Тогда мы были молодыми... часть 3

Нет Страны, и не тот уже строй;
Я забытой Страною воспитан,
Я оттуда умом и душой -
Навсегда её духом пропитан.

           (Андрей Растворцев, автор Проза.ру)


-"Команде обедать!" - разносят динамики громкой связи по всем помещениям и боевым постам такую приятную команду, озвученную голосом вахтенного офицера.
 
      Я сегодня дежурный "бачковой" и меня ждут за столом мои товарищи, разобрав ложки и выложив на алюминиевую тарелку хлеб. "Бачок" - это важная часть флотской службы. В том бачке с камбуза приносят вкуснейший флотский борщ для шестерых матросов, приписанных к нему. Обязанности "бачкового" выполняют все по очереди и не имеет значения служит матрос первый год или четвёртый. Я тороплюсь к двери камбуза, где уже другие мои коллеги принимают от кока полные бачки. Мне подаётся моя посудина и теперь задача, держа в руках наполненный борщом бачок и балансируя на покачивающейся палубе, добраться до люка своего кубрика. Здесь для любознательного читателя надо добавить, что рифлёные листы главной палубы почему-то не красились, а каждый день протирались соляркой. И вот, по протёртой соляркой палубе, когда обе руки заняты и нет возможности ухватиться за штормовой леер, с горем пополам я преодолеваю путь на свою Голгофу. Снизу в люке к бачку тянутся руки и я осторожно опускаю в них наш обед. 

      Вслед за бачком втискиваюсь в люк и по вертикальному скоб-трапу* спускаюсь в кубрик. Поварёшкой  наполняю миски наваристым, аппетитно пахнущим борщом. Ложки мелькают, позвякивают металлом миски, а мне нужно бежать за вторым. Сегодня макароны по-флотски и, как всегда, обязательный компот. И вот, наконец, все сыты, отваливаются от стола и ложатся на палубу, подложив под голову собственный кулак. Это наступает  “адмиральский час” -  святое дело, обязательный сон, без которого немыслима флотская служба. Однако, сегодня меня это не касается, поскольку нужно собрать посуду, вымыть её и привести в порядок стол. Но завтра я буду с ложкой ждать за столом, а уже мой  товарищ  будет наливать в миски, принесённый им с камбуза суп. А потом и я вместе со всеми лягу на палубу кубрика и моментально засну.

      Мы второй день ходим галсами. Ветра нет, но нас валяет “мёртвая зыбь”. Постепенно по кораблю прошла необъявленная новость: мы в дозоре и ждём подхода крейсера “Орджоникидзе”. На нём Хрущёв с Булганиным возвращаются из Англии, куда ходили с визитом, а наш корабль следит за безопасностью в выделенном ему районе. К исходу третьего дня мы возвратились в базу и стоим ошвартованные у стенки на своём прежнем месте, так и не увидев в море крейсера. Наш поход закончен. А в соседней гавани уже стоит громада “Орджоникидзе”, который звуками духового оркестра каждое утро сопровождает подъём флага. Непонятно. Может быть мы его просмотрели?

      В субботу вначале всё идёт, как обычно, кроме того, что вместо малой приборки после подъёма флага звучит команда:
- Начать большую приборку!
Корабль становится похож на муравейник. Из кубриков на пирс выносится постельное бельё, которое тут же вытряхивается и складывается отдельно. А в это время буквально весь корабль моют с мылом. Свою “робу” матросы на асфальте стенки поливают водой из пожарного шланга и натирают корпусными щётками, которыми моют и надстройку корабля. На главной палубе натягивают леера, на которые вешают на просушку свою стирку. Корабли стоят у причалов и ветер шевелит развешенное бельё. Эти штаны, тельняшки, и рубахи преображают их грозный вид во что-то домашнее.

хххх

      30-го апреля 1956 года наш дивизион больших охотников за подводными лодками снялся со швартовых и пошёл по морскому каналу в Калининград. Прошли причалы рыбного и торгового порта и огромное полуразрушенное здание элеватора. Вдоль канала видны стены разрушенных зданий из красного кирпича с разбитыми окнами. Корабли подошли к мосту через реку Преголя почти в центре города рядом с развалинами старинного замка и встали на якоря, выстроившись в линию. Завтра будет демонстрация, командующий флотом на катере обойдёт строй кораблей и поздравит экипажи с Днём международной солидарности трудящихся всех стран.

      После ужина на месте для курения, что находится по левому борту у выхода из гальюна (т.е. туалета) возле металлического ящика, наполненного моршанской махоркой, собрались курильщики, обсуждая прошедший день. Поскольку табачное довольствие полагалось каждому, но курили не все, то ящик всегда был полон этой самой махоркой, которую, кстати, курила половина страны. Папиросы были не всем по карману. Никогда не бывал я в городе Моршанске, но махорка была знаменитая. А уж армия даже прославляла её в строевой песне:
   “Эх, махорочка-махорка,
    породнились мы с тобой.
    Вдаль глядят дозоры зорко,
    мы готовы в бой!
    Эх, мы готовы в бой!“

      В то время на базаре небритые лица южной внешности цветами не торговали. На принесённых с собой скамеечках сидели бабушки с раскрытыми мешочками, в которых хранился табачок-самосад. Продавали его стаканами. Тут же обязательно лежала газетка. Очередной покупатель, оторвав от неё нужный клочок и свернув самокрутку, пробовал табак на крепость. Купив его, он подставлял кисет или карман пиджака, куда и ссыпалось приобретённое.

      Я не курил, но здесь, у ящика с махоркой, получил первые уроки курения: отрываешь от газеты клочок, насыпаешь махорку, заворачиваешь самокрутку и, смочив слюной краешек бумаги, заклеиваешь её. Теперь и закуривай на доброе здоровье.

      Утро 1-го Мая было тёплым и солнечным. Произвели малую приборку, позавтракали и, одетые по форме № 3 первого срока**, выстроились на корме в две шеренги. На бескозырках одеты белые чехлы и экипаж выглядит празднично. Офицеры в парадных мундирах. Появился командир в тужурке.
- Смирно! – и помощник командира доложил ему о готовности к подъёму флага.
- Здравствуйте, товарищи! – повернулся командир к строю.
- Здравия желаем, товарищ командир! – громко прозвучало в ответ.
Командир имел звание капитана 3-го ранга, но на корабле к нему единственному и офицеры и матросы обращались "товарищ командир!". Так было принято на флоте. Он тоже встаёт в строй. Вахтенный сигнальщик следит за сигналами на флагманском корабле. Вот на его мачте вымпел “Исполнительный“ поднимается “до места” и в тот же момент  на кораблях слышны свистки и команда:
- Флаг и флаги расцвечивания поднять!
Поднятые дополнительно сигнальные флаги морского свода придают праздничность наступившему дню.

      Команда остаётся в строю. Ставят небольшой столик, покрытый красным. Замполит о чём-то тихо переговаривается с командиром. Приносят винтовку с примкнутым штыком. Вчера меня предупредили,  что сегодня приведут к Присяге. Мне 17 с половиной, а нужно иметь за плечами 18 лет. Решено не обращать на это внимание. И вот звучит команда:
- Смирно! Матрос Литвинов, к принятию Присяги выйти из строя!
- Есть выйти из строя! - покидаю своё место и подхожу к столику. - Товарищ командир! Матрос Литвинов для принятия Присяги прибыл!

      Именно “прибыл”, а не “явился”. Это знакомо с первого курса, когда тебе разъяснили, что является только чёрт из табакерки или святой дух, а курсант "прибывает”. Старшие командиры пояснили, что на Флоте на обращение отвечают "есть", а ответ "Я" принят только в Армии. Тогда же нас приучили использовать вместо сухопутного "Разрешите?" флотское слово "добро". Например:- "Прошу "добро" встать в строй?" Или, предварительно постучав, всовываешь голову в щель приоткрытой двери и уверенным голосом вопрошаешь:- "Прошу "добро?" Сразу ясно, что владелец данной головы просит разрешение войти в помещение. В своде сигнальных флагов ВМФ есть флаг "Добро", представляющий из себя жёлтое полотнище, поднятием которого испрашивается разрешение на выполнение какого-то действия и им же даётся подтверждение на это. 

      Даётся команда “Кру-у-гом!” Я стою лицом к строю всего экипажа. Замполит вручает мне в правую руку винтовку, а в левую – раскрытую красную папку. Если скажу, что в этот момент я спокоен, это будет неправдой. Я волнуюсь, а потому подрагивающим голосом старательно прочитываю текст Присяги, на вложенном в папку листе. Текст прочитан, замполит забирает винтовку, а я кладу на столик папку и ставлю свою подпись под Присягой. Командир поворачивается ко мне:-
- Матрос Литвинов! Поздравляю с принятием Присяги.
- Служу Советскому Союзу!
- Встать в строй!
- Есть встать в строй! - и я занимаю своё место среди товарищей.

хххх

      Показался катер, на палубе которого золото погон и белые фуражки. Катер малым ходом проходит вдоль строя кораблей и человек с адмиральскими погонами здоровается с каждым экипажем и поздравляет с праздником. Звучит ответное “Ура!”. Неожиданно из ствола орудия корабля, стоящего за нами, вырывается серый дым, пронзённый огнём, и звучит звук выстрела. Мы не видим свою носовую пушку, но слышим её гром.  Это весь дивизион одновременно стреляет холостыми, давая 21 артиллерийский залп праздничного салюта. На берегу много людей, которые приветственно машут нам руками. На них наплывает лёгкий дым от выстрелов. Но вот смолкли пушки. Торжественная часть окончена. Наступивший праздничный день частично освободил экипажи от занятий, оставив необходимый минимум. Когда-то в старину на парусном флоте в воскресный день была команда "Команде плясать и петь песни!", что во время длительных походов скрашивало матросскую жизнь. В наши дни такой команды нет, но послабление в службе присутствует.

      Вечером дивизион снимается с якорей и возвращается в Балтийск. Каждый занимает своё место у причала. Праздничный день подходит к концу. Вечерняя поверка, корабли успокаиваются до следующего утра, но вахтенные у трапа по-прежнему на посту.

      Совершенно незаметно пролетел апрель, в течение которого мне ни разу не пришлось побывать в увольнении и посмотреть, что это  за город такой Балтийск. Лишь единожды, вместе с несколькими нашими матросами был наряжен от корабля мести какую-то улицу в этом городе. Тогда, шаркая метлой по брусчатке мостовой и разглядывая дома, я дивился непохожести его на города России. Теперь же шёл май месяц, в середине которого мы распрощаемся с военным флотом, поскольку закончится срок нашей практики.

      Однако, как мне и хотелось, наш “охотник” ещё раз вышел в море на практическое бомбометание при, якобы, обнаружении подводной лодки. Экипаж на постах по “боевой тревоге”, а корабль идёт полным ходом в известную только там, на ходовом мостике, точку. Платформы зенитных пушек разворачиваются на правый или левый борт, выполняя команды командиров установок. Идёт учёба и я тоже ловлю в прицел условную цель, грозя ей своим спаренным пулемётом.

      Звучит команда: - “Внимание! Стрельба реактивными установками!” По обоим бортам в носовой части “охотника” установлены стеллажи, как на известных каждому “Катюшах”, с лежащими на рельсах глубинными бомбами. С наших боевых постов нам не видны установки, но внезапно по бортам ударяет пламя, достигающее середины корабля. Может по этой причине и не красят главную палубу, мол, краска всё равно сгорит? С рельс срываются чёрные каплеобразные бомбы и устремляются вперёд. Корабль резко меняет курс, сильно кренясь на повороте, а далеко впереди бомбы падают в воду. Спустя короткое время море вспучивается и по корпусу удар молотом. Мы находимся далеко от места взрыва, а каково приходится тем, кто находится в тесных отсеках подводной лодки, на которую падают бомбы?

      Я последнюю ночь лежу на своей койке, на третьем ярусе под самой главной палубой. Мне немного жаль, что так быстро прошли эти полтора месяца. Я не тяготился службой и с удовольствием выполнял свои обязанности. Замполит остался доволен тем, что не ошибся выбором, включив меня в редколлегию “Боевого листка”. С моим участием в роли художника их было выпущено целых три, чем я внёс посильную лепту в боевую подготовку экипажа, как сказал сегодня замполит, пожимая мне на прощанье руку.

      Последнее утро на корабле. Поднят флаг. Служба не знает перерыва, а мне нужно сдать баталеру, полученную на время практики бескозырку с лентой “Балтийский флот”. Пожав руки окружившим меня бывшим сослуживцам и приложив вытянутую ладонь к козырьку своей форменной фуражки, приветствуя флаг, я  сошёл на пирс. Ещё раз махнул на прощанье рукой и направился к своим старым товарищам, что уже собрались большой группой около командира нашей роты. Прежние наши командиры вступили в командование. Звучит голос старшины Толи Лаптева:- Рота! В колонну по четыре становись!

      Впереди ждёт поезд, который повезёт нас в родной город Горький, а с прибытием в училище мы сразу уйдём на другую плавательскую практику, где нас ожидают пассажирские суда Волжского пароходства.
- Рота, шаго-о-о-м марш! - жизнь продолжается.


Примечание:
*  "вертикальный скоб-трап" - к стальной переборке (стенке) кубрика приварены скобы, удерживаясь за которые человек поднимается вверх и через люк выбирается на палубу. Кстати, по скоб-трапу вверх поднимаешься лицом к тем скобам-ступеням, а вот опускаться вниз нужно обязательно спиной к скобам.
**  "форма №3 первого срока"
В военно-морском флоте в то время форма одежды имела каждая свой номер:
№1 - белые брюки и белая форменка (только для Черноморского флота)
№2 - чёрные брюки и белая форменка (температура воздуха 25 градусов)
№3 - черные брюки, тёмно-синяя форменка (выходная одежда)
№4 - рабочая одежда
№5 - флотский суконный бушлат при похолодании
№6 - шинель и шапка