Наваждение

Вл. Калуцкий

  Ничего я не знаю, увы,
  Из того, что не знаете вы,
  Разве только немножко иными
  Мне доносятся звуки молвы.
 ...
 
Из «Памятных записок» статс-секретаря Екатерины II Александра Васильевича Храповицкого, 1789 год: « 8 сентября. Поздравил с праздником Рождества Богородицы; «Это бабий праздник». Из Парижа приехал надворный советник Яковлев, бывший из духовных, но его не приняла. Изволила спросить о курьезах. Зачитал письмо из канцелярии Воронежского губернатора, как в одном уезде с чумацкого обоза неведомым путем исчезла вся соль. Чумаки указывают на явных чертей и под присягой твердят о наваждении. Канцелярия просит рассудить. Государыня смеялась и велела наказать всех: чумаков епитимией, а чертей святой водой. Да справилась о комедии «Недоразумение», будет ли нынче играна на театре? Ответствовал, что будет.»
...
 «В России сейчас ощущается настоящий дефицит кухонной соли. В некоторых местностях ее буквально сносят с прилавков магазинов. Губернаторы ряда регионов предупреждают об опасности соляных бунтов».
  Газета «Южный край», 11 мая 2008 г.

***

В город медленно втягивался чумацкий обоз. Двенадцать громадных возов да шесть тележек вразнопев скрипели дубовыми осями, дух шибал такой, что люди окрест начали оборачиваться. В бесчисленных витринах главной улицы отражались могучие волы, влачившие поклажу внешне без натуги, а движение потока выдавало лишь покачивание в мерный шаг коротких вызолоченных рогов. Впереди картинно ступал старший воловик в пыльных красных сапожках, бритой головой с вислыми усами и в сермяге до самых колен. На груди его на двух ремешках держались икона с ликом святого Владимира и вместительная тавлинка с табаком-бакуном – причиной красного крупного носа воловика. Прочие чумаки были столь же живописны. Кто из них шел, держась за край воза, иные сидели или лежали прямо на кулях с солью. На заднем возу четверо разновозрастных игрока баловались в кости, не видя ничего кругом. Замыкал ход одинокий вол–бовкун с особо певучим возом, груженым вязанками крупной сушеной рыбы. Вкупе с зеркальными копиями все это создавало картину нашествия.
Чумаки шли по Московскому шоссе, и, по мере их вхождения в город, жизнь в нем резко менялась. Машины оторопело юзили, мигали и рявкали, прохожие столбами застывали вдоль улицы, и уже с других концов начинали бежать зеваки. Еще бы – такое кино в редкой столице снимают!
 Но не было рядом ни операторов с камерами-стрекозами, ни осветителей, никого, по кому можно распознать съемочную группу. Тогда что же это за самодеятельность с привидениями из XVIII века?
 Тут же донесли главе города. Он придвинулся вместе с начальником милиции и благочинным протоиереем. Стояли, как простые люди, разинув рты. Протопоп Яковлев хотел было перекрестить видение, да так и застыл с высоко поднятой рукой. Воловик, проходя в пяти шагах, так зыркнул на священника, что оторопели все. Но тут мальчишки, откуда-то от хвоста колонны, истошно закричали:
-Соль!
-Соль!, - и при этом рассыпали белую пыль с асфальта вокруг своих голов.
И сразу многие кинулись к обозу. Изумленные и озадаченные чумаки пытали отстоять поклажу. Но их уже не видели. Из громадного, похожего на лабаз, внедорожника, внезапно выскочили трое парней с плечами прямо от затылков – и вмиг опустошили целый воз. Потом откуда-то появился громадный зерновой комбайн. Он перегородил улицу, и теперь уже все, кому не лень, занялись грабежом. Городской голова вдруг вспомнил, что теперь чуть не по всей стране исчезла в магазинах соль, и в его городе тоже. Назревал почти бунт, а тут, словно подарок небес – этот нелепый обоз. «Кстати, дома осталось самая малость в пачке «Артемсiль», надо бы тоже не сплоховать. Эвон – и начальник милиции ворон не ловит!».
А полковник распоряжался прямо от обочины. Он кричал в мегафон так, что волы шарахались: «Сержант Горбань, на мою долю прихвати пару кулей!». Протопоп Яковлев попытался урезонить начальников: «Это же грабеж, мужики!». Но мужики вошли в раж, и уже сам благочинный начал прикидывать, как бы перебросить уклунок к своему «Lexsusу».
Город сошел с ума. Работали по-муравьиному споро и скоро. Напрасно воловик поднимал над орудующими образ Владимира, напрасно его парубки пытались развернуть длинные ремни кнутов – возчиков просто затерли. В несколько минут прямо у светофора, не успевшего трижды поменять цвет, из чрезмерно перегруженного обоз превратился в собственный скелет. И уже некто Косыгин, содержатель городского Мясного двора, начал приглядываться к волам на предмет их способности пройти через мясорубку…
 И тут городская дурочка Катька Моложея вдруг появилась на крыше сизо-зеленой газораспределительной станции. Здание нависало над улицей и ярко кричало о своей уязвимости крупной ядовитокрасной надписью «Огнеопасно». И не сама дурочка испугала город, а громадный косматый факел из пакли в ее грязном кулаке.
 -Запалю-ю-ю…!, истошно верещала Моложея, яростно пританцовывая. Искры пунцовыми пунктирами рисовали ореол вокруг головы дурочки. Одной такой малости хватит, чтобы разнести полгорода в прах. Площадь и главная улица оцепенели. Словно мраморные, застыли волы, люди опустили руки и подняли лица.
-Православны-и-и! – закричал теперь протоиерей, - побойтесь Бога, Тут вам не кино, а прямая бя-ада!
-Разойдись! – металлически рявкнул полковник, и зык его столкнул с места обоз. Ободранный и страшный, он медленно двинулся дальше, на-полночь. Вдоль улицы, держа у ног соляные кули, стояли горожане и провожали видение мимо себя. Помятый воловик с ободранной щекой слепо искал пятерней на груди тавлинку, чумаки шли, опустив глаза в асфальт и оси их телег теперь не пели, а плакали.
Чумаков не провожали. Спустя время они вышли за город и на первой же развилке повернули на старую грунтовую дорогу. Катька Моложея и еще пацаны с городских крыш долго видели тающий у кромки неба и земли обоз, а город до самого вечера дышал его навозным духом.
От обоза на перекрестке остался одинокий вол-бовкун, брошеный из-за перебитых передних ног. Мясозаводчик Косыгин деловито приладил к его натертой ярмом груди большую ременную петлю, и на машине-эвакуаторе увез на бойню. Нелепый зерновой комбайн подъехал к возку с сушеной рыбой, приклоненным шнеком подбросил возок кверху, ловко заглотив в приемную камеру всю выпавшую из него поклажу. И резво покатился за город, ворочая огромными колесами с серебринками прилипшей рыбы… Потом появилась Катька Моложея, еле ускользнувшая от рук пожарных. Она ходила вдоль улицы, собирала шмотки одежд чумаков и скоро натолкнулась на растоптанную тавлинку. Девка перекинула табакерку себе через голову и по-свойски приладила на груди. Протоиерей глянул на дурочку и припомнил поговорку, что еще его дед-протопоп часто сказывал:
-Как ни надувайся лягушка, а до вола далеко.
Уже совсем в сумерках благочинный собрал крестный ход с хоругвями и щедро окропил святой водой и площадь, и улицу, и всякого прохожего.
Скоро в городе уже никто не помнил о наваждении.
А соль осталась.