Об альфа-версии

Каждый день Ник проверяет почту, нет ли писем от них. В ящике ничего, даже привычной спам-рассылки. Он уже не злится, уже пару недель не злится, но все равно проверяет.
- Ну как, есть что-нибудь? – спрашиваю я. Я не верю с самого начала, но все равно задаю этот вопрос.
Он мотает головой. Я завариваю кофе. Ветер с запада, стены дрожат.
- Картонный мирок, ****ь его в рот, - говорит Ник. На нем одни трусы и он залезает с ногами на стул. На нашей кухне два таких стула, больше и не надо.
Кофе как всегда выливается на плиту. Я разливаю остаток по чашкам. Хватает потому, что я всегда наливаю больше воды, чем надо.
Стена прогибается, окно надувается мыльным пузырем. Ник только сжимает губы в тонкую нить и отпивает глоток кофе. Не обжигается, здесь ничего не бывает достаточно горячим.
Если заглянуть в холодильник, там можно найти сыр с плесенью. Не Дор блю, конечно, но тоже отдает синевой. Еще там есть початая бутылка вина, содержимое которой никогда не убывает, сколько ни пей, и пара гниющих картофелин.
- Как думаешь, сыр с плесенью можно есть?
Ник пожимает плечами.
- Ну, едят же гурманы всякие.
«Гурманы» он произносит как мат, я смеюсь, но сыр пробовать не решаюсь.
Мы с Ником не помним, сколько мы здесь. Точнее, я не помню, Ник может и отсчитывает, с него бы сталось. Он все еще ждет, что нас вернут, пришлют однажды письмо с кодовым словом и сотней извинений.
Мы молчим, подливаем в кофе вино. Первое время это было гадко, потом зачем-то привыкли.
У Ника есть несколько татуировок. Я не знал этого раньше, они всегда были скрыты одеждой. Одна – на икре – треугольник с какой-то белибердой внутри, другая – птеродактиль на груди. Смысла нет ни в той, ни в другой, но смотрятся красиво. Когда Ник задумывается над чем-то, он начинает тереть ногтями ту, что на груди, заставляя кожу под ней краснеть.
Каждый день мы выходим на улицу, спускаясь по воняющей какой-то химией лестнице в подъезде. Дверь разваливается от прикосновения, но каждый раз к нашему приходу собирается заново. Мы идем по улицам, пересекаем в любом месте проспекты, не глядя по сторонам, проходим перекрестки. Иногда бродим по дорогам. В этом городе нет машин. В этом городе вообще никого кроме нас нет.
Нас назвали альфа-тестерами. Ник переиначил: «лохи».
Ник закуривает, радуется, что взял с собой пачку, он говорит, что здешние сигареты совсем плохи. Точнее, он говорит: «Редкостная херня».
Дым от его сигареты завивается спиралью, складывается в причудливые фигуры. Когда Ник выпускает кольца, они разрастаются до полуметра, зависают в воздухе, будто маленькие порталы. Мы проходим сквозь них, но остаемся тут же. Из этого города так просто не убраться.
Раздвижные двери в супермаркете не раздвигаются, а осыпаются осколками, когда мы подходим к ним. Стекло хрустит под подошвами, Ник получает от этого удовольствие. Это видно по его ухмылке.
Мы набираем продукты, грузим на тележку. Что-то из этого исчезнет по дороге домой, что-то окажется безвкусным. Мы так и не определили закономерность, поэтому нагребаем всего и побольше. Ник неизменно берет дорогой алкоголь. Вечером он будет пить его, уверяя, что на вкус как чистый спирт.
Мы возвращаемся обратно всегда другим путем. Почему-то это важно: не проходить одни и те же улицы дважды. Мы соблюдаем негласный закон, ритуал, и от этого наше пребывание здесь кажется не таким бессмысленным.
*
Каждый вечер, когда солнце только садится, Ник уходит на прогулку. Насколько я знаю, он просто бесцельно шляется по городу, выкуривая почти целую пачку. Первое время я ходил с ним, мы пытались найти выходы из города, путаясь в улицах и одинаковых, доводящих до безумия дворах. Я сдался первым.
- Ауф видэрзэен. Жди меня к ужину, - ржет Ник. Я посылаю его к черту.
Квартира, в которой мы обосновались, похожа на тысячи других квартир – две комнаты, гостиная, кухня и уборная. Ник занавесил окно в своей комнате найденным где-то куском темной материи – он говорит, что иногда видел сквозь него странное. Я не допытывался, у каждого из нас свои заскоки. Но иногда, когда он уходит на ежевечерний моцион, я включаю музыку и сажусь на его кровать. Почему-то так мне кажется, что все в порядке.
У Ника на столе всегда бардак, в отличие от рабочего стола его ноутбука. Но сегодня в этом бардаке появилась новая вещь – тетрадь с рисунком в клеточку на обложке.
Я открываю ее наугад. Я не хочу читать то, что там написано, но читаю.
«День12
Самое страшное здесь то, что ничего не меняется. Ты можешь расхерячить к дьяволовой матери все стекла в этой квартирке, но они станут на место, стоит тебе отвернуться. Нихера не меняется, даже погода. Здесь никогда нет дождя, снега, никогда не холодает. Мы будто зависли в одном и том же ахуенно длинном дне, переживая его заново. Как в дебильном голливудском фильме. Жизнь на повторе»
Я листаю дальше, взгляд выхватывает отдельные куски рукописного текста:
«День 20
Пытался проверить, заживают ли так же легко раны. Разрезал себе руку, глубоко, так, чтоб задеть вены. Кровь фонтаном, сначала даже стремно стало, а потом зажило. За пару минут, будто шраму как минимум год»
«День 23
Страшно»
С каждым днем его почерк портится, становится все более неразборчивым. Ясно читается одно и то же слово, повторяющееся на странице как минимум раз: «страшно».
«День 31
Что если мы так и замрем здесь, не старея и не умирая? В одном и том же крутящемся на повторе дне, слушая одну и ту же музыку на ноуте (он никогда не разряжается, кстати) и перечитывая книги»
«День 39
…А второй раз просыпаюсь ночью от одного и того же кошмара: я остался один здесь. Не знаю как, не знаю почему, но я медленно схожу с ума, разговариваю со своим отражением (а здесь, кстати, нет теней, ***вая детализация), пытаюсь напиться, но  нихера не выходит. Не могу даже сдохнуть»
Я сажусь на пол, облокотившись спиной об кровать. В ушах шумит кровь, хочется метаться загнанным животным, разбивать кулаки об стену.
Читать свои мысли, написанные чужими словами, - страшно.
- Ну как, повесило тебя чтение?
Я вздрагиваю. Ник стоит, привалившись к косяку, курит.
- Веселого мало.
Он кивает. Я жду, что он подойдет и врежет мне, я вижу, как сжимается в кулак его рука, свободная от сигареты. Но он пересекает в пару шагов разделяющее нас расстояние и садится рядом. Мои пальцы скользят по шершавым страницам, словно читая шрифт Брайля. Ник курит одну за одной. Мы словно застряли в лодке посреди океана в штиль.
*
Они сказали: «Вы совершаете погружение на свой страх и риск». Они сказали: «Программа еще не доработана». Ник хмыкнул, я спросил «А как мы вернемся?». Они ответили: «Связующим элементом выступит ноутбук. Грубо говоря, вы получите сообщение с кодом». Ник оживился: «А какова вероятность, что мы его не получим?». Они ответили «Она стремится к нулю». И добавили: «Но все же помните, что это только альфа-версия».
*
- Ну как, есть что-нибудь? – спрашиваю я по привычке. Новое утро красит горизонт в желтый, подмешивает к нему голубой цвет неба.
- Нет, - говорит Ник. А потом запрокидывает голову и смеется в потолок, с которого сыплется каменная крошка. Отплевывается, стряхивает ее со словно поседевшей головы.
Я думаю о том, как скоро мы чокнемся. Ник наливает себе коньяк. Стены прогибаются, сквозь отогнутый угол обоев виднеется кусок неба.