ноябрь две тысячи четырнадцатого

я так сильно скучаю по синему московскому небу, веришь?
мне так не хватает твоих шуток про хиккование и концертов на опенэйрах, и сильных рук, и взгляда этого твоего дурацкого.
кстати, по поводу асимптот. я была права. в пятимерном пространстве они все-таки касаются своих кривых с бесконечными ветвями. мне что-то рассказывали про матрицы и нео, и про стопки абсента в минус третьей степени, и у нас даже получалась какая-то муть с галлонами водки, которые мы должны заказчикам, но даже я понимаю что дело не в этом. дело не в матрицах, дело в твоих чертовых ресницах и дурацком голосе.
дело в нём.

мои слова оказались пророческими
вот она я, продрогшая, на тех самых чертовых улицах прогнившего города, вот она я, полуживая, испуганная, рыдающая вечерами от унижения, вот она я, стучащаяся в закрытые двери. я уже ни во что не верю и никого не жду, ну разве что черную кошку из того заброшенного дома, что в двух кварталах от нас, но это в порядке исключения, честно. я могу танцевать вальс сама с собой, проковыривать иголками маленькие дырочки в собственном сердце, вглядываться в темноту и видеть там то, чего нет.
уже неделя как тгк ежедневно в моих легких, и минуты эйфории сменяются часами тоски, но Т сказала, что ради чего-то хорошего иногда стоит потерпеть что-то плохое, и кто я такая, чтобы с ней спорить.

когда-нибудь я покажу тебе всё это
раздробленный асфальт и притоны с амфетамином в центре города, магазины, которые закрываются в 4 часа, номера дилеров в моем мобильнике, сигареты, которые стоят так дорого, что неприлично стрелять, замершие реки и отморозков в подъездах. я покажу тебе фонари, которые расходятся лучами как сверхновая, московское небо, каждый день красивое и каждый день совершенно разное, вечно холодную влтаву праги, смешные питерские арки и талантливых мадридских уличных певцов. я покажу тебе самый красивый на свете аэропорт, соединяющий эти города, обещаю. мне просто нужно чтобы ты хоть раз поцеловал мои ладони, когда они замерзают. о большем я не прошу.