Все в памяти моей... Гл. 70. И дым отечества...

   Полет  был  прямым,  без  промежуточных  посадок, - Тель  Авив – Новосибирск.  И  самолет  был  авиакомпании  «Сибирь». Уже  в  самом  названии  звучало -  дом,  Россия,  родная  земля!

   В  Толмачево  садились  во  второй  половине  дня.   Как  обычно  (я  помнила  свои  прошлые  вояжи  по  стране!) долго  не  открывали  двери  уже  после  того,  как  самолет  неподвижно  застыл  недалеко  от  здания  аэропорта.  С  минуту  в  салоне  полная  тишина – моторы  затихли,  кондиционеры  отключились. Затем,  как  сквозь  вату,  стали  слышны   голоса.  Самые  нетерпеливые  уже  поднимались  с  мест,  шарили  в  багажниках  наверху,   вытаскивали   сумки,   шляпы,  портфели,   поднимали  сиденья,  выстраивались  в  проходе.  Я,  имея  за  плечами  солидный  опыт,  не  двигалась  с  места:  сидя,  можно  было   еще  сносно  дышать  здесь,  внизу, в  то  время,  как  у  стоящих, чьи  головы  были почти  у самого  потолка  салона,  лица  становились  все  более  потными  и  багровыми  от  духоты.

    Помнится, - эта  пытка  повторялась  из  полета  в  полет,   куда  бы  я  ни  прилетала  в  своих  командировках.
 
   Где-то  впереди  что-то  невнятно  пропищала  бортпроводница, толпа в  проходе  зашевелилась  и,  словно  паста  из  тюбика,   стала   все  быстрее   и  быстрее  выдавливаться  на  ступеньки  трапа  в  (наконец-то!)  открытую  дверь.

   Ну,  слава  тебе,  Господи!  Свежий  воздух! А  ароматы!  Ведь  июнь, -  самый  цветущий  месяц  в  Сибири!  И  вокруг – степь,  вся  в  цветах  разнотравья.

   Воздух  родины...  Не  надышаться...

   Быстро  прохожу  таможенный  и  паспортный  контроль  и  уже  в  открытую  в  зал  ожидания  дверь  вижу  сияющие  физиономии  Нины  и  Ларисы. В руках  у  них  букеты  розовых  и  бордовых  пионов.
 
   Пионы!   В  Израиле  их  нет,  во  всяком  случае, - я  не  видела. А  сколько  было  их  здесь  у  меня  в  саду!   Тоже  –  розовые  и  бордо,  и  еще  белые,  и  белые  с  розовой   серединкой...   Они  расцветали   в  садах   во   второй  половине  июня,  поспевали  как  раз  к школьному выпускному  балу.   И  в  этот  день  нарядные  выпускники  несли  их  в  школу  охапками.   Несли   их  в  свое  время  и  мои  мальчики…  А  запах!  И  сейчас  помню  его.  Дома  в  это  время  на  столе  в  вазе  всегда  стоял  букет  свежих  пионов.  Из  моего  сада.

   ...Такой  же  июнь,  таким  же  летом.  Год  1985-й...   Андрей   уже   почти  месяц  в  армии.  Сережа  еще  на  военных  сборах  после  окончания  института.  Я  возвращаюсь  из  Москвы, - две  недели  была  в  командировке.   Дома  только  Виктор  и  Бор,   трехмесячный  щенок,  лайка,  -   его  этой  весной  подарили  мне  дети.

    Раннее  утро.  Я  выхожу  из  здания  Барнаульского  аэропорта  на   площадь.  Минуя  остановку  автобуса,  направляюсь  к  цепочке  такси  и  сажусь  в  первую  машину:
 
-  Пожалуйста,  побыстрее, -  прошу  водителя, - на  Южный.
               
   Наверное, мой  вид  не  вызывает  у него  никаких  вопросов:  все четыре  часа  полета  я  сидела  в  кресле,  скрючившись  от  сильной  боли,  -   взбунтовался  мой  гастрит.  Еще  бы!  Две  недели  на  кофе  и  бутербродиках!  Нужен  был  бы  стакан  крепкого  горячего  чаю,  а  стюардесса  предлагала  только  газированную  воду...
 
   Домчались  до  моего  дома  за  каких-то  двадцать  минут.  Водитель  ехал  не  обычным  для  таксистов  «круговым»  маршрутом,  через  городской  центр,  -   а  напрямую,  лесом,  через  Борзовку,  мимо  завода.

   Не  глядя  на  счетчик,  отдала  ему  десять  рублей:

  - Спасибо,  что  быстро...
               
    Дверь  открываю  своим  ключом.  Значит,  Виктора  дома  нет.

    Сейчас  сразу  горячий  чай  и  в  теплую  ванну!  А  потом  -  спать.  Меня  встречает  только  «щен» -  Бор.  Пасть  в  глупой  улыбке  растянута  до  ушей.  Одно  ухо  помято,  висит.  Не  спуская  с  меня  глаз,  потягивается  и  зевает  с  подвыванием.  Засоня!
   
   Дорожка,  постеленная  в  коридоре,  собрана  комом,  мешает  пройти.  Рядом  с  ней  валяется  в  луже  его  перевернутая  миска. По всей  комнате  разбросаны  обувь,  газеты,  журналы,  подушки  с  дивана.  И -  аромат!   Смесь  чего-то  с  чем-то!  Не  продохнуть,  хотя  балконная  дверь  открыта.

    Все  становится  понятным  сразу  же!  У  балконной  двери, которая,  видимо,  все  две  недели  так  и  стоит  открытой, наш  пес  устроил  себе  «шерутимчик»,  то  бишь,  туалет.   Виктор   гулять  его   не  выводил  и   ничего  не   убирал.  Скорее  всего,  дома  сам  бывал  редко.  Но  сегодня  утром   «элемент  своего  присутствия»  (так  у  нас  на  работе  говорил  один  мой  сотрудник) – оставил:  посредине  стола, прямо  на  скатерти, - розовое  пластмассовое  ведро  из  сада,  а  в  нем,  как  в  вазе,  огромный  букет  только  что  срезанных  пионов!

   Встречают  с  цветами...

   Не  переодеваясь,  только  сбросив  босоножки,   иду  в  ванную  за  тазом  и  тряпкой.    Через  час  в  квартире  полный  порядок.   Пахнет  только  пионами.  Теперь  можно  и  ванну,  и  чай.  А  боль  прошла.  Я  забыла  о  ней!
    
    ...Лариса  подхватывает  мою  дорожную  сумку, Нина прижимает  к груди  пионы,  я – налегке.  Мы  выходим  из  терминала  на  улицу.

-   Нет-нет!  Только  не  автобусом!  Едем  маршруткой, - командует  Нина.
      
    В  самом   углу   стоянки  приткнулось  что-то   похожее   на   микроавтобус,  неопределенного,  рыже-коричневого  цвета. Это  и есть маршрутное  такси.  Втроем  занимаем  все  заднее  сиденье.  Душно,  пыльно.

-   Поди,  картошку  в  нем  возил? – громко  обращается  к  водителю  Нина. -  Да  ладно,  - смеется, -  поедем  и  мы.  Как  три  куля!
   
 -  Ну,  как  долетела?  -   в  который  раз  спрашивает   Лариса  и  в  который  раз  не  ждет  ответа, - мы  перебиваем  друг друга, смеемся. Обычная  суетливая                радость  встречи.
               
   Впереди,  лицом  к  нам, усаживается  пара, он  и  она,  как  сейчас  говорят, -  среднего  возраста,  -  то  ли  сорок,   то  ли  шестьдесят.  Глядя  на  них,  вспомнила:  средний  возраст –  это  когда  уже  все  равно,   куда  идет  жена,  лишь  бы  за  собой  не  тащила...  Этому,   бедолаге,   видно,  деваться   было  некуда,  - пололи  огород.
 
    Прежде, чем  влезть  в  машину, они бросили  поперек салона  на пол  грязные,  с  длинными  черенками,  тяпки, а  поверх них взгромоздили  пыльные, в  присохших  комьях  земли,  рюкзаки. Она  с победным  видом  разместила  свои  мощные  телеса  почти  на  две  трети  переднего  сиденья, он  приткнулся  на краешке и  тоскливо  уставился  в  запыленное  окно,  почти  полностью  отвернувшись  от  нее.   Лица  у  обоих  серые  от  усталости  и  пыли.   Женщина   тыльной   стороной   ладони  смахнула  со  лба  потную  челку  и  посмотрела  на  нас. Мы  невольно  притихли, -  столько  было  в  ее  глазах   боли,  усталости  и...  ненависти.

    Я  почувствовала  это  и  поняла  ее!   Она  сейчас  ненавидела  все:  мужа,  огород,  жару,  эту  затерханную  маршрутку,  всю  неудавшуюся  свою  жизнь,  и  прежде  всего  нас,  чистых,  довольных,  с  цветами,  с  сияющими  глазами...

    Откуда  было  ей  знать, что  и  Нина,  и  Лариса  только  вчера  еще,  точно  так  же  с  тяпками  в  руках,  ползали  по  своим  грядкам-огородам,  и  я,  в  прошлой  жизни,   почти   тридцать  лет  ковырялась  и   тяпкой,  и  лопатой,  и  руками  в  земле  и  навозе...
 
    А   машина,  чем-то  позвякивая  и  пристукивая,  подпрыгивая  на  выбоинах, довольно  быстро   неслась  по  старому   шоссе. В открытое окно  залетал  теплый  ветер.   Легким  сквознячком  проносился   по  салону,  обдавая  запахом  полей,  березовых  рощиц,  скошенных  трав. Мы  молчали. А  на  душе  у  меня  все  равно  было  светло  и   радостно,   несмотря  на  тяжелый   бабий  взгляд,  сверливший  нас  всю  дорогу,- я  ехала  туда, где  было  столько  много  всего, и  хорошего,  и  не  очень.   Я  ехала  к  себе!
               
    В  Новосибирск  приехали – уже  вечерело.   Таким  же  пыльным  троллейбусом  добрались  до  дома Нины, - старенькой  кирпичной  пятиэтажки,  прячущейся  среди  разросшихся  высоких  тополей,   чей  пух  белыми  змейками  шевелился  у  обочин  тротуаров. Пока пробирались  по  тропинкам  в  высокой  и густой  траве  газонов,  позвонил  на  мобильник  Сергей,  интересовался,  как  долетела.
 
   На  балконе  квартиры,  на  втором  этаже,  сидела  мать  Нины,  ждала.

-  Мама!  Ну,  что  ты  сидишь  тут!  Шла  бы  в  дом,  прохладно  уже, -  увидев  ее,  зашумела  Нина. – Никуда  я  не  денусь!   Вот  всегда  так,  как  часовой  на  посту! -  говорит  уже  нам.
 
    Мы  втроем  до  поздней  ночи  сидим  на  кухне.  На  столе,  как  обычно  у  Нины, -  вкуснейшая  колбаса,  мой  любимый  творог,  сметана,  молоко  и  кофе!

    Достаю  подарки:

-  Так, девоньки! За неимением  мужиков - привезла  вам  электрические  простыни! 
Все  не  в  холодную  постель  ложиться!

   Рано  утром  хозяйка  на  кухне  и  уже  опять  варит  нам  кофе.
   
-  Свет! -  обращается  ко  мне. -  Можешь  посмотреть  у   мамы   давление?  Она  уже  давно  ждет  на  балконе.
               
    Я   привезла   с  собой   маленький   электронный  приборчик  для   измерения  кровяного  давления,- подарок  Сережи. Здесь таких  еще  не видели. Он  одевается  на  запястье  и  включается  простым  нажатием  кнопки.  Вчера  вечером  я  всем  измеряла  давление, в  том  числе и  маме Нины. И  вот  сейчас она с  нетерпением  пожилого  больного  человека  ждет, когда  же я соизволю проснуться  и  вспомнить  о  ней!

   С  извинениями  подхожу  к  ней,  осторожно  надеваю  на  худенькое  запястье,  обтянутое  почти  прозрачной,  шелковой  кожей,  ремешок  с  прибором  и включаю.  И  все  время, пока  он  тихо  гудит  и  щелкает,  она  внимательно,  с  каким-то  благоговением   и   даже  с  надеждой   смотрит  на  маленький  экранчик.  Слава  Богу,  давление  в  норме!  Мы  говорим  с  ней  о  погоде,  о  Нининой  даче,  о  тополином  пухе,  летящем  в  окна  квартиры…

    И  вот  уже  рейсовый  автобус   «Новосибирск – Барнаул» потряхивает  нас  по  залитой  неровными квадратами  «бетонке»  и  выбирается, наконец, на  более-менее  гладкое асфальтовое  шоссе. По обеим  сторонам  дороги  все  знакомо до  мелочей, - запомнилось,  когда  мы  с  Андреем  совершали,  казалось,  нескончаемые  вояжи  в  Новосибирск,  в  Израильский  центр.  Ничего  не  изменилось.  На  стоянке  в  Тальменке  все  так  же  дымит  мангал, пестрят  киоски, у  перевернутого  ящика,  покрытого  пластиком,  сидят  «наперсточники»  и  все  так  же  в  стороне  стоит  блюститель  порядка, - с  резиновой  дубинкой  в  руке  и  кобурой  на  бедре.

   И  Барнаул  все  тот  же.   Правда,  за  это  время  сделали  очень  красивый  въезд  в  город  со  стороны  Оби, к  речному  вокзалу. Много  простора,  зелени.  Голубое  небо  отражается  в  широкой  реке.

 -  Только  у  меня  дома  есть  нечего!  Ничего  нет! -  предупреждает  Лариса.
-  И  я  ничего  не  готовила!

   Вот  и  Южный...  После  ярких  картинок,  которые  я  все  время  перебирала  в  воспоминаниях,  он  кажется  мне  каким-то  блеклым,  постаревшим.   И  дома  словно  бы стали  ниже, и площадь  перед  Дворцом  культуры  какая-то  пустынная,  и  фонтана  на  ней  больше  нет...
 
    Побросав  сумки,  мы  с Ларисой  отправляемся  за продуктами. Нину  оставляем  дома. Лариса  ведет  меня  в  новый  магазин  «Продукты». Раньше здесь, по-моему,  было:  «Книги»...   Время  уже  к  вечеру.  От  площади,  куда  один  за  другим  подъезжают  заводские   автобусы,   рассыпаясь   цепочками   в  разные   стороны,  потянулся  народ, - на  заводе  заканчивается  трудовой  день.

   В  магазине  у  прилавка  человека   три-четыре,  но   вскоре   за  нами  уже  выстраивается   приличная   очередь.  Мелькают  знакомые  лица.  Рассматривают  меня...
 
   Магазин  небольшой, -  два  прилавка  с  витринами – холодильниками,  позади   них  от пола  и до  потолка  полки, уставленные  и уложенные  яркими  упаковками,    бутылками   и  банками   со  всевозможными   напитками.  Продавщица  одна. Движения ее  вялые, заторможенные.   Она  в  халате  далеко   не   первой   свежести  и  в  белом  кружевном   колпаке,   кое-как  приколотом   булавкой  к  рыжим,  взбитым  в  пышную  копну,  волосам.
 
   Я  беру  почти  все   подряд,  -  масло,  творог,  молоко,  сметану,  колбасу,  печенье,  кофе...  На  прилавке  вырастает  приличная   пирамида  из  свертков  и  упаковок  и   вскоре  я  уже  ощущаю,   как  вместе  с  ней  растет   раздражение  у  продавщицы  и  нетерпение  у  стоящих  позади  меня.
 
-  Пожалуйста,  мне  бы  грамм  триста  сыру,  только  не  очень  соленого  и  не  сухого.  Какой  из  них  лучше? – спрашиваю  я.

-  Все  перед  вами,  на  витрине, - не  поднимая  глаз,  произносит  продавщица. – Я  их  не  пробовала!
      
   Кто-то  из  очереди   пытается  мне   подсказать  и  я  указываю   на  первый  попавшийся  на  глаза

-  Свет!  Хватит!  Пойдем  уже, - дергает  меня  за  руку  Лариса.
   
    Не  тут-то  было!   Я  уже  требую  товар  с  другого  прилавка    и  не  без  удовольствия  наблюдаю,   как  амеба  в  кружевном  колпаке,   едва   сдерживая  бешенство,  взвешивает   мне  селедку,  копченую   рыбу,  тянется   к   полке  и  достает  «во-он  ту  бутылочку   вина»!    А   я   чувствую   себя    маленьким  Ротшильдом,  -  откуда  кто  знает,  что  я  трачу  деньги,  оставшиеся  от  моей  трехкомнатной  «малогабаритки»,  которую  продала  здесь  же,   в  этом  поселке,  два  года  тому!   Рассчитываюсь.  И  последний  штрих:

-  Будьте  добры,   можно  пакеты? - прошу  продавщицу.
    
-  Какие  пакеты?

-  Ну… сложить  это  все! – продолжаю  я.

   Она  молча смотрит  на  меня и  глаза  ее, как  и  у той  тетки  в  маршрутке,  уже  горят  тихой  ненавистью.
   
   Лариса  быстро  сгребает  все  в  хозяйственную  сумку   и  мы,  взяв  ее  за  обе  ручки, тащимся  через  площадь, по раздолбанному  асфальту, к  девятиэтажке,  где  живет  Лариса...
   
     И  понеслось...  Встречи,  встречи...  Только  успеваем  накрывать  на  стол  и  убирать  со  стола.  Расспросы,  разговоры,  фотографии...  Я  привезла  три  маленьких  альбома  с  фотографиями.   Все  интересно  всем:  как  живем?   Где  работаем?  Моем  ли  полы?

    Да,  и  полы  моем,  не  без  этого.   Но  выкарабкиваемся.   Как  все.  Кто  перенес  эмиграцию,  тот  хорошо  понимает.  А  здесь  это  пока  свежие  новости  «из-за  Бугра»,  из первых  рук.
 
   Нину  провожаем  в  Новосибирск.  Расстаемся  ненадолго,  мне  остается  пара  недель  до  отъезда,  улетаю  тоже  из  Новосиб-а.  Уже  пригласили  всех  моих  подруг-сотрудниц  по  отделу  энергетика,  отпировали,  наговорились,  напелись.  И  снова  звонки,  встречи,  приглашения.  Ощущения  «тетушки,  которая  приехала  из  Бразилии,  где  много-много  диких  обезьян»...
   
 
   Геннадий  Александрович  Е.  (друг  П.К.)   привез  нас  с  Ларисой  к  Оби. Мы  стоим  на   высоком   крутом   берегу  и  сколько  видит   глаз,  до  самого  горизонта – река  и луга,  луга. Просторы!  Не  израильские.    И  весь  низкий,  пологий  противоположный  берег  в  свинцово-голубых  ручейках,   луга  покрыты  густыми  травами.  И  над  всем  этим  небо  в  косматых   серых  тучах, -  день  теплый,  но  пасмурный.  Фотографии  получились  классные,  -   мы   с   Ларисой  стоим   в  траве   по  колено,   на  наших  головах   пышные  венки  из  полевых  цветов... 
 
   Побывали  и  на  кладбище.   На  могиле   Виктора   зеленым  ковром  разросся  ландыш.  Куст  сирени  вытянулся  вверх,   на  его   тонких  веточках  колышутся  легкие  белые  гроздья  соцветий.   Мало  солнца  ему  здесь,   плотной  крышей  сплелись  высоко  вверху  ветви  старых  сосен.

    Вот  и  П.К. Здесь  тоже,  видать,  давно  никого  не  было. Пожухлый  старый  венок  спрятался  в  густой  траве.  Цветы  в  стеклянной  банке  засохли. А  вот  ель  вымахала  почти  на  три  метра. Ромашки,  что  я  посадила,  цветут.  Никто  их  не  тронул.  Им  здесь  привольно,  много  места,  влаги,  света.

    С  фотографии   все  так  же   с  легкой   улыбкой  смотрят  на  меня  такие  родные  глаза...   Я  тут  сейчас  одна.   Могу  поплакать.  Плачу...   Геннадий  Александрович  с  Ларисой  ушли,  оставив  меня. Пионы,  что  я  принесла,  тонут  в  высокой  траве...
 
   Незаметно  и  быстро  летит  время.  Несколько  раз  звонит  Сережа.
   
   В  свободное  от  встреч  и  поездок  время  гуляем  с  Ларисой  по  Барнаулу.  Он  заметно  чище. Появилось  много  новых,  современных,  прямо-таки  модерновых  зданий.  Квартиры  в  них,  по  рассказам,  не  уступают  в  цене  московским.  В  частном  секторе,  он  тянется  вдоль  шоссе  к  нашему  поселку,  сразу  видно,  у  кого  появились  деньги:   за  черными  от  старости  и  копоти  деревянными  избами  с  подслеповатыми   окнами   выросли   кирпичные   двух-  и  трехэтажные  дома,  а  то  и  настоящие  замки.  За  домом,  где  я  жила,  за  посадкой,  где  мы  с  Глебом  ходили  ко  мне  в сад, - теперь  целый  новый  поселок  из  таких  вот  добротных  домов  из  красного,  дорогого, кирпича,  за  высокими  оградами.  Там  теперь  живет  административно-  торгово-  адвокатская  элита.  И  дорога  в  сад,  теперь  уже  не  мой, куда  я  пошла  со  Светланой,  его  новой  хозяйкой,  и  Ларисой,  лишилась  той  романтической  прелести,  которой,  казалось,  дышала  раньше.
 
   Три  недели  пролетели,  как  один  день. Со  многими  так  и  не  получилось  встретиться,  -  не  хватило  времени.  Не  помню,  кто   в  шутку  сказал:

-  Надо  было  на  проходной  завода  повесить  обьявление: «Встреча  с  Кулинич  Светланой  Михайловной  состоится  там-то  и  тогда-то»!
 
   А Геннадий  Александрович, - он  был  начальником  цеха, где работала  Лариса, -  (я  уже  улетела  и  Лариса  вышла  на  работу  после  отпуска,  что  провела  со  мной),  -   как  обычно,  собрав  всех  на  планерку,   когда  вошла  Лариса,  велел:

 -  Ну,  Германовна,  рассказывай!
               
    Всем было  интересно: что же  это  за  страна такая - Израиль? И на  карте-то  ее  едва  найдешь,  а  поди  ж  ты, - у  всего  мира  на  слуху!  Мало  тех,  кто  любит  ее,   в  основном   удивляются,   завидуют,  а   то  и  ненавидят   дикой  ненавистью...    И  в  понятии  многих,  особенно  здесь,   в  России,  -   это  милитаризованный   монстр!    А  я   рассказывала,   показывала  фотографии  и   чувствовала,  что  уже   успела  соскучиться,  что  уже  хочу  домой,   в  этот  маленький,  в  этот  такой  нескучный  «Вавилон»!...