Как обычно

     Иногда бабке Пелагее было трудно. Даже очень трудно, если принять во внимание её возраст, целых семьдесят восемь лет, когда в эти годы приходится топить печку дровами. Вот эти дрова и были главной трудностью для бабки Пелагеи, которая и не чувствовала совсем эти свои семьдесят восемь лет, находясь, как пишут в завещаниях и других документах грамотные люди, в здравом уме и твёрдой памяти. Грамотной бабка Пелагея не то, чтобы совсем не была, но дальше, чем научиться писать и считать, дело не пошло. Просто школа в районе была одна и находилась от деревушки Стародубовка, в которой и прожила все свои года бабка Пелагея, довольно далеко. Одно время в деревушке было достаточно народа, чтобы сообща их можно было на телеге в школу возить, но потихонечку народ разъехался в поисках мест, где получше и посытнее живётся, а Пелагея, тогда ещё и не бабка вовсе, а девушка, совсем и не безобразная вроде, так и осталась в этой деревушке, доживать свою молодость с родителями, потом уже зрелую жизнь... И старость. Так уж сложилась жизнь! И по-разному было всё это время в деревне Стародубовке, и хорошее случалось, и плохое, но вот вопрос с дровами год от года так и не решался, не менялось ничего... С дровами! И хоть махнуло уже рукой лесничество на несанкционированную вырубку деревьев в лесу на топливо, что там от деревушки этой домов-то осталось, да всё равно всё тяжелее и тяжелее становилось с этим делом. Просто и некому рубить – вырубать деревья эти стало! Не осталось народу в деревушке мало-мало рабочего, а одни деды да бабки, Пелагее под стать! Невмоготу, даже для себя, стало этим дедам дров нарубить, не то, чтобы ещё и соседям, да и всё меньше с каждым годом этих дедов оставалось. Умирала деревня своим чередом, не приобретала новых жильцов – слишком уж далеко от цивилизации Стародубовка находилась...
     - Пелагея, что в этом году делать-то станем?
     Старинная подружка бабки Пелагеи, приехавшая в деревню уже тогда, когда самой Пелагее было лет тридцать, в гости, да так и оставшаяся в деревушке жить, убежав от городских забот, Ирина, была в раздумье. Давно уже её дочь в город звала, к себе, ругала почём зря за её упрямство. Ещё в прошлом году остро встал вопрос о дровах – последний работающий дедок, который за совсем мизерную плату помогал с дровами, пиливший деревья в трёх - четырёх километрах и привозивший их в деревушку, слёг от воспаления лёгких. Да так, видимо, выйдя из больницы, и остался у родственников, в районе.
     - Что делать-то Пелагея, станем? – не унималась Ирина, теребя пуховый платок, подаренный ей дочкой.
     - Да помолчи ты, заладила! – огрызнулась вдруг Пелагея, что вообще редко с ней бывало. Не позволяла она себе злиться, тем более на единственную подругу, делившую с ней все дела, заботы и мудрость последние десятилетия, - Сами будем рубить! Дел-то! – гордо подняла голову Пелагея, стараясь поскорее замять глупую размолвку, возникшую на ровном месте.
     - Сами? – удивилась Ирина, вмиг забыв первые слова Пелагеи, – Как это, сами?
     - Как обычно! Сами! Топором и пилой! Двое нас, вот и нарубим!
     Ирина была младше подруги года на четыре, но в таком возрасте об этой разнице говорить было глупо. А вот по комплекции Ирина была совсем не похожа на Пелагею, выросшую и прожившую жизнь на деревенском воздухе и молоке, как говорят, до настоящих дней почти и не знавшую о тяжких болезнях, даже простуд. Вот кости побаливали иногда, но это бывало больше к дождю, к непогоде. А сейчас, прямо перед наступлением холодов, вроде и давление стабилизировалось, вроде и сама погода наладилась!
     - Если не сейчас поедем за дровами, тогда уж совсем плохо будет, не ровен час, снег выпадет! Наша-то Красавица совсем старая стала, ноги еле волочит!
     Красавицей звали гнедую лошадку, живность, принадлежавшую Пелагее. Сама-то лошадка немного ела, того, что Пелагея успевала накосить и насушить за лето, вполне хватало зиму пережить. А пользы Красавица приносила много, раза два в месяц Пелагея в райцентр моталась, на что уходил целый день. И пенсию получала, и хлеб, и консервы прикупала, какие понравятся. Да и желающих побывать в райцентре из деревушки с собой частенько брала, веселее вместе-то в такую даль! Жило-то в деревне человек 15 всего! Были ещё две лошадёнки у соседей, да раз уж Красавица снаряжалась, то чего уж тут...
     - Может, Сидорыч?
     Вопрос Ирины был чисто риторическим. Сидорыч, дед младше Пелагеи лет на семь - восемь, был совсем немощен, одолел его радикулит и старость. Ему-то самому помогали дети, приедут с города, наготовят ему дров – много ли деду на зиму надо? Не попросишь же их и им, Пелагее с Ириной, дров нарубить?
     - Сами, Ира, сами! Вот завтра с утра и поедем! – решительно бросила Пелагея, всегда и во всём бывшая предводительницей в любой деревенской компании, а уж с Ирой и подавно, - С утра и поедем! – повторила Пелагея и почему-то успокоилась. Главное в жизни Пелагеи было - принять решение, а уж выполнить его потом гораздо проще. Всегда так. Как обычно!
     Красавица не особо напрягалась, тянула телегу по заросшей бурьяном дороге, напоминающей, скорее, тропинку между молодыми берёзками, уходящую дальше, к стене сизо-зелёного цвета, к лесу. Стародубовка только название имела близкое к деревьям, располагалась на бугре возле речки, на ветрах, на раздолье. Это было необходимо – там, внизу, ближе к речке, залегали болота, тянущиеся вплоть до леса, с одной стороны и километров пять - шесть в сторону райцентра, в сторону цивилизации, с другой. Этим отчасти и объяснялась изоляция Стародубовки от мира. Не до неё было районному начальству, не до дорог. Вот и вымирала потихоньку деревушка. Вот и тяжелее год от года приходилось Пелагее самой, да и остальным обитателям некогда живущей в изобилии и достатке деревни, не очень-то и нуждающейся в этом самом, внешнем мире, чтобы жить. А вот теперь...
     - Но! – звучно прикрикнула Пелагея, встряхнув вожжами. Красавица совсем уж зацокала медленно, как будто засыпала на ходу. Пелагея очень хорошо знала всю болотистую округу. Нехорошим славилось место, окутанное сизым туманом, глядя через который и лес становился каким-то сизым. Но делать было нечего – не было через болота других дорог, а без дров в зиму и не выжить.
     - Но! Пошла, пошла!
     Красавица встрепенулась от окрика и пошла веселее.
     - Ох, не сумеем мы... - горестно вздохнула Ирина-подруга, втянув голову в плечи, стараясь не смотреть по сторонам, пока телега проезжала низину, где туман уж совсем густым и осязаемым казался. Только по острой необходимости забредали сюда люди, даже местные, не желая искать за этими болотами грибы - ягоды, которых и с других сторон деревеньки было вдоволь. И дрова привозили с других мест, хоть и дальше было. Но теперь уж и выбирать не приходилось – Красавица-доходяга, да две бабки...
     - Но! Пошла! - Пелагея... Опять начала, попыталась заговорить Ирина, но Пелагея грозно обернулась, бросив на товарку испепеляющий взгляд, одним им заставив её замолчать.
     - Но! Коняка...
     Коняка - лошадяка вытащила, наконец, телегу из низины, поднимаясь по пологой горочке к деревьям. Стало повеселее, даже Ирина начала озираться, выискивая то ли сухой валежник, то ли дерево, чтобы не очень толстое было, которое было бы сподручнее двум старушкам распилить. Дрова! Далеко в лес углубляться не пришлось. Повезло – прямо у дорожки-тропочки лежало то, что и искали – не толстое, но высокое когда-то, а теперь – длинное дерево, упавшее, видимо, во время весенних ветров, высохшее за лето. Готовое к употреблению на дрова, оно как будто ждало именно их! Даже телегу не надо было подгонять ближе, просто остановились прямо на тропинке, прямо возле лежащего вдоль неё дерева.
     - Ну вот – видишь! А ты страдала...
     С видом победительницы Пелагея поднялась с телеги и, разминаясь, несколько раз взмахнула руками.
     - Вылезай, пилить помогать будешь!
     Двуручная пила «Дружба»... Топор, хоть и небольшой, но тяжёлый... Две бабки, почти под восемьдесят... Работа, всё-таки, шла! Медленно, но шла! Да и как она могла не идти, если без дров уж совсем ничего больше не будет, не выживет деревенька, не выживут люди! Ведь и некому больше!
     К полудню уже стало ясно, что за одну ходку все дрова они не вывезут. Рядом с найденным сухим упавшим деревом, чуть дальше, в кустах, бабка Ира, отойдя по нужде, нашла ещё такое же, сухое и упавшее, не гнилое дерево. А там, ещё чуть дальше, ещё одно...
     - Ты посмотри, как хорошо-то, Ир!- восклицала то и дело Пелагея, таща в свою сторону пилу, с другого конца которой висла подруга, - Так за один день мы и дровишек на всю зиму напиляем!
     Ира уже ничего не отвечала, пытаясь хоть как-то помочь своей, более сноровистой, более деревенской, что ли, подруге. Ирина скрипела и задыхалась, как пила...
     - Всё! Хватит! – скомандовала, наконец, Пелагея, бросая топор, которым истово рубила ветки, тоже собирая их в кучу, для растопки всё пригодится! Телега была полной и одно это уже говорило о подвиге, который совершили две бабушки.
     - Ой, Пелагея... - Ирина вскрикнула и схватилась за телегу, – Спина...
     - Тихо, тихо... Сейчас я...
     Пелагея подхватила товарку и почти закинула её на телегу, рядом с дровами, поражаясь сама, откуда и силы-то на это взялись? Телега была загружена, но Ира явно работать больше не сможет, это было ясно.
     - Поехали домой! В баньке тебя попарим, отойдёшь...
     Что Ира отойдёт, Пелагея не сомневалась, банька деревенская и не такие чудеса делала! Подумаешь, радикулит какой-то! Или что там у Ирины защемило в спине? Отойдёт... Но вот то, что теперь за оставшимися дровами совсем уж не с кем ехать было, Пелагею раздосадовало.
     - Но!
     Встряхнув вожжами, она напомнила Красавице, что пора домой. Домой телега ехала, даже, как бы это сказать, побыстрее, посноровистей. Даже низину с туманом и гнилым запахом проехали быстро, как казалось. Или было на самом деле? А Пелагея всё время перебирала в голове жителей деревушки. Кто же теперь сможет поехать с ней в лес за дровами? И напилены ведь дрова, Ира помогла – молодец, как могла! Осталось только доехать через болото это, загрузить снова, да вернуться назад в деревню. Ну, ещё валежника немного собрать, это уж тоже не помешает. Телеги три ещё надо, тогда точно на зиму хватит! И ей, Пелагее, и Ирине хватит! Печи добротные в деревушке были, дед Фёдор ещё их клал, знаток был дед. Тепло печи держали очень хорошо и долго. Огромные, правда, были, полдома занимали, сами дом напоминали. Глины уходило на них! Но зато, если протопить хорошо, тепла на два дня хватало! Даже и на три! Одно-два полена и всё! Должно три - четыре телеги и ей, и Ире, на зиму хватить! Только вот кто помочь-то сможет? Инвалид Семён, да горбун Витёк, совсем уж немощный... И бабок с десяток, одна другой старше... Нет, ни за какие коврижки они за болото это не поедут, уж очень не любят его местные, боятся даже! И вроде бы ничего никто не знает, но всё равно не любят! Сторонятся... Вот если бы техника была какая, как видела Пелагея пару раз в райцентре, выбираясь туда по хозяйственным нуждам! Однажды довелось видеть огромную машину, как дом размером, которая не на колёсах, как все, а на железной ленте, на гусеницах, так люди говорили, передвигается. Машина была с железной рукой, с ковшом, которым и рыла траншею в райцентре, где, как говорили, трубы будут менять. Рядом ходил человек в каске и показывал машине, где рыть, куда вынутую землю высыпать. А машина неутомимо и быстро, копала траншею, двигаясь по ленте. И не страшны ей были ни грязь, ни ухабы-ямы дорог! Вот такую бы сюда, чтобы по болотам ехать! Тогда и дров можно было бы столько наготовить, на много бы лет вперёд хватило! Размечтавшись, Пелагея не заметила, как показалась впереди Стародубовка, как сама Красавица прибавила ход, почуяв конец работе, своей экспедиции в лес за дровами.
     - Тпру! – натянула вожжи Пелагея возле дома Ирины, стоящего ближе по улочке, - Слезешь сама?
     Ире пришлось помочь.
     - Я дрова все тебе оставлю! Выгружу, потом сложишь, как отлежишься!
     Ира промолчала, ей явно было больно, не до дров.
     - Сиди!
     Усадив товарку на чурочку, Пелагея сноровисто освободила телегу.
     - Спасибо тебе...
     - Да что там... Ну ты, как, встанешь, сама-то?
     - Да...
     Ира с трудом, держась за поясницу, поднялась.
     - Как же ты?
     - Да что уж... Как-то так... Как обычно! Ну, подруга, сама уж в баньку! Зинаиду вон позови, дрова-то теперь есть, чай!
     Не задерживаясь больше, Пелагея повела уставшую Красавицу домой. Завтра предстояло сделать как минимум две ходки в лес. А помощников не будет! Ну что же? Значит, справится сама! Как обычно...
     Утро выдалось хмурым и облачным, в любой момент можно было ждать дождика, собиравшегося где-то вверху, в небе, в серых облаках. Облака вроде бы ещё не решили, за что им зацепиться, чтобы эти дождливые сборы окончить закономерным итогом и перебегали с одного конца неба на другой, высматривая, наверное, что-нибудь поприметнее на Земле, чтобы доставить туда или радость, или разочарование, это уж как кому повезёт, тому, кто на Земле. Пелагее дождь уж точно бы радости не принёс, но и беспокоить её он не беспокоил, совсем. То, что надо было сделать, это съездить за уже напиленными чурками в лес, далеко за болото, съездить пару раз, да и всё! А с дождём-то... Пелагея вышла на крыльцо, хорошенько выспавшись и посвежев. После вчерашнего трудового подвига ночь прошла быстро, давненько так бабка Пелагея уже не работала физически! Вроде бы и трудно вчера было, но, почему-то, как она этого боялась, руки - ноги не болели, да и поясница, в отличие от этой нежной городской Ирины, в порядке была! Ох уж, эти городские! То, что уже лет сорок Ирина жила в её Стародубовке, Пелагея как-то и не воспринимала... Городская, она и есть городская!
     Облака уходить не хотели, сопротивлялись. Пелагее пришлось даже руку на них поднять, скрестив указательный и средний пальцы, чтобы сломить их упрямство. Дождь, может, и хорош был для грибов-ягод, но не сегодня. Сегодня ехать надо за дровами, ехать далеко. И грузить в лесу поленья и разгружать их во дворе! Какой уж тут дождь? Нет, не нужны были сейчас облака!
     - Пошли, пошли! – глухо и повелительно бормотала Пелагея, выводя последний слой серого дождливого тумана в небе к горизонту, подальше. Дело было привычное, ничего особенного – разогнать облака! Всё, как обычно! Сегодня, правда, несколько слоёв этих дождевиков было, но чего уж там! Справившись, Пелагея пошла к Красавице, мирно дремавшей в стойле.
     - Что, ждёшь? Просыпайся, пора работать!
     Через минут десять - пятнадцать телега, вздрагивая на ухабах и поскрипывая, покатилась вдоль покосившейся всеми домами и домишками единственной улочки в деревушке к выезду, в сторону леса. Смотрели или нет на неё те, кто жил ещё в деревне, бабке Пелагее было всё равно. Главное, что она знала о том, что всем это известно. Что там смотреть? Ну, едет бабка Пелагея за дровами туда, за болото нехорошее, ну, хромает Красавица на одну ногу, лишившись подковы, которую и поставить-то только в райцентре и можно, ну, тащится, развязавшись, верёвка за телегой по пыли, по дороге... Что смотреть-то на это, зачем, если всё и так понятно – известно...
     Поленья были тяжёлыми. И то, вчера-то городская рядом была, Ирина, которая совсем недавно приехала. Подумаешь, сорок-то лет! Деревне Стародубовке, почитай, лет-то не меньше тысячи! А то и все полторы! Старые люди сказывали, ещё когда Пелагея девочкой себя помнила, что деревня вообще испокон веков здесь была, кто из неё только не вышел, не ушёл в города, не разошёлся по всей Земле за это время! Не было рядом никого из чужих, не местных. Бабка Пелагея, попробовав поднять чурбан, отпиленный уж очень как-то широко, не меньше метра длиной, улыбнулась. Просто вчерашний день вспомнила! Зря она вчера Иришку-то с собой взяла! Не местная Ирина, чужая! Погладив брёвнышко, Пелагея зачем-то оглянулась, хоть прекрасно знала, что в радиусе многих километров от деревни нет никого! Никого из людей! Вот, за далёким кустиком, заяц притаился, чует лисицу, которая залегла метрах в ста от него, зорко всматриваясь в шевеления травинок, реагирующих даже на прерывное от страха дыхание зайца. А дальше, уже глубоко в лесу, лось кусты обгрызает, всё на зиму жирком запасается! Да ещё... Бабка легко подняла брёвнышко, уложив его, как спичку, в телегу. Потом ещё одно, потом ещё... Перегружать своё транспортное средство Пелагея не стала, Красавица не справилась бы, тащить загруженный доверху возок ей не по силам. Да и подкова... Как самой приладить Красавице эту подкову, Пелагея не знала! Вот технику сюда какую-нибудь! Вроде той машины, с ковшом которая? Зачем только ковш был у машины? Ну, выкопает она траншею, а потом что? Ковш открутят, а машина что делать будет? Может, без ковша такие машины бывают? Пелагея опять надолго задумалась, почти не подгоняя Красавицу. Лошадёнка знала дорогу к дому отлично, а скорость в деле, тяги телеги с дровами к деревне, была вроде и не к чему! И как место нехорошее, в болоте, проехали, и как к деревне подъезжали – даже не заметила Пелагея! Скрывшись за сараем и зная, что за ней никто не наблюдает, из чужих, не из местных, бабка быстро выбросила из телеги чурбаки и толстые ветки, да не просто на двор, а сложила аккуратно штабельком около стены дома, около входа – поленницей. Вот теперь всё совсем уж хорошо! Когда прогорят тонкие, потом толстые ветки, можно будет в топку толстое сухое полено бросить. А оно уж там чуть ли не сутки тлеть будет! Хорошую всё-таки печку соорудил мастер Фёдор! Хороший был мастер!
     - Пелагея, ты где?
     Голос Зинаиды был слышен, казалось, даже в дальнем лесу.
     - Ты чего разоралась?
     - Да беда! Ирина совсем расклеилась! Я-то баньку истопила, к ней зашла, а всё! Совсем всё, как деревянная лежит! Чужая она...
     То, что в деревне, Стародубовке, Ирину, хоть и прожила она здесь уже сорок лет, считали чужой, это Пелагея и так знала. И сама так считала. Но – человек всё же! Сама жить в деревню пришла!
     - Может, растирками какими...
     - Чужая же! - да, дело было именно так, - Не помогут растирки наши чужому! В райцентр её надо! В больницу!
     - Ну, а...
     - Тебе и везти, Пелагея! – строго прервала Зинаида начавшееся возражение, – Тебе и Красавицу подковать, да и сама виновата – зачем чужую в лес взяла?
     Это было правдой. Зачем – это Пелагея могла бы объяснить, ведь дров в деревне только у неё, да у Ирины не оказалось к зиме! Как-то глупо получилось... А как объяснишь Ирине, что помощь её и не требуется вовсе? Дрова-то откуда? Нет, чужие в деревне – одна проблема! Сорок лет так и жили, в проблемах...
     - Что теперь-то?
     - А что? Вези!
     - Доедет ли, так-то?
     - А как ещё быть? Не подниму я её какими-либо травками! Да и баня эта, наша, не для неё! Зря ты, Пелагея...
     Зинаида была, безусловно, права! Но, взглянув на тело подруги, о которой сама Пелагея иногда забывала, что не местная она, что чужая она, только вздохнула бабка горестно. Не доедет... Ирина даже не стонала, она просто лежала и смотрела в потолок, сжав губы от боли в спине. Дойти-то вчера дошла до кровати, но, пролежав ночь, так утром и не встала, даже Зинаиду не встретила, которая утром баньку топить пришла... Боль была сильнейшей! Нужен был врач. Чужой врач, доктор! Не местный! Местным-то врач не нужен, не болели местные! Инвалид-то сам виноват был – в капкан медвежий руку сунул сдуру, что-то там поправить хотел. Семён, Семён... А как родился у Светланы горбун, Витёк, так думали, вообще, что не человек это! В райцентре-то не рожали, дома! Выходили-таки горбуна! Сколько же лет назад это было? Пелагея уже и отучилась к тому времени, все свои три класса отучилась. Да, молодой совсем, Витёк этот! Но слабый телом, а, следовательно, и духом. Местный, правда, всё это так. Живёт и живёт.
     - Что делать-то будем, подруга?
     Вопрос задала Пелагея чисто риторический. Мысли вслух. И, кажется, даже деревня вся замерла, решения её ждали. Ни кур не стало слышно, ни трёх коровёнок, мычащих чуть раньше.
     - Больно тебе?
     - Больно, Пелагея! – прошептала Ирина, не разжимая тонких губ. Не местная была Ирина, но терпеть умела. Много чего умела! Может, что-то даже и чувствовала, о чём-то догадывалась! Не дура ведь совсем! Дрова, дрова...
     - Сейчас я доктора привезу тебе, из райцентра! Не знаю, правда, сколько он будет к нам добираться, уж больно дорога плохая! Потерпишь, Ириночка?
     Казалось, вся деревня вздохнула с облегчением – закудахтали куры, начали что-то гудеть коровы. Решение Пелагея приняла. За всю деревню решение, как обычно. Что уж теперь, если и чужая Ирина? Не поднимется сама-то, без своих врачей! А то, что Пелагея вот в райцентр поедет... Так одна же? Не будет же чужих с ней-то? И всего-то до райцентра километров семьдесят! Что это семьдесят километров? Дороги нет... Так одна же Пелагея поедет! Красавица, не совсем понимая, почему её гонят в другую сторону, не к лесу, где с утра она уже была и где оставался ещё груз дров, а то и два груза, готовых лечь в телегу, шагала вдоль домов. Пелагею молча провожали деревенские, жалея Ирину. Сорок лет, всё-таки, вместе! Вот как доктор-то доберётся? Этот вопрос стоял острее. Дорога-то...
     - У нас беда! – прямо с порога Пелагея наехала на главврача районной больницы, – Ирина, соседка моя, надорвала спину! Нервы, что ли, защемило!
     - Где она? – не стал возмущаться врач, много повидавший на своём веку.
     - Дома же! В Стародубовке, в деревне!
     Врачей в Стародубовку не вызывали никогда, сколько работал здесь доктор. Самый главный в этой больнице, такого припомнить не мог.
     - Серьёзное что? – опять вопрос был риторическим, - Сам поеду!
     Пелагея кивнула, соглашаясь.
     - Посмотрю, что там у вас вообще происходит... Как дорога? Говорят, плохая совсем?
     Доктор был немолод и опытен, как и все врачи в селе, он мог делать и лечить всё – и зубы ремонтировать, и роды принимать. И по хирургии мог, но серьёзных случаев было, слава Богу, немного за его жизнь.
     - Дорога... Помогу, если что...
     Ответ Пелагеи заставил улыбнуться доктора.
     - УАЗИК у нас, оба моста работают. Думаю, проберёмся!
     Доктор говорил, не теряя времени. Успел и позвонить куда-то, и лекарства какие-то в ящик уложить.
     - Бабушка, ты уж давай, за нами поезжай. Я так думаю, в деревне покажут, где она, болезная твоя соседка?
     - Покажут, покажут!
     - Мы-то уж поспешим, хорошо?
     - Ага! А я ещё в кузню заеду, мне бы лошадку подковать! Да и в магазин... Хлеба купить надо! - вдруг всполошилась Пелагея. Задачу свою она выполнила – доктора вызвала. С утра успела и в лес промотнуться, загрузиться-разгрузиться, и доктора вызвать...      
     - Бабушка, может здесь же и заночуете? – доктор посмотрел на часы, – Время-то уже 2 часа дня! Как вы-то, на лошадке вашей, домой доберётесь, в темноте-то? Мы бы Вам в больнице коечку...
     - Нет, нет! – почти испуганно вскрикнула Пелагея, озадачив доктора, – Мне к ночи домой надо! К ночи успеть надо!
     Доктор пожал плечами.
     - До Вас 70 километров, по такой дороге, на лошади...
     - Вы, когда ельник проедете, налево не сворачивайте! Там что-то с ручьём, бобры, что ли, завелись! Подтопило мало, по колено вода! Топь, болото будет! Уже не проехать! Направо езжайте! Там дальше на пару километров, но, зато, вернее!
     - Понятно, понятно, разберёмся! – заверил доктор.
     - Ну, тогда, с Богом!
     - Спасибо! – неуверенно почему-то отозвался главврач, разглядывая сухие и чистые почти колёса телеги и ноги Красавицы, - Поехали, Миша!
     Водитель, молодой паренёк, живущий в райцентре, прыгнул за «баранку» зелёной «таблетки», УАЗика с белыми крестами медицины и нажал на акселератор. С утробным воем сельский внедорожник рванул в Стародубовку, спасать Ирину. А Пелагея, удовлетворённая выполненным долгом, не спеша поехала в кузню, восстанавливать ходовые качества Красавицы. Да и хлеба опять же купить, да соль заканчивается... Ещё и пенсию почти половине деревни получить, знали её на почте и доверенностей никогда не требовали. Дел было ещё невпроворот, а ещё и домой засветло обернуться надо, эти же  семьдесят километров. Хорошо, хоть чужих не будет...
     Миша оказался полным дураком. Круглым или квадратным, это уж всё равно. То, что машина повернула после ельника налево, напрямки, срезая дорогу, небольшой, в общем-то отрезок, было бы объяснимо, если бы не предупреждение бабки Пелагеи. Если бы не бобры! Вода от ручейка, впадавшего где-то далеко в речку, постепенно залила луг-лужок, сделав его непроезжим. И понял это Миша как раз посредине этого лужка, который хотел, надеясь на два ведущих моста «скорой», проскочить с ходу! До середины лужка как раз и проскочил, посадив на днище свою медицинскую «таблетку». Все четыре колеса автомобиля скрылись под водой, над поверхностью которой торчал только кузов. Было смешно, наверное, смотреть на это, но там, в деревне, в Стародубовке, страдал человек, страдала бабушка Ирина, жестоко страдала, очень больно ей было! А здесь, проехав уже где-то километров сорок–сорок пять от райцентра, застряла «Скорая помощь» и доктор с лекарствами. Со всем тем, что могло помочь чужой. И доктор был чужой, и Миша... Хорошо ещё, что Пелагея решила не домой сразу рвануть, а проследить, проконтролировать маршрут врача! Как будто почувствовала, что беда может приключится! Теперь не только Иру спасать приходилось, а и всех! Не выбраться врачу и Мише этому бестолковому из заболоченного лужка! А рация-то не работает у врача, она ему об этом и сказать-то забыла! Никогда рация здесь не работала, говорили все – аномалия какая-то! Какая ещё аномалия, Пелагея не знала, рация ей и всей её деревушке сроду не нужна была. Всё ведь, как обычно! А вот чужие... Врач этот... И Ира! Мучается ведь Ирина, жалко её! Сорок лет вместе прожили! Жалко... Хорошо хоть, нет никого! Чужих нет. А Красавица не в счёт! Она хоть и живая, но животное. Не человек Красавица! А чужих нет!
     Когда с лязганьем и грохотом к «таблетке» медицинской приблизился гусеничный экскаватор, легко продвигаясь по лугу-болоту, лица первых зрителей кинокомедий Чаплина показались бы сонными и меланхоличными, сравни их кто с физиономиями водителя «Скорой помощи» и главврача районной больницы. Слишком уж специальное оборудование, да ещё такое громоздкое и мощное, встретить в захолустье, за десятки километров от райцентра, где и в нём самом это чудо техники встретить – уже чудо... Пелагея, спрятав Красавицу с телегой за берёзками, смотрела и даже начала симпатизировать чужому водителю Мише. Суметь проехать такой участок ужасной дороги за такое короткое время – сама Пелагея успела лишь подкову Красавице поставить, да десять буханок хлебушка тёплого в магазине при пекарни купить, заскочив перед этим на почту за пенсией, буквально потратив там на всё, про всё, десять минут. Знали её там и ждали. А вот Миша молодцом оказался! И если бы не повернул он после ельника налево, как предупреждала Пелагея, глядишь, и проскочил бы до Стародубовки вполне благополучно, довёз бы доктора к вечеру. А теперь...
     Пелагея зажмурилась на секунду и вновь открыла глаза.
     - Верёвка есть у вас, медицина? – деловито спросил их мужичок с изуродованной кистью, по колено утопая в вязкой жиже, махнув рукой экскаватору, чтобы тот остановился. Справившись с челюстью, упавшей от изумления на грудь, Миша выскочил из «Скорой», мгновенно промокнув до нитки и вытащил из-под сиденья металлический трос.
     - Куда?
     - Сейчас! Витёк, привязывай!
     Экскаватор сделал полукруг и встал перед «таблеткой» стороной, откуда торчала железная рука с ковшом. Невысокий щуплый человечек с горбом накинул петлю троса на металлический зуб ковша и кивнул.
     - Руки! – приказал мужчина с изуродованной рукой водителю «таблетки» и отошёл в сторону. Для махины экскаватора на гусеницах «таблетка» двигаться не мешала абсолютно. Взревев и залязгав гусеницами, экскаватор медленно двинулся к берегу, к пригорку, вытаскивая медицину из трясины...
     - А вы... - начал было доктор, выходя, наконец, из кабины на сухую землю, миновав зловещую западню, но продолжить не решился. Вопрос, который он хотел задать, застрял во рту. И врач договорил, спросив абсолютно о другом, - Куда сейчас?
     - Плотину сломаем, бобровую! Вот же, озверели вконец! Мало им речек своих, они ещё и на других потопы делают! Болот уже и так полно кругом, а они ещё добавляют! Вот сломаем плотину, вода уйдёт. Луг тогда снова высохнет, можно будет ехать здесь. А вы уж, на обратном пути, по другой дороге езжайте, вкруговую! А то мы не всегда здесь будем!
     Врач и Миша молча стояли и смотрели, как огромная гусеничная машина, лязгая траками и оглушительно грохая, пошла-поехала назад, в сторону залитого водой от перегороженного бобрами ручья, луга. Экскаватор поехал ломать бобровую плотину...
     - Миша, - неуверенно сказал врач, почему-то доставая какую-то коробочку с таблетками, – А ты заметил, водителя-то...
     - Может, стёкла в кабине отражаются...
     - Смотри, и дыма не видно...
     - Выхлопная труба, может...
     Но где могла быть выхлопная труба мощного дизеля экскаватора, чтобы сизый дым нельзя было бы заметить, Миша придумать так и не смог.
     - И мужики эти, особенно тот, с покалеченной рукой...
     Бабка Пелагея вернулась к телеге, когда «таблетка», наконец, двинулась дальше. Было ещё достаточно светло, часов семь вечера, не больше. Если всё пойдёт хорошо, врач успеет ещё засветло осмотреть Ирину. До деревни остался небольшой отрезок дороги, более-менее спокойный, где проблем не должно быть, доехать осталось немного. Уже минут через пятнадцать, максимум, доктор будет в деревне, там его уже ждут. Знают деревенские, что доктор подъезжает, вышли из домов. Не часто в деревню чужаки приезжают! Не часто – не то слово, скорее, редко. А для Ирины надо было это сделать! С чувством облегчения бабка Пелагея достала из телеги корзину – грибы просто лезли в глаза, пытаясь стать её добычей. Да и приехать в деревню сейчас нельзя было – доктор уж точно не поверит, что это возможно. Как и в то, что не нужны были вовсе дрова для печей, в старых деревянных домах обогревались микрореакторами, что и возраст бабушки Пелагеи совсем уж не соответствует её облику... Но люди, почему-то, не живут дольше! Доктор и так несколько удивится, увидев среди встречающих его деревенских инвалида Семёна, да Витьку-горбуна, тех самых экскаваторщиков, его с Мишей-водителем выручавших! И ведь не прикажешь им спрятаться – слишком уж редко людей приходится встречать! Не та задача была у этого форпоста на земле под названием Стародубовка, чтобы контакты с чужими расширять! Вот и приходилось маскироваться, скрипеть зубами от бессилия и невозможности ослушаться предназначения своего, но маскироваться. И только в крайних случаях...
     А так, всё, как обычно!