Сестра Ольга. Эпилог

                Отпускаю грехи вольные и невольные …
       Начальник колонии считал, что по большому счету Солощуку надо бы находиться в психушке, но если и был он психом, то очень тихим – никто на него не жаловался, никто не трогал, да и он ни с кем в конфликты не вступал. Отпуская Илью на поселение, начальник сказал напутственное слово:

- Жаль расставаться Солощук. Нам бы побольше таких беспроблемных. Живи и … устрой уж как-нибудь свою непутевую жизнь – профессия у тебя в руках хорошая.
- Кому я нужен? – Солощук хмуро усмехнулся.
- Как знать, может и ждет тебя твое счастье вон за вторым поворотом, например…

     Профессия, о которой говорил начальник, пришла в руки Ильи совершенно случайно.
        На территории зоны обитало достаточно много птиц, но птиц необыкновенно хитрых – никакими уловками нельзя было заставить их подойти поближе к человеку. Никакие силки не помогали, никакие ловушки.

        Особенно наглой и бесцеремонной была ворона Мотька. Имя вороне дали много лет назад, даже старожилы не помнят имя остряка, назвавшего ворону женским именем. Только она и вправду походила на неряшливую крикливую бабенку, скандальную и фасонистую.

        Ходила она как мультяшная ворона вперевалку, каркала, как говорила – отдельными словами. Много было желающих подбить ворону палкой или камнем, но все напрасно, она была как зачарованная – неуязвимая и вечная. Пока не появился Солощук.

         В первое лето братва заметила, что Мотька «облюбовала» Придурка, так любовно называли зэки Солощука: подлетала ближе, чем к остальным, долго разговаривала, кося настороженным взглядом по сторонам – нет ли опасности.

        К концу лета она подлетала уже на два метра, часто садилась на бревнышко рядом с Ильей, разговаривала на своем птичьем языке, Солощук молчал, время от времени глядел на крылатую подружку. За этой сценой наблюдали многие, смеялись, конечно.

      На следующее лето вконец осмелевшая Мотька впервые села Солощуку на плечо. Идиллия продолжалась несколько дней, пока кто-то очень ловкий не запустил в ворону камнем, она замертво упала к ногам Ильи.

      Придурок резко оглянулся – сзади, улыбаясь, стоял Косолапый. Илья отчетливо осознавал, что Косолапый просто тренировался в меткости, нисколько не беря во внимание дружеские отношения Солощука и Мотьки. Он просто попал в ворону!

      Для Ильи же Мотька стала чем-то большим, чем просто вороной, она стала ему другом, молчаливым и понимающим. А за друзей порядочные люди – в огонь и в воду. И за смерть друзей эти люди мстят жестоко и долго.

       И Придурок начал крестовый поход мести, прямо не сходя с места. Он протянул к Косалапому руки, выставив вперед ладони, и что-то быстро проговорил, потом еще и еще раз. Свидетелей этой сцены было немного, но и они не смогли объяснить, что произошло дальше.

     Косолапый вдруг схватился за живот, словно у него начался приступ аппендицита, упал на землю и принялся кататься по траве, дико воя. Солощук же поднял дохлую птицу и ушел куда-то за бараки. Все подумали, что там он решил закопать ворону.

      Сочувствующие подняли Косолапого, у которого приступ неожиданно кончился, так же внезапно, как начался. Он признался, что чувство, которое он испытал, было сродни тому, будто по нему проехал трактор. Кто-то неудачно пошутил, что это Придурок  наколдовал, за что тут же получил тычок в спину.

      Но этот остряк был абсолютно прав, все убедились в этом через несколько дней. В глухую полночь, с  четверга на пятницу, в бараке второго отряда произошло нечто, что навсегда прославило Илью Солощука  и если не на весь мир, то на всю зону точно.

       А произошло вот что. В бараке уже все спали, только в дальнем углу кто-то резался в карты. Неожиданно на краю нар Косолапого появилась Мотька и каркнула, не то  чтобы громко, но достаточно внушительно.

       Косолапый подскочил и уставился на Мотьку. Нет, в его голове в первый момент даже не возникло и мысли, что это не настоящая Мотька, он решил, что Придурок птицу выходил, но когда ворона на своем каркающем наречии сказала:
- Вот и твой путь подошел к концу, Николай! Ты забрал мою душу, я пришла за твоей!
- А – а -  а - а – а…! – дикий вопль Косолапого поднял на ноги весь барак.

Его долго успокаивали, расспрашивали, но ничего толком он рассказать не смог, или побоялся, сказал, что приснилась Мотька.
        Мотька стала сниться регулярно, пока Косалапый не понял, что это не сон. Понял не сам, подсказали. Оказалось, что этот спектакль уже несколько ночей наблюдают охочие до зрелищ его сотоварищи, давясь от смеха и поражаясь выдумкам Придурка.

      Когда обман раскрылся, Косолапый хотел было накандылять Солощуку, но ребята не позволили, им захотелось, чтобы Придурок устроил им спектакль днем.
        Так образовался кукольный театр. Илья заделался искусным чучельником, к Мотьке добавилась сорока, потом снегирь, потом Илья запротестовал и стал изготавливать кукол из подсобного материала.       Из зэков сколотилась целая труппа с самодеятельным репертуаром

         . Эта деятельность хоть как-то разнообразила годы неволи. А они тянутся ох как долго, время в местах заключения замирает и тянется, тянется, тянется, нехотя складываясь в минуты, часы, дни, годы. Может это потому, что время потеряло цену, ценность, оно не имело значения ни  для Ильи, ни для многих других.

      Однажды все изменилось. Летом первого года поселения произошло СОБЫТИЕ в жизни Солощука, событие экстраординарное – к нему на свидание приехала женщина.

       В контору Илья бежал как взволнованный мальчик – он не представлял кто его посетительница, он вообще не знал ни одной женщины в мире, которая могла к нему приехать в это богом забытое селение.

       Навстречу ему поднялась …Виталина Майер. Солощук смертельно побледнел, но смог выговорить:
- Здравствуйте, Виталина Алексеевна!
- Я ненадолго, меня муж в машине ждет. Я приехала попросить у Вас прощение.
- Вы у меня? – Солощук беспомощно опустился на стул. -  Да в чем Вы-то передо мной виноваты?
- Я еще четыре года назад смогла открыть обложку. Я привезла Вам  то, что там было. Это не то, что Вы искали, скорее всего, никакого документа вообще не было.

Илья развернул листы – рецепты снадобий и записка, адресованная внукам и правнукам. Он тяжело вздохнул:
- А я всю жизнь потратил на то, чтобы с моего рода можно было снять проклятие.
- Нет на Вас никакого проклятия, нет, и не было. Каждый сам рассчитывается за свои грехи.
- Есть грехи, за которые не бывает прощения. Вы ведь меня не простите за мужа и сына?
- Я … не знаю. Ну, мне пора, меня ждут.

- Останьтесь, давайте сделаем все по правилам.
- Как это? – Виталина насторожилась.
- Потомственная ведьма должна знать, как снимается вековое заклятие, - засмеялся Солощук.
- Я – потомственная Белая ведьма, но я умею только лечить людей, - Вита сердилась.
- Ты должна уметь исцелять не только физическое тело, но и душу, - уже серьезно сказал Илья, - потренируйся на мне.

Вита сдалась. Теплая августовская ночь осветилась костром, перед которым, друг напротив друга стояли два мага двух враждебных родов, в один голос читающих заклинание:
- Призываем в свидетели небо, землю, Господа нашего, что род Ядвиги искупил свой смертный грех, да снизойдет благодать на потомка рода сего Солощука Илью, во имя Отца и сына и Святаго духа. Аминь. Аминь, Аминь.

         А в нескольких десятках метров от них стоял Иван Крылов со своей малолетней дочерью. Он совершенно непроизвольно произнес пришедшие на ум строки:
                Просящий обрящет,
                Стучащим – откроют…
Он свято верил, что каждый человек имеет право на счастье, важно только не устраивать свое благополучие, моральное ли, материальное ли, за счет ближнего своего.