М. Цветаева - не поэт, считает Д. Быков

     (лекция Быкова о Марине Цветаевой)

   Д.Быков:

- я начну, пожалуй, с признания, что Цветаева далеко не самый близкий мне поэт, что поэтом, прежде всего, я ее не считаю, а вслед за Новеллой Матвеевой считаю ее величайшим прозаиком ХХ века. И считаю лучшим, что она написала, «Повесть о Сонечке»... Мне представляется, что два лучших цветаевских текста – это «Крысолов» и «Повесть о Сонечке.

   Всё! Как, скажите! - ответить на такой ВЫЗОВ? Мнение это транслируется на самую широкую аудиторию - лекция выставлена на ютубе.

   Профессионалам и без Быкова ясно, что Марина Цветаева - великий ПОЭТ, как и Ахматова. Они современницы. Об этом написано много тысяч работ филологов, лингвистов, литературоведов. Быков - популяризатор, к этим профессиям не имеет отношения, потому, думаю, высказал ложное, непрофессиональное мнение для широкой аудитории - что Марина ЦВЕТАЕВА НЕ ПОЭТ! Прекрасная проза Марины Цветаевой вовсе не означает, что прозаики - НЕ  ПОЭТЫ!

Чтобы убедить Быкова (и тех, кто ему верит и внимает) в ложности его вывода, воспользуюсь цитатой на эту тему И. Бродского:

И.Бродский:

"...поэзия стоит выше прозы  и поэт -- в принципе -- выше прозаика. Это так не только потому, что поэзия фактически старше прозы, сколько  потому,  что стесненный в средствах  поэт может  сесть  и  сочинить статью;  в  то  время  как прозаик в  той  же ситуации  едва ли  помыслит  о стихотворении. Даже если  он, прозаик, и  обладает качествами,  необходимыми для  сочинения приличного стихотворного  текста..." ("Поэзия и проза" Бродского")

Итак, Быков "низвёл" М. Цветаеву в прозаики, лишив самочинно звания ПОЭТА.

Идём дальше:

 - Цветаева изначально человек удивительно витальной энергии и, более того, удивительной праздничности. На фоне истории Серебряного века......., которая в общем выдержана в основном в миноре, и это совершенно нормально, естественно для эпохи упадка....... Цветаева среди всего этого сияет как какой-то протуберанец мощи, витальности, праздничности – .....она несет удивительный запас радости, ликования....
эта девочка поражает таким количеством счастья, такой мощью, таким разнообразием, такой зоркостью к вещам. Разумеется, хочется как-то погреться у этого огня, - с пафосом и, как всегда, артистично говорит Быков.

 
   Милости просим, ув. Д. Быков, Грейтесь - у этого "счастливого огня":

Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!

****

Словно теплая слеза -
Капля капнула в глаза.
Там, в небесной вышине,
Кто-то плачет обо мне.

*****

С большою нежностью - потому,
Что скоро уйду от всех,
Я все раздумываю, кому
Достанется волчий мех,

Кому - разнеживающий плед
И тонкая трость с борзой,
Кому - серебряный мой браслет,
Осыпанный бирюзой...

И все записки, и все цветы,
Которых хранить невмочь...
Последняя рифма моя - и ты,
Последняя моя ночь!

***

Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, —
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
......

Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
— И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.

*******

Быть в аду нам, сестры пылкие,
Пить нам адскую смолу, —
Нам, что каждою-то жилкою
Пели Господу хвалу!

*****

Настанет день — печальный, говорят! —
Отцарствуют, отплачут, отгорят, —
Остужены чужими пятаками —
Мои глаза, подвижные, как пламя.
И — двойника нащупавший двойник —
Сквозь легкое лицо проступит — лик.

*****
По улицам оставленной Москвы
Поеду — я, и побредете — вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет, —
И наконец-то будет разрешен
Себялюбивый, одинокий сон.

И ничего не надобно отныне
Новопреставленной болярыне Марине.

*******

Согрелись? Идём дальше.

И опять - слово И. Бродскому:

"Цветаева -- ПОЭТ чрезвычайно искренний, вообще, возможно, самый искренний в истории русской поэзии. Она ни из чего не делает тайны, и менее всего -- из своих эстетических и философских кредо, рассыпанных в ее стихах и прозе с частотой личного местоимения первого лица единственного числа.
Формально Цветаева значительно интереснее всех своих современников, включая футуристов, и ее рифмовка изобретательней пастернаковской".

   Б. Пастернак о Марине Цветаевой в своей автобиографии:

"В неё надо было вчитаться. Когда я это сделал, я ахнул от открывшейся мне бездны чистоты и силы. Ничего подобного нигде кругом не существовало. Сокращу рассуждения. Не возьму греха на душу, если скажу: за вычетом Анненского и Блока и с некоторыми ограничениями Андрея Белого, ранняя Цветаева была тем самым, чем хотели быть и не могли все остальные символисты вместе взятые. Там, где их словесность бессильно барахталась в мире надуманных схем и безжизненных архаизмов, Цветаева легко носилась над трудностями настоящего творчества, справлялась с его задачами играючи, с несравненным техническим блеском. Весной 1922 года, когда она была уже за границей, я в Москве купил маленькую книжечку её "Вёрст". Меня сразу покорило лирическое могущество цветаевской формы, кровно пережитой, не слабогрудой, круто сжатой и сгущенной, не запыхивающейся на отдельных строчках, охватывающей без обрыва ритма целые последовательности строф развитием своих периодов. Какая-то близость
скрывалась за этими особенностями, быть может, общность испытанных влияний или одинаковость побудителей в формировании характера, сходная роль семьи и музыки, однородность отправных точек, целей и предпочтений.
Я написал Цветаевой в Прагу письмо, полное восторгов и удивления по поводу того, что я так долго прозёвывал её и так поздно узнал. Она ответила мне. Между нами завязалась переписка, особенно участившаяся в середине двадцатых годов, когда появились её "Ремесло" и в Москве стали известны в списках крупные по размаху и мысли, яркие и необычные по новизне "Поэма конца", "Поэма горы" и "Крысолов". Мы подружились."

Нет нужды мне комментировать эту цитату - их переписка длилась 13 лет, а поэтическая и человеческая дружба всю жизнь.

М. Волошин оценил стихи М. Цветаевой сразу же после выхода первого её сборника. Пришёл к ней познакомиться - кто же это так талантлив в столь юном возрасте...(?)
И, проговорив с ней ЧЕТЫРЕ(!) часа, посвятил ей стихотворение:

 Марине Цветаевой

      К Вам душа так радостно влекома!
      О, какая веет благодать
      От страниц "Вечернего альбома"!
      (Почему "альбом", а не "тетрадь"?)
      ............
      Кто Вам дал такую ясность красок?
      Кто Вам дал такую точность слов?
      Смелость все сказать: от детских ласок
      До весенних новолунных снов?
      Ваша книга -- это весть "оттуда",
      Утренняя благостная весть.
      Я давно уж не приемлю чуда,
      Но как сладко слышать: "Чудо -- есть!"

      9 декабря 1910 г.
 
Так началась их дружба. Каждый год Марина ездила к нему в гости в Коктебель, где и познакомилась со своим мужем, Сергеем Эфроном.

    Уже первые сборники Марины Цветаевой были замечены и отмечены многими критиками, поэтами, современниками. Отмечены как стихи талантливого автора.  В том числе  и Н. Гумилёвым, которому очень нравились стихи Цветаевой. Заметил её талант и Брюсов, но...не мог простить ей стихотворения ему посвящённому, где она назвала его ранним "стариком", потому не хвалил, а мстил. Но месть была очень смешная.

     В начале 1911 года он объявил конкурс на ПЕРВОГО МОЛОДОГО  ПОЭТА РОССИИ - с темой на две  строки Пушкина: "Но Эдмонда не покинет Дженни даже в небесах". Стихи присылались под девизом, фамилий не было, чтобы исключить пристрастность жюри, председателем которого был сам Брюсов.

     Стихотворение Марины получило ПЕРВУЮ ПРЕМИЮ, но когда распечатали конверты с фамилиями, и стало ясно, что автор его - Марина Цветаева, Брюсов тут же поменял Первую премию на ПЕРВУЮ вторую. Первой не было. :)
Вот это конкурсное стихотворение 18-летней Марины:


    В РАЮ

Воспоминанье слишком давит плечи,
Я о земном заплачу и в раю,
Я старых слов при нашей новой встрече
Не утаю.

Где сонмы ангелов летают стройно,
Где арфы, лилии и детский хор,
Где всё покой, я буду беспокойно
Ловить твой взор.

Виденья райские с усмешкой провожая,
Одна в кругу невинно-строгих дев,
Я буду петь, земная и чужая,
Земной напев!

Воспоминанье слишком давит плечи,
Настанет миг,- я слез не утаю...
Ни здесь, ни там,- нигде не надо встречи,
И не для встреч проснемся мы в раю!

Здесь уже видно - какие серьёзные, вовсе не детские и не девичьи темы поднимала Марина Ц. в стихах уже в свои 17-18 лет. Как пишет М. Волошин: "её детский стих, как детский голос, умеет передать оттенки, недоступные стиху даже взрослому..."

И кто-то осмелится утверждать, что она была прозаиком, а НЕ  ПОЭТОМ? Она, получившая ПЕРВУЮ премию молодого ПОЭТА  РОССИИ!? По-моему, отважился только один Д. Быков.

Тему я закончила, но прибавлю, простите, одно замечание, в виде ВСТАВКИ.

В лекции есть и такие строки:

- Я, может быть, и резко, и зря когда-то написал, что Анастасия Ивановна (сестра Марины Цветаевой - Л.С.) была не просто продолжением сестры, а какой-то еще и немного страшноватой пародией на сестру. Вот это конькобежество до 90 лет, эта неувядаемая бодрость и плодовитость в старости, но без той меры таланта, конечно, это бывало иногда смешно.

Дорогие читатели, мне это кажется не просто невоспитанностью, незнанием этикета, безнравственностью или невежеством, а - просто КОЩУНСТВОМ и неизвинительной ЖЕСТОКОСТЬЮ. Да извинений вообще-то и нет: Слово "зря" - это не извинение. Как отнеслись бы вы, если бы нечто подобное кто-то сказал о вашей матери, родственнице или близкой подруге? Вот и я о том же...

И - ПОСЛЕСЛОВИЕ:

С юности Очень люблю стихотворение Марины "Встреча с Пушкиным":
 
(пропуски строф, что б вас не утомлять)
.......

Пушкин! — Ты знал бы по первому слову,
Кто у тебя на пути!
И просиял бы, и под руку в гору
Не предложил мне идти.

Не опираясь о смуглую руку,
Я говорила б, идя,
Как глубоко презираю науку
И отвергаю вождя,

......
Мы помолчали бы оба — не так ли? —
Глядя, как где-то у ног,
В милой какой-нибудь маленькой сакле
Первый блеснул огонек.

И — потому что от худшей печали
Шаг — и не больше! — к игре,
Мы рассмеялись бы и побежали
За руку вниз по горе.

1 октября 1913г.