Монах Авель Яркое пятно на исторической картине

За два с лишним века судьба и пророчества Авеля обросли множеством наслоений в виде  слухов, домыслов, легенд. В известной мере к этому приложил руку и сам Авель, написав за два десятка лет до смерти «Житие и страдание отца и монаха Авеля». Мемуаристы, как известно, плохо о себе не пишут, вот и Авель уже названием рукописи поставил себя в один ряд со святыми: церковные жития повествуют только о них.


Странник с пилой за плечами


Достоверно – по документам и заслуживающим доверия письменным свидетельствам современников, – о прорицателе известно немногое. Родился Василий Васильев «в Тульской губернии, Алексеевской округи, Соломенской волости, деревне Акулово» в большой семье крепостного крестьянина-коновала почти в весеннее равноденствие. К грамоте приобщился только годов с семнадцати, будучи в отхожем промысле на Украине. От отца перенял умение лечить лошадей, но предпочитал плотничать. Возможно, причиной тяги к странствиям с топором и пилой за плечами стала ранняя женитьба: родители выбрали ему жену против его воли. Но хотя домой к постылой Василия не тянуло, появилось у них трое детей.

В отрочестве будущий монах-прорицатель перенес какую-то тяжелую болезнь и выздоровел чудом. Поправившись, пытался отпроситься у родителей в монашество, но согласия тогда не получил. Лишь в 28-летнем возрасте Василий осуществил это намерение – тайно покинул семью, отправился в Петербург и добился от барина, камергера Нарышкина, получения вольной. Затем пошел в Валаамский монастырь, принял постриг, «взем от игумена благословение и отыде в пустыню».

В марте 1787 года отшельника, по его словам, посетило видение – два агела вознесли его и сказали: «Напиши яже видел еси; и скажи яже слышал еси. Но не всем скажи и не всем напиши, а токмо избранным моим и токмо святым моим; тем напиши, которые могут вместить наши словеса и наша наказания… И прочая таковая многая к нему глаголаша» («Житие» Авеля написано от третьего лица). Осенью того же года якобы явился ему Господь, и «рече к нему, сказывая ему тайная и безвестная, и что будет ему и что будет всему миру». С того времени «отец Авель стал вся познавать и вся разуметь и пророчествовать». И пошел монах странником по земле православной, и «ходил он тако по разным монастырям и пустыням девять годов».


Темница для пророка


Остановившись в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии, Авель написал свою первую книгу с пророчеством о близящейся смерти Екатерины II («царствовать будет 40 лет»), и «показал ту книгу одному брату, имя ему отец Аркадий; он же ту книгу показал настоятелю той обители», а тот отправил ее по духовным инстанциям. Поскольку роковое предсказание касалось царственной особы, костромской архиерей-епископ передал книгу губернатору, который, подержав монаха в остроге, переправил его под караулом на почтовых в столицу. Начались допросы, но прорицатель твердил: «Меня научил писать сию книгу тот, кто сотворил небо и землю, и вся яже в них: тот же повелел мне и все секреты составлять». О деле было доложено императрице, которая повелела определить пророка «в Шлюшенбургскую (Шлиссельбургскую – Ред.) крепость, в число секретных арестантов, и быть тамо ему до самой смерти живота своего… И был он там всего время – десять месяцев и десять дней».

После смерти императрицы престол, как и предсказывал Авель, перешел к Павлу (как известно, Екатерина намеревалась передать власть великому князю Александру Павловичу). Новый император, дав аудиенцию монаху, обласкал его и приказал «дать ему покой и вся потребная». Но вскоре тот написал очередную книгу – уже с предсказанием скорого конца царствования Павла: «Коротко будет царствие твое, и вижу я лютый конец твой… от неверных слуг мучительскую кончину примешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями».

На этот раз прорицателя отправили в Петропавловскую крепость, где он провел «десять месяцев и десять дней. Егда ж воцарился государь Александр, и приказал отца Авеля отправить в Соловецкой монастырь: в число оных монахов, но токмо за ним иметь присмотр; потом и свободу получил. И был он на свободе един год и два месяца, и составил еще третию книгу: в ней же написано, как будет Москва взята и в который год. И дошла та книга до самаго императора Александра. И приказано монаха Авеля абие заключить в Соловецкую тюрьму, и быть там ему дотоле, когда сбудутся его пророчества самою вещию».

После того, как предсказание сбылось, Александр повелел освободить прорицателя.


«Лингвистическая» причина


Летом 1813 года Авель прибыл в Петербург, получил «пашпорт» и отправился странствовать – побывал на Афоне, в Константинополе, Иерусалиме. Завершилось путешествие в Троице-Сергиевой лавре, откуда Авель ненадолго перебрался в Серпуховской Высоцкий монастырь. Причиной тому была «лингвистическая». Незадолго до официального вступления на престол Николая I монах на вопрос графини Каменской о том, будет ли коронация, ответил: «Не придется вам радоваться коронации». Авель имел в виду графиню лично, и оказался прав: незадолго до коронации Николай отказал ей от двора, разгневавшись из-за крестьянского бунта в имении Каменской, вызванного поборами и притеснениями. Между тем слова прорицателя были восприняты иначе, по Москве пошли слухи, что Николаю-де государем не бывать. Узнав о них, встревоженный монах ушел из монастыря «неизвестно куда и не являлся». Однако по приказу императора его отыскали в Акулове и отправили в главную церковную тюрьму – Суздальский Спасо-Евфимьевский монастырь, где он и преставился осенью 1841 года, как сам себе и предсказал в «Житии».

За свою жизнь Авель, судя по протоколам его допросов, написал пять книг – это были тетради, сшитые из 40-60 листов. По другим данным, его перу принадлежит три книги. Так или иначе, сохранились лишь две из них – «Книга Бытия» и «Житие…», однако пророчеств в них нет – только описание сбывшихся предсказаний. Есть версия, что все остальное было уничтожено или затерялось в каких-то архивах. В том числе якобы написанная Авелем книга о конце света, «зело престрашная». По существу, его пророчества известны сегодня лишь со слов и в пересказе современников – например, пророчества о судьбах государей российских, двух мировых войнах, гражданской войне и последующем «безбожном иге». Здесь кстати вспомнить о конце света. Очередной из них был предсказан на 2012 год жрецами племени майя, календарь которых на этом самом году и заканчивается. По Авелю же конца света надо ждать в 2892 году – но эта дата, опять же, не подтверждена предсказанием, записанным рукой самого пророка.

И все же…


Год 1918 – год роковой 


По некоторым данным, при аудиенции Авель сделал Павлу I ряд предсказаний на «дальнесрочную перспективу», в том числе о будущем конце династии Романовых. Понятно, что преемники Павла держали их в строгом секрете.

В Гатчинском дворце была одна небольшая зала, и в ней посередине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями, писал Сергей Нилус в исторической хронике «На берегу Божьей реки». Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца на четырех столбиках на кольцах был протянут толстый красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ зрителю. «Было известно, что в этом ларце хранится нечто, положенное вдовой Павла I, и что было завещано открыть ларец и вынуть в нем хранящееся только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины императора Павла I, и притом только тому, кто в тот год будет занимать царский престол России.

Павел Петрович скончался в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Государю Николаю Александровичу и выпал, таким образом, жребий вскрыть таинственный ларец и узнать, что в нем столь тщательно и таинственно охранялось от всяких, не исключая и царственных, взоров. «В утро 12 марта 1901 года, - сказывала Мария Федоровна Герингер (приближенная обер-камерфрау императрицы – Ред.),  – и Государь и Государыня были очень оживленны и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в том ларце, никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что при случае Государь стал поминать о 1918 годе, как о роковом годе и для него лично и для династии».

По словам той же Герингер, позже Николай говорил: «До 18 года я ничего не боюсь».


Монах, но не аскет


За громкостью сделанных (или якобы сделанных?) Авелем пророчеств как бы отодвигается на задний план фигура самого пророка. Василий Васильев был, безусловно, личностью незаурядной и неоднозначной. Как и его поступки – уход из семьи, например, или прорицания за деньги (имело место и такое).  Нетипичный для монашествующего интерес он проявлял к мирскому. Так, получал от графини Потемкиной денежные пособия и сукно с ее фабрики на одежду, давая взамен продиктованные личной корыстью советы. Пользовался покровительством, в том числе материальным, и других представителей высшего света – известных богачей, и в итоге стал человеком небедным.

Все это не очень-то укладывается в образ святого пророка и имеет некий, мягко говоря, авантюрный оттенок. Впрочем, каждый волен оценивать Авеля по-своему и выдвигать собственные версии о его способностях провидца. Одна из них обнародована недавно и соответствует духу нашего времени: явление ангелов отшельнику Авелю – это явление пришельцев, которые, «располагая высокими технологиями, сумели имплантировать в мозг Авеля специальное устройство для поддержания с ним постоянной связи и контроля за его перемещением и действиями. Сам Авель назвал тот вид связи «гласом Божьим».

*   *   *

Между прочим, еще в 1878 году журнал «Русский Архив» расставил все по местам в «деле Авеля»: «Из русской простонародной жизни, иногда из самой темной среды ее, не раз выступали на свет Божий люди с несокрушимою верою в свои убеждения, гласно выражаемые без страха, до самоотвержения. Таинственная душевная напряженность и странные толки этих людей затрагивали не только житейскую обстановку, но шли и дальше… Эти люди, при всей нелепости, безобразии и нередко чудовищности умонастроения своего, конечно, заслуживают изучения психологического. Они остаются яркими пятнами на исторической картине нашего бытописания, и не обращать на них внимания невозможно».