Внеконкурс. Лидия Косарева. Яблочный пирог
Автор – Песчинка
Название – Яблочный пирог
Объем – 15, 352 тыс. зн.
~~~~~~
Ася готовила яблочный пирог, когда появился Артем, прошел на кухню, уселся на место, какое понравилось, и уставился на девочку пристально, словно рентгеном глаз своих ее просветить хотел, и начал свой разговор весьма дерзко, даже не притронувшись к хорошо приготовленному кофе.
— Красиво зажила, не совестно?
— Не пойму, в чем красота, Артем, и почему я о своей душе беспокоиться должна,— спокойно ответила Ася.
— Богатого мужичка выцепила, хочешь его как трамплин использовать?
— Трамплин – это хорошо, спасибо, что подсказал. Я бы сама не догадалась.
— Любишь его? — снова спросил Артем, пытаясь напрямую поймать Аськин такой красивый взгляд.
— А ты мне никак запретить хочешь? — не смутилась девочка, совсем не краснея,— только у тебя такого права нет.
— Это как же? Как это нет? Он же отец мой!
— А я думала, ты скажешь: «раб, или вещь, говорящая какая»! — съехидничала Ася, прекрасно видя возмущение парня.
— Он, между прочим, женат еще пока, ясно?
— А я при чем? Я в отделении Загса не работаю, так что ничем помочь не могу. Не в те двери стучишься, Артем!
Ася подошла к духовке, вытащила из нее яблочный пирог, приготовленный для отца, и спокойно поставила противень на стойку, всем своим видом показывая, что разговор окончен, и Артему пора убираться восвояси. Это пришельца взбесило еще больше. Он подскочил к ней и грубо толкнул ее за плечи. Перекипел парень! А росту в нем около двух метров, а силы в нем, как у спортсмена, так что Аська повисла у него в руках, как цветочек аленький.
— Ты нам семью разбиваешь? А я о каких-то дверях думать должен? — заорал он ей в ухо, оглушая.
— Ладно, давай договорим, если ты меня на место вернешь,— согласилась девочка,— хотя, я не уверена, что при такой температуре мысли ты что-то сообразить сможешь. А что конкретно тебе не нравится?
— То, что ты спишь с отцом моим,— сказал Артем, пытаясь успокоиться и ставя ее на место бережно, как пушинку,— хотя у него законная жена есть…
— … которую он, однако, разлюбил давно.
— Это не твоего ума дело, поняла?
— Пойми же, Артем, мать твоя, наверняка хорошая женщина. Однако она никак не может понять, что ей нужен другой мужчина.
— Это почему же?
— Да потому что всегда есть надежда, что с другим человеком ей более повезет, хотя с такой ревностью, как у нее, это едва ли возможно!
— А ты откуда знаешь? Она тебе в жилетку жалилась?
— По тебе вижу. Тебе ведь сейчас на родителей плевать! Это ты меня ревнуешь. И даже не так ревнуешь, как отцу своему завидуешь, потому что в себе не уверен. Вот что тебя гнетет! Впрочем, я в вашей жизни копаться не собираюсь. Это ваша головная боль. А про себя я знаю одно: мне твоего отца или кого-то другого, тебя, например, любить никто не запретит, просто ни у кого таких прав нет. Я могу любить или не любить, кого захочу! Кстати, и твоего отца тоже. Вопрос, как я это буду делать? В семью полезу, как ты здесь разорался, или буду любить тихо-мирно, как отца, никому не мешая. Спать или не спать – это дело нравственности, а вот любить или не любить – это свыше, и ты мне не указ! Как, впрочем, и мать твоя, как и кто-то другой. Даже если я и согрешу с отцом твоим, я перед тобой оправдываться не буду! И знаешь, почему? Потому что у тебя на отца твоего таких прав нет, а на меня и – подавно! Еще не ясно?
— Сучка ты,— только и сказал Артем, выскакивая из дома вон. Но пока он до квартиры своей добирался, задание себе дал: подумать обо всем об этом на досуге. А вдруг действительно не прав?
Астрид, оставшись одна, задумалась. Уж не влюбился ли Артемка? Славный такой парень! Однако поведение Артема девочку немного насторожило: ненавистный детдом опять замаячил перед ее глазами. Это что же получается? Еще не крикнула, а уже звон пошел? Да и его кричать-то, когда отец названный очень даже корректно себя ведет: не пристает совсем, в ее постель не вламывается и в ванной за ней не подглядывает, даже напротив, обеды ее нахваливает, и учиться не мешает, только говорит, чтобы она не молчала, если что-то нужно будет. Вот и любовь вся!
Что же люди так раскричались, разнервничались? Разве это их головная боль, как она себя вести будет? Лучше бы о своих проблемах беспокоились, свои дела делали и свои ошибки исправляли. Ан нет! Из своего загона навоз не убран, а к соседу с наставлением. Вот Артем, например, с отцом контакт самый слабый. Где-то в чем-то они в семье своей друг друга понимать перестали: сын редко бывает у отца, отец вообще не появляется у сына. Разве это нормально? Впрочем, не суди, да не судим будешь!
И Ася поспешила отогнать от себя мрачные мысли. А когда хозяин приехал, она уже успокоилась, в себя пришла и, подавая обед, сказала:
— Артем был. Сильно нервничал, кричал, ногами топал. Ревнует, кажется.
— И что ты? — невозмутимо спросил Александр Анатольевич, тарелку с борщом в руки принимая.
— Не испугалась я, не побелела и в ножки к нему не бухнулась, мол, прости, Артем!
— А могла бы и бухнуться: сын он мне.
Обедали они в этот день молча: отец Артема – как ни в чем не бывало, только не острил совсем, а Ася — испытывая неловкость. Она внезапно поняла, как Александр Анатольевич любит своего сына. Ей даже показалось, что он, как бы, за него обиделся, словно Ася действительно в чем-то провинилась. И она уже хотела убежать и расплакаться, как человек этот непонятный неожиданно сказал:
— Молодец! Все было вкусно! А на Артема не обижайся: он по молодости горяч! Я сам таким был!
И у Аськи после его ухода немного отлегло от сердца. Она не знала, что, придя к себе, он позвонил сыну и отчитал его по полной программе. А если у Артема с головой плохо, пусть к психологу обратится, а еще лучше к психиатру.
Артем в эту ночь спал плохо. Не то, чтобы его мучила бессонница, но вереница снов была тяжелая, неприятная, близкая к кошмарам, смысла которых даже уловить трудно, так все было нагромождено. Утром Артем встал с самым неприятным ночным осадком, который сразу же хочется скинуть, но даже чашка любимого кофе не в состоянии сходу повысить настроение и разгладить опухшее за ночь лицо.
Плохо дело,– сказал сам себе Артем, вставая и делая зарядку больше по привычке, чем из желания взбодриться,— посыпались ночные кошмарики, значит, и неприятности не за горами. Срочно активизировать свой мозг и понять, в чем причина неудовлетворения? Сдается мне, в девчонке этой. Может быть, я палку перегнул, матери своей уподобился, ревность ее немыслимую по крови перенял? Этого только не хватало!
Парень добрел до ванной комнаты и взглянул на себя в зеркало. Обалденная видуха, нечего сказать! Что там сегодня снилось? Битвы какие-то, драки. Кто-то кого-то бьет, а он, Артем, не свидетель, не то этот самый побитый и есть. Да ладно, шут с ним, с этим сном! Мало ли что приснится! К Аське, может, съездить, поговорить? Конечно, съездить! Он сам во всем виноват. Нельзя же так, с наскока! Ворвался, наорал, оскорбил! Дурак, болван, идиот!! Ни в чем еще не разобрался, а туда же, с упреками! Нет, нет и нет! Нельзя так жить! Съездить и извиниться. Сам эту кашу заварил, самому и кушать.
Все эти мысли молниеносно пронеслись у Артема в голове, постепенно угасая по динамике. Он и сам успокоился, и мысли его пришли в порядок. Затем Артем быстренько умылся, оделся, спешно позавтракал, словно боясь, что просиди он за столом с бутербродами очень долго, вся его решимость дела поправить, растворится, как сахар в стакане с чаем.
Выскочил паренек из дома в лихорадочно-приподнятом настроении: только бы не струсить! Только бы довести до ума все, что он сейчас в своих мозгах наворотил, представляя в уме, что сам скажет, и что ему Ася ответит. Парень и сам не заметил, как быстро он добрался до сквера, как стремительно проскочил мимо ворот, и только во дворе отцовского дома он резко замедлил ход, остановился и уселся в нерешительности на скамейку.
Сердце его забилось, а душа забеспокоилась. Артем неосознанно заволновался. Что это еще такое? Неужели страх? Да ладно, какой страх? Впрочем, это ведь очень трудно – признаться самому себе, что страшно, страшно пойти и извиниться. Вот нагрубить, оскорбить не страшно. Это как раз плюнуть, а извиниться? Извиниться – поджилки дрожат.
«Если ты, Артем, сейчас уйдешь, струсишь, сбежишь, я тебя уважать перестану. Нагородил огородов – иди, разгребай! Ну, все! Давай, вперед!» – скомандовал он себе, поднялся со скамейки и пошел к крыльцу так медленно, словно башмаки его были свинцовыми, и каждый шаг давался ему с невероятным трудом,— вот если она сейчас откроет дверь и скажет: «Что, проверять пришел? Ну, проверяй, проверяй!». Тогда я… Нет, она скажет… Ах, нет! Что это я? Откуда я знаю, что она скажет? Может быть, она вообще мне дверь не откроет. И что тогда? Ах, не знаю, была – не была!»
Он кое-как добрался до двери, дотянулся до звонка и нажал кнопку, хотя в кармане у него ключ лежал. За дверью какое-то время было тихо, никаких признаков жизни. Сердце Артема бешено колотилось, а внутри души было мерзко и тягостно. Уйти, что ли? И когда Артем уже повернуть хотел, чтобы оставить это место, которое по его представлению для него теперь закрыто было, словно это был не его собственный дом – открылась дверь, и ласковый, нежный голосок девочки произнес:
— А, Артем! Как хорошо, что ты пришел! Ты мне как раз нужен. Проходи быстрее! Мне тебя Бог послал! Ты, что, почувствовал, что я думала о тебе?
— Думала обо мне? — удивился Артем, весь от смущения зардевшись.
— Конечно, проходи в спальню, я все объясню. Ты завтракал? — спрашивала она на ходу — Есть хочешь? Чайник поставить?
— Нет, нет! Что ты! Я не голоден.
— Голоден, или не голоден, а без чашки чая от меня не уйдешь. Или ты кофе предпочитаешь? Твой отец, например, в последнее время кофе заказывает очень редко, а поначалу каждый день пил. Ты не знаешь, почему?— тараторила она, не умолкая, пока они добирались до спальни Серебрянкова, которая была на втором этаже в самом углу.
По всему дому теперь виднелись перемены, но они были какие-то мало заметные, внутренние, что ли? Как-то по-новому, с особым шармом была расставлена старинная мебель, которая в ином порядке и при новых чехлах, выглядела помолодевшей. Такие мелочи, как салфетки, какие-то статуэтки и безделушки, невесть откуда взявшиеся здесь, возможно даже из чулана, придавали всем этим комнатам необъяснимую свежесть и красоту.
Отцовский дом вообще всегда был очень красивым: здесь старина всегда умело сочеталась с современным дизайном, и в каждой комнате было, как бы, свое время. Уют этого дома создавался еще при бабушке с дедом, потом он дополнялся отцом и теткой, а завершился, как ни странно, этой смешной девчонкой, которая всю жизнь прожила в интернатах. Странные обстоятельства! Вот почему, следуя за Аськой по ступенькам, Артем даже невольно подумал: вот что, значит, женщина в доме! И месяца не живет, а вокруг все как-то добрее стало.
Но вот, наконец, они добрались до места, и Аська снова защебетала:
— Смотри, Артем, я красивый светильник купила, видишь, какой! Александру Анатольевичу понравится! У него, я заметила, привычка есть: какие-то мысли по ночам записывать. Я, как ни проснусь ночью, вижу – у него свет горит. А старая лампа сломалась. Твой отец даже смотреть не стал – выбросил! А у этого бра какие-то странные приспособления, не пойму, как все устроено. Понимаешь, я хотела Александру Анатольевичу сюрприз устроить, а у меня не получается ничего! Поможешь?
И она горестно всплеснула руками, словно извиняясь за непредусмотрительность свою.
— О чем разговор! — только и сказал Артем, принимаясь за работу,— Так-так, посмотрим, что у нас здесь? Ага! Где ты хочешь, чтоб это висело? Вот здесь? Будет сделано! И кажется, мне кто-то чашечку кофе предлагал?
Ему не так хотелось пить, как надо было выпроводить ее из комнаты: ему не хотелось, чтоб Аська видела, как от волнения дрожат его пальцы.
— Будет сделано! — в тон ему ответила девочка и исчезла.
Через полчаса, когда все уже было сделано и включалось и выключалось, как положено, подростки сидели на кухне, пили кофе со сливками и мирно беседовали.
— Ты прости меня, Ася, за прошлый визит,— сказал Артем, краснея,— дурак я последний! Нагрубил тебе…
— Все нормально, Артем! — улыбнулась Ася. — Я тоже думала об этом. И я не права: не так повела себя, или не то сказала. Так что и ты прости меня! А твой отец – очень хороший человек! Я его очень люблю и уважаю, но как отца, понимаешь? Знаешь, какой он строгий? Уроки мои проверяет и пыль не терпит. А вчера тапкой в меня запустил. Не там стояли, представляешь?
— Я знаю,— засмеялся Артем,— он всегда был таким. Ты обиделась?
— Нет, конечно! У каждого может быть плохое настроение, а талант особенно чувствителен. Он удивительный человек – твой отец! И скоро будет знаменит, такая у него сейчас музыка пошла. Когда он что-то играет, я боюсь шелохнуться, чтобы музыку не спугнуть. Сразу же в голове какие-то картины сказочные – и хорошо, хорошо! Как будто райские сады к нам в дом опустились. А иногда мне кажется, у нас отдыхают боги, или ангелы – так все торжественно кругом! Знаешь, я чувствую, что Александр Анатольевич стоит на пороге каких-то больших свершений и глобальных перемен. Вот увидишь!
— Да, я, вроде, никогда и не сомневался в этом.
— Нет, сомневался! И сомневаешься, иначе не произнес бы это противное словечко «вроде». А я верю, что мы с ним всегда будем друзьями, не зависимо от того, буду или не буду я около твоего отца.
— Около? — почему-то уцепился за это словечко Артем.
— Дурашка какой! — рассмеялась Астрид. — Конечно, около, а ты как думал? Он же меня за дочку принял и сказал об этом, ты плохо слышал. Или не слушал совсем. Мечта у него была такая, ты разве не знал? А мне – ты нравишься! Ты, понимаешь? Вот такой горячий и глупый!
— Я? Как это? Почему? — совсем смутился Артем, не зная, куда себя деть от внезапно нахлынувшей радости.
Ему захотелось соскочить со стула, подхватить Аську на руки, прижать к себе, расцеловать и закружиться по комнате, сливаясь с ней в один целый радостный организм. Но ничего такого Артем не сделал. Неловко было, как-то боязно, страшно! А вдруг опять что-нибудь не так?
Не умея больше сдерживать себя, он сорвался с места и помчался в оранжерею, чтобы Асе цветов нарвать. Здесь было так много цветов, что у Артема дух захватило от ликования!
«Когда же отец успел все это вырастить? Как много стало розовых кустов, и все такие разные! Какие же розы срезать?»
— лихорадочно думал он, щелкая невесть откуда взявшимся в руках, секатором.
— Не надо, Артем, не трогай! — услышал он голос Аси у себя за спиной. — Твой отец любит эти цветы, бережет. Они ему юность напоминают, когда его любимая сестра еще жива была. Мне приятно, что ты в гости зашел, мое положение понял. Я с пеленок по детдомам, мне хорошо в этом доме. Убирая комнаты, я чувствую себя Золушкой, а ухаживая за этими цветами — Белоснежкой. Никогда в моей жизни сказки не было. Никогда, понимаешь? А вы с Александром Анатольевичем и есть теперь моя сказка.
И Артему, когда он обернулся, показалась, что Аська стоит вся в солнечном свете, как самая настоящая принцесса, красивая и, самое главное, живая и любящая….
~~~~~~~~~~~~
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215062500257
Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2015/06/25/257
Свидетельство о публикации №215063000170