***

Видение

   Настёна! Ну, што ты вертисси, как веретено? Тобе, што, жарко?  Пекёт  в одном месте?
   Бабушка Анфиса поймала внучку за руку и усадила за стол.
- Мотри, уже два часа. Скоро придут мама с папой, а у нас обед не готов. Тобе не будет стыдно? Я, например, провалюсь сквозь землю: люди вкалывають, а нам обед трудно сготовить! Слава Богу, ишшо времечко есть.
  Бабушка поправила у Настёны прядку волос.
  - Значит так. Я тобе сейчас насыплю фасолю, а ты её переберёшь. А я картоху с морковью почишшу. Будем фасолевый супец варить. Слава Богу, что продуктов хватат - не надо в маг;зин идтить. Хлеб есть, Всё в огороде, своё…
 С этими словами Анфиса взяла небольшой холщёвый мешочек и насыпала перед внучкой горку пёстренькой фасоли. Настька сделала недовольную мордашку, но с бабушкой спорить не стала – бесполезно. Даже папа никогда со старухой не спорит, а покорно выполняет, что бабушка  скажет.
  Анфиса поставила две тарелки: одну внучке для чистой фасоли, а другую себе - для очищенных картошки и фасоли. И работа потихоньку стала набирать обороты.
Но разве Настя может спокойно усидеть? Её девять лет заставляли проявлять какую-то активность. Вот и сейчас, помолчав минут десять, Настёна подняла умненькие глаза и спросила старуху:
- Бабуль, а бабуль! Вот ты мне скажи, почему ты постоянно говоришь «Слава Богу!» да «Слава Богу!». А ещё,  бабушка, соседка Вера сказала: «Бог тебе судья!»   Ты говоришь «Бог!», и она тоже. А вот ты его видела? И вообще, кто этот бог? Похож на сторожа Емельяна или он молодой? А кто такой чёрт или бес? Я  читала в книжке  «…Мчатся тучи, вьются тучи…» Там есть про домового, есть про ведьму. И что это такое?
   Анфиса вздрогнула от неожиданного вопроса. Ну, как подоходчивей объяснить девочки о боге, о чёрте, о ведьме или домовом? Вроде и знает, а вот связно рассказать… Получится ли?
   В избе было прохладно. Август выдался сухой, не то, чтобы жаркий, но теплый. Зелень прямо – таки радовала глаз. И садовая и огородная. Вечером всё семейство: сын Андрей, его жена, хохотунья Софка, и маленькая Настёна садились за стол под яблоней и пили чай с бабушкиным вареньем. Комары не досаждали - видимо прошла их пора. Старшие делились новостями за день. Настя нет-нет да пыталась встрять в разговор. Ведь у неё тоже накопилось за день много чего. Вон, Колька, соседский пацан, решил прокатиться на  кабане Ваське, а тот извернулся да ка-ак двинет пацана пятаком в бок, тот и грохнулся на землю и ободрал коленку. А Дуська подралась с Марусей… А Нинка с Петькой написали на заборе «Манька + Колька = любоф». А … Но взрослые, увлеченные своими разговорами, девочку почему-то не слушали. Так что сегодня, сейчас,  у Насти и появился  тот удобный момент, чтобы потерзать бабулю вопросами, которые уж очень мучили девчонку.
   - Скажу тобе, внученька, так.- произнесла Анфиса раздумчиво,- Ни Бога, ни чёрта, вообще –то никто не видел. Домового, вот того, изредка встречали: он на глаза не лезет, хотя и живет в кажной избе. Он смотрит за избой, чтобы лиха не было. Я, кажись, видела его – старикашко такой, маленькай, с бородой лопатой и в лапоточках. Но он быстро мелькнул и за печку – нырь, спряталси. Но то, что он есть, ошшущаю постоянно. Что же касаемо Господа Бога? Все в него верят, и я тоже. Нас ишшо с детства учить заставляли «Отче наш», молитву таку, с чего нормальнай  человек день должон начинать. Были и други молитвы, где упоминали Господа, но тятька мой всегда мне говорил; «Отче наш» -это главная. А вообще поменьше о боге. Не поминай имя Господа всуе!». Ну, а молились ежедневно. И утром, и на ночь глядя. И господь помогал, хотя его я ни разу не видела. А вот чёрт! Его ишшо Сатаной зовут. О, энтот кажнай раз в глаза лезет. Он, стервец, в любого превратиться может и такую шкоду учинить. И всё против Бога. Он всё время против. И если божьи ангелы, это те, кто нас охраняють (я свово ангела тоже не видела),  строго по числу людей, то сатанинские дети плодятся, как мухи на навозе. Да ишшо в человеческом обличье. Вон, посмотри на  деда Еремея. Ну, настояшший чертяка: вечно пьяный, всегда скандальнай, особливо против женшшин – чуть што, сразу кулаками сучить начинат. Сколько раз его мужики били! Сопатку в кровя, он утрётся и снова пакостит. И постоянно пьянай. У чертовки Верки самогон покупат (два сапога- пара – полдеревни споила, собака) и нажирается до... А потом куролесить… Настояшший сатана.    Сладу нет…
   А вообще, я скажу тобе, что самолично Сатану видела. Да, да… Я никому об энтом не рассказывала – засмеють. И ты мне тоже не верь, считай что бабка сказку тобе сказыват…
   Анфиса вытерла полотенцем руки и стала мелко резать картошку с морковью…
   - А дело было так… Энто мы сейчас живём терпимо. А вот когда мне было лет этак семнадцать, то жили мы в колхозе, в который входила и наша деревня. Энто у вас сегодни всякие теливизиры да энти, как их?  плейеры. А в те времена кино нам крутили раз в неделю. Приезжал киномеханик, на центральной усадьбе (это в Дядьково, в трёх километрах отсудова) около клуба вешал простыню, и мы садились, кто на чём, смотреть кино. «Чапаева», скажем, или «Парень из нашего горда», были такие фильмы. А потом  мы устраивали танцульки под гармошку. Был у на парень, Федькой Собакиным кликали, ох, лихой гармонист. В войну погиб… Девки за ним толпой ходили…
   Так вот, я говорила, что отсуда до Дядькова около трёх километров. По дороге, чуть левее, с полкилометра, ишшо одна деревня – Тимониха. Мы, молодые, все дружка дружку знали. Там девки и робята с нами работали в одних бригадах на покосах, в уборочную и вообще везде. Ну, мы и сходились на развилке дорог и вместе шли в кино или на посиделки с танцульками.
   Так вот… К развилке от нашей деревне я шла одна. Подруг особливых у меня не было, или уходили пораньше. А на развилке меня уже  тимонихины подружки ожидали. Вот после танцулек они меня до развилки провожали, мы и расходились по домам: они в Тимониху, а я – к себе.
   Што было неприятно, так это то, што моя дорога шла вдоль кладбишша, с полкилометра. Вдоль дороги стоял  грубай забор, а за ним уже могилки, одна за другой. И кресты, самые разные. Идти мне в одиночку было жутковато.  Ишшо и  пацаны нас пугали, чтобы в провожатые набиться: «Идёшь ты вдоль кладбишша, и вдруг из могилы шкелет встанет, руки к тобе протянет и зубами ка-ак заскрепить, как заскрежешшит! А вдвоем с мушшиной (это  мальчишка – мушшина») тобе не будеть страшно!»
   Ну, я девочка была не из пужливых, могла и в нюх двинуть, если не по- моёму. Я всех и посылала подальше и ходила одна… И вот в один из вечеров… попрощалась я с подружками из Тимонихи и пошагала к собе в деревню. Было уже поздно, но летом поздно и закат. Иду собе, а впереди на заходе чёрная полоса, так сказать горизонт. И вижу я впереди далеко чёрная  фигура идёть. Таковский треугольник, широким вверх. Поняла, што это мужик. Я так подумала, и вдруг… он очутился впереди мене, то есть передо мной,  метров на пять. Как так, не пойму. Только што был далеко на заходе, и вот те на – считай рядом. Одежда чёрная: не то плашш, не то рясный балахон. На лицо капюшон опущен. Из темноты два глаза посверкивают: зырк,  зырк! Внутри у мене штой - то оборвалось! И я невольно стала молиться: читать «Отче наш» и шептать «Господи,  прости мя грешную…». А больше – то других молитв я не знаю.
   Он стоить, не подходить, а я молюсь и плачу, плачу и молюсь. Да рукой невольно крешшу воздух перед собой, крест за крестом. А внутре-е-е…
   Так мы простояли минуток три али пять. Ни туда и ни суда. Он не с места и я, словно примёрзла. А я всё вокруг себя окрестила. И вдруг, словно кто-то услышал мои молитвы. Чёрный поднял руку, не протянул ко мне (я бы сразу померла!), показал кулак, сухонькай, костистай  и … пропал. Словно его и не было. Ни запаха (говорят, что Сатана пахнет горяшшей серой), ни вообще никакого духу. Я ишшо минуты три стояла без движения. Рука сама по собе крестит воздух, пока не устала. Я снова увидела на заходе полоску. И тут мене, словно ктой-то в спину толкнул: я сорвалась с места и припустила, ажник  пятки в попку влипали. Как я до избы добежала, не помню. Мама смотрит на мене: «Што с тобой, доча?». А у мене зуб на зуб не попадат. Мама видит, што мне не до неё, принесла  кружку чаю с какими –то травками. Я выпила и рухнула на постелю, не раздеваясь.
   Утром проснулась. Вроде всё путём. Попыталась вспомнить вчерашнее. Смутно.   Но на душе покой. И мне показалось, что без божьей руки здесь не обошлось: я же молилась! С тех пор я стала верить в Господ. Можешь говорить, что старая из ума выжила. Так вот и думай: есть Боженька али нет. Для меня есть…
  Бабушка закончила рассказ. Самое интересное то, что эта юла, эта непоседа Настя сидела, не шелохнувшись, и не задала ни одного вопроса. А может быть, она действительно поверила, что Бог есть? Не знаю.