Конемания

 Второй курс, 1970год. Сентябрь в колхозе. О, речушка Тибельтинка и селенье Тибельти! От Байкала в сторону Бурятии и Монголии. Места особенные: поэзия степи и песня табунщика!

 Там сама работа была как подарок – никакой картошки, мы гребли сено. Кто граблями, кто вилами, чисто, душисто, прямая спина и широкий замах. Причем, уже не жарко, а солнце ясное, дождей почти не было. 

 Колхоз животноводческий, поэтому даже питание отличалось. Некоторые девочки жаловались на однообразие: мясо и мясо. Это правда, но зато было парное молоко, и мне нравилось, я ведь родилась в деревне. А на сладкое была ягода, спелая-переспелая черемуха. Берега заросли ею сплошь. Наверх посмотришь: по синему небу рассыпаны крупные агатовые бусы. Я объедалась ею, даже вкус не был вяжущим, как у нашей черемухи.

 Нас поселили в каком-то здании с большим залом, где вдоль длинной стены сколочены нары, и мы укладывались на них, как клавиши фортепьяно. Парней с нами не было, но зато по соседству проживали шофера, приехавшие на уборочную. Они очень интересовались нашим общежитием. По вечерам их очень влекло в общество девушек. Пойти там было некуда, я не помню, чтобы мы ходили в кино или на танцы. Местное население было, в основном, нерусское, наполовину буряты и татары. Молодежи нашего возраста не было видно. Вот и шли после ужина женихи к нашему дому.

 Забавно выглядело, как у открытого окна сидели на нарах девчонки и разговаривали со стоящими за окном парнями. «Ля-ля, фа-фа». Обо всем веселом, помню один анекдот про Василия Ивановича и Петьку, который рассказывала Таня Олюхно. Взрывы смеха и говорение с обеих сторон. Вспыхивали искорки мимолетных симпатий, возникало желание быть поближе.

 И однажды, вместо того, чтобы торчать за окном, толпа «мужиков» начала ломиться в двери. А было довольно поздно, дело шло ко сну. Почти все уже улеглись. Рядом со мной Татьяна Ч. намазала лицо толстым слоем белого крема и с закрытыми глазами принимала эту маску. Стук в дверь все усиливался, девчонки испугались. Хлипкий крючок, которым мы запирали дверь, не выдержал, и шоферня ввалилась в девичью «спаленку». Чего они ожидали? Голых девок не было, все одетые и укрытые с головой солдатскими одеялами.

  Незваных гостей оглушил визг и писк, ослепил яркий после темноты свет. Они выстроились в дверях, как на фотографию, и молча трезвели от собственного нахальства. Татьяна приподнялась на минутку – ее лицо взошло, как белая луна с полуоткрытым карим глазом, - и снова откинулась на подушку. Ее безучастность контрастировала с общей паникой. Мне пришло в голову разъяснить вошедшим, что их визит имеет незаконный характер. Жилище неприкосновенно, сломанная дверь наказуема. Не знаю, слышал ли меня кто-нибудь, но я продолжала, назвала номер статьи и сроки, полагающиеся за то, что они, возможно, замышляли.

 Гости потоптались, поморгали и тихо просочились за дверь, где их поглотила ночь. А мы долго не могли успокоиться. Только Таня так и лежала с закрытыми глазами, пока ее не потревожили вопросом: «Ты почему лежишь?» Она ответила: «Я посмотрела, народу много, пока до меня доберутся, хоть крем впитается»
Назавтра чинить дверь пришел крошечный старичок, похожий на гнома, с румяным детским личиком. Он, лукаво улыбаясь, сказал, что его поставили «доглядать». Нам дали охрану, но с подтекстом, что девки сами всегда виноваты.

 Я тогда дружила с Татьяной на почве общих интересов, и нас не волновали шофера. Мы нашли для себя кое-что получше. Колхоз выращивал лошадей, спортивных скакунов. А это такие красавцы! Как пробегает табун, живой волной из лошадиных спин, как стучат копыта множества мелькающих ног – загляденье, колдовская картина! Местные жители вырастали с конями. Там малые дети и подростки ничего не боятся, прямо трюкачи. Я с изумлением и завистью смотрела, как пятилетний мальчуган, татарчонок Асхан, хватает за гриву неоседланного, невзнузданного коня, мгновенно взбирается ему на спину, как кошка, и мчится по полю стрелой.
 Пастухи все были молоденькие. Мы с Татьяной стали подходить к ним, познакомились, просили дать покататься. Леша, высокий мальчик - бурят допризывного возраста, которого я про себя называла «юноша, не знающий улыбки», проявил доброту. Нам  дали оседланных коней, показали, как держать поводья, даже подтянули стремена по размеру. Мне досталась белая кобылка спокойного нрава, а Татьяна села на вороного Злодея. И…поскакали!

 Никогда в жизни я не была так довольна собой. Неужели это я еду на белом коне? Именно! Не просто еду в чистом поле, а горделиво красуюсь перед  народом. А Танька… Эй, ты куда? Ты чего? Джигитовкой занялась? Она пролетела мимо, высоко подпрыгивая над седлом, пытаясь править, как Петр Первый, но, толи слишком раззадорила коня, толи Злодей оказался коварным, только на повороте он сильно накренился, и всадница осталась лежать на земле, боком выпав из седла. А он умчался вдаль. Хорошо, что не запуталась в стременах и не ушиблась. Удачно съехала и даже, вроде, не испугалась. 

 С одного раза не научишься выездке. Мы продолжали ходить после работы к ребятам, пригнавшим с пастбища табун. Не всегда они разрешали нам кататься. Уже рано темнело. Но однажды Леша подал мне руку, усадил в седло перед собой: «Я тебя прокачу. Держись за мою шею, а то боком сидеть неудобно, еще слетишь». Тронулся в степь.

 И тогда я узнала, как скачет настоящий скакун, направляемый потомком Чингиз-хана. Думала, от тряски оторвется моя голова. Шпильки из прически повылетали, шиньон я еле успела  поймать и сунуть за пазуху, опасаясь расцепить руки на шее парня. Мы словно ворвались в другое измерение. Кромешно черное небо, чуть светлее его степь, бескрайняя и абсолютно ровная. Огромная луна зигзагами скакала рядом. Ветер свистел в ушах, длинные черные волосы хлестали меня по лицу. Я прочувствовала, что во мне есть восточная примесь. Страх и восторг – такая была прогулка.

 Сделав большой круг, вернулись к деревне. Около нашего общежития у костра сидело несколько девочек. «А вот и Леша едет со своей буряточкой» - меланхолично сказала одна из них. Подъехали ближе, я соскользнула на землю. «Ты?», - очень удивились все. Вот так я на какой-то миг стала буряточкой.  А, помнится, на первом - втором курсе меня звали японкой, и только на третьем закрепилась за мной постоянная кличка - Графа. 
 А у Графы какая мания? Да, и лошади тоже.

 2015 г.                Светлана  Князева (Борцова)