Яйца Фаберже Глава VII

Немецкие мальчики
Главный недостаток большинства наших друзей - их друзья. Ганс Линдеман родился и рос хилым болезненным ребёнком. По всем народным приметам он должен был умереть в глубоком детстве, но чудом выжил. Всё изменилось, когда его родители умерли в 1933 году и пятнадцатилетнего худого подростка забрал дядя. Георг Линдеман в этот год получил звание полковника и был назначен начальником военного училища в Ганновере.
- Ты будешь учиться в закрытой школе для мальчиков, - сказал Гансу суровый дядюшка, - там из тебя сделают настоящего мужчину.
Школа действительно была строгой, что, впрочем, не мешало воспитанникам постоянно шалить.
- Ганс, лови! - услышал он однажды призывный крик.
Поворачивается и на автомате хватает нечто кругло-зелёное размером с подобный теннисный мяч.
- Ой! - воскликнул он от боли. - Это же кактус!
Вокруг дикий хохот. Особенно громко смеялся Иоганн – зачинщик всех школьных приколов. Ученики перекидывали колючку друг другу всю перемену, пока не пришло время, идти на химию. Поскольку в химическом кабинете на подоконниках кактусы водились в изобилии, Ганс держал ухо востро. Не успел учитель химии выдать задание и скрыться в лаборантской комнате, как раздался знакомый позывной:
- Линдеман, лови!
Он успел прибить летящий кактус учебником к столу, подхватил и
отправил обратно одиноко сидящему, как и положено школьному
раздолбаю на задней парте Иоганну. Реакция у того отменная, он вовремя
пригибается, но слишком резко, поэтому с размаху врезается лбом в
стол.
- Больно! - ахнул наказанный приколист.
Стол для химических опытов имел кран и чугунную раковину. Также присутствовала эмалированная ванночка, именуемая кюветой, набитая химреактивами. Всё, чем был богат чудо-стол, со стеклянным стоном взметнулось к потолку, а потом с грохотом посыпалось вниз.
- Весело... - испуганно побледнел Ганс.
Брошенный им кактус зацепил макушку Иоганна и по затылку, плавно скатился парню за ворот ученического пиджака. На шум вылетел учитель с чашкой чая в руке и с ходу выплеснул его на штаны страдальца.
- Зачем это? - онемели все присутствующие.
Потом до них дошло, что химик, используя подручные средства, пытался нейтрализовать всякие кислоты, щёлочи из расквашенного лабораторного набора и спасти достоинство ученика.
- Чай, однако, слишком горяч... - догадался Линдеман по новому крику озорника.
Тот завыл и взвился, однако был в полёте перехвачен, скручен и брошен обратно в стул. Учитель отвертел медный кран и направил спасительную струю воды на корчащегося подростка, заодно щедро орошая стонущих от смеха зрителей.
- Отпустите! - Иоганн истошно мычал и неестественно изгибался на манер смешного шахматного коня.
Подлый кактус плотно прижимался к спине под пиджаком. От это ученик удвоил усилия и вырвался, как-то умудрившись прошмыгнуть под столом. Но поскользнувшись в луже воды, он грациозно растянулся в проходе, сбив с ног учителя.
- Занавес! - торжественно сказал Ганс.
Несмотря на очевидную драматичность происходящего, хохот не смолкал ни на минуту. От химреактивов никто не пострадал, но какая-то едкая дрянь попала химику на ноги – брюки повисли живописными жалкими лохмотьями.
- Ваш дядя будет недоволен… - веско сказал учитель Линдеману.
Почему-то он посчитал его виновником классной катавасии. Ганс неожиданно вспомнил этот случай, когда трясся в легковом автомобиле по дороге в старинный русский город Смоленск.
- О чём задумался? - спросил его сидящий на переднем сидении дядя.
На лице командира немецкого армейского корпуса L выделялся длинный, немного угловатый и широкий подбородок – признак грубости, гордости и жестокости. Все черты сурового лица свидетельствовали о том, что этот человек доведёт любое дело до победного конца.
- Вспомнил детство… - коротко ответил племянник.
После Западной кампании корпус Линдемана в составе группы войск «Север» двинулся к стойкому Ленинграду. Однако неделю назад корпус был временно перемещен к группе войск «Центр» во время операции по захвату Смоленска.
- Я решил удовлетворить твою просьбу, - важно сказал генерал.
- Какую?
- Ты получишь под своё командование мотострелковый батальон и пойдёшь в первых рядах штурмовать неуступчивую русскую крепость.
- Яволь! - искренне обрадовался Ганс. - Я докажу, что представители славного рода Линдеман могут служить великому Рейху не только в штабе…
Он воинственно выгнул брови, форма и структура которых указывали на признаки так называемой «дьявольской» натуры.
- Такие люди изворотливы и целеустремлённые, - невольно подумал его дядя, - и обладают даром убеждения и подчинения себе масс. Мальчик далеко пойдёт!
Русские позиции представляли собой кучи земли, лабиринт ходов сообщений, пулемётных точек, блиндажей и позиций противотанковых пушек. Всё было перепахано бомбами и снарядами. Воронка на воронке. 
- Ландшафт выглядит как перекопанный ящик с песком, - заметил Линдеман, после очередного боя, - в котором дети играют оловянными солдатиками, пока кому-то одному не надоело, и он не повалил всех одним махом.
- Да, тут было дело! - исполнявший обязанности командира батальона Эрнст Коль показал на позицию противотанковых пушек.
Неглубоко окопанные русские противотанковые пушки были разорваны на куски, разбиты и опрокинуты. Одно орудие было воткнуто стволом в окоп. Два других торчали стволами вверх, как сломанные уличные фонари.
- Расчёты разорваны в клочья и представляли собой бесформенные куски мяса… - брезгливо отметил он.
Один блиндаж провалился так, как будто посередине перекрытие было разрублено гигантским топором, и одна из половин была вывернута наружу мощным вихрем. Русские солдаты даже не смогли из него выбежать, хотя оставался свободным второй выход вроде лисьей норы.
- Это братская могила! - горько сказал Ганс. - Они даже не смогли ни разу выстрелить!
- Эти нет, но вон те смогли! - Коль указал на мастерски замаскированную пулемётную точку для стрельбы в трёх направлениях.
Воронки окружали пулемётный окоп по кругу. В ходу сообщения один за другим лежали длинным траурным рядом убитые немецкие солдаты. Первый валялся перед самым пулемётным гнездом.
- Попали под пулемёт, - объяснял ветеран штабному офицеру. - Потом под второй, когда побежали назад.
В следующем окопе русские и немцы лежали рядом и друг на друге. Среди них унтерштурмфюрер с вытянутой вверх рукой. Кисть руки была срезана словно невидимой бритвой. Другая рука была скрыта повернутым на бок телом. Одна нога была поднята вверх, словно для спасительного прыжка. Каски на голове у него не было. Верх черепа был снесен. Эрнст холодно рассуждал:
- Он хотел бросить гранату. Получил пулю в голову. Взрыва ручной гранаты в руке уже не почувствовал.
Линдеман молочно побледнел, как будто отравился одним видом массовой смерти.
- Я узнал его…
- Странно, что-то не так, что-то изменилось… - Коль не услышал начальника и вдруг улыбнулся с облегчением. - Артиллерия! Ни воя, ни грохота. Стало тихо, мирно, почти празднично тихо!
- Смоленск наш! - понял радостный Ганс.
Только вечером Эрнст спросил откуда он знал того мертвеца.
- Я познакомился с ним, когда поступил в оркестр фанфаристов! – задумчиво ответил он. - Потом учился вместе в школе. Ты знаешь играющих мопсов, Эрнст?
- Кто их не знает?.. Построения, городские праздники, торжества, день рождения фюрера, Девятое ноября, как не знать!?
- Начищенные до блеска тиски так мы называли фанфары, белые гольфы, трум-тум-тум и марш крестоносцев… - мечтательно вспоминал Линдеман.
Взвод фанфаристов их детства был легендой, отрядом чудаков, которые давно должны были перейти в гитлерюгенд, но из-за того, что они играли настолько же хорошо, насколько и дрались, продолжали оставаться в юнгфольке.
- Самосознание того, что ты лучше других, чем масса несущих флаги, привела меня в фанфаристы! - откровенно признался он. - Погибший унтерштурмфюрер был у нас главным. А сегодня шалопай Иоганн погиб…
- Он умер за фюрера! - пафосно напомнил Коль. - Значит, его жертва станет ещё одним камнем в здание будущей великой Германии.
Они проговорили до мутного рассвета, а утром части корпуса снова перебросили под Ленинград. Ганс по-прежнему командовал поредевшим батальоном. Бои велись за пригороды города на Неве.
- Ещё одно усилие и северная столица СССР упадёт к нашим ногам! - радовались гитлеровцы.
Пока приходились решать будничные задачи. В начале сентября Линдеман предпринял отчаянную попытку возвратить утраченную технику батальона. Парашютисты захватили Красногвардейск, но красноармейцы отбили его внезапной утренней атакой.
- Во время быстрого отступления утром наш разведывательный батальон был вынужден оставить штурмовое орудие в руинах! - доложил ему Эрнст.
- Почему вы отставили большевикам имущество Вермахта?
- У него были какие-то проблемы с мотором, и самоходное орудие могло двигаться только задним ходом! 
Ганс посчитал позором, что практически исправное и готовое к действию орудие будет потеряно. Поэтому он взял с собой двух механиков, и на тяжёлом автомобиле «Штейр», отличной немецкой версии американского джипа поехал обратно к городу. 
- Русские люди, как дети... - размышлял офицер, глядя на разрушения. - Такие же наивные, доверчивые и жестокие!
Они ехали прямо на шум боя и были неприятно удивлены, когда обнаружили, что самый сильный грохот и треск раздаются именно там, куда направляются. 
- Риск заключается в том, что русские уже вернулись в город... - Линдеман приказал остановить машину у мёртвой «самоходки».
Быстро глянул налево и заметил красноармейца, который спускался в низину, чтобы обойти немцев с тыла. Однако он тоже заметил врагов и моментально исчез. Но тут же появился снова и дал очередь из автомата. Раскалённый свинец засвистел рядом с головой офицера.
- Завязалась настоящая дуэль! - азартно ахнул Ганс.
Они стреляли друг в друга: поднял голову, выстрелил, спрятался, поднял голову, выстрелил, спрятался. 
- Но русский непременно совершит ошибку… - надеялся немец.
Действительно, вскоре ему либо надоело соревнование со смертью, либо он захотел стрелять чуть быстрее. Красноармеец оставил автомат наверху, хотя сам спрятался до следующего выстрела и Линдеман стал ждать его, держа палец на курке.
- Вот! - голова русского солдата появилась позади приклада автомата, но прежде чем он успел среагировать, получил пулю прямо между глаз.
Голову в каске отбросило назад, а дрогнувшая рука выпустила бесполезное оружие.
- Категоричность суждений обычно свидетельствует об ограниченности кругозора! - успел пошутить Ганс.
Пока он сражался один на один, красноармейцы убили его спутников и взорвали автомобиль. Четверо русских бежали к нему, пытаясь на бегу целиться из автоматов.
- Пора отходить! - Линдеман бросил автомат, все боеприпасы и припустил вовсю мочь.
Вокруг свистели пули, с неприятным чмоканьем впиваясь в болотистую землю под ногами. Он бросился в гущу деревьев пригородного парка и совершенно неожиданно очутился среди солдат своего батальона, но теперь их осталась жалкая горстка.
- Хватит безумных геройств, - понял офицер, едва отдышавшись, - пора заняться обеспечением достойного будущего!.. Перед нами лежит беззащитная Гатчина, с дворцами полными немыслимых сокровищ.
13 сентября советские войска окончательно оставили Красногвардейск, и на улицах затихла стрельба. В городе установилась необычная зловещая тишина. Потом раздался тяжёлый гул многих танковых и автомобильных моторов. Ребятня и некоторые взрослые местные жители выбежали на центральную улицу Чкалова.
- Со стороны Пижмы двигается огромная механизированная колонна фашистов… - сказал кто-то из них.
Внезапно из колонны на обочину свернули несколько грузовиков с солдатами и несколько автобусов с кинооператорами. Через несколько минут возле них засветились мощные прожекторы, застрекотали кинокамеры, гитлеровцы стали раздавать ребятишкам буханки белого хлеба, пряники и конфеты.
- Теперь у вас будет работа и еда! - работал на камеру Линдеман.
Потом прожекторы погасли, кинокамеры были занесены в автобусы, а улыбавшиеся несколько минут назад солдаты вдруг стали злыми и грубыми. Они вырвали из рук ложные подарки и стали забрасывать подростков и взрослых мужчин в крытые кузова машин.
- Кто из вас знает, как проехать к дворцу императора Павла I? - громко спросил он. - Остальные поедут в концлагерь.
- Я! - закричал русоволосый подросток.
- Отпустите его, - приказал Ганс солдатам, - подойди сюда!
Юноша робко подошёл к важному офицеру.
- Как тебя зовут? - надменно спросил он.
- Борис Кошкин, - поспешно ответил паренёк. - Мой отец старший хранитель музея.
- Вот как! - реально удивился немец. - Удача благоволит мне. Веди к нему.
Через несколько минут они подъехали к служебному входу в музей. Борис первым зашёл в старинное здание, следом вальяжный Ганс и автоматчики.
- Папа, - громко сказал Кошкин, - эти люди хотят с тобой поговорить.
Николай Иванович в эту минуту упаковывал три яйца Фаберже в дорожный саквояж. Он не решился отправить самые ценные экспонаты поездом и собирался лично вывести их в Ленинград.
- Какой сюрприз! - приятно изумился Линдеман. - Я всегда мечтал стать обладателем шедевром марки Фаберже.
- Это не они!
- Я столько прочитал о них, что узнаю их даже в темноте!.. Дайте их мне.
- Вы не можете так поступить, - побледнел старший Кошкин. - Место этим яйцам в музее…
- В немецком!.. А пока они побудут у меня.
Ганс сделал движение бровью и два автоматчика вытолкали Николая Ивановича вон из собственного кабинета.
- Ты сослужил великому немецкому рейху добрую службу! - обратился он к опешившему Борису. - Ты где живёшь?
- Жил с отцом в служебной квартире музея.
- Проводи меня туда и можешь остаться жить там! - милостиво разрешил Линдеман. - Будешь чистить мои сапоги…      

продолжение http://www.proza.ru/2015/07/06/6