Дитя кукушки

              В последнее время, мне стало трудно называть его отцом.

              Я стала задерживаться в школе, ссылаясь на дополнительные занятия, хотя на самом деле заходила в книжный и торчала там по несколько часов, листая новые издания и до тошноты зачитываясь ими. По возможности оставалась ночевать у друзей.

              Впрочем, хотя бы раз в два дня мне нужно было возвращаться домой, потому что он был абсолютно беспомощен в ведении домашнего хозяйства, а значит, исчезни я насовсем, он либо умер бы от голода, либо превратил бы собственный дом в рассадник моха и плесени. Даже не знаю, как он справлялся до того, как у него появилась я.

              Заметил ли он, что я стала отдаляться?

              -Солнышко, наконец-то ты дома!- по-прежнему восклицал он, когда я возвращалась из школы, и подставлял свою щетинистую щеку для поцелуя. Иногда я как и прежде целовала его, а иногда издавала удивленный хмык и, игнорируя его, шла к себе в комнату.

              Удивился ли он, когда я перестала называть его “папой” и даже “отцом” и стала звать просто по имени?

              -Джош, у тебя есть грязное белье?- вот он, первый раз, когда это случилось. Вот так просто, во время стирки.
Джош какое-то время молчал. Наверное, обдумывал ответ.

              -Не беспокойся, доченька, я позже сам все постираю,- сказал он наконец, и я услышала в его голосе нотки грусти.

              Знал ли он, какие чувства меня терзали?

              Я помню, как впервые с ним встретилась.

              Мне было пять. Мама подвела меня к калитке его дома, вручила в руки письмо, чмокнула в щеку, словно уходила на полчаса в магазин, и подтолкнула в спину. Я слышала, как быстро стучат по асфальтированной дорожке её каблуки. Я даже не заметила, что вцепилась пальцами в калитку так, будто от этого зависела моя жизнь. Мне было страшно. Очень страшно. И эти несчастные пять метров до входной двери, в которую мне предстояло постучать, казались мне невероятно длинными.
Не знаю как долго я стояла, не шевелясь, но в какой-то момент я поняла, что моя кофточка больше не в силах меня согреть, и я стучу зубами от холода. Тогда я бросилась вперед по дорожке, споткнулась на полпути и упала, разбив коленку и замарав колготки. Поднялась и побежала дальше, слыша лишь лихорадочный стук собственного сердца.

              -Малышка, ты чья?- удивленно спросил он, открыв дверь после того, как я позвонила. Я взглянула на него, поджав губы, и протянула ему письмо. Он посмотрел на имя на конверте. Что-то в его лице изменилось, взгляд стал тревожным. Он смотрел то на меня, то на конверт, не зная что делать.

              -Мама сказала, что вы должны это прочитать,- подала я голос.

              Он смущенно рассмеялся и вскрыл письмо. Я знала что там написано, хоть и не умела читать - мама рассказала мне по секрету. Она сказала, что напишет, что он мой папа. Я знала, что это было враньем. Мой папа остался дома. Мой папа иногда меня бил. Моего папу люди называли странным словом “алкоголик”. Но Джош поверил.

              -Значит, ты моя дочь?- задумчиво спросил он скорее у самого себя, чем у меня, но я все равно кивнула. На всякий случай.

              С тех пор он называл меня “доченькой” или “солнышком”. Он обнимал меня так, как если бы и правда был мне отцом. Он научился заплетать мне косички. Он сказал, что я должна ходить в школу, и пообещал ходить на мои родительские собрания. Он бегал под дождем в аптеку, когда у меня поднималась температура. Он хвалил мои каракули, помогал делать костюмы на праздники и писать сочинения. Оставался со мной, когда я не могла заснуть, целовал меня в лоб перед сном, водил в парки развлечений. Он всегда был так добр, будто не сомневался в том, что я его дочь. Но я знала, что это не так. И все, что я могла сделать для него - не доставлять хлопот: хорошо учиться в школе, научиться готовить, убираться и стирать, перестать быть для него обузой.

              В пятнадцать я поняла, что я не могу врать ему всю жизнь. Я не могла пережить того, что моя развратница-мать, гулящая налево и направо, воспользовалась наивностью и добротой столь прекрасного человека и спихнула ему подтверждение её сексуальных похождений - меня. Тогда я решила, что в свои восемнадцать, после окончания школы, я все ему расскажу. Я получу аттестат с отличием и стипендию в колледже и тогда все ему расскажу.

              Как он воспримет правду?

              Я узнала об этом, когда мы вернулись домой после церемонии вручения аттестатов.

              -Джош, мне нужно тебе кое-что рассказать,- начала я. К глазам у меня подступали слезы, но я находила силы их сдерживать. Я чувствовала себя так же, как тринадцать лет назад, когда стояла у калитки его дома и не знала, что будет дальше.- Дело в том, что я не тво…

              -Послушай, ты уверена, что хочешь это сказать?- перебил он меня.- Тебе так не нравиться быть моей дочерью?

              И я поняла, что он все знал с самого начала. И вот тогда я разрыдалась впервые за все это время. Я плакала просто от осознания того, что этот человек знал правду и все равно заботился обо мне.
             
              -Папа, я так тебя люблю,- только и смогла сказать я, бросаясь в его объятия.

              -Я тоже тебя люблю, доченька,- сказал он с нежностью, с которой это мог сказать только отец своему ребенку.- Хорошо, что ты у меня есть,- добавил он, целуя меня в макушку.