Однажды... 301-310

301. Припасть к стопам

Маршал де Виллар (1653–1734), главный маршал Франции, один из самых успешных французских полководцев во время войны за испанское наследство, до самой смерти был большим любителем выпить. Когда подворачивался случай, он неизменно выпивал, иногда не зная меры.
В 1734 году после начала войны за польское наследство Виллар прибыл в Италию – маршалу предстояло принять командование над войсками. По пути он несколько раз останавливался в компании своих соратников, что сопровождалось обильными возлияниями. Так что, представляясь Сардинскому королю, он уже был настолько пьян, что не удержался на ногах и грохнулся, но тут же нашелся:
«Прошу простить мой естественный порыв – я так долго жаждал припасть к стопам Вашего Величества!».

302. Жертва «официальщины»

В сентябре 1812 года Петербург праздновал победу русской армии в Бородинском сражении и тезоименитство государя. А в это же время войска Наполеона (1769–1821) вошли в Москву. Московский полицмейстер, оставляя столицу, послал в Петербург донесение. В то время существовала официальная форма письменного обращения к лицам императорской фамилии. Исходя из этих правил, в обращении нельзя было довольствоваться только «честью», но и следовало где-то употребить упоминание о «счастии». Полицмейстер, торопясь, составил обращение и отправил его императору. Депешу передали Александру I (1777–1825), он вскрыл пакет и прочел: «Имею счастье известить Ваше Величество, что французы заняли Москву...».

303. Стреляй в меня по-французски

В свое время во Франции были очень популярны дуэли.  В них участвовали все кому не лень – военные, политики, светские лица. Причиной вызова могла стать любая мелочь – от косого взгляда до неосторожного слова, брошенного впопыхах. Постепенно дуэли вошли в моду, и в них стали участвовать даже ученые. На одном из таких поединков погиб двадцатилетний Эварист Галуа (1811–1832) – ученый большого масштаба, каких Франция не рождала со времен Декарта (1596–1650). Однажды корифей микробиологии Луи Пастер (1822–1895) по какому-то поводу повздорил с неким графом. Представитель знати счел себя оскорбленным и вызвал ученого на дуэль. По правилам дуэли Пастер как вызванная сторона должен был выбрать оружие. Он без раздумий сообщил о своем выборе: он предложил провести дуэль… на пробирках. В одной из них была вода, а во второй – смертоносный вирус. Ученый в данном случае предстал фаталистом, который предоставил защищать собственную честь своему организму. Выберешь воду – выживешь. Ошибешься – значит, такая ваша карма! Однако граф, услышав о таком предложении, предпочел ретироваться. Более того, он отозвал свой вызов, не желая использовать «неблагородное» оружие.

304. Шок от музыканта

После гастролей в США  Мстислав Ростропович (1927–2007) был вызван в особый отдел Министерства культуры для допроса.
Чиновник упрекал маэстро чуть ли не в государственной измене.
– Как вы посмели, Мстислав Леопольдович, оставить американцам программу ваших будущих гастролей, предварительно не согласовав ее с нами? – вопрошал человек с партийным билетом.
Ростропович не знал, что ответить:
– А что… я не имел права?
– Вы еще спрашиваете? Срочно здесь и сейчас напишите новую программу!!! Поведение министерского чиновника настолько разозлило артиста, что он сел и внес в программу несколько произведений великих композиторов, которых на самом деле не было. Среди них был концерт для виолончели с оркестром Моцарта (на самом деле его не существовало в природе). Чиновник важно одобрил выбор артиста. Программа была заверена у министра и отправлена в США.
Со слов Ростроповича принимающая сторона чуть было не уволила своих двух сотрудников за то, что тем не удалось отыскать концерт для виолончели Моцарта даже в Зальцбургском архиве. Дело в том, что, поскольку программа была заверена Фурцевой (1910–1974), бывшей тогда министром культуры, и подписана самим Ростроповичем, ни у кого у американцев не возникло и тени сомнения в существовании этих произведений.

305. Во что верят ученые?

Однажды в Копенгагене один американский ученый нанес визит известному физику и нобелевскому лауреату Нильсу Бору (1885–1962). Человек был очень удивлен, когда над рабочим столом знаменитого физика обнаружил прибитую к стене подкову, которая располагалась ветвями вверх, что, по поверью, должно было символизировать «полную чашу», привлекать удачу и не давать ей выплеснуться.
Американец с нескрываемым удивлением спросил:
–  Профессор, мне казалось, что как ученый вы не можете верить в приметы и амулеты. Неужели вы всерьез считаете, что эта подкова может приносить удачу?
Посмеиваясь, Нильс Бор ответил визитеру:
–  Дорогой друг, вы совершенно правы, считая, что я не верю в приметы. Я считаю приметы абсолютной чепухой, но... люди говорят, что подкова приносит удачу независимо от того, верит человек в это или нет.

306. Палка для барина

Царь Петр (1672–1725), перекраивая Россию на собственный лад, изрядно ущемил многие привилегии дворян. Однажды он определил недоросля-дворянина, который долго избегал службы, солдатом в Ингерманландский пехотный полк. Холеный барчук попал под начало своего крепостного. Бывший барин отказался подчиняться своему холопу и, и когда однажды не явился в строй, сержант побил его палкой. Дворянин пожаловался на произвол своей матушке, которая, в свою очередь, пожаловалась Петру I.
– За что ты бил сына сей старухи? – спросил царь.
– Я приказывал ему быть к ученью в четвертом часу, а он не пришел. Я велел привести его силой и наказал как ослушника.
– Да покажи-ка, как ты его бил, – попросил Петр и сержант еще несколько раз ударил дворянина палкой, приговаривая: «Не ослушайся! Не ослушайся!»
Мать, видя это, завыла в голос. А Петр сказал:
– Видишь, какой Ванька-то твой озорник, даже и при мне дерется и не унимается.

307. Лживые деньги

В эрмитажных собраниях при императрице Екатерине (1729-1796) некоторое время заведен был ящик для вклада штрафных денег за вранье. Всякий провинившийся обязан был опустить в него 10 копеек медью. При ящике назначен был казначеем А.А. Безбородко (1747–1799), который собранные деньги после раздавал бедным.
Повадился туда ходить один придворный, который что ни слово скажет, то ложь. Этот враль один успевал наполнить ящик медяками. Раз по разъезде гостей, когда при императрице остались самые приближенные, Безбородко сказал:
– Матушка-государыня, этого господина не надо бы пускать в Эрмитаж, а то он скоро совсем разорится.
– Пусть приезжает, – возразила императрица, – мне дороги такие люди; после твоих докладов и после докладов твоих товарищей я имею надобность в отдыхе; мне приятно изредка послушать и вранье.
– О, матушка-императрица, – сказал Безбородко, – если тебе это приятно, то пожалуй к нам в первый департамент правительствующего Сената: там то ли ты услышишь!

308. Переходящая шляпа

В 1954 году экс-чемпион мира по шахматам Макс Эйве (1901–1981) посетил Австралию. В одном из городов после выступления в местном клубе у гроссмейстера  пропала шляпа, и ему вручили новую.
«Если найдется моя старая шляпа, – сказал шутя Эйве, – используйте ее в качестве переходящего приза».
Пропажа нашлась. А в 1955 году в этом городке действительно состоялся турнир, где в качестве переходящего приза вручалась шляпа экс-чемпиона.

309. Как баснописец играл с огнем

В контракте на съем дома хозяин записал, чтобы Крылов (1769–1844) был осторожен с пламенем, а если дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома – 60 000 рублей ассигнациями.
Крылов подписал контракт и к сумме 60 000 приписал еще два нуля.
– Я на все пункты согласен, – ответил Крылов, но чтобы вы были совершенно довольны, я вместо 60 000 рублей поставил 6 000 000 рублей. Это для вас будет приятно, а мне все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той, ни другой суммы.

310. Великих надо знать в лицо

Однажды Генрих Гофман (1885–1957), немецкий фотограф, получивший известность как личный фотограф Адольфа Гитлера (1889–1945), спешил в свою лабораторию, которая располагалась во дворце эрцгерцога Эрнста-Людвига Гессенского и Рейнского (1868–1937), чтобы проявить фотопластинку. Его остановил некий господин и напросился посмотреть на процесс проявки.
Фотограф согласился. Во время работы он спросил незнакомца, как ему можно хоть одним глазком поглядеть на эрцгерцога. Гофману было особенно интересно посмотреть на высокопоставленную персону, потому что его семейное фотоателье носило гордый титул «придворного фотографа эрцгерцога Эрнста-Людвига Гессенского и Рейнского», а он, хотя и довольно часто бывал во дворце, до сих пор еще ни разу его не видел.
– Тем более, – сказал фотограф, – что на самом деле я подданный эрцгерцога, потому что мой отец родился в Дармштадте и служил в белых драгунах.
– Думаю, это можно устроить, – улыбнулся незнакомец, когда уходил из темной комнаты.
После фотограф спросил слугу, что это за господин.
Оказалось, что это никто иной как эрцгерцог собственной персоной!