В поиске истины

Дорогой читатель, в данный момент я работаю над ниже представленным произведением, поэтому для тех, кого мое творчество заинтересовало, постараюсь обновлять содержание текста как можно чаще.
С уважением Княгинин Дмитрий! 
PS: Просьба писать все замечания, для оптимизации текста...


Пролог

Недавно осевший туман росой скатывался по его сапогам, не один день топтавшим бескрайнюю гладь полей.
Он, некогда известный многим, был совершенным незнакомцем для самого себя. Наверно по этому, из всех четырех сторон он так и не смог выбрать для себя одно единственное направление, и жизненная линия его была похожа на бесконечную спираль. Не смотря на то, что, надеясь выпрямиться, он всегда идет вперед, что-то постоянно тянет в сторону, заставляя делать новый виток вокруг так до сих пор и не выбранного направления.
С каждым шагом вперед  он все дальше уходит от своего прошлого, но каждый взгляд назад перечеркивает весь отрыв исчисляемый сотнями и тысячами шагов в направлении взора его.  Он идет по лесам, полям, лезет сквозь дебри в надежде не наткнуться на случайного путника. Он перестал любить людей, когда понял, что мир, в котором он родился, полон притворства и лжи, он стал ненавидеть себя, когда осознал, что не сможет поверить в истинность слов, которые должны были ласкать его слух и затуманить его разум. Лишь человеческая природа вынуждает его идти на контакт, и если разум ненавидит людей, то сердце бесконечно этому противится. Такой конфликт разъедает.
Он не юноша и не считает себя стариком. Первая половина его жизни учила его лишь смотреть свысока на тех, кто ниже, и прогибаться под того, кто сверху. Этого он принять не смог, но цинизм и лицемерие  успели закрасться в душу. Однако теперь, свысока смотрят на него. У него же остался лишь быстрый оценивающий взгляд исподлобья. 
Он – сын своего отца. Граф, но без графства. Человек слова, редко его дающий. Он  не знает, чего хочет сам, но всегда готов выслушать то, что хотят от него. Человек молчаливый, но не обделенный красноречием.
Он, идущий вперед, никогда не знает куда придет. Он – Арктур, сын Ритта им не признанный.








Глава 1 Одинокий Странник
Темень густого хвойного леса надежно защищала сон даже от полуденного солнца, поэтому единственной причиной столь резкого и потому очень скверного пробуждения, стал большой, если не сказать огромный, ворон иссиня-черной масти. Ничем не примечательный, за исключение своих размеров, ворон явно недоумевал, как человек может спокойно, даже по-хозяйски спать на дереве. Все это непонимание и возмущение, он выразил в простом, но от того не менее  многозначном и громком «Ккаррр». В этом звуке было все: и нотка удивления, связанного все с тем же негодованием и непониманием, и явное побуждение к действию, проще говоря, ворон хотел сказать то, что часто слышал от людей, когда оказывался в немилости по различным, понятным только людям, причинам.
Решив, что ворон в чем-то прав, что разбудил его, и ему действительно пора идти вперед. Арктур подобрал свою потрепанную сумку, стряхнул с нее и с одежды еловые иголки, высыпал их из карманов, волос и еще нескольких не менее интересных мест. Поправил ремень,  на котором висели ножны, изрядно похудевший, но все еще имеющий вес, кошель и небольшой подсумок с самыми необходимыми мелочами: огниво, мешочек с табаком, трубка к нему, резак кожевника, для свежевания   шкур. Все остальное, неизвестно в каком порядке, качестве и количестве, лежало в сумке. Там обязательно была одежда, что могла понадобиться в случае резкого похолодания или прихода зимы, что часто, не смотря на календарь,  происходит совершенно внезапно. Кроме одежды там были мотки веревки разной толщины и прочности, а соответственно и области применения: будь то силки для отлова мелкой, или лассо для крупной живности, не говоря уже о необходимости что-то связать или подвесить.
Сборы заняли всего пару минут, а еще через десяток место ночлега осталось далеко позади. Как бы ни любил Арктур людей, он не потерял за долгие дни хождений по лесам, ту часть человеческой природы, что тянула его к своим истокам.  Поэтому уже на протяжении нескольких дней и направлялся в сторону одного из тех небольших городков (больше походивших на расплывшиеся деревни), которые, если развернуть карту, можно соединять между собой используя как циркуль большой и указательный пальцы. Этот, в частности, назывался Ятвиль и возник на реке «Тихая», служившей для сплава леса, и поначалу  был лишь чем-то вроде перевалочной станции дровосеков. В который раз, сверившись с листом бумаги, именуемым картой и хранившимся возле самого сердца путника: во внутреннем кармане плаща, Арктур убедился в том, что не нарушил составленный им маршрут. Немного подумал и решил, что через два дня подойдет к месту назначения, где обязательно посетит популярное и очень людное место, именуемое привычным для странников всякого рода и народа, простых местных, от мирно отдыхающих после рабочего дня трудяг, до заядлых сплетников и пьянчуг, словом – «Трактир».   Это заведение, олицетворяемое не стенами и крышей, а тем людом-народом, что наполнял помещение той атмосферой простого человеческого веселья, отдыха, рассказов и россказней, прыгающих в своем содержании от правдоподобных знаний и новостей до откровенных баек, поверить которым можно лишь, будучи полным невеждой или, что бывает гораздо чаще, в состоянии глубокого «веселья». Оно же достигается с помощью доброго эля, количество коего может начинаться с пары кружек, каждая из которых, как правило, умещала в себя около литра труда пивоваров, и оканчивалось ровно тем литражом, который помещался в натренированное пивное брюшко одного из завсегдатаев или заставлял «мило» похрапывая, пускать пузырьки в давно остывшей похлебке.
Арктур не хотел проверять свою «вместительность», но прекрасно знал,  что те, кто собрался это сделать, но только начинал, служили лучшими источниками информации,  ввиду того, что их повышенная разговорчивость еще не заставляла заплетаться их резко полегчавший язык. Поэтому, свернув и положив на место многострадальную карту, он направился вперед, постепенно ускоряя шаг.
Не смотря на долгое пребывание наедине с первозданной природой в лице бескрайнего хвойного леса и его обитателей, Арктур не чувствовал в нем однородности или монотонности. Каждая пташка, как не странно, не умолкавшая, услышав его гулкие, но не лишенные мягкости, шаги, пела для него свою ни на одну другую не похожую песню. Каждый  кустарничек,  растущий на многочисленных лужайках, попадавшихся на протяжении всего пути, был для него совершенно индивидуальным произведением природного искусства, не зависимо от видовой принадлежности, удивлявшим простотой форм и совершенно непостижимой хаотичностью длинны и направленности веточек и каждого листочка в отдельности. Цветущие же кустарники как, впрочем, и одиночные полевые цветы, вызывали такую эйфорию, какую испытывает ценитель искусства, созерцающий гениальную картину, но с одной лишь поправкой на то, что природа обладает тем единственным качеством, именуемым абсолютной искренностью, что дороже любого полотна.
Наверно поэтому легкость не покидала ни разум не тело, легкость была в ногах, руках и, что приятнее всего, в мыслях, Арктур не пробирался через дремучий лес, он гулял по мирно дышащей аллее. И эта прогулка, длинной  в обычный весенний денек, подходила к концу. Розоватого оттенка лучи, пробивавшиеся сквозь широкие лапы высоких сосен с запада, ознаменовали близость заката, сумерки наступали постепенно и монотонно, что делало приближение темноты менее заметным потому, как глаза успевали привыкать. Но все же закончился первый день, и половина пути осталось позади, подтверждением этому стали многочисленные неяркие отблески света, пробивавшиеся сквозь заметно поредевший лесной массив. Последние лучи, закатившегося теперь, солнца отражались от  поверхности той самой речушки, на которой стоял тот самый город, дома которого Арктур планировал увидеть завтра.
Было два варианта: поискать ближайшее место, где можно перейти реку вброд или пойти вдоль русла до самого города. Выбор в данной ситуации был очевиден и падал на первый вариант, ввиду того, что примерно через семь - восемь миль   река резко изгибается, образуя тупой угол, что делает путь вдоль русла реки намного длиннее, а значит идти придется  гораздо дольше, чем того хотелось бы. Поэтому для того, чтобы пройти напрямик необходимо найти участок мелководья и перейти реку, но, не обладая ночным зрением, искать что-либо было сложно, следовательно, для этого должна закончиться  ночь, с ней уйдет темнота, и настанет утро. До утра же необходимо дожить. Вполне логично было бы просто выспаться, но как ни странно, желание поспать не входило в список приоритетных сейчас вещей, однако за длинный день в пути, любой, даже  очень выносливый, человек имеет право проголодаться. Тратить, и без того малый, запас вяленой оленины, при наличии кишащей рыбой, реки, было как минимум опрометчиво, как максимум глупо.
Первостепенной задачей стал костер, и если с тем, чтобы добыть огнь проблем не было, то материал самого костра пришлось искать в сумерках, все больше похожих на ночную  мглу, слегка разбавляемую далеким закатом и светом первых появившихся звезд, поэтому  чаще всего хворост удавалось найти на ощупь: Арктур попросту спотыкался об ветки поваленных деревьев и прочий древесный мусор  или цеплялся за высохший кустарник. В итоге на берегу загорелся небольшой, но достаточно яркий, чтобы заняться снастями, костер. К снастям, лежавшим в сумке,   можно отнести очень аккуратный, что было не свойственно его хозяину, но являлось необходимым условием сохранности, моток лесы. Запутав которую, можно распугать всю рыбу громко и вслух «сожалея» об этом упущении. Несколько крючков и блесен были свалены в один малюсенький короб, валявшийся рядом с той самой лесой.  Не смотря на свой долгий жизненный путь и рыболовецкий непрофессионализм хозяина, закаленные крючья, ныне измазанные рыбьими останками в виде засохшего жира и кусочками чешуи, не потеряли остроты. Их, как и блесен осталось немного, ввиду того, что большинство крупной рыбы уплывало, забирая с собой трофейную снасть как сувенир, происходило это или по причине не достаточной крепости лески или, что бывало чаще всего,  по причине все того же  непрофессионализма. Арктур рыбачил только при острой необходимости и, что немаловажно, при наличии водоема. Он знал основы: знал пару-тройку надежных широко специализированных узлов, знал как более-менее далеко и точно забросить блесну и наконец, он знал, что для того, чтобы заинтересовать рыбу, необходимо не спеша  протягивать леску к себе, постоянно поигрывая: то отпуская, то подтягивая. Найти хорошее удилище было задачей сложной, даже сложнее чем собрать для костра хворост в темноте, поэтому в большинстве случаев справлялись руки, чтобы не порезать их приходилось удить в перчатках.
Итак, процесс, который, кстати, интереснее, чем его теоретическое описание, начался: легкий заброс, точность которого оценить было сложно ввиду того, что на небе не было родного солнца, а только далекие звезды. Но то, что он состоялся, определял глухой, еле слышный на фоне потрескивающего хвороста, всплеск. Вообще, ночью ловля на блесну, а это единственное, что было в его распоряжении, - занятие более чем обычно основанное на везении: хищников ведущих охоту ночью в этом месте может не быть вовсе. Фортуна, долгое время гулявшая где-то рядом, повернулась к мирно рыбачащему страннику, и на пятой проводке Арктур почувствовал сначала легкое, еле заметное увеличение сопротивления, и поначалу не придал ему никакого значения: каких только подергиваний, задержек не было за пять проводок. Но после легкого и не заметного толчка, последовал резкий и сильный рывок: леска  натянулась и чуть не выскочила из потерявших бдительность рук, побег не длился долго, и через секунду рыба, почувствовав невозможность дальнейшего продвижения дальше по течению, остановилась ошарашенная этим фактом. Эта пауза позволила отвоевать десятую часть расстояния между рыбаком и его уловом, но вскоре пришедшая в себя и не желающая попасть на вертел рыба, развязала борьбу за свободу. Борьбу, изредка прерываемую небольшим затишьем, во время которого рыба толи переводила дух от усталости, либо входила в исступление от наглости и упорства противника. Однако, только эти перерывы были единственной возможностью сократить расстояние, не подвергнув при этом целостность снасти опасности. Вскоре, понемногу сдававшая, на протяжении всего времени, рыба попала в руки совершенно вымотанного и обрызганного водой, но довольного рыбака.
До самого конца сопротивлявшаяся ждавшей ее участи, рыба в итоге  ее дождалась,  получив тупым предметом по голове, обмякла, и наконец, перестала дергаться и позволила спокойно себя осмотреть.  Тело, лежавшее на руках, определенно принадлежало рыбе, но определить вид и тем более дать полное название Арктур не мог. Единственное, что можно было сказать так это то, что длинной она была чуть меньше двух локтей, и обладала мощным туловищем. Крупная золотистая чешуя приближала ее семейству карповых, однако единственное, что сейчас интересовало уставшего рыбака это то, что мясо точно не было ядовитым, и даже вкусным при правильном приготовлении.
 С этими мыслями он оглядел место своего ночлега: догоравший костер уже не позволял быстро прожарить улов, искать же в темноте жерди и сооружать вертел, чтобы равномерно прожарить  мясо на маленьком огне, ни просто не хотелось, но и было вовсе не целесообразно. Идеальный вариант приготовления, вполне уместный в условиях постепенно затухавшего костра, навалившейся после долгой борьбы усталости и подходившей к середине ночи, за которой последует долгий день в пути, был прост и удобен, а также обеспечивал готовый завтрак. Прогретый, если не сказать раскаленный, песок, на котором горел костер, а сейчас лежали тлеющие угольки, стал прекрасной печью для завтрака: Арктур аккуратно отгреб остатки костра, и вырыл рядом с костром яму, так чтобы после засыпать ее теплым песком, на дно положил пушистую еловую ветвь. На ветвь упала немного свернутая рыба, сверху лег слой того самого песка, а поверху и по бокам  были засыпаны тлеющие угли, всю эту конструкцию завершила еще одна ветка для уменьшения потери тепла. Довольный своей импровизированной печью путник улегся рядом.
Усталость и тепло не позволили долго любоваться безоблачным, звездным небом, треск тлеющих углей, мерное стрекотание ночных сверчков и плавное журчание речной воды – все это сливалось в прелестную колыбельную. Взор постепенно затягивался туманной пеленой, незаметно потяжелевшие веки сменили полупрозрачную дымку, непроницаемой бездонной, пропастью забытья, разум проваливался в нее, летел на встречу, ослепляющему свету. Свету, который распадался на все цвета и оттенки, цвета рождали краски, они сливались в картины,  картины быстро сменяли друг друга, образуя сны… 
«…Тишина. Пустая комната, обстановка которой была очень отдаленно, но не напрасно, знакома стоявшему в середине Арктуру. Это был он, вряд ли телесно, однако разум не отвергал ту картину, что раскрывалась перед ним. Комната была пустой: в ней не было людей, но внутреннее убранство делало спальню, а это была именно она, полноценной, насыщенной: не было не одной голой стены. Взгляд вошедшего в дверь человека первым делом натыкался на кровать, которая стояла между двумя огромными окнами. Окна, сейчас были плотно занавешены, но все же пропускали свет, что означало разгар утра. Тот же, чьими глазами смотрел Арктур, стоял в центре, поэтому кровать располагалась по правую руку, а взгляд его был обращен в сторону большого рабочего стола. Четыре широких ножки надежно удерживали массивную столешницу, на ней лежало скопище бумаг, валялись гусиные  перья  для письма, одинокая чернильница, а также всяческий: полезный и реальный мусор. Два высоких, до отказа набитых, книжных стеллажа, носили скорей декоративный характер, об этом хорошо говорил равномерный слой пыли. Позади наблюдателя можно было увидеть средних размеров камин, огонь в нем погас притом давно, поленница была полна и сама просила ее опустошить. Двустворчатый полотняной шкаф, стоявший в дальнем углу, был дополнен зеркалом в человеческий рост. Сейчас в нем отражался потолок, массивные коричневые балки которого  ярко контрастировали с выбеленным потолком. Арктур подошел к зеркалу…
Все моментально сложилось воедино. Отдаленная душевная близость этой комнаты объяснялась отражением: это был он, Арктур, только моложе. Спокойное лицо, отрешенные глаза серо-голубого оттенка, смотрели куда-то вдаль, мимо зеркала. Он был один, не был вынужден соответствовать статусу: широкие, широкие, «величественные» плечи были небрежно опущены. Это была его комната, была: в тот день все началось…
Стук внезапный, казавшийся оглушительно громким, в клочья разорвал тишину. Стучали в дверь, та, судя по всему, была заперта и не хотела впускать нарушителей спокойствия. Стук стал глухим, какие-то слова, не внятные, нечленораздельные, доходили до Арктура, но понять получалось только стук…»
    Дятел – лекарь леса, трудолюбиво простукивал ствол. Ритмичный звук соединял сон с реальностью и разбудил того, кому этот сон принадлежал. Не смотря ни на что, сон не был резко оборван, а плавно отошел в сторону. Ночь (или скорее ее меньшая часть) прошла спокойно, без гостей: на истоптанном берегу не было посторонних следов, а импровизированная печь была в том состоянии, в котором ее оставили. Разве, что еловая ветка подсохла и скукожилась, однако отсутствие внешних повреждений не гарантировало готовности рыбы.   
 Вполне логично, что вытащенная рыба для еды не подходила, если конечно Арктур ни хотел добираться до места назначения перебежками. На самом деле, единственным результатом ночных манипуляций, стала относительная свежесть и возможность правильно приготовить  ее утром: сейчас ничего не мешало разжечь нормальный костер, соорудить вертел,  выпотрошить, очистить от чешуи и, наконец, поджарить мясо. Вновь разгоревшийся огонь обнял своим жаром насаженную на жердь тушу. Времени, которое ушло на то, чтобы окружающее костер пространство наполнилось не только дымом, но и чудным запахом, возвещавшим о полной готовности завтрака, хватило, чтобы прогуляться по берегу в поисках места переправы. Мясо пылало жаром, ему необходимо было настояться и остыть, а после началась трапеза: свежеприготовленное, оно в буквальном смысле  таяло во рту и стало необычайно приятным (особенно если вспомнить, сколько времени и сил ушло на ее поимку) началом нового дня. Однако пиршество длилось не так долго, как того хотелось: необходимо было отправляться в путь. Полуденное солнце неумолимо спешило на запад, освещая путь тому, кто шел на восток…

























Глава 2 Место встречи
Дорога – годами укатываемая земля, соединявшая города деревни, с одной стороны тянулась к горизонту, а с другой упиралась в кучку совершенно  разных домов, домиков и простых хижин. Тусклые огни выделяли городок из опускающихся вечерних сумерек. Сейчас центром города была не лесопилка, которая когда-то стала причиной появления самого городка Ятвиль и была местом работы большинства его мужского населения, а то заведение, в котором их, и не только, можно было найти, как днем, так и вечером, что вообще зависело только от их настроения. Это самое заведение – трактир, имело название «Веселый Древоруб», что не только напоминало историю города, но и определяло основную массу посетителей. 
Арктур не был здесь до этого, но чтобы найти трактир, достаточно было знать, что здание это было крупнее других, и при этом старое как мир. И еще одно: вывеска, висевшая над входом, сообщала всякому мало-мальски грамотному или хотя бы догадливому человеку о том, что это трактир.  На расстоянии в несколько метров двухэтажное здание ничего ни отличало от любого дома, но открытая на секунду дверь выпускала наружу поток шума. В него сливались крикоподобные реплики и вполне монотонные «политические дебаты» о жизни простых людей и жизни  градоначальника; короткие ответы скрытных и такой же безликий, как и дебаты, рассказ болтливых приезжих, однако из-за своей малочисленности последние занимали  мало места.
Трактирщик, то и дело, подливавший очередную «капельку», спокойно оглядывал посетителей хитрым хозяйским взглядом, иногда посылая официантку (скорее всего дочь) проверить: не хотел бы кто-нибудь расстаться со своими грошами. Не смотря на то, что внешне это никак не проявилось, он заметил вошедшего путешественника.  Единственное, что интересовало в нем трактирщика, это толщина его кошелька, кто он и откуда вовсе  не имело для хозяина никакого значения. Новый посетитель медленно и аккуратно, посматривая по сторонам, прошел к столику: свободных столов не было, поэтому Арктур грузно приземлился за самый «интеллигентный» стол. Двое мирно беседующих, явно не являвшихся дровосеками, посетителей на пару секунд обратили свой взор на нарушителя их спокойствия и продолжили беседу,  не  увидев угрозы в спокойно ждущем своего эля человеке.
Внутри не разделенного материальными перегородками помещения царила обстановка отрешенного обособления  отдельных групп, шаек и собеседников: не было единой темы разговора не смотря на то, что городок был небольшой, сюда стекалось достаточное количество информации. Например, три здоровяка вместе с человеком, чем-то похожим на тех, которые сидели рядом с нашим путешественником, явно обсуждали какую-то междоусобную «войнушку», то и дело, примеряли на себя роли наемников, активно подсчитывая риски и выгоду, притом с каждым разом находили все меньше рисков и все больше плюсов. Четверо в дальнем углу раз в пять минут поднимали новый тост. Совершенно разные они менялись от красивого «за жен и женщин» и до банального, но не менее радостного тоста «за новую телегу». Рыбаки занимались привычным делом: травили байки, постоянно раскидывая руки в разные стороны, сопровождали это многочисленными прилагательными типа «огроменный» или «сильнющий», короче говоря, и размером рыба у них с бревно, и голова у нее в бочку не помещалась. 
Были и старавшиеся говорить потише, не считая тех, что сидели рядом (они обсуждали чью-то жену), тихие больше всего интересовали желающего услышать что-то новое, двое, стоявшие рядом с трактирщиком, вызывали самый больший интерес, так как вели самый тихий, но довольно оживленный разговор с хозяином заведения. Пожилой мужчина, небрежно опиравшийся на импровизированную трость, спокойно с видом свидетеля кивал, в то время как стоявший слева от него парень что-то  подробно рассказывал, глядя то на трактирщика, то на старика, как будто  искал поддержки в глазах собеседников. Его рассказ выходил из обычного быта этого городка, это было видно по внимательно слушавшим его собеседникам. Парнишка рассказал примерно следующее: «Я главное как обычно, где, как во дворе, дела… короче ни чего не делал. Смотрю: конюх пролетел в дом, как  сам в коня превратился, через пару минут выходит уже градоначальник… радостный, как на случку идет. Ну, я за ним, он ворота распахнул, ему на встречу шесть нет, пять человек, явно не здешних и вообще очень странных, все разные. Однако начальник наш рад был, как хозяин постоялого двора, у которого граф какой остаться попросился. Навстречу ему вышел либо их предводитель, либо только он говорить умел, уж очень они странные были. Поговорили, о чем не знаю, однако тот, который предводитель сунул ему увесистый, звенящий кошель, и еще более светящийся градоначальник, то и дело, подпрыгивая, повел странников в дом свой. Они же идут каждый сам по себе, и все по сторонам да по сторонам, как ищут чего-то. Один маленький, не высокий, весь в черном, как посмотрел на меня, с головы до ног оглядел, прямо в глаза мне взглянул, я в его глазах лишь отражение свое увидел и сразу отвернулся, а когда снова в ту сторону поглядел, их во дворе уже не было. Вот так-то, скажи дед?» 
Пожилой мужчина еще раз спокойно кивнул, пригубил эля и, что-то тихо сказав хозяину, направился к выходу, за ним как привязанный поплелся парнишка. Арктур, не спеша, допил остаток напитка все еще плескавшегося в кружке, и направился за вышедшей парочкой. Свежий ночной воздух сменил застоявшийся дух трактира, легкий, почти не ощутимый ветерок приятно охладил лицо и разум. А что же за интересная компания посетила этот городок, и не считать ли везением тот факт, что вмести с ними пришел и я – подумал Арктур. И ухмыльнувшись, своим предположениям, он все-таки решил увидеть, где находится дом градоначальника, а за одно побольше узнать про пришельцев, поэтому пошел за мужчинами, которые, судя по их разговорам, жили именно там или хотя бы рядом.
Все познается в сравнении, жилище градоначальника можно было назвать хоромами, если сравнивать его с окружающими постройками. Широкое двухэтажное здание с каменным фундаментом, а также дворовые и хозяйственные постройки были обнесены достаточно ровным и массивным забором. Но ограда не была без изъяна, которым и воспользовались те двое и заодно, сами того не зная, открыли его для Арктура,  который всю ночь довольствовался местом в комфортабельном сеновале. Утром  же, а оно здесь начиналось довольно рано, шум дворовых хлопот и понимание того где он, не давали ему спокойно находится в теплых объятиях сна: нужно было возвращаться в жестокую реальность. Через довольно частые щели в стенах сеновала была видна часть двора и пару окон основного здания – хозяйского дома, по двору туда-сюда шныряла всякого рода прислуга, среди мелькающих людей мог быть и скотник, и кучер, и конюх, да и кухарка, но это не имело никакого значения. Хотя бы потому, что любой, не зависимо от того, чем он занимался, мог заметить непрошеного гостя. Что до окон, то они были плотно занавешены: это прислуга привыкла рано вставать, а вот у хозяев такой необходимости не было.
Однако те, кто ни прислугой, ни хозяевами не являлись, решили встать, пусть позже  рассвета, но все же, рано: процессия, состоявшая из шести человек, вышла не через парадное крыльцо, а через черный ход и направились к уже знакомой Арктуру прорехе в заборе. Они явно не хотели идти по главной улице и привлекать к себе излишнее внимание, но, отойдя на пару сотен метров (градоначальник жил на окраине городка, дальше было только поле), они остановились. Возможно чтобы выбрать направление, поговорить или решить другой вопрос без свидетелей, точно было ясно, что не для того чтобы чай попить.
Что мешало забыть про них и идти дальше? Но или этого «дальше» не было, или как это часто бывало, что-то тянуло в ту сторону, туда, где остановилась эта группа. Поэтому он аккуратно вылез из своего убежища, стряхнул солому и с видом посла переговорщика (не хватало только белого флага) пошел навстречу. Они что-то обсуждали: в основном говорил высокий мужчина представительского вида, об этом говорила не, сколько его одежда, она, тем не менее, не была дешевой, сколько манеры, жесты и мимика. С ним толи спорил, толи пытался что-то предложить такой же высокий человек, однако судить о нем было сложно: мимика его скрывалась густой бородой, а тело плащом до земли, который, однако, покачивался на нем как на вешалке от каждого  дуновения ветра, что позволяло сделать вывод о худобе хозяина. Остальные трое молчали и лишь изредка бросали не одобряющие взоры на собеседников.  Собственно, только не увлеченные спором смогли заметить мерно шагающего «парламентера без белого флага».
Резко обращенное на него внимание заставило Арктура замедлить шаг, а появившийся наконечник стрелы, смотревший на него и удерживаемый от встречи с ним хрупкой девушкой. Лучница беспристрастно смотрела не на человека, она смотрела на цель, а цель лишь хотела увидеть в ее тонких ручках не лук со стрелами, а бокал с вином, а также платье вместо мужского наряда оля Робин Гуд. Однако эти мирные фантазии не смогли бы остановить стрелу.
- Чего надобно, суударь? – заискивающе протянул один из четверых. Именно о нем, кажется, говорил парнишка в трактире: он действительно любил черный цвет, был не высокого роста, но глаза его не были бесконечно черными и страшными. Они скорее выдавали в нем циника, в глазах проскакивали искры всякий раз, когда он видел незнакомца, на этот раз перед ним стоял ни чего для него не представлявший «суударь». Быстрый взгляд сверху вниз, и он уже потерял интерес к нему, не гласно заявляя своим товарищам: «разбирайтесь сами». 
На самом деле всем было очень интересно: вышедший навстречу человек не походил на крестьянина или лесоруба, коих здесь было достаточно. Он был не просто не здешним, он каким-то дальним, тем не менее, выглядел серым, встречают то все по одежке, а то, по чему должны проводить, проглядывалось в глазах не с обывательским интересом глядевших на них. Именно на них, всех, ни на кого-то отдельно бегающим взглядом, а на всех вмести как бы вскользь, как на что-то целое. Ум-разум проглядывался в спокойном лице, такое ощущение, что это лицо принадлежало не человеку, в грудь которому может в любую секунду полететь стрела. Оно было действительно спокойным, как и взгляд, это настораживало, вызывало сомнения и одновременно заставляло уважать стоявшего перед ними… Минуту, ровно одну минуту каждый думал о своем, и совершенно неожиданно тихий невозмутимый голос нарушил тишину:
 - Нирку, опусти лук, пожалуйста. Ты же видишь, что нам никто не угрожает. Я ведь прав, не так ли? – однако последний вопрос, ответа явно не требующий, относился уже не к лучнице.
Взявший слово мужчина вышел вперед,  это был один из тех двух, которые что-то обсуждали до появления Арктура. Теперь его представительский вид стал понятен, он был одним из тех признаков по которым, можно было определить его лидерство. Его слушалась лучница, (которая спокойно, одним движением могла оставить его лежать здесь) и он говорил, именно говорил, спокойно вкрадчиво, а не бросал одиночные фразы.
- Так вот, думаю, я не ошибусь, если скажу, что большинству из здесь присутствующих было бы интересно  узнать, какие мотивы руководили вами, когда вы сюда шли, если за грибами, то так и скажите, может быть, мы мешаем? Если же нет, то я считаю, что строить догадки более чем бессмысленно, и вы сами нам объясните.
 - Думаю, я нашел в вас нечто близкое мне, некоторую схожесть.  Вы не отсюда и более чем чужды этому месту, и я чувствую это также явно, как то, что стою на земле. Возможно поэтому, как бы наивно это не было, я пошел за вами, и заметьте, не я на вас лук направил. – Давно Арктуру не приходилось объясняться перед кем-то, впрочем, стрелы не куда не делись, а лишние дыры в теле вещь далеко не полезная.
- Что ж это конечно прекрасно, и мы очень рады чистоте ваших помыслов, - при этой фразе на лице любителя черных одежд появилась ухмылка, а недавний собеседник лидера этой компании не доверительно покачал головой притом, недоверие выдавали лишь его глаза: густая борода снова скрывала его мимику. – Однако нам пора, мы спешим… на север, думаю, у вас тоже есть дела… Но что я вижу? Отрицание в ваших глазах, неужели такой умный здоровый мужчина не может найти себе дела, как не справедлив этот мир. Что ж на правах  спонсора и, не побоюсь этого слова, идейного вдохновителя этой экспедиции приглашаю вас присоединиться к нашему обществу. Однако вы можете не соглашаться, и я даже не буду считать это оскорблением, возможно, не буду.
И снова тишина, даже более напряженная, чем при встрече. Предложение оказалось неожиданным не только для того кому было адресовано, но для других. Выбор сложная вещь… Сомнения и уверенность, уверенность и сомнения, хотя бы скорость и спонтанность предложения заставляли задуматься: «А надо ли?», с другой стороны Арктур действительно еще не думал, чем займется, а тут что-то вроде приключение… «Экспедиция» - жеваное слово, ведь действительно было интересно узнать, что за ним скрывается. Однако все эти сумбурные мысли, как это часто бывает, вытекли в одно единственное: «Почему бы и нет?»
- Вы правы, я действительно не обременен какими-либо делами и заботами, которые смогли бы помешать мне, принять ваше приглашение и продолжить свой путь вместе с вашей экспедицией. И, как вы уже поняли, я Арктур Странник рад присоединиться к вам, но куда же мы направимся?
 - На север, вдоль реки до Кровавых Ворот, – вперед вышел густобородый человек в длинном плаще (тот с которым спорил главарь).
 - Как раз тут нам понадобится ваша помощь: мы не можем выбрать маршрут, мой друг – умнейший человек, имя которого Мирт, только что высказал свой точку зрения касаемо этого вопроса. Он планирует пройти вниз по течению реки до, так называемых, Кровавых Ворот, места, где она, набрав в себя воды, расходится в две стороны и огибает клок земли, что был некогда полем брани, на коем полегло тогда много народа. Однако дело не в фактах истории, а в том, что добираться до этой узловой точки я бы предпочел не по бережкам, лескам, речушкам, а по тракту, как цивилизованные люди, по нему мы дойдем до небольшого поселения рядом Воротами и через  полдня окажемся там. Так что же вы думаете, какой маршрут выбрали бы вы?
 - Так совпало, что совсем недавно передо мной уже стоял подобный выбор: так же как и сейчас я выбирал между тем, чтобы идти вдоль реки и напрямик по лесу, и если первый путь был проще и безопаснее, то второй просто быстрее, не выбери я первый маршрут, мы могли не встретиться. Поэтому, уважаемый Мирт, не в укор вам я выбираю вариант с трактом. А свернуть с него при требующих того обстоятельствах нам никто не помешает…
 - Я всегда говорил, что каждый имеет право на свою точку зрения, и мне приятно слышать, что мое мнение не было безоговорочно отвергнуто…
 - Нет, я понимаю, что меня ни кто в серьез не воспринимает, Но разве мы обязаны слушать его, и кто он, черт возьми?! Может быть, вы Гебельтт или он сам расскажете нам? – было заметно, что низкий человек, что в той же манере  поприветствовавший Арктура в начале, явно делано возмущался и задал свой вопрос не для информации, а в качестве издевки или ввиду других личных мотивов.
- Нет ни чего необычного в том, что столь скорое доверие к человеку только что встреченному посреди поля показалось диким, причем я уверен, что не только вам, Самир. Но я надеюсь, вы помните, что ни каких испытаний и проверок в лоб ни кому из вас при встрече я не устраивал, мне было достаточно сторонней информации и той, что я получил при непосредственном общении. Так же хочу напомнить, что я привык доверять своему… чутью, если позволите, и хотел бы, чтобы вы поступали так же: верили мне, иначе наше дело теряет всякий смысл. Собственно, я в любом случае не стал бы соглашаться на путь вдоль реки, вам должно быть известно, что я не только договорился с  градоначальником о припасах, но и выторговал у него лучшую, как он уверял, повозку. И сейчас она и весь груз, названный мной припасами, стоит во дворе  только что покинутого нами дома. Как говориться, плати и бери, и раз вопрос с маршрутом решен, - пауза, быстрый вопросительный взгляд, не наткнувшийся на отрицание, и продолжение, - то будет логично вернуться и забрать товар.
Размеренным шагом группа подошла к избитой прорехе в заборе и направилась от хозяйственных построек к центру двора. Как и обещал  Гебельтт, центром дворовой композиции  этим утром стала телега, возможно, она и была самой лучшей в этом городишке, однако и в это верилось с трудом. Тем не менее, со стороны она выглядела довольно крепко, и всю ее сущность могла показать только дорога (тракт славился своими ухабами), две пегих лошади соответствовали повозке, в которую были запряжены, ухода им явно не хватало, но и слово кляча стало бы для них оскорблением. Проще говоря, целесообразность покупки определялось лишь навыком торговли продавца и покупателя.
Рядом с повозкой с деланным видом крутился, скорей всего, конюх, бегал из стороны в сторону, «усердно» проверяя крепления упряжи, поправляя мешки и сумки с продуктами и прочими вещами, чей полный состав не обязательно был известен даже тому, кто их собирал. Однако, вскоре, выставленная в позе «позолоти ручку, дорогой», рука покачнулась от тяжести заранее оговоренной суммы.
- Надеюсь, среди нас нет особо уставших: не хотелось бы лишний раз испытывать наше приобретение на прочность, - объяснил Гебельтт, спокойно залез на козлы, выехав же за пределы поместья, продолжил. – специально для недавно присоединившихся  сообщаю, что наши лошади стоят неподалеку, под охраной нашего дорогого друга Кроу, и раз уж я занял столь удобное место, то сохранность и хорошее настроение моего скакуна, я оставляю под ответственность Арктура.
Дорога отходила от Ятвиля и плавно рассекала лес напополам. Повозка остановилась, не проехав и минуты в этом природном коридоре, четверо из спутников, не считая Гебельтта, который спокойно остался, где сидел, и Арктура, который не сразу понял суть остановки. Замыкавшая четверку лучница, не услышав позади себя шагов, обернулась:
- Не прикидывайся деревом, Странник, лично я вести для тебя коня не собираюсь, так что не стой на месте, полюбоваться красотами успеешь еще и не раз…
Спорить с женщиной глупо, особенно если у нее есть такие железные аргументы как оружие, немножко ошарашенный наш Странник побрел за группой. Вскоре за спинами спутников и стволами деревьев стала проглядываться лужайка, на которой паслись лошади. Услышав шаги людей, животные подняли свои головы, но сразу же успокоились, шумно вдохнув воздух. Удобно пристроившись к стволу широкого дуба, мерно всхрапывая, дремал исполинских размеров человек, наверняка единственный из здесь присутствующих  он не смог бы спрятаться за дубом, возле которого спал.
- Крооу, вставай здоровяк, - ощущение, что Нирку обращалась не к громиле, а к милому ребенку, который спокойно посапывает, не издает звуки «слегка» засорившегося водопровода. Однако, пробормотав нечто не членораздельное, Кроу приоткрыл левый глаз, потянулся и только тогда открыл правый.
 - Рад видеть, что вы не собираетесь меня бросить, не смотря на то, что можно было подумать, будто наши лошадки присматривают за собой сами. - он еще раз, уже проснувшимися глазами, осмотрел товарищей державших своих лошадей под уздцы и заметил  подмену: Арктур в это время пытался найти общий язык с конем Гебельтта. – Стоп. А, где же наш предводитель, ни ужели смена правительства?
 - Можешь быть спокоен, Наш «предводитель», как ты его назвал, просто решил, что ему мало людей, - в своей любимой манере возмущения объяснил Самир.
Неожиданно легкой походкой Кроу подошел к Страннику с пусть стандартной, но казалось вполне искренней фразой: «Приятно познакомиться». Затем Мастер Кроу и Арктур Странник, как они представились друг другу, обменялись рукопожатиями. Громила, который теперь больше походил на большого добряка, взял своего коня, тот, между прочим, отличался от других, и это было логично, хотя бы ввиду весовой категории хозяина.  В отличие от пяти лошадей средних размеров, скорее всего купленных у одного заводчика, конь Кроу не был таким стройным, а был похож скорее на тяжеловоза.
Через две минуты по тракту  ехал небольшой караван: шесть всадников по три человека сзади и спереди от повозки, с то и дело гремевшим на колдобинах содержимым и скучавшим по мягкому седлу Гебельтту, который изредка обращался к своим компаньонам. Громко разговаривал, то с лучницей Нирку, то пытался удивить знанием ядов лекаря Аламира, однако невозможность этого лишь радовала, то просил рассказать одну из воровских баек Самира, то старался найти недостатки в задумках инженера Мирта, то расспрашивал Кроу о его боях. И всякий раз, вглядываясь в неожиданно задумчивое и непроницаемое лицо Арктура, Гебельтт либо не находил слов для вопроса или, что скорей всего, просто не хотел прерывать столь глубокие раздумья своего новоиспеченного компаньона.  Конь его шел сам, поэтому одним ухом Странник слушал лес, другим незаметно вслушивался  в беседу путников, но мысли его были ни здесь не в лесу, не со спутниками, не сейчас. Он был далеко. Далеко не столько в милях, сколько в годах...

Глава 3