И снова о Пушкине

На днях подумалось, что феномен Пушкина заключается не только в отсутствии у него прямых литературных наследников (за исключением, пусть и с оговорками, Лермонтова). Он ещё и в отношении к нему и его творчеству коллег-литераторов из совершенно разных эпох. Отношение – от прохладного до неприязненного (просто неприязнь и прохладца редко высказываются вслух – мол, неудобно не чтить такую фигуру).

Приведу два самых известных примера.

Булгаков, сочиняя пьесу о Пушкине, пустился в ложное эстетство – он счёл, что появление в ней самого Пушкина будет дурновкусием. Бродский (по словам немногих близких друзей) Александра Сергеевича недолюбливал – то ли творчески ревнуя, то ли (скорее всего) не доверяя его «народной» славе. Аллюзия Бродского на пушкинское «Я вас любил», простите, бездарна – не слогом, а содержательно. Проще говоря, для меня это кошмар, который вас не красит, Иосиф Александрович…

Кстати, о «народности» Пушкина можно поспорить. Народность (уже без кавычек) в моём понимании – это когда вы прогуляетесь по парку в погожий день, и 7 из 10 ваших собеседников в ответ на строку -

Отцы пустынники и жёны непорочны -

произнесут -

Чтоб сердцем возлетать во области заочны... :)

Я не уверен даже, что многие сейчас легко подхватят строки из Евгения Онегина, уже без смайлика. Мне думается, в Пушкине творчески раздражали не его «народность», не внешняя простота – ясный, но глубокий слог, и не плодовитость. А диапазон таланта. Бесконечная всеядность.

«Принято считать»... (кстати, всегда умилялся: кем принято? на основании чего?), что невозможно одновременно посвящать себя и стихам, и прозе. Или-или. В противном случае, автора начинают подозревать в дилетантизме, неумной попытке охватить все жанры (вместо глубокого сосредоточения на одном). Тогда фыркают, заменяя благородный глагол ПИШЕТ другим – БАЛУЕТСЯ. И действительно, таких «всеядных» в литературе очень мало – Лермонтов, Набоков, Пастернак, ещё несколько имен, и всё.

Суть ещё и в том, что Пушкина очень трудно ухватить, вогнать в канон, пускай даже, проверенный самою жизнью. В этом смысле он абсолютно иррационален, в противовес своим стихам и рассказам.

Очень точно сказал об этом литературовед и пушкинист Валентин Непомнящий:

«Все, кто занимается Пушкиным, говорят, что его черты трудно определить. Можно сказать: Лермонтов – мятежность, Тютчев – космизм, пантеизм, Толстой – диалектика души, психологизм. Есть «чеховские интеллигенты», «тургеневские женщины», «гоголевские типы»…

Ничего подобного у Пушкина нет: нет «пушкинских типов», нет, скажем, «пушкинских дворян» или «пушкинских мужиков». Его трудно ухватить. Гоголь, обожавший и превозносивший Пушкина, говорил, что у него нет личности»...


Наверное, произнося «нет личности», Гоголь хотел выразить – и многостилевость, и разножанровость Пушкина. Иногда невозможно представить, что любимые детские сказки, драма Борис Годунов, роман в стихах Евгений Онегин и (очень качественная, но беллетристика по сути) Капитанская дочка, Дубровский, Повести Белкина написаны одним автором.

Вот в этом (помимо любимого слога) для меня гениальность Пушкина: он умел взглянуть на Мир разными глазами, и всякий раз – искренне. И ещё, я думаю, что у любого пишущего человека Александр Сергеевич должен вызывать вовсе не какую-то лукавую «белую зависть». Это – и ориентир, и личная прививка от того, чтобы считать самого себя «талантливым». Смотрите, как здорово, когда есть к кому тянуться! Здорового душой человека это только вдохновляет...

Кстати, сам Пушкин заносчивым не был. Повеса и троечник Царскосельского Лицея писал в дневниках, что он будет счастлив, если повезёт найти хоть немного благодарных читателей...