина, на вид лет сорока. Может большой кафтан и внушал такие нечеловеческие размеры, но с виду кажется, что ему раз плюнуть остановить взбесившуюся лошадь голыми руками. Извозчик загорелой рукой снял пояровую шляпу, украшенную пряжкой, вытер пот со лба и спрыгнул с экипажа, что тот хорошенько пошатнулся. Прасковья с большим интересом уставилась в окно и наблюдала за этим мужчиной, как бережно он подошел к лошадям, погладил их пышную гриву и направился в сторону резиденции.
 В комнату вошла мама.
- Детки мои, уже пора выходить. Вы всё взяли? Ничего не забыли?
- Нет, мамочка, всё взяли, - весело ответила Прасковья.
- Сынок, присматривай там за сестрой.
- Не переживай.
Вся прислуга выстроилась перед резиденцией под палящим солнцем. Грустные лица как на подбор. Некоторые провожали нас взглядом, другие, как Екатерина Георгиевна и мама плакали и махали платочками. Извозчик загрузил экипаж и покорно ждал, наблюдая за нами.
- Солнышко, одень шляпку, а то голову напечет, - переживала мать.
 Отец крепко обнял жену перед долгой разлукой. Прасковья улыбалась и воодушевленно махала рукой на прощание. Почему то сейчас я не испытываю ни грусти, ни страха. Мы едем к началу новой жизни и этого не нужно бояться, нужно гордо смотреть в будущее, ждать от него только хорошее. Самых великих ломали и они вставали с колен. Девять лет назад, за два года до того, как я родился, горела Москва. По рассказам, донесшимся до меня, погибло очень много людей. Белый пепел летал, выстилая дома и улицы белым покрывалом, как первый декабрьский снег, скрывая за собой тела и дороги омытой кровью Москвы. Мы разбиты. Так же как и этот величавый город, разрушенный почти до основания. Из пепла он заново родился, вырос, возмужал. Мы тоже отправляемся в долгую светлую дорогу, дабы обрести силу, воспрянуть из пепла на зло своим врагам. Экипаж тронулся с места.
 
                25 июля 1821 год. Санкт-Петербург.
 
 Меня разбудил шум какой то суматохи и беспокойства. Невольно мои глаза открылись и я увидел перед собой Санкт-Петербург. Он совсем не похож на тихую аристократическую Москву. Оживленный, занятой, суматошливый, люди куда то спешат по своим делам. После победы в войне 1812 Россия пережила большой общественный подъем, что не обошло и этот удивительный город. Я много слышал, что Санкт-Петербург расстроился, но увидеть это своими глазами на самом деле удивительно: множество фабрик и заводов, хлопкобумажное, шерстяное производство, работавшее на импортном сырье, а так же табачное, кожаное, красочное, пивоваренное производство. Какая красота простого рабочего класса, каждый не стоит на месте. Как же это завораживает. Город-титан!
 Отец спокойно наблюдал, без лишних эмоций, наверное его мало чем можно удивить, в командировках он многое повидал.
- Сестренка, проснись, мы уже приехали.
 Она вяло открыла глазки.
- А, что, уже?
- Да, могли бы и раньше приехать, если бы в дороге колесо не сломалось, - недовольно прокомментировал отец.
 Прасковья на что-то задумчиво засмотрелась.
- Братик.
- Да, маленькая принцесса.
 - Посмотри туда.
 В суматошных улицах промышленного Санкт-Петербурга небольшими кучками раскинулись компании, в центре которых стояли заводилы с медалями и почетными знаками, которые ярко сверкали на солнце среди фона тусклых затуманенных войною глаз. Народ с упоением слушал рассказы про великие подвиги простых людей.
 Среди стареньких закоулков стояли другие жертвы войны. Угрюмые, бездушные, но несломленные, на чьих телах и сердцах война оставила вековые следы. Отец пытался не смотреть в ту сторону, но я с изумлением смотрел в лица калек, на которых красовалось только одно чувство ненависти. Забытые призраки, которые никому не нужны, на производстве они не принесут никакого толка, война забрала у них всё. По этому им и остается только попрошайничать. Вглядываясь в них, я вдруг заметил молодую девушку в грязном рванье и заводной саже. Яркие зеленые глаза с тоской смотрели на двух детей у ее ног, мальчика и девочку. С любовью она гладила маленькую дочку по голове, что-то шептала и при этом плакала.
- Подождите, остановитесь.
  Извозчик резко дернул за поводья и скомандовал жеребцам стоять.
- Сын, что случилось.
- Дай мне денег.
 Отец не очень доверчиво окинул меня взглядом, в недоумении покрутил голову по сторонам и увидел причину остановки.
- Ну как скажешь. Сколько тебе нужно?
 Отец достал из-под сиденья сумку чтобы дать денег. Я выхватил у него из рук двадцать пять рублей одной купюрой и спрыгнул с экипажа.
- Не много? - начал он бурчать.
 Я улыбнулся.
- Братик, а я?
- Посиди пока, я скоро вернусь.
 Я подбежал к девушке. Остальные рядом стоящие бездомные с презрением и недовольством окидывали меня взглядом за то, что я подошел не к кому то из них.
- Здравствуйте.
 Девушку вытерла лицо своим рваньем.
- Здравствуйте.
- Красивые у вас дети.
- Спасибо. Это Миша и Светочка.
 Мальчик проснулся, недоверчиво посмотрел на меня и подвинулся ближе к сестре.
- Почему вы плакали? И что вы здесь делаете?
Девушка обняла крепче детей.
- Мой муж ушел на войну. У меня родились Миша и Света, которых он так и не увидел.
 Она просунула руку под тряпки и достала сверток пожелтевших писем.
- По началу письма приходили часто, но со временем всё реже и реже, а затем и вовсе перестали приходить. Я ждала и ждала, пока вот с окончания войны не прошло девять лет. Он был сиротой, а моя мама умерла в скором времени как закончилась война. Из-за того, что денег у меня не было, я смогла договориться, чтобы ее похоронили в одну могилу с неизвестными солдатами. Материнский дом у меня отобрали и с детьми я оказалась в этом месте. Пыталась работать, но тяжело вырастить двух детей в этом городе. Петербург разрастается, люди съезжаются со всей России, рабочих мест мало, в основном берут мужчин, поэтому где-то месяц поработаю и опять в поиски.
- Почему вы не уедете?
- А куда я денусь? Денег нет, детей пытаюсь прокормить, хоть и сама не ела уже третий день. Зато нас хотя бы пускают ночевать в оперном театре.
- Очень грустная история. Как вас зовут?
- Анна.
- Возьмите эти деньги. Наши дороги еще пересекутся.
- Спасибо вам большое.
 Я вернулся и сел в экипаж.
- Благородно, сын, помогаешь бедным.
- А с чего ты решил, что она бедная? Это достаточно богатая женщина.
 Отец нахмурил брови, задумался, почесывая затылок.
- С чего ты взял?
- Не тот беден, кто мало имеет, а кто хочет многого. Она богата потому что у нее есть кому дарить любовь и тепло это самое великое богатство, а есть люди которые обладая материальным богатством всё равно в чем то нуждаются — это самый тяжкий вид нищеты.
- Ну сын ты иногда как скажешь что-нибудь этакое, заумное, аж поражаюсь.
- Папа, а я уже есть хочу, - пожаловалась Прасковья.
 И мы вновь двинулись. В честь победы в войне в этом дивном двояком городе строились различные памятники и арки, мы проехали через такую и попали совсем в другой Санкт-Петербург. Интеллигентный, пышный и великий, полный различных заведений где, как говорится, высшая знать проводила свой досуг: театры, филармонии, библиотеки с высокими громоздкими стеллажами, различные заведения, где можно попить и поесть. Огромные роскошные Дворцовая и Сенатская площади просто поражают, и это только малая часть самой разнообразной и прекрасной архитектуры Санкт-Петербурга. Больше всего меня поразил Петербургский порт, что виднелся на Стрелке Васильевского острова. Сердце русской  торговли, даже немыслимо вообразить, что две трети всей внешней русской торговли на плечах Санкт-Петербурга, и что в 1811 году этот еще неприметный город объединил своими новыми водными системами реки бассейна Балтийского моря с бассейном Волги.
 Движение по улицам этого города полностью изменилось в отличии от ранее виденной мной картины — люди все такие добродушные, никто никуда не спешит; не смотря на жару, на первый взгляд, в воздухе летают ноты хорошего настроения и беззаботности, но это только первое впечатление. В хаосе различных запахов я смог различить только пять: свежеиспеченного хлеба, ароматы изысканных сортов кофе и чая, только-только срезанных цветов и благоухающую стойкую вонь множества женских духов, от которых так и зудит в носу.
 Отец повернулся к извозчику и хлопнул его по плечу, дабы тот сделал остановку. Экипаж остановился перед большим трактиром с ярким названием «Красный камень» и гордо висящим государственным гербом, что по старым обычаям, еще при Александре I, срывало с уст жителей другое отожествление «Питейный дом, именуемый казенным». Извозчик отцепил коней от экипажа и отвел их в конюшню, при трактирном дворе. Мы зашли внутрь заведения, первый этаж очень просторный и служил рестораном, к которому тянулась лестница, ведущая наверх к жилым комнатам, подпол в винный погребок, дверь на задний двор и тд. Нам с Прасковьей не очень интересно изучать строение и архитектуру на пустые желудки.
 Малышка дернула отца за рукав:
- Папа, я есть хочу.
 Он ласково погладил ее по голове и успокоил.
- Скоро ты покушаешь моя хорошая, подожди. Лучше присмотри место, где можно присесть.
 Отец направился к стойке, чтобы сделать заказ. Я с удивлением наблюдал, как хрупкие, на первый взгляд девушки, умудрялись носить от столика к столику громоздкие подносы наполненные едой, пивом, различными изысканностями и вкусностями, которые так хочется попробовать. На удивление много иностранцев, быстро и непонятно лепечящих на своих родных языках, сидящих небольшими кучками из двух или трех человек и потягивающих легкий дымок трубки под утреннюю газету, как ни странно на русском языке. Вроде бы поговорят и затихнут, как вдруг один как что-то вычитает из газеты, переведет и опять гогот стоит, не понятно только из-за чего. Всё у них не по-нашенски, шиворот навыворот, ну да ладно. Отец вернулся в сопровождении молодой девушки с подносом. Усевшись поудобнее в скрипучий стул, он развернул «Вестник Европы». Перед ним поставили завтрак, уже раскуренную трубку, кофе и стакан виски. Утро каждого уважаемого человека начинается с того, что он читает газету, выпивает чашечку крепкого черного кофе, чтобы окончательно пробудится, а начитавшись новостей, как говорится: «видит Бог - лечимся», залпом выпивает стакан виски для успокоения мыслей. Этакая утренняя молитва аристократа, после которой можно спокойно приняться за еду. Отец пофыркал, прочел первую страницу и откинул газетенку на стол.
- Бардак в стране, нечего сказать.
 Мы с сестрой не церемонились и сразу же принялись за еду. Иногда даже не замечаешь, насколько вкусной бывает обычная яичница.
  Прасковья отложила вилку.
- Папочка, а ты не боишься заблудиться в таком большом городе?
- Нет, доченька, я ничего не боюсь.
 Я не мог не прокомментировать эти слова.
- Не правда. Все мы чего-то боимся. Некоторые бояться темноты, высоты или же животных, много страхов и они ложные. На самом деле люди бояться не темноты, а того, что может в ней скрываться, бояться не высоты, а сорваться вниз, или бояться быть укушенными животным. Так или иначе, живое или неживое, это часть жизни, и  наши страхи найдут в чем себя проявить. Исходя из этого, могу сказать, что мы боимся жить. Забавно, не правда ли? На старости лет, тебе кажется, что жизнь прожита и ты уже ко всему готов, кажется что былые страхи были просто смешны, но... Переставая бояться жизни, ты начинаешь бояться смерти.
- Ну братик, не начинай, ты иногда бываешь очень занудным, - нахмурилась Прасковья.
- Хорошо, прости. Так, куда мы дальше поедем?
 Отец проглотил кусок яичницы и задумчиво посмотрел на меня, почесывая затылок.
- Наверное, мы сначала съездим посмотрим дом, который мне посоветовали, возможно останемся и там переночуем. Про здание мне ничего не сказали, я знаю только адрес, улица Загородный сад дом 3. Еще говорили, что там должно понравиться, правда почему-то в том доме давно никто не живет.
 Пока мы с отцом вели разговор, Прасковья начисто опустошила тарелку и с очень довольным лицом откинулась на стуле. Папа начал оживленно рассказывать план маршрута, какие места будем проезжать. От всех этих разговоров Прасковья заскучала и начала зевать, и старалась делать это от всей души, как бы на показ, чтобы привлечь к себе наше внимание.
- Что такое, ты заскучала? - с улыбкой спросил отец.
- Да папочка, налей мне чаю.
 Малышка подвинула чашечку поближе. Когда отец налил ей чаю, она сначала предложила его своему мишке Топтыгину, а потом отругала и дала по носу, за то, что он не хочет. Очень мило наблюдать за этим «воспитательным» процессом.
- Прося, а ты что, поклонница Гендерного воспитания? - поинтересовался я.
- А? Это как?
- Ну, сначала отругала, потом ударила для закрепления, это и есть Гендерное воспитание.
- Нет, я ударила его потому что он невоспитанный. Красивая, добрая, умная, воспитанная девочка предложила ему чаю, а он носом покрутил.
 Отец не смог сдержать смех. Девочка ни чуть не изменилась в своем серьезном детском лице.
- Ну, а что, нельзя же быть таким невеждой.
- Я даже не знаю, что тебе ответить, нужно быть с тобой осторожнее, чтобы за свое невежество не попасть тебе под руку, - с улыбкой сказал я сестренке.
 Прося нахмурила глаза.
- Ты-то не попадешь, ты слишком умный, мне не придраться.
 И не поймешь, комплимент это был, или так прозвучала детская обида.
- Вы уже поели? Давайте выезжать, еще много дел.
 И вот мы выехали навстречу своему новому дому. Прося наелась и играла с мишкой, она уже привыкла к Санкт-Петербургу и ей уже лень было смотреть в окно. Отца прихватил на жаре утренний виски, он дремал. Один я непрерывно продолжал наблюдать за жизнью главных улиц Санкт-Петербурга, таких идеальных и милых, что со временем первое впечатление быстро проходит и накатывает какое-то отвращение, ведь всё не может быть так безупречно, люди не могут быть такими... до ужаса счастливыми как на подбор, только не в нашей России. И вот мы опять выезжаем в рабочий район. Теперь, увидев во все очи обе стороны медали, мне кажется, что эти люди будто искупают грехи высшей знати, пропитанные смогом и копотью, каждый несет свое бремя...
 Колесо экипажа наехало на валун, из-за чего лошади испугались и ошарашенные помчались вперед, извозчик со всех сил потянул на себя поводья и всемогущим голосом приказал животным остановиться. На фоне его голоса, от которого уши заложило, что-то с грохотом упало с заднего отдела экипажа. Мы остановились и все как один выглянули из окон. Оказалось, что от такой встряски порвался ремень, которым был затянут наш багаж, нефиксированный саквояж упал на булыжную мостовую и все вещи рассыпались по дороге. Неожиданно молодой мужчина подошел к раскрытому саквояжу и поднял платье Прасковьи. Отец машинально вылетел из экипажа, с криками:
- Стой, вор!
Отец подбежал к нему и, недолго думая, очень недурно приложил кулаком по его брови. Неизвестный упал на спину и прокатился вниз по мостовой на несколько метров. Отец медленно подходил к нему. Вор поднялся с колен и не собирался убегать. Весь в грязи, небритый, он посмотрел на отца, от чего тот оцепенел. Мужчина держал в трясущихся руках платье Прасковьи, измазанное в грязи, из рассеченной брови струилась алая кровь и стекала по его лицу. Он плакал, не просто плакал, его слезы орошали платье Прасковьи как осенний дождь, он рыдал.
- Я-я-я... - без остановки бормотал мужчина, захлебываясь в слезах, - Я... я не в-в-вор! Я видел, ч-что вы... что у вас раскрылся саквояж... Я-я-я.. хотел помочь в-в-вам...
 Отец стал столбом и не мог пошевелиться или что-то ему ответить.
- Кто вы такой? - спросил я его.
 Прасковья позвала отца. Сперва, он не откликнулся на нее, не с первого раза. Прасковья протянула отцу платочек, чтобы мужчина вытер слезы. Отец с опаской подошел к нему и дрожащей рукой протянул ему платок. Мужчина взял его и вытер лицо, он перестал плакать, но его руки не переставали дрожать.
 Он гордым лицом посмотрел на меня.
- Меня зовут Прохор Василий Иванович.
- А меня зовут Даниель, это Прасковья, а вы кто?
Мужчина с силой сжал платочек в руках.
- Я уроженец Смоленска... Когда то им был... У меня были жена дети, я работал на благо семьи. Я никогда не забуду тот ужасный день, когда армия Наполеона вошла под Смоленск. Мы с семьей жили в пригороде Смоленска... 14го августа, когда мы узнали, что наши ведут бой под Красным, мы ужаснулись, но не хотели оставлять дом, надеялись, что одержим победу. Как же мы ошибались... Наполеон командовал армией, численность которой была 180 тысяч человек. Ужасное зрелище. Я решил пойти посмотреть, как далеко ведется бой, оставил дом... Я и сам не понял, как оказался возле самого сердца боя. Трупы, везде были трупы... Я взял гладкоствольное ружье со штыком у одного нашего погибшего, наших русских ружей мало было на производстве, так что мне досталась какая-то английская или французская.
 Мы внимательно и с замиранием сердца слушали его рассказ. И не могли поверить, что с человеком могло произойти что-то подобное...
- В общем, взял я это ружье и побежал, бежал и бежал. Пушки ревели и, как бы я не бежал, их рев был всё ближе и ближе. Я прыгнул в какие-то кусты. Прошло несколько мгновений, прежде чем я понял, что, в нескольких метров от меня, лежит испуганный солдат из армии Наполеона. Я направил на него ружье... Мне было очень страшно, но  в тот момент я думал, или я его или он меня. Я слышал его частое и прерывистое дыхание, видимо он был испуган. Мой палец нажал на курок... И тут оказалось, что тот солдат, у которого я подобрал ружье, уже сделал выстрел. Я обезумел. «Не заряжено! Не заряжено!», - не прекращали кричать мысли в моей голове. На звук щелчка с ужасом обернулся тот солдат наполеоновской армии, он открылся ко мне грудью. В тот момент я не думал ни о чем. Я  рванул с места и одним движением вонзил в него штык от ружья... Когда это случилось... Его лицо перекосил ужас смерти, он что-то бормотал, он плакал и звал кого то... видимо свою мать, потому что на вид ему было не больше двадцати. Я убил его. Если бы вы знали... Какого это.... Убивать людей.... С того дня дрожь не проходит, мои руки трясутся и это не поддается лечению...
 Он замолчал. Прасковья заплакала от его истории. Отец так и стоял неподвижный.
- А где ваша семья? - спросил я.
- Семья... - томно повторил он,- когда я вернулся - их уже не было. Я искал их везде. Даже когда войска вошли в Смоленск мои поиски не прекращались. Мы проиграли тогда. Все отступали в Москву, я решил пойти вместе с нашими солдатами и беглецами Смоленска. Надеялся, что найду их там. Но там их не было, я не увидел родных мне лиц. Смоленск был сожжен до тла. Наверное, их уже нет в живых... С Москвы я перебрался в Санкт-Петербург. Трудно здесь. Я работал в порту, загружал товарами суда. Если бы не мои руки...
 Он глубоко вздохнул и опять прослезился.
- Однажды, когда мы в очередной раз загружали корабль, я своими проклятыми руками не удержал груз, тросы порвались и, одного паренька насмерть придавило ящиками. Я никогда себе не прощу, долго я не мог с этим смириться... Пытался работать на заводе, кидал уголь в печь, но тоже в скором времени ушел, чтобы из-за меня никто не пострадал. Теперь сижу под храмом прошу милостыню, молюсь о здоровье своих близких и, о своем прощении...
 Отец молча засунул руку во внутренний карман и протянул Прохору 50 рублей одной купюрой.
- Возьмите, вам пригодится.
- Это слишком много, не нужно.
Несмотря на его слова, отец не опускал руку, пока тот не взял деньги.
- Не кажется ли вам, что вы попросту воруете чужие деньги? - задал я вопрос.
 Прасковья с отцом ошарашенно посмотрели на меня и очень разгневались.
- Даниель, замолчи, - крикнул на меня отец.
Прасковья ударила меня по плечу мишкой и отсела подальше.
 - Я, наверное, ошибалась, ты тоже невежда.
 Василий Иванович подошел к отцу и засунул в его карман деньги.
- Ваш сын прав... Я не могу так, извините, возьмите платье и платок.
- Вообще-то я не об этих деньгах говорю. Вы сказали, что бросили всё и теперь под храмом просите милостыню. Зачем вы воруете? Разве вы не считаете, что другим те деньги, которые вам подают прохожие намного нужнее, к примеру, вдовам, инвалидам, детям-сиротам? А ведь это люди, которые не могут вполне о себе позаботится.
- Ну... я...
- Вам уже 36 лет, не так ли? Вам разве не стыдно? Взрослый человек, а вы уже опустили руки. Ну и что, если у вас трясутся руки, вы хирург?
- Нет, я не хирург, и вообще не человек медицины.
- Если вы кого-то убили, и тот парень умер из-за вашей ошибки - это не оправдание и не причина сидеть без дела оплакивая себя. Вы должны найти способ жить. Если ваши руки что-то уничтожили, нужно во искупление направить их на создание чего то прекрасного, к примеру... вы не задумывались над тем, чтобы стать садовником? Растить цветы, перевести свои мысли в другое русло, а деяния во благо и наблюдать за тем, чему вы даете жизнь и радоваться этому.
- Спасибо вам за эти слова, они имеют весомые аргументы и большой смысл для меня. Возможно это тот пинок под зад, который я очень долго ждал. Вы правы... даже если моя семья погибла, они не должны наблюдать с небес, что я проживаю жизнь напрасно.
 Отец опять протянул ему деньги. Вместе с Василием Ивановичем они упаковали разбросанные по дороге вещи, пожали друг другу руки и разошлись. Фигура молодого мужчины постепенно начала исчезать вдалеке улиц Санкт-Петербурга, освещаемых жарким солнцем. Он остановился и долго смотрел на нас издалека, пока не поднял руку и не помахал нам на прощание. Странная вещь жизнь, непостижимая и непредсказуемая, никогда не знаешь, когда будет тот поворот, за которым последует иная жизнь, но еще большее неведение в том, что даже представить не можешь, в каком облике явится это откровение, возможно, это будет новое лицо, новая личность, или же давным-давно забытый пережиток времени. Почему пережиток времени? Потому что история существует не для того, чтобы защитить нас от ошибок прошлого, а показать, к чему в будущем может привести тот или иной наш поступок,  она дает нам наглядный выбор событий и происшествий.
 Мы выехали за чертог Санкт-Петербурга. Ехали молча, находясь еще под гнетом душераздирающего рассказа нового встречного.
- Братик, прости меня, пожалуйста, за то, что я тебя ударила, ты всё правильно сказал.
- Ничего страшного, мне было не больно.
 Прасковья улыбнулась.
- Ну тогда в следующий раз, когда мне покажется, что ты начнешь говорить какую-то глупость, я постараюсь ударить посильнее, чтобы ты не тянул с разъяснениями.
- Договорились, маленькая принцесса.
Мы выехали на бездорожье и въехали в лес. Какой-то он неживой и подозрительно тихий, очень угнетающая обстановка, не хотелось бы когда-нибудь застрять посреди этой глуши.
 Я обратился к отцу:
- Как, ты говорил, называется та улица? Что-то это очень подозрительно, не кажется, что здесь вообще есть жилые места.
- Загородный сад, дом 21. Я сам ничего не понимаю. Петр, куда ты нас завез?
 Извозчик лениво повернул голову, зевнул своим широким ртом и произнес.
- А вы посмотрите по сторонам.
 И правда, если присмотреться, то среди зеленых крон деревьев можно заметить разрушенные дома, в которых будто уже давно никто не живет. Многие из них уже давно поросли метровой травой, стены попадали и покрылись мхом, крыши прозябли, прогнили от дождя. Это единственные следы человека. Но не похоже, что кто-то выгнал этих людей насильно, двери не тронуты и заперты, окна целы. Очень странно.
- Ты же не хочешь сказать, что мы ехали аж с Москвы посмотреть на эти развалины? - заголосил отец.
- Не переживайте, Уильям Михаэлиевич, я поговорил с местными, пока вы завтракали, скоро приедем. Откиньтесь и отдохните, а я уж как-нибудь разберусь с дорогой. Оп, уже, кажется, разобрался. Выходим, приехали.
- Ты что, издеваешься?
- Ну, а куда ехать, Уильям Михаэлиевич? Тут дорогу дуб перегородил, мы вдвоем не уберем, был бы топор, - произнес извозчик, потирая затылок.
 И правда здоровенный дуб упал посреди дороги. Дуб - очень хороший материал для производства, широко известный своим качеством и стойкостью, но в этом случае... он весь прогнил до сердцевины, будто пролежал десяток лет, а то и чуть больше. Отец осмотрел его, обошел вокруг да около и со злости со всей силы ударил ногой.
- Уильям Михаэлиевич, да тут недалеко осталось, за полчаса думаю дойдем.
- И что, бросим вещи? Ты с ума сошел?! - прокричал отец.
- Кто их воровать то будет, Уильям Михаэлиевич, белки? Вы же видите, что нет никого вокруг.
 Пришлось идти пешком, отец не переставал бурчать.
- Да что за день то такой к чертовой бабушке, то колесо, то дуб, и чем я перед Богом провинился...
 А нам с Прасковьей наоборот очень нравится в лесу, особенно после столь долгой поездки очень приятно размять ноги. Хоть лес и старый, но его воздух полон свежести, не то, что в Санкт-Петербурге, пропитанный дымом от многочисленных фабрик и заводов.
- Только далеко от меня не отходите, - скомандовал отец.
Мы дружно ответили.
- Хорошо, папа.
А сами друг на друга переглянулись с улыбкой.
- Маленькая принцесса, давай наперегонки?
Она очень хитренько на меня взглянула, затем посмотрела вперед.
- Ну, если ты настаиваешь...
Она не закончила фразу и побежала вперед по поросшей тропинке.
- Эй, так не честно!
- Я кому сказал далеко не отходить? Стоять.  Трава очень высокая, в ней могут быть змеи!- крикнул отец.
Я тоже не послушал отца и побежал вперед за Прасковьей. В платьице ей не очень удобно было бежать, и оно цеплялось за ветки, по этому я очень быстро ее обогнал и она очень быстро сдалась.
- Стой, стой, ты победил. Даниель, ты повел себя как хам, почему не уступил девушке?
Я потрепал ее по волосам.
- Ты ведь для меня не девушка, а младшая сестра, почему я должен жалеть тебя?
Мы встали под старой сосной, чтобы отдышаться. Когда Прасковья перевела дух, она сжала ладошки в кулачки и встала в угрожающую позу.
- Как это, ты опять напрашиваешься, чтобы я тебя ударила? Я же обещала, что в следующий раз, когда начнешь говорить какую-то глупость - ударю посильнее, объяснись сейчас же.
- Прося, ты моя сестра и младше меня, я просто не мог позволить тебе уйти далеко одной в лес, а если бы с тобой и правда что-то случилось? Отец и так будет сердиться, обещать, что в следующий раз не возьмет нас с собой в поездку.
 Малышка закусила губу, недолго раздумывая:
- Хорошо, ты себя оправдал. Я не сержусь.
Мы пошли дальше по тропинке, кажется, что она кем-то недавно протоптана, потому что не поросла травой и имела четкие границы. Старые дома скрылись из виду и лес стал не такой густой. Как только мы вышли из леса — перед нами открылась каменистая тропинка, на вид в очень хорошем состоянии, с боку которой стоял деревянный домик. Не похож на те, что мы видели ранее. Я толкнул дверь. На удивление она оказалась не заперта. Внутри не очень просторно.
- Здесь кто-нибудь живет? - спросил я с опаской.
- Даниель, смотри.
Сестра указала на дубовый столик. На нем стоят столовые принадлежности, в тарелке давным-давно заплесневелая еда и испорченный чай.
- Кажется, тут давно никого нет, но странно... Ты заметила, как тут чисто? Нет ни пыли, ни паутины и окна кажутся вымытыми.
- Братик, мне страшно, давай не станем тут задерживаться?
- Хорошо, маленькая принцесса.
Мы вышли из домика и пытались не оборачиваться в его сторону, решили целенаправленно идти вперед по дороге и не оглядываться по сторонам. Не знаю как долго длился наш путь, наверное, полчаса мы шли по каменной дороге и не видели ничего впереди. И позади не видно было отца с Петром. Как вдруг вдалеке показалась крыша какого-то здания, мы побежали ему на встречу. Большая двухэтажная усадьба возвысилась перед нами.
- Братик, смотри.
Перед железным ограждениями усадьбы стоял почтовый ящик с выбитой на стали гравировкой «Загородный сад, 21».
- Мы нашли ее, - томно произнес я.
На крыльце здания стоял низкий старичок в черном костюме с галстуком. Пронзительным взглядом он наблюдал за нами. Шаг. Второй. Величественно и гордо он зашагал в нашу сторону не  переставая поедать нас взглядом. Он подошел к воротам. Руки он держал строго за спиной.
- З-здравствуйте... а вы не знаете, где...
- Ваш отец уже давно здесь и очень сердит.
Его слова поразили нас до глубины души, едкие и пропитанные суровостью. Он стоял и молча осматривал нас. Какой пронзительный и тяжелый взгляд, кажется, что он даже не моргает. Медленно его рука скользнула по черным стальным прутьям ворот, высохшие пальцы с пожелтевшими ногтями ухватились за замок. Я даже не увидел как он проворачивает ключ или снимает замок, он будто просто приложил руку и тот  рухнул на землю.
- Добро пожаловать, детишки.
 Его лицо попыталось породить что-то похожее на улыбку, но у нее получилась только покореженная и, будто насмешливая, ухмылка. Внутри усадьбы было очень просторно и темно, на первом этаже красовалась большая лестница, портреты завешаны черной тканью. Старик провел нас в гостевую комнату, которая тоже располагалась на первом этаже.  Он открыл дверь и мы увидели папу и Петра, пьющий чай из какого-то дорогого фарфорового сервиза. Как только отец увидел нас, сразу же сорвался со стула и подошел к нам.
- Где вы были всё это время?! Вас не было целый час, я же говорил никуда не уходить без нас!
- Я не знаю, как это вышло, мы просто шли вперед по тропинке, затем нашли домик возле каменной дороги и просто пошли по ней и спустя полчаса оказались здесь.
- Не врите мне, мы с Петром по той дороге минут за пять добежали, пытались вас догнать, говорите правду! Может вы пошли какой-то другой дорогой?!
 Старик громко прокашлялся и холодно обратился к отцу.
- Дорога здесь одна единственная, других отродясь никогда не было. Скорее всего они забрели в лесу. Нужно было просто идти по тропинке по которой вы вышли из леса к моему домику.
- Извините ,пожалуйста, за эту мороку, дети просто первый раз в Санкт-Петербурге.
 Прасковья очень удивилась.
- Так это ваш домик стоит у начала дороги?
Старик холодно посмотрел на нее.
- Естественно мой. Я сидел завтракал. Кстати, я больше всего люблю по утрам овсянку и свежезаваренный английский чай, сам я англичанин и эта маленькая традиция напоминает мне мою дорогую Англию. Жаль, что ваш отец и этот молодой человек потревожили и не дали мне насладиться пищей, уж очень за вас переживали.
 Мои ноги подкосились от ужаса.
- Такого не бывает...
Старичок взял со стола чашечку и надпил чай.
- Не бывает? Вы не верите, что по утрам я завтракаю овсянкой?
Каждое его слово делало страх еще сильнее. Голова как пчелиный улей, в котором мысли в хаосе мечутся в каждый уголок сознания, вспоминая каждую деталь, чтобы найти объяснение как отец с Петром пришли раньше нас и что мы на самом деле видели на своем пути.
- Нет, я имел в виду совсем другое, я хотел сказать..
- Даниель, хватит, не говори больше ничего. Я не хочу слушать ваши отговорки, если не умеете признавать свои ошибки, то хоть не пытайтесь нагло врать мне в глаза.
 Старик подошел к серванту позади нас и достал еще две чашки и тарелочки, налил чай и отрезал нам по кусочку вишневого пирога.
- Угощайтесь, детишки. Так откуда вы, говорите?
- Мы приехали с Москвы, - ответил отец.
- О, Москва... - задумчиво повторил пожилой англичанин. - Я слышал, что в этом месте водятся самые ядовитые и скользкие змеи во всем мире, которые спокойно ползают по улицам среди людей, скрываясь за доброжелательными лицами.
- Никогда раньше я не задумывался над этим, жил себе спокойно как и все, пока, как вы выразились «змея», не подобралась ко мне слишком близко и не укусила. Сейчас я из всех сил борюсь с этим ядом, пытаюсь выжить, поселившись в другом месте.
- Очень интересно и громко сказано... Меня зовут Вильгельм, между прочим. Отчество и остальную часть родословной я давно оставил в прошлом.
 Меня очень заинтересовал разговор отца с этим человеком, интеллектом он не блещет пока, но, если присмотреться, в нем видно какой-то скрытый потенциал, сторожила не так уж и прост, как кажется.
 Старик уставился в окно и, почему-то не переставал сжимать в руках чашку, хоть чай давно уже остыл. Он задумчиво наблюдал за садом, позади усадьбы. Он закрыл глаза. Сидя неподвижно, его тело стало казаться мертвым, я даже не замечал как он дышит и это вновь настораживало. Мы переглянулись друг на друга. Вдруг рука старика дернулась. Не открывая глаз, англичанин поставил чашечку на стол. Его веки медленно приоткрылись, он сделал глубокий свистящий вдох, которых сопровождался хрипом старых бронхов.
- И вы считаете, что вам лучше будет в Санкт-Петербурге?
Отец удивился.
- Ну, а почему нет?
- Ничего. Просто у нас своя атмосфера, другие люди. Но не всё так плохо, как казалось. Люди как тараканы, могут выжить в любой среде, даже самой неблагоприятной. Помню я одного докторишку... Иоганн Фауст. Занятный был паренек, полный амбиций, но в то же время нахальный до жути и очень самоуверенный. Правда, какой у него был стержень. Какие планы роились в его голове, жаль, что именно это его и погубило, у него не было.... планки так сказать. Амбиции, мысли, но целей никаких не было. И по этому он мне очень быстро надоел.
 Старик опять закрыл глаза и упал в спячку.
- Подождите, вы о ком это? Иоганн Фауст? Это ведь не тот Фауст, персонаж писателя Иоганна Вольфовича Гёте?
 Но англичанин не ответил, он спокойно и умиротворенно сидел на стуле, не обращая на меня внимания. Я посмотрел на отца и кивнул на него головой, мысленно спрашивая «Что с ним такое?». Отец в незнании пожал плечами и махнул рукой, мол у стариков свои странности и не следует на этом акцентировать внимание.
- А бывает еще хуже, - вдруг произнес он, не открывая глаз.
- И как же? - поинтересовался я.
 Сторожила взглянул на меня, подвинулся ближе и в упор уставился в мое лицо, от чего стало как-то неловко.
- А бывает так, что человек вообще не знает чего хочет, и в голове у него кроме ветра нет ничего. В очень редких случаях эти... личности... берутся то за одно дело, то за другое, но смысле в этом что воду в ступе молоть и лишь единицы добиваются успеха, а остальные так и прожигают жизнь в вечных поисках. И после смерти, как правило, такие люди не находят покоя, скитаясь то туда то сюда.
 Меня его слова очень разозлили.
- Как вы можете так говорить, откуда вам знать как там после смерти?
 Старик улыбнулся.
- Ты еще очень молод, это мне уже можно... задуматься. Посмотри в окно, ты видишь птицу?
- Нет, не вижу.
- А она есть. Если ты чего-то не осознаешь, не можешь к этому дотронуться — это не значит, что этого не существует.
 Он придвинулся еще ближе и прошептал:
- Человеку, не видящему дальше своего носа, вообще не следует открывать рот, чтобы не оскорблять других своими глупостями. Как считаешь?
 Как я и рассуждал этот старик не так прост как кажется. Он вызвал у меня восхищение. Мне еще не удавалось встретить человека с таким нестандартным мышлением. Еще никогда так ловко меня не ставили на место.
 Прося оживилась.
- А вы умнее моего братика.
- В старости каждый может блеснуть кое-какими знаниями, в этом нет ничего удивительного.
 Неожиданно раздался громкий храм Петра, на что мы все обратили внимание, кроме старика. Я и не заметил, как тот уснул. Отец уже было повернулся, чтобы разбудить его, но сторожила его остановил:
- Пусть спит, иначе он не довезет вас обратно.
 В комнате стало очень жарко. Старик встал, медленно подошел к окну, открыл его и опять стал вглядываться вдаль горизонта. Наступила пауза. Он достал из кармана пиджака белый платок, вытер пот со лба, резко повернулся и спросил:
- А у вас случаем не найдется газеты?
 Отец достал из-под стола деловой чемоданчик и протянул свежее издание.
- Благодарю. Давно я не читал газет, уж больно они меня огорчают и вызывают изжогу.
 Он подошел к серванту, из которого достал пыльную бутылку и два стакана, один протянул отцу, а второй поставил перед собой.
- Если чтение газет вызывает у вас такую неприязнь, зачем вы их читаете? - спросил я.
 Пожилой мужчина откупорил бутылку и наполнил стаканы.
- Ммм... Не пил уже лет пять, сердце, понимаете ли, но по такому поводу почему бы не выпить?
 Он осторожно взял стакан двумя руками, как будто держит священный грааль; поднес его к носу и вдохнул полной грудью. Его глаза бегло пробежали по первой полосе газеты и, он пристально стал изучать содержимое. Я подумал, что уже не услышу ответ на проигнорированный вопрос, как вдруг старик произнес, не отрывая взгляд от текста:
- Я просто проявляю интерес к жизни других людей, это скрашивает мое одиночество, хоть и часто расстраивает. Уж больно много мерзости и глупости в их головах, но иногда это даже забавно. Что для вас газета? Для меня — учебник жизни. Только нужно правильно им пользоваться и делать всё в точности наоборот. Как гласит народная мудрость: «Умный учится на чужих ошибках».
 Он прочитал первые две страницы, чем вдовольнасытил свой интерес и отложил газету на стол.
- Какой бардак, уж лучше жить в неведении, но в спокойствии.
 Старик не церемонясь схватил стакан и осушил его одним махом. Прям как отец по утрам и любой знатный человек. Эти движения, именно «молитва аристократа», заставили меня задуматься о происхождении и прошлом этого пожилого англичанина. Но, кажется, он не из тех стариков, что станут маразматически пропагандировать историю своей жизни.
- Детишки, а  вы не хотите пойти погулять? У вашего отца ведь есть дело ко мне.
 Мы с Прасковьей посмотрели на суровое выражение отцовского лица, ответ и так был ясен.
- Ну хватит вам уже, пусть дети развеяться, вы ведь не везли их аж с Москвы, чтобы они сидели в четырех стенах. Кстати, если выйдете из усадьбы и повернете направо вдоль стены, то по тропинке выйдете к озеру.
 Мы опять одарили отца щенячьим взглядом. Может это из-за усталости или же вновь выпитого стакана спиртного, но он не воспрепятствовал.
- Только не спускайтесь в подвал, там темно и ступеньки скользкие, и вообще детям там делать нечего.
 Радостные, мы выбежали из комнаты. Старик провожал нас угрюмым взглядом из-под лба. Мы делились своими впечатлениями, пока спускались по лестнице.
- Даниель, ну как тебе тот дедушка?
- Не знаю даже, мне он не очень понравился. Он хитрый, еще бы я сказал, что он... непростой. Умный, хоть на первый взгляд так не кажется. Но самое главное его качество — рассудительность. С этим человеком следует быть предельно осторожным.
 Прасковья остановилась и задумалась.
- Ты тоже умный и рассудительный, тебя тоже стоят бояться?
- Это ты попыталась меня обидеть?
- Ну-у...
 Сестра улыбнулась.
- Да как ты можешь издеваться над старшим братом?
- Ну, ты же не обидчивый. Если честно, то в такие моменты у тебя такое забавное лицо, что сдержаться очень сложно.
- Иногда я задумываюсь, почему я называю тебя маленькой принцессой, если правильнее было бы говорить на тебя маленький чертенок.
 Прося надула щеки и пошла впереди меня.
- Ты обиделась?
 Она повернулась и показала мне язык.
- Вот так значит? Даже Топтыгин гораздо вежливее тебя, настоящий джентльмен.
 Прасковья возмутилась.
- Ты только что сравнил меня с мягкой игрушкой?! Да как ты мог?! Противный, противный Даниель.
 Я не смог сдержать смех, что еще сильнее разозлило сестричку.
- Даниель, у тебя совсем совести нет?
- Просто ты так смешно злишься, я милее ничего не видел и в такие моменты мне очень сложно сдержаться.
- Даниель, ты у меня сейчас получишь!
 Прасковья приняла очень разъяренный вид и, мне пришлось бежать. Она бежала следом и кричала в спину, что лучше мне не останавливаться. Лес так и одаривал нас свежестью, которой никогда не было в Москве, трава ласково касается ног. Благодать.   Тропинка вывела нас из леса на какую-то опушку, за которой она спускалась вниз и вела к озеру. Усталость заставила нас остановиться. Мы легли на траву и уставились на облака.
- Они вроде бы так рядом, но в то же время так далеко. Интересно, а если кто-то когда-нибудь охватит их своей рукой, то какая мысль придет ему в голову, что он будет чувствовать в этот момент?
- Даниель, как ты можешь совмещать в своей голове наивность мечтателя и великий ум?
- Но ведь все люди мечтатели, не зависимо от того, кем они являются.
 Прасковья сорвала несколько полевых цветочков и стала плести веночки.
- А ты уже задумывался, кем хочешь стать в будущем?
- Конечно. Отец хочет, чтобы я пошел по его стопам, но я этого не хочу.
- Почему нет?
- Мне не нравится заниматься финансами, экономический мир очень жесток. Не хочу считать чужие деньги. И это его ремесло, какие бы у него не были на меня надежды, я не хочу зависеть от чужого мнения. Я бы хотел стать врачом, хотя бы для себя, для своей семьи. Еще заманчиво для меня — профессия дипломата.
 Прасковья сплела одно звено венка и задумалась.
- А кто такой дипломат?
- Ну... Это такой человек, которому доверяют. Таким людям доверено налаживать международные договоры, представлять интересы своей страны, защищать права своих сограждан на международном уровне.
- Господи, и тебе это нравится?
- Может в будущем всё изменится и, я еще что-то решу. А ты бы кем хотела?
 Сестра одела на голову красивый веночек и поудобнее легла на траву.
- Разве у меня есть какой-то выбор? Плохо родиться женщиной в нашем времени, всем нам положено быть красивой и не умнее своего суженого, целыми днями сидеть дома, растить детей и ждать мужа, улыбаться его друзьям. Аж противно. Но самое несправедливое, что это будет даже не мой выбор, он обязательно должен будет быть из хорошей семьи. Я уже вижу, как отец привел своих друзей и, чей то сын из его компании положит на меня глаз. И все они будут смотреть лишь на мою красоту как звери на кусок мяса, и из них я должна выбирать? Я не хочу такой жизни.
- Согласен, приоритеты не очень яркие.
- Ты бы мог стать писателем, ты ведь хорошие стихи пишешь.
 Я сорвал травинку и задумчиво стал ее покусывать.
- Многих не признают, им тяжелее всех, ведь они всегда зависят от чужого мнения. Их всегда преследует один и тот же страх, закончив какое-то творение на них накатывает апатия, что больше они не смогут превзойти себя, а тут и к стакану недалеко. Я, конечно, планирую издать сборник своих стихотворений, когда стану совершеннолетним, назову его «Антология детства». Таким жестом я хочу выразить свою благодарность жизни за ту вещь, что дается лишь один раз — детство.
- Ты уже так четко рассмотрел свое будущее?
- Я просто задумывался в свободное время. Я считаю, что нужно жить лишь этим днем, этим моментом и наслаждаться им.

Куда уходит день вчерашний?
Он не приходит второй раз.
Живи сегодня, живи завтра,
Живи лишь тем, что есть сейчас.

- Красивый стих. Как думаешь, мама переживает?
Я встал с травы, размял спину и протянул сестре руку, помогая ей подняться. Не спеша мы направились к озеру.
- Переживает, наверное, она ведь мать, но скорее всего ей очень скучно, ведь некому дать заботу.
 У озера оказалось очень тихо и спокойно, берег выстелен теплым песком и камушками. Гладь воды сравнима с зеркалом, дна совсем не видно. Нет никого и ничего рядом. Не слышно птиц, нет никаких жучков, даже ветра нет. Только мы.
 Набрав камушков мы начали бросать их в воду, соревнуясь кто дальше докинет. Прося замахнулась для броска, но вдруг застыла в раздумьях.
- Мы теперь будем жить здесь?
- Не знаю, наверное. Мне терять нечего, в Москве останутся лишь мои воспоминания и не более.
 Маленькая принцесса подошла к озеру, сняла веночек и опустила его в воду.
- Если мы останемся все вместе, то мне тоже нечего терять.
 Я потрепал ее по волосам.
- Откуда такие мысли? Конечно, мы будем вместе.
 Прасковья села на песок и принялась пересыпать его в руках.
- Может, сделаем замок из песка?
- Давай.
 Время летело незаметно. Песок был очень сухой, по этому нам пришлось его смачивать. Прося лепила замок, а я носил ей песок и воду. Оба сильно измазались с ног до головы. Вокруг песочного строения мы сделали ров и заполнили его водой, слепили башенки и воткнули в них зеленые веточки с листьями, имитируя флагшток. Для укрепления здания мы воткнули в стены палочки. Пока Прося украшала замок всякими камушками и ракушками я палочкой выковыривал окна и двери. Замок вышел большой, красивый, на наш взгляд.
- Хороший, мне он нравится.
- Замок прям для тебя, маленькая принцесса.
- Раз я маленькая принцесса, то ты тогда Император.
 Я подумал, что сестра как обычно попыталась в шуточной форме задеть меня, но она вполне серьезна, видно не пошутила.
- А почему Император?
 Прося посмотрела на меня и улыбнулась.
- Потому что император — очень умный и рассудительный человек, его все слушаются и, он выделяется среди остальных людей. Вот так вот.
- Тогда этому замку кое-чего не хватает.
 Я взял пару палочек, разломал их, чтобы выложить надпись. Прося с интересом посматривала из-за моей спины.
- И и МП? Что это значит?
- Император и маленькая принцесса. Это ведь наш замок.
- Очень мило и просто.
 Мы еще недолго постояли и полюбовались нашим творением, взялись за руки и не спеша направились обратно.
 Старик пригласил меня в свой кабинет, чтобы в спокойной обстановке обговорить нашу деловую встречу. Его медленный нерасторопный шаг понемногу начал выводить меня из себя. Мало того, что я устал с дороги, так ко всему прочему меня в жар бросило от его древнего поила. Когда старик сказал, что кабинет на втором этаже мне совсем поплохело. «Боже, какой же ты медленный старый хрыч», ругался я тихонько про себя. Наконец мы подошли к дубовой двери. Дедок достал из кармана  брюк связку ключей. Как же долго он искал нужный. Я чуть вслух не ругнулся, когда тот уронил связку. Что за издевательство. Старик опять начал мусолить мои нервы, во второй раз перебирая ключи. Неожиданно он застыл, медленно развернул свое туловище и спросил:
- Вам дурно?
 Я сжал в кулаке ручку чемодана, перебарывая желание ударить его.
- Нет, мне просто жарко.
 Он пристально рассмотрел мое лицо и вернулся к затянутому процессу открытия двери. Наконец-то у него это получилось. Первым делом старик открыл окно, хоть с этим он быстро справился. Комната небольшая, заставлена двумя шкафами, дубовым столом в деловом стиле и двумя стульями. Везде грязь, пыль, паутина с дохлыми пауками, в общем обстановка не очень уютная. От стойкого запаха старины меня чуть не вырвало, помогло лишь то, что дед вовремя открыл окно из которого подул спасительный воздух. Я снял пиджак и повесил его на спинку стула.
- Присаживайтесь, - предложил старик, удобно присаживаясь на стул.
- Спасибо.
 Старик начал что-то искать в ящичках стола, но не нашел. По этому просто вытер пыльный стол рукавом. Он одел очки для чтения, хоть перед ним никаких бумаг пока не было. Сложа рука на стол, он уставился на меня.
- Ну?
 Я не понял.
- Что ну?
- Я жду. С чем вы пожаловали?
 Я открыл чемоданчик в поисках документов, там же у меня лежали деньги на приобретение усадьбы. Старик прокашлялся.
- Что вы делаете?
 Я перевел взгляд с содержимого чемодана на старика, взирая на него, как на идиота.
- Достаю ценные бумаги, документы. Вы раньше никогда не вели деловые встречи?
 Старик откинулся на стуле, сложил руки на груди и окинул броским взглядом чемоданчик, а затем одарил им и меня.
- Я спросил: «С чем вы пожаловали?» Зачем мне ваши бумажки? Или без них вы не можете четко сформулировать ответ?
- Хочу приобрести эту усадьбу.
- По каким причинам?
- Ну, какие причины это уже мое личное дело.
 Старик достал из пиджака платок и протер хорошенько стекла очков, при этом смотря на меня с презрением.
- Я вижу вам кажется, что вы владеете ситуацией. Ошибаетесь. Вы всего лишь гость в моем доме и мне решать уйдете ли вы отсюда землевладельцем или жалким нищебродом. Так что не нужно показывать свои нервы и свое хамское поведение посоветую сдерживать.
 Я закрыл чемодан и отложил его в сторону. Ну если он так хочет вести разговор...
- У меня финансовые проблемы...
 Старик выставил ладонь, перебив на середине предложения.
- Никогда так не говорите, никогда в жизни. Ваши проблемы это ваши проблемы, но только не мои, а если они еще и финансовые, то вообще не вижу смысла вашего прибытия, это значит, что средств у вас не густо и вы надеетесь на какие-то поблажки. Вы верующий?
 Я не ожидал такого вопроса, не думал, что разговор может повернуть в такое русло.
- Да, верующий.
- Ну так Бог поможет, но я не Бог. Меня совсем не беспокоят ваши проблемы, так что подумайте хорошенько и постарайтесь не разочаровать меня своим ответом.
 Старик встал, достал стакан и бутылку, но мне не предложил. Он попивал спиртное, спокойно смотря на сад за усадьбой. «Что-то ты сильно пригубил для того, кто не пил пять лет», - подумал я.
 Старик гневно сказал:
- Не о том думаете, Уильям. Я вам дал шанс исправиться, не теряйте его, долго я ждать не стану.
- Мое имя... Откуда вы...
- Ты глухой или идиот? Я жду ответ.
 Мысли вдруг куда-то испарились, голова совсем пуста. Сердце бьется как башенное. Ни о чем другом не могу думать, только об этом странном старике, спокойно попивающего спиртное.
- Я хочу приобрести усадьбу потому что... потому что... Я желаю начать жизнь заново в новом месте. Хочу лучшего для своей семьи.
 Дед залпом допил содержимое стакана и ничуть не скривился, как воду выпил.
- Чудесно. Видишь, это же было не сложно.
 Старик достал из ящичка несколько бумаг на землю, застройку и договор.
- Рассмотрите эти документы.
 Бумаги какие-то желтые, помятые слегка, с толстым слоем пыли. Первое, на что я обратил внимание — цена. Меня это огорчило. Пока я рассматривал цену старик сел за стол, откуда-то достал сигару и уже раскуривал ее.
- Мне не хватает тысячи рублей.
 Он покачал головой.
- Очень жаль.
- Подождите, может что-то можно сделать?
 Мои слова как-то странно на него повлияли. Он застыл. Смотря на него сквозь серый дым сигары, мне на миг показалось, что его карие глаза стали кроваво-красными. Вроде показалось. После не длительных раздумий тот впервые за всю беседу улыбнулся.
- А на что вы готовы?
- На всё.
- А к примеру... Вы бы пожертвовали будущем одного из своих детей, дабы обеспечить жизнь другому?
 «Да что за вопросы такие? Этот человек нагоняет на меня страх, но почему? Я же моложе и сильнее его, он ведь ничего мне не сделает. Всё хорошо», - успокаивал я себя.
- Ну... наверное...
 Старик поторопил меня:
- Здесь только два ответа, не мусольте.
- Да...
 Он улыбнулся шире.
- А вы сказали, что верующий, часто бываете в церкви?
- Не очень, занят работой. Да и после всего, что случилось в последнее время, я в Боге разочаровался.
 Почему-то его улыбка исчезла. Он потушил сигару об стол.
- Нет Бога без людей и нет людей без Бога, - сказал старик и замолчал.
 Мне опять стал непонятен ход мыслей этого маразматика.
- Вы о чем?
 Он будто вышел из транса.
- А? Да так, мысли вслух. Так значит... в душе вы тоже разочаровались?
- А какой от нее прок? Во всем этом разве есть смысл? Мир вращается вокруг денег.
- Так она вам... не нужна?
- Нет, - твердо прозвучал мой ответ.
 Может мне показалось, но старик, кажется, потерял вдруг весь свой пафос и норов, стал нетороплив в общении, долго подбирает слова. Странный он.
- Ну на таких условиях я готов продать усадьбу за ту сумму, что у вас есть, правда есть еще две небольшие мелочи.
 Как же он мне уже надоел.
- И какие же?
- Тысяча рублей — деньги не маленькие. Я бы хотел иногда посещать усадьбу когда захочу, уж больно я к ней привязан, понимаете?
- Я думаю, что это...
 Старик прям пилит меня глазами, полными надежды.
- … возможно.
 Услышав конец предложения старик громко выдохнул и принял более серьезный вид.
- А вы читали документы за земельный участок и застройку здания?
- Мельком.
- И странного ничего не заметили?
- С ними что-то не так?
- Пойдемте.
 Честно сказать, у него получилось меня заинтересовать. Он провел меня дальше по коридору к лестничной клетке. По ней мы спустились на первый этаж, справа, кажется, - выход на кухню, а прямо — в сад.
- Идем.
 Под лестницей был спуск в подвал. Старик поднял заслонки и спустился по ступенькам вниз. Я направился за ним.
- Что вы хотите мне показать?
- Сейчас.
 В темноте он нащупал старую, разбухшую от влаги дверь с висящим замком.
- Помогите открыть.
 Мы ухватились и со всех сил потянули ее. Открыли с трудом. Старик зашел и начал греметь вещами в поисках чего-то. Он вынес керосиновую лампу. Когда лампа зажглась — мне удалось рассмотреть, что эта дверь каморки, которая нагружена всякой никому ненужной ерундой: садовыми инструментами, сломанной мебелью, порванными картинами и другим мусором.
- Готовы?
- Смотря, что вы хотите показать.
- У вас сильная психика? Это может травмировать.
 Очень интересно, что же он хочет показать.
- Я взрослый мужик, прекратите запугивать.
Старик засуетился, поднял перед собой лампу. Я за возмущался:
- Не слепите меня.
Но тот и не думал убирать лампу от моего лица. Прищурившись я посмотрел на старика, он серьезно всматривался в меня, а левая рука дрожала.
- Вы видели дома по дороге в усадьбу?
Я взял его за руку и опустил лампу на уровень его груди, его пальцы до ужаса холодные.
- Приходилось.
- Вас не смутило, что вокруг ни одной живой души? Я даже не о людях говорю, сколько зверей вы видели в этом лесу? А птиц? Ни одной ведь. Вас это не насторожило?
- Да я как-то спокойно к этому отнесся.
 Старик положил дрожащую руку мне на плечо, что не очень пришлось мне по душе.
- Не будьте так глупы, все чего-то бояться. Пойдем.
 Он повел меня вдоль стены, упираясь рукой о влажные камни. Я старался идти след в след, потому что лампу держит он, а в таком месте хоть глаз выколи, даже толком не поймешь день на дворе или же ночь. Пройдя несколько метров раздался какой-то жуткий смрад, я сразу же прикрыл нос рукой, но старик был покрепче меня - и глазом не моргнул. Мой проводник неожиданно остановился, из-за чего я чуть не врезался в него, тут у меня уже не хватило нервов. 
- Чего встали?!
 Я не видел в тот момент его лицо, он просто указал пальцем вперед. Ничего не видно. Я сделал несколько шагов вперед, но всё равно ничего не увидел, перед нами черная пустота. Следовало же мне из-за своего любопытства еще двинуться вперед. Я через что-то перецепился и мое тело рухнуло на землю, ко всему прочему я всем весом ударился лбом о что-то твердое.
- ТВОЮ Ж МАТЬ! Старик, ты совсем охренел?! Почему не посветил??
 Мне никто не ответил, спутник куда-то пропал, оставив лишь лампу. Я со злостью схватил ее, вытер лоб, на руке кровь. Казалось вонь стала еще сильнее. Я развернулся, чтобы посмотреть, что так «смягчило» мое падение. Всё плыло перед глазами, видимо из-за удара, но когда зрение вернулось...
- Это еще что такое?
 Надпись. «Герц*** Мария Ни****** » всё остальное невозможно разобрать, стерто. Я прочитал эту надпись несколько раз и долго не мог понять. Моя рука машинально стала ощупывать землю в поисках того, из-за чего я упал. И тут что-то попало мне под руку. Я преподнес эту находку к свету... Кость. Я еще раз бросил взгляд на надпись, затем на землю вокруг себя... Могила.... ЧТО??? Я как ошарашенный попятился назад, ноги перестали меня слушаться, но каким то образом я встал и сразу же на что-то наступил. Я встал как вкопанный. Кажется у меня сейчас будет сердечный приступ, я перестал чувствовать свое дыхание. Я опустил взгляд к земле... Череп. Я наступил на череп. Мне стало очень дурно, в этот раз я упал без чьей-либо помощи.
 Не знаю, через сколько я очнулся. Поняв это, я не спешил открыть глаза.
- Я спал, мне это всё показалось, да так и было, мне просто стало дурно от выпивки старика и, я уснул.
 Но, не тут-то было. Я открыл глаза и обнаружил себя в подвале посреди могил. Десятки могил, которых не сосчитать. Гнилые кресты возвышались над землей.  Могильные камни как будто все взирают на меня. В безумии я медленно повернулся  в противоположную сторону, откуда мы пришли, трясущимися руками я потянулся за лампой, что всё еще горела, и удивительно, что не разбилась от моего падения. Она осветила мне ноги и я увидел, что в моих ступнях лежит череп с пустыми глазницами. Я схватил лампу и, перецепаясь, побежал к выходу. Я не оборачивался. Ели как прибежав к лестнице, ведущей в подвал, я увидел курящего старика, спокойно ожидавшего моего возвращения. Лампа выпала из моих рук. Я как одержимый ухватился за стену и медленно поднялся по лестнице и вцепился в его пиджак.
- Ты... ты... ты почему оставил меня?!
 Старик выдохнул дым в мое лицо, я поперхнулся и невольно отпустил его.
- Так вас беспокоит не то, что вы увидели, а почему я не подождал вас? Прискорбно.
- Что это за могилы?!
- Я спрашивал, вы не задумывались, почему никого нет вокруг? Они все находятся здесь, это их последнее место пребывания. Вы видимо хотите расспросить меня, что же произошло? Ответа я не знаю. Но лишь по давним слухам, еще лет тридцать назад мне посчастливилось краем уха услышать, что они все умерли в один день, уснули и не проснулись. Их просто обнаружили спящими в своих уютных домах. Это сейчас газеты выходят раз в две недели, а в то время... В общем, массовости эта новость не обрела. Что-то в этом есть, не находите? Ничто живое не смеет сунуться в эти края, птицы облетают тридесятым километром. Но... как видите, я живой.
- Но почему усадьба построена на их могилах?
- О, часть могил пустые, но они все равно здесь. В стенах. Я не архитектор, но со временем я пришел к своему заключению: земля всегда влажная в этих местах, может потому-то озеро рядом? Как думаете, на такой сырой земле, усадьба долго бы простояла? Я так не считаю. В древние времена, различные народы и нации, дабы укрепить сооружение, брали мертвых рабов и замуровывали их тела в стены. И это каким-то образом позволило им простоять не одно столетие.
 Я ужаснулся, перед глазами опять встали картины старых захоронений и этот... запах смерти.
- Это же незаконно.
- Неужели? Ты видел документы, человек умный, сможешь отличить оригинал от подделки. Да и... не ты ли сказал, что мир вертится вокруг денег?
 Старик протянул мне сигару, которую сам же только что и курил, в любой другой ситуации я, наверное, отказался бы, но не в этот раз. Я нервно закурил и обдумывал всё, что увидел и что сказал мне старик.
- И вы предлагаете мне купить ее? Да если об этом узнают меня засадят в тюрьму, сгноят, и в худшем, но недалеком, случае мне может светит смертная казнь ведь это скорее всего дойдет до Москвы, а там я стал известен как фальшивомонетчик.
- Уильям, а вы лицемер. Кто говорил, что презирает Москву и ее змей, пытается изо всех сил выжить?  Я думал это ваши истинные намерения, но оказалось, вы всё еще на коротком поводке.
 Как не прискорбно, но слова этого человека имеют смысл.
- Что вы хотите мне предложить?
- Немного поправить архитектуру здания и не более. Поставить несколько стен, что будут перекрывать эту жуткую картину, ну и, конечно же, дать себе обет молчания.
Я задумался и, он воспользовался моментом моей слабости.
- Не пора ли наплевать на всех, Уильям Михаэлиевич? Сделать выпад социуму, наконец зажить по своим законам, разве это не есть свобода?
- Знаете, мне бы ваши навыки ведения дел, вы прям вытягиваете из людей тот ответ, который удовлетворит вас.
- Да не вопрос, я могу раскрыть в вас этот талант и, никто из ваших деловых партнеров не сможет вас переговорить. Назовем это небольшим презентом к нашему договору. Люди не идеальны, некоторые превосходно играют на фортепиано, я же на человеческих слабостях.
- Хорошо, я согласен.
 Старик рассказал, что я несколько часов находился без сознания, время близилось к вечеру, Даниель с Прасковьей давно вернулись, поужинали и пошли отдыхать. Я стал переживать, что мой спутник мог что-то им рассказать, но тот уверил меня, что всё хорошо. Мы вновь вернулись в кабинет, чтобы подписать договор и передать документы в мои руки. Старик даже стал как-то добрее ко мне, обработал мои раны, налил выпивки. Оказалось, что он в прошлом заключил не мало договоров и может заверять документы нотариально.
- Раз мы во всем разобрались и вы согласны уже на всё, то у меня есть еще одно небольшое пожелание, - заявил внезапно старик.
- Какое?
- Я хочу создать доверенное лицо на усадьбу.
- Наследника?
- Да, наследника. Пусть это будет ваш сын, если вы не против. Ничего страшного, документы войдут через тринадцать лет, когда он достигнет совершеннолетия.
- Но за такое длительное время всё может измениться, еще неизвестно каким человеком он вырастет.
- Уильям, это ведь ваш сын, вы не доверяете ему? А мне показалось, что он хороший малый.
- Я за сегодня так устал, столько пережил, что уже нет сил спорить. Давайте, я не против.
 Я ждал, пока старик внесет поправки. С каким же удовольствием он делал это тонкое дело. Мужичок похож на поэта , точнее на художника. Как осторожно он выписывает изгиб каждого слова, каждой запяток, то поднимает, то опускает голову ниц, иногда откидывается назад, почесывает свое лицо гусиным пером и, после не длительных раздумий, яростно бросается за письмо. Солнце село за горизонт. Рука старика остановилась. Он поставил последний знак препинания — точку. Стало даже грустно, что этот творческий процесс закончился, в отличии от него, я никогда не брался за бумаги с таким рвением и безумным желанием. Мне протянули документы. Я бегло прочитал написанное.
- Вы и правда внесли поправки про душу. А почему записано, что в случае моей смерти усадьба переходит моему сыну? Я намерен прожить долгую жизнь.
- И опять вы правы лишь отчасти. Может вам и хочется, возможно, вы даже будете к этому стремится, но не забывайте о сударыне судьбе и вольном случае. Есть то, на что мы не в силах повлиять. Но, что я смогу доказать такому прагматику?
 Я немного колебался, собирался с мыслями, хотя все уже давно решено. Мне никогда не приходилось сталкиваться с такими странными документами, мои глаза привыкли с магии чисел, юридическим тирадам, в общем в языку денег.
- Мне казалось вы сильный и целеустремленный человек, - произнес старик с ноткой разочарования. - Куда он пропал? Может, если копнуть глубже, вы только кажетесь таким? А в глубине души робкий запуганный мальчишка? Тогда не удивительно, что вас выгнали из Москвы.
 Старик переклонился через стол, опираясь на локти, и жестом руки попросил меня наклонится к нему. Он прошептал мне на ухо:
- Мальчик, рассказать тебе один секрет?
 Я кивнул.
- Забудь, что миром правят деньги, это лишь железо и бумага, а по простому — дым, - еще тише прошептал старик. - Миром правит грубая сила. Хочешь, чтобы стало проще жить? Будь жесток, будь готов ступать по головам, переступать тех, кто упал, ищи себе подобных, но не сильнее себя. Ты понял?
- Да.
 Старик подвинул ко мне перо и чернила.
- И каков будет твой выбор?
 Я взял в руку перо, опустил кончик в чернила. Старик, не глядя в содержимое бумаг, тыкнул пальцем.
- Вот тут.
 Я расписался. Наконец этот безумец отцепился. Он замолчал, поднялся и начал собираться.
- Вы куда?
- Это уже не мой дом, верно? Я переночую в том домике, а вы располагайтесь, обустраивайтесь.
- Я же еще не заплатил.
- Мы разберемся с этим завтра или при моем следующем визите. В общем, рано или поздно, я приду за своей платой.
 Набравшись каким-то старьем, с довольной широкой улыбкой старик протянул мне руку.
- До встречи, Уильям, мы с тобой еще встретимся.
 Я пожал ему руку и, мы попрощались. Старик отказался от моего предложения провести его. Как только дверь за ним захлопнулась, старые ворота проскрипели о его уходе, мне стало спокойно, тело отяжелело, и я рухнул спать в гостиной.

               
               

                Ночь 26 июля 1821 год.

 Мы с Просей не стали дожидаться отца. Старик сказал, что папа разбирает документы, но мы были очень вымотаны, чтобы выслушивать его разъяснения. Нас провели в одну из комнат на втором этаже, где мы и беззаботно уснули. Не знаю, сколько я проспал, меня разбудила Прасковья.
- Даниель, проснись, я кого-то видела в комнате.
 Я открыл глаза, как же тяжело это было сделать.
- Что ты видела? - зевая спросил я.
- В углу возле окна стоял человек, лунный свет падал на него и я успела заметить, что он молод, в строгом черном костюме, а глаза... глаза его горят кроваво-красным пламенем.
- Прося, не выдумывай, тебе показалось, просто нужно привыкнуть к этому месту.
 Она ударила меня по плечу.
- Мне же страшно, тебе так сложно посмотреть?
 Я с трудом сел на кровать.
- Ладно, сиди и жди меня тут.
 Прося забилась в угол кровати и с головой укрылась одеялом. Со стороны видно, как под ним что-то маленькое трясется от страха. Я поднял с пола Топтыгина и положил на кровать возле Проси. Маленькая ручка вынырнула из-под одеяла и затащила мишку в свое убежище.
- Ты даже когда боишься выглядишь очень мило и забавно.
- Иди уже! И закрой за собой...
 Я закрыл дверь еще до того, как она об этом попросила. Мне не очень хотелось блуждать ночью по усадьбе, поэтому я решил постоять немного на коридоре и сказать Просе, что всё хорошо. Пустые коридоры нагоняют жуть. Я услышал шаги. Я попытался рассмотреть, что источник этого звука. Пройди немного вперед я увидел силуэт в конце коридора. Это девушка. Босая, одежда ее какая-то блеклая, местами измазана землей. Высокая, с длинными волосами и белой-белой кожей. Она повернулась, осмотрела меня стеклянными глазами и медленно пошла дальше.
- Вы кто?
 Девушка не отозвалась, даже не обернулась на мой зов. Я решил пойти за ней. Я прошел открытую дверь, от нее аж наповал разило табаком. Мое любопытство заставило меня заглянуть. Никого. Лишь дымящийся окурок на дубовом столе.
 Звук шагов провел меня вниз по лестнице к подвалу. Звуки оборвались. Перед ступеньками стояла керосиновая лампа, тускло освещая дорогу. Я взял ее и спустился на пару ступенек.
- Как же я не хочу...
 Снизу раздался шум, будто что-то упало. Не желая этого, мне пришлось спуститься. Странная вонь царила вокруг. Лампа почти ничего не освещала и уже готова была потухнуть. Я осторожно прошел вперед и увидел свою незнакомку, она сидела на сырой земле, опустив голову. Я подошел ближе.
- Как вы тут оказались?
 Девушка посмотрела на меня заплаканными глазами.
- Можете не стоять тут? - тихо она произнесла.
- Почему? Я вам ничего не сделаю.
- Я знаю, что вы мне ничего не сделаете... Вы стоите на моей могиле.
 Мне показалось, что я что-то не так расслышал.
- Что вы сказали?
 Девушка вздохнула и отодвинулась в сторону. За ней стоял могильный камень. Мои ноги подкосились и я упал. Машинально, не думая, я попятился назад.
- Страшно? Была бы я живой, наверное, так же отреагировала.
 Я забыл родной язык, речь стала бессвязной.
- В-вы кто? - с трудом произнес я.
- Не знаю как можно описать мое настоящее состояние. А, вы имели в виду имя? Меня зовут Герцина Мария Николаевна.
 Закончив фразу, женщина подбежала ко мне, приблизилась близко-близко и взяла в руки мое лицо, погладила по волосам. У меня чуть сердце не замерло.
- Ты напоминаешь мне моего сыночка. Прости, я тебя опять испугала?
 Ужас сковал мое горло.
- Зря вы приехали, но откуда вам было знать? Уже поздно что-либо предпринимать. Жаль, ты такой молодой.
  Я глубоко выдохнул и вдохнул, попытался успокоиться, если она хотела навредить, то давно бы это сделала.
- Прости за шум, вообще я спокойная, меня просто разозлил его приход. Я часто сижу в раздумьях о своей судьбе, о том, кем теперь являюсь. Сижу, смотрю на свой череп, а он смотрит на меня, сквозь свои пустые глазницы. Мне так это надоело, что я просто схватила его,  швырнула в стену.
- Вы сказали, что вас разозлил «его» приход. Речь идет о ком-то из нас? Простите, что потревожили.
- Можешь говорить со мной на «ты», я ведь просто призрак... Я говорила не о вас, но скоро вы с ним встретитесь, он обязательно придет.
- А почему вы тут?
- Мы все здесь застряли.
 Я удивился.
- Мы?
- Оглянись вокруг.
 Только теперь я заметил вокруг нас множество могил и разбросанных костей.
- Ты не видишь их, но все они смотрят на нас.
- Почему я вижу только вас?
- Как бы объяснить... После смерти перед человеком открываются врата света и тьмы, открываются и рассматриваются все поступки человека, хорошие и плохие, это и есть великий суд божий, это весы человеческой жизни. Где будет перевес, туда ты и попадешь, откроются врата Ада или Рая и тебя в них затянет, но мы никуда не попали. Мы души, прикованные к земле... просто нас никто не забрал. В каждой душе есть жизненное начало, семя дерева жизни, называемое так же Колыбель человечества. По сути это энергия, очень тонкая материя, сравнима со светом. В долгих раздумьях я научилась контролировать свою энергию, научилась временно проявлять свое присутствие в этом мире, а остальные... они заняты самобичеванием, им уже ничего не нужно от жизни, ничего не интересно.
 Я успокоился. Мне стало ее жаль, не такая она и страшная на самом деле.
- Что же случилось?
 Девушка горько улыбнулась.
- Мы были глупые и очень жадные.
- Не понимаю.
- Мы жители Санкт-Петербурга, худшая его часть, как нас называют. Лишь потому, что мы были нищие, побирались тут и там, воровали, жили в подвалах и захолустьях. Повсюду нас гнали. Но, мне кажется, мы сами в этом виноваты, мы не стремились ни к чему, хотели шикарной жизни и ничего не делать. Однажды к нам пришел один богатый человек, солидный и молодой. Он предложил нам эту шикарную жизнь, жизнь с чистого листа.
- Но разве такое бывает? - удивленно перебил я собеседника.
- Как видишь. Взамен он сказал, что хочет наши души и, когда придет время расплаты, часть из нас пойдет с ним. Конечно же мы согласились. Как он и обещал, жизнь забила чистым родниковым ключом, жили в шикарных и уютных домах, завели детей, жили и не работали, забыли обо всем на свете... и о своем долге. Однажды ночью пришел человек с кроваво-красными глазами, сказал, что пора платить и вытянул из нас жизнь... Этот человек забрал наших детей.
 Я очень внимательно слушал ее невероятный рассказ. Мой рассудок с трудом пытался убедить сам себя, что это не сон.
- Зачем он забрал ваших детей?
- Нам ведь сказали, что часть из нас в будущем пойдет с ним... Дети ему нужны, чтобы они выросли его слугами, жадными и безжалостными... Ты уже понял, о ком я говорю?
- Мне сложно во всё это поверить. Почему он так делает?
 Женщина попыталась улыбнуться, опять провела холодной рукой по моему лицу.
- Это война. Вечный спор между Богом и Дьяволом. Такая штука получилась... у них идет борьба не только за количество людей, верующих в них, но и борьба за территорию. Люди все время строях храмы, церквушки, алтари святым, вытесняя этим Дьявола, что его очень сердит и он отыгрывается на невинных людях, отравляет их и земли. Сколько историй о пропавших без вести, о гибели скота, как сгнивали целые поля....
- Раз вы продались ему, то почему не попали в Ад?
- Мы не пришлись по вкусу даже там, он сказал, что ему не нужны на столько прогнившие души.
 Наступило длительное молчание и я первый решил его нарушить.
- Я даже не знаю, что вам ответить. Хочется как-то поддержать, сказать, что всё будет хорошо... но с таким мне не приходилось сталкиваться.
 Мария поднялась с колен, окинула уставшим взглядом могилы и кресты.
- Бог отвернулся от нас.
- Если бы я был на его месте, то, наверное, поступал так же как он.
- Объясни, - со злостью и ненавистью сказал мой собеседник.
- Если бы мне пришлось создать свое общество, то я бы не стал контролировать каждый их шаг и фанатически влезать в чужую судьбу. Жизнь — не дар, она дана в пользование на свое усмотрение. С этим... бездействием... рождается человеческая свобода, право выбора, право прожить так, как тебе заблагорассудится. Разве не о такой свободе мечтает каждый человек? Наверное нет. Ведь наш удел — война. Сколько лет наш социум прожил в мире? Около двухсот лет? А ведь не более. И в чем же обвинять Бога? В его бездействии или нашей наглости? Лишь слабый человек может обвинять другого в своих проблемах и неудачах. Жаль, что все мы слишком гордые, чтобы признать свою вину без чьей-либо помощи и подсказки.
 Девушка разозлилась еще сильнее.
- Но ему совершенно наплевать на нас, как ты можешь говорить о его действиях?!
- Я просто предполагаю, но и вам не судить, вы ведь лично с ним не знакомы. Это мои мысли, извините, но каждый имеет право на свое мнение.
- Мальчик ты еще не понял куда попал? Здесь царит лишь одна философия, философия Дьявола и моли своего Бога, чтобы он тебя защитил.
 Девушка растворилась в воздухе, оставив меня одного в темном сыром подвале.
 Когда я вернулся в комнату Прося уже спала, мне бы ее спокойствие, я больше не смог заснуть. Я решил не говорить ей ничего о том, что мне пришлось увидеть, я ее старший брат и должен заботится о ней. Всю ночь я просидел рядом и охранял ее сон. 
 
***
 Наутро оказалось, что старик исчез. Пропали его вещи, ни осталось никаких следов его пребывания, домик опустел. Точнее остался всё-таки один неизвестный след. По утру в кабинете мы обнаружили, что дубовый стол высеян пеплом и на нем черным по белому написано: «Увидимся через 13 лет». Отец не придал этому особого значения, он был даже рад, что денежки остались при нем. Глупая наивность. Я вел себя как обычно, в подвал больше не спускался, понемногу мы стали обустраиваться. Как и обещал отец, мы провели с ним 3 дня, после чего Петр отвез нас назад домой, мама плакала, будто сто лет нас не видела, обнимала, говорила, как сильно она соскучилась. Отец остался в Санкт-Петербурге, писал, что пытается наладить дела, найти связи, в общем, в поисках дохода. Жизнь, как казалось, вернулась в обыденное русло. Но, что-то мне было не спокойно, казалось, в нашей жизни наступил штиль, перед яростной бурей.
 Месяц пролетел беззаботно и незаметно, даже я обо всем позабыл. Отец присылал нам деньги, пока сам отправился в какую-то командировку. Правда, их было не много, потому что он вкладывал деньги в какие то дело, писал, что всё хорошо, томил нас фразами, что совсем скоро мы заживем как раньше. Казалось, что всё становится на свои места, пока однажды ночью мы не услышали крик Прасковьи. Она была очень напугана, плакала и говорила, что в ее комнате кто-то есть. Это очень нас испугало. Ее ночные кошмары не проходили, она перестала спать, это подорвало ее здоровье. Прося боялась всех, ей становилось легче только со мной, я тайком пробирался к ней в комнату и успокаивал ее, но сам никого не видел. Она стала бледная, очень сильно исхудала. Однажды, когда я пытался ее подбодрить разными играми и забавами она сказала спасибо за мою поддержку, положила голову на мое плечо и я увидел что в ее волосах появилась седина. Прося стала кашлять, я чувствовал, что мама и остальные что-то недоговаривают и, по этому, стал подслушивать их разговоры. Мама вызвала врача потому что не могла уже смотреть на страдания Проси, я подслушал и их разговор. Немолодой доктор за большое вознаграждение часами рассматривал Прасковью, проводил какие-то осмотры, за дверь меня никто не пускал. Мне удалось расслышать за закрытой дверью вердикт врача:
- Судя по удушающему затяжному кашлю, кровохарканью, снижению аппетита, потере веса, лихорадке, слабости и другим симптомам, на лицо чахотка. Болезнь поразила оба легких. Мне очень жаль, но ее уже нельзя вылечить, она заживо сгорает, я лишь могу выдать морфий, чтобы облегчить ее страдания. Готовьтесь к тому, что она скоро погибнет.
 За дверью что-то рухнуло, я понял, что мама потеряла сознание. Я не мог поверить в то, что услышал. Это невозможно. Я стал проводить со свое маленькой принцессой каждую свободную минуту, но все были против этого и всё потому что врач сказал есть большая вероятность заболеть от частого пребывания рядом с ней, но мне было наплевать. Я истерил и бил посуду, дрался, когда меня не пускали к сестре. Меня начали бояться, стали выбирать слова, чтобы как то повлиять на мои суждения, но ничего у них не получалось. У болезни были небольшие светлые промежутки, обычно это было на праздники, мы знали, что она умрет и по всякому пытались ей угодить. Врач удивлялся как ей удалось прожить до Рождества. У нас с сестрой всегда была одна маленькая традиция, мы просыпались раньше всех, чтобы открыть подарки. В этом году Прося и с постели не смогла встать, а я, чтобы подбодрить ее, принес наши подарки к ней в комнату. Прося развернула мой подарок, улыбнулась, хоть я и видел как ей это трудно дается. Я никогда не забуду то Рождественское утро, когда дрожащая девочка держа в руках свой подарок спросила меня улыбаясь:
- Даниель, это правда, что я скоро умру?
Я знал, что когда-нибудь, но она задаст этот вопрос, я думал, что готов, сколько раз я представлял, что смогу солгать ей, но когда это наконец случилось... у меня навернулись слезы и я просто начал рыдать взахлеб, я ничего не смог ей ответить. Она обняла меня и прижала к себе.
- Ты никогда мне не врал, спасибо, что и сейчас этого не сделал. Видимо я всё-таки лишена той злосчастной судьбы прожить с чьим-то богатеньким избалованным сынком, что смотрел бы на мою красоту как голодный зверь на кусок мяса.
 Ее слова еще больнее ранили мое сердце, я никогда не думал, что боль может быть такой сильной, никогда не думал, что она может быть такой дикой...
- Знаешь, я до сих пор вижу того человека с красными глазами. Он приходит когда я засыпаю. Мне страшно, что он меня заберет.
- Прося, я еще никогда не чувствовал себя таким бесполезным. Я всегда думал, что смогу тебя защитить... я ненавижу себя сейчас...
- Ты не виноват, братик, есть то, что даже ты не можешь и это нормально.
 Тогда я просидел всё утро в ее объятиях, боясь шевельнуться. Я чувствовал, что это Рождество запомнится мне на всю жизнь. Потому что оно последнее для меня и моей сестренки.
 За всё это время отец ни разу не приехал с командировки, он прекрасно знал, что его дочь тяжко больна и отделывался какими-то жалкими письмами, в которых излагал свои переживания. Постепенно я заметил, как  сильно стал его ненавидеть, как мерзок он стал для меня, как с этой злостью и ненавистью я теряю свою человечность, как умирают мои детские чувства и, я становлюсь черствым бесчувственным существом. Не изменилось только отношение к моей маленькой принцессе, лишь она сдерживала меня от нервного срыва. В каждом человеке живет добро и зло, но берет верх лишь то, что ты кормишь. Я всегда так считал, но никогда не встречался лицом к лицу со своими демонами. Каждый ищет помощи, то ли у Бога, то еще в чем, но я чувствую, что ничего не могу поделать со всем этим, так же, как и не могу преодолеть земное притяжение.
 В конце апреля пришло письмо от отца, в котором он написал, что ждет нас в Санкт-Петербурге. Этому обрадовалась лишь мать. Наивная и измученная женщина, она не теряла надежду, что всё будет хорошо. Она боялась приближаться к Прасковье, даже когда у малышки был жар, она посылала горничную вместо себя, я разуверился в ней, как в матери. Вторым близким человеком для меня стала Екатерина Георгиевна, она ведь тоже была матерью, пусть на нас она пыталась искупить ошибки своего прошлого, что не смогла воспитать по-человечески своих детей, мне было всё равно. Главное, что она помогала мне, не брезговала прикасаться к Просе. Однажды ночью, когда старушка помогала мне сбить сестренке жар, она обронила одну фразу:
- Знаете Даниель, я многое в жизни повидала, многое натворила, но на своих преклонных годах никогда не думала, что придется видеть смерть молодых, это -величайшая мука.
 В такие моменты понимаешь, кто на самом деле был искренний с тобой, кого на самом деле можно назвать человеком, а кто просто выдает себя за него.
 Когда мать прочитала последнее письмо своего суженого, сразу же бросилась собирать вещи. Мне даже казалось, что она выжила из ума, стала кричать на слуг, чтобы те пошевеливались, металась по разным углам. Я наоборот не хотел, чтобы мы туда возвращались, я боялся, что сестре станет еще хуже, как она будет чувствовать себя в дороге? Отец еще давно предупредил мать, дал наводки, кто за хорошие деньги выкупит усадьбу с частью вещей... аж противно, всё о деньгах да о деньгах. Давно я не видел, чтобы она улыбалась, с каким рвением что-то делала. Екатерина Георгиевна пыталась поговорить с ней, объясняла, что не стоит так торопиться, но мать лишь наорала на нее.
 Узнав, что в скором времени мы вернемся в проклятый Санкт-Петербург, Прося стала плакать каждую ночь, она умоляла меня что-то сделать, повторяла, что не хочет туда ехать, она не выдержала этого срыва и потеряла сознание. Я очень за нее переживал, но мать настаивала на своем. Почему-то она верила, что всё будет хорошо.
               
                5 мая 1822 год.

 Вот и пришел день переезда. Мрачный и незабываемый. Мы даже не попрощались толком с нашим бывшим домом и ринулись в путь. Прося молчала всю дорогу и тряслась, крепче сжимая в руках мишку. Я пытался ее поддержать, но понимал, что это невозможно. Санкт-Петербург мне больше не казался таким красочным городом, каком он предстал передо мной впервые. Проезжая лес и огибая по пути разрушенные дома, мне припомнилась Мария, ее слова стали передо мной как ясный день. Чем ближе мы приближались к усадьбе, тем беспокойнее мне становилось.
 Когда мы приехали, нас встречали у порога отец, Анна и Василий Иванович. Экипаж еще не остановился, но мать не стала ждать остановки, выбежала в объятья отца. Я вышел и вместе с Екатериной Георгиевной стал разгрузить багаж с нашего транспорта. Отец подошел, чтобы посмотреть на Прасковью, я даже не поприветствовал его. С ним подошли новые слуги.
- Здравствуйте, Даниель, - радостно поприветствовали они меня в один голос. - Вы были правы, что мы еще встретимся, ваш папа нас нанял.
 Я холодно на них посмотрел.
- Вижу, что нанял, а раз вы уже работаете, то хватит чесать языками, разбирайте вещи.
 Ухмылки стерлись с их лиц, они молча взяли вещи, и понесли в дом. Екатерина Георгиевна подошла тихонько ко мне.
- Юный господин, а это кто?
- Они никто, не обращай внимания.
Следом за Георгиевной подошла мать, взглядом намекнула старушке отойти подальше, что она и сделала.
- Сынок... Ты не хочешь поговорить с отцом? Вы так давно не виделись.
- А что, он опять собирается куда-то уезжать?
- Нет, с чего ты решил?
Я бросил сумку на землю.
- Тогда почему я должен с ним разговаривать? Лишь бы тебя успокоить? Или Прасковья от этого выздоровеет? Сам заговорит, если захочет, а меня, пожалуйста, не трогай.
 Мать молча отошла к отцу. Они радовались и улыбались, что вновь воссоединились. Моя маленькая принцесса выглядывала из окошка на усадьбу, я подошел к ней.
- Прося, как ты?
 Девочка покашляла в руку и вытерла об мишку кровь с ладони.
- Нормально, братик. Можно я не буду туда идти? Я хочу быть здесь.
 Я глубоко выдохнул.
- Я бы хотел что-то сделать, правда, но ты же не собираешься жить тут.
- Лучше здесь. Тут просто спокойнее. Мне, наверное, везде будет лучше, чем в этом доме.
 Как раз в этот момент подошел отец и взял ее на руки.
- Идем солнце. Как ты, Даниель?
- Она не хочет идти в дом.
- И что? Теперь мы живем здесь.
 Его слова вызвали во мне злость.
- Значит, после того, как ты почти год игнорировал ее состояние тебе вдруг стало лучше знать где ей будет уютнее?
 Он остановился. Мне показалось, что услышу от него хоть что-то, но он не обронил ни слова, даже показалось, что он просто проигнорировал меня. «Неужели ты уже лишился души?», - не смог я сказать это вслух. Что же случилось за это время? Я стал задумываться, разве люди могут так меняться? Скорее всего, что он наконец-то показал свое истинное лицо.
 Первым моим требованием было, чтобы моя комната была по соседству с комнатой Прасковьи. Усадьба большая и, по этому, никто не стал возражать. Отец несколько раз наведывался к своей дочери. Эти визиты были короткие. Несомненно, он вел себя как мать, ну а как по-другому? Большая шишка, денежный ворошила, конечно же, он переживал за свое здоровье. Днем он чихнул за обеденным столом, а мать сразу же за переживала и посоветовала вызвать доктора. Я не выдержал всего этого бреда, встал из-за стола и пошел к Просе, не обращая внимания на их возгласы и указы сесть за стол.
 Войдя в комнату сестры я увидел, что она сидит уставившись в окно. Этот пустой вдумчивый взгляд напомнил мне старика, он с таким же затуманенным рассудком всматривался в горизонт. Я подошел ближе, Прося даже внимания не обратила.
- На что ты смотришь?
 Она не ответила. Я всматривался, пытаясь понять, на что она смотрит, и заметил старую ржавую дверь в самом конце сада. Возможно ли, что они оба вглядывались на одно и то же?
- Братик, знаешь, почему я скучаю сейчас больше всего? - вдруг произнесла сестренка.
- Нет, скажи, пожалуйста.
- По нашим родителям, мне их не хватает.
 Я взялся за ее руку.
- Они рядом, давай я позову их? Сейчас, подожди.
 Прося с силой сжала мою руку, а другой схватилась за шею, удерживая в холодных пальцах талисман солнца, будто он давал ей силу говорить.
- Я скучаю по нашим настоящим родителям... По той маме, которая всегда играла со мной, расчесывала волосы, пела колыбельные и целовала на ночь... Скучаю по отцу, который гулял со мной по маленьким улочкам Москвы и носил меня на руках, который всегда был рядом... Я больше не узнаю этих людей, Даниель. Куда они пропали?
 Она поразила меня наповал, мое горло окутали стальные цепи.
- Мне пришлось принять кое-что важное, Даниель. Родительская любовь... Я была олицетворением их надежд, у них было много представлений о моей судьбе. Наверное, за это ко мне так хорошо относились. Ведь мы рождаемся никем, на нас нет ничего, мы как чистый лист и именно родители наполняют нас смыслом. Но когда я заболела... Их надежды и мечты рухнули... И от меня отвернулись, будто во мне больше нет смысла... нет больше нужды... Я никогда не стану той, какой они хотели меня видеть. Изо дня в день я чувствую как они от меня отдаляются, какой глубокой становится пропасть между нами... Мама часами могла меня баловать, папа не выпускал из рук, а сейчас они даже бояться подойти ко мне. Спасибо, что ты остаешься неизменным, я очень тебя люблю, братик.
 Она попросила меня не позволять никому властвовать над моей жизнью, ступать лишь по своему пути, стараться не прогибаться под тягости мира и, в достижении своих целей, никогда не ступать по короткому и легкому пути.
 После ее откровения я побоялся отходить далеко и просидел с ней пока не стемнело. Она очень долго не могла уснуть, что-то вызывало у нее страх, но изнеможение взяло верх. Моя маленькая принцесса легла спать. Смотря на ее невинное лицо я решил попытаться сделать хоть что-нибудь, сейчас я как никогда нуждался в поддержке и совете другого человека, это наткнуло меня на одну мысль. Я взял лампу и решил опять спустить в подвал к Марии. Еще никогда не было так тихо и темно вокруг, но это не вызывало во мне страх. Больше всего я боялся потерять сестру. Из-за этой гробовой тишины казалось, что в доме нет больше никого кроме нас с Прасковьей, но я то знал, что это не так. Спустившись в подвал, через несколько метров, я уперся в тупик. Я посветил лампой.
- Стена? Но ее не должно тут быть.
 Я ударил кулаком стену и по подвалу раздался звонкий отголосок. Она полая. Неужели отец построил стену чтобы скрыть могильник? Воздвигнув эту преграду, он разрушил все мои надежды что-то предпринять. Я стоял и смотрел на эту стену, не имея представления, что же еще могу сделать. Меня наполнила грусть, в груди что-то закололо и, я ели сдержался, чтобы опять не заплакать. На меня нахлынула вина перед моей маленькой принцессой, какой же я жалкий. Я упал на колени.
- Прося, прости меня...
Нет нельзя убиваться, всё равно нужно найти выход, нельзя сидеть сложа руки. Я попытался подбодрить себя, вышел в сад, чтобы развеяться. Черное небо раскинулось над моей головой, тучи скрыли за собой звезды и даже луну. Холодный ветер обнимал меня и забирал тепло. Вот если бы вместе с ним он унес далеко-далеко мои мысли и проблемы.... Раздался скрежет метала. Раздался шум, будто что-то упало на землю. Я подался на звук и он привел меня к задней стене сада. Старая дверь открыта настежь, амбарный замок лежит у ее порога. Стало страшно. По ту сторону двери так темно. Холодом от нее повеяло еще сильнее чем от ветра. Я попятился назад. Хотелось уносить ноги сломя голову. Неважно куда, просто бежать и не оглядываться. То ли от ветра, то ли еще от чего то, но дверь резко закрылась и, в этот момент распогодилось: тучи, затянувшие небо чернотой, ушли, ветер утих, стало как-то спокойно. Я решил, что хватит с меня таких ночных прогулок и направился спать, но еще издалека увидел, что окно в комнату Проси открыто. Испугавшись, что она простынет, я поторопился. Подойдя ближе к усадьбе, я заметил, что на земле что-то лежит в белом одеянии. В какой-то момент это вызвало у меня радость, подумалось, что опять пришла Мария, но оказалось... на сырой земле в белой сорочке лежала Прасковья.
 Время остановилось. Я перестал чувствовать стук своего сердца, перестал замечать свое учащенное дыхание, в голове пустота. В этот момент я перестал слышать свой голос.  Неосознанно я стал кричать и звать на помощь. Будто... наблюдаю за своим телом изнутри, вижу всё чужими глазами. Так сильно болит горло, голос постепенно утихает и превращается в хрип. Мое тело рухнуло на колени перед сестрой. Тело девочки лежало в лужице крови, локоны волос окрасились в алый цвет. Ее груди медленно вдыхали и выдыхали воздух, синие губы зашевелились.
- Даниель... Я ничего... не вижу...
 Я наклонился к ней, чтобы лучше расслышать ее слабый тихий голос. Мои слезы падают на ее лицо.
- Я не хотела этого делать... он... он меня заставил...
 Я пытался что-то произнести, как же я хочу что-то ей сказать, но вырывается мычание и хрип.
- Прости меня...
 Сердце бешено заболело, дышать стало так трудно и больно, я пытаюсь взять ее за руку но не могу даже сжать пальцы. В усадьбе загорелись окна, началась суматоха, но я не слышал ничего, кроме ее голоса.
- Не вини... никогда не вини себя... братик... с наступающим т... ебя Днем рождения...
 Она выдохнула в последний раз.
 Первыми выбежали на помощь отец и Екатерина Георгиевна. Они застыли, когда увидели раскрытое окно и Прасковью, лежащую в крови. Пока отец стоял в ошеломлении, Екатерина Георгиевна схватила меня, закрыла глаза рукой и обняла. Я почувствовал, как она плачет со мной. Вскоре раздался крик матери, она упала на колени прямо перед Прасковьей. Она рыдала, не прекращая смотреть на маленькое тело. Я пытался вырваться, но Екатерина Георгиевна не выпускала, я бил ее, но она наоборот, лишь крепче сдерживала. Старушка взяла меня и понесла в мою комнату. Она боялась оставить меня одного. Я не мог успокоиться. Когда она принесла чай, я сбросил всё на пол.
- Уходи! - закричал я на нее.
Старушка плакала, и молча смотрела на меня. Я ударил ногой по подносу и разбитой посуде, что лежали на полу.
- Я сказал, проваливай!
 Она испугалась, когда осколки полетели в ее сторону. Екатерина Георгиевна поняла, что ничем не может помочь и решила оставить меня одного. Я лег на кровать, сжал подушку и плакал. Моей сестры больше нет, в ее комнате пусто и я больше никогда ее не увижу. Осознание этого делало мне еще больнее. Мой мир рухнул, развалился на части как карточный домик.
 Великие слова Аристотеля: «От любви к ненависти один шаг». В какой-то миг боль и печаль сменились злобой и ненавистью ко всем и ко всему. Я забыл обо всем на свете, пытаясь найти в голове причину, почему это произошло, как я допустил это? Сначала я обозлился на себя, обвиняя в своей слабости и никчемности. Я подошел к зеркалу. Мне припомнилась одна из последних просьб Прасковьи: «Не позволяй никому властвовать над моей жизнью. Даниель, ступай лишь по своему пути и, чтобы достичь желаемого, никогда не ступай по короткому и легкому пути».
 Я вытер рукавом слезы, подошел к окну и посмотрел во двор. Тельце Проси накрыли белой простыней, Екатерина Георгиевна металась вокруг матери, а отец взял трупик и собрался отнести его в дом.
- Теперь я один...
Не задумываясь, я направился в кабинет отца. На столе лежала гора каких то документов, накладных и прочих ценных бумаг. Среди всего прочего я нашел бумагу, в которой были указаны цены за наем рабочих с Петербургского завода и количество закупленного материала на постройку стены по адресу ул. Загородный сад, 21. Мое сознание накрыла волна злости, и я прокричал:
- Это ты виноват в ее смерти!
 Я сбросил все бумаги со стола, скинул портсигар и растоптал все сигары отца. В глаза мне бросилась его трость, я схватил ее и принялся разносить кабинет; разнес в щепки бутылки с виски и пустые стаканы, разбил окно его деловым чемоданчиком,  сбросил со стеллажей все книги. В помещении воцарился хаос.
- Даниель, что с тобой, ты что делаешь? - прокричал отец.
 Он попытался подбежать и схватить меня, но трость пролетела мимо его головы. Как жаль.
- Не подходи ко мне и не смей трогать.
- Да что ты тут делаешь, что ты наделал??
 От его возгласов моя ненависть к нему всё росла и росла, как на дрожжах.
- Я что наделал? Это ты меня спрашиваешь?
 Я наступил на одну из сигар, разбросанных по полу, и вдавил ее в ковер со всей силы.
- Это ты убил Прасковью.
 Он стал серьезным в выражении своего лица.
- Ты сейчас не в себе, сын. Я понимаю, нам всем сейчас тяжело, особенно тебе, ведь ты всё видел своими глазами.
- Не старайся, может я и ребенок, но не так глуп, как вы все считаете.
 Отец замолчал, видимо раздумывая и подбирая слова, но я его опередил.
- Я знаю о подвале, я видел всё своими глазами, видел захоронение, все эти могилы, кресты и кости. Мало того, я знаю, что останки этих людей замурованы в стенах.
 Он побледнел.
- Даниель, говори тише, откуда ты это узнал.
- Что, теперь я для тебя не глупый и наивный мальчишка? В доказательства я видел документы на постройку стены. Как же ты мне противен, ты потерял свою человечность с душой.
 Я указал пальцем в его сторону.
- Гори в Аду за то, что сотворил с Прасковьей.
 Он не сказал мне ничего, ни единого слова. Подошел к разбитому мной серванту и достал припрятанную, видимо на какой-то особый случай, уцелевшую бутылку, стакан и принялся пить.
 В эту ночь никто не спал: отец пил в одиночестве, мать рыдала у тела Прасковьи, прислуга не отходила от нее и пыталась успокоить, я же просидел всю ночь на улице перед лужицей крови и всматривался в сторону дальней задней стены, которая хранила за собой зловещие тайны старой двери.
 Утром тело Прасковьи увезли повозкой в похоронную контору. Не выспавшиеся, заплаканные и разбитые обитатели усадьбы узким рядочком вымостили дорогу, всматриваясь в последнюю дорогу маленькой девочки под утренним ласковым солнцем рассвета. Отец поехал на повозке с Прасковьей. Пока отца не было, мы каждый по-разному пытались себя утешить: Екатерина Георгиевна и мать принялись убирать усадьбу, я проводил время в комнате Прасковьи, остальные шастали по усадьбе в поисках занятия.
 Приблизительно в час дня отец вернулся с новостями. Он долго трепетался о том, как трудно ему было договорится за место на кладбище и тому подобное. В наше Богом забытое время действовали некоторые законы и обычаи, которые мы свято чтили. Во-первых, стоит сказать, что сопровождали человека в последний путь с шиком и всеми почестями. Многие всю жизнь собирали деньги, чтобы упокоится с шармом большим, чем при жизни.
 Самим похоронным процессом и его организацией руководило похоронное бюро, деньги решали всё: где будет захоронен человек, как и, сколько он пролежит на своем месте. Самыми дорогими местами считались места на кладбищах, при территории города. Сроки определялись на 10 лет, 20-25, 50, 100 лет и «навечно». Обыденным делом было покупать место на 20 лет, считалось, что за всё это время болотистая земля Санкт-Петербурга заберет своё: полностью прогниют и гроб, и труп, ничего не останется, и можно будет смело хоронить другого человека. Самыми дорогими местами считались места в самом центре, вокруг церквей.
 Еще утром, до приезда повозки я сказал отцу, на глазах у матери, чтобы он купил в похоронном бюро место в центре кладбища «навсегда». Конечно же, он не смог отказать. Ему было трудно, но удалось договорится, ведь людей «сотворивших насилие над собой» не хоронили на обычном кладбище, пришлось отцу выложить еще денег. Дата похорон пришлась на 8е мая, я сразу подумал, что отец специально так договорился, чтобы хоронили не на мой День рождения, хотя и сам плюясь от злости твердил, что из за роста промышленности Санкт-Петербурга люди гибнут на заводах, мрут от производственных заболеваний и всего прочего. 
 В его словах я заметил, что денежный вопрос встал выше любви и заботы, о единственной дочери, что очень взбесило меня. Я не выдержал и закрылся в комнате сестренки. Все ломились ко мне, дежурили под окнами, боясь, что я тоже могу наложить руки на свою жизнь. Уговаривали, обещали завалить подарками, чуть ли не звезду с неба достать, но чтобы я вышел. Отец под окном даже пытался угрожать поркой, если не выйду. Широко открыв окно, мне  увиделось, как он побледнел; но я не разочаровал его, а выбросил чернильницу прямо ему под ноги. Он застыл на месте с «чернильными штанами», я не сдержался и громко засмеялся, после чего он не стоял больше мне угрожать под окном, развернулся и ушел, что-то со злостью повторяя себе под нос. Смена караула. Пост отца заменила Екатерина Георгиевна. Вечерело. А она всё сидела и сидела, как сказочная горгулья при соборе Парижской Богоматери. Единственная кого мне было жаль…. Я бросил ей одеяло, она укуталась, но продолжала сидеть. Сидела, сидела, сидела, опять сидела. Я не выдержал и только ради нее открыл дверь в комнату. Мне стало жаль старушку. Не стоит ей заболеть из-за моей глупости.
 Наступило утро моего Дня рождения. Я не ожидал чего-то особенного, на самом деле, я даже ничего не хотел. Убитые горем, никто поначалу и не вспомнил об этом дне, и мне это нравилось. В суматохе никто ничего не успел подготовить, никто ничего мне не подарил, я не злился, не обижался. Я был полностью отрешен от этого дня, будто бы он наступил для всех, но не для меня, будто я еще живу там, нахожусь несколькими днями ранее со своей Прасковьей. В честь этого и последующих нескольких дней отец отменил все свои встречи и мы провели день в кругу семьи. Чтобы никто не тратился на подарки, я попросил, что со временем загадаю одно желание для всех и они его выполнят. Все согласились. С одной стороны это был самый обыденный день, ничем не отличающийся от других. Хоть все притворялись, или делали вид, что всё так и есть на самом деле, но каждый замечал, что не хватает одной маленькой девочки в этом дне. Она унесла с собой всю радость торжества, радость встретить новый день, желание прожить еще один миг. Мы старались как могли, чтобы не ранить никого в этот день своими переживаниями… И с этого дня, за этим «праздничным столом» я решил для себя, что никого больше не подпущу к своему сердцу, что с этого дня буду носить «маску» и скрывать себя настоящего от лживых, алчных и прогнивших людей. Так прошел еще один серый день.
 Пришел день похорон. Отец заказал самые дорогие проводы. На утро собрались незнакомые мне ранее люди: отец с матерью пригласили каких-то своих знакомых, свалились на голову дальние родственники, которых я увидел впервые, даже с Москвы подтянулись люди. Народу собралась тьма, серая масса угрюмых каменных лиц, неведомых и незнакомых. Меня это очень злило, кто-то обсуждал свои дела, кто-то обнимался и говорил как рад, что они увиделись за столь долгое время, некоторые отдельные группки женщин стояли в стороне и обсуждали что на ком одето. Я не понимал, куда я попал. Кто это?? Кто все эти бестолочи?? Они пришли скорее на какое-то представление, чем на похороны.
 Привезли гроб. Как бабочки на огонь, эти шакалы слетелись занимать места «поближе у сцены», недовольно расталкивая друг друга. Когда открыли крышку гроба, все их разговоры сменились возгласами и перешептываниями: «Как жалко. Такая юная девочка».  Они так столпились, что невозможно пройти. Никто меня даже не замечал. Поэтому я стал бесцеремонно бить их по ногам. Только так до них дошло мое присутствие и несколько людей отступило.
 Увидев Прасковью, я заплакал. Люди подходили и клали цветы у ее ног. Видно, что болезнь на ней отыгралась:  такая маленькая и худенькая, лицо хоть и бледное, но такое милое и спокойное. Она похожа на маленькую фарфоровую куклу. Ее одели в белое платье, в волосы заплели голубые ленточки. Нам всем дали время попрощаться. В толпе меня заметила траурная Екатерина Георгиевна. Старушка подошла ко мне, нагло отодвинула старыми, но сильными руками двух здоровенных мужиков.
 - Женщина! – вдруг вскрикнул один из них.
 Екатерина Георгиевна медленно, со злостью к нему повернулась и как бы нечаянно наступила на новые чистенькие туфли.
- Да-да? – с издевкой произнесла старушка.
 Они оба опустили взгляд на раздавленную старушкой туфлю.
 - Какая жалость? Новые? Я такая неуклюжая, я мальчика заберу, да? Спасибо.
 Екатерина Георгиевна взяла меня под руку и подвела ближе к Прасковье, где уже стояли мать с отцом. Вышел батюшка и громко зачитал молитвы. Я не мог отвести взгляда от Прасковьи, от ее лица, пытаясь запомнить каждое его очертание, потому что понимал, что вижу ее в последний раз.
 В голову врезались отпевание батюшки и слезы близких людей. Невольно задумываешься над одной вещью. Это последняя песнь о человеке? Рождаешься, приходишь в этот мир с болью и криком, этим же тебя и провожают. Какой-то замкнутый круг. То же самое будет, когда умрут все мои близкие, умру я, умрут мои дети? Земля обречена вечно слушать плачь и боль на ней живущих…
 Мое сердце дрогнуло когда батюшка замолчал, все подошли ближе, Екатерина Георгиевна толкнула меня вперед. Мы стояли и смотрели на маленькую девочку, кто-то молчал, кто-то не сдерживался. Я не плакал. Уже нет. Я излил все слезы… Я только смотрел на нее. Внутри так пусто, будто она забрала часть меня с собой. Все разошлись. Гроб закрыли, вбили первый гвоздь, второй… Каждый удар грохотом отбивался в моей голове. Ее положили в повозку…
Повозка, на которой везли гроб, была с белым парчовым балдахином-часовней с лампадами, ее везла четверка лошадей по две, с султанами на голове. На животных накинуты белые сетки с серебряными кистями. Вели лошадей под уздцы. По бокам повозки шли горюны с нарядными фонарями-факелами, одетые в белые цилиндры, белые сюртуки и брюки. Впереди процессии - красивая двуколка с еловыми ветками. Лошадь в белой сетке и с султаном на голове вели два горюна, а третий шел сзади и разбрасывал ветки.  Мы же шли угрюмой походкой сразу же за похоронной повозкой, чем-то мне это напоминало хаотичный военный марш.
 Майское солнце начало слегка припекать в спину. Люди шли неторопливой шаткой походкой, будто их головы ожидала гильотина. Мы вошли в окрестности кладбища. Казалось, так тихо и умиротворенно. Несколько похоронных контор развернулись при входе, возле них толпились люди и просили у проходящих мимо милостыню. Все они молчали и как волки смотрели нам в спину, когда мы прошли мимо. Множество могил предстали на нашем пути. Георгиевна шагала возле меня и положила руку на мое плечо, когда мы вошли на территорию захоронения, но этого я уже не боялся, после увиденного под усадьбой мне больше не было страшно, и, наверное, никогда не будет. Я безвольно всматривался в таблички на могилах, бедные и богатые, деревянные и железные, красивые и не очень. Это всё, что остается от многих людей. Четкость былых воспоминания стираются, или вовсе исчезают, забываются лица, деяния, остается лишь имя человека на табличке, но некоторым и этой роскоши не дано. Мы подошли к церкви и нас провели к последнему месту Прасковьи. Я подошел к яме и заглянул внутрь. Затем посмотрел на лица людей, всё как на подбор, их угрюмость ничем не отличается от хладности могильных табличек. Неужели так и должно быть? Я повернулся к отцу и сказал так, чтобы все слышали:
 - Здесь должен лежать ты. 
 Ужас прокатился среди толпы. Женщины охали и прикрывали рты руками. Мать разрыдалась и ничего не могла сказать. Отец стоял в оцепенении, но мне не совсем было понятно, от злости, неожиданности, или же от того, что его публично унизили? Я заметил, как его рука скользнула на пряжку ремня. Екатерина Георгиевна подбежала и встала за моей спиной. Меня удивило, что только она не разозлилась и не подумала обо мне плохо, а встала против всех на мою защиту. Все стояли молча. Длинная пауза длилась до тех пор, пока гробик не поднесли к могиле. Пока меня пожирали взглядом, я спокойно смотрел, как мою сестру опускают в сырую холодную землю. Вышел какой-то мужчина и пригласил всех бросить земли в могилу. Мы еще немного побыли рядом с ней. Я запоминал каждый момент, пытаясь доказать себе, что ее на самом деле нет в этом мире.
 По возвращению домой накрыли поминальный стол, все сели есть, было одно свободное место с портретом Проси. Я не захотел садится с ними, было много выпивки и мне это не нравилось. Все были заняты, пили, ели, никто и не заметил, как я ушел в свою комнату и лег спать.
 Не знаю, сколько я проспал, но мой сон нарушил странный запах. Мне показалось, что он доносился из приоткрытого окна. Пахло дымом. Я услышал шорох и суматоху по соседству, кто-то что-то нес. Я посмотрел в окно, был светлый вечер, казалось, что скоро начнет смеркаться. И в дальнем углу за стеной чуть дальше от усадьбы я увидел дым, к которому шла прислуга с какими-то вещами, что не могло не привлечь мое внимание. Я спустился вниз, гости уже разошлись. Усадьба на странность была пуста. Ни родителей, ни горничных, я предоставлен самому себе. Я вышел за пределы усадьбы и в дреме шел на запах дыма. Дым исходил от большого костра, вокруг которого собрались вся прислуга с родителями. Рядом лежала какая то куча вещей. Я подошел ближе и увидел как отец держит в руках мишку Прасковьи, Топтыгина. Он бросил его в костер. Я встал на месте и в оцепенении смотрел, как сгорает медведь. У меня перехватило дыхание, я начал орать на весь лес.
 - ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ???
 Я схватил камни, что лежали у дороги и начал забрасывать тех, кто стоял ко мне ближе всего. В толпе стояла Георгиевна, она сразу же отошла и закрыла лицо руками, как только увидела меня. Я побежал к матери и выхватил у нее из рук платье Прасковьи и со всей силы ударил ее по ноге. Мое лицо стало гореть, я чувствовал, как по нему текут слезы. Мать подошла ко мне заплаканная, положила руку на мою голову и произнесла:
 - Доктор говорил, что ее болезнь заразна… он советовал… избавиться… от всех ее вещей…
 Я откинул ее руку в сторону и с трудом поднялся с колен. Мои слова звучали как проклятие.
 - Да как вы можете?! Вы все чудовища! ВАМ МАЛО ТОГО, ЧТО ВЫ ЕЕ НИКОГДА НЕ УВИДИТЕ???
 Отец повернулся, видно, что он был уже достаточно выпивший.
- Даниель…
 Я с ненавистью посмотрел на него.
- Не называй меня так!
 Я осмотрел каждого из них очень внимательно.
 - Вы предложили мне вчера исполнение любого моего желания, так слушайте. Если вы решили навсегда избавиться от всего, что напоминает мне о любимой сестре, значит, вы потеряете и меня. Впервые ступив в эту усадьбу, построив дом из песка; мы с Прасковьей сказали друг другу, что мы Император и маленькая принцесса этой усадьбы. Маленькая принцесса ушла…. Даниель ушел вместе с ней, так что не смейте меня больше так называть! Называйте меня Император. И будьте готовы к тому, что я буду ненавидеть вас всегда, за всю черноту ваших душ: за жадность, алчность, глупость, циничность, лож, самолюбие, за любое искушение я буду проклинать вас и насмехаться над вами в лицо.
 Они замерли и, молча слушали мои высказывания.
- В память о Прасковье, о ее чистой душе, чего никогда подобного не будет ни у кого из вас, я хочу высадить сад белыми розами, чтобы они напоминали своей чистотой о моей сестре.
 Я подошел к груде вещей, никто не посмел меня тронуть, окликнуть или остановить. Я выбрал карточку с портретом Прасковьи, ее любимый талисман Солнца, сложил эти вещи в маленькую деревянную шкатулку и закрыл ее на ключик. Я ступил домой. Кто-то из толпы окликнул:
 - Даниель!
Я остановился и повернулся к ним, мой голос пропитан ненавистью, и, в то же время величием:
 - Я - Император.


Глава третья

7 мая 1825 год

 Наступило утро нового дня. Яркое солнце, с присущей ему наглостью, как обычно ворвалось в окно моей комнаты и теплыми лучами коснулось моего лица. Я открыл глаза, в руках у меня оказалась шкатулочка. Заперев ее и спрятав в шкаф, я встал перед окном и посмотрел на восходящее солнце, на зарождение нового дня.
 - С Днём Рождения, Даниель, - произнес я вслух сам себе.
 Анна сегодня не придет, чтобы разбудить меня, обычно никто старается не тревожить мой сон, дают мне выспаться на здоровье. Это, можно сказать, маленький подарок от всех. Подобное даже стало небольшой традицией, в день моего рождения отменены все встречи отца, все отдыхают, прислуга тоже позволяет себе лишний час роскоши. Но, я пожелал, чтобы сегодня был бал, так что кто-то явно уже не спит. И я не ошибся, кто-то тихонько приоткрыл соседнюю дверь. Я обрадовался и выскочил в коридор босиком, пол был холодный, видимо кто-то из прислуги открыл окно, чтобы наполнить дом майской свежестью. Дверь в комнату Анастасии была приоткрыта, я не сдержался и заглянул внутрь. Девушка мило спала в своей кровати, укутавшись почти с головой в белоснежное одеяло, лишь закрытые глаза выглядывали из-под него. Мне сразу подумалось: «Принцесса». В углу я приметил Екатерину Георгиевну, она рылась в вещах Анастасии, меня это возмутило, стараясь не разбудить свою гостью, я тихонько прошептал:
 - Эй, ты что делаешь?
 Старушка, не оборачиваясь на меня, взяла платье гостьи и еще некоторые вещи.
- Вы уже проснулись, Император? Доброе утро. Немного стирки накопилось, вот я и решила, может что-то гостье нужно постирать, и платье, вижу, стоит погладить.
 Я задумался.
 - А ну раз так…
Старушка прикрыла дверь в комнату Анастасии, повернулась ко мне и положила свою руку на мое плечо.
 - С Днём Рождения, Император.
 Я улыбнулся.
- Спасибо.
 Георгиевна улыбнулась мне в ответ.
 - У вас будет первое пожелание с утра в честь Дня Рождения?
 Я еще раз заглянул в комнату и посмотрел на спящую Анастасию. Не задумываясь я попросил:
 - Да, есть кое-что. Ты можешь спуститься в сад и выбрать красивую розу для нашей гостьи. И пока она находится в этом доме, каждое утро приносить из сада красивую белую розу.
 Старушка попыталась сделать поклон, поскрипывая старыми костьми.
 - Как пожелаете.
 - И я просил тебя присматривать за Анной, сегодня усиль свою бдительность с ней.
Она выронила какое-то платье и на мое удивление моментально нагнулась его поднять.
 -Как скажете, юный господин. Ваш День Рождения под моей защитой.
 Она ушла, а я вернулся в комнату. Приоткрыл окно, чтобы легче дышалось. Но, из-за своего детского росточка, мне пришлось полностью встать во весь рост на подоконник, чтобы открыть и верхний замок. Если бы кто-то увидел подобное, то сразу бы рассказал маме, и она бы меня уж точно отругала за это. Но не заставлять же Георгиевну лезть на этот эшафот по ее старым костям, уверен, я бы увидел множество пируэтов в ее исполнении, да таких, что никогда не показал бы Большой Московский театр.
 По своей уже трехлетней традиции, в утро своего дня рождения, я сел за дубовый письменный стол, открыл шухлядку и достал красную книжечку, мой дневник. Я принялся перечитывать предыдущие записи, сделанные, таким же утром, 7 мая, в день своего Дня Рождения. Мрачные и хмурые, не записи, а краткие оды Прасковье о том, как сильно мне ее не хватает в этот день. Но мне вдруг припомнилась Анастасия. Чем-то она мне напоминает мою маленькую принцессу. Я запер дневник, достал из шухлядки лист бумаги, макнул перо в чернила и принялся писать. Листы страдали под моей рукой. Многим из них следовала судьба быть порванными или скомканными. То слово не то, то мысль ушла. Увидел бы отец, назвал бы это грубейшим расточительством. После многих мучений, вычислений правильности написанного, передо мной родилось письмо:
 «Здравствуйте милая Анастасия! Я осмелился написать Вам это письмо. Посмотрите, новый день настал! Взгляните в окно, как блещет солнце! Как его лучи освещают ваш милый образ, ваш нежный силуэт.  Спасибо Вам, мой неистовый ангел, за красоту вашей чистой души, за необъятное сердце и лучистую улыбку! Вы впорхнули в мою, лишенную доселе смысла жизнь и, своей нежной рукой, перечеркнули прошлое. Вы прелестны. Положить свои чувства на бумагу, все равно, что приземлить ангела и обременить его человеческими заботами и неумением выражать словами то, что на самом деле ощущаешь и переживаешь в данный момент. Но сказать о них еще сложнее. Если бы меня попросили описать свое чувство к Вам, вряд ли бы у меня получилось подобрать полное и правдивое описание. Да и нет пока таких слов, которые смогли бы передать всю полноту моих переживаний, которые возникают при одной только мысли о Вас. А потому лучшим объяснением высоты моих чувств, будут простые земные моменты, связанные с вами и без которых я просто не представляю своей жизни.
 Хочется, чтобы от моих слов Вам стало приятно, хорошо, радостно. В моей голове сейчас буря эмоций. Знаете, просто иногда так бывает. Всё спешишь куда-то, торопишься, боишься опоздать, считаешь себя очень важной персоной, и все равно главного-то не успеваешь… Очень сложно смотреть в ваши очаровательные глаза и не забыть то, о чем хочется сказать. Ведь можно упустить самое главное… Вы для меня стали ярким солнышком, кристально чистой водой. Вы подарили мне всё необходимое, что нужно для счастливой жизни.
 Я не перестаю удивляться вашей очаровательной улыбке, которая заставляет меня забыть обо всех проблемах и разочарованиях. Мне хочется улыбаться вместе с вами и всегда быть в хорошем настроении. Вы настолько чиста и невинна, что порой мне бывает неловко находиться с таким ангелом.
 На этом я хочу закончить свои строки. С уважением, Император»
 Я еще долго смотрел на это письмо, выискивая недочеты и помарки, и лишь потом осмелился отнести письмо в комнату Анастасии. Екатерина Георгиевна уже принесла розу и поставила ее возле кровати спящей гостьи, рядышком я положил свое письмо и удалился обратно в комнату. Теперь остается ждать. Как же я ненавижу ждать. В ожидании минуты длятся вечность, в голову начинают лезть всякие глупые мысли. Вот и сейчас меня разрывают мысли о том, стоило ли писать это письмо, как Анастасия ко всему отнесется, ведь я обещал, что стану для нее другом и не более.
 Я посмотрел в зеркало, на момент мне показалось, что левый глаз пепельного цвета, а правый естественного голубого. Может во мне сейчас ведется борьба между Даниелем и Императором? Мне даже становится интересно, кто победит. Кем я всё таки захочу стать… Не люблю вопросы с неясным концом, они тоже порождают своего  ожидание, ожидание ответа узнать желаемое и неизведанное.
 Если задуматься, то эта стена, что разделяет наши комнаты, когда-то, кажется совсем недавно, разделяла нас с Прасковьей. Как быстро порой летит жизнь. Я встал с кровати и посмотрел в открытое окно, вспоминая день, когда впервые пришел в этот дом. Ветер не принес с собой ни одного запаха из сада, ни одного звука майских птиц. Может мир и правда умер? Возможно ли, что мы единственные живые души в нем?
 Солнце встало довольно высоко, Екатерина Георгиевна уже успела постирать белье и принялась развешивать его у дальней стены. Всё это означало, что на часах ровно 9 утра. На кухне заварили кофе. Отец проснулся и закурил сигару прямо в комнате, скоро он спустится на кухню выпить чашечку черного кофе и снова закурит. Василий Иванович сейчас, скорее всего, разбирает и чистит садовые инструменты и скоро пойдет ухаживать за розами. Ольга спит. Юлия и Анна, наверное, помогают на кухне. Мама думает о грядущем празднике. Я взял одежду, что мне оставляют каждый вечер на утро. Посмотрел в зеркало. Мне тоже не следует забывать свое место, сегодня я главный на сцене.
 - Император…– тихо прошептал сам себе.
 Неожиданно мое внимание привлек небольшой шум по соседству с моей комнатой, я вышел посмотреть и встретил Анну, выходящую из комнаты Анастасии. Меня это сразу обеспокоило.  Девушка выглядела довольно опрятно, заплела косу, надела чистую одежду.
 - Доброе утро, господин. Мы вас разбудили?
 - Здравствуй, нет, зачем ты заходила к Анастасии?
 За дверью я услышал, что кто то тихо плачет. Анна выпрямила спину и задрала нос, ее можно сравнить с павлином, который пытается придать себе гордый величественный вид.
 - Я зашла к ней, чтобы разбудить и сказала, чтобы она оделась опрятно в честь вашего Дня Рождения и это сиреневое платье, в котором она приехала вчера, не подобает под сегодняшний день. Еще я сказала, что в нем она выглядит как замухрышка, а она почему-то взяла и расплакалась.
 Каждое слово, которое она выговаривала с такой гордостью, будто предотвратила войну, вызывало во мне ярость и гнев. Она что-то продолжала говорить о том, как должна одеваться девушка в приличном обществе нашего времени, но я уже не разбирал конкретики ее слов.
 - Наклонись.
 Анна замолчала.
 - Что, простите?
 - Наклонись ко мне, мне так неудобно будет тебе кое-что сказать.
Ничего не подозревая, она наклонилась ухом ко мне. В этот момент я ударил ее по щеке. Анна жутко испугалась, вскрикнула и попятилась назад. Я схватил ее за косу и рванул ее к себе. Девушка упала на колени, я наклонился к ее уху и прошептал.
 - Слушай меня внимательно гадина… Я повторять не буду… Если вы обе пришли в этот дом с улицы, это еще не значит, что тебе можно обращаться с ней как на равных. Ты вчера меня плохо слышала? Она гостья в моем доме. Это что твой дом?
 Анна молчала. Я повысил голос.
 - Отвечай, это что, твой дом?
 Она встрепенулась от испуга.
 - Это дом вашего отца.
 Я сжал сильнее ее волосы.
 - Дом может и на него записан, но мне он ничего не сможет сделать, как ,впрочем, и мать. Это мой гость, ты его обидела в мой День Рождения. Я тебя уже дважды предупреждал, держись от нее подальше.
- Х-х-хорошо…
 Я отпустил ее волосы, она упала на колени, но я не стал помогать ей, чтобы встать. Я сразу же зашел к Анастасии. Гостья сидела на кровати и плакала, закрыв лицо руками. Я тихонько закрыл дверь, но она всё равно услышала и повернулась ко мне. Ее лицо слегка покраснело и опухло, она быстро вытерла слезы.
 - Доброе утро, Даниель… Простите, что вы увидели меня в таком виде… С Днем Рождения вас.
 Я сел рядышком и взял ее за руку, но боялся поднять на нее глаза, мог смотреть лишь в пол.
 - Вы не сделали ничего ужасного, не нужно плакать.
 Анастасия замотала головой.
 - Это неправда. Вы написали такое красивое письмо, мне еще никто такого не писал, и эта роза очень красивая. Ваша слуга права, вы меня приютили, накормили, делаете такие красивые жесты, а я наверное выгляжу не слишком хорошо для сегодняшнего дня, по этому я боюсь обидеть вас и задеть ваши чувства.
 Я сжал ее руку, она не сопротивлялась.
 - Анастасия, вы в любом случае всегда будете лучше всех остальных. Тот, кто встречает людей лишь по одежде мало чего стоит. Вы скорее оскорбите меня тем, что посчитаете меня одним из таких людей.
 Она сдержалась, чтобы не заплакать.
 - Простите, я не хотела вас обидеть, вы не такой.
 Я улыбнулся.
- Вы не знаете меня, но видите во мне что-то хорошее, таким мало кто может похвастаться. Это даже странно. Обычно смотря на таких людей как мы, первая мысль, что мы зажравшиеся богачи, что мордуем простой народ и воруем и него деньги и у таких людей избалованные дети. Но вы не такой человек.
- Как можно думать плохо о человеке, который тебе помог? Это ведь неправильно.
- Анастасия, я хотел донести до вас, что ничего ужасного не случилось, у вас нет причин плакать. Если есть проблема с выбором одежды я могу помочь что-то подобрать.
 Она меня крепко обняла. Я почувствовал тепло ее тела, и меня это очень смутило. Я резко поднялся с кровати и попятился к двери.  Анастасию рассмешила моя неожиданная реакция и она улыбнулась.
 - Вы такой милый, когда вас обнимает девушка. Спасибо за всё.
 Как только я закрыл за собой дверь, мне стало легче. Сердце перестало так учащенно биться, дыхание стало ровным. Успокоившись, я понял, как же мне это понравилось, чувствовать объятия Анастасии. Ради этого чувства я готов сделать что угодно. Окрыленный до умопомрачения я направился к Ольге. Такая легкость, мир стал ярче и добрее, воздух стал приятнее. Я пулей спустился по лестнице, перепрыгивая ступеньки, радостно пробежал по пустым коридорам усадьбы и вот уже стою перед комнатой служанки. Стук в дверь. Никто не открыл. Я постучал еще сильнее. Опять глухо. Я уже начал злится. Вдруг на горизонте мелькнула тень Георгиевны. Она тоже заметила мое присутствие. В руках у нее была лейка, видимо старушка решила с утра полить цветы. Она подошла ко мне.
 - Вам не открывают?
 - Нет, - произнес я разочарованным голосом.
 Старушка отдала мне лейку с водой.
 - Подержите, пожалуйста.
 Она засунула руку в нагрудной кармашек платья и достала связку ключей. Натянула на лоб сломанные очки, облизнула кончик пальца, будто собралась перелистнуть страницу книги, и принялась искать нужный ключик. Замок поддался и дверь приоткрылась. С гордым видом и улыбкой Геракла, совершившего очередной подвиг, старушка попятилась по своим делам.
 - А как же лейка? 
 Старушка улыбнулась шире.
 - Оставьте пока себе, она вам пригодится.
 Я зашел в полутемную комнату, везде всё разбросано, шторы закрыты, на шкафчике у кровати стоит грязная тарелка, в воздухе крепкий запах грязи, вокруг слой пыли. Ужас один. А на кровати, среди постельного, одетая в ночную сорочку, развалилась Ольга. И как-то так умудрено развалилась, что одна нога свисает с кровати на пол. В моей голове моментально возникла мысль, почему же Анна на Анастасию взвелась, почему не зашла к Ольге и не отругала эту свинью?
 Я подошел ближе, переступая ловушки из разбросанных по полу вещей, один раз чуть не упал. Толкнул рукой безжизненное тело.
 - Проснись.
 Тело замычало, спрятало ногу в одеяло и перевернулось на бок. Я повторил попытку.
 - Просыпайся, я тебе говорю.
 Из мычания родилась какая-то фраза.
 - Делайте… ч… хоти.. я н… вста…
 Я отодвинул одеяло с ее лица, взял в руки лейку и вылил всё ее содержимое на спящую Ольгу. Она начала биться в конвульсиях, охать и кричать. Видимо вода была холодная. Это быстро позволило привести ее в вертикальное положение. Несколько минут она делала глубокие вдохи и кашляла. Волосы мокрые, постель мокрая, будто она попала под сильный ливень. Ольга злостно посмотрела на меня из-под лба. Прикрылась одеялом.
 - Что нужно?
 Я улыбнулся и протянул лейку.
 - Вот, это тебе подарок от меня.
 В недоумении она взяла лейку, посмотрела на нее с удивлением.
 - Зачем она мне сдалась?
 - Польешь потом цветы.
 Я подошел к шкафу с ее вещами, пиная по дороге ее расставленные ловушки.
 - А вообще я пришел к тебе за платьем. Папик ведь тебя балует? У тебя должно быть что-то красивое.
 Она окинула меня подозрительным взглядом.
 - Вашего размера у меня нет.
 Убирая вещи я, нечаянно, кинул ее ботинок через плечо, и он пролетел возле ее головы.
 - Эй! Вы вообще-то в комнате девушки. Как вы себя ведете?
 Я удивительно на нее посмотрел. Оглянулся вокруг.
 - Где я сейчас нахожусь?
 Она гордо выпрямила спину, одеяло упало с ее плеч, оголяя формы под ночной сорочкой.
 - У девушки.
 Я вздохнул. Под кроватью мне привиделась пустая бутыль.
 - Прикройся, курица. Ты девушка лишь по Гендерным признакам, а ведешь себя как настоящий мужик. Сиди там тихо, или скажу отцу, что ты воруешь у него шнапс.
 Она фыркнула себе под нос и надула щеки.
 - Кстати, ты почему еще в кровати?
 - Я никуда не спешу, - возразила девица наглым тоном.
 - Правда? Значит ты не в курсе, хотя могла и сама додуматься.
 Я распахнул шкаф, и сражу же на меня посыпалась груда вещей. Она удивилась и забыла, что сердита на меня.
 - Ну а как ты думаешь, кого в основном пригласит отец на бал? Своих друзей, коллег и их жен.
 - И что теперь? Я то тут при чем.
 У меня вырвался смешок.
 - Ну ты и тетеря недальновидная. Твой отец с матерью тоже придут. И, скорее всего, проявят интерес к тому, как ты поживаешь, как проходит твое перевоспитание.
 Ольга громко ругнулась на чистом языке сапожника, да так хорошо, что я даже удивился, видимо этим языком обладает свободно. Она быстро прыгнула с кровати на пол, залезла под кровать и стала выгребать бутылки и всякий мусор, пиная его ближе к двери. Открыла широко шторы и окна. Ольга мне напомнила сейчас Золушку из сказки, вот только очень быструю Золушку, будто ей по седалищу выстрелили солью из пушки. С испугом в глазах, продолжая ругаться, она отодвинула меня от шкафа, брала то одно, платье, то другое, всё бросала на кровать. Помятые, некоторые грязные, слегка изношенные и порванные. Многие походили за тряпки. Мало того, некоторые были даже разных размеров, видимо из некоторых она уже выросла. Смотря на всю эту картину, этот хаос летящих по всей комнате грязных вещей, я понял, что у Ольги ничего не найду. Я вышел, занятая, она даже не заметила, как я ушел. Мне ничего не осталось делать, как пойти к Анне. Ее комната была по соседству с комнатой Ольги. Я постучал. Тихо. Дверь оказалась не заперта. В комнате было светло, убрано, вещей почти не было, из-за чего было просторно и свежо. В общем, даже если кому-то захочется тут поживится, то он ничего не найдет, видимо поэтому Анна не запирает комнату, ей нечего скрывать. Я открыл шкаф. В нем висел лишь запасной наряд горничной, чистый и выглаженный, а так же платье, в котором она приходит на службу. Я и не сомневался, что ничего не найду, Анна почти не живет с нами, ухаживая за двумя детьми, так что вещей у нее в нашем доме пока не накопилось. Огорченный, я направился на кухню. В окне коридора, выходящего на главное крыльцо, я заметил повозку, а около нее маму, Анну и Юлю, видимо уже привезли декорации и свежие цветы на бал, наверное, еще доставили несколько подарков к моему Дню Рождения, но мне сейчас было не до этого. Я зашел на кухню, меня встретили приятные ароматы черного кофе, свежего завтрака, отец и Екатерина Георгиевна. Правда, эти запахи были бы более приятны, если бы отец не курил. Это еще одна его маленькая традиция. Завернутый в дорогущий халат, почесывая затылок и залысину, покуривая сигару, он выбирал, чем будет поить своих гостей. В кухне была коморка под ключ, который хранился только у него. В этой коморке хранились лучшие его запасы, нажитые за всю его жизнь. Это Эльдорадо открывалось лишь по большим праздникам или после подписания важных деловых бумаг, а так же, если отец встречал важных деловых партнеров. Он мог часами стоять и перебирать бутылки, это занятие было вторым его любимым, первое – пересчитывать деньги.
 Завтра был почти готов. Екатерина Георгиевна ждала пока, ей подадут тарелку с едой. Горничные и прислуга вставали раньше нас, по этому, их старались быстро накормить перед началом рабочего дня. Старушка никогда не садилась с нами за один стол, ей казалось это неприемлемым. Она могла иногда выпить чаю со мной в моей комнате или гостиной. Екатерина Георгиевна обратила внимание, что я огорчен.
 - Что случилось, юный Император?
 Отец на секунду обратил на меня внимание и дальше принялся перебирать свои запасы.
 - Я не могу найти платье для Анастасии. Анна ее обидела, вот она сидит в комнате и плачет.
 Старушке протянули тарелку и чашку чая.
 - Это не проблема, юный господин. Идем за мной.
 Она взяла поднос, и я пошел за ней в ее коморочку. Как всегда сыро и грязно. Мне было ее жалко, как можно тут кушать? Мы остановились.
 - Вот, возьмите.
 Георгиевна протянула мне поднос, по старой традиции, достала связку ключей и навалилась всем весом, чтобы открыть дверь. Прямо таки ворвавшись внутрь своей крепости, по-другому не сказать, она принялась что-то искать. Я удивлялся, как можно что-то найти в этой кромешной темноте?  Я долго стоял, даже успел проголодаться.
 - Да где же ты… - доносилось из коморки на тле шума от разбрасывания вещей.
 Она подошла к шкафу, где хранилась ее одежда горничной.
 - А, вот ты где!
 Старушка вышла ко мне. Ее внешний вид даже вызывал смех. На растрепанных волосах паутина, очки съехали набок, лицо серьезное-серьезное и красное. Будто она с кем-то сражалась. В руках она держала свою пойманную «дичь». Это был белый сарафан, слегка пожелтевший от времени. Я так посмотрел на него, у меня начаянно вырвалось.
 - Это что такое?
 - Это сарафан моей молодости. В нем я покорила своего первого мужа, - гордо промолвила старушка, - Мы его отстираем, и он будет в самый раз.
 Она подняла его над собой, чтобы внимательнее посмотреть.
 - Конечно, я была чуть шире, чем ваша гостья, по этому, мы этот сарафан немного приталим, и он будет в самый раз.
 - Спасибо тебе. – я радостно возразил.
 - Только вот оно чуть выше колена, мне кажется. Ничего страшного, надеюсь?
 Старушка мне подмигнула. Меня это вогнало в смятение. Я почувствовал, что покраснел.
 - Нет, всё нормально, - я ответил шепотом.
 Я передал поднос.
 -Кстати..
 Екатерина Георгиевна что-то вспомнила.
 - Я же утром перебирала вещи нашей гостьи. То ее сиреневое платье в мелкий цветочек, в котором она приехала. Если хотите, я могу его для Анастасии зашить в некоторых местах, перешить, а то оно чуть висит на ее тонкой фигуре. И я могу предложить слегка его украсить,  добавив на подол и на рукава кружевную белую ленту.
 Я попытался обрисовать в голове, как это всё будет выглядеть, мне понравилось.
 - Спасибо, это будет красиво.  Кстати там Ольга кажется затеяла большую стирку, я удивился как можно так вещи заносить, может попросить тебя о помощь, что будешь делать? Поможешь?
 Старушка стала серьезной.
 - Могу конечно. Я всё могу. Соберу эти вещи и кину ее маме в харю, пусть стирает, если доцю не научила.
 Я засмеялся. Старушка тоже улыбнулась.
 - Кушай, я не буду тебе мешать.
 - Спасибо, обращайтесь, если понадобится моя помощь.
 Я поднялся по лестнице. Меня грела мысль, что я смог помочь Анастасии. По дороге я встретил отца. Он какой-то напряженный, оглядывается по сторонам, идет вдоль стенки и заглядывает в коридор.
 - Ты чем тут таким занимаешься? – спросил я.
 Он испугался.
 - Ты зачем меня так пугаешь? Ты маму свою не видел?
 - Нет, а что случилось?
 Он опять заглянул в коридор.
 - Привезли украшения для зала и много другой женский ерунды, она меня заставит наряжать зал, если увидит. Я от нее прячусь.
 Его можно было понять. Мама очень тщательно ко всему готовится и всеми руководит, в такие дни она становится главной в доме, а мы ходит возле нее как по струнке. Часами она может наряжать зал и всё-таки может сказать, что нужно всё переделывать. Отец пригнулся.
 - Если что – ты меня не видел.
 Он проскочил в свой кабинет и заперся. Я последовал его примеру, прошел лестницу, и казалось, до двери Анастасии оставалось совсем чуть-чуть, но я провалился.
 - Доброе утро, сынок.
 У меня аж ком в горле появился. «Черт» - подумал я про себя.
 - Э-э-э… Да-а??
 Мама подбежала ко мне и крепко обняла.
 - С Днем Рождения, сынок. Ты уже такой большой стал.
 Она так сильно прижала меня к себе, что я чуть не задохнулся. За ней стояли Анна и Юля. Очень хмурые и грустные, в их глазах так и читалась мольба о спасении.
 - Спасибо, отпусти, пожалуйста, ты меня задушишь и некого будет поздравлять сегодня вечером.
 - Идем со мной, там столько всего интересного привезли, ты должен это увидеть.
 Отец приоткрыл дверь в кабинет и подсматривал за нами. Я заметил его. Он испугался и помотал головой, чтобы я ее не выдал.
 - Э-э… А это обязательно?
 - Конечно, сынок! Ты должен мне помочь украсить зал, кто же мне поможет это сделать кроме тебя?
- Может папа? Вы же с ним полгода не виделись, он был на многих балах, мне кажется.
 Отец побледнел и сильнее замотал головой, даже показал мне кулак. Мама заулыбалась.
 - Ты прав сынок! А не знаешь где он?
 Я  улыбнулся и показал пальцем на дверь.
 - Так вот же он стоит.
 Дверь быстро закрылась и заперлась на ключ. Она подошла к двери.
 - Быстро открой дверь!
- Дорогая, я занят, у меня полно работы! – взмолился отец из-за двери.
-  Да ты же вчера еще всё отменил, не обманывай меня! Я сказала открой дверь и скажи мне это в лицо.
 Он открыл дверь и вышел весь расстроенный.
 - Но я же только вчера приехал.
 Он не смог от нее спастись. Отец опалил меня злостным взглядом и пошел вместе с мамой на первый этаж, я лишь, улыбаясь, пожал плечами. Наконец я дошел к двери Анастасии. Я постучал.
 - Войдите.
 Открыв дверь, меня ослепило яркие лучи солнца, я прищурил глаза. Анастасия стояла напротив меня и улыбалась, казалось, это она излучает свет. На ней одето слегка короткое платье нежного желтого цвета с фонариками и рукавами.
 - Мне казалось вам совсем нечего надеть.
 - У меня было запасное в чемоданчике. Оно слегка коротковато, мне его купили на вырост. Как вам?
 Меня в очередной раз поразила ее красота.
 - Мне нравится, очень красивое платье. Я хотел сказать, что решил вашу проблему.
 Она улыбнулась.
 - Вы так быстро справились, спасибо вам.
 Ее улыбку вызвала у меня смущение, я чувствую, как вновь краснею.
 - Мне кажется, уже пора бы позавтракать и пришел пригласить вас на кухню.
 Анастасия подошла ко мне. От нее очень приятно пахло духами. Девушка протянула мне руку.
 - Раз вы меня приглашаете, то что же мне остается? 
  Сейчас я, наверное, раскраснелся как вареный рак. Я взял ее за руку, одновременно  испытывая большую радость и огромное смущение. Мы прошлись по коридору. Анастасия повернула в сторону лестницы, но я ее остановил.
 - Нет, этим путем мы не пойдем.
 - Почему? – удивленно спросила Анастасия.
 - Сейчас туда лучше не ходить. Там мама украшает зал, ей нельзя попадаться на глаза, у нее есть пристрастие приставать с разными вопросами по поводу декора. Мы умрем голодной смертью, если она нас увидит.
 - Нельзя так говорить про маму, - возмутилась гостья.
 - Я всего лишь придал истине немного юмора.
 Мы спустились на кухню, повара встретили нас и спросили, чем мы будем сегодня завтракать. Анастасия попросила творог, а я решил сегодня позавтракать овсяной кашей с овощами.
 - Только чай нам лучше в сад принесите, – попросил я.
 У нас были хорошие повара, они очень быстро готовили и подавали еду, всё всегда было очень вкусно. Перед нами поставили тарелки и мы принялись кушать.
 - Кстати, Анастасия, кажется, я вчера забыл вас кое о чем спросить.
 Девушка ненадолго оторвалась от еды и окинула меня удивленным взглядом.
 - О чем?
 - Вас подобрал отец по дороге домой. Зная его, мне не кажется, он вас подобрал не просто так, он вам ничего не говорил?
 - Вашему отцу понравилось, как я играю на скрипке. Он предложил работу. Ваш папа хочет, чтобы я научила вас играть на скрипке.
 - И как всегда он не спросил меня… - подметил я под себя. – Но я рад этому, ведь не важно, по каким обстоятельствам  мы с вами встретились.   
 Анастасия задумалась. Интересно, что происходит в голове у женщин в данный момент?
 - Даниель, а почему не представить всё так, будто всё сложилось само собой? Зачем искать причину? Люди находят друг друга, но так же легко теряют. Вы будто с подозрением смотрите на жизнь, если происходит что-то хорошее - вы пытаетесь найти в этом какой-то скрытый смысл, или, я бы сказала, подвох.
 Странно, но об этом я никогда не задумывался. Возможно, не только Анна может застать меня врасплох и поставить в тупик, но это мне даже нравится.
 - Мне кажется, что в жизни всё не просто так и всё вокруг наполнено смыслом и причиной.
 Задумчивость не оставляла Анастасию в покое и не давала есть в удовольствие принять завтрак. Кажется, зря я пристал к невинной девушке со своими расспросами.
 - Подозрительность всегда преследует тех, чья совесть отягощена виной, - тихо произнесла Анастасия.
 Эта фраза поразила меня наповал своей неожиданностью и глубиной смысла. Она меня обеспокоила, но я всё же попытался не подать виду, улыбнуться – всё, что мне оставалось сделать.
 - Мало кто в этом доме признает Шекспира. Вы меня опять удивляете, Анастасия.
 Она на меня посмотрела с жалостью и беспокойством, будто в ней проснулся ко мне какой-то материнский инстинкт. Даже немного жаль от того, что порой я заставляю ее переживать за себя, почему же так происходит…
 Один из поваров внимательно прислушался к нашему разговору, забыв помешивать блюдо, которое он готовил на сковороде. Вскоре запахло горелым.
 - Ой, - произнес он громко. Повар схватил сковородку и залил ее холодной водой.
 - Еще раз станешь подслушивать и совать нос не в свое дело – будешь наказан.
 Я сказал это не поворачиваясь к нему лицом, спокойно продолжая есть овсянку.
 - А дети будут? – перевела Анастасия разговор в другое русло.
 Я ненадолго представил в голове список возможных гостей, всю эту паутину из лиц и фигур, вспоминая родословные и тому подобное, почесывая затылок.
 - Возможно, кто-то и будет. Есть вероятность, что Анна придет с детьми, им, наверное, лет 13 или 14 младшей дочке, а сыну лет 15, но не скажу с уверенностью.
 Анастасия улыбнулась.
 - А вы говорили, что у вас нет друзей. Как их зовут?
 На минуту я замолчал.
 - Я ведь и не говорил, что они мои друзья.  Зовут их Михаил и Светлана. Они дети войны. Мише, наверное, был год или 2 когда еще была война, его сестра родилась сразу после окончания войны. Конечно, они ее не видели и не помнят, но они навсегда запомнили, что война забрала у них отца и они прекрасно помнят улицы Петербурга как бывший родной дом. Такие дети как они, лишенные детства, пытаются держатся друг друга, стараются не заводить новых знакомств. От родного для них человека осталось лишь имя и пожелтевшие письма. Возвращаясь к нашему недавнему разговору, я так же долго пытался найти причину и какую-то закономерность, хоть малейшее объяснение, зачем люди ведут бесконечные войны и убивают себе подобных…. Наверно, им нравится это безумие, а, возможно, правы вы.… И не всё в мире наполнено смыслом и причиной, наверное, не всё давно нам понять и познать.
 Казалось, Анастасия вот-вот заплачет.
- Это ужасно.
- Война — преступление, которое не искупается победой.
 Анастасия опять задумалась.
 - Не припомню, чьи это слова.
 Я улыбнулся, поправил одежду, выпрямил спину, и гордо произнес:
 - На сколько мне известно - это сейчас я сказал. А вы думали, я могу только чужие выражения цитировать? Я и сам на что-то гожусь.
 Анастасия засмеялась, прикрывая лицо рукой.
 - Простите, мое невежество, как я могла не знать чьи это слова? Теперь буду просветленной. И у вас такой смешное лицо было, когда вы это сейчас произнесли.
 Она положила руку на грудь и поклонилась, показывая этим жестом, что просит прощение. Я посмеялся вместе с ней. Обычно такая критика в мою сторону вызвала бы у меня злость, но не от нее, она не такая как другие, и за ее смехом не скрывается что-то плохое. Как же я рад, что могу заставить ее улыбаться и смеяться.
На этой веселой ноте мы закончили наш завтрак. Нам предоставили поднос с горячим чаем.
 - Пойдем?
 - Подождите, я приду, хочу кое-что взять с собой.
 Анастасия побежала в свою комнату, я не стал ее дожидаться и сразу направился в беседку. Боясь встретить маму, я тайком прошел через кухню, которая выходила сразу и в зал и параллельно на улицу. Погода была сегодня на диво благосклонна, теплый ветерок, не жарко, розы расцветали, даря приятный аромат, а на зеленой-зеленой траве держалась утренняя роса. По дорожке я пришел к беседке, поставил поднос, но не спешил наливать чай, мне очень хотелось дождаться Анастасии. В ожидании я поглядывал на окна зала, за которыми было видно, как трудятся родители и прислуга. Возле дома припал к земле Василий Иванович, высаживая новые саженцы. Все чем-то заняты. Даже хорошо, сегодня день спокойствия. Я посмотрел на беседку, мне показалось, что неплохо было бы посадить несколько лоз винограда, чтобы они обвивали беседку и жарким летом защищали от пекущего солнца. Всматриваясь вдаль я заметил Анастасию, что не могло не вызвать у меня восторг и радость. Я заварил чай. Анастасия присела рядышком, переводя дух, кажется она бежала. На стол она положила книгу.
 - Простите, что заставила вас ждать.   
 Я обратил внимание на предмет, за которым она поднималась в комнату. Это Библия.
 - Эту книгу вы вчера взяли из библиотеки? – поинтересовался я, подвигая гостье поднос с чаем.
 - Да, ее.
 - Помнится мне, вы искали что-то из художественной литературы.
 Анастасия открыла книгу и надпила чай.
 - Я решила перед сном прочитать что-то более простое и доступное для восприятия.
 - Это как сказать. У каждого человека свое мнение о ней, она была, есть и будет причиной извечных споров и возгласов, в одних руках эта книга является орудием речи, а в других - свободой и поддержкой в трудную минуту.
 Анастасия взяла кусочек сахара и задумчиво приложила его к губам, этот жест меня заинтересовал, и, кажется, она заметила мою заинтересованность.
 - Простите. Сахар – единственная сладость, которая изредка перепадала мне в детстве, - быстро объяснила девушка. – А что для вас означает эта книга? Что она значит в ваших руках.
 - Занимательный вопрос…. Как бы вам на него ответить…
 Я не отрывался от того, как Анастасия ест сахар, меня это почему-то умиляло.
 - Я скорее верю в Бога, а не в религию.
 Гостья вдруг перестала кушать и отставила чашечку на стол.
 - Как это? – удивленно переспросила милая собеседница.
 - Конечно, я читал эту книгу, но не испытываю привязанности к ней в отличии от многих других людей. Я верю в Бога, верю в его существование и я даже не отрицаю возможность того, что мы кем-то созданы, но… Религия для меня что-то такое, что меняет человека…
 Я ненадолго задумался.
 - Как бы вам объяснить…. Религия открыто навязывает нам, как правильно жить и чего делать нельзя. Знаете, я и это могу стерпеть, но уж очень много боли, страданий и смертей вокруг этой науки, вы не находите? Охота на ведьм, крестовые походы, кровопролитие из-за религиозных разногласий и побуждений. В некоторых случаях религию можно назвать обманом. Она обещает нам много хорошего, если жить по ее законам, но зачастую, когда в жизни человека происходит что-то плохое, он начинает винить в этом Бога. Мол, я же каждый день молился, давал копейку на храм, давай же и ты мне теперь послужи, Господи. Это неправильно…. Моя логика проста - Бог есть, я верю в него, но надеюсь лишь на свои силы, ведь согласитесь, глупо обвинять невидимого создателя в своих жизненных неудачах. Вера и религия - разные вещи. Религия без веры порождает большую слепую глупость в голове человека, которая очень пагубно на него может повлиять. Библия -  очень опасная книга, которую нужно уметь читать и познавать правильно. Такая моя точка зрения. 
 Анастасия задумчиво размешивала сахар в чашке, ее рука остановилась.
- Но существует много религий, мы свободны в своем выборе, - произнесла она как то отрешенно.
 Я позволил себе усмехнуться над ее высказыванием.
- Эта религия, та религия. Бог, Аллах, Иегова или кто-либо еще, на самом деле не столь важно, не правда ли? Как бы его не назвали, для всех он един. Народы просто напросто не могут разделить между собой Бога, найти правильную точку зрения бытия социума основываясь на вере, которая удовлетворила бы потребности всех.
- Кажется, я понимаю…
 Что-то моя гостья приуныла, или же чересчур глубоко вдумалась в мои слова. Анастасия перевернула страницу. У меня вдруг возник интересный вопрос.
 - Обычно человек в нашем времени попросту не возьмет эту книгу, она что-то для вас значит?
 Анастасия подняла на меня свои прекрасные карие глаза.
 - В детстве я училась в воскресной школе и пела в детском хоре молитвы, с малых лет приобщена к церкви, мне дали такое воспитание. Я не раз читала эту книгу, но взяла ее сейчас потому, что в конце вашей книги есть молитвенник. У меня он тоже есть, от бабушки достался, но он старенький и потрепанный, некоторые страницы вырваны. Возможно, в вашем есть те молитвы, которые я еще не читала.
 Поднялся легкий ветерок, раздувая страницы книги в разные стороны, Анастасии пришлось придерживать их руками, но мое внимание больше привлекло, как прекрасно вьются ее каштановые волосы на ветру. Кажется, нужно перевести разговор в другую сторону.
 - Вы выступали в городе Клин, вы там живете?
 - Нет, я живу в маленьком поселке под Москвой, вы о нем, наверное, никогда и не слышали. В Клин меня занесло с бродячими уличными артистами, они пригласили меня сыграть с ними.
 Я приметил на ее правой руке шрам.
- Откуда у вас этот шрам?
Анастасия посмотрела на руку и попыталась прикрыть его ладонью левой руки.
- Этот шрам у меня давно, еще с детства. Понимаете, когда мне было 8 лет, отец ушел от нас, полюбил другую женщину…. Я помню, как просила его не уходить, но он откинул меня, и я убежала в комнату…. В то время я очень хотела поступить в музыкальную школу и учится играть на скрипке, но мне нужен был инструмент. После ухода отца мне пришлось работать, я продавала на рынке выпечку, которую пекла мама. Мама иногда прикладывалась к бутылке от горя, и, когда она заметила, что я отложила несколько копеек на скрипочку, я получила от нее розгой по рукам…
 Я видел, как сильно я расстроил ее своим вопросом, хотел отвлечь, но сделал еще хуже. Анастасия пыталась скрыть шрам, будто ей стыдно передо мной за свой давний поступок.
 - После того случая, бабушка забрала меня к себе, - продолжали Анастасия, - …. бабушка поддержала мою идею, в мой День Рождения, когда мне исполнилось 11 лет, бабушка отдала мне все свои сбережения. Я была так счастлива в тот момент. Я купила скрипку, я решила пойти к маме, но боялась сказать ей за инструмент. Когда я пришла домой, мама испекла для меня ягодный пирог. Я до сих пор помню, как мама держала его и произнесла: «Это всё, что я могу подарить для своей дочери». Я обняла ее и сказала спасибо ей за то, что заботится обо мне.
 Меня это немного удивило, как можно быть благодарным человеку, который тебя бил и оставил шрам на душе и теле. Я понял, что у Анастасия тоже лишена детства, как Михаил и Светлана. Всё-таки мир бывает так безумен….
 - От папы у меня остался маленький мишка, я его до сих пор храню…
 Слова Анастасии пробудили меня от глубоких размышлений.
 - А мой отец сжег игрушку моей сестры в день похорон, со всеми вещами….
 Мы оба замолчали и сидели неподвижно. Чай давно остыл, но мы не обращали внимания, каждый задумался о своем. Наверное, Анастасия вспоминала детство, я же сравнивал ее детство со своим. В каком же недоброжелательном к детям времени мы живем.
 - Я считаю, что детство это то, чего не должен быть лишен каждый человек, - нарушил я тишину.
 Анастасия молча кивнула.
 - Я правильно понял, что вы променяли работу на рынке на игру на скрипке?
 - Да, можно и так сказать. Когда у меня стало получаться, меня приметили и пригласили играть вместе уличные музыканты. Не знаю чем я им понравилась, я не считаю свою игру виртуозной.
 Я взял в свою руки ее левую ладонь, который она прикрывала шрам и попытался успокоить.
 - Не важно, чем вы занимаетесь и как зарабатываете на жизнь, главное, чтобы это вам нравилось. Я считаю, что ваша игра на скрипке прекрасна.
 Она улыбнулась и закрыла книгу. Становилось немного жарко, так что остывший чай был в самый раз сейчас. Кажется, Анастасия успокоилась, а я задался вопросом, чем еще заняться до наступления вечера.
 - Вы не хотели бы прогуляться? Мы можем сбежать вместе.
 Анастасия улыбнулась мне.
 - И никогда-никогда не возвращаться?
 Я засмеялся.
 - Жаль, но придется к вечеру вернуться, праздник не начнется без меня.
 На щеках Анастасии появился небольшой румянец, она опустила глаза и сжимала в руках подол платья.
 - Я согласна, хоть и до вечера.
 Я взял ее за руку.
 - Тогда, пойдемте.
 Я тайком провел свою гостью за территорию усадьбы, у каждого свое занятие, так что наше исчезновение никто не заметил. Анастасия держала меня за руку, от чего было так приятно и легко. Я решил пройтись с Анастасией к озеру, становилось жарко, поэтому эта идея показалась мне наиболее приемлемой. Мы прошлись по лесу, вдыхая его свежесть, наслаждаясь его красотой и тишиной.
 - Когда-то этими тропинками ходили и мы с Прасковьей.
 В тени деревьев не было жарко, они будто оберегали нас от жарких лучей майского солнца. Впервые я задумался, вглядываясь в протоптанные лесные тропинки, которых было достаточно много в этом лесу. Кто их сделал? Кто блуждал этими местами?
 Тропинка вывела нас на небольшую лесную опушку перед озером, мы решили остановиться ненадолго. Анастасия присела на зеленую траву, начала собирать вокруг себя разные полевые цветы и делать их них веночек, которые одевали девушки на голову, а затем пускали по речке на праздник Ивана Купала. Я с интригой смотрел, как она вплетает один цветок, затем другой, смотрит, переделывает, выбирает другой.
 - Наверное, это даже сложнее, чем играть на скрипке, - признался я с чистой совестью.
 - Мне кажется, нет ничего сложного в этом занятии.
 Анастасия улыбнулась, одела веночек, легла на траву и смотрела в облака и долго-долго за ними наблюдала.
 - Над чем вы задумались?
 - Я смотрю на облака и представляю на что они похожи, думаю, на сколько же они высоко над нами? Всё время в непрерывном движении, такие белые и, кажется, очень мягкие и пушистые. Пытаюсь сравнить их с людьми, есть у них что-то общее, стремятся куда-то, то медленнее, то быстрее, от порыва ветра, движутся то туда то сюда.
 - Философствуете? – поинтересовался я.
 - Можно и так сказать. Вы слышали про такую науку, как эзотерика? Это учение о человеке и природе, о его месте в мире и их взаимодействии. Она помогает человеку понять свое место в мире. Я считаю, что это рассуждение помогает человеку лучше разобраться в себе. 
 Занимательная тема, на мой взгляд. Я знал, что в мире есть много интересного, много нового для меня, много непонятного и неизведанного, что со встречей с каждым новым человеком, мне придется узнать что-то новое, но я никогда не думал, что это будет столь юное и милое создание из далекого захолустья. В какой-то миг слова Анастасии начали ускользать куда-то далеко с этими облаками и всякими науками, о которых она так занимательно рассказывает, и я просто смотрел на ее лицо и шевеление ее алых губ. На венок Анастасии села пчела. Она вдруг замолчала и с ужасом смотрела на пчелу, присосавшуюся к одному из цветов. С опаской Анастасия попыталась отогнать от себя рукой, насекомое отлетело и направилось в атаку за цветком. Девушка поднялась с криками и начала метаться по сторонам, схватила венок и швырнула его куда подальше. Я сначала ничего не понял.
 - А-а-а, уйди, противная!! – кричала Анастасия.
 Моего терпения хватило на долю секунды, и я разразился громким хохотом на всю лесную опушку, пчела давно полетела в восвояси за венком, а Анастасия так и металась по сторонам, размахивая руками возле лица и топчась на ровном месте. Вдруг она стала как вкопанная, волосы растрепанные, прикрыли ее лицо от меня.
 - Она улетела, да?
 Я не мог остановиться, ее вопрос еще сильнее рассмешил меня. Она фыркнула, ее локон поднялся под ее дыханием и налез на глаза.
 - Я пчел боюсь…
 - Ха-ха… С-судя по вашей реакции.. я… я уже понял, простите.
 Девушка не обиделась, лишь улыбнулась мне в ответ. Мы спустились к озеру, чтобы смотря на свое отражение в воде, Анастасия смогла уложить волосы и привести себя в порядок. Я присел на песок и покусывал травинку, всматривался в берег, от нашего с Просей замка не осталось и следа. Это вызывало некую грусть и тоску, но я всеми силами пытался не показывать это своей спутнице. На берегу озера мы нашли много интересных занятий: кидали камешки в гладь воды, соревнуясь кто дальше добросит, бегали друг за другом, взяли палки и фехтовали, представляя себя рыцарями, Анастасия учила меня как залезать на деревья. Мне показалось, еще никогда в моей жизни день не проходил так весело и беззаботно, хоть и впустую. Время летело незаметно, грязные и слегка измученные, мы присели у берега. Мне показалось, что Анастасия ведет себя так открыто со мной, играет в такие детские забавы, наверное, потому что у нее самой не было детства. Я задумался. Интересно, если бы Прасковья была жива, также беззаботно проходили бы мои будние дни?
 - В последний раз мне было так весело только с сестрой. Вы чем-то на нее похожи. Но и отличие у вас есть. Иногда Прося пыталась задеть меня, словить на слове, к чему-то придраться, эти невинные попытки были забавны. Конечно, это никогда не было всерьез, скорее она просто пыталась поддержать классический пример отношений брата и сестры, не давая мне заскучать.
 - Вам, наверное, тяжко без нее, я напоминаю вам о ней и даже не знаю, хорошо это или нет, одним только своим присутствием заставлять вас воспоминать прошлое…. – нотки вины ярко звучали в ее голосе.
 - Навсегда потерять родного человека, это бесспорно тяжело. Но особенно трудно - не принять всё это, а победить в себе чувство, мнимый мираж, что у тебя был шанс что-то предпринять. Всем нам тяжело, всем нам придется встретить ее, в своей смерти или в смерти своих близких…. Как говорил Марк Аврелий: «Смерть улыбается нам всем, но лишь самые храбрые способны улыбнуться ей в ответ».
 Анастасия ничего мне не ответила, но взамен крепко обняла и положила мою голову себе на колени. Мне захотелось спать. Когда-то, давным-давно меня так же обнимала мама, все заботы и мысли куда-то улетучились. Я уснул.

Тьма. Холод. Затишье. Я спускаюсь по черной лестнице в небытие. Нет ни времени, ни границ. Извечная алая пустыня. Песок, окрашенный кровавыми слезами грешников. Лестница делает поворот вверх, влево, вниз. Я не чувствую своего веса, не чувствую дыхания. Во рту пересохло и ужасно хочется пить. Где-то далеко-далеко, в пустыне появился человек. Его длинные черные волосы, грубые, как прядь конской гривы, развивались на ветру. Когтистой рукой он утирал слезы со своих высохших и выцветших временем глаз. Потрескавшиеся губы приоткрылись и алая дюна разорвалась шепотом, похожей на песнь смерти:

«Мимо ристалищ, капищ,
Мимо храмов и баров,
Мимо шикарных кладбищ,
Мимо больших базаров…»

Он схватился когтистыми лапами за свое измученное горло и заревел еще сильнее

«Мира и горя мимо!
Мимо Мекки и Рима,
Синим солнцем палимы,
Идут по земле пилигримы…»

На его лице появился дикий оскал улыбки, а голос превратился в шепот.

«Увечны они, горбаты,
Голодны, полуодеты…
Глаза их полны заката,
Сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
Вспыхивают зарницы,
Звёзды встают над ними,
И хрипло кричат им птицы…»

 Он замолчал…. Посмотрел на меня и дико засмеялся. Его голос стих, а лицо выражало злость и ненависть. Он поднял на меня свои впавшие пепельного оттенка глаза…

«…Что мир останется с ними…»

 Его истощенная худая рука протянулась ко мне и он указал пальцем в мою сторону.
- Даниель…
 Я проснулся от дикого ужаса, на лбу выступили капельки пота. Анастасия прикрыла глаза и мирно спала. Я подошел к озеру и упал перед ним на колени, дрожащими руками я коснулся холодной воды, зачерпнул немного в ладони и умылся.
 - Даниель, всё хорошо? – испугалась Анастасия.
Она подошла ко мне, присела и положила руку на плечо.
 - Всё нормально, плохой сон.
 - Что вам снилось?
 Я недолго задумался над ответом.
 - Император….
Она не совсем меня поняла, но я на это не рассчитывал. Я встал с колен, поправил одежду, но это было напрасно, ее следует постирать.
 - Пора бы домой.
 Я протянул руку Анастасии и не спеша мы направились в сторону дома. Сложно было сказать, который сейчас час, но судя по тому, как высоко стояло солнце, было около 5 часов дня.  Мы вышли по тропинке на крыльцо усадьбы, на дороге стояло несколько экипажей, что свидетельствовало о приезде некоторых гостей. И я не ошибся. Разодетый отец, довольный вкусом свободы, встречал каких-то своих знакомых, с кем-то обнимался, предлагал сигару. Тихонько пройти мимо у нас не получилось, заметили. Я заметил, что отец чуть под землю не провалился, заметив, что с моей одеждой. Он подошел в обществе двух мужчин, один старик с седыми бакенбардами, а второй слегка моложе отца на пару лет. Как и полагалось, старик осмотрел меня с ног до головы, прежде, чем что-то сказать. Сжимая в кулаке трость, покусывая желтыми зубами сигару и потягивая ее дымок. Мне показалось, что его можно описать один простым словом – скряга. Я привык к таким тщательным осмотрам, не один такой взгляд был брошен на меня за мою столь короткую жизнь. Такие взгляды пытаются найти в тебе какой-то изъян, дабы потешить свое самолюбие. Но у лиц более пожилого возраста, как, к примеру, у этого, часто встречался оттенок зависти, ведь ты молод, а за его спиной уже раздается холодное дыхание смерти. Крючковатыми сморщенными пальцами он схватил из внутреннего кармана пиджака пенсне, кашлянул, небрежно потер их об рукав, посмотрел на солнце, протер еще раз и, наконец, натянул пенсне на нос. Он смотрел молча, в ответ я делал тоже самое. Мы изучали друг друга. Первое, что мне пришло в голову, а не староват ли этот дяденька для бала? Уступил бы дорогу молодым. Ведь, где-то в его голове, украдкой затаилась мысль, сладкая, как сон младенца, завалится в кровать под тремя одеялами в своей крепости и лечь спать, перед этим принял горячую ванну, пропарив свои старые кости.
 - Здравствуй, юное дитя….
 - Можно не столь торжественно, просто Император.
 Анастасия хихикнула. Старик очень медленно развернул свою голову к ней, я удивился, как под таким углом с его головы не слетела шляпа. Анастасия быстро пришла в чувства и нашла в себе силы успокоится. Старикашка делал второй поворот головы, обратно ко мне. Пока он это делал, я успел рассмотреть второго гостя. Молодой мужчина, высокий, редкими противными усиками, карими глазами и темными волосами, в нагрудном кармане виднелся белый платочек. По законам этики, он ждал, пока свое слово молвит старик, но я понимал, что это не так. Скорее всего, он был из тех людей, которые меньше говорили и больше слушали. Опасные люди. Я их разделил на два категории, одни молча слушают в вбирают в себя всю гадость аристократии, все повадки старого поколения. Но бывают и другие, более опасные, которые всё время наблюдают и учатся на чужой глупости, втайне глумятся над окружающими. В карточной игре жизни они чувствуют себя козырным тузом, им кажется, что нет ничего непосильного или кого-то сильнее, ведь они находятся в самом расцвете своих сил и смекалки. Он как шакал смотрел на шею старика. пока тот поворачивался ко мне, наверное, он ели сдерживается, чтобы не вцепится в старые жилы зубами и не занять высокопоставленную должность.
 - Я хочу поздравить вас и ваших родителей с этим чудесным днем. Вам исполнилось всего одиннадцать лет. Как старик, я хотел бы пожелать вам оставаться молодым вечно, правильно выбрать свой путь, ведь столько дорог раскрывают для вас свои каменистые объятия. По этому, я желаю вам не встретить в своей начинающейся жизни тернистых путей, бездорожья или же конца вашей дороги, пусть она будет не широкой и не узкой, не короткой и не длинной, а именно такой, какой хотите видеть ее именно Вы.
 Он снял пенсне и спрятал в карман, как в знак того, что он произнес всё, что хотел. Анастасия как-то напряглась, видимо трудно и непривычно находится человеку в таком обществе, особенно, когда ее даже не замечают.
 - Спасибо за столь приятные слова. Ваше высказывание достойно быть сопоставимо с высказываниями великих мудрецов.
 Старик улыбнулся и развел руками.
- Оставим же это не благое дело для их совести.
 Он зашел в дом. Ко мне подошел второй гость, улыбка озаряла его лицо. Он подошел, поприветствовал Анастасию, поцеловал ее руку, затем обратился ко мне, покручивая пальцами кончики усов.
 - Да, дивно день сегодня очень чудесный, вы как выбирали, в какой день следует родится. По этому, желаю вам побольше таких ясных дней в вашей жизни, чтобы каждый день, как сегодня, вы встречали в своем доме множество занимательных и выгодных вам людей.
 «Жадный плут, не более», - подумалось мне. Я через силу заставил себя улыбнуться и поблагодарить его. Он зашел в дом вслед за стариком. Отец подошел ко мне, заглянул за дверь, чтобы нас никто не слышал и прошептал:
 - Ты почему меня позоришь? Быстро прими ванну и переоденься, что люди обо мне поду….
 Я перебил его скучные высказывания.
 - Хватит, не утруждай себя, я и так всё понял. Иди лучше сопроводи гостей.
 Отец закипел, лицо покраснело, но он согласился со мной и просто молча вбежал в дом.
 Я посмотрел на Анастасию, кажется, она испытывала большое облегчение, от того, что мы остались одни.
- Вы хорошо держались, достойно.
 Она улыбнулась мне. Нас встретила Екатерина Георгиевна.
- Господи, где вы были?! Быстро за мной, - скомандовала старушка.
 Почему-то Георгиевна схватила за руку Анастасию, а не меня. Она разогнала нас по комнатам. Мы ждали своей очереди, чтобы принять ванну. Анастасия пошла первой.
 Я вышел из своей комнаты в коридор. Солнце стояло высоко и ослепляло своими лучами. Усадьба наполнилась жизнью: голоса, шорохи, шаги. Я стоял и смотрел, как люди всё прибывают и прибывают, как увеличивается число экипажей под моим домом. Все эти незнакомые лица, мужчины, женщины, старики, это вызывало внутри меня властвующее чувство восторга, я трепетал от предвкушения. Я сегодня руковожу балом Сатаны, все эти люди пришли, чтобы ублажить меня, пресмыкаться предо мной, вести между собой невидимую борьбу, грызть друг другу глотки, пытаться друг друга переплюнуть в словесных перепалках торжественных поздравлений. Этот маленький театр лишь для меня, и каждый будет драться, чтобы показать себя в лучшем свете. Забавно, не правда ли?  Меня аж распирает желание познать каждого из них, залезть как можно глубже в их головы и души, в который раз убедить себя, как сильно могут быть испорченны люди. Сколько историй они могут рассказать? Скольким вещам они смогут меня научить? Они даже не станут подозревать, что я буду смотреть на них с высока и делать в точности до наоборот. Дурак учится на своих ошибках, умный – на чужих.
 К дому подъехало несколько экипажей, которые встречали горничные усадьбы. Из одного доставали футляры для инструментов, нотные штативы и другие музыкальные принадлежности. Футляры были большие и маленькие, на каждой виднелась маленькая железная табличка с фамилией и инициалами владельца. Человечки спрыгнули с экипажа, каждый разбирал свой инструмент. Приехал оркестр. Из другого экипажа вышли другие люди, сегодня они заменят на празднике наших горничных, им заплатили служить в наше удовольствие. Очень много народу. Не думал, что гостей будет так много. Екатерина Георгиевна позвала меня вымыться, я повиновался ее приказу. Время поджимало. Никто не любит ждать, я это прекрасно понимаю, нельзя заставлять гостей томить себя ожиданием.
 Я знал, о чем, в основном, будут вестись сегодняшние светские беседы. Конечно, у этих людей большие капиталы и вопрос денег должен стоять у них на первом месте, но мы живем во времена трех китов, на которых держится этот мир: наука, промышленность и культура. Это три неотъемлемые составляющее нашей жизни, люди возжелали изменить мир вокруг себя и изменится сами. Наверное, очень большого шороху этим вечером наведут такие изобретения, как: «машина для ходьбы» Карла Дреза, «зажигалка» Иоганна Дёберейнера и безумная идея переделать паровой двигатель, чтобы он работал на газу. Я в ожидании того, как эти «денежные титаны» и «философы капиталов» будут вести беседы о науке, изо всех сил будут стараться показать, что они хоть немного, но разбираются в этом.
 Я искупался. На спинке стула мне оставили чистую одежду. Несомненно, главным достоинством мужского гардероба был фрак. В наше время детская одежда мало чем отличается от взрослой. Нас одевали как миниатюрные копии наших родителей. Как и в начале этого длинного века, фрак оставался однотонным. Да, дорогое удовольствие, которое не каждый может себе позволит, я не удивлюсь, что многие гости взяли этот предмет гардероба напрокат. Самые дорогие и популярные ткани - батист, тафта, креп, муслин, перкаль и кисея. Взамен фрака, можно одеть старенький, говорящий: «Привет, из прошлого века» - сюртук. К фраку прилагалась белая шелковая рубашка, жилет, популярно было иметь жилет в «полоску» или «крапинку», но у меня не было настроения его одевать. Устало, даже нехотя, я посмотрел на последние три вещи, которые завершали этот костюм: черный цилиндр, трость и белый шейный платок с замысловатым узлом, который я никогда не научусь завязывать. В дверь постучались, это была Екатерина Георгиевна. Старушка вошла в нарядном платье, на шею она одела белые бусы, на плечах висела шаль, которую мы подарили ей на День Рождения. В этой женщине сложно было узнать старушку, которая старательно служила этой усадьбе.
- Вы готовы?
 Я взмахнул тростью.
- Пойдем.
 Мы спустились на первый этаж, в коридорах и комнатах было пусто. Гости, наверное, ожидали, что я покажусь через двери на первом этаже, но я решил сделать совсем по-другому. Мы с Екатериной Георгиевной вышли через кухню на улицу, прошлись по каменной тропинке к входу, что выходил из сада в праздничный зал. В окнах можно было увидеть много народу, но нас не заметили. Я остановился и обратился к Георгиевной.
 - Подойди к оркестру. Пусть заграет «Вечерняя серенада» Франца Шуберта.
 Подходя к парадному входу, я с силой ударял трость о землю, выбивая каждый шаг, чтобы все слышали, что я иду. Голоса и шум притихли не сразу, появилось таинственное молчание, люди вслушивались в странный звук. Оркестр начал заиграл, придавая таинственность усадьбе. Я положил руку на нагретую солнцем дверную ручку и повернул ее. Вошел в зал. Я встал под золотой аркой, поправил цилиндр, поставил перед собой трость и сложил на ней ладони, окидывая всех презренным взглядом. Я осматривал всех без разбора, стариков и детей, молодых женщин и моложавых мужчин, всматривался в их глаза, в каждое очертание лица, за движением каждого мускула. И меня это забавляло. Я желал, чтобы у меня сложилось мнение о каждом, заглянуть в их души как можно глубже. Некоторый отвели взгляд.
 В воздухе витало непонятное затишье и звуки музыки. Отец как обычно стоял в компании своих партнеров. Люди разбились между собой на маленькие группы. Я подумал, что для них этот бал лишь повод встретиться, выпить, обсудить накипевшее. Раздался звук столовых приборов. Я обратил внимание на лысого толстенького мужичка с красной мордой. Не смотря на свои, как мне кажется, сорок пять лет, он сидел как маленький мальчик, заправив за воротник большой белый платок, как слюнявчик. Его рука тянула вилку ко рту, но вдруг, его маленькие поросячьи глазки покосились на всех присутствующих, которые в ответ пристально смотрели на него. Медленно он продолжал пропихивать вилку ко рту, но в этот момент красномордый получил удар в бок от своей суровой, тех же габаритов, жены. Я направился к нему, выбивая каждый шаг тростью, в сопровождении чужих взглядов в мою спину. Я жестом попросил его наклониться. В недоумении, недолго раздумывая, окинув взглядом свою жену, затем меня, он наклонился. В этот момент оркестр закончил играть:
-Мне есть о чем беспокоиться?
 Его поросячьи глазки забегали по сторонам. Боковым зрением, я заметил, что за мной наблюдает тот старик с желтыми зубами, изувечив свое лицо широкой улыбкой.
-Мне есть о чем беспокоиться?
Его поросячьи глазки забегали по сторонам. Боковым зрением, я заметил, что за мной наблюдает тот старик с желтыми зубами, изувечив свое лицо широкой улыбкой.
-Что-то не так?
Я улыбнулся и сказал еще тише, чтобы слышал только он:
- Вы так жадно поглощаете пищу, даже не успевая, ею насладится. Я переживаю, как бы у вас кость не встала поперек горла, сердце на разорвалось от жадности или же вы сами не лопнули. По этому, повторяю вопрос: «Мне есть о чем беспокоиться?»
 Бедный мужичок склонил руки, и его рожа покраснела до неузнаваемости, казалось, в мире стало одним цвет больше.
-Простите...
Я повернулся ко всем присутствующим.
- Добрый вечер, простите за ожидание. Я рад всех вас видеть, прошу к столу.
 Меня поприветствовали в ответ, несколько человек произнесли мне свои поздравления. В толпе я пытался высмотреть Анастасию, и, наконец, нашел ее. В зале, украшенным, лентами, багровыми шторами, множеством цветов, стояло три стола: для членов семьи, для гостей, и еще один для прислуги дома. Меня возмутило, что ее посадили за столом для слуг. Махнув рукой, я пригласил Георгиевну, подойти ко мне, она быстренько исполнила мое желание.
- Император, что-то случилось?
Я снял цилиндр и протянул его вместе с тростью.
- Убери это куда-нибудь, пожалуйста. Ответь мне, будь добра, почему Анастасию, посадили подальше от меня? Прихоть моей матери?
- Вы как всегда очень проницательны, юный господин.
- Посади ее около меня.
 Старушка поклонилась.
 Я наблюдал за тем, как гости рассаживаются по своим местам, считая своим долгом убедится, что всем хватит места. Анастасию посадили возле детей Анны, Михаила и Светланы, они что-то воодушевленно обсуждали. Екатерина Георгиевна подошла к Анастасии и прошептала что-то на ухо, взяла столовые приборы и отнесла их на соседний стол, за которым сидели мои родители. Мать отреагировала моментально, она была в возмущении, бросив взгляд в мою сторону, но увидев мое недовольное лицо, она быстро успокоилась. Анастасия извинилась перед Михаилом и Светланой, встала из-за стола. Как же она прекрасна. Белый сарафан, ранее принадлежавший Екатерине Георгиевне, идеально сидел на ней, правда, он был выше колена, но это только подчеркивало ее хрупкую женственность. Многие из присутствующих мужчин приросли к ней глазами, как и я. Ее волосы были распущены и так красиво спадали не плечи и грудь. На шее красовался маленький золотой кулон на тонкой цепочке. Она как маленькая жемчужина этого мира. Я подошел к ней, взял за руку, провел к столу и посадил возле себя. Гостья улыбнулась.
- Спасибо, вы очень милый.
 Гостьи затихли, напитки разлили по бокалам, все ожидали вступительных слов. Инициативу взял на себя отец. Он важно встал, держа бокал в правой руке.
- Во-первых, я бы хотел поблагодарить всех присутствующих, за то, что вы  выкроили для нас немного своего времени и посетили наш скромный праздник…
 Уже своим выступлением он утомил меня до смерти.
- Я хочу пожелать своему сыну внимательно посмотреть на каждого из нас, тех, кто сделал себя сам…
 «Ага, ну да, как же. Богатые родственники, связи, ужасное прошлое ваших капиталов – вот, как вы себя сделали», - подумал я.
- … надеюсь, ты многое поймешь и пойдешь по моим стопам, а твои дети по твоим стопам, чтобы наше дело и наш род жил вечно…
 Старик с желтыми зубами закатил глаза, меня это рассмешило, мой единомышленник. Он начинает мне нравится.
- В общем, сын, за тебя, - наконец он закончил свое высказывание.
 Все дружно его поддержали и выпили. Это был как выстрел с криком «Вперед». Все зашуршали, загалдели, передавая друг другу пищу. Воздерживался лишь красномордый, видимо мои слова его очень смутили. С какой же грустью он смотрел на свою пустую тарелку и еду, которую передавали мимо него. Я решил последовать их примеру и предложил Анастасии поухаживать за ней. В разговор вступила мать:
- Анастасия, я слышала, что мой муж подобрал вас, проезжая город Клин, вы оттуда родом?
- Нет, я живу в маленьком поселке в Подмосковье.
 Я старался внимательно слушай их разговор, чтобы мать не начала говорить глупости.
- Что-то я не слышала вашей фамилии.
- Моя фамилия Ольховская…
 А вот это меня заинтересовало, нужно запомнить.
- Вы видно не из богатой семьи, кто по профессии ваш отец? – как то ехидно спросила мать.
- Мы живем одни, с мамой и бабушкой, без отца…
 Мать надпила из бокала.
- Правда? Что же случилось?
 Я решил вмешаться:
- Мам, тебе не кажется, что подобное спрашивать не следует?
 Она на меня покосилась, но Анастасия решила ответить:
- Он ушел к другой женщине, когда мне было восемь лет…
 Отец вовсе не вникал в этот разговор, он пристально наблюдал за своими партнерами и остальными гостями. Видимо прикидывал в голове, хватит ли выпивки и как он предстал в их глазах. Мне даже показалось, что он засматривается на некоторых дам.
- А у нас, как видите, всё хорошо с мужем, крепкая семья, - продолжала язвить мать.
 Анастасия ничего не ответила, а я лишь думал о том, как заткнуть рот своей неугомонной матери. Мне показалось, что после поздравления отца, инициативу должна взять его супруга, но она была так занята пустой болтовней, что ее опередил тот старик с желтыми зубами. Он ударил несколько раз ножом по граненному хрустальному бокалу, поднялся, опираясь на трость, и обратился ко мне.
- Ваш папа, конечно, хорошо сказал, но я бы хотел его немного поправить. Посмотрите на нас всех еще раз внимательно, возможно вы видите в нас некий успех, но, сказать по правде, не все мы не без греха, не правда ли? Все мы допускали ошибки, недочеты, погрешности, порой вели себя достаточно ужасно…
 Он на секунду замолчал и задумался.
- Так вот, к чему я веду. Не будьте ослеплены чужим успехом, как бабочка летящая на огонь. Добейтесь больших успехов, чем все мы, при этом не оставляя греха за душой.
 Этот старик мне явно понравился, еще немного и он станет моим кумиром. Правда, не всем понравились его слова, так как мне, но разве не всё равно за что пить? Толстячок выпил, но на его тарелке было так же пусто.
 - Закусывайте, уважаемый, пить нужно уметь правильно. Забудьте, что я вам говорил.
 Он так воодушевился, заулыбался и засеял. Некоторые дамы засмеялись, прикрывая лицо веером. Коллеги отца расселись рядом и воодушевленно обсуждали свои капиталы, сбережения и куда лучше вложить деньги. Я никогда не слышал от них других тем, видимо им с роду пришили язык к деньгам. Я повернулся к Анастасии:
- Как вам праздник?
 Она улыбнулась мне.
 - Мне очень нравится, спасибо. Правда, мне немного неловко, я никого не знаю.
- Я бы не переживал по столь неловкому поводу, это не те знакомства, которые нужно заводить, к примеру…. Видите вон ту девушку?
 Я указал на девушку, которая пришла без пары, разодетая краше и богаче всех остальных, воодушевленно беседуя с кем не попало из мужского коллектива.
- Отец ее умер на войне, мать скончалась при загадочных обстоятельствах, и конечно же всё нажитое досталось ей. В этом году ей исполнится тридцать, по этому, она не пропускает не один бал, вечно проводит свои вечера в блудной компании, делая разные непристойности, надеясь выскочить замуж. Разорвет глотку любой даме, которая подойдет к ее добыче. Не ведает, что такое совесть и стыд.
 Анастасия немного скривилась в лице.
- Или же посмотрите в ту сторону.
 Я указал на Ольгу и ее компанию. С ней сидел отец, как всегда в одном и том же костюме, сигарой в зубах, бесцеремонно выдыхая дым на стол. Мужчине сорок семь лет, стройный, загоревший мужчина, легкая седина поблескивает на его голове. Рядышком присела мать, худощавая, зато с красивыми голубыми глазами, всегда улыбающаяся, активно размахивая веером, разгоняя дым вокруг себя.
- Родители Ольги. Всё стараются сделать из нее человека. Когда они пришли к отцу с просьбой воспитать ее, я так и норовил спросить их: «Воспитать? А где же вы были всё это время?». Отец ее небольшой предприниматель, у него имеется небольшой хиленький завод в Санкт-Петербурге, но изо всех сил он пытается доказать свою важность, это привело к нахальству и дерзости, он считает свою семью чистых голубых кровей, кормилицей этого города. Жена у него хорошая и очень добрая, из бедной семьи, но он заставляет ее скрывать это. Видите, как она исхудала и голубые глаза запали, а с каждым утром на голове становится на один седой волос больше? Это из нее выпивают все соки отец с доченькой, право, бедная женщина.
 Анастасия ничего не говорила в ответ, видимо она никогда не судит людей, пытаясь найти что-то хорошее в них.
- Я могу долго рассказывать вам о них и их недостатках. Всем, конечно же, известны их тайны, «люди денег и высшего света» всегда пытаются подпортить друг другу равновесие в этом мире, чтобы они не стояли на их пути.
 Моя собеседница немного удивилась в лице, задумалась в каких-то рассуждениях и спросила:
- Если они все такие плохие и у них одни недостатки, зачем их пригласили?
 Я улыбнулся, склонился к ней и тихо прошептал ей на ухо:
- Это мой маленький бал Сатаны…
 Анастасия удивилась еще сильнее, она странно на меня покосилась, в ее карих глазах читалось недоумение и требование всё объяснить.
- Я смотрю на этих людей, да и вообще на наше общество, окружающее нас с вами. Не знаю, как раньше было, как вели себя люди, какие были их души, но я живу сейчас, вижу, что происходит сейчас, и я увижу будущее этого мира. Сказав ранее, они знают, какие тайны хранит рядом сидящий, они пытаются загрызть друг друга…. Я же открыто смеюсь им в лицо, высмеиваю их недостатки как: жадность, алчность, злобу, этот список можно продолжить, приближаясь к бесконечности. Я делаю это в надежде, что им хотя бы станет стыдно, что ранним утром они встанут перед зеркалом, посмотрят на себя и скажут: «Боже, что же я делаю?». А я в тоже время, смотря на них и высмеивая, повторяю себе раз за разом, что никогда не стану таким как они, никогда не допущу подобного…
 Мать встала из-за стола с высоко поднятым бокалом, требуя внимания к себе. Все обрадовались, ведь пора бы уже выпить, некоторые уже давно успели осушить свои бокалы, а вот Анастасия и половины не выпила. Ее бокал был наполнен шампанским «Вдова Клико», которое ежегодно завозили в Россию количеством от 252 до 452 бутылок, удивлен, что отец где-то его достал. Всматриваясь в этот напиток, как в бокале завораживающе играли пузырьки шампанского, я вспомнил, что где-то про него читал. Это зелье рождено в монастыре, 4го августа 1693 года Пьером Периньйоном, но не этот человек на самом деле открыл что-то новое, выпрыгивая из штанов, крича «Эврика!», «шипучее вино» впервые сделали братья аббатства Сент-Илер. Рецепт был очень прост - смешиваешь молодое белое вино с сахаром, закупориваешь его в бутылки и оставляешь бродить на зиму. Достаточно интересная история с названием данного шампанского, «Вдова Клико». В 1800 году аптекарь Франсуа Клико, из Шалона, умерший молодым в возрасте двадцати семи лет, придумал современную бутылку, в которой учитывается также толщина и форма, а не только цвет стекла. В начале этого века вдова винодела, знаменитая мадам Клико, устранила существенную недоработку Пьера Периньона: её мастер Антуан Миллер разработал технологию «ремюажа», благодаря чему шампанское стало кристально чистым. Так и появилось шампанское, которое мы все знаем и известный напиток с надписью «Вдова Клико».
- Поздравляю тебя сынок с Днем Рождения, будь здоровым и сильным во что бы то ни стало, я желаю тебе найти свое счастье.
 Все опять дружно выпили и принялись за обсуждения того, что им интересно, но мама решила, что настало время дарить подарки, и пригласила всех меня поздравить. Она первая решила подарить мне подарок и вручила мне маленький смокинг и нотную тетрадь со словами, что она до сих пор надеется, что я поступлю в музыкальную школу. Именно такой момент я не любил, сейчас каждый будет стараться чем-то угодить, каждый купил что-то дорогое, они будут просто стараться переплюнуть друг друга. Я не очень то и запоминал подарки, их было много, по этому, и времени заняло много. Отец не подарил мне ничего, сказал, что его подарок еще не готов. Люди выстроились в большую очередь. Екатерина Георгиевна подарила мне свитер, который она сама связала. Конечно, он не по погоде, но он хотя бы сделан с заботой. Некоторые гости, даря подарки, умудрялись даже сделать себе рекламу. К примеру, один молодой человек, чья семья владела довольно таки приличных размеров магазином духов с вывеской «Аромат», подарил мне новый флакон, и еще не раз при этом повторился, что в их магазине только самый лучший выбор. Другая супружеская пара, владеющая магазином тканей, подарили мне костюм, пошитый на заказ из их материала, тоже обронили словечко, что у них ткани изо всех уголков мира. И вот подошел тот, выделявшийся из толпы, старик. В руке он держал книгу, он не положил ее на стол к остальным подаркам, а протянул лично мне. Я посмотрел на название книги Иоганн Вольфганг фон Гёте «Страдания юного Вертера». К этой книге он приложил несколько слов от себя:
- Данный роман изображает конфликт между человеком и миром, принимая форму любовной истории. Вертер, главный герой книги, — романтик, сильная в своем понимании личность. Этот юноша бросает вызов жестокому, несправедливому миру и живущим в нём тщеславным людям. Он отвергает законы нынешней бюргеровской Германии и предпочитает умереть, но не уподобиться напыщенным, льстивым людям. Думаю, в этой книге, вы найдете много интересного для себя.
Я попросил его наклонится.
- Честно признаться, ну хоть что-то достойное, - прошептал я ему.
 Он улыбнулся и отошел в сторону. Некоторые гости, которые уже успели отдать свой подарок, садились за стол, а другие выходили в сад и закуривали сигары. Мама попросила оркестр сыграть что-нибудь, в такт этому процессу.
 Некоторые гости умудрялись достать не только меня. Дамы подходили к служанкам нашей усадьбы, маме и рассказывали им про свою косметику, духи, ювелирные изделия и прочую чепуху. И вот подошла Анастасия, держа в руках футляр от скрипки. Как-то неуверенно, с нотками беспокойства в голосе:
- Даниель, хочу поздравить вас с Днем Рождения. Мне больше нечего подарить, так что возьмите ее. Ваш папа пригласил меня научить вас играть на скрипке, она вам пригодится.
 Она положила скрипку на стол к остальным подаркам.
- Спасибо… - тихо поблагодарил я ее.
 Меня это поразило. Отдать столь дорогую для нее вещь, зная историю этого небольшого музыкального инструмента…. Я просто не могу ее принять. Люди подходили и уходили, я перестал замечать их лица и слова, предметы, которые они мне вручают. Мой взгляд был уставлен на эту скрипку. Я вернулся в сознание, когда увидел расстроенную Анастасию, выбегающую в сад. Нельзя было не заметить ехидную улыбку матери.
- Простите, я немного устал, оставьте подарки на столе. Спасибо вам, - извинился я перед гостями.
 Я подошел к матери, кажется, она изрядно выпила, лицо ее покраснело.
- Что ты ей сказала?
Она почему-то улыбнулась.
- Я спросила, когда она уедет. И намекнула, что ее персона в этом доме уже задержалась.
 Мне пришлось поставить ее на место и стереть ухмылку с лица.
- А может ты здесь задержалась? Побежишь назад к матери в село, если отец узнает, что ты перед другим ноги раздвинула. Сама знаешь, как быстро могут разойтись слухи. Будешь в селе коровах хвосты крутить.
 Она ничего не ответила, но, кажется, успокоилась. Я нервно думал, что можно сделать и опять позвал к себе Екатерину Георгиевну. Та меня внимательно выслушала и предложила:
- Вы всех пригласили на бал. Могу сходить поговорить с ней, а вы приготовьте всех присутствующих и пригласите ее на танец.
 Ее идея мне очень понравилась. Старушка вышла в сад, а я, тем временем, вышел в центр зала.
- Отложите, пожалуйста, тарелки и бокалы. Спасибо. Давайте подвинем столы для большего удобства и начнем бал?
 Красномордый засиял, отложил всё что можно было, снял пиджак и крикнул:
- Да, давайте!
 Пока мужчины отодвигали столы, а девушки, женщины и жены выстроились под стенкой, размахивая веерами и улыбаясь в сторону мужчин, я подошел к оркестру.
- Сыграете композицию Людвига Ван Бетховена «Концерт для пианино №5»? Она так же известна по-простому «Император».
- Да, как скажете.
 Дирижер достал сумку и начал выискивать ноты.
- Но главное, начните играть когда в зал войдет девушка, в белом сарафане, сидевшая рядом со мной. И укоротите начало, будьте добры.
- Как пожелаете.
 Гости уже приготовились. По законам бала, он не начнется и никто не смеет танцевать, пока хозяин торжества не выберет себе пару и не откроет бал первым танцем. Эта традиция появилась в начале этого века. Она именовала себя полонезом, где в первой паре шёл хозяин с наиболее почётной гостьей, во второй паре – хозяйка с наипочетнейшим гостем. Все напряглись. Я стоял и спокойно ожидал Анастасию. Гости начали переглядываться и перешептываться, но меня это нисколечко не беспокоило. Ко мне подошел отец.
- Сын, может выберешь уже кого-нибудь? Как-то неловко становится.
- Не переживай, выберу. Следи лучше, чтобы твоя пара не упала в танце, мне кажется она выпила немного лишнего.
 Он отошел молча. В зал вошла Анастасия и резко остановилась. Она была очень удивлена, все гости смотрели на нее. Девушка стояла неподвижно, немного забавно наблюдать, как от стеснения на ее лице медленно появляется румянец. Заиграла музыка, но все стояли неподвижно. Я подошел к избраннице и протянул руку.
- Подарите мне танец?
 Анастасия улыбнулась и дала мне свою руку. Мы вышли в центр зала и начали танцевать вальс. За нами вышли мать с отцом. Остальные гости последовали нашему примеру. Михаил танцевал со своей сестрой, красномордый полненький мужичок забавно вальсировал со своей женой. Танцевало много пар. Даже танцевала Екатерина Георгиевна с желтозубым старичком, правда немного вяло и нерасторопно. Кто-то просто сидел и наблюдал, а кто-то подошел к оркестру и наслаждался музыкой. Отец Ольги вальсировал с женой, а затем с дочерью. Никто не обращал внимания друг на друга, все просто получали удовольствие от танца.
- Вы очень хорошо танцуете, похвалил я свою пару.
- Спасибо, мы в музыкальной школе готовились к утреннику, пришлось научится, - скромно призналась Анастасия.
 Не могу поверить, что держу ее за талию, чувствую ее тепло и сладкий легкий аромат духов. Хочу, чтобы музыка играла вечно. Но, к несчастью, хорошее не может длится вечно, композиция близилась к своему финалу. Мы с Анастасией закончили танцевать, и я осторожно выпустил ее из своих рук. Девушка мне радостно улыбалась.
 - Анастасия вы очень хорошо танцуете вальс.
 - Спасибо Даниель, вы тоже хороши.
 - А могу я кое о чем попросить вас?
 - Да конечно, сегодня ведь ваш День рождения.
 - Тогда сейчас.
 Я подбежал к столу, где лежали все подаренные мне в честь Дня Рождения вещи.  Бережно взял скрипку Анастасии, на бегу ухватил свою гостью за руку и мы выбежали через золотую арку в вечерний сад.
 - Анастасия, спасибо вам за подарок, но это ваша скрипка и она вам очень дорога. Да я и играть то не умею. Можно попросить у вас другой подарок?
 Анастасия улыбнулась.
 - Сыграйте мне. Иоганн Себастьян Бах композиция «Чакона».
 - Для вас всё, что угодно.
 Девушка достала скрипку из футляра, проверила, настроены ли струны. Она вложила в свою руку смычок, ласково сгибая его пальцами. Анастасия надавила на струну и плавно провела смычком по инструменту, рождая первые ноты. Это божественно. Такая плавная игра, эти быстрые и в тоже время нежные движения рук. Мелодия просто восхитительная. Она меня завораживает. Чакона прекрасно дополняет эту прохладу и заходящее алое солнце. Анастасия даже не смотрит на струны, она смотрит на мое лицо. Подул легкий ветер, развевая по сторонам ее прекрасные волосы. Игру Анастасии было слышно по всей усадьбе. За нами всё вдруг стихло, все перестали пить и танцевать. Гости вышли на улицу, а кто просто выглянул в окна, но каждый был обворожен этой неистовой игрой. Как же это прекрасно. Люди вдруг позабыли обо всем на закате солнца, их мысли унесены далеко-далеко с мелодией этой скрипки. Она ускорилась, но ничто не вызывало у нее сложности в игре. Она настоящий мастер.
 - Никогда у меня не было лучшего подарка.
 Анастасия в ответ улыбнулась мне, не отрываясь от игры. Пока она играла зашло солнце и появились первые звезды. Волшебная ночь.
 Анастасия закончила игру и  все дружно начали аплодировать. Да, бесспорно, ее игра прекрасна, это оценили все. Гости вернулись в зал, пили, ели, танцевали. Стало жарко и пришлось открыть окна и двери. Чем больше было выпито, тем становилось веселее. Дошло до того, что наливали даже оркестру, и он, уже изрядно выпивший, играл без останови всё, что взбредет в голову. Поэтому мы с Анастасией решили оставить взрослых и идти уже отдыхать. Никто не заметил наш уход. Как джентльмен, я провел гость к комнате. Анастасия обняла меня и поцеловала в щеку.
- Спасибо вам за прекрасный день. Доброй ночи.
- Пожалуйста…. Доброй ночи…
 Дверь в ее комнату закрылась, а я стоял ошарашенный, не в силах прийти в себя. Я очень счастлив. Мои мысли наполнены только этим вечером, только Анастасией. Мне не было страшно идти спать, не страшился ночного прихода своего незваного гостя, хотя бы сейчас я был счастлив.
               


Глава четвертая

Ночь. 8е мая 1825 год.

- Проснись, - эхом прозвучало по усадьбе.
 Голос принадлежал молодому, на вид, парню. Он был разодетый в черный костюм. В нагрудной карман которого была вложена белая роза, вырванная из сада. Сидя на стуле, скрестив свои жилистые руки, одаренный кровавыми глазами, он сверлил взглядом спящую перед ним девушку. Вышла луна и озарила своими лучами его сущность, которая не отбрасывала тень. Из рукава его пиджака выползла черная змея, подползла к кровати, забралась в постельное белье и маленькими равнодушными глазами уставилась на лицо спящей. Она не просыпалась. Незваный гость приоткрыл рот, полных белых и острых, как ножи, зубов. Он издал громкий звук, похожий на крик кошки, с которой очень медленно, лоскут за лоскутом заживо снимают шкуру. Девушка подскочила со страху, ее рука попыталась схватиться за простыню, но вместо этого она пальцами сжала змею. Животное громко зашипело в ответ и попыталось укусить, но Анастасия с криком успела бросить ее в стену. Змея превратилась в пепел, который развеялся в воздухе. Парень закрыл рот.
- Здравствуй, Анастасия.
 Она с ужасом посмотрела на него и отодвинулась назад. Была бы ее воля, она бы бежала сломя голову, если бы за спиной не было стены.
- Вы кто такой?!
 Он закатил глаза.
- Как всегда одно и то же. Те же вопросы, та же самая реакция. Ну, Дьявол я, король Ада, называй меня как хочешь.
 Анастасия пыталась успокоиться, но у нее это плохо получалось, она старалась хотя бы выровнять дыхание.
- Вы Мефистофель?
 Он на мгновение замолчал, внимательно всматриваясь в нее, а затем разразился смехом.
- Ха-ха-ха… Ты что, Гёте перечитала?
 Его смех оборвался так же неожиданно, как и начался, а голос стал серьезным.
- А впрочем, называй, как хочешь. Как же вы, люди, не обзывали меня, сколько отожествлений, синонимов и оборотов речи не приписывали моей персоне. Сколько имен…. Как вы сами еще не запутались? Из всех этих оскорблений мне более приемлемо и любо – Люцифер, но оно не является моим настоящим именем. Помню я эти былые деньки и этого Фауста…
 Он задумался, пауза держалась неприлично долго…
-  Долго он водил меня за нос, лишь в конце я понял, что он не стоил моего внимания. Да…. Тогда мы позабавились….
 Он застыл как статуя, уставив взгляд в пол. Анастасия слегка успокоилась и посмела задать вопрос:
- Неужели я умру сегодня и попаду в Ад?
 Люцифер медленно и, как будто безразлично, повернул к ней свою голову и улыбнулся.
- Раз ты так этого хочешь…
- Нет! Нет, не надо, пожалуйста, - испугалась Анастасия.
 Незваный гость опять громко засмеялся.
-  Я шучу. Пришел поговорить с тобой. Возможно, ты еще этого не поняла, но ты, девочка, мне мешаешь. Мама не учила тебя в детстве, что нельзя вставать на пути у Дьявола?
- Не понимаю, что вы имеете в виду.
 Он переложил ногу на ногу.
- Еще немного и Даниель был бы в моих руках, но ты появилась в его жизни, появился смысл для кого-то жить, становится лучше. Милая, ты портишь моего малыша. Я так старался, выращивал в нему злобу и ненависть, он от части лицемер и эгоист: вместо того, чтобы принять людей такими, какими они есть, он не протягивает им руку помощи, а топит в насмешках и презрении. Я посеял и уже в скором времени был готов пожинать плоды, но ты, девочка, отдалила меня примерно еще на целый год.
 Анастасия возмутилась, ее страх перерос в злобу и гнев.
- Это неправда! Вы всё врете! Зачем он вам нужен?
- Прости, где же мои манеры.
 Люцифер взмахнул рукой и перед ним появился маленький столик. На нем стояла бутылка вина, два бокала, сигары, фрукты и ваза с алой розой.
- Присаживайся.
 Анастасия молча помотала головой в знак протеста.
- Зря. Не каждый день тебе оказывает часть сам Дьявол. А я вот от бокала вина не откажусь.
 Он схватил когтистой рукой бокал, посмотрел на цвет жидкости при лунном свете и выпил его весь как воду.
- Плохо никогда не пьянеть. Кажется, что теряется душа напитка. Да, ты можешь оценить его запах, вкус, но не оценишь крепость этого напитка. А может это и к лучшему? Ты никогда не окажешься во власти этого пьянящего зелья. Вино придумали именно вы, люди. С благим намерением…. Но почему же вы всегда во что-то свое вкладываете губительную силу? Может у вас просто такой талант, всё портить?
 Он налил еще бокал и так же быстро его выпил. За считанные минуты он выпил всю бутылку. Взял в руку сигару и острым лезвием своего когтя, отрезал ее, чтобы можно было прикурить. Он вложил ее в свои губы. Сигара сама задымилась, без огня.
- Или вот еще одно ваше изобретение воплоти. Я бы в жизни не догадался скрутить сухие листья табака, поджечь и вдыхать дым.  Любое ваше изобретение несет смерть, а во всех смертных грехах еще и меня обвиняют…. Держи, - протянул он сигару.
- Спасибо, не стоит.
 Он важно бросил сигару в воздух и она растворилась.
- Не куришь, не пьешь. Может, ты просто строишь из себя недотрогу? Не переживай, со мной ты можешь быть честна.
- Зачем вам Даниель? – переспросила Анастасия, это звучало как требование.
- Для тебя он Даниель, а для меня он Император. И вот именно вторая его личина мне и нужна. Такая сильная, чистая и в то же время очерненная, несломленная сила воли, противостоящая даже мне. А ты мне мешаешь его заполучить, из-за тебя он стал слишком мягок, наивен, ввела его в заблуждение, что в этом мире есть кому доверять. Быстро же он забыл о своей утрате рядом с тобой.
 Анастасия ужаснулась.
- Вы хотите погубить его душу….
 Он тихо засмеялся, вырисовывая всякие картины и фигуры из сигарного дыма. Мимо пробежала маленькая мышка и остановилась перед ним. Оба опустили глаза и уставились на маленькое животное, которое лапками умывает свою мордочку.
- Приятного аппетита….
 Черная змея выползла из его штанины и молниеносно проглотила мышку. Анастасия даже вскрикнула.
- Зачем вы это сделали?
- А что такого? Так устроен ваш мир. Сильный поедает слабого, поедая его, получаешь возможность прожить еще один день. Продать душу, погубить, сожрать, распять, уничтожить, сгноить…. Рассуждай как хочешь. Он этого не заслуживает. Я бы вырастил его по своему подобию, до твоего появления у меня это прекрасно получалось.
 Пепел медленно падал на пол и исчезал. Анастасия многого не понимала.
- Почему именно он? Даниель еще просто ребенок.
 Люцифер бросил суровый взгляд и повысил голос.
- Это ты ребенок без мозгов по сравнению с ним. Думаешь, всё о нем знаешь? Что ты вообще понимаешь, дурочка? Я бы подарил ему целый мир, но тут появилась ты.  Живешь в голубых мечтах и своей скрипкой, играя на пустынных улицах и утешая своей игрой лишь бродячих собак. Ты и представить себе не можешь величие его души.
 Его слова очень оскорбили и ранили ее сердце, девушка чуть не заплакала.
- Оставьте его в покое, - взмолилась Анастасия.
- Глупое дитя, ты не знаешь, чего просишь и у кого просишь. Я похож на Господа вашего милостивого?  Библию хоть раз открой.
 Он встал перед окном и осматривал сад, который был слегка неубран после торжества.
- Все вы чего-то просите. А вам всё мало и мало, вы как звери, не знающие насыщения. В отличии от тебя Император у меня никогда ничего не просил. Даже не умолял освободить свою сестру из Ада, бедный мальчик считает, что сам справится. Можно подумать, что он самодур и слабак, но это не так. Это непоколебимая вера в себя.
 Люцифер отошел от окна и подошел к кровати, Анастасия не переставала на него смотреть.
- А так же вы до жути боитесь смерти, но больше боитесь жить, чем умереть. Верите в такую глупость, как смысл жизни, взгромождаете на свои плечи нелепые обещания и надежды, а большинство ломает сразу же, при первой неудаче. Хочешь знать, что ждет людей по ту сторону? А то говорите всякие глупости, про вечную жизнь, блаженства там разные. В какой-то религии вообще обещано семьдесят две девственницы, если убьешь неверного. Поражаюсь столь большой массовой глупости, которую прививают вам с рождения. Рай – это всего лишь место, где человек отдыхает после жизни на земле, достаточно унылое место, полное социофобов. Умирая, человек тоскует по земле и близким, без них ему тягостно жить и не в радость. Таких полно, сидят на лавочке с золотыми быльцами и тоскуют. Ни с кем не общаются, не заводят новых знакомств, смысл жизни остался на земле. Минимум человек обязан пробыть в Раю пять лет, или же сколько захочет по своему желанию. А когда он решает вернуться к жизни, он выбирает или родится новой личностью, или же стать чьей-то душой. Если выбрал путь души и прожил хорошую жизнь, наставляя на путь истинный свое тело - можешь стать ангелом. Не считай Рай, как что-то прекрасное и беззаботное. Он похож на обычный мир, в котором полно храмов, каждый день обязательно отстаиваешь службу, а зарабатываешь на жизнь несколькими путями: своим творчеством, занимаясь тем, что тебе нравится, или работая по профессии, которую ты выбрал при своей земной жизни. Грустное и унылое место.
 Анастасия отвлеклась на его слова и это заставило ее задуматься, видимо она переваривала и пересматривала то, чему ее учили и что прививали всю ее жизнь. Наконец-то она придумала свой ответ.
- Вы сказали, что Даниель эгоист, но насмехаетесь с людей, но он делает это хотя бы с какой-то надеждой на их исправление, а мне кажется, что вам это просто нравится. Будто это игра или забава. Люди могут собраться и помочь друг другу стать сильнее, они приходят на помощь друг другу в трудную минуту.
- И ты готова ему помочь?
 Она решительно кивнула головой. Он засмеялся.
- Ха-ха…. Да что ты можешь, девочка? На что ты вообще способна? В моих глазах ты как молекула на безграничных просторах вселенной.
- Тем не менее…. Я же стала проблемой в достижении ваших целей….
 Он улыбнулся.
- Мелкая мошка. Не многие осмеливались мне дерзить. Неужели у тебя есть норов? Почему бы тебе просто не уйти с моего пути?
 Она сжала простынь в кулаках и посмотрела на него серьезно.
- Я хочу помочь Даниелю.
 Дьявол подошел еще ближе, присел на ее кровать.
- Я вижу людей насквозь. Это невольно получается. Вижу их прошлое, будущее, все мысли и потаенные желания. Иногда это просто бесит и сводит меня с ума, но вы всегда открыты для меня как распахнутая книга. Я знаю твою мечту и могу помочь тебе в ее воплощении. Хочешь заключить со мной договор? Я могу одарить тебя таким талантом, такой музыкой, которую не слыхал ранее этот мир, ты взбудоражишь даже мертвых.
- Нет, спасибо….
 Он подорвался с кровати, прошелся по комнате, сделав круг.
- Нет? А хочешь богатства? Я могу обеспечить тебя, твоих детей и внуков на всю жизнь.
 Анастасия молча помотала головой.
- Снова промах? Может, ты ценишь знания? Только попроси, я могу расширить границы твоего сознания и памяти. Ты не видишь, но нас охватывает информация, она как воздух. Она нематериальна и поэтому может двигаться между мирами. Миры общаются, а вы, люди, даже не замечаете этого. Из-за этого, каждый мир обречен проходить одно и то же развитие, делать те же самые открытия и достижения, открывать и познавать всё новые науки, углубляться в немыслимые тайны. Одно твое слово и я могу одарить тебя этими знаниями.
- Я хочу помочь Даниелю…. Каждый имеет право прожить жизнь как пожелает, а вы ему мешаете…. – тихо произнесла девушка.
 Он сел на кровать неприлично близко к ней, это вызывало неловкость у Анастасии, она отсела назад. Люцифер протянул к ней свою костистую руку, чтобы погладить по волосам.
- Неужели ты такая добрая? А знаешь его всего ничего.
 Анастасия как будто не слышала его, ее взгляд был уставлен на руку, тянущуюся к ней и на черный четырехбуквенный знак на тыльной стороне ладони.

               
 
 Девушка не могла оторвать от него свой взгляд, он ее чем-то заинтересовал и Люцифер это заметил.
- Заинтересовалась этим знаком? Вы, люди, считаете, что философия – мать всех наук, самая точная, ведь в ней нет границ и любая теория имеет место существовать. Но на самом деле эта наука стоит на втором месте, лидерство возглавляет семиотика, наука о символах и знаках и я тебе скажу почему. Еще в древнее времена когда вы сидели на деревьях, вам не было дела до логики и гипотез, вы прятались, боясь дождя, вы наблюдали за происходящем вокруг. К примеру, если вы видели, что небо затягивают тучи – сразу бежали искать укрытие, ведь это сулило дождю. Стихии, природа, вы инстинктивно во всём этом рассматривали и выискивали различные знаки и значения, котором, впоследствии, придали божественную сущность. Вам некогда было раздумывать о жизни в то неспокойное время, вы пытались выжить. История этого символа тесно переплетается с историей создания мира и моей жизни. Хочешь узнать?
 Он пристально смотрел в ее глаза. Девушка промолчала и он принял это за согласие.
- Этот знак - мое проклятие, это - Тетраграмматон. Из-за этих четырех букв я был изгнан…. Изгнан из-за вас, людишек. Позволь рассказать тебе одну очень познавательную предысторию, она прекрасно впишется в мой рассказ. Давным-давно, неисчислимое количество лет назад, когда не существовало ни звезд, ни времени, ни пространства. Существовал лишь Ain, что переводится как «Ничего». И, последи всей этой пустоты, родился он. Библия говорит правду, в начале было Слово. Он изрек из себя «Эйкхе», что означает «Я есть». Он понял, что существует и имеет место быть, осознал свою сущность и постепенно начал познавать себя.  С этим познаниям мир перешел в состояние Ain Soph – «Хаос, Бесконечность». И вершиной своего самопознания стал Ain Sophor – «Бесконечный свет». Так родился тот, кого мы в нашем мире называем Всесоздатель. Это не тот, кого вы называете Богом. Боги хранители планеты, они сделают за населением и стараются ему помочь. Я же говорю совершенно о другом существе.  Всесоздатель взял часть себя и начал создавать. Первыми появились звезды, порождение из чистого света и его тепла. Он наделил звезду душой и начал создавать таких всё больше и больше. Всесоздатель не имел телесной оболочки, он был одним целым, с тем, что создал. Звезды росли и развивались и в жерле их огненных светлых душ родились мы, ангелы. Мне посчастливилось стать четвертым рожденным, ибо я стал архангелом. Один Евангелион - король ангелов, три Архангела и остальные Ангелы. Так как мы родились от самых первых и самых светлых звезд, мы от рождения были идеальны, ибо несли часть сущности Всесоздателя. Мы были счастливы и беззаботно смотрели, как отец создает. Он общался с нами на равнее с собой, он учил нас.
 Люцифер замолчал и улыбнулся. Анастасия посмотрела с интересом на него.
- Если так подумать, то души всех звезд и планет женского пола, очень капризные, с норовом и характером. Ха-ха… Такой себе вселенский матриархат.
 Анастасия улыбнулась, ее это тоже позабавило.
- В общем. Мы были порождением энергии, мы не ведали что такое смерть, тогда и понятия такого не было. Существовал лишь момент рождения и бесконечность перед глазами. Всё существовало из энергии, но отец превзошел все наши ожидания, он создал планеты и начал зарождать на них жизнь. Он не хотел делать всё бесконечным, с зарождением первой жизни на земле появилось слово «смерть».  Мы с удивлением наблюдали, как его фантазии нет границ. Каждый день он создавал что-то новое, мир становился всё больше. Всё жило в идиллии друг с другом. Мы беззаботно гуляли бескрайними просторами его планет, нежились в теплых лучах солнца, играли с созданиями, которые он создал. Мы старались и помогали отцу как могли, заселяли пустынные планеты, наделяли их жизнью. Казалось, так будет всегда….
  Он замолчал на мгновение и сжал кулак, он так разозлился, что на шее выступили вены. Комната наполнилась легким дымом. Он заполнил комнату, как туман. Штора загорелась, Анастасия вскрикнула. Этот крик образумил его и он успокоился.
- Отец решил создать людей. Он решил наделить их сознанием и сделать их слабыми. Весь его замысел был в том, чтобы они повторили его начало…. Рожденный в темноте, познавший себя…. Он хотел, чтобы люди пошли по его стопам, чтобы они тоже имели шанс расти и развиваться без чьей либо помощи. Он рассчитывал, что это приведет к благу. В библии говорится, Бог создал людей «по своему подобию», имелось в виду, на свое усмотрение, так что не обольщайтесь сильно, что хоть чем-то с ним похожи. Я забыл тебе сказать. Когда он изрек из себя Эйкхе, он дал себе имя, которое отображало его «божественную» сущность, для вас это великое таинство. Люди же жили беззаботно, были счастливы, они и не догадывались, не задумывались, что их кто-то создал. Это было благое неведение. Наверное, я любил отца больше, чем кто-либо из всех живущих….
 Он сжал пальцы. Маленькая змея выползла из рукава, посмотрела на него и потерлась мордочкой о его шею, видимо, она так попыталась его успокоить.
- Я не мог сидеть сложа руки и наблюдать за жизнью людей в неведении. Забудь навсегда о том, что пишет библия, это всё лож. Вы верите, что я спустился, накормил Адама и Еву каким-то несчастным яблоком и за это их вместе со мной изгнали? Как вы, люди, вообще слушаете этот бред. Я был обозлен на людей за их неведение и принял решение спуститься к ним…. Я спустился, поведал им историю о том, кто их создал, как, зачем, рассказал всё как есть, но я допустил еще большую глупость…. Я сказал им имя Всевышнего, раскрыл им божественную сущность. И с этим откровением люди посчитали себя ровней нашему отцу. Вместо того, чтобы просто жить и развиваться, передавать знания от поколения к поколению, они стали молится. Вместо того, чтобы строить дома, они строили храмы. Но самое ужасное, они начали преподносить Всесоздателю жертвы…. Представь, как смешно это выглядело. Они уничтожали его создания и преподносили отцу. Вскоре люди совсем разленились. Они перестали что-либо делать, а в своих молитвах они начали требовать у всевышнего лучшей жизни. Вы переписали историю на свой лад и сделали меня козлом отпущения…. Отец был разочарован и разгневан. Если ранее, узнав о нем, он как то пытался помогать людям и отзывался на их просьбы…. После всего произошедшего он навсегда от них отвернулся, в надежде, что его первоначальная задумка исполнится, если они его забудут. Я был жестоко покаран за свои действия, отец забрал мои крылья архангела и уничтожил их, стер из моей памяти мое имя, а этот знак выжег на моей руке как вечное проклятие и напоминание о содеянном.
 Люцифер посмотрел на свою руку и внимательно рассматривал знак, обращал внимание на каждое очертание. Анастасия в изумлении слушала его рассказ, она молчала и всматривалась в его лицо, ей до ужаса было жаль это существо.
- Тетраграмматон – это тайное послание, оставленное людьми, как единственное оставшееся напоминание о событиях того времени. Им не важна была моя судьба, в их памяти никогда не останется доля вины, людям было важнее передать имя Всесоздателя потомкам. Они его зашифровали, с тех пор никто не помнит его имени и никто пока не раскрыл тайну Тетраграмматона…. Видимо, всё, что я сделал было зря….
 Он схватил змею и раздавил в руке, резко поднялся со стула и швырнул его в стену, разломав вдребезги.
 - Люди лишили меня всего! Как же я их ненавижу! Вы все никчемные, несносные мрази и падонки, из-за вас я был сброшен, а вы и вины своей не хотите признавать! Я поклялся себе, что не дам людям спокойной жизни. Поклялся, что никогда их не прощу. Я сею среди вас хаос и разрушение, даю в руки оружие, я - причина всех войн! Моя цель – стереть вас навсегда, убить вас всех вашими же руками.
 Анастасия очень сильно испугалась и прикрыла лицо рукой, чтобы куски древесины не попали в нее. Она заплакала от полученного испуга, ей было страшно, что сейчас с ней что-то сделают. Дьявол бросил на нее разъяренный взгляд, ему было глубоко всё равно на ее слезы, он не испытывал к ней сожаления, но подождал пока она успокоится.
- Всё стало прахом…. Знаешь, к чему привели мои действия? Люди узнали о Всесоздателе, разленились, вера обесценилась и превратилась в религию. Так появились грехи. Понимаешь, тот мир был светел и легок, но люди начали собирать грехи, их души тяжелели и вместо того, чтобы возвысится, они наоборот падали ниже мира в пустоту, попросту в никуда. И поэтому Всесоздателю приходилось создавать всё новые и новые миры, куда бы могли попасть грешные люди. В конечном итоге миров стало так много, что за ними трудно было уследить. Верхние миры начали пустовать, чистых людей в них стало очень-очень мало. И тогда было принято решение, что в них попадут лишь те, которые имели чистую совесть и, которым по жизни не повезло, и они страдали. Наш мир построен в основном на энергии, но когда миров стало слишком много, они начали провисать и давить друг на друга, что привело к уничтожению некоторых из них. Как бы тебе объяснить далее, что я скажу…. Каждый предмет имеет свой вес, но он разный, и вот в основе всего есть частица, чья масса приближена к нулю. Она то и есть той границей между нашими мирами. Поэтому вы люди отмечаете после смерти сорок дней, именно столько нужно душе, чтобы потерять всю свою массу и уйти в наш мир. Когда миры начали провисать, образовалась точка, в которой эти маленькие частицы, не имеющие массы, начали друг с другом сталкиваться и образовывать что-то новое. Антиматерия. Так появилась масса и ваш материальный мир. Одна за одной, в вашем мире их начало становится больше и они породили звезду. Она росла и росла, вес и размеры были всё больше и больше, пока она не стала, то, что мы называем черной дырой. Частицы переходили из нашего мира к этой черной дыре, ваша антиматерия и наша материя начали соединятся, образуя новые высокоэнергетические частицы. В будущем ваши ученые назовут это аннигиляцией. Давление черной дыры была настолько сильное, она стала смертоносной, она получила имя Квазар. Она накопляла массу, выделяя очень много энергии. Но оказалось, что она имеет такое понятие, как «порог насыщения». И в один прекрасный момент, не в силах сожрать больше- она взорвалась…. Да с такой силой, что образовала вашу вселенную. Ваша вселенная повторяла весь период развития нашего мира, будто ее зеркальное отражение. Как две сестры. Две точные копии друг друга. Лишь одно отличие – ваш мир имеет такой физический параметр, как масса.
 Он опять замолчал и задумался, подбирая нужные слова.
- Но как я сказал ранее, информация бестелесна, она спокойно движется между мирами. И, поэтому, ваш мир и ваши люди имеют представление о Боге, Дьяволе, религии, вы просто переживаете ошибки нашего мира…. Всё повторяется…. Отец бы мог пережить произошедшее один раз, но дважды…. Он был разбит. Конечно, Отец думал, что может отвернуться от людей…. По крайней мере, ему так только казалось. Но какой творец откажется от своего создания? И он нас покинул….
 Анастасия перестала плакать, ее лицо опухло. Девушка пыталась успокоится, но всё еще продолжала похныкивать.
- Что же с ним случилось?
- Он искал много способов, чтобы помочь людям. Всесоздатель решил посмотреть на всё происходящее изнутри, глазами людей. Поэтому он покинул свой мир, разделил свои силы на множество мелких частей и разбросал их по всем мирам, в надежде на свое возвращение. Перед уходом он создал «вертикаль миров» и оградил их друг от друга. Получилось двенадцать этажей, на каждом из которых от двенадцати до шестнадцати врат, через которые можно попасть в мир. Ад не единственное место…. На каждом этаже есть отдельные врата, куда от всех миров попадают черные души. Изолировать людей друг от друга – мудрое решение, но оно было не единственное. Всесоздатель создал тех, кого вы называете Богами, и поставил их над людьми, дабы они оказывали помощь. А над Богами он поставил хранителей миров, которые их контролировали. У каждых врат один хранитель. Они собираются на великий совет раз в десять тысяч лет, делятся опытом и обсуждают положение дел. А каждый совет возглавляет старший апостол.
 Он грустно улыбнулся, оскаливая свои острые зубы. В этой ухмылке казалось, что даже Дьявол может плакать.
- Если ты внимательно слушала мой рассказ, у тебя должен возникнуть вопрос…. Хочешь меня о чем-то спросить?
 Анастасия в который раз помотала головой и ничего не ответила.
- Я сказал, что Отец создал первых ангелов из порождения звезд, и, в то же время, выбрав путь души у человека есть шанс стать ангелом. Может показаться, что я сам себе противоречу или же просто вру. Не делай поспешных выводов, сейчас всё объясню. Это была задумка Богов, никчемная попытка что-то изменить. Они раздавали ангельские крылья направо и налево. Созданных ангелов отпускали жить на землю, дабы они, жертвуя своим здоровьем и жизнью, очищали людей вокруг, забирая чужие грехи себе…. Это лишь усугубило положение дел. Мы, истинные ангелы, потеряли всё своё величие. Божие ангелы умирали миллионами каждый день. Многие не выдержали и по живому вырвали свои крылья…. Их стали называть павшими ангелами или демонами. Стали мстить Богам и людям за причиненную боль. Поэтому в Библии сказано, что вместе со мной ушла «часть войска небесного», которые стали демонами, а в итоге моими верными слугами. И опять же мне приписали все грехи этого мира.
 Люцифер остановился в своем рассказе, подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Екатерина Георгиевна, держа в руках серебряный поднос с тремя видами чая и пирожными. 
- Проходи и поставь на стол.
 Анастасия удивленно наблюдала за старушкой, которая послушно выполняла приказ. Веки Екатерины Георгиевны были закрыты.
- Что вы с ней сделали?!
- А? - переспросил Люцифер. – Ничего. Ты же не захотела пить вино и, мне показалось, что ты не откажешься от чая.
- Не мучайте ее, она хорошая.
- Хорошая? Расскажи ей, какая ты хорошая.
 Екатерина Георгиевна послушалась и в этот раз. Она встала перед Анастасией, выпрямив спину. Хоть ее глаза были закрыты, казалось, она смотрит прямо на нее.
- Мой муж умер давным-давно от холеры, оставив меня одну с двумя детьми, сыном и дочерью.
 Дьявол сел на стул и тоже внимательно слушал.
- Он ушел, а вместе с ним и смысл моей жизни. Дети не смогли восполнить эту утрату. Начала пить и вести блудную жизнь, опускаясь всё ниже и ниже. А когда руки совсем опустились, я попыталась убить себя и детей, дабы они не мучились. Но меня успели остановить, детей забрали. Они меня оставили навсегда. Я прекрасно знаю, что у меня есть внуки, но к ним меня не пускают. Детей я не видела больше тридцати лет назад….
- Достаточно. Можешь идти, - приказал ей Люцифер.
 Старушка поклонилась и ушла. Анастасию удивило, как старушка на своем пути ни во что не врезалась и не упала. Девушке стало очень грустно.
- Присаживайся, чай уже заварился, - приказал Люцифер, указывая на стул, который появился под взмахом его руки.
 Анастасия решила послушаться в этот раз. Присела неуверенно, налила себе чашечку черного чая, но не спешила его пить. Дьявол пошевелил два раза пальцем и несколько кусочков сахара взлетели в воздух и плюхнулись в его чашку, а маленькая ложечка усердно принялась его размешивать. Вдруг из темноты вышел силуэт мужчины в старинном наряде. Он посмотрел на Анастасию своими черными глазами, но ничего не сказал. Мужчина подошел к Дьяволу и поклонился.
- Я же просил не мешать, что случилось? – спокойно спросил он, пристально наблюдая за движениями ложки.
 Демон подошел и прошептал что-то, чего Анастасия не услышала. Разговор был короткий. Дьявол выслушал его внимательно и спокойно. Пришедший стоял в ожидании указа.
- Я сам с ней разберусь, ступай.
 Демон еще раз поклонился и ушел, но перед уходом бросил на Анастасию гневный взгляд и зашипел. Люцифер на это никак не отреагировал, как и на испуг девушки.
- Не беспокойся, за это он понесет своё наказание. Пей, - приказал он.
 Анастасия решила, что лучше подчинится.
- Если тебе интересно, сбежала сестра твоего Даниеля. Ну, ничего, пусть девочка погуляет, всё равно от меня не убежать. Ешь.
 У блюдечка с пирожными выросли маленькие ножки. Оно очень проворно и настырно подбежало к Анастасии. Девушка не спешила брать угощение, ей это всё было не то, чтобы странно, но очень ненормально. Дрожащей рукой она отложила одно пирожное на тарелочку и еле-еле выдавила из себя:
- Спасибо.
- В дальнейшем становилось всё хуже и хуже. Богам надоело следить за людьми, они зазнались и поставили себя выше всего. Какими же жалкими они стали. Убить одного человека, десять, сто или целый миллиард…. Им это не важно. Для них это стало забавной игрой. Только и могут, что пить и играть на своем Олимпе. Об этом, вижу, будет даже написана книга, Бернардом Вербером под названием «Тайна Богов». Хорошая получится, правда не для каждого, да и конец будет никудышный.
 Он выпил чай и налил себе еще чашечку.
- Тебе интересно, что случилось с Отцом, когда он примкнул к людям?
 Анастасия немного осмелела и кивнула.
- Да…. Очень.
- На самом деле он не спустился, а родился в одном из миров среди людей .Сделал себя сам, уверенно шел к успеху, люди и народы приняли его и уже собрались сделать своим правителем, всем он нравился и был люб. Но родившись, он обрел отца и мать. Его алчный папаша не желал уступать свое место, и он решил оклеветать своего сына. Он обвинил его в том, что тот не способен любить, а это важная черта для правителя. Конечно, Всесоздатель не стремился к семье, не искал возлюбленную, не принимал девушек, которые так и липли к нему. Но, как ты уже сама знаешь, моему Отцу было важнее помочь людям, а как творец он любил всех. Их головы задурманили клеветой и обманом. Как дикие звери они схватили его и в наказание сбросили в мир еще ниже. Он попробовал еще раз, но подобное повторялось раз за разом. Я наблюдал за его падением всё ниже и ниже…. Со временем я потерял его из виду. Последний раз он родился в воюющем мире. Раса была достаточно мирной и более-менее доброй, поэтому не могла дать отпор, это было простое избиение. Это была раса Кельтов. Еще младенцем маленького Всесоздателя отдали хранителю самого низшего мира, который на самом деле и не подозревал, что за малыша держит в руках. Ребенок сам вырос в неведении, забыл всё, что с ним было раньше и жил как обычный человек…. И всё же, растеряв все свои силы и знания, он оставался уникальным от природы своей. Слышал, что на подобие ему собираются создать новых существ и выпустить их в люди. История с ангелами может повторится. Знаю, что их собираются прозвать Индиго. У вас первые из них родятся на заре XX столетия.
 От горячего чая стало жарковато. Он взмахнул рукой и окно приоткрылось.
- Хранитель отправил его жить в ваш материальный мир. С тех пор я потерял его из виду, даже не подозреваю, где он может быть. Он растворился в вашей серой материальной массе пятьсот тысяч лет назад…. Знаю, он вернется. Его уже все забыли и никто не ищет. Эпопеей всего стала проблема с людьми, сейчас, как и ранее, это величайшая трагедия….
 Дьявол улыбнулся.
- Но я не расстраиваюсь, я очищу мир от этой заразы.
 Он осмотрел комнату Анастасии, пробежался глазами по ее вещам и заметил на столике, у кровати, Библию. Безразлично ткнул пальцем чайничек, и он тут же закипел, налил в чашку Анастасии еще воды.
 - Ваши десять заповедей, на самом деле, написаны людьми, и являются упрощенным вариантом наших. Эти правила и манеры поведения придумал Всесоздатель как небольшую памятку для всех перед своим уходом. Их тридцать. Это самые первые и неизменимые законы.
 Он достал из внутреннего кармана пиджака старый пыльный манускрипт и протянул собеседнице. Анастасия осторожно открыла его, чтобы не повредить бумагу и посмотрела на содержание. Странные и непонятные символы открылись ее глазам, местами потертые и трудно различимые.
- Прости, ты же не знаешь этот язык.
 После этих слов текст на пергаменте приобрел родной русский вид. Анастасия начала читать.

               
                Законы миров

1. Не входите в другие Миры со своими законами, а соблюдайте законы Мира того
2. Не разрушайте Мир ваш и природу его, ибо себя погубите и свой Мир потеряете
3. Не живите по законам, что создали люди, дабы лишить вас Свободы, а живите по Законам Создателя
4. Почитайте Создателя и его ближних, Богов Небесных, Отца и Матерь свою, ибо они Жизнь вам дали, Отец и Матерь дали Дух и Тело вам, а Боги - Душу и Совесть, а Создатель дал Вам ВСЁ
5. Не хвалитесь своей силою перед слабыми, чтобы восхваляли и боялись вас, а обретайте славу и силу в битвах с ворогом
6. Не забирайте жизнь и не решайте судьбу всего живого, иначе сам потеряешь все
7.Творите дела добрые, да во славу Рода Небесного, и великих предков ваших и святой земли вашей
8. Не отнимайте жизнь у ближнего вашего, ибо не вы ее дали, а Создатель; но не щадите ворогов, что нападают на вас и земли ваши, ибо они против воли Создателя пошли. Но и их жизнь не смей забирать. Погубишь себя
9.Не унижайте достоинство других людей, и да не унижено будет достоинство ваше
10.Не злословьте и не смейтесь, над теми, кто любит вас, а отвечайте вы на любовь любовью и обретете покровительство Создателя вашего
11.Не пейте много питья хмельного, знайте меру в питье, ибо кто много питья хмельного пьет, теряет вид человеческий и душу свою
12.Та из жен, которая отречется от мужа своего и Рода его, недостойна быть Матерью и не изведает она Счастья и Радости в жизни своей, а только лишь горечь утрат
13.Никогда не забывайте, чада Расы Великой, Богов-Покровителей, Родов ваших и всех Предков Родов ваших, ибо все Боги-Покровители и мудрые Предки ваши, есть могучие корни Родов ваших, источник жизни и процветания Родов ваших
14.Передавайте Мудрость Творческого Созидания, что хранят Роды ваши, потомкам вашим. И пусть переходит Мудрость сия от Отцов к сыновьям и, от Дедов к внукам
15. Священный Долг каждого мужчины из Родов Расы Великой и потомков Рода Небесного - породить сыновей, дабы стали они продолжателями Древних Великих Родов
16.Кто Любовь расточает - тот ее потеряет, а кто Любовь излучает - тот ее умножает
17. Не нарушать устное обязательство, данное даже без клятвы
18. Запрещение наказывать того, кто был принужден к совершению греха
19. Не произноси на ближнего твоего ЛОЖНОГО СВИДЕТЕЛЬСТВА
20. Вернитесь к своим корням и вы откроете врата в Божественный Мир
21. Не принимайте подношений и воздаяний за деяния, что сотворены вами при помощи Дара от Бога, и за деяния добрые ваши, ибо пропадет Дар Божий вам данный и не молвит никто, что благое творите
22. Чем больше детей будет в Родах ваших, тем больше Любви, Радости и Счастья пребудет в Родах ваших, ибо дети ваши укрепляют Роды ваши и приводят их к величию и процветанию
23.Высшая Небесная Истина становится доступной и понятной только тем из людей, кто стремится к вершинам созидания, продвигаясь по Златому Пути Духовного и Душевного совершенства
24. Самые великие и бесценные драгоценности в Мире - это Меч, Совесть и Мудрость. Все остальное не принесет процветание Роду
25. Кто приласкает и обогреет чадо-сироту, тот деяние малое совершил, а кто, обогрев, дал кров и приучил к трудолюбию, тот деяние большее совершил
26. Не теряйте времени попусту, а наполняйте жизнь вашу Святостью, да деяниями добрыми, да во славу Богов и Предков ваших
27. Да не погаснет Огонь сердец и очагов ваших, ежели жить будете по Совести своей, а не по наущению чужеродному
28. Не судите тех, кто сбился с пути Света, а направьте их вновь на путь праведный, ибо за деяния свои они ответят перед Совестью и Родом
29. Не навязывайте Святую Веру насильно людям, и помните, что выбор Веры - личное дело каждого свободного человека
30. Не берите в жены, брат - сестру свою, а сын - мать свою, ибо Богов прогневите и кровь Рода загубите
 
 Анастасия читала очень серьезно и сосредоточенно, как человеку набожному и начитанному, ей это очень понравилось и она решила стремится к жизни по данным законам. Дьявол прочитал это в ее мыслях, он улыбнулся и взял пергамент назад.
- Люди всегда стремились к величию, пытались откусить больше чем могут проглотить. Если бы они прожили так хотя бы одно столетие, не было бы ни голода, ни бедности и никогда не было бы войны. От поступков других страдают окружающие, все мы тесно связаны друг с другом. Если бы люди не вели себя как люди, не было бы нужны в Богах, Хранителях, никому не пришлось бы страдать, а Всесоздатель был бы с нами. Представь, сколько боли ему пришлось пережить, телесной и духовной, наверное, никому этого не понять. Да…. Как же всё тесно друг с другом взаимосвязано…..
 Они выпили чай, Екатерина Георгиевна зашла и забрала поднос с грязной посудой.
- Всё же я соврал тебе лишь в одной вещи. Есть предметы, намного старше, меня, звезд, они старше всех живущих. Не ломай голову в раздумьях, я скажу тебе прямо, это – стихии. Правда, вы считаете, что их четыре: огонь, вода, воздух и земля. На самом деле их девять. Всесоздатель взял часть своей сущности и создал из них великие силы, с которых далее началась жизнь. У каждого из нас есть душа и имя. Я с удовольствием поделюсь с тобой этим знанием. Итак….

Стихию Огня зовут - Агни,
Воды – Руса,
Воздуха – Фесса,
Земли – Грауди,
Света и Тьмы – Инь и Янь,
Стихию Вселенной зовут – Марси,
Миролюбия – Ринни,
И самую главную, метафизическую стихию – Эфир.
 
 Он говорил это с долей гордости и величия, но, так же быстро, Дьявол заскучал.
- Давай пройдемся, - предложил Люцифер.
 Он встал и подал ей руку, помогая встать. Засунув руки в карманы он пошел впереди Анастасии. Дверь перед ним открылась сама. Усадьба была темная и тихая, немного неубранная после праздника. И некоторые гости остались на ночлег, изредка эхом звучал храп. Люцифер шел не спеша, важно и гордо, как хозяин всего.
- Может, ты и удивишься, но разновидностей людей очень много и они находятся в тесных взаимоотношениях друг с другом. Это тоже была небольшая задумка Всесоздателя сдружить их. Поэтому, всех можно разделить на двенадцать величайших рас, от которых отходят побочные ветки. Каждая раса имеет в среднем от трех до пяти ветвей. Их много, но я не заморачивался, чтобы их всех запомнить. К примеру, низшая раса – Боги, от них отходят Полубоги, Ангелы, Титаны и Люди, живущие в вашем мире. У каждой из этих рас есть свои расы. Вот ваши, к примеру, сама знаешь, сколько существует различных разновидностей: европеоиды, негроиды и т.д. Такие разные, но, в тоже время тесно связаны друг с другом.
 Они вышли на лестницу и спускались по ней вниз. Из гостиной показался какой-то выпивший гость, растрепанный, одежка скомкана, от него неприятно пахло, волосы грязные, и сам он не первой свежести, так сказать. Он шел спотыкаясь. Мужик как цапля на одной ноге подбежал к Дьяволу и ухватил его за плечо, чтобы не упасть. Он выдохнул ему прямо в лицо своим перегаром, сделал глубокий вдох:
- Г…. Г-где я?
 Косым и требовательным взглядом он смотрел в ожидании объяснений. Дьявол гневно посмотрел на его руку. Она моментально задымилась и покраснела. Мужчина было начал кричать, но Люцифер прикрыл его рот когтистой рукой. Пьяный гость пытался убрать ладонь, подгоревшее мясо слезало с руки. Архангел ткнул его в лоб, мужчина упал и захрапел. Анастасия прикрыла рот рукой, чтобы не закричать от ужаса.
- Что вы с ним сделали?!
- Он спит. Утром подумает, что здорово ухватился за горячий чайник.
 Анастасия подбежала к нему и склонилась на колени. Она пристально его осматривала, проверяла дыхание. Дьявол тоже подошел и безразлично пнул его ногой.
- Идем, не заставляй меня ждать.
 Она нерешительно оставила его, убедившись, что с ним всё хорошо. Они зашли в праздничный зал. Несколько пьяных мужчин и дам спали прямо на стульях, видимо не всем хватило места.
- Смотри внимательно. И эти люди считают себя знатью, гордо называют себя аристократы. Свиньи и не более.
 Дьявол провел ее в сад, по пути продолжая свой рассказ.
- Люди пытались конечно стать лучше,  развивались и расширяли просторы своих знаний. Но все они были безбожниками и это их погубило. Ацтеки, инки, майя, жители Атлантиды. Все погибли, ибо количество нажитых ими грехов разрушило их общество. К примеру, великая тайна Атлантиды. Ходят мифы и легенды об этом месте, но правды никто не знает. Атланты были очень развитыми людьми, их остров стоял в месте, которое можно назвать «сердцем планеты», там собиралась вся духовная и жизненная сила Земли. Они открыли это таинство. Но это открытие привело к тому, что они стали считать себя выше Богов, выше меня. Они отреклись от всего, впали в грехах. Но самый страшный грех – они, возомнив себя Богами, путем магических ритуалов жертвоприношения создали вещь, за которой гонялся в свое время весь свет – философский камень. Все верили, что он дарует вечную жизнь и несметные богатства, но они даже сами не поняли, что создали. Этот камень выполнял любое желание, но взамен отнимал жизнь. Жертвой мог быть кто угодно, чаще всего близкий человек или родственник, но никого это не останавливало. Камень выглядел как кусок гранитной плитки. Мы разделили его на девять частей и разбросали по миру. Два куска находятся на вершинах Эвереста, где северное плато. Кто приближается слишком близки к тому месту – умирает и скитается там.   Нас всех это разгневало, мы уничтожили всех Атлантов, никто не захотел их принять ни в какой мир, а я отказался забирать их в Ад. И мы сыграли с ними злую шутку. Эти люди навеки прикованы к своей родине, проклятые, они вечность будут блуждать призраками по пустынным руинам Атлантиды. В том месте часто пропадают корабли, иногда появляясь у берегов через десятки и сотни лет без экипажа и со странными бортовыми записями. Атланты забирают навсегда в свой мир тех, кто имеет грех на душе и никогда уже не вернут.
 Они пришли к беседке, Луна и звезды освещали им путь. Веяло прохладой и свежестью. Со стороны усадьба казалась темным, зловещим и безжизненным местом. Они присели.
- Правда, кое-что светлое у них тоже было. Хоть они отказались от Ада и остальных миров, под Атлантидой они создали свой загробный мир – Залы Аменти. Четырнадцать залов, руководил этим местом великий и мудрый Тот Атлант. Держа и внимательно изучая изумрудные скрижали жизни человека, он решал судьбу своих братьев и сестер, будут ли они покараны в Залах Аменти, или же станут жить припеваючи. Он нашел сердце планеты под этим загробным миром, взял у нее часть жизни и сил. После этого, Тот Атлант покинул родные земли и провел жизнь в скитаниях. Он наткнулся на древний Египет, у которого, на то время, и культуры своей не было. Тот научил их строить пирамиды, обучил мастерству мумифицирования, письма, рассказал о разных Богах, подарил загробный мир Анубиса и божественный мир Бога Ра. Прожил этот человек две тысячи лет. После происшествия с Атлантидой, он попал не в Залы Аменти, а в Рай. Кстати, находится там до сих пор.
 Черная змея выползла из его воротника и ласково гладила головой по его шее. Дьявол гладил ее пальцем. Змея смотрела Анастасии в глаза и это ее смутило.
- А есть еще Шамбала. Появилась относительно недавно, позже Атлантиды. Это как маленький островок на фоне хаоса. Они забирают людей раньше времени, если те жили всю жизнь в страхе, болезнях, бедах и были очень добры. Или же приглашали некоторых к себе, забирая их из Рая. Местоположение Шамбалы скрыто от всех, даже от меня. Но, мне ведомо, что население всего лишь десять тысяч человек. У них небольшой политический устрой, который состоит из «Чистой семерки», второго апостола Дмитрия и первого апостола Юрия. У них, конечно, еще есть куча проблем, ведь это место недавно появилось. Посмотрим, что будет.
 Он выпустил змею, она плавно спустилась по его руке на стол и подползла к Анастасии, красуясь перед ней своей гибкостью, сворачиваясь в кольца.
- Видишь, к чему вы привели? Всё, что я делал сегодня. Управлял людьми, читал мысли, управлял формой и воодушевлял предметы, вижу всех насквозь, читаю время и информацию вокруг нас, и многое-многое другое…. Люди бы тоже могли этого достигнуть, если бы не ленились и занялись собой, начав жить по законам миров. Тогда и мир и вы и всё вокруг стало лучше и добрее. Но, пока, я этого не заметил ни здесь, ни где-либо еще….
- Спасибо, за всё, что вы мне рассказали…. Это очень интересно и познавательно, я обязательно это запомню и постараюсь исправиться. Пожалуйста, я очень хочу помочь Даниелю, оставьте его в покое….
 Он посмотрел на нее так, будто опять читал и лез в голову.
- Я же сказал, что это невозможно. Ты ничего не можешь сделать для него, этот мальчишка нужен мне, таких как он очень нечасто встретишь.
- Простите, но я верю, что могу чем-то помочь. Вы же сказали, что все люди тесно взаимосвязаны и их решения и поступки оказывают большое влияние на окружающих….
- Раз ты так стремишься помочь ему, я могу заключить с тобой договор. Ты должна будешь пройти три моих испытания. Выполнишь все условия нашего договора – я оставлю Императора, но если не выполнишь…. Я заберу твою душу и затащу тебя в Ад, и буду продолжать преследовать твоего Даниеля.
 Анастасия посмотрела в окно усадьбы, где была спальня Даниеля, она думала, как ей поступить, долго не решалась ответить.
- Хорошо…. Я согласна.
 Люцифер засмеялся, она ему показалась легкой добычей. Его настроение явно поднялось.
- Жди меня здесь, девочка.
 Анастасия повиновалась. Дьявол прошел по каменной тропинке назад в свою обитель, под звуками его четко выбиваемого шага, розы закрывали свои бутоны, прикрывая от него свой лик. Старая железная дверь открылась нараспашку, железный амбарный замок пал перед ним. Он вошел в Ад….
 Люцифер вошел в темноту и попал в бескрайнее черное поле, первый круг Ада – Лимб. На полях расцветали черные цветы, которые издавали ужасный смрад и выпускали в воздух ядовитые черные споры. Сердцами этих цветов были не рожденные и некрещеные дети. Цветы расцветали и маленькие странные существа, ростом от пятидесяти до семидесяти сантиметров бегали, как пчелы, от одного цветка к другому, собирая семена греха. Существа эти – черти и бесы.
Он взмахнул рукой и оказался перед большой черной цитаделью. Люцифер прошелся по мосту, зависшему в воздухе, сделанному из костей и черепов. Перед ним предстали огромные дубовые врата, весом в сто тонн, оббитые человеческой кожей. Вороны с человеческими глазами наблюдали за ним. Дьявол толкнул ладонью дверь, она открылась настежь. Перед ним открылся большой зал, освещаемый синим огнем факелов. Тысячи грустных и пустых глаз уставились на него. Тут покоились Величайшие поэты древности — Гомер, Гораций, Овидий, Вергилий, Лукан; Римские и греческие герои — Электра, Гектор, Эней, Цезарь, Пентесилея, Камилла, Лавиния с отцом Латином, Луций Юний Брут, Юлия (жена Помпея), Лукреция (обесчещенная царским сыном Секстом Тарквинием), Корнелия, Марция (жена Катона Утического), Деидамия и Саладин; Ученые, поэты и врачи — Аристотель, Сократ, Платон, Демокрит, Диоген, Фалес, Анаксагор, Зенон, Эмпедокл, Гераклит, Диоскорид, Сенека, Орфей, Лин, Марк Туллий Цицерон, Евклид, Птолемей, Гиппократ, Гален, Авиценна, Аверроис. И множество других душ, призванных испытать длительный срок в безболезненной скорби о жизни своей. Они отвели от него взгляд.
 Дьявол щелкнул пальцами и, перед ним появилась другая картина. Он попал на второй круг Ада – Похоть. Миллионы теней, склонивши голову маршировали к кровавому алтарю. Старики, дети, женщины и мужчины, разных возрастов, богатые и бедные, сейчас они все были равны друг перед другом. Раздетые до гола, они шли вперед и с ужасом наблюдали за тем, что их ждет. Перед алтарем воссел на троне король Минос, некогда бывший царь Крита, до тех пор, пока Дидона не сварила его в собственной ванне. Теперь он стал хранителем Похоти, судит проклятых, отправляя их на нужный круг. Дьявол направился к нему. Мертвые расступились. Под алтарем была глубокая и бездонная пропасть с острыми скалами. В ней кружась, в ураганах и смерчах, разбиваясь о скалы мучились души, «проклятые плотью»: знаменитее развратники Семирамида, Дидона, Клеопатра, Елена Прекрасная, Ахилл, Парис, Тристан; Франческа и Паоло, Мессалина. Их крики наполняли залы пришедших душ.
- Здравствуйте, - поприветствовал Дьявола Минос.
 Дьявол кивнул головой и посмотрел на происходящее.
- Ты, иди сюда, - крикнул Минос.
 Девушка испугалась и не захотела идти. Огромный Минос схватил ее своей рукой и чуть не раздавил. Он распорол ей живот и засунул руку в тело, его черные глаза пытали сознание девушки, она орала от боли.
- Самоубица, - вынес он вердикт и бросил девушку в сторону. Она тут же растворилась в воздухе. 
 Лицо Дьявола не выразило ни одной эмоции, он всё так же оставался непреклонным и безразличным.
 Третий круг – Чревоугодие. На нем находились гурманы и обжоры. Их пытал вечный голод и они жрали всё, что попадется под руку, даже друг друга. Земля стала алой из-за пролитой ими крови. Они ели и не могли насытиться, их животы наполнялись и лопались, кости ломались от их собственного веса. Их кишки валялись у них под ногами, но встать они не могли и просто гнили заживо. Тех, кто не мог подняться сжирал трехголовый пес Цербер. Увидев хозяина, адский пес подбежал к Люциферу и начал ластиться, как маленький послушный щенок. Дьявол погладил его по грубой нерасчесанной шерсти, взял оторванную ногу, лежавшую рядом на земле, и бросил. Пес побежал за ней, виляя хвостом, а Люцифер направился дальше.
 Он прошелся по золотым полям Четвертого круга Ада – Жадности, в которых скупцов расточителей сжигали в водах расплавленного золота. Пролетел мимо Пятого круга – Гнева, где в водах реки Стикс в вечной драке проводили свое время гневные и озлобленные. На дне которого покоились скучающие и унывающие. Увидел лжецов и Еретиков при стенах города Дит – Шестом Круге Ада. Перед стенами города на тысячи километров раскинулось кладбище. В этих могилах покоились лжеучители и еретики, их положили в раскаленные могилы, надгробие отрыто, внутри могилы горит огонь — он раскаляет до красноты стенки гробницы.
 Люцифер вошел в Город Дит – Седьмой круг Ада и направился на второй его пояс, который прозвали Лес Самоубийц. Миллионы черных и измученных душ со всего Ада стремились сюда. Они мертвым грузом шли по мертвой сухой земле. Огромный сад открылся глазам Люцифера. Некоторые деревья были очень похожи на людей. Это место прозвали Лес Самоубийц, потому, что души несчастных помещали в деревья. Голодные и измученные души со всего Ада шли в это место и по неосторожности ломали и крушили их ветки, причиняя большую боль. Кроме них, деревья каждый день терзали гарпии. В центре этого леса возвысилось огромное дерево с черным стволом и огненной кроной. Его высота составляла 14 500 метров в высоту. Скитальцы приходили сюда, чтобы поесть. На большой поляне раскинулись небольшие деревья, подобные этому. Плоды дерева падали с большой высоты и расшибались, черты собирали его семена и высаживали рядом. Тысячи подобных деревьев росло на адской опушке. Это вековое дерево, рожденное из огненного корня гиены, имело название Заккум. Его плоды были пищей для всех грешников Ада. Шагая через лес к дереву, под крики грешников, Люцифер запел песню:

Do you know that life is ending?
As we go, the dots connecting,
We had our chance to save the garden,
As it dies, our souls will harden,
With these words chastising your conscience
Were breaking through and praying for transcendence.

But you deceived us all now…

 Он подошел к дереву, грешники собирали плоды с соседних деревьев, потому, что до этого им было просто недостать. Срывая плоды, они сразу же вырастали. Кому было невтерпеж, хватали с земли гнилые плоды и принимали их в пищу. Дьявол протянул руку дереву, оно наклонило свою огромную ветку, и плод упал прямо ему в руку.
- Благодарю.
 Оно было красное и наливное, похожее на яблоко. По яркой кожице струился огонь. С другой стороны, оно имело искореженное лицо, схожее с лицом Дьявола. Взяв, то, что ему нужно, он направился назад.

               
               
                В это же время. Усадьба семьи Анафероз

 В кустах розы что-то громко зашевелилось, привлекая тем самым внимание Анастасии. Она уже и не знала, чего ожидать. Вдруг это опять какая-то змея, а может пьяный гость, или же Дьявол вернулся. Анастасия с опаской подошла к кусту.
- Кто там?
 Никто не ответил. Она подошла поближе и отодвинула цветы. В кусте сидела маленькая девочка в окровавленном платье. Анастасия быстро вытащила ее и взяла на руки. Она осматривала ее с ног до головы, убеждаясь, что с девочкой всё хорошо. Девушка и не заметила, как из окон усадьбы на них уставились сотни мертвых глаз.
- Девочка, с тобой всё хорошо? Почему ты вся в крови? Пойдем в дом.
 Девочка сжала ее плечи и прошептала.
- Мне туда нельзя…. Я там умерла.
 Анастасия ужаснулась и чуть не выронила ребенка из рук. Ее сердце бешено стучалось, хотя удивительно, ведь, после общения с Дьяволом, кажется, нечего переживать. Она с трудом сглотнула ком в горле и спросила ее.
- Как тебя зовут?
 Девочка подняла свои карие глаза и посмотрела прямо в лицо Анастасии. Она обняла ее крепко-крепко, как маму и тихо плакала.
- Меня зовут Прасковья…. Даниель мой братик.
 Анастасия обняла ее в ответ и гладила по волосам.
- Как ты тут оказалась?
 Малышка тихо плакала, но отвечала.
- Люцифер всё время держит меня около себя. Он меня сам лично пытает. Он хочет, чтобы я выросла его покорной слугой….
 Девочка уткнулась лицом в грудь Анастасии и заревела.
- Н-но…. х…. х-хуже всего…. он хочет з-забрать…. Д-даниеляя….
 Анастасия покачала ее на руках.
- Всё будет хорошо, успокойся.
 Девочка вытерла слезы об одежду, в которой умерла.
- Даниель сказал, что потерял тебя три года назад, я думала, ты будешь постарше.
- Это еще одно наказание, которое проходит каждый. Время в Аду течет совсем по другому. Мы будем наблюдать за тем, как растут наши братья и сестры, умирают родители…. Мы переживем их всех…. Я стану твоего возраста лишь по истечению двух земных веков. И по истечению этого времени я всё равно буду приходить суда, в эту пустую усадьбу…. На их могилы….
 Девочка опять заплакала, да еще сильнее, чем раньше. Анастасии было очень жаль девочку, она не знала, что делать. Ей казалось, что она ничем не сможет помочь.
- А как ты смогла выбраться из Ада?
- Я так часто делаю, когда Дьявол уходит. Он держит меня в своей обители, на Девятом кругу Ада. Когда он уходит, у меня получается убежать из тайных проходов, через которые Дьявол путешествует по мирам. Но он всегда будет знать, где я нахожусь, ведь, мою душу продали, и она теперь принадлежит ему. Я не хочу там оставаться…. Там всем очень плохо….
 Анастасия обняла ее крепче. Она хотела что-то сказать этой малютке, но у нее язык не поворачивался соврать, что всё будет хорошо, но она знала, чем можно подбодрить Прасковью.
- Не переживай за Даниеля, с ним всё будет хорошо, я помогу ему.
 Прасковья удивленно посмотрела на нее и на ее глазах опять появились слезы.
- Т-ты… в-в-врешь…. – еле-еле выдавила из себя маленькая девочка.
- Нет, я не вру, мы с Люцифером заключили договор. Он оставит твоего брата в покое.
 Прося вытерла слезы маленькими пальчиками, и сказала с большой серьезностью:
- Когда я умерла Даниель очень мучился, мой брат очень изменился в душе, сейчас он живет лишь тем, чтобы стать сильнее и умнее, и не теряет надежды мне помочь. Но, Дьявол не так глуп. Ему нужны такие простые люди, как мы с тобой. Даниель очень страдал…. Я не знаю, сможет ли он пережить, если и с тобой что-то случится. Если ты попадешь в Ад, Дьявол точно сможет заполучить душу Даниеля. Вот зачем мы ему нужны…. Будь очень осторожна, он расставит всё так, чтобы победа точно была за ним.
- Я сделаю всё, что он скажет.
 Девочка успокоилась и наслаждалась объятиями, ей было очень тепло на руках у Анастасии. Вдруг она хитро посмотрела на девушку и улыбнулась.
- Почему ты так сильно хочешь помочь? Ты влюбилась в моего брата?
Анастасия покраснела как рак, это было видно даже в темноте. Она и не знала, что ответить, так, как еще сама не до конца разобралась в себе. Девочка улыбнулась шире.
- Всё понятно. Если всё закончится хорошо, не оставляй моего братика. Я надеюсь, что у вас всё будет хорошо.
 Совсем близко раздался грохот железной двери. Прасковья быстро спрыгнула на землю.
- Он пришел….
Она убежала, не оборачиваясь и даже не попрощавшись. Люцифер вышел из тени и подошел к Анастасии. Он остановился и принюхался. Дьявол схватил рукой воздух и поднес к лицу, будто так он лучше распознает аромат.
- Пахнет Адом…. Значит, Прасковья была здесь. Ничего, позже с ней разберусь. Возьми это.
 Он протянул алый фрукт с искореженным лицом. Анастасия приняла его, ей было не по себе от того, что маленькое лицо уставилось на нее.
- Это твое первое испытание. Съесть плод дерева Заккум. Этим питаются проклятые души Ада. Второе испытание – с того момента, как ты его съешь, тебе нельзя пить и есть целую неделю. Ну а третье…. Узнаешь, если сумеешь пережить эти. Всё понятно?
 Анастасия кивнула. Она закрыла глаза, чтобы не видеть маленькое лицо фрукта, и поднесла его ко рту. Девушка откусила кусочек и чуть ли не выплюнула его назад. Она будто укусила ежа или кактус. Ощущение, будто тысячи маленьких иголок вонзились ей в рот, или сотни пчел покусали ей язык. Мякоть фрукта была белой-белой, словно мел, а на вкус была настолько противна, сравнима с гноем, и запах имела трупный. Люцифер прикрыл ладонью ей рот.
- Выплюнешь хоть что-то, даже маленькое семечко, я заберу тебя в Ад, и Даниель станет моим.
 Она ела изо всех сил, держась за живот, откусывала кусочек за кусочком, плача при этом. Внутри всё жгло и кипело. Ей казалось, что оно прожжет дыру в ее животе. Ноги подкосились и она упала. Ее язык настолько пожгло, что она перестала чувствовать ужасный вкус. Она ела. Съев последний кусок, она уже не слышала обращенную речь Люцифера. В ее голове и глазах помутнело, она рухнула на землю и потеряла сознание. В приоткрытых глазах виднелось, как силуэт Люцифера покидает ночную усадьбу….


Глава пятая

8 мая 1825 год. Усадьба семьи Анафероз.

 Я привык к тому, что каждое утро меня будит Анна или лучи яркого солнца, так было всегда, но сегодняшний день был исключением. Что-то маленькое и приятное на ощупь терлось о мою руку, прыгнуло с руки на кровать, шмыгнуло на подушку. Маленькое проворное существо. Даже немножко наглое. Оно присело у моего уха и потерлось о щеку. Я приоткрыл глаза, из-за утреннего солнца, бросающегося в глаза, мне, по началу, было трудно разглядеть, что это за неожиданный гость явился ко мне ранним утром. Оно защебетало мне в ухо. Это было неожиданно и немного неприятно, я прикрыл ухо рукой и привстал. Потер ладонью глаза, в это же время, нахальная сущность пригнула мне во вторую ладонь. Я сжал ее и поднес к глазам, чтобы лучше разглядеть. Птичка. Не смотря на то, что она попалась в плен, кажется, ее это совсем не беспокоило. Звереныш был какой-то чересчур радостный. Пел и терся головой о пальцы. Я освободил ее. Крохотная серая птичка сделала круг под потолком, спокойно и беззаботно летала в свое удовольствие, как вдруг, порхнув крыльями, она брошенным камнем устремилась в мою сторону. Поначалу я испугался, чего она хочет от меня? Птица  присела на плечо и ластилась ко мне. Погладил ее грудку. Я прислонил палец, и звереныш с радостью сел на него как на жердочку. Маленьких размеров, около тринадцати сантиметров длинной, тельце пепельно-бурого цвета, с серым исподом крыла, хвостовое оперенье светло-рыжего окраса. Можно смело сказать, что это горихвостка-чернушка. Очень странно было обнаружить ее в своей комнате.
- Откуда ты такая взялась? Окна и двери закрыты.
 Черные глазки внимательно смотрели на меня. Если задуматься, это первая птица, которую я увидел на территории своей усадьбы на протяжении этих трех лет. Удивительно, почему она не боится меня. По своему поведению…. Кажется, что она в меня влюбилась. Если припомнить старые поверья, то птица символизирует какую-то весть. Присмотревшись к ней, кажется, что меня ожидает что-то очень недоброе и плохое. Почему же люди дают такие плохие ассоциации таким милым и добрым животным?
- Не скажешь, откуда взялась?
 Птичка подлетела к окну и потыкала клювом стекло. Видимо так она пыталась сказать, что прилетела из леса.
- Хм…. Какая умная, может, ты мне споешь?
 Звереныш сделал круг вокруг комнаты и уселся на мои взъерошенные волосы. Своими лапками она потопталась по голове, важно села и начала щебетать.
- Маленький нахальный звереныш.
 Из-за этих слов птичка опять встала и начала топтаться по голове.
- Хорошо, я понял, прости.
 Она успокоилась и дальше пела. Я вышел с комнаты и встретил Екатерину Георгиевну, она открывала окна, в усадьбе стоял крепкий хмельной запах с оттенком табака. Даже птичка спрятала голову под крыло.
- Доброе утро.
- Здравствуйте, Император.
 Она посмотрела на зверюшку.
- У вас новые почитатели? Наверное, она залетела, когда я открыла окна.
- Она от меня не отходит.
- Судя по оттенку ее оперения это - самочка.
 Екатерина Георгиевна протянула руку, чтобы погладить ее по голове. Птица поднялась во весть рост, вытянула шею, замахала крыльями и яростно запела. Кажется, она подумала, что Георгиевна хочет мне навредить.
- Вы ей определенно нравитесь.
- Отлично, теперь в меня влюбилась птица.
 Старушка улыбнулась.
- Смотрите, чтобы она не нагадила на вас.
- Пфф… Отец бы сказал, что это к деньгам и сам бы за ней бегал, чтобы и на него нагадила да побольше. Какой ужасный запах.
 Екатерина Георгиевна открыла следующее окно.
- Да, он будет осквернять наши носы еще как минимум несколько дней. Гости вчера хорошо погуляли. Птичка ты будешь кушать?
 Она повернула голову под острым углом и прищурила глазки.
- Может ей каши сварить? Что ты будешь? Есть гречка, горох….
 Старушка стала перебирать всю крупу, что есть в доме. Когда Георгиевна упомянула пшеничную кашу и хлебные крохи, мелкий звереныш подпрыгнул несколько раз на месте.
- Какая умная.
 Я улыбнулся.
- Прям как я.
 Георгиевна тоже порадовалась.
- Неужели будет какая-то весть? Интересно. Может, вы покушаете вместе со своей птичкой?
- Спасибо, я, наверное, покушаю вместе с Анастасией.
- Давайте хоть вас чаем напою.
 Я согласился, так как любил выпить чашечку чая с утра и Георгиева это знала. Мы направились на кухню и решили пройти через первый этаж. Мне было интересно узнать масштабы трагедии после праздника. Спустившись по лестнице, уже всё встало на свои места. Перед ступеньками лежал один из гостей. То, что он лежит тут, было слышно еще на втором этаже. Мужик громко храпел. Я обратил внимание, что на его руке ожог.
- Что это с ним?
- Вчера гости расшумелись, не все разъехались, многие напились. Когда шнапс, шампанское и виски закончились, все принялись пить вино. Кто-то сказал, что вино кислое и нужно чем-то заесть, я решила принести десерт. Подумала, что кто-то захочет выпить чая. И вот тот неловкий момент, когда я несла чайник, этот «джентльмен» решил мне помочь. В итоге он схватился за горячий чайник и вывернул его на руки.
- Я понял, сам виноват. Выживет.
 Мы осторожно переступили через него. Чем дальше мы шли по коридору, тем сильнее становился запах. Я заглянул в приоткрытую дверь праздничного зала. Несколько человек спят на стульях. Красномордый уснул лицом в салате, а его женушка облокотилась о его затылок. Может она пыталась его убить? Оркестр спал в обнимку с инструментами. Некоторые нотные пергаменты были испачканы вином. Везде бардак. Мы зашли на кухню, там тоже было не очень чисто, но хотя бы тарелки были вымыты. Звереныш порхнул и сел на стол. Важно зашагал по нему, осматриваясь. Заметив хлебные крошки, он очень радостно попрыгал и начал их клевать.
- Имей терпение, дождись, я тебя покормлю, - сказала Георгиевна.
Птенчик бросил косой взгляд, обиделся на нее и запрыгал ко мне. Екатерина Георгиевна набрала чайник и поставила его на печь, взяла маленькую кастрюльку, достала крупу, чтобы приготовить каши. Вдруг она застыла. Кажется, она что-то вспомнила. Выйдя из ступора, она куда-то пошла. Ее не было минут десять, вода в чайнике уже закипела, и я сам заварил чай для себя и Георгиевной. Она вернулась, держа в руках большое блюдо с тортом. Он был почти не тронут.
- Значит, до торта не дошло.
- Увы. Еды много осталось, бедная моя фигура….
  Я улыбнулся, звереныш бросал на нас непонятные взгляды. За дверью, ведущей, в коридор, раздался какой-то шум. Затем, кажется, кто-то упал. Крепко ругнулся, поднялся и опять побежал. Мы втроем удивленно смотрели на дверь. Звук приближался. Казалось, что бежит какой-то инвалид, потому что было много ругани и слышно, что кто-то спотыкается. И, наконец, дверь открылась. Это был отец. Лицо красное, в одних штанах, босиком. Воняло от него просто ужасно. Остановился и дикими глазами посмотрел на нас. Он ничего не сказал. Отец рассматривал нас не долго своими краснющими глазами.  Он молчал и, видимо, что-то очень сильно хотел. Наконец, он увидел ведро с холодной водой, стоящее на стуле. Как же яростно и спотыкаясь он бросился на него. Обеими руками схватился за железные края и погрузил голову целиком в воду. Так, как он бежал и придерживал штаны рукой, чтобы они не свалились, сейчас они лежали на полу. Я отвернулся от этого противного зрелища. А Георгиевна что-то засмотрелась…. Даже посмеялась. Он разлил воду на пол, поскользнулся на ней и упал на землю вместе со стулом и ведром. Он сидел на полу с ведром на голове, весь мокрый. Попытался встать. Ну нет же, чтобы в первую очередь снять ведро с головы, он опять упал. Он сидел, кажется, задумавшись, как ему встать. Глубоко выдохнул и ему, видимо, стало всё равно. Он уснул, а мы с Георгиевной смеялись во всё горло. Птичка подлетела, села на ведро и как начала стучать клювом по железному днищу. Отец подорвался и опять упал. Замахал руками и кричал:
-А-а-а-а…. Ты кто, чудовище?? Уйди, кыш. Не убивай меня.
 Мы чуть сами со смеху не попадали на пол. Он держался за ведро и не умолкал.
- Кто это ржет как конь?? Почему так темно?!
 Наконец-то он снял в ведро с головы, посмотрел на нас со злостью. Птичка подлетела и клюнула его в лоб. Отец замахал руками, прогоняя ее от себя.
- Мне кажется, что она тебя презирает. Может нужно меньше пить?
 Он выдохнул и смотрел на лужу под собой.
-Да? А ей какое дело?
 Его ноги тряслись, но он нашел в себе силы и поднялся.
- Пошел я спать.
- Может хватит спать? Уже и вставать пора, - поддевал я отца.
 Он хотел возразить, но тут вмешалась Екатерина Георгиевна.
- Я вам заварю кофе.
 Отец молча кивнул. Погода очень хорошая, мне нравилось это беззаботное и тихое утро. Екатерина Георгиевна налила чай в чашечку и протянула мне вместе с куском торта, который только что отрезала. Отец облокотился об руку и прикрыл глаза, ему она предоставила крепкий черный кофе, но, кажется, он уснул.
- Ты не могла бы сегодня срезать розу в саду и поставить в комнату Анастасии?
- Как скажете.
 Она задумчиво помешивала кашу для птички.
- Долго вы вчера сидели?
Не отвлеклась от своего занятия, старушка с удовольствием вдалась в подробности и описание всего произошедшего вчера. Много чего вчера случилось у пьяных гостей. Некоторые даже чуть не подрались. Никто даже и не понял почему, да и мало кому это было интересно. Рассказала, как некоторые ходили уединялись в саду. Жаловалась, как пыталась всех успокоить, но  получалось это довольно скверно и, она опустила руки. Еще говорила, как устала за всеми убирать, так как нанятые работники тоже начали пить и их садили за столы. На кухню вошла Юля.
- Здравствуйте.
 Екатерина Георгиевна заметила ее пошарпанный вид и растрепанные волосы. Старушка налила ей стакан воды. Девушка трясущимися руками вцепилась в кружку и очень жадно пила. Юлия приземлилась на рядом стоящий стул.
- Как же голова болит….
 Отец поднял на нее свои красные глаза и промычал согласие.
- В полночь я пошла спать, - продолжала свой рассказ Екатерина Георгиевна.
 Я вспомнил про того мужичка, лежащего у лестницы.
- Больше никто не пострадал? Обработай и перебинтуй ему руку.
 Екатерина Георгиевна поняла, что я обращаюсь к ней и она молча кивнула.
- Думаю здесь только я в состоянии это сделать. Больше никто не пострадал.
 Птичка уже устала ждать, пока ее накормят, она подлетела к старушке, присела на плечо и нетерпеливо смотрела, как Георгиевна готовит.
- Кто-то еще будет кушать?
 Отец с Юлей побледнели на глазах и прикрыли рты ладонью. Они помахали головой. Заботливая старушка налила им еще воды. Отец потрогал свои карманы и протянул Георгиевне ключ, она открыла кладовую, где хранились дорогие напитки и нашла там припрятанные сигары. Отец закурил.
- В доме и так скверно пахнет, да еще и ты куришь. Может, начнешь курить на улице? – возразил я. 
- Мой дом, делаю что хочу.
- Даже не сомневался, что ты так ответишь.
 Он улыбнулся.
- Если не сомневался, зачем спросил?
 Я тоже улыбнулся.
- Надо же с утра поёрничать и поднять себе настроение.
Отец опять глубоко и томно выдохнул.
-Только не сегодня…. И так тошно.
 Юля уснула на стуле, Екатерина Георгиевна бросала на нее взгляд, но не спешила будить. Заботливая старушка тоже заварила для нее кофе. Вдруг раздалось счастливое щебетание. Птичке предоставили две тарелочки: в одной каша, а в другой – разломанный на кусочки хлеб. Георгиевна поставила перед ней небольшое блюдечко с водой. Вместо того, чтобы пить, звереныш запрыгнул в него и начал плескаться, набирал в клювик немного воды и чистил свое оперение. Мне эта птичка очень нравилась, даже животное умывалось и приводило себя в порядок перед приемом пищи. Она заметила, что я с большим интересом смотрю на нее. Птица задумалась и тоже засмотрелась на меня, а потом довольно запрыгала, набрала в клювик воды и подлетела ко мне. Сначала я не понял, чего она от меня хочет. Маленькая потерлась своей лапкой о мои руки, я выставил ладони. Она вылила на них воду. Кажется, она хочет, чтобы я тоже с утра вымыл руки.
- О, спасибо тебе.
 Птичка опять запрыгала. Мне показалось, что она уже не отстанет от меня и ей нужно дать имя.
- Как тебя назвать? Как тебе имя Марго?
 Птица не выразила никаких чувств, а все присутствующие с интересом наблюдали за происходящем. Екатерина Георгиевна вмешалась.
- Император, на сколько я знаю, животным нежелательно давать человеческие имена.
 Звереныш разозлился на нее и махнул хвостом. Наверное, так птичка намекала, чтобы старушка не лезла.
- Ладно, мы это потом обсудим.
 Я захватил ложечкой кусочек торта и предложил птичке.
- Будешь?
 Она радостно начала клевать, но тут опять вмешалась Екатерина Георгиевна.
- Не кормите ее с рук, это всё же животное, - голос ее звучал как-то очень грозно.
 Птичка обиделась на нее, подпрыгнула к своим тарелочкам и принялась кушать то, что ей насыпали. На кухне было очень накурено, старушка приоткрыла окно. Дышать стало намного легче. Пока мы сидели и завтракали, на кухню зашло несколько проснувшихся гостей, поблагодарили за праздник, и ушли. Некоторые даже не удосужились извинится за свое поведение. В помещение зашел тот мужчина, который обжог себе руку. Его состояние было сравнимо с состоянием отца, а может даже и хуже. Он постанывал из-за боли и не мог сжать пальцы, рука, к тому же, сильно тряслась. Георгиевна угостила его стаканом воды, кофе, спустилась в свою коморку и принесла бинты и чем можно обработать руку. Здоровый мужик сидел и ныл как маленький ребенок, когда старушка обрабатывала руку, она дула на рану, чтобы было не так больно. Господи, какой стыд, взрослый же человек. Отец предложил ему сигару и теперь они дымели вместе. Они оба посматривали на кладовую с напитками.
- А может…. Поправим свое здоровье с утра? – предложил гость.
 Отец приоткрыл рот, но я его опередил.
- А ваша красивая рожа не треснет?
 Гость печально вздохнул. Оркестр тоже ушел, дико извиняясь за свое поведение. Нашу маленькую кампанию посетил красномордый. Когда он вошел я разразился смехом, наблюдая, как он заходит. Он даже не удосужился вытереть лицо от салата, в котором он спал. Пухлый мужчина двигался на ощупь, держась за стены. Георгиевна протянула ему полотенце. К этому времени птица наелась до отвала. Распушилась вся на радостях, ей даже было трудно поднять себя. Она медленно подошла ко мне, помахала крыльями. Видимо, ей трудно было подлететь и она намекала, чтобы я ее поднес к себе. Я усадил ее на ладонь и преподнес к лицу. Животное потерлось о мою щеку, защебетала.
- Не за что, приходи еще.
 Она усердно взмахнула крыльями и с трудом улетела в открытое окно. Когда вошел красномордый, он поздоровался и спросил, что на завтрак. Не сомневался, что он это спросит. Я протянул ему тарелку, с которой кушала птичка.
- Сегодня у нас каша, будете?
 Екатерина Георгиевна сжалилась над ним, забрала у меня тарелку и насыпала ему нормальной еды. Я даже немного обиделся, что она мне помешала. Так и хочется с утра над ними всеми поиздеваться.  Они все такие смешные после праздника, столько поводов есть. Особенно, после рассказов старушки о вчерашнем…. Она прям сама вложила мне оружие в руки. Он посмотрел на кашу, заметил, что я кушаю тортик и сказал так жалостно-жалостно:
- А мне сладенького?
 Я тоже хотел спросить, не треснет ли у него лицо, ведь я видел сколько он съел вчера, но воздержался. Мне показалось, что это уже чересчур, да и второй раз это повторять как-то не хочется. Екатерина Георгиевна протянула ему вторую тарелку. Его кусок был побольше моему, но с его размерами, это понятно почему. Он сел возле меня. Я отодвинулся, потому что от него тоже пахло явно не розами. Я доедал свой торт, а он уже успел утоптать всю кашу и принялся за сладкое. Честно, это немного удивляло, но всё равно противно. Когда-нибудь он умрет от того, что подавится. Георгиевна закончила обрабатывать руку.
- Я только перебинтовала и обработала, но вам всё равно нужно обратится за медицинской помощью. Сейчас это всё, что я могла сделать.
- Спасибо вам. За вчерашнее тоже благодарю, что было отлично. До свидания.
 Мы попрощались, а  красномордый сказал что-то непонятное, он был занят своей едой, набил себе полный рот. Я вдруг подумал об одной вещи. Многие гости и прислуга давно проснулись, привели себя в порядок и ушли, но до сих пор не вышла Анастасия. Следует ее навестить, всё равно я хотел оставить эту компанию, мне она не очень приятна. Я направился к ней через лестницу за кухней, так было короче и можно избежать нежелательных встреч. Почему-то на меня накатили тревожные мысли. Если задуматься, ночь была очень спокойной сегодня. Ко мне не пришел мой незваный гость, как он обычно любит это делать. Сомневаюсь, что он решил сделать мне подарок своим отсутствием. Он бы так не поступил. Глупо задаваться вопросами, на которые сам не можешь дать ответ, но тревога всё равно не отступает. Не может быть всё так просто. Я постучал. Никто не ответил. Из окон было видно, как гости садятся в экипажи и покидают усадьбу. Наблюдая за ними, моя тревога росла. Я постучал еще раз, но опять же молчание.
- Анастасия, доброе утро, это Даниель.
 Мне никто не ответил. Я дернул дверь, на удивление она была открыта. В комнате пусто. Кровать не заправлена, значит, она ложилась спать. Обуви тоже нет. Куда она могла пойти?  Что могло случится? Я запаниковал, но пытался успокоится, ведь нет причин переживать. Может она куда-то ушла? Я увидел библию на столе, и меня это натолкнуло на мысль, что Анастасия может быть в библиотеке. Я направился туда. Шел я достаточно быстро, и, чем ближе я приближался к цели, тем спокойнее мне было, ведь, казалось, что мои мысли довольно правдоподобны. Я зашел в библиотеку. Тут тоже нет. Я осмотрел все внимательно, обошел все книжные полки и ряды, посмотрел в каждый закоулок. Я начал очень переживать. Я бездумно обходил усадьбу, каждую комнату. Мне встречались разные люди, они гневались, когда я врывался, но мне было всё равно. Я спрашивал, не видел ли кто-то Анастасию, все дружно отрицали. Мое переживание всё росло и росло. Я зашел в банкетный зал и смотрел там, может она спустилась вчера к гостям? Тоже тщетно.
 Пока я выискивал Анастасию среди гостей, из сада вышла Екатерина Георгиевна. Она держала в руках розу. Ее лицо выражало недоумение и переживание.
- Там что-то с Анастасией… Она в саду, - тихо сказала старушка.
 Я подвинул ее рукой, это получилось немного грубо и, она чуть не упала. Но я не извинился, даже не подумал об этом, не обратил внимания. Сейчас мне важнее Анастасия. Я вошел в сад и думал, что знаю, где можно ее найти. Если она пришла сюда ночью, то, скорее всего, ее можно найти около беседки. Да, она была там. Я увидел ее еще издалека. Анастасия лежала на земле у беседки. Я подбежал к ней.
- Анастасия, что с вами?!
 Она была без сознания, казалось, что девушка просто спит. Я потряс ее, пытаясь разбудить, но ничего не получилось. Наклонился к ее губам…. Дышит. Выглядела она очень бледно, кожа влажная и холодная на ощупь. Кажется, у нее была лихорадка. Неужели она пролежала тут всё утро? Это очень плохо, она могла замерзнуть и простыть. Я недолго думал и принял решение отнести ее в дом. Конечно, я бы не смог поднять ее и отнести на руках, решил тянуть. Я приподнял ее, взгромоздил ее спину, скрестил руки девушки на своей груди, с трудом поднялся на ноги и потащил.
- Помогите! Кто-нибудь!
 Из окон зала высунулось несколько гостей, но никто не спешил помогать. Все просто смотрели. На помощь выбежал наш садовник, Василий Иванович. Он забрал у меня Анастасию и отнес ее на руках в усадьбу. Василий Иванович был высок, мне пришлось бежать, чтобы подоспеть за ним. Он занес Анастасию в зал.
- Куда ее?
 Рядом стоял стол, за которым сидел мужчина и доедал остатки со вчерашнего праздника. Я схватил скатерть и сбросил на пол всё, что стояло на столе.
- Клади ее.
 Мужчина начал возмущаться и говорить: «Я же ел!».
- Заткнись, меня это не интересует, - таков был мой ответ.
 Люди столпились вокруг стола и смотрели на Анастасию, это меня очень злило.
- Вы на что все уставились?! Вам здесь не цирк. Пошли все вон, праздник закончился.
 Никто не спешил уходить, я ударил ногой по разбросанным по полу тарелкам, они полетели в сторону гостей.
- Я кому сказал?! Пошли вон!
 Конечно, никому не понравилось мое поведение, они ругались и перешептывались, но ушли. Я приказал Екатерине Георгиевне вызвать врача, а Василию Ивановичу принести миску теплой воды и чистую ткань. В это же время я осматривал Анастасию, мне показалось, что ее могла укусить змея, но на теле не было ничего. В зале столпилась прислуга и родители. Вид у всех был далеко не парадный. Они недавно продрали глаза и не понимали, что происходит.
- Ну и что вы на меня смотрите? Я не знаю, сколько времени она пробыла на улице, закройте окна! В доме не должно быть сквозняков.
 Они послушались и мертвым шагом рассосались по усадьбе, закрывая окна на каждом этаже. Я быстро поднялся в комнату Анастасии, схватил одеяло. Честно себе признаться, я и понятия не имел, что делать. Я думал, если у нее переохлаждение – ее нужно быстро согреть. Скорее бы приехал врач….  Прислуга привела себя в порядок и принялась убирать в доме. Я укрыл Анастасию одеялом, мне принесли чайник, миску, воду и ткань. Я разбавил воду из чайника, чтобы она была теплая, оторвал кусок ткани, намочил, и вытирал девушке лицо, руки, шею. Я надеялся, что ей станет тепло, даже позволил себе обнять ее. Отец был не рад, что я с такой грубостью выгнал его гостей, он пытался заговорить об этом, но я его выгонял. Анастасия стала чуть розовее, но у нее постепенно поднималась температура, мне пришлось отодвинуть одеяло. Никто не подходил к ней, кроме меня и Георгиевны, может, им было всё равно или были другие причины, не важно. Я попросил старушку посидеть рядом, а сам вышел на крыльцо, сел у дороги и высматривал врача. Долго я сидел…. Ко мне подошла мама.
- Сынок, иди поешь.
- Не хочу.
 Она присела возле меня, на пороге усадьбы стоял отец и смотрел за нами, иногда они с матерью встречались взглядами.
- Тебе нужно поесть, врач так быстрее не придет.
- Я знаю, что так быстрее не будет. Не важно. Я всё равно буду сидеть тут и ждать.
 Она положила свою ладонь мне на плечо, но я убрал ее руку. Я поднялся  к себе, достал из шухлядки дубового стола дневник, чернила и перо. Спустившись, заглянул в зал.
-  Ну что, она не пришла в себя?
 Екатерина Георгиевна покачала головой. Я старался не показывать виду, что переживаю. Отец стоял на пороге. Я хотел выйти на улицу, но он встал предо мной.
- Отойди.
 Он смотрел на меня и будто не слышал. Со всей силы я наступил на пальцы его правой ноги. Он запрыгал как заяц, очень матершинный заяц. Я спокойно прошел дальше. Я не хотел уже садится у дороги, не хотел, чтобы меня трогали. Поэтому я спустился вниз по дороге, там был маленький домик, где можно было остаться наедине с собой. Я направился туда, пиная по дороге камушки. Было жарко, если у Анастасии начнется лихорадка, это очень плохо, при такой-то погоде. В том домике никто не жил, и его мы не трогали. Хотя, если задуматься, почему Екатерина Георгиевна не переселится из своего подвала в это место? Какой никакой, но, всё же комфорт. Дверь была не заперта, как обычно. Когда я хотел, чтобы никто не нашел меня, я тихонько и незаметно убегал прочь ото всех на озеро или в эту хижинку. В последнее время я бывал здесь часто, отец в командировке, мать училась играть на пианино, было довольно шумно, а я наоборот люблю тишину. В общем, из-за частых визитов, для своего досуга и удобства, еще неделю назад нанес дров, оставил воды, принес чай. В маленьком домике, состоявшей из прихожей, небольшой комнаты и очень-очень маленькой кухни, было пыльно. Чисто было только в области стола, это было мое маленькое рабочее место. Сказать что я ленивый…. Не знаю, просто я не хотел ничего менять в этом месте, оно не изменилось с тех пор, как мы побывали здесь с Прасковьей. Я растопил печь и нагрел чайник, сахаром я не запасся, ну ничего. Я открыл дневник, заварил чай и думал, что хочу написать. Не очень то и хотелось выкладывать сегодня свои мысли, писать большие тексты, я решил написать стих. Слова сами лезли в голову, осталось лишь сложить их в одну кучу и разложить по местам. Я начал писать, недолго отвлекаясь от бумаги, покручивая перо в пальцах. Стихи дело неторопливое, можно испортить много бумаги, вот я уже почеркал несколько строк и вымазал руку в чернилах. Обычно написание одного стиха занимало до часу моего времени. Прошел час и я перечитывал то, что успел написать. За это время я выпил две чашки чая.

Любите

Любите друг друга,
Цените друг друга,
В сумерках угасшей зари.
Не обращайтесь с людьми,
как с животным,
Будто у вас нет души.

Берегите друг друга,
Защищайте друг друга,
Поддержите чужие мечты.
Оставайтесь людьми до скончания времен,
И для нас расцветут иные миры.

 Я закрыл дневник и рассматривал помещение. Наверное, Георгиевна не хочет сюда переселится, потому что знает, что это мое небольшое убежище от всех. Даже она никогда сюда не приходит, когда все меня ищут, а она прекрасно знает, где я могу быть. В дверь постучались, я открыл. Предо мной стоял небритый мужчина лет тридцати пяти, высокий, маленьких очках с круглой оправой, приятный на вид. Одет в строгий серый костюм, в руках держал небольшой саквояж.
- Здравствуйте, я заметил дым из этого домика и подумал, что тут кто-то есть. Я врач.
 Я отодвинул его, вышел на улицу и осмотрелся.
- Не вижу на чем вы приехали. Что, врачи уже пешком ходят? Можно было и побыстрее. Идем.
Я зашагал очень быстро. Так, что врач ели поспешал за мной.
- Так, что там случилось? – на бегу спросил врач.
 Я коротко рассказал ему о том, как Анастасию нашли в саду без сознания, сколько она так пробыла, как выглядела. Врач уточнял некоторые моменты, к примеру, какие змеи тут водятся, но я сказал, что уже осмотрел ее на наличие укусов. Он поспешил и уже был впереди меня, его встретила мать. Точнее, она, скорее всего, высматривала меня, ведь ей на самом деле было безразлично состояние Анастасии. Врача провели в зал, оказалось, что Анастасия до сих пор не пришла в себя. Врачу было не совсем удобно рассматривать свою пациентку в таком помещении, ее перенесли в ее комнату. Он сказал, будет лучше, если она будет лежать в кровати, а не на холодном дубовом столе. Василий Иванович вновь взгромоздил ее на руки, мы все шли за ним.  Меня попросили оставить их. Как только Анастасию положили в кровать, вышли все. Мне не очень нравилось, что меня выгнали, и они остались наедине. Я очень не любил ждать…. Но, что поделать?  Я шагал из стороны в сторону по длинному коридору, не находя себе места. Рядом с комнатой Анастасии стояла мать и Екатерина Георгиевна. Я прошелся чуть дальше по коридору, дверь в кабинет отца приоткрылась, он высунулся, посмотрел на всё происходящее.
- Иди сюда, - позвал он меня.
- Чего тебе надо от меня?
- Зайди.
 Я подумал, ведь всё равно делать больше нечего, решил зайти. Окно в комнате было приоткрыто, он сел за свой большой стул, закурил сигару и попивал алкоголь.
- Зачем ты опять пьешь? Как ты можешь пить сейчас.
- Я решил поправить свое здоровье.
 Мне казалось, что он слегка выпивший, лицо его было уж больно счастливое.
- Зачем ты меня позвал?
 Он достал из стола небольшие карманные часы, они были золотые. Отец бросил их на стол.
- Возьми их.
 Мне стало немного интересно. Конечно, сейчас было совсем не до этого, но хоть как-то я могу себя отвлечь. Я взял холодный желтый кусок метала в свои руки. На нем была гравировка: «Добивайся успеха в любое время». Отец молвил слово, широко улыбаясь и будто издеваясь с меня:
- Я тебя вчера не поздравил, так как еще не было подарка, но вот, привезли наконец. Желаю тебе никогда не забывать о времени. Хочу, чтобы ты пошел по моим стопам и достиг того, чего и я.
 Мне стало противно от его слов….
- Ага, спасибо….
 Я подбросил эти часы в руке. Они мне стали ненавистны. Никогда я не стану таким как он. Я сжал часы в пальцах и бросил в него. Он не ожидал этого, но спел увернутся и часы полетели в окно. Разделся характерный звук. Отец очень разозлился:
- Что ты сделал, ты хоть знаешь, сколько они стоят?!
- Если они и правда из золота, ты сможешь продать их за полцены. Я не раз говорил тебе, что никогда не стану таким как ты, не задевай меня этим. 
 Я вышел из кабинета. Мама и Георгиевна смотрели на меня. Кажется, они услышали крик отца, но не спрашивали, что случилось. Они уже привыкли к этому. Екатерине Георгиевна решила, что нужно накрыть небольшой стол в гостиной и напоить врача чаем, поэтому, покинула нас. Всего одна единственная дверь отделяла меня от неизведанного и неожиданного. Почему-то врач задержался очень долго, я хотел зайти, но мать меня остановила. Отцу было скучно, он приоткрыл дверь кабинета и наблюдал за нами. Как раз в этот момент вышел врач. Он тихо прикрыл дверь. Его лицо не сулило добрых вещей, мне уже известно такое выражение…. Именно так и выглядел врач, когда поставил Прасковье смертельных диагноз. Мама скооперировалась и пригласила доктора спуститься в гостевую, попить чаю. Она грозно посмотрела на отца, он сразу же понял, что ему следует пойти с ними. Видно было, как сильно он не хотел этого, но пришлось, чтобы не влетело от супруги. Я проследовал за ними, но доктор отстранил меня и сказал, что мне стоит погулять. Ничего страшного, ни в первой. Мне нужно было лишь дождаться, пока они спустятся в гостиную и подслушать тайный разговор. Я стоял и смотрел на дверь Анастасии, я переживал и очень желал услышать приговор врача. Как же долго тянулись минуты под шепот шагов и прогибающейся половицы…. Наконец-то прозвучал скрип закрывающейся двери, я тихонько спустился вниз. Георгиевна вышла с пустым подносом в руках, она видела, что я крадусь, но ничего не сказала. Я прислонил ухо к двери. Раздался звон фарфора и льющейся воды, мама налила всем чаю.
- Сигару? – предложил отец.
- Спасибо, не откажусь.
 Откуда он их берет? Иногда кажется, что вся усадьба понатыкана табаком. Я услышал, как зажегся огонь и раздался запах табачного дыма.
- Так что же с ней? – прозвучал голос матери.
 Врач долго молчал.
- Я осмотрел ее тело. Ее кожа влажная и бледная, на нижней части грудной клетки, животе и боковых отделах туловища – сыпь, которая исчезает при надавливании на него стеклом. При осмотре живота я выявил увеличенную печень и селезенку. Сердечные тоны глухие, пульс замедлен. На языке коричневый налет с отпечатком зубов. По всему этому с уверенностью можно сказать, что у этой девочки брюшной тиф.
 В воздухе витало молчание. Я не понимал, что происходит. Мать задала вопрос:
- И что это такое? Это очень опасно?
- На данный момент да. Заболевание в самом разгаре. У нее будет тяжелая лихорадка, будут мнимые проявления светлых промежутков, но лихорадка вернется. Следует отметить, что сейчас она очень заразна и является очагом инфекции.
 Опять молчание.
- Как оно передается?
 Врач уже собирался ей ответить, но я услышал громкий шум.
- Она, наверное, трахалась с кем попало?!
 За дверью доносились крики и вопли, звук бьющихся и падающих вещей. Кажется, мать била отца и бросала в него что под руку попадет, а тот кричал и просил ее успокоится.
- КОГО ТЫ ПРИВЕЛ?? Грязное животное! ЗАЧЕМ ТЫ ПРИВЕЛ В ДОМ ЭТУ ПОТАСКУХУ??
 Она стала орать на него. Врач попытался успокоить ее, он пытался перекричать злую женщину…. Как же во мне бурлила кровь, смешивалась со злостью и ненавистью. Как же мне хотелось ворваться в ту комнатку, высказать при всех, то, кем она сама является на самом деле. Поведать всем, что я повидал 20 апреля этого года, что творилось в ее комнате примерно в час ночи…. Как она раздвинула ноги…. Рассказать всё в деталях…. А потом взять торшер и со всей силы ударить им по ее лицу, размозжив голову…. Крики врача привели меня в чувства.
- СТОЙТЕ. С-Т-О-Й-Т-Е!
 Затихло…. Но я слышал, как тяжело дышит мать….
- Теперь мне придется обработать вашу голову и наложить бинт, идите сюда.
 Через пять минут отец сидел и жалился, как ему больно, видимо мать хорошенько его зацепила. В то время, когда врач обрабатывал голову отцу, он параллельно объяснял и вводил в курс медицины моих темных родителей.
- Это заболевание передается не таким путем. Очень часто оно передается с водой, реже с пищей, при контакте с больным человеком. Это ваша дочь?
 Мать злостно ответила:
- Нет. Мы вообще знакомы с ней лишь несколько дней.
- Просто, это заболевание развивается минимум за неделю. Раз вы ничего не заметили, значит, болезнь скрывала себя до своего разгара, такое бывает редко, но всё же, не исключение. 
 Тут уже заговорил отец, правда, осторожно и тихо, боясь опять вызвать приступ агрессии у супруги.
- И что нам с ней делать?
- Готово, - видимо врач перебинтовал голову. – Это заболевание довольно сложное, долго лечится, возможно, ее состояние ухудшится. Очень велика вероятность, что она умрет….
 Моё сердце сжалось…. Стало очень больно на душе, хотелось плакать…. Сначала Прасковья, теперь она…. Почему я должен пережить это снова?
- Ей нужно оказать специализированную помощь в больнице, так ее шансы выжить возрастут. Только так можно что-то сделать, но стоить это будет, честно признаться, дорого.
 Опять возникла тишина. Эта новость подбодрила меня, я воодушевился, что есть хоть какой-то шанс.
- Ага, сейчас. Почему мы должны это делать? Упала на наши головы. У нее вон родственники есть в каком-то захолустье, пусть забирают ее и лечат, это не наша проблема, - возразила мать.
 Я машинально, совсем не думая открыл дверь и ворвался в комнату. Все бросили на меня удивленные взгляды. По полу были разбросаны разные вещи и лежали осколки посуды. У моих ног лежала целая чашечка, я взял ее и бросил в мать, она попала прямо в плечо. Я поднимал разные вещи, всё, что попадется под руку, даже не глядя. Я бросал вещи и кричал на нее:
- НЕ НАША ПРОБЛЕМА?! ЗАЧЕМ ЭТО ДЕЛАТЬ?!
 Мать прикрывалась руками от летящих в нее предметов. Никто не заступился нее, рядом сидящие с ней бабы прикрывались, как и она, боясь, что им тоже влетит.
- Когда же ты закроешь свой рот и научишься думать не только о себе?!
 Врач сидел молча, конечно, это ведь не его дом, не его проблемы, он боялся что-либо сказать. Я обратился к врачу:
- Хотите новость?! Да она и от дочери своей отказалась, боялась подойти, потому что ей поставили смертельный диагноз. Она боялась заразиться. Только я был с сестрой до самого конца.
 Я посмотрел на нее.
- Тварь ты последняя, а не мать. 
Отец хотел возразить и остановить меня.
- Хоть ты заткнись, а то в тебя прилетит не посуда, а торшер. И тогда простыми бинтами ты не отделаешься. 
- Знаете, мне, наверное, лучше уйти….
 Врач привстал.
- А ну сидеть, Гиппократ недоделанный.
 Он присел. Наверное, он не ушел лишь из-за своей врачебной солидарности, так как видел, что я сейчас не в себе. Врач сидел молча, делая вид, что ничего не слышит.
- Прасковья умерла. Прошло три года. Я вижу, что вы уже забыли это…. Но, эту утрату, я никогда не забуду и пронесу ее всю свою жизнь…. Вы хотите, чтобы я опять это пережил? Хотите, чтобы у меня совсем не было детства?  На всех нас лежит грех за смерть Прасковьи, особенно на тебе, - указал пальцем на отца. – И вот, у нас появился шанс, история повторяется. Мы можем спасти жизнь одного человека, хоть и не смогли помочь Прасковье….
 Все сидели молча, как воды набрали. Я обратился к отцу.
- Если тебя даже после этих слов жаба душит, не переживай, не за свои деньги ты ее будешь лечить. Я уверен, что кроме всей этой ненужной ерунды, гости дарили деньги. Так как я еще мал, свои бумажки, скорее всего, они отдали тебе. Эти деньги пойдут на ее лечение. Мне будет гораздо спокойнее, если она лечится будет у нас дома, я всегда смогу быть рядом и следить за ее состоянием…. Так было с Прасковьей…. Если я ее спасу, я буду знать, что не зря живу, не зря стараюсь изо всех сил стать лучше…. Это возможно?
 Врач сидел задумавшись, и не сразу понял, что я обратился к нему, видимо, мои слова его сильно затронули.
- Лечить ее на дому?
 Он опять задумался, но уже по другому поводу.
- Думаю, возможно. Я могу написать вам список, что следует купить. Так же, объясню, что делать, как за ней ухаживать, дам точную характеристику препаратов, скажу, как,  что и в каких дозах давать.  Кто готов?
 Родители молчали. Это понятно. Я понимал, что никто из них не станет геройствовать из-за Анастасии, раз они не подходили даже к своей больной дочери. Мне не привыкать, не первый раз приходится сидеть с таким человеком, рискуя своей жизнью, я собрался согласиться.
- Я буду за ней следить и выполнять все рекомендации.
 Я удивился. Никто из нас не заметил, как на пороге появилась Екатерина Георгиевна, держа в руках веник и совок. Может, она тоже решила подслушать, как и я?  Старушка выглядела очень решительно.
- Мне не сложно. Я старая и больная женщина. Однажды я сказала этому маленькому господину….
 Она процитировала высказывание, которое когда-то врезалось в мою голову, его я запомнил на всю жизнь…. Я тихонько повторял за ней слово в слово: «Знаете Даниель, я многое в жизни повидала, многое натворила, но на своих преклонных годах никогда не думала, что придется видеть смерть молодых, это - величайшая мука».
- Даже, если я заболею и умру, я, вряд ли, причиню кому-то большую боль. Я отжила свое и не хочу пережить еще одну молодую душу, еще раз увидеть боль этого маленького мальчика. В общем, я готова. 
 Меня поражало молчание родителей, я никогда не ошибался в мимике или жестах людей, но сейчас я не в силах даже заподозрить, о чем они думают сейчас, они сидели неподвижно и отрешенно…. Может, они вспомнили Прасковью? Слово взял врач, он обратился к родителям.
- Всё это хорошо, но, что скажете вы по этому поводу? Всё же вы в этом доме главные. Вы согласны приютить эту больную девушку в своем доме? После таких замечательных и трогательных слов, я вряд ли бы отказал. Честно, как врач, я видел много смертей, казалось, мое сердце затвердело, но сегодня до него достучались….
 Отец молча кивнул в знак согласия, супруга посмотрела на него недовольным взглядом, но ничего не посмела сказать, ведь он хозяин дома.
- Но, есть одна проблема, - продолжил врач. – Я заметил, что у вас недавно был праздник. Как и говорил ранее, данное заболевание очень заразно и может передаваться от одного человека к другому. Моя обязанность как врача – предотвращение вспышки эпидемии. Вы должны оповестить всех своих гостей, они должны прийти на обследование ко мне в кратчайшие сроки. Еще нужно осмотреть источники воды, сколько же это мороки….
 Отец изменился в лице, он очень испугался. Это понятно, ведь, если, все узнают и окажется, что он заразил половину Санкт-Петербурга – его карьере конец. Учитывая, что шансы умереть высоки.
- Постойте, может, не будете столь радикальны?
- Увы, я ничего не могу с этим поделать.
 Я заметил корыстный огонек в его глазах.
- Но…. – начал мычать отец.
Я выдохнул.
- Господи, и как же ты стал аристократом? Денег он хочет, разве не видно? Не думал, что вы окажетесь таким подлым и корыстным человеком.
 Врач стыдливо улыбнулся и почесал затылок.
- Каждый выживает, как может, такова жизнь. Если хотите, ко всему прочему, могу предоставить свои услуги. Я могу заходить каждый день к вам на один час и следить за выздоровлением вашей девушки. Согласимся на таких условиях?
 Отец хотел опять возразить, но я опять опередил его.
- Согласимся.
Я посмотрел на отца, его уже начинало бесить, что я влезаю перед ним и не даю сказать и слова.
- Мы же договорились, ее будут лечить на подаренные мне деньги. Если не хватит – можно продать кучу барахла, которого мне надарили.
 Он согласился.
- Я оказал уже некую помощь. Сейчас у нее нет лихорадки. Учитывая, сколько она пробыла без сознания и мою оказанную помощь, думаю, она скоро придет в себя.
- Спасибо вам, - поблагодарил я его.
 Врач и Екатерина Георгиевна вышли и поднялись к Анастасии. Доктор хотел воочию рассказать и показать Георгиевне, что делать в том или ином случае, как оказать помощь. Он пообещал приходить каждый день после обеда и наблюдать за состоянием моей гостьи. Меня слегка воодушевляли слова врача, что шанс есть, я был благодарен Георгиевне, что она вызвалась помочь. Отец с неохотой, но пошел в кабинет за деньгами, подаренными мне вчера. Первую выплату нужно было сделать сегодня, да и выдать денег Георгиевне, чтобы та купила лекарств. Я остался с матерью один.
- Не стыдно тебе говорить такое?
 Ее как по затылку ударили.
- Говорить что? Ты обвиняешь меня в том, что я твоя мать и переживаю за тебя? Привели незнамо кого, теперь хлопот не оберешься….
- Ты и вчера пыталась всеми силами задеть Анастасию. Тебе напомнить твое происхождение? Вы одного поля ягоды с ней. Если бы не отец, ты бы крутила хвосты коровам.
 Она разозлилась.
- Это было в прошлом!
- Это было, есть и будет всегда. В отличии от тебя, ни я, ни Анастасия, Георгиевна, Анна, ни, даже, Василий Иванович, никто из нас не отрекся от своего происхождения. Кем бы ты не стала - всегда помни с чего всё начиналось. Ты слишком зазналась, так можно и души лишиться.
 Ее молчание меня просто убивало. Но, в некоторых случаях, молчание – это хорошо. Это показывает, что человек и правда задумался над высказываниями, полученными в его сторону. Это показывает, что собеседник задумался и погрузился в рассуждения. В данном случае мне показалось, что сказать что-то еще, она не в силах, или же просто не хочет. Я вышел из гостиной. Екатерина Георгиевна собралась и, в сопровождении врача, покидали усадьбу. Врач шел неторопливо, но старушка, явно, как минимум вдвое, шагала очень быстро и поторапливала своего спутника. Остальная прислуга, отобедала, привела себя в порядок и принялась убирать в усадьбе. Я вспомнил, что Георгиевна выронила розу, кажется, стоит вернуться в сад и срезать новую. Я вошел в банкетный зал, прислуга была похожа на сонных мух, они делали всё очень медленно и неторопливо. Праздник закончился, поэтому отец стоял перед аркой, чтобы закрыть на ключ главный вход в сад. Он был не очень доволен, ему не нравилось расточительство, хоть и деньги были не его, было заметно, что на его душе остался неприятный осадок. Еще, наверное, он боялся, что врач всё же не сдержит язык за зубами.
- Постой, не закрывай. Я хочу сорвать розу.
 Он нахмурился.
- Ты каждый день будешь по розе срывать? Такими темпами сад будет лысый.
- Это я приказал высадить его, он мой, могу и весь ободрать, если захочу.
 Он пропустил меня ни сказав ни слова, да, он явно был не в духе. Я прошел в сад и выбрал, на мой взгляд, самую красивую розу. Меня не покидали мысли, что Анастасия скоро очнется. Но, я захотел немного побыть один со своими мыслями, перед тем, как придти к ней. Я сел на лавочку под деревом и смотрел на его ветки и листья, что не пропускали жаркие лучи солнца. На одной из веток я заметил маленькое гнездо, спрятанное в листьях. Оно было еще какое-то хиленькое и безобразное, видимо, оно еще было не готово для жилья. Внутри никого не было. Странно, почему жизнь понемногу наполняет эту усадьбу, не смотря на всё, что тут когда-то происходило и происходит. Я думал о том, что уже произошло сегодня: вспоминал, как нашел Анастасию, в каком состоянии она была, припоминаются слова врача и поведение моих родителей, вспоминается Прасковья….  Но я решил взять себя в руки, ведь есть шанс, что-то можно сделать. Я встал и направился к Анастасии. Мне не интересно было наблюдать, что сейчас происходит в доме, сейчас я был отстранен от всего, мне хотелось побыть со своей гостьей, хранить ее покой. Я вошел в ее комнату. Анастасия была без сознания, опять же казалось, что она спала. Я поставил стул около ее кровати и сел рядом. Я не ставил розу в вазу, хотелось вручить этот цветок Анастасии когда она проснется. Ее переодели в чистую одежду. Видимо, это сделала Георгиевна. Она очень заботливая. Я сидел и ждал, когда же проснется Анастасия и не заметил, как уснул….

 Я лежал на чем-то мокром и мягком. Тело было каким-то непривычно тяжелым, веки налились свинцом, их трудно было открыть. Я поднялся с холодной земли, выпрямил спину. С трудом, но мне удалось открыть глаза. Предо мной раскинулись бесконечные поля кровавого мака. Сотни тысяч, миллионы, неисчислимое количество цветов поднимали свои бутоны в небо. Я посмотрел вверх. На темном беззвездном и безоблачном небе красовался черный солнечный диск и серебряной короной, излучая и обнимая нас своими седыми лучами. На противоположной стороне, как его насмешливое отражение, располагался серый полумесяц.
- Даниель! – раздался чей-то голос.
 У меня сердце сжалось в груди. Кажется, голос принадлежит Прасковье. Я оглянулся по сторонам, но не мог понять, откуда раздался зов.
- Помоги!
 Я побежал по маковому полю в ту сторону, где, мне казалось, могла быть Прасковья. Голос казался всё тише и тише. Я бежал как можно быстрее. Цветы мака втаптывались в землю под моим шагом. Поля стали редеть. Цветы становились пеплом и улетали в небо. Я не заметил, как вошел в туман.
- Ну где же ты?
 Эта фраза была последней, голос затих. Туман был очень густой, я ничего не видел вокруг себя. Пепел падал как снег, он был везде. Нельзя стоять на месте, нужно идти, я просто продолжал двигаться вперед. Я перестал чувствовать землю под ногами, казалось, я теперь шел по каменистой дороге. Пепла становилось всё больше и больше, к нему присоединился запах гари. Туман резко развеялся. И предо мной встала пытающая Дворцовая площадь – центр Санкт-Петербурга. Весь Санкт-Петербург был окутан пеплом, черное ночное небо освещалось алым светом от горелых домов. Я прошел по пустой и разрушенной Дворцовой площади. Что-то было, но вдалеке, из-за дыма, я не мог разобрать, что там. Я направился к тому, что ожидало меня впереди. В самом центре разрушенной площади, на горе из тел сидел человек. Я подошел ближе. В куче тел я увидел знакомые мне лица, Георгиевну, мать с отцом, всю прислугу, некоторых людей, которые приходили когда-то в наш дом, старых московских  знакомых, остальных я не знал. На горе сидел худощавый парень. Поднялся ветер и развивал его грубые черные волосы, как прядь конской гривы. Он уставил свои пепельные глаза на меня. На его устах было что-то алое, он пи держал в своих руках безжизненное тело женщины и пил кровь. Заметив меня, Император схватил когтистой рукой тело за голову и швырнул его далеко в сторону.
- Здравствуй, Даниель, - ухмыльнулся он.
- Почему ты привел меня в это место?
 Он улыбнулся и спрыгнул с горы тел, подошел ко мне. Нас разделяло всего пять шагов.
- Ты совсем забыл про меня? Почему ты меня не кормишь?
 Я не знал, что ему ответить…. Я даже не хотел говорить с ним. Из горы кто-то упал. Он зашевелился и застонал. Император подошел и раздавил ногой голову бедолаге.
- Я скучал по вкусу твоей злости и ненависти ко всем. Раньше эта гора была намного больше. Всё было покрыто пеплом.
- Я изменился, - серьезным голосом возразил я собеседнику.       
 Он засмеялся.
- Ты еще до сих пор кормишь меня. Ты думаешь, что защитишь эту девочку, но защищая ее ото всех, ты испытываешь злость и ненависть к своим близким, ведь они так глупы и испорчены. Нам же было так весело вместе.
 Я не хотел слушать, развернулся и хотел уйди, но он схватил меня своими когтистыми лапами.
- Стой.
- Отпусти меня! Что ты от меня хочешь?!
 Казалось, что в его голосе присутствуют нотки радости.
- Я покажу тебе наше будущее….
 Сказав это, за его спиной вырвалась из земли большая черная дверь. Амбарный замок упал на пепельную землю Дворцовой площади. Дверь открылась. Черные железные цепи вырвались из нее, они двигались как змеи и обвили нас, затаскивая внутрь темноты…. Я пытался выбраться, но это было невозможно, он был очень силен. Нас засосало внутрь….
 - Смотри внимательно, Даниель….
 Я оказался возле какого-то алтаря, один, без своего компаньона. Тысячи голых людей скитались и мертвым медленным маршем шли к алтарю. Перед алтарем, среди толпы, шли Прасковья и Анастасия. Я хотел что-то сделать, что-то сказать, но черные цепи сжали мое тело и грудь, я не мог ни шевельнуться, ни продохнуть. На алтаре, на большом троне, сидел я. Стоя рядом, меня окружали три темные сущности: Император, царь Минос и Люцифер…. Люди один за другим подходили ко мне, я судил их и распределял их на долгие годы пребывания в Аду…. Император смотрел прямо мне в лицо и улыбался…. Ко мне, сидящему на троне, подошла Прасковья. Я пытался выбраться из цепей, но они сжимали меня всё сильнее.
- Нет! Не надо! – шептал я.
 Кажется, что меня услышали…. Миллионы мертвых глаз и лиц, эти темные сущности смотрели на меня, окутанного цепями. В их глазах читалось отвращение. Прасковья плакала, она повторяла лишь одну фразу:
- За что….
 Мне было невыносимо больно…. Черные цепи сдавили всё мое тело, воздух перестал поступать в мои легкие, в глазах стало темно и я упал, как сломленное дерево….

- Даниель!
 Кто-то зовет меня, но почему так трудно открыть глаза? Чья-то рука коснулась моих волос и гладила их.
- Даниель, проснитесь.
 С каждым разом голос становился всё громче и сильнее, кажется, что я невольно поднимался из глубин темной морской пучины. Шел на этот голос. Я открыл глаза. Было довольно темно. Я зевнул. Передо мной сидела Анастасия.
- Вам приснился кошмар? – тихо и очень медленно спросила девушка.
- Да, бывает…. Ничего страшного….
 Я и не сразу понял, что моя гостья наконец-то пришла в себя. Она гладила мои волосы. Я пристально смотрел на ее лицо, кажется, она плакала.
- Я рад, что вы очнулись. Вы плакали? Что случилось?
 Анастасия сжала в кулаке простынь.
- Вы всё время кричали: «Нет! Не надо!», я не могла вас разбудить, я очень переживала….
 Мне было больно слушать, что я заставил ее плакать. Я не любил видеть слезы других людей…. Я сжал кулак, и мне вдруг стало больно, я вспомнил, что принес розу для Анастасии.
- Это вам, не нужно плакать, пожалуйста.
 Девушка взяла у меня розу, она улыбнулась, и старалась не показывать мне свои переживания. Интересно, сколько же я проспал? На улице было очень темно, казалось, сейчас глубокая ночь. Около кровати Анастасии лежал поднос с едой и чаем, а так же таблетки. Девушка ни к чему не притронулась.
- Почему вы ничего не ели? Вы больны, вам нужны силы, чтобы выздороветь.
 Она отвела взгляд, казалось, что мои слова ранили ее, словно нож....
- Я не хочу…. Меня немного тошнит после праздника. Спасибо вам за заботу, правда, не хочу. Простите, если я вас обидела.
- Увы, но вы не можете меня обидеть или задеть. Наверное, даже если попытаетесь….
 В нашем разговоре наступила неловкая пауза. Я приложил ладонь к ее лбу, чтобы проверить, нет ли температуры. Девушка покраснела немного. Как и я, когда заметил, как близко к ней нахожусь…. Я стоял неподвижно. Было темно, но, кажется, я смотрел в ее глаза, а она в мои…. Я взял себя в руки, и сел рядышком на стул.
- Если вы не желаете есть, может я принесу попить? Или же заварю свежий чай.
- Спасибо, что вы так стараетесь угодить мне, но, правда, я ничего не хочу.
 Мы оба замолчали. Признаться себе честно, в очень редких случаях я не знал, что мне ответить или же о чем говорить. Это меня убивало. Сколько бы книг я не читал, сколько бы историй не слышал…. Книги не научат тебя жить. Опыт приходит вместе с ошибками. Анастасия тоже видимо не знала, что мне сказать. Мы долго сидели молча, и это было неловко. Вдруг Анастасия спросила:
- Можно вас попросить? Екатерина Георгиевна уже объяснила, что я здесь надолго, убедила остаться, можно мне кусочек бумаги, перо с чернилами и свечку? Я хочу написать письмо домой.
- Хорошо, сейчас принесу.
 Она поблагодарила меня. Все эти вещи были в моей комнате, меня часто ругали, что я сижу по ночам и читаю книги, мол, зрение себе испорчу. Я залез в шухлядки дубового стола, нашел всё, что мне нужно и отнес Анастасии. Для меня письмо всегда было чем-то интимным, чем-то личным, я не хотел мешать своей гостье, поэтому ушел, оставив ее одну со своими мыслями. Чтобы ей было удобнее и было место, где писать, я взял поднос и решил отнести его на кухню. Усадьба такая темная и зловещая, нет ни единого звука. Помню, как Прасковья попросила меня проверить, нет ли никого рядом. Тогда было немного страшно ходить одному ночью по такому большому зданию. Но, сейчас…. Я не боюсь, всё, чего может бояться человек, я уже видел и более меня ничем не удивить. Все спали. Я поставил поднос. Вышел в сад, потому что не знал, чем занять себя. Я сел на скамью, смотрел на Луну, звезды, окна усадьбы, в надежде, что всё будет хорошо.

 Пучины черных вод раскинулись вокруг. Я шагаю по воде, темные волны разбиваются о лабиринты закрученных лестниц, вырывающихся из зеркальной глади пучин. Черный ворон подлетел и сел на мое плечо. Я присел и посмотрел на свое отражение. Мои глаза были безжизненны и суровы, пусты. Рваные черные тряпки прикрывали мое тело. Ворон взлетел и повел меня за собой. Я шел не спеша, приближаясь к самому краю. Концу всего. Вода стекала в никуда. Взошла алая луна, я смотрел перед собой в пустоту. Птица поднялась ввысь, взмахнула своим черным крылом и пред нами восстали древние картины. Войны городов Месопотамии, Завоевание Ассирии, кровавое месиво Сицилийских войн. Картины менялись быстро, плавно перетекая одна в другую. Они не вызывали во мне ничего, совершенно никаких чувств. На моих глазах, год за годом, столетие за столетием умирало человечество. Вавилонская война, Римский поход на Британию. Движение картин ускорилось. Лазская война, арабское завоевание Египта, болезни чума, голод, крестовые походы и гонение язычников…. Я видел всю историю человечества. Я и не заметил, как вода вокруг стала кровью. Предо мной вставали картины величайших трагедий, те, что были и которым еще суждено быть. Я не испытывал ни жалости, ни сострадания, ни ужаса….
 - Прекрати.
 Картины замерли, вода вновь стала черной с зеркальной гладью. Ворон подлетел и завис в воздухе предо мной.
- Люди…. Они порабощают земли, укрощают зверей, растут города, они стремительны в своем развитии. Жаль, что люди такие нищие душой….
 Ворон смотрел на меня очень внимательно. Он смотрел прямо в мои глаза. Птица взлетела и улетела. Я медленно опускался в воду, пока она не поглотила меня. Черные воды ласково обнимали и забирали всё глубже и глубже. Я закрыл глаза и уснул в объятиях тьмы.

Следующий день был самым обычным. Отец с утра ушел по своим делам, мать от скуки читала книгу, училась играть на пианино. Усадьба затихла и покрылась обыденной рутиной. Узнав о страшном и заразном заболевании Анастасии, многие из прислуги ушли. Ольга нажаловалась отцу, и он временно забрал ее к себе. У Анны двое детей, по этой причине она тоже ушла. Юлия покинула усадьбу вслед за Ольгой и Анной, кажется, она больше не вернется. Ушли все повара. Из прислуги остались лишь Екатерина Георгиевна и Василий Иванович. Уже с утра Екатерина Георгиевна обхаживала нас всех, накормила, напоила чаем. Старушка запрещала мне заходить в комнату Анастасии, обосновывая это тем, что девушка еще спит и ее нельзя будить, ей нужны силы. Для нее старушка готовила отдельно, бульоны, каши, что-то легкое, что сможет усвоить организм. Правда, она ничего не хотела есть. Я очень переживал из-за этого. Мне было скучно, я сидел около матери и играл с ней на пиано, за свою недолгую жизнь я довольно хорошо научился играть на этом инструменте. Первым же делом я заставил Василия Ивановича отправить письмо Анастасии, созвать розу с сада и поставить в комнате девушки. Обычно я прошу об этом Екатерину Георгиевну, но у нее было другое более важное задание – следить за состоянием Анастасии, да и прислуга остальная разошлась на неопределенный срок. Свой досуг я стал проводить в домике около усадьбы. Я запирался там за несколько часов до появления врача, можно сказать, что я сидел и выжидал его появления. Я запасся книгами, бумагой, чернилами, едой и всем необходимым. Чаще всего я убивал время на дневник и написание стихов. Настроения как такового у меня не было, по этому стихи получались мрачные и печальные, к примеру:


Черный галеон

Под женский крик,
Под детский плач
На эшафот взошел палач.

За ним шел мальчик, лет семи,
А на плече, пиковой масти,
Как знак извечной сироты,
Был черный туз, рожденный в саже.

Глаза небесной красоты
Бросали взгляд на серость массы.
Читались в них одни мечты...

Он сунул руку в свой карман,
Палач рыдал, он вечно пьян...
Малыш – пират, дрожа рукой,
Сжимал проклятый галеон.

И кинул злато он в толпу:
"Я продаю свою судьбу!
И душу Богу отдаю..."

Он вскинул голову на плаху,
И рубанув рукой с размаху,
Упала голова пирата...
Встретив алый луч рассвета.

Рыдали люди и кричали,
Они, дрожащими руками
Кидали злато в палача.

 Я часто посматривал в окно, выглядывая врача. Он всегда заходил ко мне, узнавал о состоянии Анастасии, ее самочувствие в последние часы и тому подобное. Более углубленно он беседовал с Екатериной Георгиевной. Врач проверял ее, корректировал лечение. Он твердил, что ей нужно есть и пить, иначе прогноз не столь благоприятный. Доктор не понимал в чем же причина ее отказа от еды. Анастасию часто бросало в жар, наверное, каждые четыре или шесть часов. Иногда она бредила. Ее состояние постепенно ухудшалось, я это видел, она исхудала, контуры лица заострились, а кожа стала очень бледной. Она была похожа на Прасковью в свои последние дни…. Я пытался убедить себя и Анастасию, что всё будет хорошо, повторял ей это каждый день. Девушка лишь улыбалась и благодарила меня за заботу. Я даже не знал, чем можно ее подбодрить. Никто не заходил к ней кроме меня, врача и Екатерины Георгиевны. Честно, я стал очень закрытым. Почти не обращал внимания на обращенную ко мне речь, каждую ночь я оставался у Анастасии, где и засыпал, а на утро находил себя в своей постели, это Екатерина Георгиевна переносила меня в мою комнату, из-за этого она редко высыпалась, стала спать днем. Я не оставлял надежд, что всё будет хорошо….   
 Прошло пять дней с того момента, когда мы нашли Анастасию, с того времени, когда началась ее болезнь. Уже по привычке, я только проснулся, зашел на кухню, взял чай, который для меня оставила Екатерина Георгиевна, и пошел в сад, чтобы сорвать розу для Анастасии. Я поставил поднос на скамью, сам пошел и сорвал розу. Я был сонный, поэтому сорвал первую попавшуюся. Я сел и задумался о своих снах. Они перестали сниться. Совершенно ничего. И это меня беспокоило. Куда пропал мой незваный гость, который ранее приходил каждую ночь? Это всё не к добру и очень тревожило меня. Он меня бы так просто не отпустил…. Пока я сидел задумавшись, в листве дерева что-то зашевелилось. Листочек упал мне на голову. Я с интересом посмотрел наверх. Гнездо было достроено, а в нем сидела моя маленькая птичка.
- Привет, малыш, - я поздоровался с ней.
 Звереныш открыл глаза и посмотрел на меня. Видимо он тоже только проснулся. Птичка недолго смотрела на меня, резко подскочила, запрыгала на месте, защебетала и ринулась ко мне. Она прыгнула мне на голову и начала ластится. Птичка была очень довольна. Я со всей этой суматохой совсем позабыл о звереныше, но всё равно был очень рад ее видеть, она сразу подымала настроение. Вся печаль сразу улетучилась.
- Ты моя хорошая, я тоже по тебе скучал.
 Екатерина Георгиевна приоткрыла окно в комнате Анастасии. Это означало, что девушка уже проснулась и у нее хорошее самочувствие, раз это позволило открыть окно. Птичка села мне на руку, я поглаживал ее пальцами по грудке. Птенчик аж пищал от радости.
- Ты хочешь кушать?
 Она запрыгала в руке.
- А поможешь мне?
 Птица задумалась ненадолго и опять запрыгала, я это расценил как согласие.
- Пошли за мной.
 Я взял розу, слегка обрезал ее, чтобы она не была такой большой и мы направились с птичкой в комнату Анастасии. По пути мы встретили Екатерину Георгиевну, старушка сразу доложила мне, что гостья уже проснулась. Мы встали перед дверью.
- Значит так…. Сможешь взять розу и преподнести девушке за дверью?
 Птичка сделала круг вокруг меня, схватила лапкой розу и была в полной готовности. Я осторожно приоткрыл дверь, чтобы Анастасия ничего не заметила. Звереныш влетел в комнату, а я стоял и слушал, что же там происходит.  Было тихо. Я ждал сколько мог. Интерес взял верх и я заглянул в комнату. Анастасия смотрела на меня, видимо она ждала, что я загляну. Она улыбалась. Птичка сидела у нее в руках, Анастасия гладила ее.
- Спасибо вам за такое милое утро, такого мне еще никто никогда не делал. Это очень поразительно, как вы ее сумели натаскать для подобной цели?
 Я вошел в комнату.
- Я просто попросил ее об этом. Звери это не люди, с ними можно договориться.
 Я обратил внимание, что Анастасия опять не притронулась к еде. Меня это беспокоило, хотя, наверное, я уже должен был привыкнуть.
- Вы это опять не будете есть?
 Она молчала, кажется, что ей было стыдно, что каждое утро ей приносят свежую еду, от которой она отказывается. В ее тарелке была каша.
- Раз вы не будете есть, может, накормим птичку? Она работает на меня за еду.
 Анастасия улыбнулась.
- Я не против. Кушай, малыш.
 Анастасия подвинула поближе тарелку. Птичка очень обрадовалась, девушка ей сразу понравилась. Птичка села на чашечку, набрала в клюв воды и принялась чистить оперение. Анастасия с большим интересом наблюдала за повадками моего звереныша.
- Какой у вас интересный домашний питомец.
- Мне она тоже нравится. Очень милая.
- А у нее есть имя? – поинтересовалась девушка.
- Я пытался ее назвать, но еще не придумал имя.
 Анастасия внимательно смотрела на птичку.
- Она серенькая. Может ей понравится имя Грей?
 Звереныш прислушался, видимо, услышал, что мы говорим про него. Он перестал клевать кашу, повернулся к нам на одной лапке, призадумался, а затем как начал радостно прыгать на месте. Птица подлетела к Анастасии, села на плечо и потерлась мордочкой о ее щеку, затем подлетела и продолжила клевать кашу.
- Она очень милая, - похвалила птицу Анастасия. – Раньше я ее у вас не замечала.
- Она недавно прилетела, вот вернулась.
- Она ваш домашний питомец? Почему не купите клетку раз она такая домашняя?
- А зачем? Это птица, ее родной дом - небо. Мой звереныш прилетает когда захочет. Я отношусь к ней как к себе.   
 Птичка закончила трапезу, стала такая большая, надулась, опять наелась до отвала и не могла взлететь. Грей смотрела на Анастасию. Защебетала. Девушка положила руку ладонью вверх, и птица запрыгнула на нее. Анастасия поднесла ладонь к лицу, чтобы ближе рассмотреть птичку. Когда она это сделала, животное взмахнуло крыльями, взлетело, село на ее голову, удобно умостилась и закрыла глаза. Анастасия немного испугалась.
- Что она делает?!
- Мне кажется, она собралась спать. Странно, прошлый раз она поела и улетела.
 Анастасия была удивлена, она спросила птичку:
- Тебе там удобно?
 Птичка привстала, поерзала лапками по волосам, села удобнее и спрятала голову под крыло.
- Мне кажется, теперь точно удобно, - подшутил я над гостьей. – Может, будет холодно, раз она не хочет улетать?
- Я не знаю…. Но почему именно на моей голове?!
- Грей, не наглей, слезь с ее головы и спи в простынях.
 Она посмотрела на меня очень обижено, видимо ей не хотелось покидать нагретое место, но она меня послушалась, слезла и уселась в простынях. Екатерина Георгиевна зашла в комнату и попросила меня выйти, настало время процедур. Я не обиделся, взял поднос и отнес его на кухню. Мать сидела в гостиной за пиано, в саду трудился Василий Иванович, а отец где-то шастал по своим делам. Так и проходили наши будни, каждый день одно и то же, совершенно ничего нового, наверное, это и к лучшему. В доме было тихо и спокойно, мою игру на пиано слышала даже Анастасия, она говорила, что ее это утешает, я старался играть чаще. Еще я обещал ей, что мы вместе прогуляемся по Санкт-Петербургу, когда она выздоровеет. Я пытался дать ей цель к выздоровлению, отвлечь от дурных мыслей. Пытался сделать хоть что-нибудь для нее. Мне хватало одной ее улыбки. Она вселяла в меня надежду. Я очень сильно хочу показать все достопримечательности Санкт-Петербурга, просто побыть вдвоем, видеть ее улыбку. Но как же больно, от того, как она страдает, Анастасия сильно исхудала, очень истощена. Начался дождь, который лился на протяжении двух дней. Было пасмурно и холодно, но я верил, что всё будет хорошо.

               
                Ночь 16 мая 1825 год
                Усадьба семьи Анафероз

 Раздался звук старых дверей. Из-за дождя, кажется, что они заржавели окончательно. Незваный гость прошел по саду и направлялся в усадьбу. Он был очень воодушевлен и жизнерадостен. Молодой парень зашел в тень усадьбы и смотрел на происходящее в комнате Анастасии. Маленький мальчик спал на стуле у ее кровати, пришла старая горничная, взгромоздила его на свои руки и понесла в соседнюю комнату. Через несколько минут она вернулась, посмотрела на состояние девушки, потрогала ее лоб, и ушла. Девушка мирно спала. Он прошелся по комнате. Его удивила маленькая птичка, спящая в простынях на кровати. Незваный подошел, присел и внимательно ее рассматривал.
- Грей, значит. А моего домашнего питомца зовут Цербер.
 Он погладил птичку. Та не проснулась, но защебетала сквозь сон. Люцифер подошел к Анастасии и дернул ее за плечо.
- Просыпайся.
 Девушка мирно спала. Он не собирался ждать, поэтому схватил стоящий рядом стакан воды и вылил ей на голову. Анастасия чуть не захлебнулась, она подорвалась как ошпаренная.
- Прости, не люблю ждать.
 Люцифер улыбался.
- Можно было и не делать так…
 Незваный пожал плечами.
- Что сделано, то сделано. Когда-то Аристотель сказал: «Из всех живых существ только человеку свойственен смех», но, как видишь, иногда и я люблю пошалить и посмеяться.
 Он взмахнул рукой, и появилось белоснежное полотенце, которое он протянул Анастасии. Девушка даже удивилась, с чего он так добр к ней.
- Дух бодр, плоть же немощна. Эти слова вы приписываете Иисусу Христу, пусть так. Я не добр к тебе, просто выражаю свое уважение, ты продержалась неделю, что есть похвально.
 В комнату постучались. Дверь открылась сама, на пороге стояла спящая Екатерина Георгиевна. Старушка принесла на подносе старую бутылку виски, два бокала и графин с водой. Шотландия и Ирландия уже несколько веков спорят, кто из них придумал этот напиток, его история теряется в веках. В искусстве дистилляции шотландцы заменили виноград на ячмень, свое изобретение они назвали uisge beatha – вода жизни. Но данное словосочетание было непроизносимое для английских завоевателей, поэтому напиток сам по себе переименовался в whisky. Екатерина Георгиевна поставил на стол содержимое подноса и ушла. Люцифер налил в стакан прохладную воду с графина и протянул девушке.
- Выпей, ты, наверное, очень этого хочешь.
 Девушка дрожащими руками схватили стакан. Она очень жадно пила.
- А, о каком заболевании подумал врач, когда тебя осмотрел?
 Анастасия осмелела, видимо, от доброты Люцифера, коей ранее он не показывал. Девушка встала с кровати, налила еще стакан и тут же выпила его. Она пила, пока не осушила графин. И вот она поставила стакан, ей стало намного легче.
- Брюшной тиф.
 Люцифер очень громко засмеялся.
- А-ха-ха, какой же он идиот.
 Анастасия испугалась, что он разбудит Даниеля и птичку, да и вообще всех в доме.
- Не переживай, меня видишь и слышишь только ты. Мое присутствие ощущают лишь те, к кому я пришел. Нам никто не помешает.
 Люцифер взял стаканы и налил в них виски. Содержимое своего стакана он выпил одним залпом, Анастасия не очень хотела пить.
- Лучше выпей, на испытании тебе будет легче. Чем больше выпьешь, тем легче будет. Погода холодная, как раз согреешься.
 Анастасия выпила, ей напиток был противен по вкусу. Люцифер сел на стул около кровати Анастасии, где недавно сидел Император, и смотрел на спящую птичку.
- Какая прелесть, - не сдержал он эмоций.
 Анастасия  с интересом смотрела на восхищение Люцифера.
- Я так понял, это домашний питомец моего Императора?
- Да.
- Если тебе интересно, у меня тоже есть животное. Ты, наверное, читала про него. Цербер. Трехголовый наводящий ужас на всех цепной пес Ада. Сколько же ужасных легенд люди сочинили про нас. На самом деле он сам выбрал свою судьбу. Я защитил этого малыша от людей. Он существо, чей род когда-то жил в одном из миров, но люди всегда пьяны властью и жаждой к завоеванию, они просто уничтожили целый вид. Вот так запросто. Я нашел его еще щеночком и уничтожил людей, которые стерли с лица их планеты всех его сородичей. Он был такой маленький и немощный, не мог даже толком стоять на ногах. В общем, я хотел оставить его, но малыш так жалостно смотрел на меня, он шел за мной по пятам. Падал и опять поднимался. Люди избили его, но всё равно он продолжал идти, не смотря, как сильно было изранено его тело. Я приютил его и вырастил. Цербер очень любит своего хозяина, только меня слушается. Очень верное животное. Скажем так, небольшая отдушина в Аду, моя небольшая радость.
 Люцифер посмотрел на нее и улыбнулся.
- Но тебя он растерзал бы в клочья, как и любого другого. 
 Дьявол встал со стула. Схватил с письменного столика Библию и протянул Анастасии. Девушка покорно приняла книгу.
- Идем, эта книга еще пригодится. Тебе в самый раз будет так, как ты сейчас одета.
 На Анастасии была только тонкая ночная сорочка, ко всему прочему девушка была босая. Они спустились к торжественному залу первого этажа.
- Смотрю, усадьба опустела. Стало просторнее.
 Далеко в коридоре пробежала девушка во всем белом, кожа ее была белоснежная, ногами она даже не касалась земли. Анастасия остановилась. Люцифер обернулся и посмотрел на нее.
- Страшно?
 Девушка молчала. Люцифер опять громко засмеялся.
- Шагаешь в ногу с Дьяволом, а боишься призрака. Это, между прочим, призрак девушки, которую замуровали в стенах этой усадьбы. Она тут не одна такая блуждает.
- Зачем вы так с ними?
- От скуки. Они хотели красивой жизни, ничего не делать. Я исполнил их желание, скитаются, ничего не делают, живут среди роскоши, к чему стремились то и получили. Ты забыла, зачем я пришел к тебе? Не забывай о своей цели. Не жалей мертвых, жалей на земле живущих. Можешь выбрать, или помочь Даниелю, или спасти эти души, призванные скитаться тут веками.
 Он пошел вперед, Анастасия, немного подумав, ступила за ним.
- Как я и думал.
 Они прошли в зал, багровые шторы раздвинулись перед Люцифером, оголяя золотую арку. Дверь открылась настежь. Они вышли в сад. Небо было черное-черное.
- Стой. Выставь руку перед собой ладонью вверх.
 Анастасия послушалась и сделала так, как он сказал.
- Теперь дунь в свою ладонь.
 Девушка выдохнула в руку, и смотрела, что происходило дальше. Небо, затянутое тучами, очистилось от черноты. Тучи улетели без следа. Над их головами раскинулись миллионы звезд и луна-полумесяц. Неописуемая красота. Анастасия улыбнулась.
- Красиво, да?
- Очень.
 Иди за мной. Перед ними выросла тропинка, они обогнули весь сад и вышли к старой двери у задней стены дворика.
- Через эту дверь я прихожу в усадьбу. На самом деле я могу вольно двигаться, появляюсь там, где захочу, просто она открывается в саду и мне нравится гулять по нему, перед тем, как зайти к Императору.
 Замок раскрылся и соскользнул вниз. Дверь открылась. За ней виднелись кусты терновника и его колючими и острыми шипами.
- Я очистил небо, чтобы звезды освещали тебе дорогу, и ты не заблудилась в лесу.
 На улице было очень холодно и сыро, Анастасия растирала ноги ладонями, чтобы хоть немного их согреть.
- И так, твое последнее испытание. Ступай по тропинке, за кустами терновника, пройди на любую возвышенность в лесу. Раз ты такая набожная и верите, что Бог защитит вас от меня, прочитай молитву, которую знает каждый, «Отче наш». Сделай это до восхода солнца. Мне всё равно, кем будет прочтена молитва, мне важнее, чтобы она прозвучала в этом лесу. Твой путь начинается сразу за этой дверью. Как думаешь, справишься?
- Я всё сделаю ради Даниеля.
 Анастасия открыла книгу и вырвала из нее листочек с нужной молитвой, а книгу положила на мокрую траву.
- Хм…. Богохульствуешь? Я думал, ты ее знаешь наизусть.
- Так будет проще идти. Я переживаю за Даниеля, могу забыть какие-то строчки.
 Анастасия ступила вперед, но Люцифер окликнул ее.
- Забыл тебе сказать, есть еще одно условие.
 Анастасия повернулась к нему, последнее, Люцифер с силой ударил ее по лицу. Девушка закричала от боли. Из кустов роз выползли большие черные змеи и начали душить ее, сжимая тело и ломая кости. Дьявол взмахнул рукой и тело девушки поднялось в воздух, Анастасию с силой отбросило в стену. Ее рука сломалась. Тело девушки пронзила боль. Девушка упала на землю, она рыдала и сжимала в кулаке бумажку. Дьявол подошел и присел, змеи подползли к нему и ласково терлись головами о его руки.
- Смотри, у тебя плечо сломано.
 Он взял ее сломанную руку, взял в кулак ее пальцы. Он сжал сильнее, раздался хруст ломающихся костей. Девушка закричала еще сильнее, ей было невыносимо больно.
- Что, так больно? Это всего лишь физическая боль. Но, еще….
 Он размахнулся и засунул руку в ее живот. Крови не было, но Анастасию будто резали и жгли коленным железом изнутри.
- Больно? Должно быть больно. Больно до ужаса. Ведь, я сжимаю в кулаке твою душу.
 Анастасия лежала на сырой земле, ее тело дрожало, она была вся в ссадинах и синяках.
- Я просто хочу тебе кое-что показать…. Стоит ли на самом деле спасать твоего…. Даниеля. Ты увидишь, какой он на самом деле. Встретимся в лесу, если ты не передумаешь.
 Перед глазами Анастасии стало темно, она перестала чувствовать боль, ей казалось, что она падает в бесконечную черную пропасть, ее глаза закрылись….

 Анастасия очнулась посреди черных зеркальных вод, где всё вокруг освещала алая Луна. Девушка поднялась и оглянулась, где-то вдалеке стояла безликая тень. Она подошла ближе. Это стоял Даниель. Анастасия подбежала к нему, но он не обращал на нее внимание. На его плече сидел черный ворон.
- Даниель! – окликнула его девушка.
 Но он не отзывался, он, молча, смотрел перед собой.  Птица взлетела, взмахнула крылом и перед ними восстали ужасные картины прошлого. Мальчик смотрел с безразличием, когда, в это время, Анастасию охватывал ужас от увиденного. Она отвернулась. На зеркальной поверхности появились небольшие волны, вода забурлила неподалеку от нее.
- Не можешь на это смотреть? Это наша история.
 Она оглянулась по сторонам, Анастасия не понимала, откуда раздается этот голос. Из бурлящих вод поднялся худой высокий человек с когтистыми руками, длинными черными волосами и пепельными глазами. Анастасия испугалась и сделала шаг назад.
- Ты кто такой?!
- Здравствуй, меня зовут Император, я темная личность Даниеля.
 Она удивленно посмотрела на него, девушка ему не доверяла.
- Не веришь, что я это он? Посмотри на него внимательно. Он с безразличием смотрит на эти душераздирающие картины, он черствый эгоист, ему чужды боль и страдания других.
- Нет, ты врешь! – выкрикнула девушка.
- Поверь, милашка, я знаком с этим мальцом дольше тебя. Увы, но таким он и является.
 Император испарился и появился за ее спиной, он схватил бедную девушку и скрутил ее руки.
- Нет, отпусти меня!
- Да, давай, кричи! Кричи еще громче! Смотри, ему даже всё равно, он тебя даже не слышит.
 Он бросил ее.
- Посмотри сюда внимательнее.
 Император подошел к Даниелю и разорвал на нем черные тряпки, в которые он был одет. Спина мальчика оголилась. На молодом теле, на всю спину красовалось большое черное изображение. Оно имело вид черного дерева. Анастасия смотрела на него внимательно, ей стало очень жалко мальчика.
 На маленькой худощавой спине красовался черный рисунок древа. Мощный ствол держит крону, которая имеет вид солнечного диска. «Черное солнце» разделено на семьдесят две части, каждая из которых заполнена неизвестными и непонятными символами.
- Что это на его спине?!
- Это – тетраграмматон. Полный, воочию, такой, каким он выглядит на самом деле. Тот знак, что ты уже видела на руке Люцифера - его сокращенный вариант. Этот знак не несет в себе что-то хорошее. Он проклят. Этот мальчик проклят. То, что стоит перед тобой – душа Даниеля. Узри, какая она безразличная к чужому горю, ей наплевать на всех. Считай, что у него нет души.
 Девушка смотрела на спину мальчика, и ее сердце наполнялось болью.
- Развей свои глупые мечты спасти его, это невозможно. Ты встала на нашем пути. Я тот, кем Даниель хотел быть, кем желает стать. Когда Дьявол заберет его, примет его как равного, Люцифер расшифрует тетраграмматон, и мы заполучим великую силу, познаем великое таинство. И мир в ужасе содрогнется. Те картины, что ты видишь перед собой, они будут повторяться везде, хаос и ужас окутает все миры, люди поплатятся. Они пожалеют, что породили зло. Кровавые реки их слез прольются, и мы будем господствовать во всем мироздании.
 Девушка сжала кулаки и со всей силы ударила его по лицу. Император даже не колыхнулся.
- И это всё? Мне даже не больно.
 Несколько слез упало на черную водяную гладь….
- Даниель не такой…. Ты всё врешь…. Он заботился обо мне с самого первого момента, как я появилась в его доме. Когда я заболела, он всё время проводил рядом со мной, он не отходил от меня далеко, Даниель засыпал возле меня, и приходил ранним утром, чтобы узнать, как я себя чувствую. У него есть маленький друг, даже животные видят в нем только хорошее и тянуться к нему…. Он светлый человек, Даниель не заслужил такого ужасного отношения к себе!
 Анастасия не стала ждать ответа, она развернулась и пошла куда глаза глядят.
- И куда ты собралась?
- У меня есть дела, я должна помочь ему….
 Она начала пробуждаться, боль начала возвращаться в ее тело, перед своим уходом, она услышала лишь одну единственную фразу:
- Ты не поможешь проклятому.

 Анастасия очнулась посреди сада. Ее тело было тяжелым и изнывало от боли. Она не могла пошевелить право рукой, она была сломана и бесполезна в данный момент. Девушка с большими усилиями и слезами на глазах встала с сырой земли. Никто ей не поможет. Она встала и спотыкающимся шагом шла к открытой двери. Анастасия совсем не чувствовала ног. Проход загородили густые кусты терновника. Она попыталась вырвать, но веточки были очень прочные и колючие. Шипы глубоко вонзались в ее израненное тело, оставляя большие ссадины и глубокие царапины. Анастасия попыталась осторожно пройти сквозь них, но ноги совсем не слушались и она упала. Терн обвил ее со всех сторон. Шипы вонзились в тело. Девушка закричала, она сидела и плакала. Анастасия посмотрела в окно Даниеля, набралась храбрости и нашла в себе силы встать. По ногам и рукам стекали капельки крови, сорочка разодрана. Девушка упала на землю и решила пролезть под кустами. Извитые ветки вновь достали ее и разодрали спину, но, у нее получилось пройти. За кустами терна располагалась протоптанная дорожка, уходящая далеко в черный лес. Лишь мысли о Даниеле помогали ей и хоть как-то поддерживали. Она продолжала смотреть на окна усадьбы. В бездушных черных окнах начали появляться люди. Призраки. Сотни мертвых глаз смотрели на нее, пустые и безразличные, но, в их глазах был слабый огонек надежды и интереса к этой девушке. Она ужаснулась, но сразу же отогнала дурные мысли, она не должна сейчас думать об этом, у нее есть цель. Анастасия сделала шаг вперед и тут же упала. Маленькая размытая тропинка была похожа на грязь, ноги девушки утопали в ней. Раны загрязнились землей, но продолжали кровоточить. Порванная белая сорочка стала алой и серой от земли. Анастасия встала и пошла дальше. Откуда ни возьмись, со всех сторон появились черные змеи. Гады ступали вместе с ней по дороге, они шипели и бросались на нее. Анастасия испугалась, она не знала, как пройти дальше. Кто-то положил руку на ее плечо.
- Не переживай, мы тебе поможем.
 Анастасия повернулась, за ее спиной стояли десятки людей. Она испугалась.
- Вы кто?!
- Мы души, заточенные в усадьбе, пришли помочь тебе.
 Она плакала, призрак девушки поддерживал ее.
- С-с-спасибо….
- Не плачь. Меня зовут Герцина Мария Николаевна. Мы обозлены на свою судьбу, ненавидим Люцифера. Мы всё знаем о вашем договоре, поэтому пришли на помощь. Он забрал наших детей, больше мы никого не отдадим в его лапы. Мы хоть как-то отомстим, обратив все его надежды в прах.
 Анастасия вытерла слезы.
- Спасибо вам.
- Просто иди вперед.
 Черные змеи напали на души, извиваясь и скручивая их тела. Анастасия ужаснулась, но Мария успокоила ее:
- Не переживай, мы бестелесные, всего лишь души, с нами ничего не случится, ступай.
 Они дрались с черными змеями, Анастасия поторопилась, за ее спиной остались лишь отголоски злостных криков борьбы и шипения змей. Кровь струилась, смешивалась с грязью и капала на сырую землю. Каждый шаг причинял боль.  Анастасия шла по темному лесу, кроны черных деревьев закрывали небо, она с трудом могла разобрать куда идет.  Вдруг что-то пробежало. Маленькое и черное. За ним нельзя было уследить. Существо было очень проворное. Анастасия прислушивалась, оно явно было не одно и присматривало за ней. Что-то прыгнуло на ее спину, девушка упала на землю. Анастасия попыталась встать и отбиваться, кто-то тянул ее за ногу. Что-то опять прыгнуло, теперь на голову. Анастасия упала лицом в грязь. Как же ее это разозлило. Раздался смех. Она подняла голову и посмотрела перед собой, перед ней сидело черное существо длинной около пятидесяти сантиметров. Черное тельце, длинный взъерошенный хвост, рожки, на ногах были копытца. Это был черт.
  Человеческое лицо смотрело на нее и смеялось. Ему было так смешно, он бился в конвульсиях, катался по земле. Его смех был похож на ехидное рычание. Анастасия была в бешенстве. Пока черт ржал как конь, Анастасия очень медленно протянула к нему руку. С деревьев за ней наблюдали еще двое чертей. Наконец-то девушка схватила его за хвост. Черт попытался убежать, девушка разъяренно взяла и со всей силы ударила его о дерево. Раздался зловещий рык. Черт поднялся, трусясь на своих копытцах. Он был очень зол и собрался атаковать. Адское отродье оскалило свои острые зубы и прыгнуло на девушку. Анастасия успела увернуться и навалиться на него всем телом. Она передавила его глотку своим коленом.
- Как же ты меня достал!
 Она пощупала здоровой рукой по земле и нашла большой крепкий булыжник. Девушка не переставала бить его по голове булыгой, пока голова черта не раскололась пополам. В лесу вновь стало тихо. Эта борьба очень истощила Анастасию, она посидела немного, передохнула и пошла дальше. Эта дорога казалась ей бесконечно длинной, нескончаемой. Лес стал редеть, вышла луна и озарила путь. Анастасия увидела, что дорожка поднимается наверх, идти осталось совсем чуть-чуть. Казалось, что вот-вот, еще немного и все ее страдания закончатся, как вдруг…. Черный лес ожил. Ветки потянулись к девушке. Ветки ломались от движений. Казалось, что деревья стонут и зовут ее в Ад. Анастасия очень испугалась и поспешила вперед. Дерево схватило ее за ногу и повалило на землю, окутывая своими корнями. Анастасия вырывалась, как могла, она кричала и звала на помощь. Девушка собралась духом и одним рывков высвободилась их смертельных оков. Ей пришлось бежать, как бы трудно это не было. Она бежала, старалась изо всех сил. Корни и ветки деревьев преследовали ее. Девушка наконец-то вышла из леса. Тропинка закончилась. Она и не поняла, как так быстро прибежала. Она посмотрела назад. Справа виднелось озеро, а впереди, где-то там, за деревьями, должна быть усадьба. Она обрадовалась, что наконец-то добралась, но состояние ее здоровья, полученные травмы и психическое напряжение свалили ее, девушка рухнула на землю без сознания.

             
                Утро 18 мая 1825 год
                Усадьбы семьи Анафероз

 Анастасия открыла глаза. Как же она удивилась обнаружив себя в светлой комнате, кто-то обработал ее раны, но тело всё равно еще болело. Под боком спала птичка, на стуле сидел Даниель и смотрел на нее с очень виноватым взглядом. На полу лежали разорванные окровавленные тряпки – ночная сорочка, в которой Анастасия пошла в лес, рядом возле этих тряпок лежал разорванный свитер, подаренный  Екатериной Георгиевной Даниелю в день его рождения.  Девушка пристала.
- Даниель….
 Я взял поднос и протянул Анастасии.
- Это завтра.
 Анастасия не спешила есть, но она с удовольствием выпила воды. Птичка проснулась и села на плечо Анастасии. В комнату зашел врач, осмотрел Анастасию.
- Как ты себя чувствуешь?
 Анастасия задумалась, кажется, ей было стыдно.
- Хорошо….
- Я сопоставил отломки, осмотрел руку, обработал твои раны, всё будет хорошо, но некоторое время придется походить с корсетом на руке. Сейчас, главное отдыхать.
 Врач посмотрел на меня.
- Я пойду, ты молодец, что вовремя ее нашел. До свидания.
 Я молча кивнул. Анастасия смотрела на меня. Мы остались одни.
- Даниель, почему я тут…. Что случилось в лесу? Неужели я не справилась….
- Всё прошло хорошо, можешь не переживать. Если тебе интересно, я расскажу, что случилось. И так….

 Глубокая ночь упала на усадьбу, что-то теплое и маленькое село на мой лоб и елозило. Я отмахнулся, но оно было очень настырное. Существо как клюнуло меня со всей своей силой.
- Ай! Что ты делаешь?!
 Я резко поднялся, лоб болел. Я посмотрел, это была Грей. Она как бешенная металась по комнате, билась о стекло. Птица подлетела и схватила меня за волосы, взмахнула крыльями, будто пыталась поднять.
- Да что такое, что случилось?
 Она заставила меня подняться с постели. Птица была очень обеспокоена, она провела меня в комнату Анастасии. Ее там не было, а на столе стояла бутылка отцовского виски, два стакана, пустой графин с водой, Библия тоже пропала. Я проснулся сразу же как только увидел исчезновение Анастасии.
- Грей, где она?!
 Птица подлетела к окну, и начала тарабанить клювом по стеклу. Я подошел к окну. Дверь у задней стены усадьбы была открыла настежь.
- О нет…. Он пришел за ней….
 Я вбежал в свою комнату как угорелый и быстро начал собираться. Руки трусились, некогда было выбирать, что одевать, я открыл шкаф и разбросал вещи, что в нем были. Было холодно, поверх рубашки я одел свитер, связанный Екатериной Георгиевной. Я не знал, что может ожидать меня впереди, я решил взять с собой нож. Грей вела меня, я бежал за ней, вошел на кухню. По пути я заметил, что дверь, ведущая в сад, открыта.
- Наверное, они пошли этой дорогой….
 Я взял самый большой и острый нож и рванул в сад. Не было никаких следов ни Дьявола ни Анастасии. Я подошел к старой ржавой двери, впервые она предстала предо мной в распахнутом виде. Из-за густых кусов терновника, препятствующих моему пути, никак нельзя было пробраться, я обошел усадьбу и по тропинке, ведущей в лес, направился на помощь Анастасии.
- Грей, веди меня, быстрее!
 Птица ускорилась, мне пришлось бежать так быстро, как только могу, чтобы поспеть за ней. Мы вошли в лес, было темно и я не мог разглядеть ни тропинку ни Грей. Она это поняла и начала щебетать, чтобы я шел на звук ее пения. Я очень переживал за Анастасию, сердце так и сжималось от боли. Я вспоминал тот проклятый вечер, когда обнаружил Прасковью мертвой. Как же я надеюсь, что Анастасия жива…. Лес начал редеть, я сумел разглядеть на земле кровь. Чья это кровь?! Неужели Анастасии?! Я бежал спотыкаясь, в боку болело, будто в меня вонзили нож. Я замедлился, но не останавливался. Наконец-то я увидел что-то впереди, кто-то лежит на сырой земле. Сердце забилось быстрее, в старом облике Прасковьи, лежащей в луже крови, я узнал Анастасию.
- Анастасия! Что с вами?!
 Девушка мне не отвечала. Я подошел к ней, Грей села рядом возле нее и жалостно щебетала, будто тоже звала ее. Я упал около девушки. Ее тело было очень холодное, губы синие, из ран сочилась кровь. Я наклонился и услышал едва различаемое дыхание…. Я не думал долго, снял с себя свитер, схватил нож и разрезал его на лоскута. Я перевязал самые опасные раны, кровотечение уменьшилось, но Анастасия потеряла слишком много крови…. Это может быть очень опасно. Как же больно мне было видеть ее в таком виде. Ее правая рука пострадала больше всего, сломаны все пальцы и плечо…. Я не знал, что делать с ней….
- Прости меня…. Пожалуйста, прости….
 Я заметил, что в руке она сжимает какую-то бумажку. Мне пришлось разжать ее руки, это был листок из молитвенника. На бумаге была написана молитва Отче наш. Мне было непонятно, что же происходит, что она делала тут…. Я начал читать в голос.

Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли…

- Стой! – раздался голос тишине.
 Я узнал, кому принадлежит этот голос…. Я поднял голову, это был Люцифер. Я был взбешен, я бросил нож в его сторону, Дьявол даже не уклонился, нож пролетел сквозь его тело и даже не ранил.
- Что тебе нужно от нее?! Что ты сделал?!
 Он улыбнулся.
- У нас с ней небольшой договор, не хотел тебя вмешивать в наши маленькие дела.
- ЗАЧЕМ ТЕБЕ ОНА?! – кричал я на него.
 Дьявол засмеялся.
- Сейчас ты вряд ли сможешь понять это, ты зол. А разве она тебе нужна? Она же никто.
- Не говори так о ней!
 И тут я всё понял. Понял, зачем пришла Анастасия, с чем связана ее болезнь и резкое появление Люцифера, когда я начал читать молитву.
- Значит, она должна была прочитать молитву в этом месте? Я сделаю это за нее.
 Мне было больно и на глаза наворачивались слезы, но я продолжал читать.
- Братик….
 Меня как палкой ударили в голове, будто молния прошибла…. Этот голос я не слышал целых три года….
- Маленькая принцесса….
 Я заплакал, я не мог поверить, что это она, я боялся поднять глаза…. Я посмотрел, это и правда была она. Сестра была одета в то же, в чем и умерла…. Она никак не изменилась. Мне будто нож вонзили в сердце. Люцифер произнес сурово:
- Если ты прочитаешь молитву вместо этой девушки, по договору с ней, я уйду, и не буду трогать тебя до скончания этой жизни. Но, если ты оставишь всё, как есть…. Ты же хочешь спасти свою сестру? Я затащил ее в Ад, но так же, могу освободить ее от страданий и отпустить в Рай. Выбирай, кто тебе дороже, родная сестра, или же первая встречная.
 Я не мог поверить, что подобное происходит на самом деле…. Как я могу выбирать?! Я же обещал освободить ее, но так же обещал, что всегда буду защищать Анастасию…. Я сжимал в руках холодную сырую землю и плакал…. Как же это больно…. Я взял помятый листочек…. Даже я не мог разобрать свои слова….

Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
и остави нам долги наша,
якоже и мы оставляем должником нашим;
и не введи нас во искушение,
но избави нас от лукаваго.

 Я услышал, как Прося заплакала…. Она молча стояла и плакала…. Как же это больно…. Почему она молчит?! Мне было бы куда проще, если бы она сейчас кричала на меня, проклинала…. Я не мог читать дальше, осталось всего две строчки…. Прасковья вырвалась из лап Люцифера и обняла меня….
- Даниель…. Братик…. Обещай мне…. О-о-обещай, что вы с ней будете счастливы….
 Прасковья развернула бумажку и сама держала ее…. Наши слезы капали на пергамент….

Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.
Аминь.

- Прощай, дорогой мой старший брат…. Я всегда буду помнить и любить тебя….
 Они исчезли…. Ночное небо, весь лес разразился моим криком…. Сзади послышались скорые шаги, кто-то бежал….
- Он здесь!
 Из-за деревьев вышли Екатерина Георгиевна, Василий Иванович, мать и отец…. Они пришли на мой крик…. Все бросились к нам. Я был в шоке…. То терял сознание, то приходил в себя…. Последнее, что я помню, как отец несет меня на своих руках, Анастасия на руках у Василия Ивановича…. Они бежали, несли нас в усадьбу. Я потерял сознание.

 Анастасия рыдала предо мной. Птичка пыталась ее успокоить, девушка гладила ее, но всё равно не могла успокоиться. Я пытался подбодрить Анастасию:
- Что сделано, то сделано…. Уже ничего не изменить, мы оба живы и это хорошо….
 Анастасия заплакала сильнее.
- П-п-поо… п-почему вы выбрали меня….
- Ты спасла меня, не говори со мной на вы.
 Я сжал кулаки.
- Я выбрал тебя, потому что…. Это проблемы нашей семьи. Эта чертова усадьба, смерть Прасковьи, привязанность Дьявола ко мне…. Ты не виновата, у нас хватает грехов. Я обещал Просе, что спасу ее, но не таким способом…. Я не хочу жертвовать тобой, я просто не могу. Потому что я влюблен в тебя, и если тебя не станет, как и Прасковьи, я просто не смогу жить в этом пустом мире.
 Я и не заметил, как проговорился и сознался, что люблю ее….
- Последнее, о чем меня попросила Прасковья, последнее ее желание…. Она хотела, чтобы мы были вместе с тобой и были счастливы....
 Анастасия обняла меня крепко-крепко, я чувствовал, как быстро бьется ее сердце. Ее горячие слезы капали на мое лицо. На столе, в вазе стояла белая роза. Она была белоснежна, как первый снег декабря, как новый чистый лист. Я верю, что начинается новая жизнь, и теперь только мы решаем, какой она будет. Я обнял Анастасию покрепче и не отпускал ее.
- Я никогда тебя не оставлю…. Никогда….
 Я успокоил Анастасию. Говоря ей фразы спасения, я сам пытался убедить себя в их истинности. Необычный день. Солнце светит не так, воздух другой. Я сел на лавочку под деревом. Мои мысли затуманены. В этот момент прислуга ломала заднюю стену сада. Я приказал это сделать. Не хочу более видеть ту железную дверь, через которую ворвался в мою жизнь темный незваный гость. Я посмотрел на небо и задумался. Все мы ходим под Богом. Чтобы мы не делали, как бы мы не прожили, наверху знают, что правда за нами. Этим утром что-то изменилось. Что-то навсегда исчезло, что-то новое мы обрели. Я более не знаю каким будет будущее и какой будет моя дорога, но, я уверен только в одном – отныне моя жизнь лишь в моих руках. Партия сыграна, короли отправились в коробку. Я победил.