Дневники любви

Николай Кочетов




Дневники любви 



Николай Кочетов

Дневники любви


Вот они, лежат передо мной, эти потрёпанные книжечки, в которых я записывал текущие дела на каждый день. Они мне дороги как память. Каждая запись напоминает о прожитых днях. Их много. Но есть среди них особые, которые хранят тепло былого счастья… .




































©Н.В.Кочетов
 
День первый

Конец осени 1998 года. В это время я работал на заводе инженером по маркетингу. Предприятие было небольшое, и практически все друг друга знали. Отдел, в котором я работал, состоял из трёх человек. Мы как-то сдружились, и время на работе проходило достаточно быстро.
Сидели мы в просторной светлой комнате, в которой всегда было тепло и солнечно. С высоты второго этажа просматривался заводской двор: на нём постоянно кипела жизнь.
Но больше всего мне нравились банные вечера. По четвергам добрая половина мужского состава завода собиралась после работы в физкультурно-оздоровительном комплексе, или по-простому – ФОКе. Здесь были тренажёрные залы, душевые, парилка и бассейн. Какой-то особый семейный уют царил такими вечерами. Житейские беседы среди клубов пара или в комнате отдыха за телевизором сближали людей.
Правда, были свои «но». Завод находился за городом, в промзоне, и оторванность от города давала свои неудобства. Но  самое главное, наверное, было в том, что платили очень мало, а вопрос зарплаты был одним из главных в тяжёлые постперестроечные времена.
Поэтому я нашёл себе более привлекательное место – в одном из университетов. Но пока оформлялись документы, я продолжал работать на заводе.
В один из дней я ехал в университет для продвижения оформления своих документов. С вокзала надо было добираться на метро. Привычно проходя мимо очереди у касс, я обратил внимание на внимание на высокую девушку. На ней было серое пальто с капюшоном, из-под которого мелькнули пряди светлых волос.
Эти светлые волосы… Наверное редкого мужчину они не будоражат. Мне всегда они говорили о чём-то возвышенном, даже божественном… Я прошёл турникет и приостановился, поджидая незнакомку. Она вскоре показалась, и я под каким-то предлогом  заговорил с ней.
Надо сказать, в юности я был очень застенчивым и подойти к кому-то на улице или где-либо ещё было для меня проблемой. Но годы придавали уверенности, да и практика «гербалайфа» пошла на пользу.
Мы ехали в вагоне метро и беседовали. Девушку звали Алёной. Она работала в издательской фирме. Это было малое предприятие, руководимое Алёниной тётей.
Я давно проехал свою остановку. Расстались мы с Алёной только на последней станции. Здесь, на ступеньках метро «Восток», она оставила мне рабочий телефон.

День второй

Через несколько дней я позвонил. Алёна согласилась встретиться, задав несколько неожиданный для меня вопрос: «Форма одежды парадно-выходная?» Конечно, ничего противоестественного не было в этом вопросе, но сходить в ресторан для госслужащего, каким я был, означало выложить половину скудной зарплаты.
Надо сказать, из-за этих скудных зарплат комплексует добрая половина мужиков СНГ. Но я решился встретиться,  собрав в кармане остатки получки.
Я ждал её у небольшого магазинчика недалеко от метро. Люди весело сновали между киосками и остановкой, играла тихая музыка. Певица пела об ушедшей любви, но у меня было бодрое настроение ожидания чего-то необычного.
Этот вечер мы бродили по улице. Пытались заглянуть в кафе, но оно предстало перед нами не очень-то уютным заведением.
Было морозно, земля уже была в снегу, дул ветер, но мы, казалось, не замечали этого. За этот короткий вечер я многое узнал об Алёне. Она была довольно молодая. После первого брака у неё была семилетняя дочка, которая жила у матери в деревне. Жила Алёна в частном секторе, где они с братом снимали часть дома. Кроме брата у Алёны были две старших сестры.
Алёна рассказывала о себе как-то непринуждённо, открыто, без лукавства. Чувствовалось, что житейские неурядицы не ожесточили её. Она оставалась доброжелательной, бесхитростной, верящей в счастье, любовь, справедливость. Обычно такими люди бывают в семнадцать.
Не смотря на неброскую внешность, Алёна покорила меня своей искренностью и доброжелательностью. До нашей встречи мне казалось, что таких людей уже не осталось. С этим чувством мы расстались в тот вечер у того магазинчика, где встретились два часа назад, но я на неё смотрел уже как на другого человека, чем до прогулки. И та же мелодия венчала тот вечер:

«В тот день, когда ты мне приснился,
Я всё придумала сама…
На землю тихо опустилась зима, зима…
Я для тебя не погасила
Свет в одиноком окне –
Как жаль, что это всё приснилось мне…»



Третий и последующие дни

Начался первый месяц зимы. По-прежнему лежал снег, хотя морозы стали меньше. Мы встречались почти каждый вечер, бродили по холодным улицам, но время проходило быстро. С каждым разом мы расставались всё ближе от Алёниного дома. Где был этот дом, я ещё не знал. Это рождало чувство чего-то неизвестного, интригующего.
Каждый раз, расставаясь, я долго глядел Алёне вслед, пока она не исчезала в темноте переулка. После чего я с лёгкой грустью уходил домой, с нетерпением ожидая ново встречи.
Странно, но с Алёной я испытывал особое волнение. Такое бывает в шестнадцать, но чтобы в сорок шесть… Я ловил её приветливый взгляд, гладил и целовал её руки. Видно было, что ей это нравилось. При прощании я позволял себе целовать Алёну в щёку.
Когда влюбляешься, живёшь без оглядки, не вспоминая события прошлого. Как-то так получается, что это время проносишь через всю жизнь. И вся жизнь состоит из чередований периодов любви, когда живёшь чувствами и надеждами, и периодов воспоминаний счастливых мгновений или их волнующего ожидания.
Иногда жизнь течёт ровно и кажется, что тебя никто не волнует и всё какое-то  приниженное и прозаическое. В такие периоды кажется, что больше никогда не влюбишься, поскольку чувства, кажется, исчезли насовсем. Обычно в такие дни жизнь и всех окружающих оцениваешь трезво. Но не стоит обманываться: обычно это «затишье перед бурей» и к этому надо быть готовым. И тогда удивляешься, откуда берутся эти  чувства в ещё недавно пустом сердце.
Правда, это была просто симпатия. У меня довольно много знакомых женщин, все они имеют немало достоинств и каждая, в отдельности, заслуживает симпатии и уважения. Поэтому Алёна пока была одно из тех, кто мне был симпатичен, хотя с каждой новой встречей я отдавал ей всё большее предпочтение.


День рождения

Свои дни рождения я не очень-то люблю. Обычно они не отличались чем-то особенным. Может быть только в детстве.
Помню, как на пять лет мне подарили детский конструктор. Это был особый подарок. Кто его принёс, я не помню, но этот подарок сыграл определенную роль в моей жизни. Это был не такой конструктор, как многие: металлические или пластмассовые детали для различных поделок.
В большой картонной коробке был набор настоящих маленьких кирпичиков. Они были разных размеров: полные, половинки, четвертинки. Цвета были классические: белые и красные. Кроме кирпичиков были другие строительные элементы: красные арки, белые колонны, наклонные кирпичики для крыши. Для устойчивости в нижней части все элементы имели полусферические выемки, а в верхней части – выпуклые полусферы в два ряда на каждом кирпичике.
Этот конструктор был моей любимой игрушкой на протяжении многих лет. Какое было раздолье для детских фантазий и творчества! Позже я встречал много других видов конструкторов, но такого – ни разу!
Это осталось в детстве, а сейчас каждый день рождения наводит на грусть: время безжалостно и надо торопиться жить!
В детстве же наоборот: скорее хочется вырасти, а время, кажется, тянется и тебя одолевает желание прикоснуться к жизни старших. Видимо, в этом есть своя закономерность относительности времени всего живого: чем старше становишься, тем быстрее летит время, тем меньше успеваешь сделать.
В этот раз мне исполнялось сорок шесть, но пока Алёна этого не знала… Она подарила мне большую красивую розу на прямой толстой ножке и открытку, которую оформила сама. До сих пор эта открытка напоминает мне о том, уже далёком, дне:

«Дарю тебе восходы и закаты,
И тишину лесных озёр,
Дарю весенних гроз раскаты,
И птиц весёлый перебор.

И шёпоты листвы ночные
Я тоже подарю тебе,
И речек ленты голубые
Тебя поманят пусть к себе».

Возможно, известные спортсмены или певцы привыкают к цветам, чествованию и принимают это спокойно, как должное. Но обычным мужчинам цветы дарят очень редко. Для меня это был, чуть ли не единственный случай.
Это казалось чудом: эта чистая, искренняя девушка продолжала встречаться со мной, хотя видно было, что с её легким характером у неё было много друзей и знакомых, и ребята не обходили её вниманием.
Наверное, каждый полагает себя единственным, непохожим. Оно где-то так и есть. Не каждого, наверное, жизнь оценивает по достоинству: кого-то явно балуя, но остальных – практически не отмечая…. Так гибнут внутри нас самые лучшие задатки и устремления, оставаясь невостребованными.
Правда есть деликатная область, где оценивают каждого из нас – это область чувств, область любви. Иногда кажется, что любовь не поддаётся законам, она нелогична. Думаю, что у любви свои законы, это законы жизни, которые выше нашего холодного здравого мышления. И поэтому их надо принять как должное и относится к ним как к непознанному Божеству.


Новые встречи


Мы продолжали встречаться. Алёна рассказывала про свою дочку, брата, маму. Слушая её рассказ, я как-то невольно живо представлял себе её жизнь как бы жил её чувствами, событиями и эпизодами из её рассказа.
И вот наступил день, когда мы расстались у калитки её дома: вот этот маленький старенький деревянный дом, перед которым разбит небольшой вишнёвый сад. Всё-таки я представлял немного не таким. Интересно, как всё выглядит внутри?…
В следующий раз я уже решился на самостоятельный шаг и переступил порог Алёниного дома. Алёна недавно приехала в Минск и жила здесь в доме, который снял её брат. Как сейчас помню, когда я вошёл, увидел небольшую кухоньку, заканчивающуюся печкой. У печки стоял Алёнин брат с кисточкой в руке: он как раз закончил белить печь. Алёна немного смутилась, но познакомила нас. Брата звали Володя.
Позже Алёна призналась, что очень стеснялась этого старого домика, незатейливого интерьера. Как странно…Я воспринимал всё как должное, даже не задумываясь об этом. Для меня этот домик ассоциировался с романтическим образом места, где живёт Алёна. И оно, это место, каким бы оно ни было, не могло никоим образом повлиять на моё отношение к Алёне и её брату.
Я видел открытых доброжелательных людей, а всё остальное не имело для меня никакого значения.
Володя жил в дальней комнате, которая была расположена за печкой. Эта же комната служила и гостиной. Здесь стояли шкаф, стол-книга, телевизор, Володина кровать.
Алёна жила в небольшом закуточке, который был отделён от кухоньки двумя старыми шкафами. Здесь были небольшой буфет, складной диванчик и маленький телевизор. На полу лежал зелёный палас.
В этом доме суждено было провести лучшие дни моей жизни!

В канун Нового года

Теперь уже мы всё чаще встречались у Алёны дома. Она была очень быстрая в домашних делах. Конечно, когда нравятся душевные качества человека, на бытовые детали обращаешь мало внимания. Тем не менее, когда видишь сноровку в быту, расположение к человеку усиливается.
Алёна была очень трудолюбива, и приходилось удивляться, как она успевала за короткое время: и постирать, и приготовить ужин. По возможности я помогал ей: ходил в магазин, приносил воду из колонки.
Атмосфера была непринуждённая. Нас было четверо: Володя и его девушка Таня, которая училась в архитектурном, и мы с Алёной. Наш быт скрашивал разбитый приёмник, по которому круглые сутки слушали «Радио Би-Эй».
Наши отношения продолжали развиваться, и произошло то, что и должно было когда-нибудь произойти: я остался ночевать у Алёны. Это произошло  в самую длинную ночь года, 22 декабря.
Алёна была очень страстной и чувствовалось, что её переполняла та энергия, которая скопилась в ней за последнее время. Мне казалось, что всё шло хорошо, и я был просто очарован Алёной. Понимая свой возраст (у мужчин с годами возникает комплекс, боязнь интимной близости), я отмечал про себя, что ещё способен зажечь в ком-то огонь любви и радость жизни. Я был готов на всё, чтобы Алёна забыла всех ради меня!
Алёна восприняла нашу первую ночь со спокойной радостью, после чего я решил связать  с ней свою дальнейшую судьбу. Если раньше я боялся нашей разницы в возрасте, то теперь стало перевешивать другое: «Алёна относится ко мне очень искренне. Похоже, я ей тоже далеко не безразличен. Это судьба, и если я откажусь от нашей любви, то принесу боль Алёне и себе и никогда не прощу себе этого! – Надо брать инициативу в свои руки, - ведь я мужчина!»
На следующий день Алёна стала собираться в деревню, где жила её мама. Как раз на католическое рождество был юбилей -  маме исполнялось пятьдесят. Алёна купила ей красивый трикотажный костюм. Выбор подарков у Алёны получался: вещь была не слишком дорогой, но подобрана со вкусом.
В деревню меня Алёна  с собой не взяла. Видимо, рано ещё, подумал я. Хотя мне было очень интересно: Алёна так много рассказывала о родном доме, о маме, об отце, нелепо погибшем не так давно. – Поэтому хотелось увидеть всё своими глазами.
Была ещё одна причина, по которой Алёна была готова ездить домой каждые выходные: в деревне, у мамы, была её дочка Настя, с которой мне ещё предстояло познакомиться.

Настя

Настя оказалась очень смышлёным ребёнком. В сочетании с её внешностью ей можно было дать лет десять.
Это была симпатичная девочка с румяными щёчками. Многое в ней было от мамы: и рассудительность, и природный ум, и подвижность. Она очень любила танцевать и, наверное, очень преуспела бы в этом. При звуках музыки её глаза загорались весёлым огоньком, а ноги сами неслись в пляс. Было удивительно, откуда в этой маленькой девочке брались такие грациозность и артистизм.
В отличие от несколько скрытной матери, Настя была очень общительна, легко сходилась со сверстниками, что было просто необходимо в её положении.
Она начала ходить в детский сад в Марьиной Горке, где они жили с Алёной после развода. Здесь же был организован нулевой класс. Школа (хотя они занимались на территории детского сада) была хорошей. Команда учителей была слаженной и дружной. Кроме обычных предметов детям давали английский язык.
Настя училась легко, особенно ей давались гуманитарные предметы. Она с удовольствием рассказывала английские стишки и пела песенки.
После переезда в Минск Настю не взяли в городскую школу, поэтому Алёна отвезла её к бабушке, где она и продолжила свою учёбу. Здесь уже учили французский язык, но его Настя почему-то совсем не помнила. Видимо был другой уровень преподавания.
Дом бабушки был почти через дорогу от школы. Днём бабушка была на работе, поэтому Настя приходила домой самостоятельно. Позже бабушка вспоминала, как они жили с Настей, как тяжело ей было снова привыкать одиночеству после того, как Настя уехала в город. Но это было позже…
Что отличало Настю, - неё везде оставались подруги, она со всеми умела ладить. В ней не было капризности, она всегда умела найти компромисс. Особенно она дружила с Коти, её двоюродной сестрой. Коти была немного старше, но играли они на равных, и у них всегда было много общих интересов.
Надо сказать, что мне всегда хотелось иметь дочку. От первого брака у меня был сын. Сейчас он был уже стройным юношей, то есть он был уже достаточно взрослым. А вот до дочки дело как-то не дошло… .  Поэтому Настю я сразу воспринял как свою дочь.
Есть что-то трогательное в том, что мужчины любят своих дочерей. К парням отношение несколько другое: парень – это союзник, помощник, особенно если отец что-то мастерит. Помню, мой сын тоже что-то мастерил. Глядя на меня, он доставал мои инструменты, что-то сколачивал, свинчивал, вырезал.
Со стороны казалось, то, что он хотел сделать, получить в домашних условиях невозможно. Но мальчишеские фантазии  брали верх и Саша (так звали моего сына) что-то делал достаточно точно повторяя оригинал: будь то машина или подъёмный кран с электроприводом. Иногда приходилось удивляться, как оригинально он решал технические вопросы. Не смотря на кустарность изготовления, это работало!
И всё-таки о любви отцов к дочерям. Это что-то особенное.…  Появляется желание защитить, уберечь от всех причуд жестокой жизни. Дочери – это лучшее воплощение их матерей! Мужчина, любящий свою жену, видит в дочерях своё будущее. Ему хочется, чтобы дочь была также красива, как мать, и обязательно счастливая! Чтобы её также любили, оберегали и ценили, как её мать.
В этом есть что-то важное для подрастающей девочки. Она очень тонко чувствует отношения между родителями, подсознательно воспринимая как норму, как что-то вполне естественное, отношение отца к матери, отношение отца к ней. То, что будет заложено с детства, она пронесёт через всю жизнь.
Наверное, поэтому, большинство дочерей повторяет путь матерей. Если в доме царит доброжелательная и уважительная атмосфера, дочь и в будущем будет придерживаться этого и иного, скорее всего, просто не потерпит.
Если семья неблагоприятная, особенно, если виной тому мать, дочь, не видя другого, просто не задумываясь, что может быть как-то иначе, вероятнее всего по проторенному матерью пути.
Хочу сказать, что, если у вас дочери, будьте к ним особенно бережны и внимательны. Отцы для них должны быть образцом, если хотите, идеалом мужчины. Ведь не случайно девочки, когда вырастут, чаще всего ищут себе избранника, похожего на отца. Да и что может быть счастливее для отца, чем звонкий смех дочери, бесшабашно играющей усами или ухом любимого папочки!?

Новый год

Этот праздник, пожалуй, самый любимый у людей. Он ассоциируется с запахом ели, сказками Пушкина, Дедом Морозом. Но особенно волнует ожидание чего-то таинственного, необычного. Всегда ждёшь чуда.
К этому празднику люди готовятся долго и тщательно: приберегают домашние деликатесы, пекут пироги, обжаривают в духовках гусей и индеек, собирают детям подарки. Без этого праздника, наверное, не было бы детства. Да и взрослые в этот праздник в чём-то становятся детьми.
Кончался 1998 год. У меня не было каких-либо планов: в коммуналке, где я жил, встречать как-то не хотелось, родственников у меня в Беларуси тоже не было. Но Новый год – это домашний праздник и хотелось домашнего тепла и уюта.
На работе предстоящий Новый год обычно справляют заранее, а основное торжество проходит дома, в своей семье. Все друзья с семьями, а я – один.
Скорее всего, полагал я, Алёна уедет к себе домой или к кому-то из сестёр: у них была дружная семья, и они часто собирались вместе. Здесь было очень весело и трудно было определить, кто больше радовался общению, взрослые или дети.
Кроме брата Володи я ещё никого не знал и, решится ли Алёна меня пригласить, было неясно. Ведь это было бы воспринято родственниками Алёны достаточно серьёзно.
Где-то в глубине души я осознавал, что Алёна пытается не сближать меня с родственниками: не хотела, чтобы я приходил к ней на работу, видимо стеснялась тёти. «Возможно мы ещё не слишком долго встречаемся», - успокаивал себя я.
Через какое-то время Алёна предложила свой вариант: встречать Новый год у сестры Ланы.
Лана была старшей сестрой. У неё было трое детей: два мальчика и средняя была девочка Коти, с которой очень дружила Настя. Муж Ланы, Саша, работал в строительной фирме. Семья жила в новой красивой кооперативной квартире, которую недавно построили, во многом отказывая себе.
Сама Лана преподавала танцы в училище, учила этому и своих детей. Была она немного полная, с умным и усталым лицом. В последнее время её одолевали болезни. Это всё, что я знал о ней по фотографиям и рассказам Алёны.
Накануне у Алёны было много работы, были срочные заказы. Поэтому мы поехали на встречу Нового года вечером 31 декабря. Лана жила в Несвиже, небольшом городе на Минщине, и ехать предстояло сначала на электричке, потом - автобусом.
Дорога всегда приводила меня в особое возбуждение. Я смотрел в окно электрички и с интересом пытался запомнить остановки. Эти места были новы и по-своему милы. Я представлял, как Алёна проделывала этот путь в течение многих лет, и как бы жил её восприятиями.
«Вот станция Негорелое – половина пути»,- сказала Алёна. Дальше путь пошёл быстрее. Мелькнул замёрзший Неман под громыхающим мостом, поросшая кустарником и вековыми деревьями пойма реки, шоссе и снова потянулся тёмный лес.
«Воротище, - теперь будем готовиться. На следующей станции будет много народу, а нам надо успеть взять билеты на автобус, - сказала Алёна, - я побегу в кассу, а ты с сумками жди меня с обратной стороны вокзала».
И действительно, тамбура электрички мгновенно наполнились людьми, а когда двери открылись, люди бросились к зданию вокзала со всех вагонов.
Я с сумками пошёл туда, где, по словам Алёны, должен быть автобус. Вокруг меня стояли люди, но автобуса пока не было.
Уже стемнело. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь попаду на эту полутёмную станцию, совершая такое неожиданное путешествие. Но теперь я уже представлял, что, возможно, моё путешествие по этому маршруту не последнее. И дай Бог!
У меня было чувство чего-то большого, что происходило в моей жизни, а потому я смотрел на всё с чувством особого волнения и благоговения. Эта обычная маленькая станция представлялась мне воротами в какой-то особый мир, порог которого я переступил…
Алёны не было довольно долго. Уже подошёл автобус, и народ с неистовым упорством начал его «штурмовать». Мы зашли одними из последних. Наконец все разместились, и автобус тронулся, рассекая фарами темноту ночи.
Алёна называла остановки: Ужанка, Завитая… А это - Липочка. В трёх километрах отсюда сама деревня. Я силился что-то рассмотреть в темноте, но – тщетно.
Автобус миновал Рудавку и остановился у музея. Мы сошли. «Повезло, что остановил, - сказала Алёна, - а то пришлось бы топать с автостанции. Вот этот необычный пятиэтажный дом – Ланин».
Действительно, дом был рядом. Я впервые смотрел на этот городок, на чистые, уютные улочки и душа пела. Этот город принёс мне любовь и надежду.
Лана и Саша встретили нас радушно, дети тоже весело щебетали. В воздухе витало какое-то особое ожидание праздника, самого необычного и сказочного праздника – Нового года! На кухне готовилось что-то вкусное: ароматы просто пьянили, и после дороги и зимнего мороза очень захотелось есть.
От нашей помощи на кухне женщины отказались, и нам пришлось коротать время у телевизора, чтобы как-то отвлечься. Надо сказать, что правы были те, кто утверждал, что «путь к сердцу мужчины лежит через желудок». В отношении меня это, как ни печально сознавать, подтверждается.
Наконец, где-то полдвенадцатого, всё было готово. Стол был действительно великолепен! Здесь не было чего-то экзотического, но всё было домашнее и сделано заботливыми женскими руками. Особый восторг вызывали различные салаты, которые всегда были моей «слабостью».
Встретили Новый год, как принято, шампанским. Перекусили. Из спиртного было что-то ещё, покрепче. Но этого я не помнил точно, поскольку оно меня мало интересовало. Зато зажаренная в духовке индейка вызывала живой интерес: она была ароматна, с золотистой корочкой и выделяла сок.
Но, как всегда бывает в жизни, когда дошли до самого интересного, наши желудки уже были полны и мы ограничились лишь небольшими кусочками.
Дети пошли спать: полный впечатлений день их утомил, а мы собрались на танцы.
Вообще танцы, как и вся жизнь в маленьких городках, полны своего колорита. Здесь все как-то ближе, открытее, без столичного лоска и чопорности. Мне всегда это нравилось.
Мы шли мимо школы, в которую ходили дети, небольшой котельной, скверика с танцевальной верандой. С другой стороны был детский садик и группа новых домов. У входа в Дом культуры толпились люди, но мы шли дальше. Улицы были полны гуляющими людьми. По мере приближения к центру городка людей становилось всё больше.
Но вот и центральная площадь. С одной стороны стояло здание администрации, с другой – старинное здание ратуши. Площадь была не очень большая, но уютная.
Здесь уже были люди. Посредине площади находилась деревянная эстрада с ёлкой. Выступали артисты. Люди вокруг танцевали. Была какая-то непринуждённая обстановка, как будто собралась большая семья родственников. В большом городе это проходит как-то не так. А может это из-за того, что рядом была Алёна?
Мы танцевали почти без перерыва. Мои способности в этом ремесле не очень…, но Алёна, - она просто преображалась в танце! Было что-то зажигательное, что-то от бьющей через край жизни в её красивых уверенных движениях. Мне приходилось тянуться за ней. Мы танцевали и польку, и вальс, и что-то быстрое.
Было ощущение большого общего праздника, все вокруг танцевали, смеялись, подпевали выступающим. Всё было как-то на одном дыхании, взахлёб.… И среди этого моря праздничных людей – мы с Алёной. Это было здорово: чувствовать себя в центре праздника и в тоже время быть вместе с любимым человеком, ощущать её тёплое дыхание, ловить на себе её ласковый взгляд! И кружиться, кружиться в танце вместе. Вот они, мгновенья, к которым идёшь всю жизнь, которые согревают душу в самые трудные времена, которые питают надежду.
За этот счастливый день я бы отдал годы жизни! Что есть наша жизнь, в чём её высший смысл? – наверное, никто не сможет сказать. Но когда в жизни есть такие дни, жить всё-таки стоит! Эти дни остаются в памяти и согревают душу. Почему же люди вспоминают об этом, когда всё уже в прошлом?
Но всё кончается.… Подошла к концу и эта волшебная ночь. Домой мы вернулись под утро, порядком уставшие, но счастливые.
Утром, 1 января, пошли гулять по городу. Было морозно, дул ветер. Людей на улице было мало: все отдыхали после Новогодней ночи.
Город был тихий, чистый. Аккуратные, выложенные мозаичной плиткой, тротуары, небольшие, но такие же чистые и аккуратные дома, - постройки, наверное, начала века.
Алёна рассказывала о городе, а я просто упивался впечатлениями. «Вот гимназия, куда в которую в этом году пойдёт Коти», - показывала она на здание в два этажа, находящееся в глубине сквера, - «Вот молочный завод, а здесь – магазин от этого завода». Обычно мне не очень-то нравятся промышленные постройки, но это представляло собой что-то небольшое, обжитое и уютное, почти домашнее.
Город Несвиж небольшой, но есть в нем какой-то свой колорит, какой бывает в таких городках, со своим жизненным укладом, размеренностью.
Прошли дальше и оказались у костёла. К сожалению, он был закрыт. Внешне это было светлое оштукатуренное здание в стиле поздней готики – раннего барокко, окружённое небольшой декоративной оградой. Рядом стояла колокольня из красного кирпича.
За костёлом шла гирлянда озёр, которые были подо льдом. Узкая дорога, вдоль которой были посажены клёны, вела, перерезая озеро, к острову.
Чуть поодаль, справа, виднелось белое сооружение: что-то наподобие часовни, через которую проходил проезд. «Слуцкая брама, - сказала Алёна, - по традиции свадебные кортежи объезжают её три раза».
На открытом месте с озёр дул холодный зимний ветер, и мы поспешили добраться до поросшего деревьями острова, где было тише. Здесь было также ухоженно, как и в городе. Вдоль дороги стояли столбы с узорчатыми фонарями, которые терялись в кронах деревьев.
На вершине холма стоял родовой замок Радзивиллов. Он был окружён глубоким рвом с водой, через который когда-то был перекинут подъёмный мост. Замок был олицетворением средневекового рыцарства. По преданию замок был соединён тайным подземным ходом с Мирским замком, а глухими зимними ночами в его залах появлялись приведения… . Он всем своим видом будил воображение и действительно ассоциировался с «преданьями старины глубокой».
Со всех сторон замок был окружён старыми деревьями и густым кустарником. С южной стороны к нему примыкал парк с извилистыми и прямыми расчищенными асфальтовыми дорожками и тропами.
Алёна в юности занималась спортом, и их часто школьной командой вывозили на соревнования. Обычно кроссы проходили именно в этом старинном парке с полузаросшими тропинками. Алёна живо вспоминала школьные соревнования, показывала по каким дорожкам они бегали, какие деревья огибали на своём маршруте. Чувствовалось, что ей было приятно предаваться воспоминаниям юности. Это как-то передавалось и мне. Я представлял, как Алёна, ещё, будучи старшеклассницей, бегала здесь в спортивной маечке, с развевающимися по ветру светлыми волосами, в шортиках, покрывающих красивые длинные и сильные ноги.
Но холод нас всё-таки «достал». Первыми не выдержали и вернулись Саша и Лана. Дети пошли с ними. И парк мы с Алёной досматривали вдвоём.
Дома Алёна сказала, что собирается навестить маму, которая жила в деревне. Я бы с большим удовольствием составил ей компанию, но Алёна меня не взяла и сказала, чтобы я ехал в Минск один. Это не было какой-то размолвкой. Просто она так решила.
Я проводил её до автостанции и посадил на автобус. Вернувшись домой, я почувствовал какую-то смутную тоску. До моего автобуса, который шёл до станции, было много времени.
«Не взяла с собой, - сказала Лана, - видимо не очень-то хочет знакомить…». Где-то по логике вещей я тоже чувствовал это, гнал от себя эти грустные мысли.
«Пойду пройдусь», - сказал я и вышел из дому. Я вновь брёл по тем улицам, где ещё сегодня ночью  мы ходили танцевать, мысленно восстанавливая каждое мгновенье  нашего пути.
Город был также чист и уютен. Вот только улицы были полупустыми. На площади одиноко стояла эстрада, которая ещё несколько часов назад была в центре внимания. Ветер теребил ветки рядом стоящей ёлки.
Я ещё раз подошёл к костёлу, вспоминая Алёнин рассказ, решил поближе рассмотреть Слуцкую браму. Мне почему-то было интересно само слово «брама», или «брамка». Сам я родом из России, а потому это слово было мне в диковинку.
Слуцкая брамка – это парадные ворота при въезде в Несвиж. Сейчас она находилась в середине асфальтового кольца, образованного шоссе. Внутри ворот размещалась ювелирная мастерская, о чём гласила надпись на стене. Я прошёл через ворота, мысленно загадав желание, прикоснулся к белым стенам брамы.
Желание…, оно было вполне понятным и земным: «Пусть Алёна полюбит меня и нам сопутствует счастье». Алёна… Алёна уехала и сразу мир стал другим. Мир раздвоился. Одна часть – счастливая, огромная, полная солнца, надежд, уверенности – там, где была Алёна. Вторая – холодная и неуютная, в которой чувствуешь себя маленьким, загнанным в угол зверьком, одиноким и не нужным никому. Тот же город, те же улицы, но всё совсем-совсем по-другому.
Вернулся домой, быстро собрался и уехал на станцию. На душе было как-то больно.
Я сидел в зале ожидания и рассматривал рисунки на стенах. На одном был изображён Мирский замок в окружении озёр: большие, квадратного сечения, крепостные башни из красного кирпича.
На другой картине я узнал замок Радзивиллов. Сюжет был тех времён, когда замок был в расцвете. Перед замком, на голубой глади озера, в потоке солнечного света, плыл чёлн рыбака, гонимый свежим ветром, надувшим парус…
Пришла электричка. Дальше дорогу я помню смутно: в голове проносились картины Новогодней ночи, от которой поезд уносил меня всё дальше и дальше….

Страшная ночь

Мы лежали на кровати и обсуждали новогоднюю поездку. Алёна рассказала, как навестила маму и Настю. Настроение было какое-то настороженное, что-то нас мучило, каждый это чувствовал, но отгонял затаившуюся тревогу.
Разговор постепенно перешёл на то, что давило душу. Может быть, это были только мои чувства, но Алёну тоже что-то томило. «Ты знаешь, - сказала она, - из деревни я заезжала к Лане. Мы тоже вспоминали Новый год и тебя, как ты танцевал почти без остановки. Лане ты понравился. Сначала она была смущена, - ты показался ей намного старше меня, но потом ты как-то расположил всю компанию и смущение прошло».
Можно было промолчать, но я всё-таки решил сказать всё, что меня томило: надо было как-то облегчить душу и «поставить все точки над i”.
“Алёна, я должен тебе сказать, - начал я, - что это действительно так. Ты думаешь сколько мне?» Алёна как-то сжалась, видно было, что этого разговора она боялась. И всё-таки надо было не продолжать этого мучительного разговора… Тем более, что она не настаивала: пусть это было бы нашим молчаливым табу.
Но я бессмысленно продолжал: «Мне сорок шесть, я с 52-го года».
И тут произошло то, что наложило отпечаток на все дальнейшие наши отношения. Она задрожала и заплакала, заплакала безутешно тихо в подушку. Я обнимал её, целовал заплаканные глаза, щёки, нос… Но она никак не могла успокоиться. «Я подозревала это, - сквозь слёзы сказала она, - но лучше бы ты мне этого не говорил!» И она зарыдала так безутешно, так горько, так безудержно…
Напрасно я говорил, что то, что она узнала, не меняет меня, что этот возраст я не чувствую и собираюсь прожить до ста лет…
Наконец она немного успокоилась, но слёзы продолжали течь из её глаз. Мы прижимались друг к другу, целовали и ласкали. Всё слилось воедино: и тревога, и слёзы от бессилия перед временем, и сожаления, и наши человеческие чувства взаимной любви, и эмоции интимной близости…
Мы так и уснули обнявшись, в слезах, растроганные, шепчущие друг другу признания в любви, с поцелуями, с привкусом горечи страшной правды.
Но тень уже пробежала. Она сделала своё дело. После этого в Алёне что-то замкнулось, что-то стало между нами, какой-то невидимый, но, возможно, непреодолимый барьер.

Брат Володя

Володя был самым младшим из всей семьи. Внешне он был очень похож на Алёну: такое же открытое лицо с несколько крупными чертами. Он всегда был спокойным, доброжелательным и очень предприимчивым. Ещё, будучи в школе, он зарабатывал себе на карманные расходы, разнося мороженое по вагонам электрички. Такие «карманные» заработки школьника часто превышали зарплату родителей-колхозников.
Перед армией Володя увлёкся собаководством: скопил деньги и купил себе породистую овчарку. В армии они уже служили вдвоём.
После службы Володя устроился в охранную фирму. Заработки были неплохие и позволяли не слишком «ужимать» себя, что-то доплачивали за собаку.
Володя поэтому и снял частный дом, чтобы собаке было привольно. Собаку звали Рейн. Рейн был умной хорошо обученной собакой. Он помнил всех своих, которых Володя ему представлял.
Володя дружил с Таней, которая училась в политехническом институте. Таня часто приходила с подружками, потом они вместе проводили время. Познакомились они благодаря увлечению собаками, а потом стали встречаться.
Зима была в разгаре. Володя и Таня взяли на прокат лыжи, и пошли кататься в сад. Взяли с собой и Рейна. Получилось что-то вроде весёлой собачьей упряжки: Рейн таскал Володю за собой.
Вообще Володя был изобретательный на различные занятия, и всё делал с каким-то почти детским увлечением. И всё у него получалось! Таких людей часто называют «нет проблем!» Мне их пара очень нравилась своей гармонией. Для наших трудных времён Таня сделала очень удачный выбор.
Правда Тане очень хотелось, чтобы Володя поступал учиться, но вопрос о том, учиться или зарабатывать деньги, Володя решал в пользу материального благосостояния, то есть как настоящий мужчина.
Алёна была привязана к брату. Может быть они были более близкие по возрасту, может быть их сближала схожесть, а может быть та поездка, которую Володя с Алёной совершили ещё летом.
Они ездили под Москву и реализовывали на рынке товары, которые им давала их тётя. Торговля шла успешно. Ребята были дружными, и успех их окрылял и сближал. Алёна тогда приобрела много вещей для себя и дочери. Это лето Алёна потом часто вспоминала с ностальгической грустью. Она рассказывала, что когда пришло время уезжать, она плакала: такая запоминающаяся для неё была эта поездка!

Сын

Мой сын от первого брака был для меня самым близким человеком. Других родственников в Беларуси у меня не было. Поэтому я решил познакомить его с Алёной.
Однажды вечером я привёл сына в наш домик. Сидели, пили чай с пряниками, печеньем, конфетами. Александр (так зовут моего сына) был очень серьёзный. Алёна потчевала его чаем, стараясь как-то сгладить некоторую скованность. К концу вечера сын стал держаться свободнее и даже шутил.
Моему сыну тогда было пятнадцать, но он был рослым, стройным юношей. Учился он в Суворовском училище, поэтому был в форме, которая делала его как-то старше и серьёзнее.
Как ни приятен был вечер, но было уже время идти. Я проводил Сашу до метро. По дороге он выразил своё отношение к происходящему: - «Хорошая женщина, что она в тебе нашла?» Я пожал плечами, поскольку веских доводов не было, но где-то в глубине души верилось, что Алёна оценила то, что не всегда видно внешне, и отличает меня от многих других.
Когда я вернулся, Алёна уже привела всё в порядок. Видно было, что ей встреча тоже понравилась. Раньше она знала о Саше только понаслышке. Алёна сказала, что сын у меня очень серьёзный, скромный и неглупый: - «Таким сыном можно гордиться!» Мне, конечно же, было очень приятно. Я даже подумал, что хорошо бы было летом поехать вчетвером в Россию к моей матери: я, Алёна, Саша и Настя. Конечно, это было бы из области мечтаний, но мне так хотелось, чтобы эти близкие мне люди были со мной рядом!

Ещё два события

Зима кончалась. Наступил традиционный праздник - День защитника. Алёна и Таня устроили на маленький праздник: ужин с вручением подарков. Наша дружная четвёрка опять была вместе: смеялись, шутили, слушали музыку.
Алёнушка под импровизированный туш подарила мне одеколон, который долгое время напоминал мне о том весёлом, несколько беззаботном времени.
Почти сразу же после этого вечера произошло ещё одно радостное событие: у Алёны появилось двое новых родственников, двое двоюродных племянников: Валера и Виктор. Поскольку это были внуки Алёниной тёти Вали, директорши фирмы, все события были на слуху.
Двое энергичных парней требовали постоянного внимания, и тётя Валя попросила Алёну помочь своей невестке. И Алёна на какое-то время переехала в их дом.

Редкие встречи

Теперь Алёна все дни и ночи проводила с малышами. Чаще всего её питомцем был Валера. Она его нянчила, пеленала, засыпала с ним на руках, когда усталость брала своё.
Малыши, хотя и родились одновременно, не были двойниками: Валера был более активным, Виктор же был чуть покрупнее и поспокойнее.
Работы, конечно же, хватала: Алёна и тётина невестка спали урывками. Дети жили каждый в своём режиме и, часто получалось, что, когда засыпал один, второй мог криком разбудить своего братца.
Теперь мы общались только по телефону. Со слов Алёны я понял, что она страшно устаёт и постоянно не досыпает…
А за окном вовсю бушевала весна: припекающее солнце дотапливало последний снег,  люди бродили под солнечными лучами и радовались концу холодов.
Малыши быстро росли, набирали вес, стали немного спокойнее. Иногда Алёне удавалось выходить на улицу. Это были очень короткие передышки в нескончаемой череде повседневных забот.
Обычно я приезжал к дому тёти Вали и мы встречались (молодые и тётя жили вместе). Алёна так была рада этим коротким встречам! Здесь было всё вместе: и глоток вольной жизни, и ощущение весны, и радость общения. Затем она вновь уходила к своим заботам. Восьмое Марта Алёна практически провела на своём «боевом мосту». Конечно были и поздравления, и подарки, но не было такой беззаботности как на 23 февраля.
Тётя Валя жила на улице Петра Глебки. С одной стороны были расположены жилые дома, с другой – была широкая пойма ручья. Из тётиных окон были видны и ручей и водохранилище. Весной это было особое зрелище!
Добирался я обычно на 40-м троллейбусе. С тех пор этот маршрут напоминает мне о тех редких, но радостных встречах.

Заявление

Связать с Алёной свою судьбу я решил ещё до Нового года (конечно, если это произойдёт). Тогда же я сделал предложение. Но Алёна всё молчала.… Наверное, мне следовало на этом остановиться, но я не сделал этого. Наверное, я где-то потерял контроль над собой, я сам не мог её оставить и мучительно ждал её ответа.
Время шло…. Я узнал, когда принимают заявления в Загсе, поделится своими радужными планами с Алёной: будем жить вместе, возьмём дочку. Она будет ходить в школу рядом с домом. Появится ещё ребёнок….
Видимо, это возымело своё действие,  и Алёна согласилась подать заявление. Она  по-прежнему жила у тёти и даже подать заявление пришлось выкраивать время.
Был тёплый весенний вечер 30 марта. Я сидел на лавочке у остановки и ждал Аоёну. Прошёл один автобус, второй, а Алёны всё не было. Если бы я знал, какое смятение было у Алёны в Душе! Но Алёна была внешне спокойна, а, может быть, я видел только то, что хотел видеть?
Наконец, приехала Алёна и мы успели в последний момент. Заполнили бланки, обсудили дату. Май Алёна сразу же отвергла, сошлись   на июне, девятнадцатом числе, в субботу, под вечер.
Алёна выглядела спокойной и усталой, и почти сразу же поспешила назад к своим заботам в тётин дом. Всё произошло как-то буднично. Я до сих пор жалею, что сделал очень мало, чтобы украсить Этот День!
Мужчины часто не уделяют должного внимания небольшим элементам общения. Их интересует любой вопрос в принципе, целиком. Женщины же, как правило, схватывают небольшие штрихи, порой не заметные мужчинам, и по ним делают свои выводы.
Спросите мужчину о том, что представляет собой как человек его коллега-женщина. Наверное, он скажет что-то о внешности: фигура, цвет волос, примерный возраст, что-то о сексуальной привлекательности….
Женщина будет оценивать коллегу-мужчину несколько по-иному: рост, солидность, в чём одет и как выглядит одежда, обувь, рубашка, галстук. Даже могут сказать, где это куплено и примерную цену. К этому добавят описание привычек, манеру держаться, особенности черт характера. Нередко добавят что-то о семейном положении, и что-то скажут о семье.
Нет смысла спорить, кто - лучше, кто – хуже. Просто мы разные от природы и так нужно Жизни. Это надо принять как должное и делать на это скидку.
Итак, мы подали заявление, но, может быть, мне следовало остановиться перед этим этапом? – Возможно, - да, если рассуждать трезво. Но разве любовь и трезвый холодный ум совместимы?


Дорога

Наше заявление было для меня вершиной счастья. Впереди меня ждала семейная жизнь с прекраснейшим человеком – Алёной и её милой дочуркой Настенькой. Как я мечтал, чтобы у меня была дочка! Поэтому Настю я воспринял как родную дочь.
Теперь в разных местах Беларуси у меня появились родственники, к которым мы ездили в гости. Ещё вчера у меня здесь никого не было, теперь всё изменилось прекрасным образом!
Дорога для меня всегда была радостным и волнующим событием, ощущением чего-то нового, неизведанного…. Станция «Институт культуры». Перрон. Сколько раз мы отправлялись отсюда с Алёной, сколько раз я провожал её!
Почему-то особенно запомнились зимние вечера. Темнеет рано. Алёна едет к маме навестить дочку. Тревожно отпускать близкого человека в дорогу на ночь глядя. Представляешь, что Алёнушке придётся два часа ехать поездом, а потом пересаживаться на автобус и в конце идти три километра пешком по открытой всем ветрам полевой дороге одной…. Очень не хотелось расставаться! Обычно я ехал с ней до Курасовщины и возвращался домой троллейбусом.
Помню, первый раз мы поехали с Алёной в деревню перед 8 Марта. По тёмной дороге после автобуса, казалось, ничего совсем не видно.  А Алёна рассказывала, как в юности гуляли здесь короткими летними ночами, собирались в клубе на дискотеку, ходили в дальние деревни на танцы.
Вдоль дороги шумели деревья, а дальше – тёмные печальные поля. А Алёна всё рассказывала: «Это место называется «груша», здесь когда-то росла дичка. А около этого небольшого пруда жили люди. Здесь был хутор. А там, слева, вдали, где едва просматривается ряд деревьев, есть ещё одна дорога – Хадатовская».
Дошли до колхозного сада, а вот и деревня. Дома радушно встретила мама. Так состоялась  наша первая встреча с будущей тёщей….
То время ушло вместе с холодами, и теперь вовсю бушевал апрель с ярким солнцем. Накануне светлого праздника Пасхи у Алёны на работе было напряжённо. В пятницу они проработали допоздна и потому к маме мы поехали уже в субботу около полудня. День был тёплый и солнечный.
В кассах народу было немного, видимо, все уехали уже в пятницу вечером. В электричке тоже свободно. Люди разбрелись по вагонам. Мы тоже повольно расположились на двух скамейках. Мы с Алёной  сели вместе, а Настя – напротив. Она раскрыла свой рюкзачок, достала кукол и уложила их спать на скамейке.
В вагоне было тепло, спокойно и по-домашнему уютно. Вагон потихоньку покачивало, Настя что-то рассказывала куклам, баюкала их. Алёнушка, уставшая накануне, положила мне на плечо голову и заснула. Её светлые волосы рассыпались по моему плечу, щекотали шею.
Я смотрел на этих двух близких мне женщин, одну маленькую, другую уже взрослую, но сохранившую детскую непосредственность, и эта мирная картина вызывала у меня ощущение безмерного счастья. Нет, ни шумного восторга, ни счастья публичного признания, ни славы. Это было совсем другое чувство: тихое, спокойное, без лишних слов. Это было счастье жизни, такой обычной, каждодневной, даже где-то будничной.
Я смотрел на этих дух женщин и думал, что, если эти два прекрасных человека сейчас со мной, если я им нужен, если они мне доверяют, значит, и я многого стою в этой жизни, многое могу и жить для своей семьи – это самая главная цель!
Это всё воспринималось как чудо, даже не верилось, что это было со мной. Господи, какой же долгий путь я проделал до того, чтобы понять и ощутить счастье! Такое, казалось, призрачное, а теперь вот – близкое. Алёна едва шевелит губами, что-то мурлычет во сне. Касаюсь рукой её милой светлой головки, целую волосы, высокий красивый лоб….
А за окном электрички проносятся уютные деревенские домики, распускающиеся кусты и деревья, начинающие цвести сады. Поезд несётся по залитой солнцем зелёной долине….

Накануне

Июнь был не за горами, и надо было готовиться к свадьбе. По нашим временам это событие достаточно сложное по деньгам. Я ломал голову, как же всё пройдёт. Решил взять кредит. Пришлось побегать: найти гарантов, собрать справки. В конце концов, я получил чековую книжку на какую-то сумму.
По магазинам мы с Алёной ездили вместе: у неё был очень хороший вкус и практическая сметка. Все вещи, которые она выбрала, мне очень пригодились и после свадьбы.
Правда себе платье и обувь она покупала самостоятельно: она не любила это делать с кем-то, и я полагался на её вкус. Всё было достаточно скромно, но соответствовало событию. Купили и два кольца.
Время быстро неслось к намеченной дате, а ещё многое надо было сделать. Меня поразило, как самоотверженно Алёна приняла на себя многие заботы, стараясь, прежде всего для моего имиджа, порой забывая о себе.
Запомнился один случай. Мы ходили по магазинам в поисках обуви. Заодно заглядывали и в другие отделы. В магазине «Форта», что на проспекте, увидели элегантный женский летний костюм. Цена была умеренная, и костюм был последний. Видно было, что Алёне он очень понравился, но она не решалась его даже примерить, полагая, что деньги нужны для другого.
Зашли в обувной отдел и, возвращаясь к выходу, снова подошли к отделу с костюмами. «Я  только померю…» - нерешительно начала Алёна. – «Конечно, надо обязательно, мне кажется, он тебе очень подойдёт», - ответил я.
И вправду, костюм был Алёне очень к лицу, но она решила его не брать, так как у нас было не достаточно денег.
Уже вышли из магазина. Алёна примирительно рассуждала, что это сейчас не самая необходимая покупка … . Но мы оба чувствовали, что упускаем этот шанс.
Последнее, что у меня было дома «в заначке» – это сотня долларов, которая мне была нужна, чтобы решить одну неприятную проблему: уплатить штраф. Пока я ещё толком не знал, каков будет его размер, но знал, меня «подставили» партнёры и санкции неминуемы. Вопрос был в стадии развязки, но было много неопределённого … .
«Алёна, - сказал я, - давай вернёмся и отложим, а завтра поменяем деньги и возьмём». Алёна знала ситуацию и поначалу стала протестовать. Но я уже принял решение. Мы ещё раз примеряли костюм и отложили.
Уже на улице Алёна призналась, что ей никогда мужчины ничего не покупали: ни бывший муж, ни другие …. Видно было, что для неё этот момент был счастливым. Она с такой благодарностью смотрела на меня и в то же время с какой-то неловкостью, что она себе позволила не отказаться от этой покупки.
Но ещё большее счастье, наверное, испытывал я сам. Я сжимал её руку, видел её растроганный взгляд и эти смущение и благодарность… -  Господи, как я ещё до этого мог сомневаться?! – За такое отношение можно отдать всё не задумываясь! Алёна, милая, нет большего счастья на Земле, чем быть с тобой рядом!

Этот День

После хлопот подготовки настал долгожданный День. Регистрация была назначена на четыре дня. С утра пришли свидетели и гости. Все были очень близкими людьми: Алёнины блат Володя и его невеста Таня, мама Алёны, дочка Настя.
День был тёплый и солнечный. Заказанное накануне такси пришло вовремя и мы поехали в ЗАГС несколько раньше, чем планировалось.
Наш районный ЗАГС был новым, с большими светлыми окнами, просторными комнатами жениха и невесты, помещением для гостей. Приятные приглушённые тона интерьера, изящные светильники, подобранная со вкусом мебель – всё создавало ощущение праздника, уюта и какой-то таинственности происходящего здесь.
Регистрации ждали дольше, чем предполагалось: тётя Валя задерживалась. Мы даже пропустили несколько пар.
Наконец все собрались, и мы вошли в зал. Играла приглушённая музыка, высокие светлые своды интерьера таили спокойствие и торжественность. Н а белом столе – цветы. Музыка стихла.
После короткой торжественной речи ведущая провозгласила нас мужем и женой. Мы обменялись кольцами, расписались в книге регистрации. Близкие поздравляли нас, тихо стрекотала видеокамера, щёлкал фотоаппарат. Торжественная часть закончилась.
В соседнем зале мы выпили традиционное шампанское, посмотрели видеокассету.
Затем тётя Валя, решив сделать нам свадебный подарок, пригласила  нас в ресторан «Вернисаж», - довольно модный ресторан. Вечер был приятным продолжением счастливого Дня. В кругу близких мы танцевали и пели. Но лучше всех, наверно, в тот вечер танцевала Настюша: такой я её ещё не видел!
Торжество закончилось ночью, когда мы вышли, было уже темно. Только лужи блестели при свете фонарей: за праздничным столом мы не заметили, как неожиданно прошёл проливной дождь и так же неожиданно закончился. Видимо природа по-своему решила отметить этот День. А впереди нас ждала новая жизнь!
 
Лето красное

Вот и пошла наша свадьба. Начинался  «медовый месяц». Мы продолжали жить в нашем маленьком домике. Алёнин брат Володя тоже готовился к свадьбе. Его Таня постоянно бывала у нас, и вся подготовка происходила на моих глазах.
Наши свадьбы готовились как-то одновременно, хлопоты и заботы были также сходными. Правда, расписывались молодые не в районном ЗАГСе, а во Дворце бракосочетаний. Это было в двух шагах от нашего загса, а потому я мысленно проводил параллель с нашей свадьбой, вспоминал события недавних дней.
У Володи с Тане всё было пышнее. Отметили они свою свадьбу у Таниных родителей за городом - в Атолино. Было много народу с танцами на улице. Веселье, смех, музыка, шуточные конкурсы. В довершение вечера событие было отмечено и само матерью природой: прокатился тёплый летний ливень (надо же, - как и в день нашей свадьбы) … .
Лето 99-го выдалось очень жарким, и в нашем маленьком деревянном домике было комфортнее всего. По вечерам, после томительного жаркого дня, мы возвращались сюда, переодевались и бежали на речку, которая протекала в сотне метров от нашего домика. Купались, загорали в саду, и взбодрённые возвращались домой: дневной усталости как ни бывало!
По выходным мы с Алёной часто ездили к её маме. На селе летом много работы: приходилось полоть свёклу на колхозном поле, помогать в огороде. Зной отпускал только к вечеру. Обычно в это время наша работа заканчивалась, и мы шли на озеро купаться.
На ужин пили свежее деревенское молоко. Большое удовольствие доставляли свежие огурцы, салат, редиска, помидоры.
Время пронеслось быстро, близилась осень. Стало прохладно, ночи становились всё длиннее. Надо было перебираться на «зимние квартиры»: я наконец-то закончил ремонт своей комнаты и можно было переезжать.
Неделей позже съехали с нашего, ставшего уже таким близким, домика Володя и Таня. Грустно было покидать это место, - столько событий прошло здесь, столько волнующих душу моментов!

На новом месте

Переехали мы где-то за неделю до начала учебного года. Надо было обустраиваться. Я сделал большую книжную полку, но все вещи всё равно не помещались. Что-то не очень нужное осталось в коробках. В коридоре сделали антресоли, куда положили всё лишнее.
Сама комната была тесной: всего двенадцать квадратных метров. Здесь поместились трёхстворчатый платяной шкаф, самодельный откидной столик. Напротив – два дивана. На одном спала Настенька, другой, раскладной, был наш.
К комнате примыкал балкончик, на котором разместилась телевизионная антенна, и стояли ящики с моими вещами: это были радиодетали – моё давнишнее увлечение.
Из-за недостатка места со многим мне пришлось расстаться. Было где-то, но Алёна была неумолима: всё лишнее – вон!
Алёна как-то болезненно восприняла новое место. Ей всё казалось здесь неуютным, её многое стало раздражать. «Не пойму, что я здесь делаю, - говорила она, - Больше полугода я здесь не проживу!» Я понимал, что «коммуналка» – не самое лучшее место для проживания, но куда деваться!?

Школа

Вот и начался учебный год. Это время всегда было временем особых волнений. Может быть, это не совсем подходящее слово, просто ощущение чего-то нового в жизни, новой ступени что ли.
Настя как-то быстро влилась в новый класс, завела новых подруг. Днём мы были на работе, и Настя оставалась в продлёнке. Алёна заканчивала работу в шесть, поэтому Настю забирал чаще всего я.
Я брал её ранец, и мы шли куда-нибудь на качели или на спортивную площадку. Здесь Насте больше всего понравилась одна карусель. Она ничем бы не отличалась от обычной карусели, но, видимо, строители при установке схалтурили или кто-то сел в карусель, когда фундамент ещё не схватился окончательно. В результате чего карусель оказалась наклонённой.
Теперь при вращении дети то взлетали вверх, то опускались. Это доставляло Насте большое удовольствие. Здесь мы, обычно, катались больше всего. Затем шли на качели и ещё одну карусель. Это было нашим своеобразным ритуалом.
Настя сидела на карусели и всё приговаривала: «Папа, быстрей, подбеги!» А когда карусель ускорялась, заливалась звонким смехом. Этот смех, наверное, самая лучшая награда для отца! И  хотя Настя не была мне кровной дочерью, я воспринимал её своим ребёнком. Она называла меня папой, а я её – дочкой и доченькой, Настенькой.
Был ещё один трогательный момент в наших прогулках. На площадке для детей стояло несколько пеньков. Настя любила встать на один из них и звать меня: «Папа, подойди сюда!» Я походил к ней, она обнимала меня за шею. Я подхватывал её и нес. Что может быть приятнее благодарной ласки дочери! Доченька, миленькая, какое счастье, что ты у меня есть!
Это чувство было с родни тому, которое я ощущал в залитой солнцем электричке: тихое счастье от того, что рядом с тобой твоя семья, твои близкие люди и ты им нужен.
Так повторялось каждый день: утром я отводил Настю в школу, вечером – забирал. Прогулка, магазин. Дом. Уроки. Возможно, кому-то это покажется скукой и семейной рутиной, но для меня такой уклад жизни – это то, о чём я мечтал и в юности, и в молодости, и в зрелом возрасте.
Кажется это всё так просто, но почему жизнь избегает простых схем и заставляет нас напрягать все силы, принося неожиданные испытания?

Тень

Алёна часто задерживалась на роботе допоздна, и мы к этому в какой-то степени привыкли. Конечно, это нарушало наш ритм жизни, приносило определённые неудобства, но не давало каких-либо поводов для ревности. Я знал, что Алёнино предприятие – это почти семейная фирма, где все – родственники.
Первое время Настя не хотела ложиться спать без Алёны, а, если мне удавалось её уложит в постель, не засыпала, ждала. Но постепенно мы привыкли к поздним Алёниным приходам. После приготовления уроков пили чай и готовились ко сну.
Настя любила послушать на ночь сказку. Видно было, что это даёт ей пищу для воображения: она становилась задумчивой, спокойной.
На вопрос, где мама, она привыкла слышать: «Мама на работе, скоро придёт. – Спи, дочка». Я читал ей книжку, гладил по спинке, как она любила, рассказывая что-нибудь, и она засыпала. Укрыв малышку одеялом, я возвращался к своим делам.
Нередко Алёна возвращалась и в десять, и в двенадцать ночи. Мы договорились, чтобы она звонила, уходя с работы, и я её встречал. Наш район беспокойный: рядом вокзал, темные, заваленные ящиками дворы, мрачные подъезды домов сталинской постройки, много бродячего люда….
Был конец осени: ранние сумерки, сырость, холод. В тот вечер Алёна пришла не очень поздно, где-то в начале десятого, и какая-то притихшая, взволнованная.
- Устала на работе? – Пойдём ужинать.
- Я ходила в кино, - мы давно нигде не были.
Действительно, с начала учебного года, может, пару раз сходили в «Пионер» на воскресные детские сеансы. Как это я упустил?
- Обязательно сходим! Надеюсь, в ближайшие дни у вас на фирме не будет срочных заказов?
Алёна промолчала, задумалась о чём-то своём, и видно было, что её мысли были где-то далеко….




Тревожные ночи

На фирме у Алёны праздновали получение лицензии. Теперь предприятие могло набирать выгодные заказы. Число клиентов выросло из-за недавней рекламы.
Вместе с тем возросла и нагрузка. Алёна по-прежнему допоздна  оставалась на работе. Но что-то изменилось. Раньше после окончания работы она звонила, и я её встречал. Теперь же она перестала это делать.
Я звонил на фирму, пытаясь угадать, когда же закончится работа, одевался и выходил на улицу.
К нашему дому можно было подойти с трёх различных направлений. Я выходил к углу соседнего дома и на перекрёстке ждал. Иногда долго. Холодный зимний ветер пронизывал короткую курточку, по телу пробегала дрожь. Но главное, на душе было как-то неспокойно. Наконец она появлялась, и мы шли домой. Я был рад её приходу, а она была усталой и равнодушной.
С каждым разом это усиливалось, медленно, почти незаметно, но неотвратимо. «Бедная Алёна, - эта работа её совсем замучила. Надо сказать тёте, чтобы подключили ещё кого-то или организовали две смены», – с досадой думал я. Алёнино настроение передавалось и мне, и мы приходили домой молчаливые. Отчуждение усиливалось.
Однажды, когда я в очередной раз встречал её на знакомом перекрёстке, она отчитала меня со словами: «Ты что, меня выслеживаешь? – А ели бы я пошла другой дорогой, то ты торчал бы здесь до утра!? Не надо меня встречать, - со мной ничего не случиться!»
Я был искренне удивлён и удручён. У меня  и в мыслях не было за кем-то следить. И вообще, на этом перекрёстке я всегда её встречал и раньше. Странно….
На следующий день она пришла только под утро. Неприятный холодок знобил меня где-то изнутри. Утром я позвонил Алёниной тётушке, директорше фирмы: «Валентина Викентьевна, что-то вы поздно отпускаете Алёну с работы, точнее рано: она пришла домой полшестого… . Тётя была крайне удивлена и, видимо, что-то сказала Алёне. Та перешла в контрнаступление: теперь ночные похождения стали нескрываемыми, по телефону часто звонили.  Незнакомый мужской голос звал её, она буквально вырывала у меня трубку и весело беседовала с кем-то. Потом она исчезала.
Я решил не сдаваться: взял себя в руки, старался быть спокойным. Расстаться можно в один момент, как бы это ни было тяжело. Гораздо труднее выдержать нервную нагрузку: если это просто краткосрочное увлечение – то должно пройти, если что-то серьёзное – пусть пройдёт проверку временем… .
Настя скучала по маме. По вечерам она не хотела засыпать, спрашивала, где мама, что-то предчувствуя. «Спи дочка, мама на работе, скоро придёт….»  Я читал её книжку, гладил по головке, и она засыпала тревожным сном.
После этого я устало ложился в постель, голова шумела от тревожных мыслей, от каких-то кошмаров. Я долго ворочался, не находя себе места. Потом вставал, выходил на кухню пить. Вглядывался в ночное окно. Тихо. Только ветер покачивает фонари, да где-то  идут поезда. Редкие машины шуршат по сырому асфальту.
Душно. Открываю форточку. Сырой зимний воздух успокаивает. Через какое-то время возвращаюсь в духоту комнаты, ложусь в ещё не остывшую постель. На какое-то время забываюсь тяжёлым полусном….
Вдруг какой-то посторонний звук будит меня: приснилось или кто-то у входной двери? – Наверное, Алёна ждёт за дверью усталая и озябшая, - а я не слышу. Выхожу в коридор, включаю свет, подхожу к двери. Тихо. Смотрю в глазок, открываю дверь. Никого. Только где-то тихо потрескивает счётчик. С каким-то чувством отчаянного оцепенения ложусь снова. И снова какой-то звук.… Такая длинная, кажется бесконечная, ночь… .
Настюша уже успокоилась и крепко заснула, одеяло съехало, одна нога снаружи. В отблеске ночных фонарей поправляю одеяло, укутываю малышку: спи, моя доченька, спи, моя милая… . После тревог обостряются все чувства, а дети олицетворяют собой чуть ли не единственную светлую надежду. Вид мирно спящей малышки успокаивает. Ложусь и закрываю глаза.
Внезапный щелчок входного замка и быстрые шаги. Я уже в прихожей: Алёна, наконец-то! Снимаю с неё пальто… - Не надо, я сама. Ты чего вскочил? – Иди, спи. - Холодно и сухо.
Останавливаюсь. Глаза сверлят какую-то точку за стеной. Отчуждение. Только аромат тонких Алёниных духов, да незнакомый запах дорогого мужского одеколона говорят о том, что где-то есть далёкая и недоступная страна счастья.
Так продлился февраль. Дни, ночи.… Как в каком-то кошмарном сне. И звонки, звонки… . В полночь, в семь, в шесть утра. Она уже не смущалась, и было видно, какое для неё счастье вести эти, кажется бесконечные, беседы по телефону. Потом исчезала. Приносила громадные букеты, переодевалась и снова исчезала, оставляя на стуле пустые целлофановые пакетики из-под колготок.
И снова ожидания, монотонный стук уходящих поездов за окном и случайно оказавшиеся на книжной полке использованные билеты от поездок в Гродно, Лиду, Гомель… . Теперь ясно, почему она пропадала на несколько дней.

Забытая мелодия

Снова ночь… . Сколько их было! Они слились в какой-то зловещий поток!
Но в эту ночь она пришла довольно рано. Видно было, что Алёна измучалась. Её  тоже раздирали противоречия и двусмысленность положения.
Мы сидели на краешке дивана, того самого, на котором всё когда-то началось. Я взял её за руку, наши взгляды скрестились. «Алёнушка, - начал было я. И вдруг из её глаз брызнули слёзы: «Да, я – плохая, плохая! Я заслуживаю самого жестокого наказания. –Но, я ничего не могу с собой поделать! Я и тебя люблю, милый мой, добрый, дорогой. Но это другое чувство. Я так больше не могу! Ты видишь, я не нахожу себе места!
Ты знаешь, когда я вышла за тебя, мне казалось, что уже покончила со всеми идеалами, с тем, что я когда-то искала, и что было моей несбыточной мечтой. Я считала, что уже устроила свою жизнь и навсегда рассталась  с этим наивным юношеским максимализмом, с этими грёзами….
И вот в тот момент, когда, казалось, всё ушло навсегда, я встретила Его! – Нет, он не красавец с картинок модного журнала, нет.… Но это мой идеал мужчины. Ты думаешь, я спала с ним? – Нет, мы просто бродили по улицам, сидели в кафе, ходили в кино и были во многих интересных местах.
Слёзы продолжали течь из её глаз, мы сидели, обнявшись, и смотрели в глаза друг другу. Не могу видеть женских слёз, - это меня совершенно обезоруживает. Иногда в таких ситуациях думаешь, пусть лучше меня кто-то оставит, чем видеть эти слёзы!
Женясь на Алёне, я дал себе зарок никогда её не оставлять, что бы с ней не случилось. А тут так вышло… Алёнушка, милая, не плачь! Я не могу видеть твоих слёз. Не кори себя: ты для меня самая чистая, самая нежная, заботливая и добрая. Почему ты должна себя корить за свои высокие чувства? Алёнушка, милая, сейчас мы все трое мучаемся. Если ты останешься, будешь мучаться всю жизнь, срывая на мне своё раздражение. Я видел такие семьи, когда женщина не любит….
Оставайтесь вдвоём, пусть хоть кто-то из нас будет счастлив! Мне было больно, но сознание говорило, что другого выхода нет. Я её действительно любил и видеть её мучения было выше моих сил.
Она немного успокоилась, хотя слёзы всё ещё текли из её глаз.
- Можно, я пойду…
- Иди, Алёнушка…
Она медленно собралась. Было видно, как она чувствовала неловкость. Одела пальто. Вздохнула. Посмотрела на меня с грустной улыбкой.
- Ну, да я пойду…?
- Ты очень добрый и милый, и у тебя тоже будет счастье, поверь мне!
Она обняла меня, поцеловала и отворила дверь…
Через несколько дней, придя с работы, я не обнаружил её вещей. В комнате зияли пустоты на тех местах, где был наш раскладной диванчик, где были Настины куклы, игрушки и книги. На полу сиротливо валялись какие-то листы бумаги, детские мозаики, Настины рисунки.
На следующий день она позвонила: «Мы уехали без тебя, - так легче. Мы ещё возьмём кое-что из моего белья и Настиного Мишку».
Вечером они пришли вдвоём. Алёна загрузила объёмный пакет своих вещей. Настя в пакет поменьше взяла своего Мишку.
- Вас проводить…?
- Не надо, я прошу… Мы сами….
Дверь захлопнулась…. В моей душе всё смешалось: и боль, и отчаяние, и смятение от происходящего. Горло сдавило, в остекленевших глазах застыли слёзы.
Я вышел на балкон. Последние лучи заходящего зимнего солнца освещали верхние этажи зданий. Город жил своей обычной жизнью: монотонно стучали поезда, по улице, безразличные ко всему, двигались троллейбусы и машины, куда-то спешили люди. Из стоящей у обочины машины лилась мелодия… Я ждал.
Наконец они вышли на улицу и медленно побрели в направлении того перекрёстка, где я обычно встречал Алёну. Вот они миновали ряд ларьков, остановку, киоск «Союзпечать»….
Я стоял на балконе и смотрел им вслед. Ещё вчера они мне были самыми близкими людьми на Земле. Ещё вчера….
Я продолжал смотреть вслед удаляющимся силуэтам стройной светловолосой женщины и маленькой фигурки Насти.
Алёна несла сумку, а Настя прижимала к груди своего Мишку. Держась за руки, они добрели до угла, ни разу не обернувшись, и исчезли в сумерках города. Навсегда… .
Солнце уже село, и только узкая полоска пурпурного цвета напоминала об ушедшем дне. Город погрузился во тьму, а холодный ветер доносил тихую песню наших встреч:
«В тот день, когда ты мне приснился,
Я всё придумала сама…
На землю тихо опустилась зима, зима.
Я для тебя не погасила свет в одиноком окне…
Как жаль, что это лишь приснилось мне…»


                Николай Кочетов