О болезнях и не совсем

Написано по фразе: "Если дом там, где сердце, то куда пойти, если у тебя нет сердца?"

Р. не ходит к врачам, не сдает кровь раз в полгода, не проверяет легкие на флюорографе. Последний раз на медосмотре он был для военкомата, тогда же и был признан негодным. Что-то там со свертываемостью крови, Р. не запомнил. Не годен, и ладно, а кровь – ерунда.
Р. не ходит к врачам, не спешит на осмотр, когда легкие выворачиваются от кашля и кажется, что вот-вот от них начнут отваливаться куски. Один раз так и случилось, Р. разглядывал лежащий на столе перед ним кусок чего-то, понимая, что еще пару секунд назад его не было. Р. потыкал кусок пальцем. Оказалось, просто штукатурка, отвалившаяся с потолка.
Р. не плевать на свое здоровье, он не ходит к врачам по другой причине. Ему нравится думать, что на самом деле он болен чем-то таким серьезным, вроде рака.Он представляет, как однажды, когда становится совсем нестерпимо, доползает до больницы и после всех сданных анализов, после отлитой в баночку мочи, потраченной крови и нервов, узнает правду. Интеллигентного вида врач в поселившихся на переносице очках, сделав сочувственное лицо говорит ему о болезни. Например, что у него рак какой-то там стадии, не операбельный. Опухоль в мозгу, например. Р. представляет это, пережевывает мысли. Они на удивление вкусные, эти мысли. Он смакует их с каждой утренней сигаретой.
Идеальной болезнью по мнению Р. считается не поддающаяся лечению, при этом не обезображивающая сверх меры. Туберкулез - неплохо, гепатит С - неплохо, но Р. надеется на идеальную болезнь. "Вам осталось столько-то", - сказал бы врач, и Р. бы использовал это время на полную, творил бы глупости и безумства. Например, завалился на совещание в кигурами Пикачу. Или согласился на предложение коллеги-гея. Устроил бы у себя дома оргию, искупался в ванне из шампанского, слетал на фестиваль в Бразилию. И все это время упивался бы ощущением смертности и приближением конца.
А если бы кто-то начал расспрашивать, почему он так себя ведет, Р. ответил бы небрежным тоном, что болен. Он представляет, как расширились бы в удивленном выражении глаза собеседника и хихикает себе под нос.
Р. избегает больниц, не сдает кровь и не делает ЭКГ. Но на днях одна из его знакомых уговорила сходить с ней в лабораторию и Р., умирая со скуки, читал рекламный буклет с ценами на анализы. И то ли проникся атмосферой, то ли был обнадежен несколько месяцев одолевающим упадком сил, что пришел на следующий день. С баночкой мочи и пустым желудком.
Когда на почту Р. пришли результаты анализов, он долго не решался открывать документ. Наводил курсор мыши, представляя, как в графе напротив какого-нибудь ВИЧ стоит плюс. Так и не решился, распечатал не глядя. Засунул в карман.
Р. не желает знать, что все еще здоров. Он представляет, как загибается в одной из частных клиник, подключенный к аппаратам, поддерживающим в нем жизнь. Тогда, кажется Р., остаток жизни приобрел бы долю смысла.
*
- Мы же уедем, ты не передумал? - уточняет Л., обхватывая колени и замирая в ожидании ответа.
- Не передумал, но чисто гипотетически…
Дальше она не слушает. Л. не хочет ни чисто гипотетически, ни грязно гипотетически, ни вообще как-нибудь там гипотетически. Она хочет к северному холодному морю, чтоб за окнами, а внутри был камин и пол с подогревом. Вместо этого они сидят на продавленном матрасе кровати и сталкиваются локтями, когда кто-нибудь тянется к пульту переключить канал.
Матрас продавлен, от окна тянет холодом, а стекла не мытые с весны, наверное. На телевизоре лежит пыль, даже на экране, это видно, когда он на мгновение чернеет перед сменой изображения. Л. это раздражает, она любит чистоту, но убирать сил нет, никаких. Где-то там шумит и рокочет ледяная морская вода, а по пляжу гуляют чайки, срываясь в небо, если к ним приблизиться. В этом городе только жирные голуби, снующие под ногами, они не взлетают даже если подойти к ним вплотную. Море ждет Л., снится ночами, напоминает. И камин тоже снится, и полка над камином, с расставленными на ней… Л. не знает чем. У нее есть мамина шкатулка, ее можно было бы поставить. В фильмах, которые видела Л., на этой полке должно обязательно стоять куча всяких безделиц. Привезенные из отпуска сувениры, подарки от друзей, фото в рамочке. Л. нигде не была за пределами этого города, друзья не дарили ничего подобного, а последнее сделанное ею фото было для загранпаспорта. В узкой, длинной комнате ОВИРа ее щелкнули у стены, ослепив вспышкой, вот и все фото. Ради загранпаспорта пришлось неделю питаться картошкой, привезенной родителями с дачи. Но на какой-то процент она ощутила себя ближе к мечте.
Человек рядом с ней в очередной раз тянется к пульту, Л. отодвигает локоть – прикосновения не приятны. Секс еще куда ни шло, но не несущие подтекста прикосновения не приятны. Л. отодвигает локоть и человек вдавливает пальцем кнопку со стрелкой. Щелк. Новая картинка. Л. даже не смотрит, вместо этого она спускает ноги с кровати, нашаривая тапочки. Поднимается, пошатнувшись от потемнения в глазах.
- Если дом там, где сердце, то куда пойти, если у тебя нет сердца? - раздается от телевизора, когда она выходит из комнаты. В коридоре темно, приходится идти, нашарив стену рукой. Л. знает со стопроцентной точностью, что сердце у нее есть. Оно колотится в бешеном ритме, когда она заходится кашлем, так и не дойдя до туалета. И где мог бы быть ее дом знает тоже.  Как он выглядит и как пахнет мастикой и деревом его пол.
*
Р. редко ходит пешком, только если не удается припарковаться вблизи. Р. редко ходит пешком больше пятисот метров, но сегодня что-то выталкивает его на улицу, выкидывает за шиворот, с размаху. Р. падает в пахнущую прелыми листьями и дымом осень. Он удивляется, откуда в центре города взяться запаху дыма? Не жгут ведь тут листья. Р. вдыхает полной грудью, позволяя запаху забраться внутрь. "Золотая осень", - приходит в голову, когда он оглядывается по сторонам. Низко висящее солнце почти не слепит глаз, просвечивая сквозь листья и выглядывая из-за домов. Р. идет сам не зная куда, не боясь запылить ботинки в опавшей листве. Он распрямляет плечи и пытается вспомнить, сколько не гулял вот так.
«Если дом там, где сердце, то куда пойти, если у тебя нет сердца?» - написано на обшарпанной стене гаража во дворике, куда Р. заворачивает покурить. Одна его бывшая в истерике дергая дверцу машины и выскакивая из нее, проорала, что сердца у него нет. Р. не понял, на основании чего она сделала этот вывод, но принял за данность. Это было просто, сердце никак о себе не напоминало. 
Р. решает, куда идти дальше, пока затягивается и выдыхает дым, надув губы. В кармане кожанки лежит  свернутая в четыре раза бумажка с результатами анализов. Время от времени Р. засовывает руку в карман, щупая бумагу, будто проверяя, что листок никуда не делся. Шершавая поверхность быстро  становится гладкой от прикосновений. Р. проводит пальцем по сгибу, а потом вытаскивает руку и застегивает карман.
Р. перечитывает надпись. Начало фразы написано крупно, размашисто, а конец ютится на оставшемся участке. Он докуривает, тушит бычок об стену, оглядываясь в поисках мусорки. Не найдя, приспосабливает под нее пустую пивную бутылку, оставленную у гаража. «Куда пойти» Р. не знает, так получилось, что родной город ему мало знаком. Он еще раз прикасается к листку с анализами, как к оберегу, а потом просто идет вперед, не выбирая маршрута. Предположительно, на север. По крайней мере, на это указывает мох, зеленеющий на дереве в покинутом Р. дворе.
*
Человек приносит печенье. Бельгийское, или что-то около, дорогое и вкусное печенье. Л. такое любит. "Спасибо", - говорит Л.. Человек улыбается и взмахивает ладонью, мол не за что.
Л. помнит имя человека, но не любит его называть. Сама не знает почему, но не любит. Когда ей надо к нему обратиться, она говорит: "эй".
- Эй, возьми чайник, ты ближе, - говорит Л., грызя печенье. Слова получаются невнятными, человек ухмыляется. Он наливает им чай, пока Л. собирает пальцем крошки, упавшие на столешницу. Наливает безо всяческих усилий и не пролив не капли. Л. так не умеет. Она смотрит на его руки в точках родинок, смотрит на высветленные последним осенним солнцем волосы. Они падают человеку на лоб, но он упрямо заглаживает их наверх.
Они пьют чай в теплой, ничуть не напряженной тишине. "Хорошо", - думает Л. и берет из коробки еще одно печенье. И в эти минуты ей верится, что все будет так, как она себе представила. Все будет, и небольшой - две комнаты и кухня - дом, обязательно с чердаком, и веранда, на которой она будет сидеть часами, забравшись в плед, не давая холоду пробраться к телу, и долгие прогулки побережьем. А еще она обязательно искупается в ледяной воде, визжа и стуча ладонями по волнам. Все так и будет, не может не быть.
Заходящее солнце сверкает на выложенной кафелем стене. Паром исходит чашка, Л. сидит, подставив руку под голову в полудреме. В этом состоянии все кажется таким прекрасным: и человек напротив, и тесная кухня, заставленная ободранными советскими шкафами, и крики детей под окнами. Даже она сама кажется себе совершенной, вечной. А о гниющих легких она предпочитает не думать, пресекает эти мысли на подходе. Ей противопоказана сырость и холод, "вы себя угробите", - сказала пышная докторша с нарисованными бровями, услышав желание Л. уехать к холодному северному морю. Л. поулыбалась ей, покивала, а после отправилась оформлять загранпаспорт. "Дура", - сказал человек. Л. на него не обиделась.
*
Р. идет по городу, ставшему ярко-оранжевым. Солнце все ниже с каждой минутой, его последние лучи посвящены железным крышам и водостокам – они сверкают драг металлами. Р. вытаскивает из кармана распечатанный лист с анализами, не сбавляя шаг. Сминает его в кулаке. Выкидывает, поравнявшись с урной. Кожа ладони еще с минуту хранит дискомфорт от врезавшихся бумажных углов. Р. бы улыбнулся, но улыбаться самому себе – странно. Он же не псих. Вот если бы у него был рак, тогда да.
Он идет дальше, вглядываясь в лица встречных людей. Не гулял вечность, а это оказалось приятным делом.
*
Л. поднимается на ноги, глядя на вазу с таблетками, которая становится видна из-за смены ракурса. Эта чертова ваза выплывает из-за спины человека и Л. не может отвести взгляд. Но человек поднимается вслед, и таблетки снова прячутся от нее.
- Пойдем на балкон, смотреть закат, - просит Л. и человек соглашается, внезапно подхватывая ее на руки. Л. визжит и смеется, болтает ногами в воздухе. Таблеток нет, есть закат и рабочие на крыше соседнего дома.