Пачка папирос

Пачка папирос

   Этот сентябрь выдался для Лёньки удачным. За спиной семь классов школы, а впереди учёба в ремесленном училище: практически — взрослая жизнь. К тому же занятия начинались не рано, можно подольше поваляться в постели. Уходил Лёнька из дома последним, мать убегала на работу с рассветом, следом — брат в школу. Но подобное послабление в режиме принесло неожиданные неприятности.
Проснувшись, Лёнька первым делом нащупал ботинки под подушкой. Облегчённо вздохнул: здесь, здесь родненькие. Вон вчера не уберёг — брательник надел. Пришлось идти в новенькой, выданной в ремесленном училище, форме и старых растоптанных башмаках. Пол-утра начищал, чтоб ребята не заметили, на смех не подняли. Полвечера брата вылавливал. Но тот домой с матерью пришёл, знал, при ней Лёнька разборки затевать не станет. Мать, когда сыновья ссорились, правых, виноватых не искала, обоим тумаки отвешивала. Лёнька вспомнил о брате и мстительно усмехнулся. Уже, наверное, обнаружил подложенный в ранец вместо учебников кирпич.
   Собрался Лёнька быстро, позавтракал горбушкой хлеба с молоком. Пару конфет без фантика, называемых почему-то «Дунькина радость», прихватил с собой. Закрыл комнату и засунул ключ под половичку у двери. В их бараке на восемь семей, воровства не было. Все друг друга знали. Во дворе встретил радостным лаем и звяканьем цепи Басмач — огромный лохматый пёс неизвестной породы. Лёнька угостил Басмача конфетами, сам же подошёл к будке и достал оттуда пачку сигарет «Памир» и спички. В который раз порадовался такому удачному тайнику. Мать не догадается, а остальных Басмач к будке не подпускал. Лёнька его подкармливал то косточкой, то конфетой, и пёс ревностно охранял припрятанное имущество своего любимца. Звонкий голос, раздавшийся у калитки, заставил вздрогнуть.
   — Привет! А пацаны всё гадают, где ты курево ныкаешь. Твой брательник на пару с моим весь ваш двор обшарил. Сама видела! — Нютка, бывшая одноклассница, весело улыбалась, помахивая портфелем.
   — Ты чего не в школе? — нарочито грубовато буркнул Лёнька, хотя обрадовался встрече.
   — Математичка заболела, — махнула рукой Нютка и предложила: — Давай, я тебя провожу, а то рано вышла. Отчим с ночной смены пришёл и опять воспитывать принялся. Не нравится ему моя стрижка! — она тряхнула головой, чёлка забавно подскочила и опустилась на место. Ветер взъерошил короткие волосы, придав их обладательнице сходство с воробьём или ёжиком.
   Лёнька, открывая калитку, так и сказал.
   — Ах, так, — Нютка замахнулась портфелем. Но портфель был отобран с веским: «Давай уж, понесу».
   Они пошли по пыльной и пустынной в это время улочке мимо деревянных двухэтажных бараков, таких, как Лёнькин, мимо приземистых домов, мимо строящейся кирпичной пятиэтажки, мимо автоматов с газировкой, мимо сквера с лавками и фонтаном в центре. На одну из лавок присели. Лёнька щелчком выбил из полупустой пачки сигарету. Получилось лихо. Скосил глаза, заметила ли Нютка, и прикурил, прикрывая ладонью от ветра зажжённую спичку.
   — Помнишь биологию? — Неожиданный вопрос застал врасплох.
   — Ну.
   — Капля никотина убивает лошадь! — Нютка засмеялась и попросила: — Дай попробовать.
   — Крепкие. И вообще — девчонкам курить нельзя. — Лёнька нахмурился.
   — Жадина-говядина, солёный огурец! На полу валяется, никто его не ест, — протараторила Нютка детскую дразнилку.
   — На, — Лёнька протянул сигарету, предварительно затянувшись.
   После первой же неумелой затяжки, Нютка побледнела, вытаращила глаза и принялась отчаянно хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Лёнька перепугался и со всей силы постучал по спине подружки. Та вздохнула и тут же зашлась в приступе кашля.
   — Нют, ты это… Я сейчас! — Лёнька вскочил и побежал к автоматам с газировкой, лихорадочно доставая из кармана брюк мелочь. Обрадовался, обнаружив чудом уцелевший, видимо, не замеченный местными пьяницами стакан. Быстро сполоснул на круге с водой, поставил и опустил в прорезь автомата три копейки, запоздало подумав: «Лучше бы без сиропа».
   После нескольких глотков Нютка порозовела и залпом выпила остальное. Поставила стакан на лавку и прижала ладонь к лицу.
   — Газ в нос ударил, — пояснила.
   — Зато кашлять перестала, — вздохнул облегчённо Лёнька.
   Нютка задумчиво повертела окурок:
   — Ещё, что ли, попробовать?
   Лёнька решительно отобрал сигарету, затушил плевком и отправил в урну.
   — Хватит, попробовала. Говорил же, крепкие. «Памир».
   — А почему их называют «Нищий в горах»? — к Нютке вместе с нормальным цветом лица вернулась болтливость.
   Лёнька пожал плечами и достал пачку. Вдвоём разглядывали фигурку путника на фоне гор.
   — Наверное, потому что они самые дешёвые, — заключил Лёнька. — Всего десять копеек. Плюс копейка — спички. У мамки иногда деньги выпрашиваю, вроде как на мороженое, ну и на завтраках в буфете экономлю.
   — Ты такую гадость не кури, лучше бросай. А давай я тебе завтра «Беломорканал» принесу. Отчим с аванса много накупил. Если одну пачку свистну, и не заметит.
   — А если заметит?
   — Да не, там много, целый ящик в буфете занял. Только ты пообещай, что выкуришь эту пачку и бросишь. Сам говорил, собираешься в секцию бокса ходить.
   — Замётано, — буркнул Лёнька и подумал: «А что, если я сейчас её поцелую?»

   ***

   …«А что, если я сейчас её поцелую?» — подумал Леонид Семёнович, искоса поглядывая на стоящую с неприступным видом супругу. Знал вину за собой, не зря его Нюта сердится. Перебрал он вчера с друзьями крепко. Как домой дошёл, не помнил. От крупной разборки утром спасло появление младшего внука, отправленного родителями на помощь деду с бабкой. Ремонт они в коридоре затеяли. Все антресоли, кладовки разбирали. Если с кладовками быстро управились, то лезть наверх и доставать залежи вещей, привезённых ещё со старого дома, не рискнули. Возраст всё ж таки! Двенадцатилетний внук Санька, легко взобрался на стол и на поставленную сверху табуретку. Он доставал вещи и передавал вниз. Бабушка с дедушкой распределяли их на две кучки: «выбросить» и «ещё полежит». Леонид Семёнович пытался разговорить жену, но та отделывалась короткими сухими фразами. Когда осталось разобрать дальний угол, на полу уже громоздились две очень внушительные кучи.
   — О-го-го, — оценил масштаб Санька, доставший последнюю вещь — чёрный плащ с задубевшей потрескавшейся кожей.
   — Ещё отцовский, — растрогался Леонид Семёнович.
   — Выкинуть, — распорядилась супруга и добавила: — Сань, карманы проверь.
   Санька запустил руку в карманы плаща и вытащил нераспечатанную пачку папирос.
   — «Беломорканал», — прочёл название и воскликнул: — О, тут надпись: «Желаю бросить курить» и год. Тысяча девятьсот пятьдесят девятый. Вот это круть! Дед, ты же не куришь.
   Но дедушка с бабушкой его не слушали. Они словно вернулись в прошлое. Друг на друга смотрели мальчик Лёнька и девочка Нютка.
   — Ты же говорил, что бросишь курить, когда эта пачка кончится!
   — Нют, да я сразу бросил, после того, как тебе плохо стало. Только подумаю покурить, а перед глазами ты: синяя и дышать не можешь. А ты так радовалась, когда эту пачку дарила, не мог же я сказать, что подарок уже не нужен. Тем более, ты у отчима свистнула. Хорошо, он не заметил.
   — Он заметил. Час за мной с ремнём вокруг стола гонялся, пока мамка не пришла.
   Внук Санька, сидя на табуретке, с интересом слушал разговор. Пачка «Беломорканала» была уже надёжно припрятана в кармане его бриджей.