Дети в общем доме... Из Детдомовца

 Дети в общем доме не только радовали взрослых, а, возможно, чаще беспокоили своим поведением. Мальчишки выдумывали, изобретали. Миша Селезнёв из старшей группы подобрал за территорией детдома обыкновенную трубочку-железку, поделился находкой с Витей Долгоруковым, Гогой, так звали его ребята.
 - Витька, давай смастерим пушку.
 - Из трубки пушку, как?
 - Запросто. Надо найти коробки три спичек.
 - Ну, скажем, я найду. Вчера продал рыбы, деньги остались. Попрошу дядю Петю купить мне спичек в магазине. Он-то, я думаю, мне не откажет.
 - Ладно. Иди к нему сейчас же.
 Часа через три «пушка» была готова. Вечером, перед отбоем, Мишка Селезнёв в комнате мальчиков прикрепил трубку, набитую спичечной серой, к столу, скомандовал:
 - Ложись!
 Все: Коля Коваленко, Лёша и Миша Лежнины, Юра Макин... - попрятались кто под кровать, кто за печку. А Гога гордо стоял рядом с Селезнёвым, наблюдая за происходящим.
 - Пли! Горящий пыж вылетел из трубки и упал сверху за портрет великого вождя народов Сталина. Портрет загорелся. «Артиллерист», недолго думая, схватил полотенце и потушил вспыхнувшее небольшое пламя. На груди вождя образовалась дырочка. Мишка чёрно-белый портрет снял со стены, склеил «рану», замазал её чёрной краской. А трубку-пушку выбросил. Куда, никто не знал. Любопытные искали, но не нашли. Дежурная воспитательница Валентина Ивановна поняла, что мальчики в комнате чего-то жгли - сильно пахло гарью. Ничего подозрительного не заметила. Портрет висел на месте. Утром к дежурству приступила Зоя Фёдоровна.
 - Валентина Ивановна, всё нормально?
 - Вроде бы всё нормально, но только вечером у мальчиков пахло чем-то горелым.
 - Ладно. Я выясню. Они что угодно могут выкинуть.
 Зоя Фёдоровна, эта вездесущая воспитательница, - настоящий следователь. Как только вошла в комнату старших мальчиков, она увидела «простреленный» портрет.
 - Витя, что с портретом? Вы понимаете, что натворили? Что скажет директор детдома Мария Александровна, если узнает об этом?
 В комнате, кроме Толика Егошина и Вити Долгорукова, никого не было. Так как ябедам-доносчикам объявлялось всеобщее презрение, оба промолчали, помогли снять со стены портрет вождя и унести в воспитательскую. Портретов Сталина и членов Политбюро продавались во всех магазинах, поэтому заменить старый на новый было нетрудно.
 Мальчики курили. Дым стоял за прачечной, за школой, в туалете. Стоило тёте Даше выйти из столовой во двор, увидеть клуб дыма над туалетом, она немедленно возвращалась в кухню за ремнём, бежала в сторону дыма, кричала:
 - А ну, несчастные! Надеру, как надо! Махорку курят! Где только они эту дрянь находят?
 Куряки от тёти Даши спасались через лазейку, но никто и никогда не обижался на тёти Дашины угрозы.
 Вечерело. До ужина ещё достаточно времени. За окном светит летнее солнце. Вся детвора выскочила на спортплощадку, террасу. Малыши лазят по канату, кувыркаются на кольцах, играют. Девочки поливают цветы, овощи. Все заняты делом. Тем более что через три дня начинаются экзамены. Сдают с четвёртого по седьмой классы. Таня Сенова и Регина Скворцова поработали на клумбах, выбрали место у забора под набирающими бутоны черёмухой и акацией, раскрыли тетрадки, учебники геометрии и алгебры и стали повторять мудрёные математические формулы, теоремы, ход их доказательств. Тане алгебра с геометрией давались легко.
 - Ладно, Регина, повторение - мать учения. Думаю, что мы решим все задачи, а сама не сводит глаз с одноклассника Толика Егошина, который, как назло, сидит на качелях у калитки, отвлекая её от занятий, как будто для него экзамены не существуют.
 - Везёт же людям. Бездельник! Ни за что не дам шпаргалки, а ведь попросит.
 - Тань, что бормочешь, кого это ругаешь? А, вижу, вижу Толика, - хохочет Регина.
 - Гляди, всё-таки заметил тебя твой-то.
 - Кто это мой?
 - Не знаешь? Да вот на лестнице террасы сидит и думает о тебе, ха-ха! Смотри, сейчас к нему подошла красавица Зоя Отмахова, а то бы Колька присел к нам. Правда у него выпускные экзамены, ему не до нас и не до Зойки.
 Да, у Коли Коваленко выпускные экзамены по восьми предметам. Он увидел Регину, ещё когда она поливала свои георгины, собачки-кусачки, васильки.
 «Теперь поучишь, опять она! Почему так? Я каждую минуту думаю о ней, а она? Даже не взглянет. Ой, Зоя! Болтать со мной будет, а мне некогда лясы точить. Надо уходить! Первый экзамен по русскому языку, как-никак изложение, ошибки допускаю», - размышляет Коваленко.
 - Коль, скучаешь?
 - К экзаменам, Зоя, надо готовиться. Извини, пожалуйста!
 Коля аккуратно разложил на столе тетради и учебники по математике, русскому языку, физике, географии, сложил всё в сумку и отправился к однокласснику Коле Ведерникову, известному в школе и районе поэту, за консультацией.
 Гасим в комнате остался один. У него, как и у Тани Сеновой, экзамены по русскому языку и математике. Он уверен, что экзамены сдаст без подготовки. Терпеть не может зубрёжки. Ему сегодня почему-то на сердце тревожно, грустно, какое-то тяжёлое предчувствие... Взял клочок газеты, из кармана достал остаток махорки, закрутил её, встал у окна и закурил. И письма от Сабана давно нет, Сайдан тоже не пишет. Старший брат Сайдан навестил Гасима полгода назад, с тех пор от него никаких вестей.
 - Гасим, дай закурить! - вбегая в комнату, требует Гога.
 - Зачем? Тебе курить нельзя! Ещё маленький!
 Витя-Гога Гасима уважал за то, что тот хорошо играл на гармошке. Гасим показывал Вите, как играть вальс, польку, подбирал по клавишам ту или иную русскую народную песню. Учил младшего друга, хотя оба не знали нот, игре на баяне, гармошке. Поэтому Гасим не хотел, чтобы Витя вообще курил.
 - Дай, Диастинов, пожалуйста! Я недавно начал курить, умею. Меня здесь учить не надо. Только попробую, - просит Гога. - Устал! Был у Вовки Софроницкого, меня готовит к смотру. «Коробейники» на баяне учил. Получается, и темп быстрый. Потом меня послушаешь, ладно?
 Гасим не устоял, протянул закрутку-папиросу Вите, сам прилёг на кровать и задремал. Гога стал выпускать дым в воздух, покурил, покашлял, закрутку не потушил и тоже заснул то ли от усталости, то ли от никотина в махорке.
 Сторож Анна Ивановна на работу пришла чуть пораньше, только переступила порог детского дома, почувствовала запах дыма. Заглянула в комнату мальчиков - под Витей Долгоруковым тлели матрас, одеяло. Витя спал. Его кровать стоит у стенки, огонь мог перейти от матраса на стену.
 - У мальчиков пожар! - кричит Анна Ивановна. На крик сторожа прибежали мальчишки, Галина Ивановна только что приступившая к дежурству. Для тушения пожара хватило одного ведра воды.
 Слух о пожаре дошёл и до Марии Александровны. После завтрака в коридоре детдома собрание воспитанников. Собрание ведёт сама директор. А Витя Долгоруков опустил голову, виновато поглядывает то на ребят, то на Галину Емельяновну, которую он любил, верил, что она обязательно защитит его, не даст в обиду. Гасим сел рядом с Витей.
 - Ребята, - обратилась Мария Александровна, - вчера перед отбоем в нашем доме произошёл вопиющий случай. По вине нашего воспитанника Виктора Долгорукова возник пожар, но его вовремя потушили... Я, как директор этого учреждения, предлагаю оформить документы для определения его в спецшколу (детскую колонию), куда отправили Зину Малышеву. Считаю, что тогда я поступила правильно. Многие Зину знают, некоторые с ней переписываются.
 - Нет, это я виноват. Я первый закурил, - прервал назидательное выступление директора Гасим Диастинов, - меня наказывайте!
 - Гасим врёт. Махорку мне деревенские дали, сам её закрутил и курил в комнате, потом заснул.
 - Не верьте Долгорукову. Я, Диастинов Гасим, готов нести наказание.
 - Хватит спорить! Я, Коваленко Николай, беру на поруки Витьку-Гогу. Честное слово!
 - И я, Юрий Макин, беру его на поруки.
 Все мальчики старшей группы заступились за Гогу.
 - Что скажет Маргарита Яковлевна? Послушаем её, - сказала директор.
 - Я полностью поддерживаю ребят. Витя - неплохой парень. Он хороший, это его первый проступок. Что ж, я тоже виновата, не проследила. Дорогие мои мальчики, сегодня после полдника соберёмся в вашей комнате... Просто поговорим.
 В этот же день воспитательница и подростки поговорили по душам. Речь пошла и об Александре Матросове, Герое Советского Союза, погибшем во время Великой Отечественной войны, бывшем воспитаннике детской колонии, многим похожем на мальчиков Вятского детского дома.
 - Там, в колонии, воспитывали, помогали человеку исправиться, а у нас что? Воспитательные мероприятия не проводятся. Почему? Больше ругают, а то и кричат! - в беседу вмешался Коля Коваленко.
 Маргарите Яковлевне стало не по себе. "Дети правы. Воспитатель для детдомовца - мать и отец, старший брат или сестра, друг, советчик, учитель. Подростку, особенно сироте, лишившемуся обоих родителей, нужны поддержка, ласка и любовь. А ведь Коля верно сказал, и я, бывает, кричу на детей", - долго размышляла Цепелёва Маргарита Яковлевна, шагая домой после беседы с детьми. Сегодня у неё вообще выходной день.
 В марте 2007 года у Царегородцевой Маргариты Яковлевны юбилей, ей исполнилось восемьдесят лет. Из сорока лет своей педагогической деятельности эта замечательная женщина тридцать три года посвятила воспитанию детей-сирот, оставшихся без попечения родителей. Огромное спасибо ей, Человеку с большой буквы.