Зависть

То, что в каждом человеке есть что-то особенное и нельзя быть с людьми небрежной, я поняла в далёком детстве, в восемь лет.
В нашем втором классе, как и всюду, были люди, пользующиеся особым уважением. Как сейчас бы сказали, «авторитеты».
Помню гибкого мальчика, который совершенно потрясающе бросал издалека портфель так, что он как бы прилипал к крышке парты. Помню аккуратную спокойную девочку с открытым лицом в светло-синей, почти голубой форме. И фартуки у неё всегда были необычные, и вообще всё. Так и хотелось подойти к ней и предложить почитать хорошую книжку или рассказать интересное кино.
И была девочка по фамилии Якубова, кажется, её звали Оля.
Чёрненькая, слегка вьющиеся волосы вечно вылезали неаккуратными прядками. Обязательно что-нибудь расстёгнуто или развязано.
С ней можно было не поздороваться, можно было её толкнуть, проходя мимо, да много чего ещё. А она – ничего, всё время на лице какая-то рассеянная полуулыбка.
Раздражала она меня. Я понимала, что это нехорошо, что я неправа, и от этого раздражение только росло. Да и не только мне она не нравилась, я это чувствовала.
И вот однажды выяснилось, что эта самая Якубова Оля совершенно потрясающе рисует.
Я и сама любила помарать бумагу и как-то очень здорово срисовала с книжки, как журавль вытаскивает кость у волка из пасти. Но то, что делала эта девочка...
Завидовала ли я ей?
Нет, не завидовала.
То, что есть случаи, когда завидовать бесполезно, я поняла ещё раньше, лет в пять. И вот как это произошло.
Жили мы тогда в Комсомольске-на-Амуре. И решили у себя во дворе сделать куличики из песка. Песок у нас был, недавно завезли. А вот воды, чтобы сделать его мокрым, поблизости не оказалось. И мы решили пописать на песок, чтобы он стал мокрым.
Девочки, и я вмести с ними, присели на корточки. А мальчики, их было двое, чуть расставили босые ноги, приспустили трусики и уверенно пустили струйки прямо в приготовленные ямки. Не знаю уж, как это получилось, но я впервые видела, как писают мальчики, хотя у меня было два брата, младший из которых был старше меня на девять лет. А может, видела, да внимания не обращала. Ведь и Ньютон, наверное, с детства видел падающие яблоки.
В общем, я была потрясена. Я сразу представила, как можно это делать, небрежно отставив в сторону ногу, или держать в руке палочку и похлопывать по коленке и присвистывать при этом. Да мало ли...
А я должна полностью спускать трусики, поднимать подол платья, присаживаться в неудобной и даже унизительной позе. К тому же можно замочить трусики или платье, а если сильно перегнуться, чтобы увидеть, куда попадает, то брызги попадают на лицо, что очень неприятно. А ещё бывало, что не удержишься, да и сядешь в свою лужицу. Это уже совсем плохо было, потому что приходилось идти к маме, а там один разговор: «На улицу не пойдёшь! Такие вещи надо делать дома.» Да если за такой малостью домой бегать, так и гулять-то некогда будет!
В общем, как всегда: мальчикам – всё, а мне – ничего. Меня возмущала несправедливость взрослых по отношению к девочкам. Чуть что не так – сразу: «Как тебе не стыдно, ты же девочка!» Или: «Ну ладно, они – мальчики. Но ты-то, ты – девочка, как ты могла!»
«Какая разница, - думала я, - девочка или мальчик. Почему им всё можно, а мне – ничего?»
Например, мальчику покупали какую-нибудь шикарную машинку, на которую можно было встать ногой и кататься, как на самокате, а мне – целлулоидную кукольную голову, к которой мама пришивала самодельное туловище. И ещё предлагали мне шить платье для этой куклы.
Или вот, например, соседскому мальчику отец сделал замечательный деревянный пистолет, а когда я попросила его сделать мне такой же, он захохотал. Пистолет я себе, конечно, добыла, но было обидно из-за несправедливости.
В общем, я твёрдо решила научиться писать стоя, как мальчики.
То, что никто из девочек нашего двора так не делал, меня не удивило. К девочкам я относилась равнодушно, даже пренебрежительно. Мне с ними было скучно. Могут целый день со своими куличиками просидеть, что за интерес? А если что не так сделаешь. – сразу затягивают противными голосами: «Биссо-о-о-вистная-я-а!» Я дразнила их: «Безсоусные, безсоусные!»
Настораживало меня другое: «Как-то всё странно получается, - все мальчики могут, а никто из девочек не может». Немножко подумав, я решила, что просто мальчики, как более дружные, друг друга потихоньку научили. А девочек, как более вредных и капризных, учить не стали.
«Ничего, - думала я, мчась домой, - я вот сама научусь, ни у кого спрашивать не буду. Завтра вы все увидите...»
Придя домой, я сразу бросилась к помойному ведру. Дело в том, что «удобства» у нас были во дворе. Но мне, как самой маленькой, разрешалось делать «это» на горшок или в ведро.
Я опустила немного трусики, приподняла подол, уверенно и даже гордо выпятила живот и «спустила тормоза». О Боже! Никакой струи не получилось, всё потекло по ногам, намочились трусики, и на полу появилась лужица.
Хотя я и была уверена, что у меня всё получится сразу же, неудача, к тому же первая, меня не обескуражила. Лужицу я размазала тряпкой по полу, трусики и сами высохнут, и я побежала играть.
Через некоторое время, подкопив силёнок, я опять подошла к ведру. На этот раз я подготовилась основательно. Трусики я полностью сняла и положила на табуретку.
«Надо сначала так научиться, - решила я, - а уж потом, когда научусь, буду как они. А то в мокром ходить всё-таки неприятно.»
Я как могла широко расставила ноги, чтобы оказаться над ведром. Платье я задрала до подмышек. Так стояла я, пытаясь одновременно выпятить как можно дальше низ живота и, прижимаясь подбородком к ключицам, заглянуть «туда», чтобы видеть, как это получится. Действия, между прочим, взаимно друг друга исключающие.
В общем, как я ни пыжилась, ничего у меня не вышло.
Видимо, сильно меня это потрясло, если запомнилось на всю жизнь. И поняла я, что есть здесь какая-то тайна, секрет, который выведать у мальчиков будет очень непросто.
На всякий случай, я пересмотрела своё богатство и приготовила прекрасное самодельное деревянное ружьё с чёрной верёвкой, чтобы носить на плече, и машинку с тремя колёсами, которую нашла в траве.
Но я понимала, что это мало поможет. Нравы тогда были простые, дружба ценилась крепко, а предателей не уважали. Так что, если тайна очень серьёзная, то никакие подачки не помогут.
На следующий день, уже по моей инициативе, затеялись опять играть в куличики. И когда пригласили мальчиков для сырого песка, я стала внимательно наблюдать, как именно они всё это делают. И увидела, как все мальчики достали маленькие отросточки из трусиков, и оттуда потекла водичка. Так просто всё оказалось! Я ведь видела эти отросточки у совсем ещё маленьких мальчиков, которые голыми ходят. Так вот почему их «краниками» называют!
«А в сторону можешь?» - спросила я у одного из мальчиков. Он кивнул и чуть шелохнулся. Струйка описала плавный зигзаг. «Чего ты в сторону? В ямку давай!» - тут же закомандовали девочки. И мальчик послушно «дал» в ямку.
- А далеко можешь? – уже просто исходя завистью, не могла остановиться я.
- Могу.
- А на сколько?
- Метров, наверное, на пять или на десять. А дальше не могу. Я же ещё маленький, - рассудительно ответил тот.
Всё. Я была раздавлена, уничтожена. Так вот отчего к ним такое уважение отовсюду. А я-то думала, что могу делать всё, что и мальчики. Им хорошо, они если хотят, могут и сидя пописать, а я...
Помучилась, помнится, основательно. Но потом до меня дошло, что изменить ничего невозможно. Я поняла, что даже если каким-то чудом все мальчики на земле лишатся «этого», то у меня «это» не появится всё равно. Потому, что есть вещи, которые невозможно выменять, выпросить или забрать. А потому и завидовать бессмысленно.
Другое дело, если можно научиться. Помню как-то в клубе, где показывали кино, сидел на полу мальчик лет семи, мой ровесник, и сосал большой палец правой ноги. Палец был порезан, и сосал он его, чтобы «кровь не пропадала». Время от времени мальчик выпускал палец изо рта, чтобы передохнуть, и тогда он выделялся ярким белым пятном на абсолютно чёрной босой подошве. И я весь фильм смотрела не на экран, а на этого мальчика. Он так ловко, без напряжения, это делал! А я думала: «Вот это даёт! Я так в жизни не сумею.» Дома я, конечно, попробовала. Действительно не получилось. Но я поняла, что если хорошенько потренироваться, то научиться можно.
Так что я к Якубовой Оле зависти не испытывала совершенно. А испытывала я острейшее недовольство собой. «Ну ладно, другие, – думала я, – но я-то, я, вроде бы умная и сообразительная, как я могла не заметить, что это необычный человек, не уважала её.»
От малейших знаков внимания с моей стороны девочка буквально приклеилась ко мне. Она оказалась очень доверчивым и преданном человеком. Но мы так и не стали друзьями. Класс её не любил, а идти против всех я, конечно же, не могла.