Тайна четырех

Предупреждение: присутствует насилие, чернуха.

Тайна четырех

Что бы вы чувствовали, будь у вас раздвоение личности? Неприятно, не правда ли? А если ваша вторая личность ко всему прочему не какой-нибудь английский аристократ или поэт-философ, нет, он самый настоящий псих! Его звали Эксгоб и, как я уже говорил, он окончательно съехавший с катушек, больной неадекват, который любил расчленять людей. Иной раз мне кажется, что он в любую минуту мог бы завладеть моим телом, если бы ему понадобилось это сделать. Но даже когда управление переходило в мои руки, и вроде бы всё приходило в нормальное русло, я никак не мог избавиться от его мерзкого низкого голосочка, доносившегося из глубины сознания. Словно маленький, очень злой человечек поселился в голове и шепчет мне на ухо всякие гадости и непотребства, заставляя их совершить. Убивали мы в основном бездомных и только ночью. Ну, то есть, совершал убийства Эксгоб, а я лишь выполнял за ним грязную работу, хороня трупы, хотя после того, как над ними поработал этот маньяк, прятать собственно было и нечего – только груды костей и отдельные окровавленные части тела. Куда девались остальные, я боялся предположить.
Практически всем было наплевать на странные исчезновения бродяг, и этим никто не занимался, кроме частного детектива Морти, когда-то бывшего Лондонского констебля, который охотно взялся за это дело. В полицию не жаловались, да и в городе стало гораздо чище, а кто станет подавать заявление о неожиданно пропавшем грязном бездомном, у которого и семьи-то нет. Возможно, именно из-за этого Эксгоб редко позволял себе убивать случайного прохожего, шатающегося в безлюдном переулке ночью. Он считал их деликатесом.
Бывало, мы не особо осторожничали, оставляя обезображенные, кровавые трупы на какой-нибудь свалке, словно мусор. Обычно в такие дни у Эксгоба конкретно сносило крышу, и он подобно дикому зверю - оборотню, найдя свою жертву, тут же набрасывался, забывая обо всём на свете. Работал скальпелем, как профессиональный хирург, вырезая ненужные, по его мнению, органы, а ненужными он считал все. Мне оставалось только смотреть и ужасаться, а затем, когда тело наконец возвращалось к своему законному владельцу, сбегать с места происшествия, охваченный паническим страхом, волнением и тошнотой, до сих пор ощущая во рту металлический привкус. Пропитанная от крови и пота рубашка, прилипала к дрожащему телу, напряжение скуловых мышц исчезало, только оказавшись дома. Не снимая одежду, я принимал душ, слушая злорадный смех Эксгоба, который потешался надо мной, называя трусливым ребёнком. Так или иначе, нам пришлось работать в команде, а Эксгобу умерить свой пыл, чтобы нас не поймали.
Морти неотступно шёл по нашему следу, всё ближе и ближе, шаг за шагом следуя от одного растерзанного трупа к другому, словно Эксгоб оставлял для него хлебные крошки, чтобы тот мог добраться домой.
Поначалу я хотел обратиться к психиатру за помощью, но Эксгоб сказал, что убьёт его, как только мы войдем в кабинет. Днём я старался держаться от людей на расстоянии, ни к кому не привыкать, потому что знал, что он прекрасно видит каждого. Он не спит. Эксгоб говорит, что его мучает бессонница. Он наблюдает за мной и за моим окружением. Он хладнокровно убил мою подругу; отрезал ей язык только за то, что она слишком много болтала: о своей паршивой работе, о том, что любит и не любит, о своей собаке Руди, гламурных подружках, моде, но в особенности о своём покойном муже.
Я закопал её в тёмном лесу, что располагался за городом. И, конечно же, не смог избежать злобной насмешки, отчётливо расслышав в голове: «Наконец-то эта чертова сука отправилась к своему любименькому муженьку». На мгновение появилось сомнение, что вовсе эта мысль принадлежала не Эксгобу - а мне.
Хоть я и не сильно горевал, было обидно. Возможно, отчасти я и сам стал безумцем. Он не перестаёт повторять, что я и есть он, и все эти убийства лежат исключительно на мне. Лунный свет превращает меня в монстра, которому нужна добыча. Я снимаю галстук, дорогой, изысканный костюм, накидываю чёрный плащ с капюшоном, чёрные кожаные перчатки, бережно кладу маленький, но удобный ножик в левый карман брюк и выхожу в ночь, где меня уже ждут.
Отвратно осознавать, но что может быть хуже, когда в тебе живёт не один псих, а целых два, и они ужасно опасны? Их нельзя остановить, просто не способен обуздать их - своих демонов. Ты как бешеный пес: не управляем и постоянно чувствуешь ярость, конечно, лучшее лекарство это ружейная пуля, которая сумеет тебя утихомирить.

В августе наступил переломный момент нашей дьявольской карьеры. Морти почти настиг нас, и тогда Эксгоб предложил его убить. Я был категорически против. Мы уже перестали придерживаться принципов и убивали всех подряд, как попало, заметая следы. Я знал, что нам осталось очень мало времени, от силы ещё неделю, а потом нас обязательно поймают. Это не может продолжаться вечно. Я уже был бы рад, если бы нас вычислили, насколько мучительно и невыносимо томительное ожидание.
У меня появилось дурное предчувствие. Каждый раз, когда я появлялся в своём рабочем офисе, люди странно на меня поглядывали. Не покидала мысль, что они догадываются о моей маленькой тайне. Коллеги подозрительно отмалчивались, как только в их присутствии возникала моя фигура, секретарша искоса прожигала пристальным взглядом, интенсивно накручивая на палец свои волнистые волосы. Эксгоб никак не замолкал, убеждая убить их всех, пока кто-нибудь не донёс в полицию, но я ещё был в здравом уме и понимал, насколько абсурдно звучит его просьба. Каким-то чудом я удерживал в узде разгорячённого пса, готового к новым кровавым свершениям, но то было до поры до времени.

Однажды, после очередного приступа, когда я вернулся домой и открыл дверь, собираясь принять освежающий душ и смыть с себя остатки кровавых игрищ, попал в неожиданную ситуацию: загорелся свет, и перед глазами предстала комната, заполненная коллегами по работе; друзьями, расположившимися вокруг деревянного столика, на котором торжественно возвышался гигантский шоколадный торт с зажжёнными свечами. Какая ирония: они хотели сделать мне сюрприз, увидеть моё изумленное лицо, а получилось всё совсем наоборот.
Я настолько увлёкся очищением этого города от нездоровых, чёрных пятен нашего гнилого общества, что совсем забыл про свой чёртов день рождение. Ключ, наверняка, был использован тот, что лежал под ковриком.
Кто-то в порыве праздничных эмоций хотел закричать: «С Днём Рождения!», - но воздержался, заметив моё перепачканное кровью и грязью лицо, на котором сейчас было трудно определить эмоции. Я мысленно прикинул сколько человек находилось в комнате, и сколько из них успеют что-либо предпринять, прежде чем до их тупых голов наконец дойдет, что происходит, и это вовсе не краска на моей одежде. Разбуженный после недавней охоты, Эксгоб не дал мне решить, как в такой ситуации лучше всего поступить. Молниеносно выхватив из кармана ножик, он принялся искусно и с какой-то дьявольски-садистской жестокостью резать всех подряд, словно на скотобойне, не оставляя никого в живых. В голове заиграла музыка Иоганна Баха "Ave Maria" и все закружилось в вальсе.
Он умело чертил ножиком зигзаги, при этом выделывая замысловатые движения. Стальное лезвие полоснуло горло нашему бухгалтеру, щедро выплескивая фонтан крови. Ещё человека два, с которыми я довольно неплохо общался на рабочем месте, погибли моментально, получив более двенадцати ударов в живот. Рука Эксгоба поразительно точно и невероятно быстро кружила вокруг вопящих и визжащих, словно поросята, людей. Некоторые пытались бежать, но не успевали дойти до выхода, тогда, как острие точно вонзалось в спину, плечи и искусно разрезало грудь, подобно грамотному художнику, делающему резкое движение кистью и творя на белом холсте шедевр искусства. Несчастные, кому пришла глупая идея остановить безумного творца, погибали от его крепких рук, остервенело сжимавших нож. Он создавал тишину и легко разбрызгивал на пол литры и реки густой крови. Такого еще не было в нашей практике, и маньяк Эксгоб наслаждался этим во всю, даже не замечая или не обращая внимания на отчаянные попытки мольбы, отвечая на них зловещим оскалом.
Я не мог до него достучаться, возможно, и сам принимал в чудовищном деянии непосредственное участие, потому как никогда не видел зрелищности более, чем эта, и пребывал в высшей степени экзальтации.
Последним в нашем списке оказалась тихая, милая секретарша, ранее уже замечавшая во мне что-то подозрительное. Кажется ещё тогда она явно догадывалась, что за моей спиной тянется смерть с бесконечными рядами уродливых надгробий.
Она стояла на коленях, сотрясаемая дрожью; заливалась плачем. Голова была опущена вниз, а глаза закрыты, чтобы не видеть всего того ужаса и бесчинства, что мы совершили. Потоки слёз перемешались с кровью. Торт, стены, потолок, мебель - все было в красных оттенках и тошнотворных, сводящих своим запахом и видом с ума, жидкостях, образующих противные лужи. Обрубки тел, разбросанные по комнате, как домашний гарнитур усеивали собой все вокруг, словно после долгого, кровопролитного, жестокого сражения, которое окончилось самым анормальным, шизофреническим образом. Изысканную прелесть картины дополняла подходящая к интерьеру отрубленная голова бухгалтера, которую мы беззаботно поставили во главе деревянного стола.
Я подошёл к девушке, осторожно переступая через тела и внутренности, вывалившиеся наружу из разорванных животов, схватил её за волосы и насильно заставил посмотреть в свои глаза, горевшие неистовым огнём.
– Ты смотрела на меня! Там в офисе, ты знала кто я такой?! Отвечай! – взорвался я криком. – Ты хотела на меня настучать! Хотела посадить за решетку, лживая мразь!
Она заревела громче. Её глаза распухли и покраснели от слёз, волосы сбились в кучу. Выглядела она действительно жалко, но я не чувствовал этого, мог только созерцать. Внутри же было презрение и ненависть, тупая варварская злоба и желание – сильное желание к насилию и разрушению, в том числе самого себя. Это нельзя понять. Я исчерпан, и делаю вид, что человек. Уничтожен до самого основания. Оболочку заняли звери, демоны или дьяволы – называйте, как хотите. Я не контролировал себя и не испытывал сочувствия.
Сквозь всхлипы она пыталась что-то мне сказать.
– Я-я-я...я не знала, – прошептала она и снова залилась плачем. – Пожалуйста, не убивайте меня, – удивительно уверено произнесла она. У нее дрожала нижняя губа. Она мычала, как тупая скотина.
– Тогда почему так на меня смотрела?! Почему?!! – требовал ответа я, вопя, как раздраженный, обколотый псих. Лоб взмок от пота. Сам не знаю, чего хотел добиться своими бесполезными расспросами, пора было кончать. Истерзанные тела, хаотично разбросанные по полу, жутко воняли. Она судорожно глотала подступающие ко рту слёзы, едва не падая в обморок.
– Вы...в-в-вы мне нравились, – она окончательно замолчала, только не переставала сдавленно плакать, то и дело всхлипывая и задыхаясь от слез. Я отпустил её волосы. В голове образовался туман, пространство накренилось и, кажется, я вместе с ним. Я должен был закончить начатое, но рука не поднималась, словно не слушалась тело. Я почему-то принялся беспорядочно выводить варианты того, что только что совершил, один хуже другого, словно секунду назад меня здесь и не было. Разум отрицал причастность к этой чудовищной фантасмагории. Рука, в которой по-прежнему лежал нож, вдруг замахнулась над беспомощной, измученной жертвой, сидевшей в луже крови и заливавшейся неудержимым плачем. А затем я опустил руку. Её крик прервался так же стремительно и резко, как перестали вопить уродливые мертвецы, чьи голоса и стоны разносились во всем доме. Но это не я убил её, и не Эксгоб. Я точно знал это, однако моя рука сама, словно самостоятельное живое существо распорядилось судьбой девушки по-своему. Я был зрителем, но никак не участником, не инициатором. Не я устроил это, словно только что вернулся домой и обнаружил страшный беспорядок. Погром, бардак - хаос, который совершил маньяк Эксгоб, убеждавший, что я помогал в его бесчеловечном деле. Но ведь я только вернулся. Кто был вторым?
В конце концов, нас поймал Морти, бывший констебль, ныне частный детектив, который привёл полицию на место происшествия, где очень долго проходил осмотр с подробным описанием, не пропуская ни одной важной детали преступления. Я добровольно согласился показать и рассказать обо всех ужасах, что мы творили. Эксгоб вставлял свои замечания, не забывая злобно добавлять похабные словечки, всё время острил, когда ему задавали вопросы. Морти сопровождал нас везде, опасаясь, что мы можем сбежать, но, честно признаться, я не рвался на волю. Я был рад, что этот кошмар закончился, хотя страх остался. Я боялся. В двух шагах от электрического стула... или газовая камера? Вопрос случая, другого я не ждал.
 На суде пытался убедить присяжных и судью, что я не виновен, что убивал жертв Эксгоб, а я лишь под угрозой смерти выполнял грязную работу, тогда меня спросили кто такой Эксгоб, и я выложил им всю подноготную о своём недуге, скорее проклятии. Странно одно, когда речь зашла о Морти все опять многозначительно переглянулись, а затем последовал стандартный вопрос: «Кто такой Морти?»
В итоге, либо я окончательно сошёл с ума, либо они водили меня за нос. Как это ни странно, о Морти они слышали впервые и даже не ведали кто он такой. Меня признали невменяемым, однако всё-таки добились смертной казни. И всё из-за кучки отбросов, от которых я избавил этот мир, и он хотя бы на некоторое время стал чистым и светлым. Да, не обошлось и без потерь со стороны невинных гражданских, но ведь это была вынужденная жертва ради вас, ублюдки. А теперь электрический стул... смерть. Единственное греет мне душу... я перестану слышать этот противный низкий голосок. Эксгоб опять шумит и насмехается над моей мягкотелой слабостью и трусостью. Вот только не через его тело будут пропускать ток в 2000 вольт.
 
Довольный, чистый смех донёсся из груди хриплым эхом. Это был не Эксгоб. Его голос я узнаю где угодно, однако второй продолжал безумно хохотать.
«Этого не может быть», – подумал я в ужасе и чётко расслышал в ответ:
«Однако это так»
Снова отвратительный смех пронзил мои легкие: выдохшийся, напоминающий лай или крик раненого животного. Грудь буквально распирало от ненависти, радости, известной только ему, и сожаления от того, что я устраивал, что делал все эти годы. Оно навалилось на меня и разрывало на миллиарды микрочастиц, терзало нервные ткани души, которую я хотел вынуть, достать из себя, чтобы унять это чувство, доводящее до неописуемых мучений. Оно поглощало мой разум, сбивало дыхание, поддерживало во мне жизнь и в то же время отнимало. Такой дикий контраст наплывших эмоций вызвал экстаз. Непроизвольно изо рта вырвался нервный смешок, а затем темницу огласил громогласный, истерический смех. Из глаз текли слёзы, но я не мог остановиться, ощущая удивительную лёгкость внутри - блаженное спокойствие, словно эти демоны покинули меня навсегда, словно я уже в раю, и вся эта ситуация казалась для меня дико смешной. Только мы вчетвером знали всю полноту произошедшего. Истина открылась мне. Никто так и не понял кто из нас убийца. Они решили вынести одинаковый вердикт для всех. Эта тайна навсегда останется между нами четверыми и уйдёт вместе с нами в могилу, но Господи, как же это смешно и абсурдно. Ведь я невиновен...

конец.