Сестра Ольга. Часть III. Дневник 7-14

                7

     - С дочкой твоей не все потеряно, - ведьмак смотрел своим пронзительным взглядом  прямо в душу Ядвиги, - обучу я ее.  Вот только ребенок  – большое неудобство. Отвлекать будет.
         Всю следующую неделю Ядвига была сама не своя – и так и этак решала да перерешивала судьбу дочери. Хорошо бы выкидыш  устроить. Да где зимой взять нужные травы?

   Нагружала Ядвига дочь непосильной работой,  думала от натуги сбросит дитя – ничего не получалось – крепко цеплялся за жизнь будущий человечек.
       И только на восьмом месяце отставила Ядвига в покое дочь, видимо, приняла другое решение.

       Надо сказать, что за это время Василину приходили сватать дважды, все те же родственники Василька, от которого и понесла дочка. Ядвига только дивилась, какой срам на себя принимали родители Василия, прося в жены сыну беременную молодуху. Их бы пожалеть, да сердце Ядвиги никогда и прежде не знало жалости, а теперь и подавно закостенело в твердой решимости все сделать по своей воле. Даже Петр отступился: твое дитя, решай сама.

      Дочь разродилась в мае, принесла крепкую, здоровую  девчонку.   Василь снова приходил, просил отдать Василину по-хорошему, не то грех на душу возьмет: не венчанными жить станут.
     Ядвига подала молодым надежду: через три месяца она все сама уладит. Те смирились.

А Ядвига на целый месяц исчезла из дома. Петр уже перестал спорить со строптивой женой, в сердцах махнул рукой, когда так объявила, что едет погостить к сестрам и поклониться могилкам отца да матери.

                8

    Она и вправду около недели гостила в родной деревне, охотно расспрашивала родню о сельских новостях, ненароком узнавала, что нового и странного случилось в деревне. Ничего выдающегося в деревне не произошло, ничего такого, что бы заинтересовало гостью. От старшей сестры поехали в соседнее село к ее  деверю.

    Погуляли на славу, восвояси отправились запоздно. Возница, седой коренастый мужик, угрюмо заметил, проезжая мимо кособокой избушки на отшибе, у самой кромки леса:
- Зря на ночь глядя поехали. Не к добру. Место здесь не чистое – засветло проезжать надобно!
- А чего нам бояться? - хохотнул зять Ядвиги. - Вон нас сколько!

- Вам-то бояться и вправду нечего. А мне-то обратно глубокой ночью ехать! Не охотник я с ведьмами якшаться! – огрызнулся мужик.
- А что и вправду ведьмы? – осторожно поинтересовалась Ядвига.
- Почем купил, по том и продаю! Бабы бают, что ведьмы! Все лето по лугам травы собирают, потом людей своим зельем травят! – зло бросил возница.

- И многих отравили? – сонно спросил зять, который давно дремал под тарахтенье тележных колес.
- Не знаю! Так говорят! А сами-то бабы к ним бегают, чуть спину заломило, аль что еще по-бабски приключилось. А молодая - та еще и повитуха. Вот только …все равно ведьмячье отродье.


                9
      Ядвига вернулась домой довольная и …приветливая. Даже маленькой внучке уделила внимание: наклонилась над колыбелью и что-то нежно проворковала. Время от времени она брала ее на руки, подолгу ходила с ней по двору. Василина, обрадованная неожиданным вниманием матери, ликовала в открытую. И когда мама отпустила ее на всю ночь к Васильку, была безмерно рада.

     Утром  ни мамы, ни ребенка дома не оказалось, что сначала не очень озадачило домашних, думали вот-вот покажутся на пороге бабка с внучкой.

       Бабка появилась через три недели и поставила молодым ультиматум: либо они женятся и забудут о дочке, либо все останется по-старому. А девочку она отдала на воспитание в богатую семью.

     Молодые не поженились, история  с исчезновением  девочки пришлась не по вкусу ни самому Василю, ни его родне. Не хотелось им, чтобы мать будущей невестки имела над молодыми такую власть и устраивала их жизнь по своему разумению.

    Да и Василина не горела уже желанием выходить замуж. Она исчезала из дома на неделю или две, и все понимали, что она разыскивает свою пропавшую дочку. Она систематично, одну за другой обходила окрестные деревни, удаляясь по концентрическим кругам  все дальше и дальше от своей деревни. Питалась подаянием, ходила в грязных лохмотьях, сама была грязная и нечесаная.

    На зиму вернулась в родную деревню и поселилась  в отцовской бане – в дом ее не  пустила мать. Еду ей таскали сердобольные племянники, да отец разрешил топить баню через день.

    В начале апреля Василина снова исчезла и вернулась в середине июня. Она зашла в дом, поклонилась отцу-матери, попросила прощение и дозволения жить с Ханной в их доме. Она, кажется,  нашла дочь- люди доподлинно утверждали, что в  … деревне есть посторонний ребенок, девочка.

                10.

    Она выждала, когда ведьмы вышли из дома, проводила их по лесной тропинке километра два, вернулась. Только что пропели первые петухи. Ядвига положила две охапки хвороста под дверь и окно и чиркнула  серниками.
           Огонь весело затрещал в охапке сухостоя, перекинулся на трухлявую дверь. Только Ядвига ничего этого не видела, бежала по лесу, спотыкаясь и теряя направление.

    К ночи выбралась на проезжую дорогу, с другой стороны большого болота, разделяющего две деревни. Она заблудилась и отправилась в противоположную сторону от своего дома. Шла вечерами и ночами, и все время ей грезилась погоня и лай гончих псов, идущих по ее следу.

    Домой она попала почти через месяц, привезли родственники, опознавшие в тощей сумасшедшей бродяжке сватью.
    Дома все было неладно: пала корова, Петр занедужил, после того, как в сарае снял со стропил Василину. Появление свихнувшейся жены не прибавило красок в его беспросветную жизнь. Он медленно таял, сходил на нет. И мысль о том, на кого он оставит больную Ядвигу, ни разу не пришла ему в голову. Он только молил бога, чтобы у его деточек был мир и лад в семьях.

                11.

      Бог Петру смерти не дал, как и не вернул былого здоровья. Скотину всю извели – готовить сено было некому, да и ухаживать за животными у него не было сил. Через полгода начала приходить в себя и Ядвига. Взгляд ее временами становился вполне осмысленным, да и себя она уже обихаживала.

    Дом их прежде шумный и веселый стал пустой хороминой: в отсутствие людей он казался большим сараем, пропахшим плесенью и стариковской вонью. Ядвига временами затевала уборки, но становилось еще хуже. Дочери приходили по очереди, приносили продукты. Из внучек приходила только Ядя, названная так в честь бабушки. Остальные внуки сумасшедшую старуху побаивались, и идти в гости отказывались.

     Младшей Ядвиге шел двенадцатый год, была она смышленой и подвижной. Часто Петр прислушивался  к ее разговорам с бабкой, почитал их беседы даже интересными, хотя говорила только малая, а бабушка с какой-то задумчивой, не свойственной ей, улыбкой слушала внучку и кивала головой. В такие моменты она казалась вполне способной понять то, что он собирался ей сказать.

     Однажды он решился и начал тяжелый для себя разговор, тот разговор, что не мог он унести с собой в могилу, права не имел, да и не хотел.
- Тут по лету мужик приходил, просил тебе передать, что прокляла тебя и твой род Блаженная Виталина!
- Кто такая? – в глазах испуг, скорее ужас.
- А еще сказал, что ты одна виновата в смерти Василины и внучки! Ты ее убила?
- Сожгла! – зачем-то призналась Ядвига.
Это был последний разговор в их нелегкой жизни. За последующих полтора года Петр не сказал жене больше  ни слова.  И даже за стол с ней вместе не садился.

                12

    Бабка Ядвига прожила долгую жизнь, в ум так и не вошла. Ее маниакально суженое сознание рисовало разные невероятные картины: то страшного суда за ее прегрешения, то перед глазами стоял манускрипт с проклятьем Блаженной Виталины. Она была уверена, что бумага существует, и в течение последующих лет рассказывала внучке  о вражде дух родов, боровшихся на право называться истинными колдунами.

- Помни, Ядя, ты - потомственная ведьма. Тебе дадена сила, которую   ты вскоре почувствуешь. А почувствуешь – достань и уничтожь проклятие.
    Ядвига - младшая и верила, и не верила во все бабкины россказни, но неизменно выслушивала и согласно кивала головой. Где-то в глубине души она чувствовала, что она не такая, как все.

      Ее талант, также как у бабушки, распространялся на способность очаровывать мужчин. Вот только Ядвига использовала его чисто в меркантильных целях: ее сундуки ломились от подарков незадачливых кавалеров. И замуж она вышла за богатого мужика, к слову сказать, хозяйка из нее получилась отменная.

                13.

      Время шло, а Ядвига  на новом месте жительства все не становилась своей. Не появилось у нее ни одной подруги, даже ближние соседки не забегали ненароком одолжить соли или муки.

    Внешне Ядвига мало изменилась: темные длинные волосы, уложенные короной под платком, прямой нос, … и серые пронзительные глаза. Ее пристального взора не выдерживали ни звери, ни люди. Она ловко, одним словом, одним взглядом управлялась с сезонными батраками и наемными работницами.

      Муж ее,  Поликарп Матвеевич, мельник и матерый хозяин, на первых порах не мог нарадоваться на молодуху – сняла она с него груз работы по дому и подворью. Со временем скотный двор пополнился какими-то племенными коровами и овцами, Ядя завела пасеку.  В доме запахло настоящим достатком.

      В тот вечер Поликарп Матвеевич запоздал с мельницы и поэтому подошел к дому задами, через огород и мимо свиного сарая. Не то  чтобы  так было намного ближе – просто не хотелось никого видеть. Он никого и не увидел, зато услышал то, что не предназначалось для его ушей.

      Скотники за тонкой стеной летника вели неторопливую беседу, прерывающуюся  изредка натужными вздохами, видимо, кидали тяжелый навоз на телегу.
- Это ты зря Иван! Попроси хозяйку, она тебя отпустит на неделю, все таки мать недужит!
- Да я просто сбегу, а ее просить не буду! Ты в ее очи хоть раз глядел? Не глядел! Никто не глядел – все в пол смотрят! А я один раз дурость поимел: вперился в нее глазами. Думал, что я - не все, что я-то смогу. А глаза у нее рысьи. Думаю, что в темноте светятся. Жуть!
- И чего же делать?
- К хозяину пойду, в ногах валяться буду. Тот хоть отматерит, но сердце у него есть!
- Смотри сам. Надо бы к хозяйке. Она тут верховодит!
- К ведьме не пойду! Боюсь!

          Поликарп Матвеевич прислонился к стенке сарая, схватился рукой за левый  бок, пытаясь удержать в груди затрепетавшее сердце. Вот и сбылось предсказание деда Дорофея.  Как же он за эти пять лет не смог сам увидеть или почувствовать, что нашлась его суженая-нареченная?

                14.

- И будет в твоей жизни, Карпуша, дева красивая, силой не мерянной наделенная, да только глуха она к той силе – не обучена, не посвящена. И только от тебя, внучок, будет зависеть, сколько той силы в ней пробудить, чему учить, чему не учить. Счастье твое будет в этой женщине, погибель твоя в ней же будет, коль силу ее в узде держать не сможешь, да лишка воли ей дашь.

- Дед  Дорофей, да я и сам мало чего могу, немногому обучен!
- Сколько положено, столько знаешь; сколько надо,  столько обучен. Не ведьмак ты, проводник простой. Вот передашь то, что знаешь – и работа твоя исполнена, а знания забыты.
- Не понимаю я, дедка, не понимаю! А как я узнаю, кого и чему учить?
- Узнаешь, ненароком узнаешь! – усмехнулся дед Дорофей  и к этой теме никогда больше не возвращался.

        А Карпуша с тех пор чувствовал себя шкатулкой с драгоценностями, которая испытывает гордость за свое содержимое, но точно знает, что это ей не принадлежит: однажды придет хозяин и заберет сверкающие самоцветы. А шкатулка, опустошенная и ненужная, останется стоять на комоде, если вообще, как ненужный хлам,  не угодит на помойку.

       Иногда Поликарпа начинало лихорадить: ему нестерпимо хотелось хоть немного попользоваться теми сокровищами, теми знаниями, которыми он владеет. Но сами по себе эти отрывочные фразы и заклинания не имели смысла, сколько бы раз он бы их не произносил. В конце концов, он решил, что к его шкатулке с драгоценностями есть  ключик. Как говорится: есть, да не про вашу честь.