Безликая

Ты – Проклятье, или Дар?..

Я запомнила тебя
Самой странною из всех.
В тишине комнат пустых
По ночам слышу твой смех…

У тебя – глаза воды,
Молчаливый океан.
У тебя – шаги, как страх,
Ты не слышна, как беда.

Либо сможем что-то мы
С тобой вместе сотворить,
Либо ты меня убьёшь
В пустоте безглазых дней.

1

Родных, двоюродных или сводных братьев и сестёр у меня не было. Были родители. Кошка. И старый-старый, но большой дом, в котором росла с пелёнок.
Папа называл себя гордым именем «художник».
Мама называла папе список его недостатков и долгов.
Я проводила много времени с книгами и Няшей, слушая вибрацию её довольного жизнью мурчания и мечтая.
Денег едва хватало. Я очень любила покушать, но мороженым, которое я обожала больше всего, баловали только по праздникам, зато китайской лапшой – по три раза на неделе, (в разных видах. Иногда мама варила из неё супы, вместо приправы в которые добавляла «кубики»). «Ножки Буша» считались в нашем доме лакомством, а газировка ценилась, как натуральный сок. Таких мелких детских радостей, как мармелад, жевательная резинка и чупачупсы, увы, я практически не видела… Мама считала, что они слишком вредны и бесполезны, чтобы тратить деньги на такую левую продукцию, и папа с ней был согласен. Исключением из правил являлись только визиты в наш дом тёти и бабушки, которые имели обыкновение прихватывать с собой для меня какую-нибудь вкусняшку.
Игрушек было мало, но все без исключения – любимые и замызганные: старинные, доставшиеся ещё от бабушки куклы, и парочка современных, из тех, что не дорогие. Но больше всего мне нравилось рисовать. У меня было много-много раскрасок, над которыми корпела преимущественно в безжизненные и тусклые осенние вечера. Вот такое вот было детство.
До семи лет моя жизнь напоминала свободное плаванье в открытых морях из радуг и солнечных зайчиков. Я была свободна, как только может быть свободен ребёнок, которого воспитывает воображение, а питают – родители, (иногда даже вкусно). Я была счастлива. Росла в мире, который придумывала себе сама, развиваясь наедине со своей фантазией, являвшейся лучшей подругой по играм, а иногда – и… Ах, да. Было всё-таки в моём красочном, замкнутом мире что-то такое, что причиняло отдалённую, тревожную и тоскливую боль. Мечта! Несбыточная. Очень часто я играла в «семью»: кукла-папа, кукла-мама, кукла-дочка… И в этих моих играх семья была НАСТОЯЩЕЙ. То есть мама и папа друг друга по-настоящему любили. Спали и просыпались вместе. Вместе шли на работу, вместе баловали или ругали дочь, встречали праздники, уютно проводили выходные, сносили различные жизненные трудности и передряги… ВМЕСТЕ. Да. В детстве я ещё не совсем осознавала, что именно так выглядит моё представление об идеальной семье. Семье, которой у нас не было.
Начать стоило с того, что папа не работал, а мама – да. Начать, и, пожалуй, закончить. Потому что именно на этой почве и происходили между ними все ссоры, мотив которых не менялся из года в год. Любви, о которой я мечтала, в моей семье не чувствовалось. Родители даже не спали вместе: ютились по разным комнатам… Мама мечтала не о папе, да и папа рядом с ней счастливым не выглядел. Если и были у них когда-то чувства, то теперь осталась лишь привычка.
Мама обладала больным самолюбием, завистливым характером и хроническим недовольством жизнью. Папа – огромным оптимизмом, неприхотливостью, добродушием и уступчивостью. Он не питал ни малейшего интереса к спорам, не скрипел зубами на жизнь, как это делала мама, а радовался тому, что имеет сейчас, и не заглядывал через забор к соседу, у которого на грядке и укроп растёт гуще, и «капусты» больше, и жена – не такая сварливая. Хороший он был парень. Ну, и мама, конечно, хорошая. Жаль только, что по отдельности, а не вместе.
Начав взрослеть, я поняла, что мир, оказывается, простирается гораздо дальше, чем могла себе вообразить моя фантазия. Что существуют разные виды обществ, что справедливость – не всегда справедлива для всех, а то, что кажется чёрным, иногда подлежит оправданию. И ещё существуют мнения. Много-много разных мнений на какую-нибудь одну и ту же вещь. Переходный возраст без скромности и предупреждений выбросил меня из детства в этот широчайший, бурлящий поток мыслей. Сначала я чуть не утонула, искренне не зная, к какому же берегу пристать. Хронической одиночке по характеру и образу мышления, для меня это оказалось задачей почти что непосильной. Мир, у которого есть свои законы? Мир, который выдумала НЕ Я?.. Мир, который вполне может меня не принять, если я ему не понравлюсь?!
Он совершенно от меня не зависел. Абсолютно мне не принадлежал и существовал независимо от того, нравится он такой мне или нет. Он просто был. Вокруг. Его было много и разного… И я поняла, что жить мне предстоит именно в ЭТОМ мире, странном и непредсказуемом, а не своём. Что друзей, родных и близких придётся ИСКАТЬ, а не придумывать. Что я… Когда-нибудь я стану такой же, как моя мама?!. А вот это открытие просто убило. Словом, стать взрослой я не мечтала, быть ребёнком меня вполне устраивало. Однако, время думало иначе, и остановить его движение было не в моей власти. Когда-нибудь я всё-таки выросту, и эта неизбежность настолько пугала, что приводила в отчаянье. Стать похожей на мать казалось мне не только малоисполнимым, но и не особо желанным. Её жизнь, её роль в этом мире не были тем, чего я хотела для себя. Но на кого же тогда ровняться?.. Может, на папу?
В возрасте пятнадцати лет у меня появилась подружка, и раз в неделю мы ходили друг к другу в гости, чтобы краситься, делать причёски и кривляться под музыку. Это было интересно. До тех пор, пока я не поняла, что ей интересней с другой своей подругой, чем со мной. Они обе уже влюбились в каких-то мальчиков, и безумолку могли говорить о них часами… Я же сидела в сторонке, но активно делала вид, что меня это тоже очень-очень занимает. Однако, девчат было не провести.
- Мы уже по нескольку раз влюбились, разочаровались, расстались и снова влюбились, а ты – так и сидишь дома со своими рисунками, - сказала Поля, - Почему?! У тебя что, на спине два горба, вес – 300 килограммов, а в лице есть что-то гоблинское?.. Нет вроде, девчонка как девчонка. Я даже знаю кое-кого, кто к тебе не равнодушен.
- Да она маленькая ещё, - подколола Сабрина. И это было обидно. Я почувствовала, что меня вот-вот посчитают странной, а мне этого совершенно не хотелось. Поэтому я дала Полине согласие на то, чтоб она меня познакомила с тем «неравнодушным» парнем. Гуляли мы с ним почти полгода... Увы, но человек оказался не мой, и серьёзных отношений не получилось. Как девушка, я ему нравилась, но как люди мы были совсем разные. Он дарил цветы, говорил нежные слова, но моя собственная душа молчала, да и не верила я его признаниям. «Я люблю тебя»… Ну что, что он во мне любит? Однажды я задала этот вопрос напрямую, и услышала наиглупейший ответ. Он сказал, что я – красивая… Спасибо, конечно, за комплимент, но если ответ был искренним, то что же это выходит-то? Он со мной только из-за моей внешности? А если со мной, не приведи Господи, в будущем что-то случится? Ну, например, угри лицо обсыпят? Волосы вылезут?.. Мне внезапно захотелось только одного: чтоб парень быстрей проводил до дома, где я смогу продолжить свою очередную картину.
Как и отец, я теперь тоже «подсела» на это занятие, и часами стояла перед холстом, с ног до головы перепачканная краской. Детское увлечение раскрасками сменилось тягой к живописи, и я всерьёз считала, что когда-то стану настоящей художницей. Мой друг выказывал к этой теме вежливый интерес, и это было максимум, на что я могла рассчитывать... Осенью мы расстались. Без трагичных сцен, без громких слов, без слёз и выяснений… Как-то так, негласно. Просто стали реже видеться, реже созваниваться, и, в конце концов, разошлись совсем, о чём ни я, ни он, наверно, не жалели. Я по нему даже не скучала, и мне это не нравилось. Вот Сабрина с Полей говорят, что скучают по своим бывшим.
- Странная ты! – сказали они…

2

Мне нравились папины картины. Когда была младше, с гордостью всем говорила, что отец – талантливый художник, и когда-нибудь станет знаменитым. Я и правда верила в это. Папа писал природу, у нас дома было много-много его картин. Он складывал их на чердаке, искренне веря в то, что когда-нибудь представится случай открыть свои творения миру, и тогда он, (мир), непременно оценит и заговорит о них… Картины пылились на чердаке всё время, сколько себя помню. Как-то папа пытался их продать, но попытки эти успехом не увенчались. Только он всё равно не отчаивался. Продолжал верить своей Музе, и был предан ей.
Рядом с папой и его Музой было тихо, спокойно и интересно. Иногда, в порыве раздражения, мама называла нас «тихопомешанными». «Сам дурак, и девчонке той же чепухой голову забиваешь», - говорила она. Я обижалась, а папа… Тоже.
- Свет, ты не понимаешь! У неё – талант, художница растёт!..
- Ну да, ну да. Скорее – бездельница. Если потратит свою жизнь на то же, на что и ты, то точно умрёт в бедности.
Папа не продолжил этот бессмысленный спор. Мама всё равно будет считать, что она права. Она доказывала это стенам ещё несколько минут сварливой тирадой, а он молчал, сохраняя свои силы, нервы и мнение. Ссоры в нашей семье всегда были какими-то односторонними. Иногда мне даже казалось, что их, по сути, вообще нет. Просто семья разделилась на два мира: мир мамы, и мир Музы.
Мне комфортней жилось во втором, хотя я понимала, что без первого мы с папой и правда умерли бы от голода. Ведь мама не зря так сердилась. Ей приходилось тяжело: она одна работала, и кормила всю семью. Осознавая это, я уважала её и была послушной. А закончив школу, сразу устроилась на работу, чтоб помогать ей. Только вот работница из меня оказалась так себе. Не твёрдо я стояла на этой Земле, мыслями всё время витала в заоблачных далях, была рассеяна и невнимательна. Я поняла, что без красок и холста мне уже не прожить. В детстве не понимала, кто такая эта папина Муза, и думала, что она, наверно, какое-то реально живое существо. Ну, примерно такое же, как домовой, или Дед Мороз… Но потом папа всё мне объяснил. Я-то поняла, воображение у меня было развито, а вот мама…
Мама: «Кто она?! Ну, кто она?.. Где ты её прячешь?.. И давно ты мне изменяешь?!!»
Папа, (смеётся): «Ну, вообще-то мы вместе всю жизнь, ещё с юности!»
Мама (краснея от злости): «Ах, подруга детства, значит».
Папа: «Да-да, совершенно верно!»
Мама: «Где она? Где-то здесь, на чердаке, да?! Правильно я угадала?..»
Папа, (примиряюще, приближаясь к маме и протягивая руки, чтоб её обнять): «Светик, она – в моей голове. Это вымысел».
Мама, (нервно вырываясь): «Не трогай меня!!!»
Потом, конечно, он объяснил ей, что его Муза – это не какая-то другая женщина, и мама с трудом, но поверила. Ей было стыдно за свои необоснованные подозрения, но вместо извинения мама, как всегда, предпочла ворчать, дабы не травмировать своё ранимое самолюбие.
Вот такие пироги. Натюрморт, кстати, я тоже пробовала писать. Но скоро осознала, что всё-таки это не моё. В основном я писала природу, мятежное, в грозовых тучах, небо, деревья, теряющие листву, прижатые к земле суровым ветром, лес, продрогший в осеннем холоде… И многое другое. Эти темы вызывали во мне те покой и особенную, возвышенную грусть, которые вводили во время творчества в благостный транс, позволяя забыться и целиком раствориться в сих видениях. Папа же, оценивая мои работы, считал их слишком мрачными. Сам он писал весну или радостное, красочное лето, улыбчивые закаты, распускающиеся цветы… Окунаясь в его мир, я сама словно бы пропитывалась теплом, наполнялась светом, которого лично у меня не было.
…Шло время, и жизнь делалась всё более однообразной, всё более замкнутой и одноцветной. Работа – дом, дом – работа… Иногда я казалась сама себе роботом, запрограммированным на одно и то же. Словно зависла в воздухе, замерла на мёртвой точке в ожидании чего-то грандиозного, что непременно должно свершиться, но никак не происходило. А ночами снились цветные сны: пульсировали и горели, пока не приходило пробуждение, возвращая к унылой и опостылевшей реальности... Со временем сюжет моих картин несколько изменился. Мне было уже недостаточно писать природу в её естественной красоте, мечтатель и романтик по натуре, я выдумывала то, чего на Земле не существует: новые необычные растения, гигантские, неведомые нашему миру деревья великаны, загадочные, наводящие на мысли о мистике леса… Наверно, сказалось моё увлечение книгами в жанре фэнтези. 
Дома сделалось совсем тихо. Родители – старенькие, медлительные – стали незаметными и скучными. Мама больше не бранилась, а всё чаще сидела перед телевизором, укутавшись в шаль, или распивала чай с подругами. Папа, потеряв годами лелеянную надежду прославиться, вдруг резко сник, помрачнел, бросил писать и замкнулся. Однажды я обнаружила, что его картин на чердаке больше нет… Куда он их дел, папа так и не ответил, оставив мне самые мрачные и безрадостные догадки. Больше никогда, до самой его смерти, я не видела папу перед холстом и с кистью в руке…
Настал день, когда папы не стало. Это был самый грустный и печальный день в моей жизни. «Ну вот, так и не подержал Андрюха внука на коленях...» - язвительно сказал мне один человек, тоже художник, с которым папа при жизни водил дружбу. Отвратительный тип! Мне уже было под тридцать, но я не имела ни мужа, ни даже любви, что грела б сердце. Так что мне, от Святого Духа зачать?! Впрочем, однажды меня звали замуж… И если бы я тогда согласилась…
Это был красивый и яркий роман. Пожалуй, самые аппетитные отношения из всех, что у меня были. Обычно я критично отношусь к людям, и характер у меня так себе, влюбляюсь трудно. Но этому человеку удалось-таки растопить моё сердце. С ним было интересно, а самое главное – он был напорист и настойчив. И всё бы хорошо, но Юре хотелось большего. У него были самые серьёзные намеренья, и просто встречаться, проводить вместе время а потом снова расходиться по своим домам парня не устраивало. Он заговорил о том, что мы взрослые люди, и мне пора сделать выбор: любо одиночество и свобода, либо – семья…
До сих пор я пребываю в сомнениях. Спрашиваю себя: почему, почему ты не сказала «да»?! Впрочем, ответ мне известен… Вместо сомнительного семейного счастья (я слишком хорошо увидела, что представляют из себя семьи на примере моих родителей), я выбрала… Музу. А с Юркой, как это ни печально, мы расстались… Наверно, любимый пришёл к выводу, что я безнадёжна, и отправился на поиски кого-то посерьёзней. Он разочаровался во мне, и сам стал инициатором расставания. Мне не хотелось его терять, но удерживать не позволила гордость. К тому же, я не видела в этом смысла. Ведь, как говорится, «не держи возле себя чужое счастье», и «насильно мил не будешь»... Я упустила свой шанс… Отказалась поменять свою жизнь.
И вот, похоронив папу и променяв на привычное одиночество другого близкого человека, я продолжала регулярно ходить на работу, а выходные вновь проводить за любимым занятием.  Хотя я не могла не признать, что до сих пор из моих попыток заявить о себе, как о талантливом художнике, не вышло ничего дельного… Мама ругала меня, как когда-то – отца, и от этого становилось ещё хуже, потому что я вспоминала, что его Муза так себя и не оправдала. Думая о нём, я тихо плакала от обиды.
Папина Муза, где ты?.. Почему сыграла с ним такую злую шутку? Зачем вселяла надежду, отняла время и силы, не дав взамен ничего?.. Он ведь больше всего на свете мечтал внести свой вклад в этот мир. Оставить после себя нечто бессмертное и прекрасное, поделиться с людьми тем, чем жил сам… А в итоге?
У меня имелся круг не близких приятелей и приятельниц, тоже художников, или считавших себя таковыми. Общение с этими людьми хоть как-то наполняло мою жизнь. Но, возвращаясь домой, я опять окуналась в своё безбрежное одиночество, которому предпочла простое человеческое счастье. Увы, но я не любила никого так же сильно, как свою Музу. Я была просто околдована своей работой. Казалось, что мир, который меня окружает, куда менее реален, чем тот, который создаю сама.
Девчонки, с которыми дружила в юности, уже давно превратились в женщин, жён и матерей. Были ли они счастливы, я не знаю, но вот зато они нисколько не сомневались в моей несостоятельности. Кто-то жалел, кто-то осуждал и подсмеивался, иным же было всё равно. Мало кто знал о моей личной жизни, (я не имела обыкновения всем подряд повествовать о таких вещах), но любопытство людей от этого не уменьшалось, и скучающие языки придумывали различные версии и предположения на тему того, почему я одинока. Расскажи я, что меня всерьёз звали замуж, причём не кто-то, а возлюбленный, а я ему отказала – никто бы не поверил…
С каждой новой картиной, творя её и всецело погружаясь в хитрость сей тонкой работы, я воображала, что вот эта-то и будет самой лучшей из всех, что писала раньше. Увы, но папина «болезнь» передалась и укоренилась во мне так же прочно, как когда-то – в нём. Я воображала, что пришла в этот мир с особенной целью: мирское и обыденное – не для меня, душа просит иного, я рождена не для того, чтоб ползать по земле, у меня есть крылья!!! И задача моя – подарить это ощущение другим. Мне хотелось сблизиться с теми, кто меня не понимал и кто сам был мне не понятен, а достигнуть этого я надеялась через своё творчество.
Наверно, всем предыдущим картинам не хватало вдохновения, и поэтому они не удостоились внимания. Но я найду его!.. Его, идеальный сюжет для картины, написав которую я пойму: ВОТ ОНО. Не знаю ещё, каким оно будет, моё первое Гениальное Творение… Может быть, мне удастся совершить невероятное, и написать солнце во всей его красе? Не прячущееся за облаками, а по-настоящему сияющее с холста, так, что смотрящие зажмурят глаза?.. Не исключено. Кто-то же должен, наконец, совершить это чудо!
И я вновь и вновь пускалась в погоню за маячащим вдали призраком сладкой мечты, манящим, ускользающим, слепящим и оглушающим. Вновь и вновь, нагнав, протягивала руки, чтоб поймать его – но только опять обжигалась, низвергаясь во тьму и уныние очередного разочарования.

3
 
Бывало время, когда после особенно болезненной неудачи я надолго впадала в оцепенение и проваливалась в себя, как в бездонный, высохший колодец, куда можно лететь бесконечно, но так ничего и не найдёшь, кроме пустоты.
Я смотрела на почти законченную картину, и по щекам катились слёзы. Кусала губы, и вскоре почувствовала во рту солоноватый привкус.
«Не имеет смысла завершать её… Это НЕ ТО, что ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ!»
Руки опустились, и мне показалось, что незримая тяжесть навалилась на плечи: вот-вот придавит к земле, расплющит. В такие моменты думалось, что всё безнадёжно. Взять бы, да вырвать из себя незадачливого холстомара с корнем!.. Стыдно, стыдно за такие работы…
- Лен?.. – голос мамы долетел словно издалека, - Я пирог испекла. Может, спустишься, чаю попьём? Ты целый день на чердаке… Готова поспорить, что ничего не ела со вчерашнего вечера.
- Не сейчас, - всхлипнула я, - Не хочу. Мне надо побыть одной!
- Сколько можно одной?.. Ты с ума скоро сойдёшь!
- Мам, не начинай…
- Ох… Как хочешь.
Она ушла, и я испытала облегчение. Не хотелось, чтоб мой негатив передался близкому человеку. Когда-нибудь она сможет гордиться мной, но пока что я ощущала себя жалкой неудачницей, полной бездарностью!
- Лихват… - прошептала я, обращаясь к своей Музе, - Помоги!..
Кто-то взывает к Богу, а я вот разговаривала со своей Музой. Да-да, можете крутить пальцем у виска сколько влезет, ваше право! Я с вами даже согласна. Нормальные люди решают, какое имя своему ребёнку при рождении дать, а я вот Музе имя придумала. Никто, кроме меня, её не видел, но я в неё верила. И она приходила ко мне, наверно, только поэтому…
Обычно это случалось ночью, теми из них, когда небо было ясным, а свет луны казался живым и таким ярким. Дремали дикие цветы в неухоженном саду, покачиваясь от ласковых прикосновений невесомого, полуночного ветра; в лесу, за полем, просыпались ночные хищники; стрекотали кузнечики за запылённым окном; остывала утомлённая дневным зноем земля, и зажигались одна за другой в небесном просторе звёзды… Лёжа без сна в кровати, я устремила тоскующий взгляд на лунные пятна, которые прокрались в комнату через окно и по-свойски расположились на стене, лизнув старый комод.
«Лихват, пожалуйста, приди… Мне так грустно!» - мысленно воззвала я, и…
Что-то случилось. На первый взгляд, в окружающем меня пространстве никаких изменений не произошло, но они, тем не менее, были. Воздух в комнате разом как-то наэлектризовался и заполнился ЕЁ присутствием… Предчувствие окутало волшебной пеленой, вызывая знакомый трепет и нетерпение. Некоторое время я лежала так без движения, беспомощная перед чувством необъяснимого ликования и томительного, но счастливого ожидания.
Как всегда, Лихват возникла из воздуха, пришла оттуда, где ещё миг назад была пустота, и только лёгкие пылинки кружили в лунном свете. Выступая из тени в видимость, вырисовываясь серебристыми нитями в темноте, она наполняла меня, словно горячее молоко, медленно льющееся в прозрачный стакан. Я окрашивалась ею и согревалась. Никогда нельзя было сказать уверенно, в какой миг Лихват придёт ПОЛНОСТЬЮ: моя Муза была нарастающим ощущением счастья, воспарения.
Я знала, что вместе с нею мы прошли через всю жизнь. Бессмертная с тех пор, как зародилась в моей душе, она овладела ею навсегда. Это мы!.. Мы вдвоём создали все эти картины! Их много, но будет ещё больше! Когда-нибудь, мы взойдём на вершину славы рука об руку, как две неразлучные сестры, создадим шедевр, какой не смог положить на холст ещё ни один человек с кистью!..
- Здравствуй, Елена, - прозвучал в моей голове её тихий, мелодичный голос, - Чем занимаешься?
Вот теперь, похоже, она была здесь ВСЯ. Бесплотная Сила собралась и сосредоточилась, обретя вид и форму человека. Прямые, снежно-белые волосы Лихват струились по спине и сверкали в лунном свете, широко распахнутые глаза глядели на меня со смирением и кротостью, а длинная, воздушная сорочка доставала до пальцев обнажённых ног. Она была похожа на полуночного, грустного ангела без крыльев, а исходящий от неё свет остужал и успокаивал, словно ласковая рука матери, лёгшая на разгорячённый лоб.
- Да ничем, - пожаловалась я, - Вот, лежу и не могу уснуть. Бессонница одолела. Настроения нет! Лихват, когда мы уже напишем что-то стоящее? Я не вышла замуж, отказалась от простых человеческих радостей, посвятила всю свою жизнь, всю себя без остатка творчеству, но достойного результата до сих пор не вижу! Последнее время меня преследует навязчивое, стойкое ощущение, что я ошиблась. Но ведь это не так?..
Моя Муза поникла. Я ожидала, что она ободрит меня, вселит надежду, но этого не произошло.
- Так и есть, Елена, - сказала Лихват…
- Что ты говоришь?! Разве не являешься ты моим Даром, который поможет этой вот руке сотворить настоящее чудо? – я растерянно вгляделась в бледное пятно её лица, и испугалась, не видя на нём привычной, утешающей улыбки. Летняя ночь внезапно показалась холодной... Прожитая жизнь – глупой, безнадёжной и пустой, - Лихват?!.
Она подняла на меня свои мерцающие, затягивающие в глубь неведомого, глаза.
- Да, я – твой Дар. Но… Меня МАЛО, Елена. Всё, что ты можешь – ты уже создала. Большего ожидать от меня тебе не следует. Увы, но твоё стремление к совершенству постепенно превратилось в манию, а жажда славы и признания затмила твой рассудок.
- Что?!! – моё лицо, наверно, перекосилось. Я была скорее напугана, чем зла, но её слова показались возмутительным оскорблением. И всё же, я задумалась. Мания?.. Я вспомнила несколько своих последних картин. Воспоминание это было неприятным: никогда ещё моя работа не шла так плохо... Я потратила на эти труды много времени, пыталась вложить душу, но душа не понимала моего стремления, и была где-то далеко. Чем больше я старалась наполнить творение жизнью, тем вернее получала лишь безмолвный, замазанный краской холст! И отчаяние моё было вызвано уже не тем, что руке не удалось отразить то, что видела внутри. Оно приходило по причине, что я стала смотреть на своё творчество НЕ ТЕМИ глазами… Способность погружаться в свои работы куда-то исчезла. Сжимая кисть, я всё больше думала лишь о том, как будет выглядеть конечный результат, и стоит ли он труд: будет ли ТЕМ САМЫМ, что сделает мне имя?.. Моя алчность и правда превратилась в манию, не имеющую ничего общего с настоящим творчеством.
- Последние пару лет были совсем плохими, - сказала Лихват, словно читая мои мысли, и её голос звенел от печали. Я почти физически ощущала её боль, - Но виноваты в этом мы обе, не только ты. Я не так сильна, как нам казалось. Меня не только мало, но и много.
Она смолкла, словно проглотив остаток своих мыслей, не в силах или боясь их озвучить.
И мало, и много. Как это?
- Лихват, я не понимаю тебя. Ты говоришь как-то странно, двойственно.
Она словно покорилась неизбежному, и её глаза блеснули острым мучением.
- Да, двойственность. В этом и причина. Я могла бы остаться для тебя безобидным увлечением, и ты бы… Была вполне счастлива. Вышла замуж, родила детей, и рисовала бы им, время от времени, прекрасные картины… Но я… не смогла... себя пересилить. Я обрекла тебя не только на вдохновение, но и на навязчивую мысль. Я… Неправильная Муза. От меня больше беды, чем радости. В этом смысле меня много. Много для того, чтоб твоя жизнь была более полноценной. Но мало – чтоб сделать её особенной…
Иногда я даже сама не знаю: Проклятье я, или Дар.
Кажется, я начала понимать. НЕПРАВИЛЬНАЯ Муза… Сила – но Тёмная, вампирящая. Вдохновение, которое она мне приносит, не бесплатно: Лихват совершает обмен! И отказаться от её услуг, увы, я не могу: выбора не дано.
«Я могла бы остаться для тебя безобидным увлечением… но не смогла». Проклятье, или Дар… Она хотела сказать, что у неё есть ДВЕ стороны. Два свойства: свойство вдохновлять – первое, и отнимать – второе. И второго больше, чем первого. Больше плохого, чем хорошего. В этом и заключается её «неправильность»…
- Человек Елена, я не обманывала тебя, клянусь!.. – Лихват заломила руки так естественно, словно и правда была обычной девушкой, только немного… прозрачной, - Я сама себя не знала… Всю жизнь была уверена в том, что являюсь СВЕТЛОЙ Музой!.. Но это была жестокая ошибка. И я позволила ошибаться не только себе, но и тебе. Если бы я знала… Если б я только знала!.. Конечно, я бы предупредила тебя. Отстранилась. Ушла, не прикасаясь более к твоему разуму, не владея душой, отпустив её… Если тебя это утешит, я могу уйти навсегда, забрав с собой твоё наваждение. Оглянись вокруг, человек Елена! Оглянись, и ты увидишь, что я с тобой сделала… Проклятье! Я так долго не знала, кем являюсь… Моя собственная тёмная Муза открыла мне глаза только недавно.
Её голос умер, словно иссякли все её силы. Грудь судорожно взметнулась, как если бы стоящее передо мной существо и правда умело дышать, что-то блеснуло в лунном свете на бледном пятне щеки, и Лихват спрятала лицо в ладонях.
- А я думала, что плохих Муз не бывает.
- Ах, Елена!.. Вероятно, я и не Муза вовсе. Ведь это ТЫ придумала меня так называть!
- Так кто же ты?..
- Безликая. Неприкаянная душа. Паразит, живущий за счёт чужих жизненных сил... Я не обрела покой после смерти! Лишившись тела, оказалась, если можно так выразиться, в невесомости: на Земле для меня не осталось места, а Бог не принял. Моё существование – проклятье и для меня, и для тебя. Когда ты родилась… я увидела, что ты полюбишь рисовать так же, как твой отец. И вселилась. Приросла к твоей душе, притворившись её частью… Мы, Безликие, можем либо владеть личностью, (и тогда человек будет одержимым), либо принадлежать ей. А иногда – и то и другое одновременно. Как в твоём случае. Я принадлежу, но я же и владею... И власть эта – увы – губит тебя. Пользы от меня нет…
Не знаю, как мне удалось переварить услышанное за один миг. Наверно, помогла она. Я погрузилась в безбрежный кошмар безысходности, ужас прихода истины. Той, что так долго прятала своё лицо за воздушными замками и розовыми облаками моих иллюзий…
- Но это… Невозможно!!! – всё, что я смогла сказать ей в ответ. Отрицание – защитный механизм разума, позволяющий оттянуть момент собственной казни, приход дотла испепеляющей правды. Оно было попыткой принять убийственный удар постепенно: достаточно медленно для того, чтоб остался шанс не спятить. Неужели он у меня ещё есть?..
Лихват не стала спорить. У неё не было на это сил. Она покачивалась в воздухе всё тем же прекрасным, но грустным видением, призраком, лик которого сотворён не из плоти, но из воображения. Она не была галлюцинацией, но и настоящей её назвать нельзя. Потому что она не может сесть за стол, и попить с тобой чай. Не имеет свойства поделиться свежей сплетней, или посоветовать, как лучше приготовить пирог с яблоками. Не способна порезать палец, или сломать ноготь… Мои глаза видят её, но физически Лихват не существует.
Что мне теперь делать? Принять истину, а вслед за ней – цианистый калий? С этого момента, когда моё отрицание – защитный механизм – вдруг отказало и позволило удару обрушиться, я больше не нужна себе. И миру, обществу, тоже не будет от меня толку. Ведь я не смогу написать шедевр… Ни-ког-да. Я – пустышка, догорающая свеча. После смерти моё имя забудется: я не оставлю после себя ничего, что достойно памяти! Бесславная, жалкая участь… Нет мужа, нет детей, настоящих друзей… Только много и много бездарных работ. Большая-большая лужа, в которую села, и безмолвная, ласковая, шелестящая смерть, останавливающая пульс моей теряющей форму души... Вот-вот я и сама превращусь в Безликую. Ведь смерть, оказывается, не конец… Боль помогает совершенствоваться, но только тогда, когда её – в меру. Она – учитель, но когда её слишком много, человек сходит с ума, а его душа – разрушается.
Погружённая в благостное безмолвие комната была полна тенями и лунным светом. Лихват стояла вплотную к кровати, и её вытянутая, призрачно светящаяся рука лежала у меня на голове.
- Не плачь… Не плачь, - шептала она, и это стало помогать, - Бедная девочка… Я понимаю, как тебе обидно. Прошу, прости меня…
Я молча сглотнула слёзы. Обиды не было, или, по крайней мере, пока я её не ощущала. Лихват сказала, что ввела меня в обман лишь по незнанию… А если это правда, то она не менее огорчена, чем я.
- Хочешь, я расскажу тебе свою сокращённую историю, человек Елена? - предложила тёмная Муза, моё Проклятье и Дар, - Когда-то я была, как ты, обычной девушкой. Имела горячее сердце и огромное желание согреть, насытить своим восторгом весь этот прекрасный, удивительный мир. Я действительно считаю его таким! Даже теперь. Таким он и является: Великим Произведением Искусства. Великим настолько… что не смогла его объять… Как ни мечтала это сделать. Я тоже была художницей. Многим нравились мои работы, но я хотела большего, страстно желала заслужить признание не только в своём городе, но и в других странах, во всём… мире. Теперь понимаю, как глупо это было... Сказка о старике и золотой рыбке. Был парень, который сильно любил меня… Мы дружили с детства, вместе росли, он стал, как брат, только ещё более близким… Я благодарила небо за то, что оно послало нам такое могучее, такое яркое, тёплое, волшебное чувство. Считала себя самой счастливой девушкой под солнцем... Молилась, чтобы и другие познали мою радость, чтоб не катились по их щекам слёзы, была уверена, что это преступление: являться такой любимой в мире, где, увы, так много боли…
Жизнь моя стала одним сплошным стремлением ещё с ранней юности. Закончила лучшую художественную школу, за обучение в которой платил богатый отец, получила высшее образование, вращалась в высоких кругах. И вот, однажды, мой друг, моя любовь, сделал мне предложение. Он встал на одно колено, как было положено в то время, и я вздрогнула, когда перед глазами засверкало в полутьме кольцо… Он просил моей руки. Но в руке… В моей руке лежала кисть!..
В общем, свадьбы не состоялось. Наши родители сильно огорчились, мой отец даже перестал со мной разговаривать. Я видела, что сделала несчастными близких мне людей, но мой эгоизм оказался сильней любви к ним! А в итоге оказалось, что я переоценила себя, и свой талант. Выбрав кисть вместо кольца, я до конца своих дней пыталась сотворить с холстом чудо, как и ты. Некоторые работы удалось дорого продать, но известность так и не пришла: люди знали меня, как человека, но как Художника – нет. Разве что с маленькой буквы... Да и нечего там было узнавать, как выяснилось, но, увы, призналось мною слишком поздно… Спустя годы, я осознала, что лишилась самого важного: Любви! А разве можно процветать, когда внутри – пустота?.. Ведь сердце без Любви подобно высохшему дереву. Душа без неё разрушается, а Вдохновению неуютно в такой обители… Я разгадала причину своих неудач, но было уже поздно: мой возлюбленный умер.
…В слезах, я просила прощение у его души, не знаю, простил ли он, но простить себя у меня так и не получилось. И вот, свет разума стал затухать в моих глазах: они сделались мутными и больными. Прежде цветущая и полная сил, я превратилась в тень... И настолько сильна была гнетущая меня Тьма, что я не устояла, поддалась ей и совершила непростительный грех… Желая избавить себя от мучений, я рассталась с жизнью, надеясь обрести таким образом покой.
Лихват смолкла, перевела дух и продолжила:
- …А после смерти я встретила ЕЁ. СВОЮ тёмную Музу. Ею оказалась БОЛЕЗНЬ… Она рассказала мне всё то, что недавно рассказывала тебе я. Всего два раза я видела её. Первый – когда погибло моё тело, второй – совсем недавно. Я сильно страдала, видя, что у нас с тобой идёт что-то не так. И тогда пришла она, и объяснила, почему.
Безликая плакала. Интересно, как её звали, когда она была… как я? И сколько лет назад умерла? Почему-то я безоговорочно поверила во всё, что она мне рассказала.
- Что с нами будет ТЕПЕРЬ? – задала я вопрос, который волновал меня больше всего.
- Я не имею права разрушать твою жизнь, - сказала Лихват, отерев с лица слёзы, - Я никогда не смогу дать тебе того, что ты хочешь, а потому – должна уйти, пока ещё не поздно. Если я останусь – ты повторишь мою судьбу до последней точки, и после смерти тоже станешь Безликой, обречённой на вечные страдания. Хочешь ли ты, чтоб я спасла твою душу, человек Елена?
- Ты так щедра. Какова плата за эту милость?
- Не высока… Вместе с Проклятьем, ты потеряешь и Дар.
- Что ж… Если он и есть Проклятье, то я согласна.
- В таком случае – прощай, человек Елена… Прощай – и прости.

4
 
Под утро я всё-таки уснула, а когда проснулась, всё, что было ночью, показалось мне лишь частью моих видений. Голос Лихват растаял на рассвете вместе с моим сном. Люблю раннее утро! Просыпаясь, всегда подхожу сначала к окну, чтоб поприветствовать взглядом солнце, и тихо улыбнуться самой себе: наслаждаться мигом тишины, красоты и радости зарождения нового дня так чудесно! Вот только сегодня что-то было не так... Подойдя к окну, я заметила то, чего не замечала раньше, а именно – увидела, что оно стало матовым от давно не проводимой в комнате влажной уборки. Выглянув в сад, ужаснулась, насколько он запущен. Столкнувшись с собственным отражением в мутном зеркале, потеряла дар речи…
Передо мной стояла незнакомая, осунувшаяся, болезненно худая женщина. Её длинные, (и когда ж они успели так отрасти?) нечёсаные волосы выглядели неопрятно, как и мятая ночная сорочка. Кожа была жёлтой, под глазами залегли круги... И это – я?! Что со мной произошло?..
Мне сделалось дурно, и незнакомой женщине из зеркала – тоже. Вспомнилось, что рассказывала о себе Лихват: «…свет разума стал затухать в моих глазах: они сделались мутными и больными. Прежде цветущая и полная сил, я превратилась в тень...»
Видать, вовремя я избавилась от своего «Дара». Ещё немного – и я бы тоже наложила на себя руки, как это случилось с Лихват... Сердце моё наполнилось благодарностью. Спасибо, Безликая! Ведь она могла бы и не открывать мне правды. Однако, решила поступить по совести…
Я задумалась. Самоотверженный поступок Лихват словно открыл мне глаза. Как долго я не думала ни о ком, кроме себя?.. Отец, мать, отверженный возлюбленный… Всё меркло на фоне моей маниакальной жажды славы и признания. Помнится, вчера я так и не спустилась попить чаю с матерью… А ведь она звала, надеялась, что составлю ей компанию… Подруг у неё нет, внуков – тоже, муж умер… Мне стало стыдно и совестно.
Когда я в последний раз выходила из дома и общалась с людьми? А давно ли проводила уборку в родных апартаментах? Вокруг урны вились противные жирные мухи, а содержимое, кажется, протухло, и на кухне стоял отвратительный запах. О, ужас!.. Да что тут происходит, это же мой дом!!! Куда ни падал шокированный взгляд – везде наблюдались небрежность и грязь. По неприбранному столу, заставленному невымытой посудой, усыпанному хлебными крошками, пробежал таракан. Пол хрустел под ногами. Под раковиной скопилось множество баночек-скляночек из-под дешёвых салатов и консервов! Надо помочь маме… Одна, она не успевает справляться со всем этим.
Но сначала я приведу в порядок себя.
…Тугие струи тёплой воды ласкали обнажённое тело. Щедро намылив ароматным шампунем гриву спутанных, засаленных волос, тщательно их промыла. Насухо вытерлась чистым полотенцем, облачилась в свежий халат, просушила, расчесала, подрезала и собрала в косу волосы. Теперь они не мешались, и можно было приступать к самой грандиозной уборке в моей жизни. Протерев зеркало, я снова увидела себя, и ободрилась.
Работы предстояло много. Очень много. Весь дом, от погреба до чердака, превратился в настоящую свалку! Вынося за порог старый хлам и пищевые отходы целыми мешками, чихая от пыли и распугивая шваброй наглую, обосновавшуюся в самых затхлых углах комнат живность, я старалась просто не думать о том, когда успела порасти всем этим. Наверно, люди уже давно обходят наш дом стороной. Наверно, я и правда успела совсем-совсем сойти с ума. Но даже если это так, всё ещё можно исправить.
За работой, волоча к мусорному баку очередной узел с хламом, я ловила на себе удивлённые, одобрительные взгляды знакомых. Они не узнавали меня. Рассеянно кивнув головой на приветствие соседа, избавившись от ноши, я направилась обратно к дому, но Игорь окликнул и подошёл.
Я знаю этого человека с детства. Игорь – молодец: вырастил двоих сыновей, имеет свой малый бизнес, занимается спортом и до сих пор выглядит моложе своих лет. Смутное воспоминание вдруг колыхнулось в недрах моей памяти:
Игорь: «Добрый день, Леночка. Как Вы? Всё хорошо? Может, нужна помощь?»
Лариса, жена Игоря (тихо, толкая мужа в бок): «Не надо, пошли, пошли!..»
Игорь, (игнорируя жену, смотрит на меня с беспокойством и жалостью): «Леночка! С Вами всё в порядке?».
Я, (глядя сквозь него, бессмысленно улыбаясь): «Всё хорошо! Я закончу эту картину, и у меня всё будет хорошо, обязательно!.. Нет-нет, Игорь, Вы не можете помочь. Я сама напишу свой шедевр! Вот увидите: это будет ЛУЧШАЯ из моих картин!!! До свидания. Рада была пообщаться, но мне надо рисовать. Я должна… Я ДОЛЖНА».
О, Боже. Воспоминание оборвалось. Это действительно было?! Кажется, да. Страх, пробежавший по нервам ледяной волной, пробрал сильнее стыда. Последнее время я точно была не в себе... Осознать это жутко. Странно вспоминать обрывки диалогов, действий, событий, в которых вроде бы участвовал, но едва ли отличал реальность от сна.
Что ж… Теперь всё иначе. Я вернулась. Прозрела, очнулась!
- Здравствуйте, Игорь. Как поживаете? – я спокойно и приветливо улыбалась, изучая новые, морщинки появившиеся на его лице. Этот человек может рассказать то, чего не достаёт в моей памяти.
- Леночка! Хорошо выглядите! Решили прибраться? – сосед заметил произошедшие во мне перемены и определённо был рад им.
- Да! Дом нуждается не только в уборке, но и в основательном ремонте.
- Э-э… А как Ваша картина? Вы дописали её? – осторожное любопытство.
- О. Не думаю, - я была искренне рада, что это правда, - Пока что я отошла от работы. И не знаю, вернусь ли к ней опять.
- О, - Игорь изучал меня ещё более удивлёнными глазами, - Конечно, конечно. Иногда нам стоит... менять… вид деятельности. Давно Вас не видел, Леночка. Люди начали беспокоиться. Вы уезжали?
Та-ак… «Давно» - это сколько? Он ждал ответа. Я извлекла из себя небрежную, не слишком убедительную ложь:
- Да… Гостила у дальней родственницы.
- М-м… Гм. Что ж, это тоже надо.

5

…Я порвала в клочья все свои мечты и иллюзии, в которые так важно, так нужно было верить. Я ушла! Отпустила человека Елену.
В небе вздрагивала луна от стенания таких же, как я, а невесомое тело струилось сквозь старый лес, переплетаясь со сладкой тьмой. Живые твари дремали в норках. Их шкурки пахли землёй и вкусной, такой манящей чужой энергией. Украсть!.. Маленькие сердечки часто стучат под мохнатой шёрсткой, тёплые тельца шевелятся во сне, праздник жизни пульсирует как в больших, так  и в малых, напоминая мне о знакомом, мучительном голоде.
В небе – крылья. Шелест. Перья.
В водах рек – блеск чешуи.
На земле – копошение, шорох, хруст…
Везде – звук. Везде – движение. В каждом уголке…
И лишь во мне – пустота.
Я не отражаюсь в зеркалах. Ни в одном на свете, потому что меня просто нет! Я – пустота. Голодное, безликое ничто, непрерывно мечтающее только о том, чтоб заполниться. Я не имею права называться жизнью: способна только поглощать, и лишь после того, как присвою чужую Силу, чужую энергию – могу обрести недолговечный покой.
Таких, как я, Безликих – много... Друг с другом стараемся не пересекаться: нет радости от такого общения. Ведь пустоте от пустоты поглотить нечего. А нас интересует Жизнь! Насекомые, животные, птицы, звери, и, конечно же, человек. Мы внедряемся в чужую плоть, в живой мозг, в мысли, дыхание, пульс… Мы – как воздух, вирус. Голодный, потерянный, вечно странствующий, бесприютный ветер… Пронзаем, окутываем и владеем. Сластёны. Кошки, трущиеся в человеческих снах о ноги... Вечно разинутый рот. Вечное, немое и требовательное «дай»… Это – мы. Это – я.
Елена была моим человеком всю свою жизнь. Я так привыкла считать себя ею, что уже забыла, как выглядела когда-то в зеркале сама. Кажется, была выше. А ещё – голубоглазой… Но это больше не имеет значения. Теперь я – Лихват. Человек Елена дала мне ИМЯ!.. И, может быть, лишь поэтому я вспомнила, что не являюсь на самом деле её частью. Вспомнила своё прошлое. Пробудилась от сотканной для себя иллюзии и осознала, что стану причиной гибели Елены, если не отпущу её...
ИМЯ… О, это такая роскошь для нас, для любого, кто по сути своей – ничто!.. Даже сейчас я кутаюсь в него, в каждый его звук и букву, словно в дорогой, немыслимо драгоценный дар!.. Он притупляет мою боль. Я бы сказала, даже внушает странную… надежду. 
У нас, Безликих, есть целая вечность для мыслей. Для воспоминаний, изучений, наблюдений, попыток и боли. Находясь в теле Елены, я прочла много книг, написанных современными авторами, посмотрела уйму фильмов. Было занятно, но так и не удалось узнать, кто и когда впервые придумал определение «вампир». Может, это народное? Многоавторное, собирательное, так сказать? Совпадений с истиной в этих баснях достаточно много. Но про кровь, гробы, распятья, чеснок и солнечный свет – полная «чушь», если выразиться тем языком, каким пользуются люди в сегодняшнее время. Я люблю солнечный свет! Просто он нестерпимо ярок для меня. Нестерпимо жив, невозможно… прекрасен. В ночи – спокойней… Мрак роднее. Он более понятлив, милосерден. Что до крови – то, во-первых, элементарно должны быть клыки и желудок, чтоб её пить... А чтобы умереть от удара колом в грудь – нужно сердце. Хотя бы мёртвое. Хотя бы подобие какой-то материальной плоти, чтоб её пронзить! А мы – беднее, чем люди могли вообразить. У большинства даже имени… нет.
Я припала к земле – вплотную к её запахам и испарениям. Стала жадно впитывать их вместе с дыханием мелкого зверька, безмятежно посапывавшего в своей норке и, конечно же, никогда не узнающего, отчего его маленькое сердце вдруг забилось вдвое тише. Тише, ещё тише… Стоп! Я – не убийца. И как ни сладка чужая жизнь, я никогда не забираю её до последней капли. С привычным болезненным огорчением, моё существо снова взмыло над полуночными кустами и травами. Голодная пустота – большая незатягивающаяся рана, коей я являюсь – немного заполнилась. Можно найти более крупное животное, или вернуться к Елене, или даже позволить себе роскошь: новорождённого младенца… Он будет расти со мной внутри, пока я и сама не поверю, что мы являемся одним целым. Подрастёт, начнёт писать картины, показывать их родителям, друзьям, и станет мечтать, мечтать, мечтать… Пока не заболеет навязчивой идеей. И тогда всё повторится по старому сценарию: моя история, история Елены… Эстафета. Вот это в человеческих баснях про вампиров – правда. Проклятье передаётся! Проклятье, так мечтающее принадлежать, и быть нужным… 
Эта одинокая ночь прошла в собирательном насыщении, в обычной, непрекращающейся охоте пустоты – за чем-то. Энергия лесных зверьков – для поддержки сил. Энергия растительного мира – на десерт. О, как же я устала от такого существования! Хочу либо жить, как раньше, либо раствориться совсем!.. Как же горько вспоминать о том непоправимом, что совершила в прошлом. Ведь была же, живой, настоящей! Но собственной рукой лишила себя этого… 
Подкрался рассвет, и коктейль жизни вокруг меня стал медленно менять вкус. Ночные краски, звуки и запахи отступали. Холод сменялся пока ещё робким, но набирающим силу теплом. Поднявшееся из-за тёмных силуэтов деревьев солнце имело абрикосовый оттенок, но позже его лучи воссияли над лесом, слепя своей красотой... Этот звонкий, лимонный свет, живой и неподвластный, был полной противоположностью моему мраку. Слишком долго я так морально не протяну... Ни один Безликий не сможет... Моё бесплотное тело опять заструилось вдоль земли, припадая к теням в поисках благостного уголка, где тьма ещё сохранилась нетронутой… Надо найти себе пристанище до следующей ночи. Для этой цели вполне подойдёт любая, вырытая лесным зверем нора.

6

Ни братьев, ни сестёр у меня не было. Ни родных, ни двоюродных, ни сводных. Были родители. Кошка. И старый-старый, но большой дом, в котором росла с пелёнок. А ещё, оказывается, была Лихват… И чем больше проходило времени с нашей разлуки, тем сильнее я по ней скучала. Моя тёмная Муза... Мой странный, непрошенный Дар… Как много времени и сил я потратила на то, что было заблуждением! Нет, я вовсе не хотела вернуть свою одержимость: мне просто не хватало наших полуночных бесед. Возможно, сказалось одинокое детство… Ведь я всегда, сколько себя помню, мечтала о сестре. А Лихват стала такой родной, близкой…
Почти неделю я потратила на то, чтоб навести порядок в этом большом и старом доме: молчаливом царстве одиночества и солнечного света, пробившегося в окна моей исцелённой души. Я разгребла весь многолетний хлам, накапливавшийся здесь ещё со времён свадьбы родителей. Мама была не против. Вместе, мы находили старые фотографии, памятные безделушки… Иногда я подолгу не могла выпустить из рук что-то пыльное, мятое, сжёванное и выцветшее. Осколки прошлого, истёртые временем…
Я старалась не думать о том сверхъестественном, что стало мне известно. Вернулась в реальность, в жизнь, пробудилась от оцепенения, так что мне ещё было нужно?.. Ни маме, ни кому бы то ни было другому о Безликой рассказывать не стала. Репутация, знаете ли, штука хрупкая. Вовсе не хотелось прослыть сумасшедшей, итак уже за мной закреплена репутация замкнутой девушки со странностями, которая решила положить всю свою жизнь на то, чтобы написать шедевр. Но это – в прошлом… С той самой ночи, как ушла Лихват, я больше не притрагивалась к кисти. И, представьте себе, не чувствовала по этому поводу ни малейшей грусти! Душа была совершенно, поразительно спокойной… Мой взгляд отныне полностью равнодушно скользил по красотам природы, закатам, восходам и птицам, задремавшим в ветвях живописных гигантов-дубов… Он пробегал по ним, не задерживаясь, и даже мысли не возникало, как хорошо бы было перенести эту красоту на холст… Безликая, моё наваждение, мой Дар-Проклятье, ампутировалась из меня без остатка, а в душе – не осталось и слабого рубца!
Мама удивлялась и негодовала по поводу произошедших со мной перемен.
- Леночка, что случилось? Вся сияешь!.. Ты закончила свою картину? Давно не видела, чтобы ты поднималась на чердак, (это помещение из покон веков являлось сначала папиной, а потом и моей творческой мастерской).
- Да, согласна, давненько. Но и не хочется… Я переродилась! И то, что казалось для меня раньше важным, теперь вспоминается как дурной сон.
- А как же твои мечты? Если ты бросишь рисовать, твой Шедевр никогда не родится!
- А должен?.. Многие годы я была уверена, что написать его в моих силах. Но этого так и не случилось, зато мой разум успешно превратился в корм для навязчивой идеи. Начиналось всё безобидно… Раньше, в юности, творчество являлось отдушиной, помогало выразить свои эмоции и приносило радость, но со временем я стала воспринимать его, как долг. Родилась уверенность, что я пришла в эту жизнь лишь для того, чтоб стать Великой Художницей! А ты видела, что из этого вышло.
Мама сделалась задумчивой: она помнила.
- Да… Так и есть. Признаться, я сильно переживала, когда ты целыми днями просиживала на чердаке. В последнее время ты даже перестала принимать пищу и следить за собой, а взгляд стал каким-то безумным! Я уж раздумывала, не обратиться ли за помощью к специалистам… Ты ведь даже общаться перестала.
- Не волнуйся, всё позади.
Мама всё ещё не понимала, что же со мной произошло, что так изменило моё состояние и взгляды, но, осознав, что однозначного ответа не добьётся, просто радовалась переменам. А я вспомнила, что и правда давно не заглядывала на чердак. Особого желания и не было, но… Я чувствовала, что необходимо поставить какую-то точку. Не в плане, что нужно что-то сделать физически, (выбросить картины, к примеру), а просто встретиться с ними... Да, именно так, как это случается порой с людьми, чьи дороги разошлись, но общее прошлое оказалось слишком памятным, чтобы быстро предать его забвению. Я испытывала необходимость последнего, прощального свидания...
И вот, что получилось. Поднявшись наверх, я увидела всего лишь множество и множество не слишком хороших картин, с автором которых, может, и была знакома, но СЕБЯ им не чувствовала. Ничего тёплого, «материнского», так сказать, в моём сердце не шевельнулось: я нисколько не дорожила этими десятками расписанных холстов, молчаливо взиравших на меня застывшими глазами Прошлого!
«Без этого хлама здесь стало бы намного просторней»… - поразив меня, мелькнула в голове жестокая, кощунственная мысль. Какой ужас… Я словно видела свои работы впервые, и теперь-то точно была убеждена, что никакого будущего, как у Художника, у меня не будет и быть не могло. Эти работы – безвкусны и бездарны, в них нет ни жизни, ни души…
Пройдясь по чердаку раз и два, находясь в каком-то шоковом состоянии, я обнаружила свою последнюю, так и не дописанную картину. Беспомощная, покинутая, она уже и не ждала, что кто-то вдохнёт в неё жизнь… Половина холста была нетронута, половина – частично написана… Я даже не помнила, какой она предположительно должна была стать после завершения…
«Зато это наверняка знала ЛИХВАТ, - пришла мысль, и – внезапно – накрыло осознание… - Это НЕ МОИ картины!!!»
Конечно. Так всё и есть… При жизни, мечта Лихват реализоваться и стать великой художницей так и не сбылась. Но девушка была настолько поглощена и БОЛЬНА этой идеей, что не смогла от неё избавиться даже после смерти! Однако, наложив на себя руки, она умерла, превратилась в призрака и утратила возможность писать самостоятельно. А значит, чтобы вернуться к своему делу, ей требовался другой человек!
И этим избранным стала я. Через меня, моими руками, тёмная Муза продолжала отчаянно идти к своей цели, пока однажды не прозрела.
«Я – НЕПРАВИЛЬНАЯ Муза… Но я не обманывала тебя, клянусь!.. Я сама себя не знала… Была уверена в том, что являюсь настоящей, СВЕТЛОЙ!.. Думала, что тружусь во благо, но это была жестокая ошибка. Однако, если тебя это утешит, я могу уйти навсегда, забрав с собой и твоё наваждение...»
Вероятно, если б не она, я бы даже и не притронулась к кисти за всю свою жизнь. Вселившись в меня ещё при моём рождении, Безликая заставила меня верить, что она – и есть я. Похитила и поглотила мою настоящую личность, подчинила своей болезни! Но, всё-таки, обиды на неё я не держала. Лихват была абсолютно искренна, когда говорила со мной, и единственное, что я к ней чувствовала – это жалость. Никто не помог девушке выйти из заблуждений, когда она ещё была жива, никто не уберёг её от последнего, опрометчивого шага. И после смерти, превратившись в призрака, она по-прежнему была одна, никто не подсказал и не дал ей наставлений, как быть.
Пыльно… Я подошла к маленькому чердачному окошку и открыла его, впуская в помещение свежий воздух. Вдыхала его и жмурилась на солнце, оставив никому больше не нужные картины за спиной. Я могла бы выбросить их – одним махом, даже рука бы не дрогнула! – но не стану. Пусть стоят: в память о Лихват и её хоть и запоздалом, но добром поступке.

7

Я всегда завидовала Светлым: такие Музы – это Дар в чистом виде, без Проклятья. Бескорыстно, щедро, они благословляют и наделяют человека настоящим талантом, ничего не отнимая у него взамен! Ведомые ИМИ, люди становятся гордостью своих родителей и страны, добиваются больших успехов в творчестве, украшают собой общество и вносят ценные вклады в культуру... Ах, как я мечтала подарить такую возможность Елене! У меня-то не получилось…
Оглядываясь на свою прожитую жизнь, я вижу, что не сумела совершить за неё ничего полезного. Как больно! Мучительно горько, тошно, скверно!.. Страданий добавляло и то, что я покинула своё пристанище: тело Елены. Пребывая в единстве с настоящим человеком, я и сама становилась живее. Это, конечно, было лишь иллюзией, но теперь, когда я вдали от девушки, я вновь всего лишь Безликая. И никогда ещё я не чувствовала себя такой мёртвой, как в первые часы после разлуки…   
 
Хранятся ключи ли во снах?
И где, если там их всё ж нет?
Кто чертит наши Пути?
Всегда ль это делаем мы?..

Противна давно я себе,
Борюсь без конца за себя:
За ТУ, какой стать я должна,
За ТУ, какой быть я могла…

Не так всё должно было быть,
Но ТАК лишь смогла я прожить!
Хоть чую: мой – СВЕТЕЛ был Путь,
Но кто-то сломал мою суть…

ТЕПЕРЬ ли потеряно всё?
Моё ль у меня лицо?
Скажи же мне, Небо, кто
Сгубил всё, что Свет бы несло?

Погублено Солнце моё…
Украден был солнечный свет!
Растерзан был, вырван из рук,
Так ноет душа от потерь!!!

Проглочена Радуга…
Была я – и нет меня!
Отняты все цвета
Со дня, когда жизнь ушла.

Да, Смерть не имеет цвета. Встретив её, мы, Безликие, отверженные Богом за грехи, навсегда расстались с внутренней Радугой. Теперь – бесцветны. Прозрачны и пусты, если не вселяемся в чьё-то тело… Ах, как же я могла позволить исчезнуть своему внутреннему Свету!.. Не уберегла. Проиграла его Тьме. Жалея себя, много лет винила в своей проблеме других, искала себе оправдание за оправданием, но, веря в них, только ещё больше озлоблялась и чернела.
Однако, теперь я осознала свою ошибку. И на душе стало легче.
Мы, Безликие, не любим города. Леса – наши любимые обиталища. Здесь своя, особенная атмосфера. Я залегла под сенью деревьев, и стала наблюдать из тени за естественной красотой природы, наслаждаясь ею. Над лесом давно уже распростёрся день, но мне почему-то не спалось. После той ночи, ночи, когда я призналась во всём Елене и отпустила её, что-то незримо переменилось во мне… Нечто, похожее на вяло, но уверенно бьющееся сердце появилось в самом центре моей пустоты. Это ощущение пульсации не прекращалось, а даже усиливалось, окрашивая внутренний мир в различные, приятные полутона. Меня даже охватило странное, радостное волнение! Так, словно меня вновь наполняла Жизнь... Неужели Радуга возвращалась? Да нет, конечно… С чего б вдруг?
Разлившийся по лесу солнечный свет был прекрасен. Если б я снова была живой девушкой, то непременно бы выбежала на середину цветущей полянки и затанцевала там. Странно, но потребность избегать яркого мира дня куда-то исчезла... Раньше лишь в ночи я обретала покой: Безликие водят прямое родство с тьмой, в ней нам спокойней, комфортней. Однако, сегодня я совершенно не скучала по этой атмосфере.

8

Мы сидели в прибранной, просторной гостиной и пили чай: с конфетами и пирогом. Как и полагается хорошей хозяйке, я позаботилась о том, чтобы всем было комфортно, и это удалось. На мне были новый халат, фартук и домашние тапочки с ушками. Ухоженные волосы собраны сзади в косу. Я чувствовала себя свободно и непринуждённо, чему и сама удивлялась.
Гостей было немного, но зато все те, кого по-настоящему хотела видеть, и кто отвечал в этом плане взаимностью: трое приятелей-коллег, и… Юрка. Приятно осознавать, что наши чувства друг к другу ещё не остыли. Как оказалось, он до сих пор холост, и на данный момент совершенно свободен. Пересилив сомнения, я сама набрала подзабытый номер, едва ли надеясь, что на другом конце ответят.
Но он ответил.
«Лена?.. Вот уж не думал, что ты позвонишь мне после того, что было… Рад тебя слышать. Как ты?.. Я вот по-старому… Часто вспоминаю тебя, думаю, что был не прав…»
«Ты?.. Но в чём твоя вина?»
«Я должен был подождать, дать тебе время… Но предпочёл рубануть сплеча. Наверно, твой отказ просто сильно уязвил моё самолюбие, но теперь-то я понимаю, как должен был отнестись. Забыл, что ты творческая личность, не принял в расчёт твой внутренний мир… Прости меня. Может, начнём всё сначала?..»
Сегодняшнее празднество было в честь моего Дня рождения, и я пригласила его. Это была наша первая встреча после расставания. Юра пришёл в костюме с галстуком, как всегда – сама элегантность! Ещё с порога вручил мне роскошный букет белых роз, моих любимых, и с выбором подарка тоже угадал. Меня не покидало ощущение, что всё и правда начинается с чистого листа… А самым приятным являлось то, что прежние обиды и недопонимания остались в прошлом.
Гостям было уютно в моём переродившемся после уборки и ремонта доме. Диана, пожизненная фанатка работ Леонардо Да Винчи, а так же – преданная заложница диет, пила чай маленькими глоточками и уже минут тридцать мусолила во рту одну единственную карамельку. Дородная и улыбчивая Мария с аппетитом доедала третий кусок пирога, и веселила нас очередной смешной историей из своей жизни. Культурный, но стеснительный художник-мультипликатор Дмитрий больше молчал, однако его открытая, детская улыбка согревала всех присутствующих.
Мама была рада за меня, за то, что я разомкнулась и снова стала прежней. Давно в нашем доме не собирались гости.
- Лена, тебя не узнать! – прервал мои мысли звучный, солнечный голос Марии, только что закончившей рассказывать, как её кошка принесла семерых котят на грядке с капустой, - Похорошела, расцвела! Как вспомню раньше – ну призрак призраком ходила! Замкнутая, вся в себе… А теперь вон – глаза блестят, улыбка светится! Молодец. Смотрю, вы старые вещи вынесли? Давно хотела сказать, что от лишнего желательно избавляться. Энергетика плохая, когда в доме что-то лишнее копится. Молодцы. Одного только не могу понять. Вот сижу, смотрю, смотрю… И думаю: «чего-то не хватает». И только сейчас поняла, чего именно…
- Картин? – вежливо подсказала я, мысленно огорчаясь, что Мария затронула эту тему.
- Картины!.. Столько штук! – вдохновлёно продолжала приятельница, - Они же ВЕЗДЕ были, по всему дому, на каждой стене!.. «Личная галерея Елены Андреевны», - бывало, шутила я. А теперь – ремонт, выбеленные потолки, новые обои… А картин – нет. Прям загадка какая-то, - в воздухе повис вопрос, как и в устремлённых на меня взглядах. Хорошо, что я заранее обдумала, что отвечать и как себя вести, если разговор дойдёт до этого момента. Мне не было ни страшно, ни грустно признаться, что картины больше не радуют моего взгляда... Что теперь они все лежат на чердаке, как когда-то – папины, и укрыты покрывалами, словно саваном. Что в моей новой жизни для них места уже не найдётся…
Нет, последнего я всё ж не сказала. Приятели со стульев бы попадали, услышь такое. Признайся я, что больше никогда не возьмусь за кисть – и они скажут, что у меня всего лишь творческий кризис, (но он обязательно пройдёт, потому что я замечательный художник, и так далее, и тому подобное…) А выслушивать это у меня не было ни малейшего желания. Ведь я испытывала невыразимое счастье от того, что всё закончилось. Впереди – дорога ясная и солнечная… Ветер перемен, бодрящий и свежий, навсегда вытравит запах краски из моей души, одежды, жизни и этого дома. Нисколько не сомневаясь, что так всё и будет, я заражала гостей своим позитивом, храня его секрет при себе… 
…И всё же, перед тем как окончательно расстаться с прошлым, мне предстояло ещё кое-что сделать…
Проводив гостей и убрав со стола, солнечным августовским вечером я поднималась на чердак. Старые деревянные ступени скрипели под ногами. Лучи солнца улыбались из окон, ложась на пол и стены. В доме стало свободно, чисто и светло, как и в моей голове. Я чувствовала улыбку на своих губах, которая не исчезла даже тогда, когда я поднялась в усыпальницу моей былой страсти.
- Что ж, пожалуй, приступим.
У меня была одна идея. Одна самая-самая последняя, интригующая задумка. Всю жизнь я писала только природу, а теперь… Я и сама не могла сказать, что побуждает меня к действиям. Образ, пришедший в голову несколько дней назад, был так жив, так реален… Он стоял перед глазами, и не желал уходить. Я никогда раньше не видела эту девушку, могу поклясться! Но она представала перед мысленным взором раз за разом, словно мы были знакомы всю жизнь...
Вот она улыбается, и небесно-голубые глаза сияют на солнце.
Вот она грустит: по щекам катятся слёзы, преклонив голову перед иконой, тихо шепчет молитву…
Танцует…
Смеётся, и ветер играет её в кудрявых, апельсиново-рыжих волосах…
Когда-то эта девушка жила на самом деле. И я догадывалась, кто она...
Я взялась за кисть, и стала писать, удивляясь лёгкости и скорости, с которыми продвигалась работа. Рука взлетала и падала, кружила, замирала, раздумывала и снова атаковала холст, словно знала больше меня, и едва ли нуждалась в подсказках мозга. Это было, как игра! Меня не заботило, что получится в итоге, и вместо привычных напряжения и сосредоточенности я испытывала любопытство, словно была сторонним наблюдателем, а не творцом. Как в детстве, когда ещё только начала рисовать, и не планировала стать художником…
Когда закончила, солнце почти село. «Вот и всё!» - подумала я, откладывая кисть. Обычно, если картина написана за короткое время, спустя пару часов после её завершения результат видится иным, чем сначала. Вот и на этот раз я решила проверить, что увижу, когда взгляну на законченную работу после небольшого перерыва. Спустилась вниз и занялась другими делами. А разобравшись с ними и вернувшись, предполагала от души посмеяться, но… Вместо этого, оглядев написанный портрет неизвестной девушки, впала в задумчивость. Я просто не могла оторвать от неё взгляда, она была живой!..
За всю жизнь я перевидала много картин. Легендарные работы великих художников, работы современников, местных, зарубежных, дебюты начинающих… Естественно, обычно меня интересовала природа, но портреты тоже привлекали внимание. Так вот, чтобы написать реально «живой», нужен определённый талант и долгие годы практики. У меня ни того ни другого не было. Портрет я написала впервые! Но, не смотря на это, девушка с холста была реальной. Я ВИДЕЛА ЕЁ! Душу – в этой работе. Она была ЖИВА!.. Она…
Я отвернулась. Не потому, что не хотела больше видеть Лихват, а именно из-за того, что, наоборот, хотела смотреть и смотреть на неё безотрывно. Рыжая, голубоглазая девушка лет двадцати пяти улыбалась с холста открытой улыбкой ребёнка, смотрела на меня с прямотой и теплом подруги детства. Это был вовсе не тот образ, в котором я привыкла видеть Безликую лунными ночами… Здесь был человек, а не призрак! Так Лихват выглядела на самом деле…
- Ты была красивой, - задумчиво сказала я тихому вечеру, - И хотя ты сказала мне, что умерла, я вижу, что это неправда…

9

Обычно мне редко снятся сны, и даже если это происходит, то вижу я преимущественно нечто малоприятное, чаще – отдельные фрагменты из прошлой жизни. Наверно, это часть моего наказания:  снова и снова переживать те моменты, когда по-крупному напортачила. Но сегодня было иначе... Я мирно спала в своём лесном убежище, и досматривала сон, который был лёгок и нежен, как поцелуй любящей матери. Необычный… Мне снились знакомый чердак, картины, Лена и я сама, причём я была живой, а не Безликой. 
- Спасибо тебе, Лихват! – сказала Лена, и во взгляде её было столько искренней благодарности и тепла, что я едва не заплакала, - Спасибо, что освободила меня, рассказала правду и спасла мою душу! Таким образом, ты искупила свой грех перед Богом. Лети же!.. Ты – свободна.
Какое странное, волшебное чувство охватило меня при последних её словах! Я увидела, как Тьма отшатнулась и растаяла, сползла с меня, словно старая кожа!.. Взамен же душу наполнили бескрайний покой, абсолютная безмятежность и первозданная чистота. Оковы спали, за спиной распахнулись белоснежные крылья.
- И тебе спасибо, - сказала я, уже не сдерживая слёз радости, - Ты очень добрая девушка, Лена. И я искренне верю, что теперь всё у тебя будет хорошо. Даже не верю – знаю, так как вижу твоё будущее. Будь счастлива!..
Расправив крылья, я стрелой взвилась ввысь, к небесам и вратам Рая, где меня уже ждали и готовы были принять. Лишь глянув вниз, где раскинулся знакомый лес и город, мне стало понятно:  никакой это не сон.