Когда гаснет свет

Шумно барабаня по стеклу, дождь с остервенением, словно фанатик, размывал все краски мира снаружи. Этот извечный спутник осени всегда приходил не вовремя, и как следствие, рушил все планы.
- Твой ход.
 Эти двое, что увлечённо играют в шахматы - мои друзья. Блондин с голубыми глазами, в инвалидном кресле - Артём. Высокая брюнетка, с короткой стрижкой - Маша. Она не только друг, но и моя девушка. По - совместительству. Ну, а развалившийся в кресле лысый парень, похожий на скелет - это я.
 - Костя, ты там не скучаешь? - послышался вдруг голос Артёма, оторвавший меня от прочтения очередного романа Ремарка.
- Вы двое эту партию, уже третий час закончить не можете. И ты спрашиваешь не скучно ли мне? - ответил я пытаясь вновь окунуться в сладкий, книжный омут.
- Ну знаешь. Тут так просто нельзя - Артём направил указательный палец к потолку - Шахматы - один из величайших видов спорта.
- А книга - одно из величайших изобретений человечества. Мне не скучно.
Мы оба вновь вернулись к своим делам. В комнате вновь повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц, и редким стуком фигур о шахматную доску.
 Артёма я знал давно. Очень давно. Наши родители дружили когда то, поэтому и нам с ним ничего не оставалось, кроме как самим подружиться. Артём был славным парнем, и отличным другом. К таким как он, судьба обычно относится хуже всех. Его она "наградила" церебральным параличом.
- Шах и мат. - вдруг воскликнула Маша, и прыгнув ко мне на колени поцеловала.
 С Машей мы встречались уже четыре года. Я очень люблю эту милую, умную, добрую девушку. Хотя я ни разу не слышал от неё признания в любви, всё равно был уверен - она чувствует тоже, что и я.
 - Не сильно радуйся. Тебе просто повезло. - ответил Артём на восклицание Маши.
 - Дружище, настоящий мужчина проигрывает с достоинством. - улыбнулся я. Ответом мне была хмурая гримаса, и кажется, какое - то ругательство.
Заиграла весёлая мелодия, и Маша тут же достала телефон из кармана. Взглянув на экран, она выскочила из комнаты.
- Когда ты ей скажешь? - набросился на меня Артём, едва закрылась дверь.
- О чём?
- Не прикидывайся дураком, - раздражённо сказал он - Ты знаешь о чём.
 Я вздохнул. Не хотелось мне заводить этот разговор.
- Какое твоё дело? Просто не суйся, а когда придёт время, она всё узнает.
- А когда это время придёт? Ты уже на скелета похож, в курсе?
- Ну, как говорила моя мама:"Время для подвигов как избалованная дама - приходит когда вздумается, но никогда не опаздывает." - я улыбнулся, желая разрядить обстановку.
- Ты... - начал было Артём, но осёкся потому что в комнату вернулась Маша. И признаться, я был рад, что она сама того не желая прекратила этот бессмысленный спор. Он непременно довёл бы нас до ссоры, а ругаться с Артёмом я не хотел. Не так много у меня близких людей осталось, чтобы проверять на прочность наши отношения.
- Костя, - произнесла Маша, вынимая у меня из рук книгу - Мне сейчас нужно отойти ненадолго. Ты дождись меня пожалуйста, ладно?
 Артём, из - за Машиной спины многозначительно посмотрел на меня.
 - Может я с тобой пойду?
 - Не стоит. - сказала она и вышла, оставив меня под тяжёлым взглядом друга.
 Под этим "многотонным" взглядом, каждый почувствует себя неуютно. Этот взгляд - лучший в мире прокурор, и если уж попался под его гнёт, станет всё равно: виновен ты или невиновен, прав ты или нет. Если хоть на секунду, почувствуешь себя виноватым - поздравляю, ты только что добровольно вошёл в клетку собственного разума, и захлопнул за собой дверь.
 У меня не было ни сил, ни желания оставаться под буравящим взором друга. С трудом поднявшись, я медленно вышел из квартиры Артёма на лестничную клетку. Достал сигареты. Закурил. Через секунду я уже осматривал облупившиеся стены, погружённые в полумрак, желая уйти от невесёлых мыслей. Но мрачный пейзаж не помогал, а лишь усиливал хандру от тяжёлых дум, прочно засевших у меня в голове. Это так паршиво, когда собственные мысли просто сводят с ума. Словно пожираешь сам себя. Тлеешь изнутри. И ведь прекрасно осознаёшь, что если не положишь этому конец, то превратишься в безжизненный пепел. И чёрт знает как с этим бороться.  Для такого поединка правил не существует. Но бороться нужно. От соперника не сбежишь.
 Я докурил сигарету. Бросил окурок в банку из - под рыбных консервов, служившую пепельницей, и нехотя вернулся к Артёму.
 Когда я вошёл в комнату, он сидел ко мне спиной и складывал шахматы.
- Тём, я обязательно всё расскажу ей. Только не сейчас.
- А когда? - спросил он не оборачиваясь. - И не вздумай сказать когда придёт время, а то я тебя доской для шахмат ударю.
Мы были слишком хорошо знакомы, чтобы я принял сказанное за шутку.
- Неужели тебе всё равно? - спросил он.
- Я люблю её...
- Нет. Ценить нужно, тех кого любишь. Её ты не ценишь. Потому держишь в неведении. - он повернулся ко мне. - Ты ведь считаешь себя единственной жертвой во всей этой ситуации, и не можешь взять в толк, что твои близкие страдают не меньше тебя.
- Она не знает...
- А я сейчас не про неё - Артём посмотрел мне в глаза. - Я недавно говорил с твоим отцом. Ты пропускаешь сеансы терапии, перестал принимать лекарства, не показывался врачу уже несколько месяцев. Костя, что с тобой происходит?
 Я стоял и смотрел ему в глаза. Ответа у меня не было.

                *                *                *

Прошло пару дней. Я и Артём, с молчаливого согласия друг друга, решили не вспоминать о нашем недавнем разговоре. Тем более в такой день. Пятнадцатое октября. День моего рождения. Единственный день в году, когда человек становится идеальным. Хотя бы для близких.
 Этот день, начался для меня так же как и остальные мои дни рождения, после смерти мамы: встал днём, принял подарок от отца, посидел с ним, выпил. Когда отец захмелел, участливо выслушал, как плохо ему живётся без моей мамы, что никому не понять насколько это тяжело, и как сильно он любил её. О том, что он отдал бы всё, лишь бы снова быть с ней. И снова о том, что никто не понимает его боли... Когда потоки эгоистичного словоизвержения заканчивались, он по обыкновению начинал плакать. Да, просто сидел и плакал. Когда это начиналось, я звонил Артёму и Маше, втроём мы шли отмечать мой день рождения в отцовское кафе, пока сам хозяин рыдал дома. Как говорила моя мама: "Жалеть себя - пожалуй самое любимое занятие человека. Не стоит его отвлекать от этого".

                *                *                *

Улица за окном утонула бы во мраке, если бы не фонари, да изредка выходящая из - за облаков луна. Они освещали путь прохожим, которые даже в такой час ухитрялись куда то спешить. Вот так всё и происходит: все спешат, а жить опаздывают. Честное слово, тараканы и те больше умеют наслаждаться жизнью.
- Что? - вдруг спросил Артём заплетающимся языком, и уставился на меня затуманенным взором.
- Ничего.
- Нет, ты что - то сказал... Ну... Про тараканов.
Я упёрся в него непонимающим взглядом.
- Чего? Какие тараканы?
- Ладно. Может послышалось?
- Наверное.
Мы выпили по рюмке, и больше не говорили ни об одном представителе класса насекомых.
- А куда Маша отошла? - спросил Артём, озираясь по сторонам.
- Позвонить.
- Ясно. Слушай, а тебе разве не надо сегодня, на твою эту... Терапию.
- В принципе надо. Но у меня же сегодня день рождения - улыбнулся я.
Он вздохнул.
- Окей. Но в следующий раз, когда захочешь пожаловаться на эгоизм отца, подумай как ты сам поступаешь с теми кто тебя любит.
- Прекращай. Надоел уже со своими лекциями.
- Какими лекциями? - включилась в разговор Маша, садясь за стол.
- Да так. Про тараканов. - ответил Артём, вливая в себя очередную порцию спиртного.
 Маша пожав плечами, приобняла меня, и положила голову на плечо. Вот так, молча, больше ни говоря друг другу ни слова, мы и сидели. А поскольку в кафе больше никого из посетителей не было, в свои права вступила тишина.
 Я люблю тишину. Люблю спокойствие, что она несёт с собой. Кто бы сколько ни говорил о том, что нет ничего вечного; о том, что всё постоянно меняется - не верьте им. Тишина существовала, и не менялась со дня сотворения мира. И даже раньше. Ведь в начале было далеко не слово. В начале была тишина.
- Ладно, - произнёс Артём, разрывая пелену вечного - Хватит с нас споров. Давай выпьем дружище, сегодня такой день.
 Мы выпили, закусили. Я потянулся за сигаретами, но вдруг обнаружил, что пачка пуста.
- Ты же недавно курил - сказала Маша.
- Точно. Но мне срочно нужно свежее поступление никотина в кровь. Ну или куда он там поступает?
 Она рассмеялась.
 - Вот она, Берёзов. Твоя слабость. Без этих вонючих палочек, ты и дня не проживёшь.
- Почему слабость? - вмешался в разговор Артём - Потому что он не отказывает себе в маленьких, пусть и губительных, радостях жизни? Ну и что? К чему жить до ста лет, если отказывать себе в небольших желаниях и страстях? Ты думаешь, что хорошая только потому что не пьёшь и не куришь?
- Нет, не думаю - неуверенно произнесла Маша.
- И правильно делаешь. Люди, по - моему мнению, делится на два типа: на уютно горящую, газовую комфорку, и на ярко сгорающее пламя костра. Но в жизни не это важно. Важно для кого ты горишь, а не как прогораешь.
Маша удивлённо посмотрела на него. Она явно не ожидала таких слов от Артёма.
- Вы тут пока посидите, поговорите ещё, а я пойду до магазина, пока он не закрылся. Что бы там ни было, а курить охота. - сказал я, и встав со стула, направился к выходу. Но едва сделал несколько шагов, как мою голову пронзила острая боль и... Больше я ничего не помню.

                *                *                *

 Очнулся я в больничной палате, под шум дождя. Не знаю сколько я был без сознания, но за окном уже было светло. В палате помимо меня лежали ещё двое, но они похоже спали. Я вздохнул, и начал лениво рассматривать белоснежный потолок. Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем в палату наконец вошёл врач.
- Ну что, дождался? Теперь в обмороки падаешь? Учти, это не последний раз когда ты к нам вот так попадаешь, если будешь и дальше так относиться к лечению.
- Я нормально отношусь к лечению.
- Костя, очнись. Ты уже несколько месяцев не был на терапии. Я каждую неделю созваниваюсь с твоим отцом, и он говорит, что лекарства ты тоже перестал принимать. Я не знаю, что с тобой, но возьмись за ум.
- Обязательно.
 Он как то странно посмотрел на меня, и вышел из палаты. Я же прикрыв глаза, снова попытался заснуть, но через минуту меня опять потревожили. Дверь распахнулась, и в комнату вошла Маша, за ней появился Артём, который прикрыл дверь.
- Как ты? - спросил Артём.
- А ты как думаешь, гений?
- Огрызаться только не надо, ты сам виноват.
- Извини - улыбнулся я - Это нервное.
- Бывает.
Маша вдруг резко развернулась, и выскочила из палаты.
- Что с ней?
- А ты как думаешь, гений?
Я посмотрел на Артёма самым суровым взглядом, что имелся у меня в "арсенале".
- Это нервное - пояснил он с кислой миной. - Когда тебя сюда привезли, мне пришлось ей всё рассказать, скрывать дальше не имело смысла. Мы всю ночь просидели здесь. Ну, я сидел, а она плакала. Почти не переставая. И знаешь что? Вот она - то как раз - тебя любит.
 Он развернулся, и направился к двери.
- Ты думаешь, что сейчас лежишь и умираешь? Нет. Ты уже мёртв. - бросил он напоследок.
А мне, ничего больше не оставалось, кроме как отвернуться к стене, и зарыдать.

                *                *                *

 Прошла неделя. Я уже чётко знал, что меня ждёт. Больше не было никаких иллюзий - всё потонуло во мраке предстоящего небытия. Из больницы я сбежал, с Артёмом и Машей оборвал все связи, и вечерами напролёт слонялся по улицам. Есть такое выражение: "Кошки на душе скребут". Так вот мою душу, выскребли подчистую.
 Так я шёл, мимо проезжали машины, ходили люди. Над головой светились вывески кабаков и круглосуточных магазинов. А я шёл совершенно опустошённый, и не имеющий ни малейшего понятия куда иду.
 После нашего последнего разговора с Артёмом, тогда, в палате, я долго размышлял о том, что заставило меня смириться со своей судьбой. Что заставило меня сдаться, и прекратить борьбу за собственную жизнь. Артём был отчасти прав. Я даже не заметил, как что - то внутри меня умерло, и теперь гнило, и разлагалось там. Трупный яд отравлял мой разум, заставляя бессильно опускать руки. Я не сразу определил, что же такое оборвалось внутри меня, но заглянув глубже, в тёмные закоулки собственной души, я вдруг узнал того мертвеца. Во мне умерла надежда...

                *                *                *

Сам того не замечая, я пришёл в городской парк. В детстве, когда мама была ещё жива, мы очень часто бывали здесь всей семьёй. Любили гулять среди этих старых деревьев, по этим узким тропинкам, ходить по мягкой траве. Когда - то, давным - давно, я очень любил это место. Когда - то, давным - давно, я был счастлив... Потом мама умерла. Отец замкнулся в себе. А я, можно сказать, остался предоставлен самому себе. Конечно, после смерти мамы, отец пытался поддерживать меня, всеми силами, но в конце - концов горе сломало его. И постепенно, мы удалились друг от друга.
 Встретив его тем вечером в парке, я не сразу подошёл. Мы почти не общались дома, и мне казалось, что здесь это тоже не даст результата. Но постояв пару минут в раздумьях, я наконец решился подойти к лавочке на которой он сидел.
 Когда я подошёл, отец скользнул по мне взглядом, но ничего не сказал. Я присел рядом с ним.
 - Что, даже не попробуешь уговорить меня вернуться в больницу? - первым нарушил молчание я.
 - Нет, - вздохнул он - Я уже не надеюсь, что ты одумаешься, и прекратишь делать всё, чтобы оставить меня в одиночестве.
 - Да ладно тебе... Невозможно остаться одному, на планете с населением в 7,5 миллиардов человек.
 Отец посмотрел на меня, как на величайшего глупца всех времён.
 - Незнаю про какую планету говоришь ты, но на моей вполне возможно.
 Несколько минут мы просидели молча. Каждый думал о своём.
 - Ответь: почему? - вдруг спросил он. Вопрос застал меня врасплох, но я понял, что он имеет ввиду.
 - Почему? Отец, я умираю, и не вижу спасения. Его нет. Так зачем тратить время на лишнее трепыхание?
 Минуту он задумчиво вглядывался в осеннюю листву.
 - Ты помнишь любимую фразу твоей мамы? - спросил он.
 - Надежда - это свет?
 - Надежда - это свет, да. Когда у человека есть цель, он идёт к ней, освещая свой путь, мерцающей в груди надеждой. Но стоит ей погаснуть, и он уже не видит главного... Спасение есть - только ты его не видишь. Ты дал погаснуть, тому мерцающему огоньку, в твоей груди. И вот, вокруг ты уже не видишь ничего, кроме тьмы.
 Он медленно встал со скамейки, и ушёл. Я же, ещё долго сидел и смотрел, на то как лёгкий ветерок играет с опавшей листвой. Смотрел, думая о том, что и вся моя жизнь, пронеслась словно лёгкое дуновение ветра: так же быстро, и почти так же незаметно.