Наследие А. Вельского 47

    Я задал этот вопрос, просто потому, что должен был хоть что-то спросить, а данная формулировка ни к чему не обязывала, ее можно было истолковать одновременно и как мое казенное любопытство, на предмет знания соответствующих инструкций и правил, и в тоже время, как чисто технический интерес.
- Согласно инструкции № RR011 и закрытого формуляра № 0029/F11 не реже одного раза в десять дней, но не чаще трех раз в месяц.
- Когда следующий срок проверки?
- Завтра, - четко ответил инженер.
- Подполковник, - я повернулся к Марине, - что у нас запланировано на завтра?

    Это была чистой воды импровизация, но я имел дело с профессионалом.
- Товарищ генерал-майор, завтра выходной, для вас готовили культурную программу, - заговорила Марина, удивленно вскинув бровь.
- Выходной, - я поморщил лоб, - думаю, выходной мы отменять не будем, но ненадолго я к Вам все-таки заеду, посмотрю…
   
    Я продолжил осмотр помещения, но краем глаза видел, как переглянулись Марина и дежурный, девушка пожала плечами и взглядом указала на меня, выражая тем самым мысль, что она не виновата, если я такой большой любитель работы.
   
    Инженер тем временем провел меня в комнату отдыха. Помещение было значительно меньше, но с такой же принудительной вентиляцией. А еще были здесь стол, пара стульев, даже с небольшим баром с минеральной водой и соками, и даже была кровать. А порядок, который царил в этой комнате, говорил более всего о том, что этой комнатой практически не пользуются, а точнее, никогда не пользовались. 
- Аптечка, паек, личное оружие дежурного, связь…, - заговорил я, перечисляя приходящие на ум средства первой необходимости.
- Присутствует, - инженер продвинулся вперед и начал доставать названные мной предметы один за другим. А так же и те, которые я не назвал, но, тем не менее, с точки майора, наверняка, имел в виду.
   
    Не вдаваясь в подробности, хочется заметить, что разрабатывая подобные системы, наши министерства продумывали практически каждую мелочь, включая бритвенные приборы и зубные щетки.
- …до сорока суток автономного пребывания, - донеслось до меня окончание фразы.
- Понятно, - кивнул я, - а там?
- Санузел и душевая. Все работает.
- Хорошо, - я повернулся к Марине, которая тем временем разговаривала тихо с дежурным по объекту, - ну что, подполковник, выбираемся?
- Так точно, товарищ генерал-майор.

    Я уже собирался выходить из комнаты отдыха, но вдруг заметил торчащую из стола пачку листов. Хотел сначала просто указать на непорядок, но что-то остановило меня, поэтому я подошел вплотную и достал пачку листов из стола. Первое, что мне бросилось в глаза, был заголовок «Твой взгляд с прищуром…»
- Вы что, пароли на всех подряд бумажках записываете? – с недоумение на лице, и в тоже время каким-то внутренним содроганием обратился я к инженеру.

    Тот побледнел, и как мне показалось, готов был к обмороку. Я перевел взгляд на дежурно – тот буквально испепелял взглядом дежурного.
- Майор, что это такое?  - я поднял пачку листов и показал ему.
- Товарищ генерал-майор, разрешите объяснить, - вступился за молчащего офицера дежурный инженер.
- Слушаю, - теперь я попытался повторить тот же красноречивый взгляд Кулагина.
- Это не пароль записан, товарищ генерал-майор. Это название произведения.
- Да, - я, изображая сомнение на лице, раскрыл пачку посередине и увидел знакомый текст, - тогда почему валяется в неположенном месте?
- Виноват, товарищ генерал-майор.
- Конечно, виноват, - я обернулся к Марине и протянул ей листы, - заберите.

    Марина послушно взяла листы. Я повернулся к выходу, но остановился, у меня мелькнула, как мне показалась вполне разумная, имеется в виду, по-генеральски, разумная мысль.
- Подполковник, первый лист верните дежурному…
    Девушка послушно, но еще не понимая, что именно я делаю, протянула первый лист дежурному инженеру.
- А  Вы, - обратился я к дежурному, - уничтожьте эту бумагу.
- Так точно, - в глазах дежурного офицера мелькнула слабая надежда.
- Пойдемте, подполковник.

    Мы двинулись вперед. Марина следовала за мной, а позади, трусили дежурный инженер и майор Кулагин. На самом деле я был доволен, потому, что считал, что эта роль мне удалась. Но более чем удовольствие, я чувствовал внутреннюю пустоту и неимоверную усталость, такую огромную с которой можно было справиться только дома и только одним способом – сном. Я даже представил себе, как захожу в спальню и устраиваюсь на кровати…

* * *
   
    В кабинете дежурного я взялся за верхнюю одежду, когда ко мне подошла Марина, и наклонившись к самом уху, зашептала:
- Олег Владимирович, дежурный предлагает остаться на небольшой ужин.
- Вообще-то я устал, как собака, даже и не представляю, почему. Вроде ведь ничего не делал…
- Это нервы, - коротко поставила диагноз Марина, - ну и сами понимаете что еще. Так что ответить, уезжаем?
- А оставаться надо обязательно, - я понял, почему Марина заговорила о предложении дежурного, понимая, что затягивает эту процедуру, еще как минимум на час.
- Желательно бы.
- Что ж, хорошо, но надо постараться, чтобы это надолго не затягивалось.
- Постараемся.

    Я вернул на место шинель, тут же ко мне подошел Кулагин.
- Товарищ генерал-майор…
- Олег Владимирович, тем более, что мы как я понял, собираемся вместе кушать.
- Виноват, - бледность майора немного прошла, - прошу, так сказать, чем Бог послал.
   
    Помещение для принятия пищу, так оно числилось в казенных документах, располагалось в соседнем здании, там же, где располагалась оружейная и комната охраны. Два стола. Один большой, человек на десять, в котором легко угадывался непередаваемый казенный стиль и небольшой столик, так сказать, гражданского вида, даже с белой скатеркой и пластмассовым стаканчиком с салфетками. На офицерском столе было уже накрыто.
- А кто готовит? - как бы между делом поинтересовался я, снова входя в роль.
- У нас в каждой смене свой повар. Специально подбираем, чтобы не приглашать лиц со стороны, - быстро ответил майор Кулагин, - согласно инструкции.
- Хорошо.

    Мы расселись. Оказывается, в помещении имелась даже небольшая ширмочка, отделавшая офицерский столик от общего стола, но сейчас она была убрана за ненадобностью. Разговор за столом перекатывался с одного предмета, порой совершенно мне неизвестного, но вполне доступного Марине, на другой, иногда я, чтобы не прослыть бездушным, принимал в нем посильное участие.

    На третье был чай с лимоном. Хороший, горячий, ему не хватало времени настояться, но, тем не менее, чай был весьма приличный. Обед, как говориться, прошел в дружеской и приятной обстановке. Я поблагодарил хозяев, пожал руку майору, напомнил, что завтра непременно постараюсь быть на поверке…

* * *
   
    Марина вывела машину с территории, мы еще раз продемонстрировали удостоверения и, наконец, направились домой. Сытость легла поверх усталости, и я понял, что готов задремать. Чтобы этого не произошло, я достал сигареты и закурил.
- Хорошие ребята, - кивнул я в сторону объекта РО – 27, особенно майор этот.
- Были, - пробормотала Вельская.
- То есть?
- Я тестировала некоторых из них, - пояснила Марина, - они все больны - весь наряд, а значит, и тот, который будет его менять. При чем, насколько я успела понять, по тяжелому варианту.
- Эта зараза распространяется, практически, как чума.
- Хуже. Намного хуже.

    Я посмотрел на Марину и отвернулся – смотреть на нее было тяжело, она словно старилась на глазах.
- А я ведь верила, что этого возможно победить. Не просто оттянуть – победить…, - тихо сказала она, и тяжесть внешняя перелилась в слова, в голос.
- А что будет? Контора, наверняка, ведь прочитывала подобный вариант?
- Не раз, и по разным сценариям, - вздохнула Марина, - включающим черти какие варианты, даже если вдруг население страны перестанет читать совсем.
- И что?
- Распространения не остановить. Меняется только срок. Финал всегда один и тот же.
- Одно и тоже – это что?
- Война. Точнее, войны. Маленькие, гражданские, по всей территории страны. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вплоть до развала страны…
- Марина, но ведь это, практически невозможно! - я действительно воскликнул.
- Возможно, и еще как. Простой гражданин…
- Обыватель, хочешь ты сказать.
- Именно так, хотя лично мне, это слово не нравиться. Так вот, простой гражданин, он ведь не знает всех подоплек и всех подводных течений, которые уже сейчас существуют в стране, а между прочим, на все это, творчество моего отца ложиться, как нельзя лучше. Он словно писал именно для этого времени. Описывал ее ближайшее, но далеко, не светлое будущее.
- А другие страны? Ты ведь говорила, что и там это работает…
- Говорила. И работает. Только работает немного иначе. За границей нет такой традиции чтения. Наш народ буквально помешан на печатном слове. Для большинства из нас – печатное слово, практически, второй хлеб. Понимаешь?
- И понимаю, и согласен, только не пойму, насколько это плохо для данной ситуации.
- Практически смертельно…
- А если другими словами, - попросил я.
- Другими словами… Хорошо. Можно запретить чтение, даже можно этот запрет осуществить, но тогда это будем не мы. Не может быть не читающих русских.
- Даже так?!
- Именно так. Как только мы перестаем читать, мы откатываемся назад, приблизительно, лет на триста.
- А другие?
- Лет на сто, не более. Без литературы мы дичаем. Хочешь верь, хочешь нет, но движение нашей страны вперед осуществляется не за счет высоких технологий, а за счет высокой образованности простых граждан. У нас каждый второй Сократ и Платон, а каждый третий – Зигмунд Фрейд, и при этом, практически каждый разбирается в управлении государством…
- Особенно если выпьет, - пробормотал я.
- Про такие ситуации я вовсе не говорю, - зло и грустно усмехнулась Марина.
- Черт возьми, я никогда не думал, что образование может принести такой вред.
- Это не образование, это наша неудовлетворенная душа. То есть, та разница, которая существует между литературой и реальностью. Именно поэтому для нас запретное знание несет какую-то патологическую радость…  На литературе мы отдыхаем…
- И вот теперь у нас бомба.
- Именно так, - Вельская посмотрела на меня, проверяя, наверное, не шучу ли я. Хотя, какие тут могут быть шутки. Посмотрела, удостоверилась и продолжила:
- Я работала не в одном десятке стран. Это были самые разные страны. Везде есть хорошие и плохие люди, везде есть образованные и не очень, умные и не очень, но очень мало попадалось мне людей с таким душевным голодом, положенный на внутреннюю раздвоенность души, как у нас.
- Это серьезно?
- Абсолютно. И вот глядя на это все, думается мне, что отец мой как наказание за этот самый голод. Мы не избранный народ – мы проклятый…
- Марина, это как-то…, - я покачал головой, пытаясь подобрать подходящее определение.
- Да, друг мой, Подольский, я не всегда стою на материалистических позициях.
   
    Я смог только кивнуть, принимая эти слова. Машина тем временем вышла на трассу. До города оставалось минут двадцать езды. Вельская закурила, приоткрыла боковое стекло и, глядя на дорогу, задумалась о чем-то. Я невольно прикрыл глаза побеждаемый дремой. Правда, я пытался бороться со сном…
- Подольский, спи, подъедем, я разбужу, - заметив мои старания, сказала Марина.
- Перебью сон – потом не усну.
- Уснете, еще, как уснете, - пообещала девушка, и я сдался…

    Оставшаяся часть дороги, как и движение по самому городу я благополучно пропустил.
- Приехали, - Вельская тронула меня за руку, и я открыл глаза. За окном был мой двор, засыпанный снегом и пара машин, - иди домой, а я пока отгоню машину, чтобы она не торчала здесь во дворе.
- И что мне делать?
- Лучше всего лечь спать, но можно включить телевизор и уснуть под него.
- Тогда уж лучше просто спать.
- Только про таблетку не забудь…
- Не забуду, - пообещал я и выбрался из машины.
   
    Идти по собственному дому в генеральском костюме было непривычно, поэтому я поторопился добраться до квартиры и скрыться за дверью. Последние несколько минут бодрствования дались мне очень тяжело. Глаза слипались, я еле смог снять костюм, дойти до кухни и принять лекарство. Затем я кое-как добрался до спальни и рухнул на кровать…

* * *

    Разбудила меня Марина. Просто окликнула от порога, и я тут же открыл глаза, словно и не спал вовсе. Да и ощущение было не очень. Хоть я и чувствовал что передохнул, но силы еще не восстановились.
- Как себя чувствуешь? - Марина стояла около кровати и внимательно рассматривала меня.
- Лучше, - ответил я, поднимаясь.
- Это ненадолго, - вздохнула Марина, помогая мне, - скоро силы опять иссякнут. Ты оказались слабее, чем я подумала вначале…
- Наступает то самое, о чем и шла речь?
- Да, так сказать, финишная прямая…
- Послушай, Марина, - я отвел в сторону ее руку и поднялся самостоятельно, - ты что, никого не жалеешь? Можно ведь было, и соврать, а…
- Не вижу в этом необходимости, - глухо как-то, даже с некоторым вызовом проговорила девушка, - и уж тем более, когда разговариваю со взрослым мужчиной.
- Почему?
- Человек обязан точно знать свое время. Это его стимулирует, а кроме того, это многое упрощает.
- Однако, оказывается у тебя целая философия под это подведена.
- А ты, небось, думал, что я просто жестока, из ненависти…

    Именно так ответить, я естественно не мог, поэтому только пожал плечами, то ли соглашаясь, то ли отрицая ее утверждение.
- …и ты считаешь себя взрослыми. Боже ты мой.
- Марина, - я почувствовал, что обидел ее, неумышленно, а точнее, даже наоборот, старался не быть жестоким, но получил обратный эффект, - ты уж извини меня, но я слишком давно такой, и меня нет смысла переделывать. Так что, не сердись… пожалуйста.
- Хорошо, тем более, что сердиться я и не собиралась.
- Что же теперь?
- Поднимайтесь, Олег Владимирович. Вы мне нужны.
- Да-да, я мгновенно.
- Так быстро вовсе не обязательно, но как только приведете себя в порядок, зайдите в зал. Вы мне там потребуетесь…
- Да, конечно.
   
    Вельская выслушала мой ответ и вышла из спальни. И только после ухода, то есть, пока я одевался, до меня вдруг дошло, что выглядит Марина просто ужасно, в том смысле, что под глазами темные круги, глаза какие-то блестящие, с нервным блеском – у нее был вид человека, который не спал несколько суток подряд. Но что я мог сделать? - только пожалеть ее, просто, по-человечески, пожалеть…
   
    Одеваясь, я выглянул в окно, там были сумерки. Правда, не вечерние, как я подумал сначала, а как раз наоборот, утренние. Оказалось, что я проспал больше восьми часов. Я привел в порядок постель, натянул на себя спортивный костюм и отправился в ванную комнату. Проходя мимо закрытой двери в зал, я услышал, как Марина что-то бормочет, но что именно, разобрать было невозможно, то ли язык был не русский, то ли говорила она слишком невнятно. На приведение себя в порядок мне потребовалось пятнадцать минут. Я был выбрит, и благоухал всеми возможными мужскими косметическими средствами, которые нашлись на полочке под зеркалом…

    Я двигался в направлении зала, был буквально в двух шагах от закрытой двери, когда вдруг раздался грохот. Невольно я сделал шаг назад и прикрыл глаза. Еле успел, потому что в лицо мне посыпалось мелкое стеклянное крошево – все что осталось от дверного стекла…
- Подольский, ты цел?! - раздался за дверью голос Вельской.
- Да, кажется, - ответил я осторожно оглядывая себя и проводя рукой по лицу. Единственное повреждение – царапина, на которую можно было не обращать внимания.
- Ты заходи, но только в обуви…

    Я нагнулся за тапочками, которые были как раз напротив меня, и услышал, как Марина добавила со смешком:
- Прости, но ни одного целого стекла в зале у тебя больше нет. Легче нельзя было…
- Можно входить?
- Да-да, заходи, но только держись за что-нибудь…
    В общем-то, это ее замечание, я отнес на счет других разрушений, которые Марина устроила в комнате. Но дело было в другом…
   
    Посреди комнаты, на высоте около метра медленно кружилось тело Верочки. Хорошо рассмотреть его я не мог, во-первых, оно двигалось, а во-вторых, мешал свет, какой-то слишком плотный и яркий. Свет, как полотно окружал Верочку. Чуть поодаль стояла Марина, с ее пальцев стекал все тот же самый свет, который окружал мою женщину.
- Олег, у тебя приблизительно, минут десять, на то, чтобы подмести стекла.
- Я мигом.

    Скорым шагом, почти  бегом, я отправился на кухню за принадлежностями и не снижая темпа принялся наводить порядок в комнате. Марина не соврала – ни одного целого стеклянного предмета в комнате не осталось. Не было даже оконных стекол, из-за этого в комнате было прохладно, а шторы, ветер полоскал комнате.
- Особенно не стоит увлекаться, - поглядывая на мои старания, сказала Марина, - просто смети стекла, чтобы не порезаться и все.

    Однако я старался навести максимально возможный порядок. Правда, и убирать было не очень удобно, прямо посреди комнаты пульсировал шар, который я старательно обходил. В результате, три полных мусорных совка со стеклянным крошевом и пара мелких порезов, одного взгляда на которые хватило, чтобы тут же о них забыть.
- Все, - прекратила мою деятельность Вельская, - относи ведро в кухню и будь готов принять свою женщину на счет десять…
   
    Я выполнил распоряжение и остановился рядом с Верочкой, ожидая дальнейший указаний. Но прежде чем Марина начала считать, прошло, наверное, еще минут пять-десять. Хотя, время в тот момент меня не очень интересовало, Я не следил за временем – зрелище, бывшее перед моими глазами, буквально завораживало. Светящееся полотно словно дышало. Оно то увеличивалось в объеме, и тогда касалось и потолка и пола комнаты, то начинало уменьшаться – тогда его хватало только на то, чтобы скрывать тело находящееся внутри. Иногда происходило схлопывание и тогда какой-нибудь предмет в комнате разносило на мелкие кусочки…
- Один, - вдруг начал счет Марина, - два, три, пять…
    Все словно замерло, а полотно начало меркнуть.
- …семь, восемь…

    Свет, который сливался с рук Марины, погас, за ним, иссякло и световое полотно, лишь тело, все еще держалось в воздухе.
- …девять, десять.

    Верочка опустилась, точнее, почти упало мне на руки. Такая легкая, практически, невесомая…
- Будите ее. Поите чаем, одевайте. А я передохну. Через полчаса, разбудите меня. Не раньше, но и не позже.
- Да, конечно, - ответил я, но смысл сказанного зафиксировался где-то на самом краешке сознания.
 
    Я еще не вышел из комнаты, а Марина сбросила покрывало с дивана на пол, и легла на него. Я хотел сказать ей что-то, но оглянувшись, увидел, что она уже спит. Холодный ветер с улицы, который врывался через разбитые окна, по-видимому, ее совершенно не беспокоил. Я донес Верочку до постели и коснулся губами ее лица. А может, даже и не коснулся, а просто дохнул на нее, и она тут же открыла глаза. Некоторое время рассматривала меня, как будто я был приведение.
- Олег, - наконец прошептала она.
- Верочка…

    Сто, тысяча поцелуев, которыми я осыпал ее, а она меня, и всего два слова, которые мы могли выговорить. Отдышавшись, Верочка начала приходить в себя и вот тогда полились слезы. Горькие, слезы боли, слезы страха и сладкие, слезы радости, слезы исполненного желания. Я бы и сам заплакал, но что-то во мне изменилось, словно порог моей чувствительности и сентиментальности стал иным…