Полёт русалкой

В минуту, когда на деревню обрушился ураган, Митька пребывал в задумчивости в деревянном сортире. Это дало ему возможность повторить подвиг Элли, и приземлился он вместе со своим трухлявым боллидом прямо на бабу Любу, которая, не взирая на опасность, пыталась укрыть от дождя сено. По иронии судьбы, сапоги бабы Любы, отчаянно красного цвета,  остались торчать из-под разлетевшихся досок сортира. Митька уж было запереживал, что  кого-то угробил, но ворчливый мат из недр стога, подсказал ему правильный ход действий.


Митька разгрёб доски и извлёк вдавленную в стог бабу Любу на свет божий. Мат сделался громче. Он убедил себя, что с бабулей всё с порядке, кроме пары царапин и порванного передника, и побрёл обратно к дому. В своём эпичном перелёте на сортире, как выяснилось, он одолел около пятидесяти метров. Мог и убиться. А, если бы сортир не стоял над выгребной ямой, а содержал внутри бак, который летел бы вместе с Митькой… ох, лучше было бы убиться тогда… Поэтому Митька был хмур и слушал своё колотящееся на форсаже сердце.


Вокруг  был бардак. К бардаку в своей комнате Митька привык, благо наблюдал его уже семнадцать лет. Но бардак Таких масштабов впечатлял. Не удивительно – с утра светило солнце и дул лёгкий ветерок, а тут вдруг такое случилось, да буквально за час… На улицу стали выходить люди и охать. Каждый стремился проверить свои самые дорогие сокровища. Мужички бегали вокруг своих машин, извергая потоки междометий на каждую обнаруженную царапину. Даже дед Кузьма, поддавшись общему настроению, хрипел проклятия, оценивая ущерб своему запорожцу, который и до урагана  уже с пятилетку стоял у него во дворе, подпирая ржавым капотом сарай. Женщины бегали по огородам и дворам, собирая разбегающихся детей, выжившую рассаду, возвращали на место парники и, согласно генетически заложенной на такие случаи команде, подбирали мусор и жалобно голосили.


Лучше всех было детям – они старались держаться подальше от растревоженных родителей и бегали по улице, выискивая самые любопытные последствия стихии. Митька добрёл до группы школоты, радостно щебетавшей вокруг берёзы, куда занесло Дед-Колиного Мухтара вместе с будкой. Будка застряла  на высоте  примерно пяти метров, аккурат рядом со скворечником и теперь перепуганный Мухтар жалобно выл, а его новые несговорчивые соседи пытались отстоять территорию. Митька, на правах старшего, отругал мальчишек.  Велел им сгонять за лестницей и снять с дерева несчастное животное.


Дома творилась обычная теперь неразбериха. Бабушка Зоя увлечённо молилась Богоматери. Мама, на бегу пытаясь собрать свой фельдшерский саквояж, убегала на дальнюю деревню, откуда слышались крики. Батя влез на крышу сарая, потрёпанную ветром, и теперь пытался  прямо оттуда позвонить в МЧС. Видимо его на том конце сети не слышали и он громко и отчётливо кричал  в старенький мобильник: Девушка? Девушка! Чрезвычайная ситуация! Жертвы! Пестрецово!


Это напоминало  фильмы про войну, но ухмыляться Митька не решился. Батя мог и поколотить на нервах то.  Судя по тому, что родители занимались  материальным ущербом, с Машкой и Никитой всё в порядке. Они вскоре  и обнаружились -  с лопатами и тележкой. Оказалось, что отец уже вырвал их из толпы веселящихся детей и привёл в рабочий тонус, заставив собирать разбитые стёкла и куски рубероида. Митька даже не успел толком им посочувствовать – зоркий взгляд отца его вычислил, а голос прораба – отправил распиливать старую липу, которая  теперь  устало облокотилась на крышу их дома.


Весело жужжала бензопила Дружба. Печально завывали вдалеке сирены. Митька в поту и тяжёлых мыслях опиливал ветку за веткой, сидя на крыше. Погода окончательно успокоилась и теперь, развлечения ради, била Митьку душной влажностью и запахом трухлявых досок. Он предвкушал возможность  падения с крыши при тепловом ударе и пару раз смотрел вниз, чтобы оценить площадку для приземления. Никитос с Махой тоже, вероятно, этого ждали, так как внимательно за ним наблюдали через сорванную крышу своего детского домика.


Приближался знакомый ворчливый гул – такой могла издавать только баба Люба. Митька отчётливо себе представил суть претензий бабы Любы, касающихся летающих сортиров и злонамеренной  целенаправленности его, Митьки, избавиться от чудесной престарелой соседки таким варварским способом. Недолго думая, он отполз ближе к недопиленной Липе и попытался укрыться в безопасной  листве. Вкусно пахло древесиной, и в тени листьев не так мучила жара. Вот здорово было бы подремать здесь и переждать скандал, который уже начал разворачиваться внизу. Он попытался переползти  поближе к старому стволу и чуть не схватился за руку. Стоп, это была не его рука! – Митька  отпрыгнул, рискуя навернуться, и вцепился  в первое, что попалось под руку, чтобы удержаться. Это была ступня. Он даже вскрикнул, поддавшись секундной панике и адреналиновому взрыву изнутри. Стопа тоже дёрнулась, а рука исчезла в листве. Видимо, они соединены, предположил Митька, а это значило, что между ними где-то было еще и  тело,  причём, вполне жизнеспособное. Значит, это еще одна жертва урагана,-  успокоил он себя и полез на выручку. Тело обнаружилось за первой же обломанной густой веткой липы. Оно было мокрым, нагим и дрожащим и, к его глубокому удивлению, абсолютно женским. Митька тупо уставился на явившееся ему чудо, а оно с неподдельным ужасом смотрело на него, пытаясь укрыться ветками и длинными рыжими волосами.


Ты кто? – спросил Митька почти фальцетом. Реакции не последовало. Продолжились неловкие гляделки. За свои семнадцать Митька уже достаточно видел обнажённых женщин, не то чтобы рядом с собой, но они с Сенькой каждую субботу наблюдали за баней Вешняковых из шалаша, покуривая Приму и чокаясь Жигулёвским в пластиковых стаканчиках. Но там женщины выглядели иначе -  они были студенисто-жирные, красные, в складках и с торчащими повсюду кустами волос. А эта девушка скорее напоминала ангела, хоть и в мурашку. Какая-то гладкая, чистая и вроде как даже светящаяся. И молчала. Ну надо же.


Русалка! – заключил Митька. Он давно предполагал, что не вся фантастика и сказки являются небылицами. А эта девица точно похожа на что-то сказочное. Определённо русалка. Только с ногами, но этот парадокс уже давным-давно объяснил Ганс Христиан Андерсен.


Я- Митька! – торжественно произнёс он и показан на себя пальцем, потом перевёл палец на её покрытый веснушками нос и так же торжественно спросил – Ты?
Русалка только шмыгнула носом и отползла подальше, рискуя сорваться со своего шаткого насеста. После очередной неловкой паузы, он нашёлся: «Ду ю  спик  Инглиш?!» - радостно вспомнил он фразу, получив положительный ответ на которую, немедленно бы впал в ступор. Но русалка только усмехнулась и  отрицательно помотала головой. Из чего Митька заключил, что вопрос то она поняла, но говорить не хочет, хоть убей. Неужели, это английская русалка? Или все русалки говорят по-английски?


Пока Митька размышлял о происхождении русалок, тупо разглядывая девичьи бёдра и живот, снизу разрастался гомон -  Баба Люба, не без помощи Митькиного братика и сестрёнки,  отыскала его убежище и теперь хрипела снизу  про испорченный передник, деградацию молодёжи и адские муки. К ней присоединились и сами малявки, но они радостно визжали «тили-тили-тесто», прыгали и показывали грязными пальчиками на русалку.


- Ну-ка брысь, а то как слезу щас!!! – прозвучало с дерева, и  дети, не прекращая кричать, унеслись в сторону сеней. Баба Люба почему-то тоже отнесла эту угрозу на свой счёт, и, разразившись матерщиной, тем не менее, поковыляла обратно к своей избе. Осталось дерево, Митька и изумлённая русалка,  с которой надо было что-то делать.


Итак, что делать с обнажённой девицей, которая молчит и, вполне возможно, еще не умеет пользоваться ногами, но при этом сидит у тебя на сломанной ураганом липе и улыбается? Пришлось признать, что эту  милую девицу сначала придётся одеть, о чём Митька, как мог, сообщил русалке на русском, английском и мате и полез вниз, стараясь не смотреть вверх, на пронзительные  русалкины ляжки.


Борясь  с собственной головой, которая таки норовила взять равнение на незнакомку, Митька  сумел добраться до земли, нырнул в дом и извлёк первое, что ему попалось на вешалке – мамин белый халат.  Сойдёт! – решил Митька и спешно полез обратно.


Русалка с неким удивлением приняла халат, что не удивительно, в подводном мире они навряд ли  одевались. Но сообразила, и, стараясь не сверкать прелестями, напялила его на себя. Эффект, впрочем, получился прямо противоположный  - халат где только мог прилип к влажному телу и лишь подчеркнул местные девчачьи достопримечательности.


Митьке пришлось отвернуться и с минуту ожесточённо думать про бабу Любу, недоделанную работу и следующий год в техникуме. Он навёл серьёзного виду себе на раскрасневшееся лицо и приказал русалке следовать за ним, после чего осторожно полез вниз. Судя по сосредоточенному сопению сверху, девчонка тоже спускалась.


Потом они  стояли внизу пару минут, не глядя друг на друга, и тяжело дышали. Очень хотелось пить. Митька понял просчёт и побежал  на веранду за кувшином, отхлебнул на бегу, поперхнулся и торопливо вручил его русалке. – Тебе нужнее! – признал он  и уважительно отошёл в сторонку. Мда, день выдался необычный и эта необычность  сильно утомляла. Митька дошел до лавочки у дома и сел в тени – надо было подумать, как поступить с гостьей. На опыты её отдавать он не хотел категорически, и готов был совершить самоотверженный подвиг в стиле голливудских детских фильмов, лишь спасти несчастную и выпустить её на свободу. И тогда она, в знак благодарности, возможно…


Русалка закончила пить, деловито дошла до веранды и поставила кувшин на место, а потом так вот запросто пришла и села рядом с Митькой. Молча, чёрт возьми! И молчит, как рыба, только улыбается хитро, а в глазах искорки… Митьку разрывало от невозможности наладить контакт. В какой то момент его осенило и он совершенно невзначай положил ей на бедро  руку, но мгновенная вспышка боли в области уха, подсказала ему, что у русалок так знакомиться тоже не принято.

С горящим ухом и обидой во всё лицо, он смотрел в наглые и насмешливые глаза русалки и не знал что сказать:
- Да что ж ты за рыба такая… прилетела ко мне в липу, разговаривать не умеешь, дерёшься! А я может как друг к тебе, вот взял бы и выслушал. Откуда я вот знаю, как с вами, русалками общаться?! А ты сидишь, виду не подаёшь. А может тебе больно? А вообще больно, когда хвост в ноги превращается? А чешуя она растворяется или в кожу всасывается? А ты вот молчишь!..

Но русалка уже не молчала. Она сначала фыркнула, а потом начала смеяться. Звонко, как ручей, открыто и громко.
- Ой и дурак же ты, Митька! – сказала она, пытаясь удержаться от хохота, но рассмеялась снова.  А Митька потерял дар речи и таращился на веселящуюся русалку с открытым ртом.
- Так ты…
- Да, Мить, говорящая я! И в школу ходила, в двадцатую, в городе!
- Так ты не…
- Ну конечно нет, глупый! Галины Михаловны внучка я, читай, твоя соседка.
- А…- Митька вопросительно скосил глаза на соседний дом.
- Так бабушка на обследование легла на недельку, а меня попросила за домом присмотреть, вот я вчера и приехала.
- А пач… - вопросительный взгляд переместился на халат
- А потому что я на крышу загорать полезла! Дом то крайний, кто увидит… ну и задремала там на матрасике.
Митька лишь молча проследил глазами маршрут от крыши баб-Галиной пристройки к дому до липы.
- Ага, -  кивнула русалка, потом встала и, всё еще всхлипывая  от смеха, направилась к своему дому. Потом обернулась: Ты, Митька, как в себя придёшь, заходи за халатом. Чаем тебя напою, а ты поможешь, может, двор прибрать? Ну, когда свою липу допилишь. Хорошая у вас липа кстати: если б не она, не известно где бы я очнулась, так что не обижай её. Кстати, Таня я. Спасибо за помощь!
Митька кивнул, проводил глазами исчезающую русалку и в сосредоточенном молчании побрёл обратно к липе.