Тайга у дома. Дедушка из тьмы

           Кроме огорода каждая самарская семья имела делянку на заливном поле у речки.  По весне на делянках традиционно высаживалась картошка.

    Посадка происходила дружно, коллективно.  Народ заранее сговаривался и в оговоренный день высыпал на поле.   В такой день в Самары приезжали даже бывшие самарцы, в свое время покинувшие деревню и ныне живущие в Шугозере и Тихвине. Деревню они покинули, но их делянки остались за ними.

     В том году весна была холодной и дождливой. Теплые, солнечные деньки наступили лишь в конце мая.  В предпоследнюю майскую субботу на предварительно вспаханное поле вышли с лопатами и ведрами  около двух десятков человек, прихватив с собой старух, детишек и собак.

     К обеду посадочные работы были закончены. Огородники живописными группами расположились в тени высоких ив и стали отмечать   завершение важного мероприятия.  А как его не отметить? Ведь, посадив картошку, народ обретал уверенность в том, что голод в этом году ему не угрожает.

     Правда, за посадками нужен был глаз да глаз.  Поживится картофелем было много желающих. Это и колорадский жук, и кроты, и полевки, и дикие свиньи. Да и двуногих нужно было опасаться. В последние годы воровство с полей и огородов приняло невиданные ранее масштабы.


     Картофель зацвел дружно, что с удовольствием отметили самарцы. Отметили этот факт не только самарцы, но и дикие свиньи. Кабанихи со своими полосатыми поросятками стали по ночам бесцеремонно потрошить лежащие ближе к лесу картофельные делянки.  Народ обеспокоился.

     Барсуков всегда удивлялся, как могут эти практически безшерстные животные на тонких ножках выживать в сорокоградусные морозы. Все-таки, наверное, в суровые-то зимы многие из них погибали, потому как вели они себя подобно грибам: то в один год их много, то в другой нет совсем.

     В этот год кабанов было не просто много, а очень много. Правда, секачей видно не было, но самки с детенышами в открытую гуляли в виду деревни. Народ заволновался. При большой прожорливости диких свиней существовал риск остаться без картошки. Это было недопустимо.

     Самарцы учредили на картофельном поле ночное поочередное дежурство. Заступавшие с вечера два дежурных разводили по углам  поля по костру и в течение ночи поддерживали огонь. Дым от костров отпугивал животных и тем самым спасал урожай. 

     Подошла очередь Барсукова заступать на ночное дежурство. Его напарником определился шестнадцатилетний Максим, сын новоселов Крюковых.

     Вечером, прихватив из дома несколько поленцев и растопку. дежурные костровые спустились к речке, к картофельному полю. Не прошло и  часа, а по углам поля уже теплились костерки.

    Натаскав из леса валежника (по четыре валежины к каждому костру), дежурные дождались момента, когда поленья прогорели и образовалось много углей.  На угли было положено по две валежины, которые сразу же активно задымили.

     Убедившись, что процесс дымления наладился, дежурные отправились по домам, чтобы вновь встретиться у костров в три часа ночи.

      Будильник разбудил Барсукова ровно в три. Выйдя на улицу и не обнаружив Максима, он двинулся к дому Крюковых. А оттуда уже метался навстречу ему узкий лучик фонарика.

     Спустившись к речке, дежурные поправили костры, добавили в них по стволику и, довольные проделанной работой, собрались покинуть поле до самого утра.  Перед уходом они уселись перед костром. Барсуков закурил.

     Ночь была совершенно глухая. Не светились ни звезды, ни месяц, ни восточный горизонт. Казалось, выйди   за круг света от костра и сразу же пропадешь.  И вот из этой густой тьмы появился дедушка.

     Он был невысокого роста, лысый при длинной белой бороде с суковатой палкой в правой руке.  Блики костра трепетали в его озорных глазах.

     Старик начал говорить каким-то странным гортанным голосом. Барсуков силился понять, что старик хочет сказать, но как он не вслушивался в тихую, убаюкивающую речь,  понять ничего было невозможно. 

     Постепенно глаза его стали закрываться. Голос старика доносился как бы издалека. Наконец Барсуков отрубился.

     Когда он проснулся, восток уже начал синеть. У костра ни дедушки, ни Максима не было.

     «Может быть Максим костры подправляет», -- подумал Барсуков. Он поднялся, потряс головой, освобождаясь от сонного морока, и пошел от костра к костру в надежде встретить Максима. Но того нигде не было.

      Барсуков вернулся обратно и решил было отправится в деревню и объявить тревогу: «Максим пропал!», а тут пропавший возьми и объявись из темноты.

     -- Макс! Ты где был?

     -- У дедушки.

     -- У какого дедушки?

     -- Ну, у того, что к костру походил.

     И Максим рассказал, как дедушка взял его за руку и увел куда-то в лес. Они в темноте дошли до избушки. Там старик зажег свечку и они при её свете отвалили от двери ствол дерева, упавшего в бурю. После этого дедушка напоил помощника вкусным чаем и отвел обратно.

      -- Он перевел меня через речку и сказал чтоб я дальше шел сам. На свет костров. Вот я и пришел.

     В деревне ночное происшествие вызвало много разговоров. Но тут приключилась грибная страда, а затем началась копка картошки и тема дедушки сделалась не актуальной. Но дедушка сам напомнил о себе.

    Барсукову привезли телеграмму. Жену клали в больницу и ему срочно нужно было быть в Питере. Он вывел велосипед из сарая и стал пробиваться по раздрызганной дороге к шоссе, чтобы успеть на последний автобус Шугозеро-Тихвин.

     Уже перед самым выходом на шоссе из кустов вышел старичек. Барсуков его сразу узнал. Лысый с белой бородой и с озорными глазами.
 
      Старичек стал говорить что-то непонятное, а Барсуков начал засыпать. Большим усилием воли он поднял окаменевшую руку и неуклюже перекрестил старика. Тот криво усмехнулся и исчез.

       Барсуков хоть и был крещенным, но в бога не верил. А вот в то, что параллельно с людьми существуют какие-то другие существа, стал верить безоговорочно. Да и как не верить, когда таинственный дедушка уже второй раз является ему ниоткуда. А его избушку, о которой говорил Макс, никто и никогда не видел.

       Да, Вепсский лес --  это вам не Удельный парк.