Как Примаков спас архивы России

Как Евгений Максимович Примаков спас архивы России

Владимир Петрович Козлов о Евгении Максимовиче Примакове

    Об августовском дефолте 1998 г. я уже писал в книге «Бог сохранял архивы России». Добавлю здесь к написанному: подсчитав его последствия для федеральных архивов, потерявших старательно накапливавшиеся внебюджетные средства, мы действительно подумывали о закрытии архивов и отправлении в бессрочный отпуск их сотрудников.
   Все замерли в ожидании расширения катастрофы. Лично у меня фантастически неожиданное назначение председателем Правительства Е.М. Примакова породило надежды. Я знал его с момента, когда он стал директором Института востоковедения. В Отделении истории его не любили: сказывались неприятельские отношения между ним и академиком-секретарем С. Л.Тихвинским и тогдашним всесильным академиком Б.А.Рыбаковым, сын которого работал в Институте востоковедения, стал потом его директором и  закончил свою деятельность в этой должности уже в постсоветской России. По академии ходили компрометирующие слухи о Примакове как директоре: дескать, в угоду политологическим разработкам Института он разрушает советское классическое востоковедение. Была у Примакова и внутриинститутская оппозиция, активно поддерживавшаяся Тихвинским. Разумеется, ниточки этой неприязни и оппозиции тянулись в ЦК КПСС, где у Примакова находились какие-то настоящие политические неприятели.
    Редкие посещения Примакова Отделения истории были для него словно визиты во вражескую крепость. Я, как ученый секретарь Отделения, являлся в его глазах человеком Тихвинского, а потому никаких отношений у нас не существовало. Наконец, Тихвинский, Рыбаков и некие стоявшие за ними фигуры в ЦК КПСС получили возможность, если не освободиться от Примакова как директора Института, то хотя бы серьезно его скомпрометировать. Речь шла об отчете Примакова о работе возглавляемого им Института на Бюро Отделения истории.
     Я чувствовал, что готовится грандиозная порка. Вопреки традиции заседание Бюро проходило не утром, а после обеда. Отчет Примакова, если не ошибаюсь, шел вторым вопросом. Когда первый вопрос близился к завершению, на моем столике ученого секретаря зазвонил телефон. Жена Примакова попросила передать ему, что она стоит на балконе своей квартиры и видит, как внизу горит их личный автомобиль. Запиской я немедленно сообщил Примакову об этом. Тот письменно обратился к Тихвинскому с просьбой разрешить ему покинуть Бюро Отделения. Тихвинский был вынужден вслух объявить о неожиданно возникшем форс-мажоре и отпустить Примакова. Вопрос с его отчетом был снят и больше уже не поднимался.
    Академические и стоявшие за ними политические противники Примакова в годы перестройки не смогли остановить общественный рост этой яркой фигуры, которая в рамках сложившейся системы явно выступала сторонником ее модернизации. Примаков и его союзники сумели создать в АН СССР специальное экономико-политологическое отделение, в состав которого вскоре вошел и Институт востоковедения. Здесь Примаков стал академиком, чтобы  вскоре сделать свою стремительную и заслуженную политическую карьеру.
    Среди большого числа решений и дел Примакова в качестве министра иностранных дел оказалось и мало кому известное до сих пор событие, к которому он оказался причастным самым непосредственным образом, о чем подробно в свое время рассказал в книге «Незнакомый Лихтенштейн» посол Российской Федерации в Швейцарии и по совместительству в княжестве Лихтенштейн А.И. Степанов. Речь шла об «архивной проблеме», неожиданно возникшей между Россией и княжеством Лихтенштейн в начале 90-х годов прошлого века.
    Дело в том, что одним из последствий Второй мировой войны стало массовое перемещение на территорию СССР государственных и личных архивов Франции, Бельгии, Голландии, Люксембурга и других оккупированных фашистской Германией стран. Специальными немецкими командами эти архивы были вывезены на территорию Германии, затем оказались в распоряжении советских оккупационных властей и в конце концов составили тайный Особый архив в Москве. Архив был легализован в 1990 г. и тогда же стало известно, что в нем находится часть архива княжества Лихтенштейн, считавшаяся утраченной.
    В 1991 г. с представителями княжества Архивная служба России начала вести  трудные переговоры о возвращении этой части архива. В качестве компенсации за его спасение и хранение лихтенштейнская сторона предложила передать России купленную ею часть т.н. «Архива следователя Соколова», содержавшего уникальные подлинные документы об убийстве царской семьи в 1918 г. Переговоры близились к взаимовыгодному завершению, однако в 1994 г. Государственная Дума ввела мораторий на возвращение Россией любых культурных ценностей зарубежного происхождения, оказавшихся после Второй мировой войны и распада СССР на территории России.
   Между тем приближался 1998 г. с его 80-летием со дня убийства царской семьи. Специальная правительственная комиссия по идентификации и захоронению останков царской семьи в условиях приближавшегося дефолта готовила скромные торжества, связанные с этим событием. Возвращение в Россию «Архива следователя Соколова», приуроченное к этому, могло бы стать символическим жестом покаяния и одновременно одним из юридических доказательств подлинности захораниваемых останков.
    Но для этого нужно было преодолеть мораторий Государственной Думы. С послом Степановым, бывшим активным сторонником обмена, мы договорились одновременно написать письма Примакову с просьбой использовать свое влияние в Думе, чтобы она сделала исключение из моратория в отношении обмена архива княжества Лихтенштейна. И у Примакова все получилось: Государственная Дума, злая на Ельцина и его правительство, прислушалась к его мнению. В августе 1997 г. «Архив следователя Соколова» навечно упокоился в хранилищах Государственного архива Российской Федерации, а спасенная часть архива княжества Лихтенштейн переместилась на свое законное место в княжеском замке в Вадуце.
    Сейчас, вспоминая те события, как и тогда не могу не признать, что роль Примакова в разрешении российско-лихтенштейнской архивной проблемы оказалась решающей. Евгений Максимович как историк прекрасно понимал роль архивных документов в качестве источников исторических исследований, а в данном случае и в налаживании международных отношений, в формировании позитивного облика России, в том числе и через преодоление межгосударственных архивных споров. Одновременно с его стороны решающая роль в возвращении в Россию частички ее документальной истории была и подлинным актом патриотизма.
    Как председатель правительства,  Примаков запомнился мне не только разумными стабилизационными решениями, которые уже получили в литературе однозначные и вряд ли когда-нибудь пересмотренные позитивные оценки. Два, связанные с ним эпизода, остались в памяти навсегда.
    Первый эпизод – это встреча нового 1999 года. На нее в Дом Правительства на Ленинских Горах были приглашены с женами все руководители федеральных ведомств. Перед началом застолья Примаков выступил с краткой речью. В ней он поблагодарил своего заместителя Маслюкова за идею встречи Нового года в таком формате и подчеркнул, что речь идет о встрече за праздничным столом единомышленников и соратников. Запомнилось пение под гитару Бооса и Шойгу. Это был высший любительский класс.
    Второй эпизод случился через несколько месяцев в только что отреставрированном  Екатерининском зале Кремля во время первого и единственного заседания Оргкомитета по подготовке к празднованию третьего тысячелетия. Члены Оргкомитета, рассаженные по неизвестному мне протоколу ( я сидел, например, слева от Шохина и справа от Пиотровского) с нетерпением ожидали президента Ельцина. Он вошел в зал, грузный, шумно вдыхая, пожал руку Патриарху Алексию Второму и занял место председательствующего, даже не повернувшись к сидевшему справа от него Примакову, который как председатель Правительства должен был делать основной доклад. Уже в этом мне показалось что-то зловещее. Свое вступительное слово Ельцин, поведя головой вверх, начал с того, что обратил внимание на реставрацию Екатерининского зала, успешно проведенную под руководством «Пал Палыча Бородина». После этого он неожиданно сделал показавшуюся мне минутной паузу и в мертвой тишине сказал свое знаменитое: «Не так сели…». Затем последовала еще одна, менее продолжительная пауза и Ельцин, обращаясь к Степашину, продолжил: «Сергей Вадимович, пересядьте, пожалуйста», указав ему место слева от себя после патриарха..
    В тот же день этот эпизод обошел все телеэкраны мира. Я же, как и другие участники заседания, почувствовал себя крайне неловко. Думаю, что Степашину было еще хуже.
     Иначе говоря, уже в начале заседания Ельцин дважды публично продемонстрировал свое небрежение к председателю Правительства. Выступая с докладом, который не раз прерывался раздраженными репликами Президента, Примаков старался казаться спокойным, но получалось это у него не лучшим образом. После окончания доклада Примакова Ельцин третий раз продемонстрировал свое недовольство. Когда представители СМИ покинули зал, он вместо того, чтобы хотя бы как-то прокомментировать доклад, вдруг пустился в пространные рассуждения по поводу ситуации вокруг Югославии, угрожая НАТО неким ответом России.
    Покидая заседание, я испытывал чувство жалости к Примакову и осуждал поступок Ельцина. Неужели намерение освободиться от премьера, спасшего страну от катастрофы, нужно было сопровождать его публичным унижением. Однако Ельцин пошел на это сознательно, вопреки политическому этикету. Он думал, что этим демонстрирует свою силу, на самом же деле за таким поступком скрывался страх перед вполне реальным кандидатом на пост российского Президента.
     Мне кажется, что грубая, никаким здравым смыслом не мотивированная отставка Примакова стала ключевым событием в новейшей российской истории. Не блиставший никакими достоинствами Степашин не мог быть альтернативой Примакову. Степашин стал проходной кандидатурой в президенты, расчистив путь к власти Путину. Ему еще очень повезло: он не стал, как Кириенко, козлом отпущения за дефолт России в 1998 г. «Семья» торжествовала победу, которая, на мой взгляд, обернулась очередным в те годы поражением России.
    А Примаков и в конце своей премьерской карьеры совершил благородный поступок, пригласив в Белый Дом на свое прощальное слово руководителей федеральных ведомств. Судя по тому, что зал заседаний Правительства не был полон как обычно, рискнули прийти не все – византинизм высшего российского чиновничества проявился и здесь. Примаков сказал хорошие правильные слова прощания и благодарности, и, прихрамывая, ушел. Присутствующие, стоя, проводили его аплодисментами.
    Вероятно, во время этого прощания мое лицо особенно ярко продемонстрировало разочарование и печаль. Худощавый и невысокий телеоператор первого канала, мой погодок, выделил его в своем телерепортаже и в первой вечерней передаче, как мне говорили, оно было показано крупным планом (в последующих новостях я уже этого не видел). С этим телеоператором с тех пор у меня завязались добрые отношения – в его телерепортажах я долгое время почти всегда мелькал на заседаниях правительства. В 2000г., когда готовился фильм о РГВИА, именно он оказался его оператором и в хранилище архива  вопреки сценарию вдруг задал под запись мне вопрос о профессии историка-архивиста. Мой ответ: «Эта профессия – как водка – чем больше пьешь, тем больше хочется», не попал в фильм, зато оказался на страницах журнала «Профиль». Он был помещен в весьма спорном разделе, типа «Перлы российских чиновников», но я был несмотря на это очень доволен.


     Об авторе воспоминаний об Евгении Максимовиче Примакове
Козлов Владимир Петрович – р.23.06.1949. Окончил Московский государственный историко - архивный институт в 1972 г., получив специальность историк-архивист. В 1972-1982 гг. –мнс,снс, зав. сектором экспертизы и комплектования архивов ВНИИ документоведения и архивного дела; в 1982-1985 гг. снс Института истории СССР АН СССР; в 1985-1991 гг.- ученый секретарь Отделения истории АН СССР; в 1991-1992 гг. – директор Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории Комитета по делам архивов при Правительстве РСФСР; в 1992-1996 гг. – зам. Руководителя Комитета по делам архивов при Правительстве Российской Федерации; в 1996-2009 гг. – Руководитель Федеральной архивной службы ( с 2004г – Федеральное архивное агентство). В настоящее время – заслуженный проф. Российского государственного гуманитарного университета. Доктор исторических наук (1987г.), действительный государственный советник Российской Федерации 1 класса (1999г.), заслуженный работник культуры Российской Федерации (2009г.).  Лауреат Государственной премии Российской Федерации в области науки и техники за многотомную документальную публикацию «Политические партии России. Конец Х1Х-первая треть ХХ в.» в составе большого творческого коллектива ((2003г.).
      Автор свыше 400 опубликованных научных работ, в том числе 11 монографий, среди которых «Тайны документальных фальсификаций или Обманутая, но торжествующая Клио» (2015) «Археографическое обозрение России» (2013), «Бог сохранял архивы России» (2009), «Основы теоретической и прикладной археографии» (2008), «Российская археография конца ХУ111-первой четверти Х1Х века» (1999), «История государства Российского» Н.М.Карамзина в оценках современников» (1989), «Кружок А.И.Мусина-Пушкина и «Слово о полку Игореве» (1988) и др.