Мама Нади Рушевой

Зоя ДОНГАК "МАМА НАДИ РУШЕВОЙ"

ББК 83.3 (2Рос=Тув)
Д67
Литературные редакторы:
Марина Анатольевна Замотина, член Союза писателей России, заслуженный работник культуры России.
Мария Андреевна Хадаханэ, критик, литературовед, фольклорист, переводчик, педагог, Член Союза писателей России, заслуженный работник культуры Тувинской АССР и Российской Федерации.
          Зоя  ДОНГАК
Д 67 МАМА НАДИ РУШЕВОЙ
Воспоминания, фотографии, письма, графика Нади Рушевой. На русском языке. – Кызыл: ОАО «Тываполиграф», 2014 – 164 с. + 16 илл.
 Книга представляет собой воспоминания матери всемирно известной, талантливой художницы Нади Рушевой. Наталья Дойдаловна Ажыкмаа-Рушева из рода Салчак рассказывает о мире Тувы, начиная с 20-х годов XX века по наши дни, о любви и жизни с мужем Николаем Рушевым, о дочери Наде.
      Книга предназначена для самого широкого круга читателей, особенно, молодых, для всех, кому близки проблемы развития культуры в нашей стране.
Донгак З. Ш., 2014
ОАО «Тываполиграф»,

    Воспоминания Н.Д. Ажыкмаа-Рушевой – уникальное произведение. Это не только истории из семейного архива художников Рушевых – отца и дочери, но и мир Тувы – с 20-х годов XX века по наши дни.
    Наталья Дойдаловна Ажыкмаа – первая тувинская балерина, вдова художника Николая Рушева и мама юной художницы Нади Рушевой, трагически ушедшей из жизни в 17 лет.
    Свои воспоминания Ажыкмаа-Рушева создает в 87 лет, при абсолютной слепоте.
…Наталья Ажыкмаа-Рушева – ровесница века XX, её воспоминания – ценнейшие документальные свидетельства эпохи, уникальные рассказы о жизни тувинского народа, написанные искренне, с любовью к своей  Родине.
   Права истина, что человек проживает свою жизнь дважды, только второй раз – в воспоминаниях. В своих воспоминаниях о муже, о дочери, в беседах с теми, кто их знал, Наталья Дойдаловна заново прожила и свою, и их жизни.
   Так рождалась книга, в которой хотелось передать любовь и память.
Марина Замотина,
заслуженный работник культуры России,
член Союза писателей России,
2014 г., город Москва.

                В РОДНОЙ ЮРТЕ

     В местечке Уш-Кожээ (Три каменные стелы) на берегу реки Биче-Баян-Кол, впадающей в Енисей, стояли дырявые, продымленные две юрты и три кожээ (каменные изваяния). Неизменным источником радости, единственным богатством    арата – бедного кочевника было лишь ласковое осеннее солнце, увядающая, опаленная знойными ветрами зелень на деревьях, голубое бездонное небо да жухлые травы поблекшей степи. При заходе солнца отблеск солнечных лучей отражались на горах Танды-Уула.
В конце 20-х годов XX века свирепствовала страшная эпидемия оспы. Бабушка Дундуулак со своим братом Балдып пригласила двух лам для тяжелобольной младшей дочери Дойдал. Два дня назад она похоронила старшую дочь Билчит и внука Седипа – сына дочери Дойдал.
Ламы уселись в юрте и принялись читать священные книги, а когда прерывали чтение, то гремели медными тарелками, играли на музыкальных инструментах – конге, кенгирге, дамбыре, бубне. Они читали молитвы то скороговоркой, то растягивая слова, то пели хором. Были зажжены светильники, в чашах стояла скудная еда. Все молились, кланяясь до земли. Молились дети умершей от оспы Билчит: Матпа, Насыкпан, Курседи, Анайбан, Чысынмаа. Молились дети умирающей Дойдал: Кок, Ошку-Саар, Коргудар, Ажыкмаа. Особенно истово молились Балдып и бабушка, кланяясь много раз подряд… 
За время болезни оспой Билчит, Седип, Дойдал ламы и шаманы много чего унесли: одежду, разные шкуры, меха, продукты. Увели скот…
– Ах, беда, беда! – причитала бабушка. – Ведь только вчера она говорила: «Мама, одна надежда на тебя. Единственный сын Седип отправился в божий мир. Воспитай, как следует моих дочерей». А теперь, гляди, кто подумал бы, кто во сне такое видел! За такое короткое время я потеряла двух дочерей и внука. Ах, лучше бы на их месте лежала я, сколько детей сиротами оставили!

– Так рассказывала о моем раннем детстве и о моей маме  Дойдал  моя бабушка, – вспоминает Наталья Дойдаловна.
Я сижу напротив мамы Нади Рушевой в доме в городе Москве, чтобы записать её воспоминания. В этой двухкомнатной крошечной квартире на пятом этаже «хрущёвки» на Кавказском бульваре в районе Царицыно находится мастерская Нади-художника. Здесь живет Наталья Дойдаловна Ажыкмаа-Рушева. Здесь жила ее знаменитая дочь Надя. Здесь жил ее муж – художник Николай  Рушев. И вот передо мной  невысокая энергичная женщина с восточными чертами лица, с седыми кудрявыми волосами, с полуопущенным взглядом. Я благодарна ее двоюродной  сестре – Марии  Сымыяевне  Чымба, которая нас познакомила.
Рассказ о своей жизни мама Нади начала с тех давних пор, когда в Туве свирепствовала оспа и многие из ее родни умерли от этой болезни.
Чаще всего Наталью Дойдаловну просят рассказать о знакомстве с Николаем Рушевым, об их любви, о жизни ее дочери Нади, о том, как она росла, как увлеклась рисованием, в чем суть её человеческой души.
 Когда позади 86 лет, любому человеку найдется, что вспомнить. Но не у каждого жизнь окажется столь насыщенной, как у Натальи Дойдаловны. Ее воспоминания – это не только истории из семейного архива художников Рушевых – отца Николая Константиновича и дочери Нади, но и мир Тувы – с 20-х годов XX века по наши дни.
Сейчас Наталье Дойдаловне  88  лет. Она абсолютно слепая. Эта, казалось бы, совершенно старая женщина, преображается, вспоминая себя в раннем детстве. 

Я родилась 20 ноября 1926 года в местечке Уш-Кожээ арбана Биче-Баян-Кол (ныне сумон Сесерлиг Пий-Хемского района) Республики Тыва.
Мои родители рано умерли (отец до рождения, а мамы не стало, когда мне было 2,5 года). Меня вырастила моя бабушка по линии матери Дундуулак Чумаанчы. Об отце бабушка ничего не рассказывала, поэтому ничего о нем я не знаю.  У бабушки были две дочери: моя мама Дойдал и её старшая сестра Билчит. У каждой – по пятеро детей. В те годы в Туве свирепствовала оспа: обе дочери бабушки и мой старший родной брат одновременно умерли от оспы. Бабушка осталась с девятью внучатами на руках.
В бедной черной юрте помощником бабушки и хозяином был наш дядя Балдып. С нами жил и его сын Курбу. С малых лет нас бабушка и дядя приучали к труду. На всю жизнь я запомнила бабушкину сгорбленную фигуру, невысокий рост и особенно её глаза: чёрные, с весёлым огоньком. Мне казалось, что они светятся. И светятся всегда. От них шло тепла столько, что вокруг всё расцветало. Помню, как её старые, дряхлые руки ласкали меня, когда я, обидевшись на кого-то, плакала. Бабушка была со всеми одинаково добрая, терпеливая, никогда никому ни на что не жаловалась, зато другим сочувствовала по любому поводу. Даже смерть дочерей и внука не изменила ее характера – она стала только печальнее. По вечерам бабушка или дядя рассказывали нам сказки или легенды, и когда мы с Курбу засыпали, бабушка, укутывая нас, склонялась над нами и вдыхала запах наших волос.
Тувинцы, желая выказать нежность, раньше не целовали, а вдыхали  запах волос или кожи.
 С Курбу мы почти одногодки, поэтому все время были вместе и, как все дети соседей, пасли ягнят, телят.
Под утро спалось сладко и крепко, но надо было вставать: бабушка детей будила, мы быстро вскакивали, почти на ходу пили хойтпак или молоко, выгоняли из кошары ягнят и телят, чтобы пасти их целый день. С шестилетнего возраста я с братом самостоятельно пасла  овец. Целый день ели курут – кубиками высушенный творог, завязанный в поясе. Бараны летом паслись хорошо, поэтому мы успевали поиграть в сайзанак (детские игры).Зимой было труднее, но мы всё равно успевали построить снежные дворцы. Время определяли по солнцу, всегда вовремя пригоняли отару овец домой. Но изредка, особенно весной, путали время и возвращались раньше положенного срока, тогда получали нагоняй от дяди. Мы не обижались на него, потому что он был прав. На зимних пастбищах юрты ставились небольшими группами – по одной, по две, поэтому детям было не так радостно и привольно, как летом и весной. Зато на чайлагах дети резвились вволю –пели, танцевали и играли в спортивные игры.
        Дядя Балдып был очень трудолюбивым. Мне кажется, он даже не болел. Легко ли было ему и бабушке прокормить нас всех, имея такое нехитрое хозяйство. Застать в аале дядю летом было трудно. Я никогда не видела, чтоб он был пьян или сидел просто так без дела: то сено косил, то выращивал пшеницу, то ходил на охоту. Заготовив дрова, он продавал их в *Кызыле, а на вырученные деньги покупал продукты и вещи первой необходимости, очень редко сладости. Я до сих пор помню его озабоченное, немного суровое лицо. Он был немногословен. О своей жене дядя Балдып ничего не рассказывал, видимо, она умерла очень рано, и он остался с сыном.
Пришло время и старшие братья и сестры покинули родной кров. Они отправились в Кызыл, где начали самостоятельно жить и работать. В юрте бабушки нас было четверо детей – моя родная сестра Коргудар, двоюродная сестра Чысынмаа, сын дяди Балдыпа – Курбу  и  я – Ажыкмаа.
 – Наталья Дойдаловна, а как ваше имя стало вашей фамилией, а имя вашей мамы – вашим отчеством? – с удивлением спрашиваю я её.
 – Имя Ажыкмаа мне дала хин-авам (пуповину отрезавшая) бабушка Барынмаа. Я из рода Салчак.При паспортизации – после вступления в 1944 году Тувинской Народной Республики в состав СССР – моё имя Ажыкмаа записали фамилией вместо моего тувинского имени Ажыкмаа написали новое русское имя – Наталья.
 –  Нас собрали тогда в большом зале театра и, толком ничего не разъяснив, сказали, что по документу у каждого из нас должны быть имя, отчество и фамилия.
    В группе у многих были одинаковые фамилии – по названию рода, а нам сказали, что не все должны иметь одну и ту же фамилию. Итак, моя фамилия Салчак стала Ажикмаа, а имя моей мамы Дойдал  стало отчеством – Дойдаловна.
 Типичная для Тувы история: подобное при получении паспортов происходило и с членами других семей. Вот такая путаница. Так что по паспорту я стала – Ажикмаа Наталья Дойдаловна, а фамилия – Салчак вообще отсутствует.
В раннем детстве мне казалось, что моя бабушка никогда не спит: встаёт раньше всех, ложится позже всех. Я каждое утро видела, как бабушка брызгала чай тос-караком – девятиглазкой (деревянной ложкой) сначала в сторону обруча дымового отверстия, потом выходя из юрты в сторону восходящего солнца, гор, реки и произносила слова благословения:

«Помилуй нас, тайга моя! Помилуйте нас, девять небес моих!
Помилуй нас, солнце! О милости Вашей прошу вас!
Тос дээрим, Долаан Бурганым!
Всё плохое пусть покинет нашу стоянку раз и навсегда!
Пусть всё хорошее, доброе приходит к нам на счастье!».

После завершения молитвы бабушка, вернувшись в юрту, наливала чай в пиалу и подавала мне. Остальные её внучата часто сладко спали.
Мне вспоминается такая картина: вот я босиком выбежала из юрты. Вокруг горы: Чоолен, Эглип-Келген, Бай-Даг, Маа-Шашкан, а за ними высокие белоголовые хребты. Увенчанные никогда не тающими шапками льда, они, кажется, нависают над окружающим миром. С вершины Маа-Шашкана видны озеро Чедер и длинная цепочка гор Танды-Уула. Везде луга и пашни. Везде юрты. Журчит чистая прозрачная речка Биче-Баян-Кол, на берегу которой растет черная и красная смородина. А рыбы было тьма-тьмущая. Ребятишки рыбачили от случая к случаю, по настроению. При заходе солнца отблеск солнечных лучей отражается на горах Танды-Уула, как радуга. Затем я бегу мимо местечка Уш-Кожээ. Там есть действительно три каменных изваяний. Поляны здесь покрыты высокой травой, усеяны цветами и ягодами. Воздух насыщен незабываемым ароматом. Светит солнце. А небо такое голубое-голубое, высокое-высокое – аж дух захватывает. Даже облака здесь какие-то особенные: густые и гладкие, как сливочный крем. В предгорье пасутся овцы, козы, чуть в стороне от них ходит табун лошадей, телята. Где-то там, вдалеке, всадник мчится за табуном. Около отары овец, коз слышится горловое пение. Это поет Доржат-ирей. Дядя Балдып тоже что-то вдохновенно напевает, вспоминая о своей молодости, а высоко в небе – жаворонок. Какая красота! На такую красоту надо молиться. Теперь мне понятно, почему моя бабушка долго по утрам молилась. Именно около нашего сайзанака, почему-то мне вспомнился бабушкин наказ: «Ты ведь знаешь, Ажык, летом мы живём здесь – в местечке Уш-Кожээ, весной – в Хову-Аксы, зимой – в Одектиг-Ой, осенью – снова в Хову-Аксы, где жили мои предки. Внученька, бабушка твоя стареет, Коргудар, Чысынмаа они тоже скоро уедут работать в Кызыл, а ты – самая младшая – остаешься в юрте со мной. Мне одной трудно будет справляться с хозяйством, поэтому ты должна помогать мне. Ты ведь умница. Я в тебя верю». И я тогда твёрдо решила: всегда буду слушаться бабушку. Я научусь трудиться так, как она, буду пасти ягнят и козлят, варить обеды, помогать ей во всем. 
Я всегда замечала, что в любой юрте встречают человека очень гостеприимно. И я знала, что каждому гостю обязательно нужно предложить традиционное тувинское угощение – чай, лепёшки или творог со сметаной, причем независимо от того, знакомый это человек или совсем чужой. Такая испокон веков у тувинцев традиция.

Я снова пришла в квартиру Рушевых. В комнате Нади почти ничего не изменилось, только на её кровати теперь спит Наталья Дойдаловна. На полке с любимыми книгами, на её рабочем столике –  цветные фломастеры, карандаши, подарки. На тумбочке, на столе – её куклы, кактусы, цветы, радио, книги Наталии Владимировны Масловой «Графика Надежды Рушевой» и Николая Константиновича Рушева «Последний год Надежды», публикации в разных средствах массовой информации, поздравительные телеграммы, открытки с днём рождения. 20 ноября 2013 года Наталья Дойдаловна Ажикмаа-Рушева отметила своё 87-летие. В коридоре – книжные шкафы до потолка, а в соседней комнате, среди шкафов с рисунками – стеклянный секретер с книгами отзывов.
В Туве Надю Рушеву, по праву, считают своей землячкой. Её мама – Наталья Дойдаловна Ажыкмаа – одна из первых тувинских балерин, первая солистка танца «Звенящая нежность».
Н. Д. Ажыкмаа – хранительница дома, этого живого очага любви и светлой памяти. Именно она явилась тем организатором порядка и распорядка времени, который позволил создать дочери и мужу необходимую атмосферу для творчества в тех скромных условиях быта. До сих пор Наталья Дойдаловна хранит этот порядок, дом, который, по сути, стал музеем Надежды Рушевой. «Наша мамочка», «Наташенька» величали Наталью Дойдаловну дочка и муж. Она дважды пережила в этом доме печальные дни прощания с ними: 6 марта 1969 года – с Надей и 23 октября 1975 года – с мужем. Твердая духом, всегда идущая вперед, уравновешенная, скромная, мужественная Наталья Дойдаловна, потеряв дочку и мужа, ради которых жила, потеряв зрение, продолжает жить, где жили и творили они. И также безмерно любит их она.
Я слушала эти воспоминания мамы Нади Рушевой, и верила, что сильнее материнской памяти и материнской любви нет на свете силы. Я попыталась не пропустить ни одного слова Натальи Дойдаловны, и ещё, её рассказ мне был так дорог потому, что я сама – тувинка, и что я понимаю, какую генетическую красоту передала она душе своей дочери.

– Однажды,– продолжает рассказ Наталья Дойдаловна: – После полудня со стороны Ооруга начала подниматься темная туча. Затем подул сильный ветер, подняв вдоль степи густую пыльную завесу. И через несколько минут послышался громкий стук падающих на землю градин. «Октаргайда бызыр-бызыр, оът-сиген бызыр-бызыр, делегейде догдур-догдур, теве мыяа догдур-догдур. Тос дээрим оршээ! Долаан-Бурганым оршээ!» – молилась бабушка.( «Во вселенной звёзд, созвездий – видимо-невидимо, трав-растений – видимо-невидимо, в целом мире звонко бьёт по земле град – дзень-дзень, глухо падает на землю верблюжий помёт – бух-бух. Девять небес моих, Большая Медведица – Чеди-Хаан – Семь Ханов моих! Пощади нас!»).
Гулкий грохот стоял такой, словно беспрестанно гремел гром.
 – На всё воля бургана (Божья), Ажык, – успокаивала меня бабушка.
Мне было совсем не страшно, ведь рядом со мной бабушка, которая ничего не боится. Бабушка ко мне относилась ласково как к самой младшей и часто болеющей, и я в свою очередь на ласку бабушки была отзывчива. Она никогда не заставляла делать то, чего не хотят делать дети. Она спокойно мне говорила: «Всегда слушай старших, научись тому, что я делаю. Дорогая Ажык, человеком становятся с детства».
 Двоюродный шустрый младший брат Курбу был озорным, непоседливым, очень подвижным, и этим отличался от сверстников. Иногда он давал мне подзатыльники. Тогда бабушка с Курбу была строже, требовательнее.
 Когда нам было семь или восемь лет, в Доге-Баары  впервые увидели грузовую машину. А когда нас покатали, мы так радовались, как будто побывали в космосе, и постоянно вспоминали об этом случае.
Я, и ростом маленькая, все равно как могла, помогала старшим, училась шить. Бабушкины пословицы: «Не привыкай к неге, а привыкай к трудностям» – я запомнила на всю жизнь. Бабушка знакомила меня с раннего детства с близкими родственниками: «Хотя у тебя нет мамы, отца, но от сиротства не умирают». Действительно потом я поняла, что связь с родней делает человека сильным, уверенным в себе. Поэтому я подробно расскажу о своих родственниках.
У моих родителей было пятеро детей. Это мой старший брат Седип,  я его совсем не помню – он скоропостижно скончался от оспы вместе с мамой.  Второй ребенок, самая старшая моя сестра  Кок – это бабушка моего внучатого племянника Тайбына. Их семья – сестра Кок с мужем Бадарчы честей жили в Кара-Суге. У них, кроме юрты, был дом. Дети – Апын, Хандыжаа, Севээн, Барба, Каадыр-кыс, Доржукай. Кок угбай умерла в 1950 году, у нее остались шестеро детей, в том числе дочь  Апын. В детстве я нянчила Апын, она всегда, как привязанная, ходила за мной. Чтобы не отстать от подруг, мне приходилось таскать её на спине. А она была крупной и крепкой, поэтому, ох, как было тяжело.
Третий ребенок – Ошку-Саар угбай. Она бабушка другого внучатого племянника Тимура – Тимур Кызыл-оолович  Ховалыг работал начальником юридического отдела Управления Россельхознадзора, сейчас работает в Парламенте, у него трое детей. У сестры Ошку-Саар ещё есть дети Делгермаа, Лора (у неё муж русский, жили на Дальнем Востоке, как туда уехала, больше не знаю).
Четвертой в семье моих родителей была сестра Коргудар. Она работала дояркой на молочно-товарной ферме. У сестры была дочь, которая умерла в пять лет. Однажды Коргудар попала под дождь, сильно простудилась, после этого так и не оправилась – умерла от воспаления легких в 1950 году, в совсем молодые годы.
В нашей семье самая младшая – я. Из них, в настоящее время в живых осталась тоже только я.
Сейчас перечислю поколения моих родных сестер:
Дети Апын: 1) Галина (умерла); 2) Слава (умер); 3) Рая; У Раисы 3 детей – все мальчики, сейчас в живых один Игорь;  4) Фадей;  5) Тайбын – Бадарчи Тайбын Салчакович – бывший председатель сумона Сесерлиг, фермер в аратском хозяйстве; 6) Андрей – Бадарчи Андрей Салчакович – учитель труда в школе п. Сесерлиг, её жена – Бадарчи Светлана Бажиновна – завуч по воспитательной работе в средней школе Сесерлига (имеет два высших образования), вот она-то была на юбилее – 60-летии Нади. У них 4 детей: Буян, Маша, Айдын, Баян-Чыргал (один мальчик, остальные все девочки).
Никогда не забуду детей маминой сестры Билчит (второй дочери моей бабушки): 1) скромную, тихую Матпа; 2) самого аккуратного человека в работе среди них Насыкпан; 3) тщательного, внимательного Курседи;  4) немногословную, но с удивительной памятью Анайбан;  5) честную, добрую Чысынмаа (она же Рая, её муж Олег Карламович Сагаан-оол).
В Кара-Суге  была вторая юрта – это юрта Сымыяа акый  и Кимаа угбай. У них было много детей. Помню только старших – Марата, Доржу, Марию. Широкоплечий, высокий, светлолицый Сымыяа акый был хорошим плотником, одним из первых переехал в Сесерлиг, и многие первые дома построены им. А его жена  смуглая, улыбчивая Кимаа была мастерицей, всегда что-то вышивала, особенно у нее хорошо получалась бопуктар – мягкая обувь для младенцев, и все женщины аала обращались к ней, когда их дети начинали ходить. В Сесерлиге они одними из первых стали разводить огород и выращивать овощи. Вот так мы жили в Биче-Баян-Коле.
В Сарыг-Сигене стояла юрта Чамзоо акыя – отца Ивана Салчака, заслуженного художника Тувинской АССР. У них кроме Ивана, были дети Арапчын, Дываа, Макар. Дед Чамзоо и Булаган – прославленные  борцы республики. В местечке Даш-Оваа есть большой камень, который дед Чамзоо перетащил от подножия горы до её вершины. Его внук Эрес Иванович, ныне живущий в Америке, даже не знает об этом камне.
 
Я опять в доме Рушевых. Продолжаю нашу беседу. Я лично знаю Эреса – сына художника Ивана Салчака. Тут я вспомнила наше совместное первое восхождение  с ним и с другими альпинистами во главе Маадыр-оола Бартыштаановича Ховалыг  на Монгун-Тайгу в майские праздники 1996 года: выла вьюга, а мы с трудом поднимались и поднимались на гору …
          Н. Д. Ажикмаа мне и говорит: «Зоя, ты всегда приходи, поговори со мной, я всё помню, меня не забывай, мне кажется, я совсем не изменилась, только ничего не вижу».
      Иногда пытаюсь поставить себя на место Натальи Дойдаловны: закрываю глаза и пробую пройти по её квартире, ощупывая стены и мебель. Вроде бы, получается, ведь все знакомо. Но долго так выдержать трудно: глаза открываются непроизвольно, они хотят видеть свет. Психологически очень трудно, невозможно представить, что вот так – в полной темноте – можно просуществовать самостоятельно, надеясь только на самого себя. Я её спрашиваю:
    – А вы, наверное, чувствуете, где и что находится?
    – Конечно, Зоя – чувствую. Всё чувствую. Я взяла себя в руки – научиться выжить. Я снова учусь не просто ориентироваться в своей квартире, но и в жизни.
      После такой оптимистической её речи улетучились мои грустные думы и, я с радостью продолжаю писать. Я рада, что общаюсь с ней, пишу её воспоминания …

Летом в Биче-Баян-Коле я в свободное время играла со своими подругами из соседних юрт Доспанай и Кашпык-Уруг. Мы кувыркались, делали гимнастические упражнения, скакали на лошадях. Однажды подруги прибежали ко мне и с радостью сообщили:
– Завтра мы поедем в школу учиться. Желающих учиться записывает дарга – чиновник в той юрте. Мы уже записались. Ажык, ты будешь учиться с нами?
 – Бабушка, мне можно пойти в школу? – спросила я.
– Ты ещё маленькая. Школа находится в Даспы-Аксы (ныне село Кара-Хаак), это отсюда очень далеко. Если я тебя отправлю туда, то не смогу спать ночами. Подожди ещё год. Потом пойдешь учиться. Школа – не волк, в лес не убежит.
Я согласилась. А в школу пошла не через год, а через два года, так как после перенесенного какого-то желудочно-кишечного заболевания у меня был ослаблен организм. Помню, даже не могла ходить, только ползала по юрте, все думали, что я умру скоро. Только бабушка, несмотря ни на что, выходила меня с помощью отваров из каких-то лекарственных трав. Через два года бабушка всё же отпустила меня в Даспы-Аксынскую школу. Вот такая она была! Ничего не жалела для меня. Говорят, только благодаря ей я осталась жива. Она говорила: «Нет дороже мне человека, чем внучата. Мои внучата дороже, чем мои дети. Потом подрастёшь, поймешь, о чём я говорю, Ажык».
Жила там в интернате. Это было моей первой разлукой с родной юртой, с бабушкой, и, конечно, первое время было тяжело. В школе я хорошо училась. Тяга к знаниям, целеустремлённость, бабушкины советы и её воспитание помогли мне преодолеть все трудности. Я очень быстро догнала своих сверстников, но мне всегда не хватало бабушкиной чуткости и заботы.
В 1937 году бабушки не стало. Все сестры знали, что я была очень привязана к бабушке, поэтому решили забрать меня в Кызыл. В Даспы-Аксынскую начальную школу в командировку приехал дарга из Кызыла Момбужай акый (кажется, его фамилия Маады). Меня посадили на коня за ним.
Учителя попросили отвезти меня в Кызыл к сестре  Ошку-Саар. И дарга довез. Сестры Ошку-Саар дома не было. А я, целый день ехавшая верхом, задремала. Проснулась я оттого, что кто-то нежно погладил меня по голове. Открыв глаза, я увидела перед собой сестру Ошку-Саар, глядевшую на меня с жалостью и нежностью. Затем она подогрела воду, сняла с меня кофту, далембовую юбку, на которой вместо резинки была веревка, грязное бельё, вымыла меня и сказала, что завтра купим в магазине новую одежду.
На следующий день  Ошку-Саар выполнила обещание – купила мне всё: от панамки до сандалий. В новой одежде я совсем преобразилась и стала чувствовать себя увереннее. Каждый вечер я нюхала сандалики – от них хорошо пахло кожей. Сестра Ошку-Саар работала в аптеке № 1. Недалеко от аптеки, на пересечении двух улиц, находился киоск, где каждый день продавали мороженое. Сестра мне давала немного денег на карманные расходы, на которые изредка я его и покупала.
Мне приехавшей из деревни, Кызыл показался огромным, шумным городом. Я начала учиться в Кызылской объединённой школе. Школа располагалась в двухэтажном деревянном здании. Учились на первом этаже, а жили на втором. Из педагогов помню учителя начальных классов Таисию башкы – в наше время так вежливо обращались к учителям, она в одном классе учила учеников сразу двух классов, тогда были малокомплектные классы.  Башкы – учитель Таисия Спиридонова по национальности татарка обращалась к ученикам по-русски, поэтому у меня были большие проблемы с языком. Также Овус башкы преподавал историю. Он был всегда опрятно одет.

 – Наталья Дойдаловна, потом когда-нибудь встретили своих  башкы – учителей?
 – В 1972 или 1973 году Овус башкы был у нас в гостях в Москве. Вместе с Николаем Константиновичем посетили Красную площадь, Мавзолей, побывали во многих исторических местах.
 А в шестом или седьмом классе начали учиться в новом здании, сейчас это школа № 2, так как старый корпус сгорел. В школьные годы я дружила с Лопсаной, Кашпык, Долумой, Янданмаа, Нанзалмой, Кок. Позже подружилась с Зоей. Она была лучшей ученицей школы, сейчас это Зоя Борандаевна Чадамба, одна из первых ученых Тувы. Жили интересно, не было скучно. Летом было, сколько работы, что даже дети не оставались без дела – стрижка и купание овец, заготовка войлока, сенокос. А женщины после утренней или вечерней дойки коров обучались письму. Все, кто интересовался музыкой, учился играть на мандолине, балалайке или на гармошке.
Помню, с каким трепетом мы ждали Наадым – праздника животноводов, каждый заранее думал, как оденется, а выбор-то был скудный. Заранее договаривались с взрослыми, кто посадит верхом позади себя, чтобы доехать до Кара-Суга (сейчас это часть Кызыла – район зверофермы на правом берегу Енисея). Во время Наадыма проводились различные соревнования, но больше всех привлекали скачки и борьба хуреш.

Жизнь Н. Д. Ажыкмыы-Рушевой оказалась очень тесно переплетена с судьбой страны и, в частности, с такими драматическими и переломными страницами её истории, как годы репрессий, Великая Отечественная война.

Через некоторое время в семье сестры Ошку-Саар случилась беда. Её мужа – молодого, красивого, очкастого Шавы арестовали в 1938 г., как родственника врага народа – директора банка Данчая, отправили в ссылку в неизвестном направлении, и он совсем пропал (тогда одиннадцать человек расстреляли, реабилитировали только в 1964 г.). Та же участь ждала и Ошку-Саар. Её выслали в Дзун-Хемчикский район. Дочь Данчая – Галина Сайзуу – была моей лучшей подругой. Её исключили из школы № 1, русские учителя пожалели Сайзуу, направили учиться на швею.
Тогда из семьи Ошку-Саар меня взяла сестра Анайбан, затем сестра Рая. В 1941 году сестра Ошку-Саар снова приехала в Кызыл со вторым мужем Холчукпен, который работал в кожевенном заводе. Он оказался добрым, отзывчивым, трудолюбивым человеком. Дети Ошку-Саара: Лора и Делгермаа, а их дети – Света, Тимур  до сих пор не забывают меня.
После каникул меня забрала сестра Чысынмаа, которая работала наборщицей в типографии в Кызыле. Сестра очень хорошо относилась ко мне. Я постепенно привыкла к городской жизни. Кроме основной учебы в школе с подругами я ходила в кино, клуб, активно участвовала в художественной самодеятельности школы, особенно любила танцы. Я с детства занималась спортом, особенно волейболом, танцевала, пела. Когда бывала в Кызыле, часто ходила в театр, с восхищением смотрела на артистов. По вечерам молодежь отдыхала: один играл на мандолине, другой – на балалайке, пели, танцевали. Время прошло как-то незаметно. В тот год, когда я перешла в 6-ой класс, я случайно натерла ногу. Появился нарыв, – рана долго заживала. Я ходила с трудом, из-за чего не смогла учиться и отстала на один класс. Во время летних каникул я часто приезжала на малую Родину – в Уш-Кожээ, в свой родной Баян-Кол. Там жили дядя Балдып с сыном Курбу и сестра Коргудар. Останавливалась я у тети Матпы.

    Наталья Дойдаловна с нежностью говорит о бабушке.
– Изредка я заходила в нашу опустевшую, осиротевшую юрту. Было очень тоскливо, сердце щемило, но жить там я бы не смогла. Теперь, уже вся седая, про себя каюсь и прошу у покойной бабушки прощения за причинённую (если она есть) ей боль на протяжении всей моей извилистой жизни, – с горестью сказала Наталья Дойдаловна.

     22 июня 1941 года узнали о нападении немецких фашистов на СССР. Это в моей памяти остался навсегда. Вот как это было.
      У нас в Сесерлиге шли спортивные состязания, когда в аал прискакал всадник. Это был партийный секретарь из Турана. Он велел срочно всех собирать, сказал, что будет особое сообщение. Все помчались туда, где услышали горькую весть . Он обратился ко всем аратам с просьбой с сегодняшнего дня работать и жить по-военному, всеми силами помогать фронту. Он говорил и призывал так горячо, что у нас захватывало дух.
С началом Великой Отечественной войны наша жизнь резко переменилась. Мы, дети, сразу повзрослели как-то. Тогда мне только исполнилось 15 лет.
В первый же день войны все араты начали помогать Красной армии. До сих пор не перестаю удивляться собранности, отзывчивости простых людей, которые с того дня стали работать очень с большой отдачей, чтобы хоть чем-то помочь. Клич военного времени: «Всё для фронта! Всё для победы!» - был святым для всех: и стариков, и детей. Скот тувинские араты отдавали безвозмездно. Каждая семья кроме скота отправляла в фонд помощи фронту полушубки, рукавицы, носки, мясо, топленое масло. Тувинские араты говорили: «Я знаю, что каждый конь, которого я отдам для фронта, повезет в бой смелого кавалериста, каждый пуд масла шерсти, мяса принесет тепло и силу бойцам, которые гонят сейчас с советской земли фашистов»; «Для того, чтобы быстрее и окончательно растоптать фашистскую гадину, я большую часть своего скота отдаю для Красной Армии». На производстве изготовляли лыжи, валенки, шапки и другие необходимые товары для фронта.
       Мы глубоко переживали за города, которые заняли фашисты. До поздней ночи слушали по радио сообщение Совинформбюро. А  за каждый освобождённый город радовались до слёз. 
       Каждый старался каким-то образом внести свою лепту в победу. И мы, ученики объединённой школы г. Кызыла, с июня 1941 года работали на заготовке дров в тайге, затем помогали в подготовке начальной школы села Сесерлиг к учебному году: парни чинили парты и стулья, а девушки красили мебель и классы. Многие из нас тогда остались работать в Сесерлиге, не вернулись в Кызыл для продолжения учебы. Я тоже осталась. Работы хватало всем. Зимой помогали школьному повару тете Черликпен  пилить, колоть дрова, топить печь, таскать воду, месить тесто.
        Когда выпал снег, из Красноярска приехали военные, чтобы выбрать лошадей на войну. Из разных аалов араты пригнали столько лошадей, что мы удивлялись: никогда раньше не видели таких больших табунов в одном месте. Военные измеряли лошадей, смотрели их состояние, выбирали. Оказывается, наши низкорослые кони очень подходили для работы зимой, не проваливались в снег. Пока военные выбирали лошадей, они жили у нас в селе, и мы кормили их.
       Тогда  очень активно работала женская организация. Многие девушки наравне с взрослыми женщинами шили, вязали варежки, носки. Жизнь села и начальной школы кипела – из районного центра приезжали культработники: читали лекции, вели агитационную работу и обучали новым военным песням, после них многим из нас хотелось на фронт.
Из Кызыла постоянно приезжали ополченцы и на окраинах села проходили военную подготовку, готовились к отправке на фронт.
В селе была создана ревсомольская ячейка, члены которой после собраний разучивали новые песни, подвижные игры, а затем под балалайку и мандолину танцевали. Хотя время было военное, люди умели, и работать, и веселиться. В то время обычно танцевали вальс, краковяк, плясовую.
 Весной 1942 года я снова уехала в Кызыл.
В 1942 году сестра Рая вышла замуж за молодого писателя Тувы Олега Карламовича Сагаан-оола. Я жила в этой дружной семье. Рая и моя родная сестра Коргудар были эжишкилер – подругами. Человек добрейшей души Рая – самая любимая двоюродная сестра, которая сыграла большую роль в моей жизни, была и другом, и до конца своей жизни поддерживала меня. Мы часто вспоминали жизнь в бедной юрте, бабушку и дядю Балдыпа. Дядя был к нам очень добр, нас всех на ноги поставил. Бабушка и дядя Балдып передали мне свой жизненный опыт, я всегда помнила их наказы, советы. Благодаря семье Раи и Олега Сагаан-оолов  я приобщилась к миру искусства, знала многих артистов, писателей, читала их произведения. В то время писатели жили в доме по улице Красноармейской.
Из писателей особенно запомнила Степана Агбаановича Сарыг-оола. Он выделялся своим весёлым нравом, разговорчивостью, со мной всегда шутливо здоровался: «Ну, как у тебя дела, угбай?»  Мы его называли Сарыг-оол башкы, он был одним из интереснейших людей, поддерживал связь с театральным училищем, помогал в постановке пьес, принимал экзамены. В моей жизни был один курьезный случай, связанный со Степаном Сарыг-оолом.
Впервые в жизни тетя Рая купила мне белые туфли на каблуках. Они были такие красивые, в то время редко кто из моих ровесниц имел такие туфли. Как-то я пошла в них за водой, а колодец стоял за забором, чтобы не испачкаться, сняла их и оставила на сухом месте. В это время подошел писатель Сарыг-оол и, как всегда, с шуткой поздоровался со мной, помог набрать воды. Я, взяв свои ведра, от смущения забыла о туфлях, вспомнила о них только дома, а когда вернулась, их уже не было. Да-а!
*Кызыл – столица Тувы

АЖЫКМАА  В  МИРЕ  ИСКУССТВА

       С осени 1942 года я начала учиться в седьмом классе школы № 2 в Кызыле. В начале учебного года я прочитала объявление: «Театральная студия набирает для цирковой группы Владимира Оскал-оола юношей и девушек». Руководителем цирковой группы работал молодой, красивый, окончивший Государственное училище циркового искусства в Москве Владимир Базыр-оолович Оскал-оол – основатель тувинского цирка, народный артист СССР – жонглёр, эквилибрист на проволоке.
В это же время при муздрамтеатре организовывалось театральное училище со специальностями  «хоровое пение», «оркестр народных инструментов»  и  «хореография».
 В Туве тех лет самым ярким выражением народного искусства были национальные праздники с играми, борьбой хуреш . Театр был большой диковинкой, а про цирк и балет тувинцы вообще не слышали. Даже слова такого не было в языке. 
Я очень хотела учиться дальше. Конкурс туда был сложным, трудным. После тщательного отбора в цирковой группе начали учиться три девушки: Кок, Намзалмаа  и я. Мы были приняты с испытательным сроком – «до зимы посмотрим». Мы не ожидали этого, но были очень рады. Адаптационный период мощных, рослых, с сильными руками Кок и Намзалмыы прошел гладко, а у меня – не очень. Но я не сдавалась, сложные акробатические, гимнастические упражнения делала неплохо наравне с подругами. Я каждый день с замиранием сердца слушала приятную музыку, доносившуюся из помещения, где занимались балерины. Меня всё время туда тянуло. Во время перерывов, почти всё свободное время я убегала туда и наблюдала за каждым движением танцовщиц.
        Я снова пришла в квартиру Рушевых. Как всегда Наталья Дойдаловна меня встретила с объятиями.
Наблюдение, сделанное мною десятки лет назад, и сейчас точно объясняет феномен массового восприятия тувинцами самых разных жанров искусства. Собравшись в зале на большой концерт, они с одинаковым энтузиазмом реагируют на все тонкости каждого номера, будь то выступление солистов классического балета, народного фольклорного ансамбля, оперной певицы, поэта, эстрадного исполнителя или мастера горлового пения. Цельность восприятия, идущая от сохранившегося в тысячелетиях единения с природой, – вот ключ к пониманию души тувинца.
Мне было очень интересно  узнать о самых первых шагах молодой балерины Ажыкмаа в мир искусства. Хочу отметить, что при этих воспоминаниях Наталья Дойдаловна на глазах молодеет. Она начала работать в одном из старейших тувинских театров (ныне музыкально-драматический театр имени Виктора  Кок-оола), где до сих пор сохранился тувинский язык в чистом виде.
За чашкой чая задаю вопросы и продолжаю записывать воспоминания Натальи Дойдаловны.
– Наталья Дойдаловна, как вы пришли в мир балета и стали одной из зачинательниц танцевального искусства Тувы?
Танцевать я любила всегда, поэтому решила попробовать поступить в балетную группу.
В 1943 году открылся Дом культуры советских граждан (ныне филармония). Около этого здания постоянно висели агитационные плакаты с фотографиями героев. Когда узнали о подвигах Николая Гастелло, Лизы Чайкиной, Зои Космодемьянской, Виктора Тополихина, каждый хотел быть похожим на них. Этих плакатов меняли каждый месяц-полтора.
Балетмейстер Анатолий Васильевич Шатин приехал в Туву  2 января 1943 года.
Однажды на меня обратил внимание балетмейстер Анатолий Васильевич Шатин. Он проверил, есть у меня музыкальный слух и склонность к танцам –  гибкость, умение держать осанку. Но ведь я занималась в цирковой группе и имела прирожденный музыкальный слух, так что после экзамена меня зачислили в балетную группу.
В старом классе установили балетные станки. После ремонта класс стал светлым и уютным. Мои подруги – трепетная, талантливая Екатерина Кыдай, мягкая, добрая Галина Бады-Сагаан (Севилбаа), терпеливая Клава Веденеева, тонкая тростиночка Фаина Дубовская, целеустремленная Алла Селянова, умница, красавица Клара Намчак, решительная Екатерина Харлыг, с высоким духом Лариса Соловьёва, мечтательная Сай-Хоо Монгуш, скромная Лиля Севастьянова и  я – Наталья Ажыкмаа  с нетерпением ждали занятий с Анатолием Васильевичем.
В эти военные годы мы учились в  3-4, 5-6-7 классах средней школы. В театре была отдельная комната, где формировали посылки для фронта. Нам, школьницам, доверили складывать в мешки разные вещи: варежки, носки, носовые платки, кисеты, табак, мыло. Некоторые девушки постарше даже вкладывали в посылку письма, и ответы потом получали с фронта. После уборки урожая мы собирали колоски на поле. Ходили босиком, хотя было больно ногам. Но было жалко единственных ботинок, их берегли, надо ведь в чем-то на танцы ходить. Мы чувствовали себя взрослыми. Никто ни на что не жаловался, тем более – на питание. Всё время есть хотелось, но никто на это не обращал внимания, привыкли недоедать и недосыпать. В школьной столовой нам давали щи из подмороженных овощей, кашу. Хлеб был мокрый, его давали по карточкам.
     Зимой, когда мороз достигал минус  40-50 градусов, мы часто выезжали на полустаночек в Германовке. Там в деревянном домике дежурили, топили печки, кипятили чай для добровольцев и призывников на фронт из Тувы. Отряды воинов делали остановки в пути до железной дороги, грелись, подкреплялись.
Анатолий Васильевич сам занимался подготовкой реквизита.  Для девочек сшили хитоны (туники) нежно голубого цвета, а для мальчиков – белые майки и чёрные трусы. К своим хитонам мы относились очень бережно, сами стирали и гладили.  Время-то было военное, поэтому о пуантах даже не мечтали и занимались босиком или в носках. Позже стали шить из толстой ткани тапочки, которые постоянно штопали.
В самый первый раз на репетицию я пошла с девочками в начале весны, ветер был пронизывающий, к вечеру ещё подмораживало. Тогда я наступала на подернутые льдом лужи около реки Енисей, хруст звучал так радостно! А перед тем как треснуть, тонкий лед ещё ноет…
Вот и пришел долгожданный день. Всё готово к занятиям.
Помню, что тогда я ведь пришла в танцкласс с морозца, взяла в руки носки, чтобы надеть, а они холодные! Поэтому я поднесла их ко рту и стала согревать своим дыханием. В чистом светлом классе мы в красивых хитонах в греческом стиле преобразились. Я с подругами чувствовала себя на седьмом небе от счастья!
 Вокруг слышится шарканье ног. Девочки сидят рядами на полу в коридоре, натягивают носки. Преподаватель Анатолий Васильевич пробирается  по коридору, переступая через наши ноги.
Вот и начинаем.
 – Выше подбородок! Тяни носок! Носок! Спина прямая! Ноги должны быть прямые, как циркуль! Спина! Голова! Не высовывай язык!
 Пять позиций – пять аккордов. Замерли в пятой позиции. Потом снова и снова повторяли те же позиции, те же движения.
Смотрела на своих подружек, и так жгуче захотелось стать маленькой, легкой и делать упражнения у балетного станка, снова начиная с азов, все позиции, плие, препарасьон! И снова повторять и повторять.
 Особенно нам нравилось делать реверансы.
 С первого занятия мы были буквально очарованы Анатолием Васильевичем. Когда он показывал нам первые несколько па, мы смотрели на него как на чудо. Было так красиво! Он очень быстро запомнил наши имена, называл нас очень нежно. Например, Севилбуу – Севильбушкой, Сай-Хоо – Сайхошей. От Анатолия Васильевича всегда веяло теплотой.
Одновременно с основами балета, я стала усердно заниматься русским языком. Вот так сбылась моя детская мечта: в 11-12 лет бегала в театр, смотрела на наших артистов завороженными глазами и мечтала попасть на сцену.
Пришло решение создать концертные бригады, отправить их в дальние районы и на местах отбирать способных молодых людей. В бригаду, которой руководил Миронович  Ростислав Георгиевич, вошел весь его оркестровый класс: два певца, четыре танцора и чтец-декламатор.
Из руководителей хореографического отделения в эту первую гастрольную поездку вошли для набора кадров балетмейстер-педагог Елизавета Николаевна Чарова и очень способный юноша – танцовщик Николай Кысыгбай.
 Жена Шатина Елизавета Чарова была танцовщицей. А Николай Кысыгбай не только обладал хорошими данными танцовщика, быстро схватывал и запоминал рисунок танца, но  хорошо говорил по-русски, чем очень помогал в работе русским преподавателям. Кысыгбай стал впоследствии помощником Анатолия Шатина, потом – бессменным ассистентом, который быстро усваивал все тонкости танцевального искусства. Учащиеся плохо знали русский язык, и скромный, интеллигентный Кысыгбай был переводчиком. Он хорошо переводил идеи и задумки постановщика, и долгое время был предан коллективу.
Наша жизнь не ограничивалась учёбой, в свободное время участвовали в сборе вещей для фронта, зашивали посылки. Каждой осенью нас отправляли на сельскохозяйственные работы: собирали колосья, вязали снопы.
           Шатин уделял большое внимание развитию нашей общей культуры: учил красиво ходить и сидеть, держать осанку, чувствовать ритм музыки, учил детей аратов высшей школе классического и народного танца, воспитывал у нас чистоплотность, умение общаться со старшими. Он даже давал советы кому, какую одежду носить, как правильно подбирать цвета. Одним словом, он формировал в нас чувство прекрасного, светлого через искусство. Мы ловили каждое его слово. Учитель знакомил нас с историей мирового и русского балета, рассказывал о корифеях русской балетной школы, прославивших её на весь мир.
Как только мы освоили хореографические азы,  Шатин начал ставить для нас первые характерные танцы. Это были народные белорусские, украинские и молдавские танцы. Мы танцевали «Гопак», «Бульбу», «Поляночку». За ними последовали первые тувинские танцы. У тридцатилетних супругов Шатиных была дочка Женечка (Евгения), а вторая дочь Алена родилась позже, в 1946 году в Москве. Анатолий Васильевич искренне полюбил всех учащихся и опекал нас – совсем наивных детей, оторванных от семьи. Никто о нас так, как он, никогда не заботился.
Шатин свято любил свою работу и от учеников требовал такой же самоотдачи, той же увлеченности. «Войди незаметно в зал, найди укромное место и смотри внимательно за всеми актерами, изучай их возможности, подсмотри что-то новое в них, ранее никем не раскрытое, и постарайся в своей работе это использовать», – говорил Анатолий Васильевич.
Так формировался мой характер, вырабатывались воля и трудолюбие. От танцев я получала душевную радость, открывала для себя совсем новый, прекрасный мир. Музыка и пластичные движения пробудили меня, обогатили мою душу.
 В 1943 году, весной,  Шатин с женой и дочерью поехали на гастроли с артистами театра сначала в Эрзинский и Тес-Хемский районы, затем в Бай-Тайгинский, Барун-Хемчикский, Дзун-Хемчикский и другие кожууны. Ездили не только на машине, но и на лошадях, по крупицам собирая и изучая тувинский фольклор и народное творчество. В этом вопросе Шатину оказал большую помощь Александр Адольфович Пальмбах. Исключительная доброжелательность к новым людям в Туве, ненавязчивые советы, добрый мягкий юмор и вечный оптимизм помогали переносить все трудности дела, которое советские специалисты тогда начинали.
       Несколькими словами нельзя описать деятельность А. А. Пальмбаха – ученого,  энтузиаста Тувы, для которого она стала и родным домом, и раскрытой книгой. Роль его в становлении профессионального тувинского искусства, особенно письменности, его помощь в повседневной работе, в познании Тувы огромна. Специалисты во главе с Шатиным отбирали способных детей и молодежь для обучения. Он создавал тувинские национальные танцы, ставшие поистине народными, живущими до сих пор. Как известно, танца, как такового, в Туве не было. Были широко распространены песенные мелодии, по четкости ритмики они могли бы быть танцевальными. Но условия жизни в юртах, чумах, в вечной тесноте к танцам не располагали. Некоторые элементы хореографического искусства были в различных обрядах – камлании шаманов или монастырском богослужении «Цам».
С Натальей Дойдаловной продолжаю записывать её воспоминания.
 Шатин приезжал из каждой поездки очень вдохновленный красотой тувинской природы. Его постоянно интересовали быт и манеры тувинцев, особенно обращал внимание на движения и походку тувинок.
«Танец орла» с древности стал традиционным в национальной борьбе «хуреш». Это – полный силы, восторга, радости танец, исполняемый победителем. Как и шаманские пляски, он вел свое начало от древних обрядовых танцев. Когда на тувинской земле буддийские ламы стали основывать свои монастыри, они начали одновременно устраивать массовые религиозные празднества под названием «Цам». Люди в устрашающих масках импровизировали действо, похожее на танец. С годами это исчезло.
А.В. Шатин впервые в 1943 году  осуществил постановку тувинских танцев, подчеркнув их красоту и самобытность. В составе тувинской балетной группы была и мужская группа  – Николай Кысыгбай, Доруг-оол, Дадар-оол, Сарыг-оол, Макар, Бадарчы, Кан-оол.
 После каждой поездки в какой-то район, в танцах, поставленных Шатиным, появлялось что-то новое, оригинальное, характерное для тувинцев…
 Галина Бады-Сагаан (Севилбаа), наша мягкая, добрая Севильбушка, солировала в первом танце «Декей-оо». Трудность этого быстрого и темпераментного танца заключалась в том, что танцовщица должна была танцевать и одновременно играть на флейте (лимби).
 Сначала у Галины ничего не получалось, но она тщательно разучивала движения просто держа флейту на руках. Потом игра на флейте и движения соединились, и получился красивый стремительный танец. Это стоило большого труда, но в итоге Анатолий Васильевич остался доволен.
Помню, как на сцену с тувинской флейтой-лимби в руках выпорхнула юная смуглянка Севильбаа в ярко-синем хитоне и поплыла в такт музыке. Так родился летом 1943 года первый тувинский танец «Декей-оо». Тувинский зритель сразу полюбил его.
          Анатолий Васильевич пытался вникнуть в жизненный уклад тувинцев, и внимательно изучал черты национального характера. Через некоторое время на музыку Аксёнова он поставил танец «Юность», где солировала умница, красавица Клара  Намчак.
В третьем танце – в знаменитой «Звенящей нежности» солировала я. Я изо всех сил старалась исполнять свою партию выразительно и артистично. Прекрасная постановка под красивейшие мелодии в бережной обработке Аксенова и оркестровке Р. Г. Мироновича «Звенящая нежность» стал любимым  танцем тувинского народа. 
 Нет в Туве человека, который не видел бы танец «Звенящая нежность», не наслаждался бы его необыкновенной красотой. «Звенящая нежность» – это  особый танец.  Его исполняли семь девушек. А почему именно семь?
 О зарождении танца «Звенящая нежность» есть воспоминания Шатина: «Я ходил к ламам и увидел у них звонкий шан и попросил кузнеца сделать такие же, только маленькие, как тарелочки, для пальцев. Эти тарелочки поют разными нотами: до-ре-ми-фа-соль-ля-си. Отсюда родилась и мысль о семи девочках: они должны играть по нотам».
 Поэтому на пальчиках рук у семи девушек были надеты звенящие тарелочки, каждая пара которых была настроена на свою ноту. Когда затихал оркестр, мелодию продолжали играть на тарелочках танцующие девушки. Это было прекрасно, поэтому и название у танца – «Звенящая нежность».
  Анатолий Васильевич учил нас присматриваться к жизни своего народа, к его обычаям, традициям и ритуалам, к манере движения и характерной пластике тувинцев. Как они наклоняют и поворачивают головы, как у них движутся-взлетают руки. Он использовал для наблюдений каждую свободную минуту. Каждое движение рук девочек было взято из жизни: когда их руки закрывали лицо – значит, девушка стесняется и не хочет, чтобы на нее смотрели. А.В. Шатин видел, что тувинские женщины очень стеснительные, они движутся плавно, мягко, лирически.
  В 1944 году летом нашу балетную группу увезли в лагерь за город для подготовки к большому празднику. Мы репетировали все танцы на открытом воздухе прямо на поляне. И там Анатолий Шатин всегда обращал наше внимание на природу. Движения танца «Звенящая нежность» здесь приобретали другое звучание. Они были так естественны! Ведь мы поднимали руки и головы к солнцу, к небу, как бы испрашивая хорошую погоду, хороший урожай. А нежными движениями рук как бы гладили цветы на поляне, любуясь ими. И всё это происходило под звуки народных мелодий, которые сливались с нежным звучанием маленьких тарелочек на наших пальцах.
 На праздничном концерте мы выступили успешно. Затем начались гастроли по районам. И везде \нас принимали очень тепло и восторженно. Мы, воодушевленные теплым приемом, старались показать всё своё умение, всё, чему учил нас Анатолий Васильевич. Может быть, именно под влиянием таких  ощущений и возникла идея создания прекрасного танца, много лет живущего среди тувинского народа. Я счастлива, что была  ученицей Шатина. За два с половиной года он научил нас очень многому. Мы окрепли физически, повзрослели. За очень короткое время создать такие необыкновенно красивые танцы может только человек талантливый и преданный своему делу.
           Слова Н. Д. Ажыкмыы находят подтверждение в современной жизни. Вот уже многие годы знаменитый ансамбль «Саяны»  включает в свой репертуар эти танцы под общим названием «Звенящая нежность».
            А. В. Шатин – человек высокой культуры, навеянной духом своего времени, времени высокого хореографического искусства. Он  навсегда оставил в Туве память о себе и внес в тувинскую культуру частицу своей души. Анатолий Васильевич заложил тот крепкий фундамент, который был крайне необходим в дальнейшей театральной жизни первых балерин Тувы.
А годы учебы шли, и, разумеется, приносили свои плоды, всё чаще в программах концертов театра.
 Хотя минуло много лет, но я хорошо помню свое первое выступление. Я и мои коллеги-балерины были готовы к выступлению, ведь мы так старательно оттачивали движения у балетного станка. Наши плечи и руки блестели, придавая глянец натруженным мышцам. Я показывала то, чему учил в стенах театра Анатолий Васильевич Шатин.
 Наша молодость и задор, передались в тот вечер всем зрителям. Это было прекрасно! После успешного выступления на наших лицах не было и следа усталости. Глаза Анатолий Васильевича блестели! Он был счастлив! И мы все тоже! Это невозможно передать словами! 
 Часто в полном составе балетная группа выезжала на гастроли по районам Тувы. Хороших дорог тогда не было, и мы переезжали с места на место, используя в качестве транспорта низкорослых гривастых лошадок, на которых издавна ездят по Туве.    
    Едем мы, а уже за пятьдесят километров знают: артисты едут. Ждут. Приезжаем и прямо в степи возле юрт начинаем концерт. Танцевали с таким вдохновением, мы таким вихрем вылетали. Удивляюсь, как мы не падали? Ведь не на сцене танцевали – в степи. А с каким восторгом нас принимали! Выступали прямо под открытым небом, выискивая безветренные уголки. Иногда ездили в маленьком автобусе, и то, как он вмещал в своем салоне 20 человек артистов, костюмы, декорации, рабочих сцены, осталось тайной. На таком же автобусе и в таком же количестве ездил оркестр национальных инструментов под руководством Мироновича Ростислава Георгиевича.
А сколько неожиданного и интересного встречалось нам по дороге. Однажды мы забрались на какой-то перевал, лошадей отпустили, чтобы они немного отдохнули. И вдруг смотрим: стоит огромный полупрозрачный человек. Силуэт угадывается. Одной ногой он стоит на одной вершине, другой ногой – на соседней. На нас смотрит, как на каких-то карликов. Мы все обомлели. Кто это? Что это? Кто-то объяснил: хозяин гор.
 Смеясь и вздыхая, Наталья Дойдаловна вспоминает: «Однажды во время зимних гастролей, пока выступали в клубе, кто-то сказал: «На улице – буран». Ну, буран так буран, метелями нас не удивишь. В последний день гастролей мы обычно за полночь возвращались обратно. Но тогда метель оказалась всем метелям метель – вокруг всё превратилось в одно ровное белое полотно. Сначала на дорогах попадались не очень большие сугробы, но постепенно стало ясно, что дальше автобус не проедет. Кто-то сказал: «Может, полем попробуем проехать?»
 Непонятно, почему все поддержали эту идею. То есть, конечно, понятно – поскорее хотелось вернуться домой. Но и не только: просто на замёрзшем поле сквозь косую позёмку просвечивала чёрная земля, и надо было только прорваться несколько метров!
 И шофёр, недолго думая, – а лучше сказать, вообще не думая! – резко повернул вправо, попробовав выехать на поле.  Наш автобус мягко и явно бесповоротно сел в глубокий сугроб. Все замолчали.  Потом начали с надеждой оглядываться на дорогу, где скоро должен был показаться автобус с оркестром национальных инструментов под руководством  Р. Мироновича.
 Ура! Свет автобуса! Воспрянули духом.  Выбежали, и … (воистину, иногда затмение находит на всех разом) вместо того, чтобы отправить автобуса обратно, за подмогой – за трактором – начали уговаривать шофёра, чтобы и он свернул на поле – а потом вывезет буксиром и нас!
 И – о, чудо! – шофёр автобуса также поддался на уговоры, и этот автобус также мягко, грузно и бесповоротно сел, носом уткнувшись в снег – симметрично нашему автобусу, словно подчеркивая, что одна глупость обычно похожа на другую. Тут уж мужчины, откопав кем-то припасённую бутылку водки и распивая её на ходу, вместе с шофёрами отправились пешком в деревню, подгоняемые собственным смехом и колючим морозным ветром, раздевающим на ходу. Мы сидели в тулупах поверх пальто.
 Кто не сидел зимой (минус 40 градусов) в промокшей от снега одежде всю ночь посреди поля в старом автобусе, тому этого не объяснишь. Мы настроились на многочасовое ожидание, и в автобусе воцарилась тишина. Тут наша самая талантливая, трепетная Екатерина Кыдай не выдержала и чуть ли не со слезами на глазах проникновенно выдохнула:
       – Кээргенчиивисти аа! И-их, а нормальные люди в это время, вернувшись с работы, поужинав, уже спят. Гастроли лучше делать не на 24, а на 22 дня.
 Все засмеялись. Её замечание было справедливо.
 Говорят, после 22-го дня гастролей обязательно из ничего, на пустом месте возникает ссора, потому что 22 дня – это наш актёрский и человеческий предел, за которым неминуемо наступает срыв. Последний день гастролей – особенный день. Ты всё ещё будто на сцене, но – тебя уже нет! Только твоё бренное тело двигается, ловко огибая проваливающиеся доски и торчащие гвозди старого клуба – а душа! Душа уже въезжает в ночной Кызыл, где все спят.
 Последний день гастролей – это такой день, когда на репетиции мы никак не можем ухватить нужный темп, Анатолий Васильевич подбрасывает нам подсказку: «Эту сцену играйте так, как вы играете в последний день гастролей». И всё становится ясно! Темп найден!..

 Каждый раз Наталья Дойдаловна вспоминает эти поездки с нескрываемым удовольствием и радостью, ведь в них говорится и поётся о самом близком и дорогом для неё времени: «Актёры – это дети. Теперь я уже сомневаюсь – больше ли они дети, чем все остальные, чем люди других профессий? Может, они – дети, которые просто не умеют и не хотят этого скрывать?» Тут я вспомнила слова Фаины Раневской: «Беда не в том, что человек стареет, а в том, что он остаётся молодым…»
 
Сидели мы тесно, кто на сиденье, кто на ящиках и под монотонный гул слабенького мотора дремали долгие часы езды по бездорожью. Вот тогда и родилась песенка на мелодию «Вечера на рейде»:

В автобусе нашем легла тишина,
Ребята вповалку все спят.
И в сладком их сне им снится лапша
и чая сто чашек подряд.
Прощай, любимый Тээли!
Мы едем еле-еле,
и с каждой верстой мечтаем с тоской:
скорей бы добраться домой.
А в юрте родной сметана с тарой
Что может быть лучше, друзья?!

Выступления иногда проходили  на импровизированной сцене, которую отгораживали на поляне, выбранной на окраине населенного пункта. Ставились два автобуса по бокам площадки, между ними натягивалось полотно – задник, на фоне которого мы и показывали свое мастерство. Сидели и гримировались там же. Зрители, сидя на земле, в 4-5 метрах от «сцены», всегда на «ура» принимали наше выступление.

             В этот день, закончив работу, мы с Натальей Дойдаловной спели старинные тувинские песни. 

МОЛОДОЙ  ХУДОЖНИК
         
           Во время Великой Отечественной войны артистов, работников культуры направляли на сельскохозяйственные работы в разные районы Тувы.
              9 мая 1945 года остался одним из самых ярких и запоминающихся дней в моей жизни. Правда, дул северный ветер, но мы холода не чувствовали.
              Люди вышли на улицу, на лицах у всех улыбки и слезы радости, все поздравляли друг друга, обнимались. Звучала музыка, люди пели и танцевали, всюду были видны красные транспаранты.
            Закончилась война, отгремел салют Победы. У всех появилась новая забота – восстанавливать хозяйство, восстанавливать города и села. А в 1946 году я и ещё одна девушка из балетной группы – моя подруга Екатерина Кыдай – получили медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Вручала эти медали за труд (нам тогда было в неполные двадцать лет)  Хертек Амирбитовна Анчимаа-Тока. Мы очень гордились этой наградой, с удовольствием носили.
               – Как вы познакомились с Николаем Константиновичем?
            Она счастливо улыбнулась и дала мне почитать книгу Екатерины Тановой. «Судьба матери» на тувинском языке.
         Осенью 1945 года нас отправили в Барун-Хемчикский район на уборку урожая. В колхозе сортировали пшеницу девушки из балетной группы: я, Галина Севилбаа, Катя Кыдай. Мы таскали снопы и вязали их. Вернувшийся из Кызыла наш бригадир Николай Олзей-оол, белозубый с черными кудрявыми волосами, радостно сообщил:
 – Из Москвы приехали специалисты: режиссер и театральный художник-декоратор. Ой, совсем не узнать наших обветренных танцовщиц, как они будут танцевать на сцене в таком виде? Эх, парни, парни, куда вы смотрите, совсем распустились, за нашими дамами не ухаживаете.
 – Они молодые? – интересовался Алексей Чыргал-оол.
 – Совсем молодые, примерно нашего возраста. К тому же очень симпатичные, особенно художник. Он очень красивый, с большими круглыми глазами, высокий. Если наша Ажыкмаа рядом с ним встанет, то дотянется только до его талии. Смотрите, коллеги, не упустите наших танцовщиц, – пошутил  Олзей-оол, улыбаясь.
 – Да, у нас ещё одна работа сейчас нашлась – сторожить их от кавалеров, Алёш, – подмигнул  Кысыгбай  другу Алеше.
 – Кому они нужны с такими обветренными, неухоженными лицами и руками? – полушутя ответил Алеша Чыргал-оол.
 После уборки урожая все вернулись в Кызыл. В театре кипела работа. Слова Николая Олзей-оола подтвердились: занимался декорациями в театре высокий, статный, красивый, молодой художник Николай Рушев. Он часто приходил во время репетиций «Звенящей нежности», чтобы узнать, о чем этот танец, о характере каждой танцовщицы. Он делал эскизы. Когда он приходил, то обязательно в своем альбоме рисовал юных балерин. Николай создавал и мои портреты в разных позах и в различных костюмах.
        – Новый художник рисует только нашу Ажык. Смотрите, вот здесь он изобразил танец Галины Улановой, а лицо танцовщицы – нашей Ажыкмыы. Это что-то значит. Неужели он влюбился в нее? Ажыкмаа, то есть Наташа, скоро ты будешь танцевать, как Уланова! – шутили  Сагды и Кысыгбай.
Все артисты стали замечать, что Николай Рушев действительно влюбился в меня. Но мы тогда между собой ни разу даже не общались.
 – Ты с Наташей разговаривал, Коля? – спрашивали друзья.
 – Я очень стесняюсь с ней общаться, просто теряюсь. А может быть, у неё уже есть молодой человек-тувинец. Я чувствую, что её коллеги-артисты посмеиваются надо мной. Ревнуют что ли? – виновато ответил Николай.
 – Мужчина должен быть смелым! Если разговаривать боишься, то хотя бы пригласи ее на танец.   
          После окончания балетной группы в 1945 году я начала работать в музыкально-драматическом тетре в качестве солистки тувинской балетной группы.
 В канун ноябрьского праздника состоялся вечер. Николай наконец-то осмелился пригласить меня на танец. И весь вечер мы танцевали. А потом стали встречаться. Нас тянуло друг к другу. Стали вместе ходить в кино. Тогда демонстрировались фильмы «Большой вальс», «Сестра его Дворецкого». По вечерам стали танцевать под знаменитый оркестр Николая Хочукпеновича Красного. Мы счастливые кружились и кружились под волшебную музыку. Тогда я плохо знала русский язык, и стеснялась говорить по-русски, а Коля – по-тувински. Но мы друг друга понимали по глазам, по жестам. А если вдруг потребовалась бы помощь, то у меня была подруга Галина Сайзуу, хорошо говорящая по-русски. Скромная Галя и я – неразлучные подруги.
         Наталья Дойдаловна рассказала мне забавный случай. Меня эта история тоже растрогала до слёз, и вместе с Натальей Дойдаловной  я  долго смеялась. От её озорного смеха на душе стало очень хорошо.
          Помню один смешной случай. Как-то Коля меня и Галю пригласил в кино. Когда мы подошли к кинотеатру, то не увидели нашего Николая. Лишь рядом прогуливался и прищуривался какой-то старик в шапке-ушанке из тарбагана, в поношенном армейском полушубке, в старых подшитых валенках. Мы не обратили внимания на него. И вдруг этот «старик» окликнул нас: «Девчонки, это же я Николай. Вы что, не узнаете меня?». Мы опешили и расхохотались. Ведь он приехал в Туву летом, не готов был к суровым осенним ноябрьским холодам, а зарплату не давали месяцами, вот и пришлось ему надеть на себя то, что подарили ему знакомые. Николай только через месяц по лимиту купил пальто, обувь, шапку.
 Во время гастролей Николай с альбомом и карандашом не отставал от артистов театра. Летом артисты со спектаклями и концертами выступали под открытым небом. Николай рисовал зрителей, когда они смотрели выступления артистов. Старался запечатлеть на бумаге особенности местного быта, и, конечно же, природу – прекрасные пейзажи Тувы. Первая наша поездка с Николаем была в Тес-Хемский и Эрзинский районы. Мы были на золотодобывающем прииске, в котором работники жили и работали в очень трудных условиях. Купались в озере Тере-Холь. Добрались туда и обратно верхом на лошадях. Однажды конь Николая споткнулся, наступив на нору суслика. Николай легко ушибся, падая на колени, а шляпа его покатилась вниз на землю. Все рассмеялись, а я очень переживала за него. Но Коля сразу встал, и потом даже не хромал.
 Вскоре дружба между мной и Николаем переросла в настоящую любовь. Он всем нравился своей простотой, общительностью, жизнерадостностью. Работал с удовольствием, при этом всегда прислушивался к советам опытных артистов Максима Мунзука, Николая Олзей-оола. Николай помогал молодым тувинским художникам, следил за их ростом, радовался их успехам, сожалел, если что-то не получалось, подсказывал, советовал. Позже сблизился он с художником Иваном  Салчаком.
Ближе к весне Николай мне предложил: «Давай отметим наше знакомство со всеми нашими друзьями, это по-русски называется помолвкой». И 21 мая 1946 года мы пригласили артистов, писателей на свою помолвку. После этого я чувствовала себя увереннее. О нашей связи узнали не только коллеги в театре, но и мои родственники.
 – Наташ, говорят, у тебя есть русский жених, надо с ним познакомиться, – однажды сказала сестра Рая.
 В одно из воскресений очень стесняясь, я привела своего Колю с друзьями в дом Раисы и Олега Сагаан-оолов. Олег Карламович с радостью побежал звать соседа – писателя Степана Агбаановича Сарыг-оола.
 – Как увижу молодёжь, у меня сразу голова начинает кружиться. Не дай бог, упаду. До головокружения надо успеть познакомиться со всеми как следует, – с порога начал шутить известный писатель Тувы, упрекая сестру, – Рая, а почему не предупредила, что у них свадьба, я же с пустыми руками пришёл. А то хотя бы пиалы для подарка взял.
 – Нет, нет, Степан Агбаанович, это не свадьба. Мы собрались, чтобы познакомиться. Присаживайтесь, пожалуйста, друзья, приглашаю всех, к столу, – сказала Раиса.
     За столом все начали знакомиться и общаться…
 – Вот и состоялось наше сватовство-знакомство. Надо сейчас готовиться к свадьбе. Жених – парень завидный, такой высокий, что из хараача (обруча дымового отверстия) юрты, видна его голова. Николая силу я сравниваю с мощью марала во время гона: «казыра дег боттуг, калчаа далай ыыттыг эр-дир бо – сам как двухгодовалый бычок-казыра, как бешеное море шумящий». Надо найти хотя бы малюсенький чум-шатер для них, – Степан Агбаанович всё время шутил.
 Со стороны невесты из всех присутствующих по-русски эмоционально говорил с шутками-прибаутками только Степан Сарыг-оол.
 Осенью 1946 года в Туву приехал новый балетмейстер Иван Алексеевич Карелин. Он поставил отрывки из знаменитых опер, балетные дивертисменты (они шли в Больших театрах СССР): «Вальпургиева ночь», «Щелкунчик», «Цыганская рапсодия», «Князь Игорь» из оперы «Бородина» (мы были невольницами хана, нас пригнали танцевать), восточный танец… В этих прекрасных танцах изящными пластичными движениями танцевали Севилбаа, Кыдай, Харлыг, Сай-Хоо, Клара Намчак и я. Больше всех я запомнила нашу умницу, красавицу Клару Намчак, она была маленькая ростом, с большими глазами, задорная, ей примерно сейчас больше 80 лет, её мама работала медсестрой в больнице.
 Очень дорога мне книга Юрия Промптова «В центре Азиатского материка» (сам автор её подарил нашей семье), где написано:
              «В августе 1946 года мы – группа альпинистов из Москвы 8 человек купили билеты на эстрадный концерт в Зеленом театре в парке г. Кызыла перед первым восхождением на Монгун-Тайгу. В тувинских песнях и плясках мы каждый раз находили новое очарование. В особенности любили мы выступления исполнительницы народных песен Кара-кыс Мунзук и несравненной исполнительницы национальных танцев – Ажикмаа.
           Лучшими номерами этой танцовщицы, неизменно имевшими шумный успех у зрителей, были танцы «Звенящая нежность» и «Юность». Под мелодичный звук струн  Ажикмаа создавала пластические поэмы, полные радости жизни и юности. Музыка и движения этого танца обращены к красивой природе Тувы. В её танцах ключом била молодость возрожденного к творческой жизни маленького народа, забывшего уже о тех временах, когда будущее представлялось ему лишь в печальном образе засыхающего и обреченного на забвение ручья…».
      После концерта в Зеленом театре из парка впереди медленными легкими шагами шли мы: стройные, молодые Севилбаа, Кыдай, Харлыг, Сай-Хоо,  Клара Намчак  и я. Проходящие мимо нас молодые люди любуются, восхищаются нами. Сзади нас идущие артисты театра Кысыгбай, Сагды, Октябрь, Кан-оол  им улыбаются: «Ну как наши девушки?».
           Как вчера звучат в моих ушах наши задорные песни:
Баян тырткан Чорбаа,
Баштап унер Дугур-оол,
ассистент Кыссыгбай,
артык тевер Ажыкмаа.
На баяне – Чорбаа,
Заводила Дугур-оол,
Ассистент Кысыгбай,
Танцовщица Ажыкмаа.

Айлан куш дег Хургулек,
Амыр соглээр Намдараа,
Опан-чипен Монгалбии
Онза чараш Оюмаа
Соловей наш Хургулек,
Оратор наш Намдараа,
Шустрый клоун Монгалбии,
Красавица Оюмаа…

РУССКИЙ  ЖЕНИХ  И  МУЖ

 Каждый раз, беседуя с Натальей Дойдаловной – ровесницей века XX, записывая её воспоминания – ценнейшие документальные свидетельства эпохи, уникальные рассказы о жизни тувинского народа, я горжусь ею и понимаю, что меня всё сильнее тянет  к ней. Итак, снова пишу её воспоминания.
 Отец Нади Рушевой – Николай Константинович Рушев, родом из Тамбова – приехал в Туву в 1945 году из Москвы. Работал в Кызыле в музыкально-драматическом театре главным художником-постановщиком. Молодой художник Николай Рушев не мог не заметить юную, красивую, стройную артистку из балетной труппы Наталью Ажыкмаа.  В 1946 году в Кызыле они сыграют свадьбу, где было много друзей, поздравлений и веселья.
Однажды при луне Николай стал читать мне стихи Пушкина, а потом  предложил руку и сердце. В конце августа 1946 года мы сыграли грандиозную, самую первую интернациональную свадьбу в Кызыле, где было много гостей, цветов, благопожеланий.
Из-за дефицита автотранспорта с трудом привезли барана из Биче-Баян-Кола. Тогда было не принято дарить подарки, а вот Николай нарушил традицию и преподнес мне коралловые бусы. Семья Саган-оолов уступили нам маленькую комнату в доме писателей на ул. Красноармейской 74, где жили известные писатели Тувы Сергей Пюрбю, Бай-Кара Ховенмей, Степан Сарыг-оол, Олег Сагаан-оол, ученый, языковед   Александр Пальмбах.
После отъезда нескольких русских специалистов Николаю дали комнату на 2-ом этаже в доме Печати, где на первом этаже находились редакции:      «Тувинская Правда», «Шын – Правда», «Тыванын аныяктары – Молодежь Тувы», «Сылдысчыгаш» – «Звездочка». В эту же осень срок командировки-контракта Николая заканчивался, и ему предстояло ехать в Москву.
 Николаю было трудно расставаться с Тувой, потому что он здесь нашел себя как художник, полюбил и красивую природу нашего края, и трудолюбивый народ Тувы, и меня. Друзья тоже не хотели отпускать Николая. До сих пор его слова нежно звучат: «Представляешь, Натали, как мне жалко уезжать из Тувы, от её красоты, от тувинских друзей, коллег, особенно от тебя…». Но был приказ Министерства Культуры СССР о направлении его в Таджикистан. Приказы не обсуждаются, а выполняются. Театру пришлось сначала распрощаться с уже опытным художником-декоратором, затем – со мной.
 В конце войны из города Кызыла постепенно  все специалисты стали уезжать в Москву, одним из последних – Анатолий Васильевич Шатин. Он уезжал, мне кажется в феврале 1946 года. Сначала его жена с дочерью уехала, а за неделю до отъезда Анатолий Васильевич принес в класс книги и каждой из нас подарил на память – с теплыми пожеланиями. Мне достался томик Пришвина.
Помню последнюю нашу встречу: в маленькой холодной комнате нашего театра он сидит уже с вещами. Я чайник вскипятила и его чаем пою. Он корочку чёрного хлеба макает и пьёт. Грустный такой, задумчивый. На другой день он уехал. Мы так грустили о нём. Сникли, пали духом. Словно осиротели с отъездом своего учителя.
 Уехали и другие московские специалисты, к сожалению, к 1948 году оркестр, хор сократили, а в 1949 году и балета не стало, оставили в театре только драматическую труппу. Те, кто попал под сокращение, разошлись и избрали каждый свою дорогу в жизни.
  – Наталья Дойдаловна, я вас тогда видела в Туве. Это было 15 мая 2004 года на вечере-концерте, посвященном столетию со дня рождения балетмейстера Анатолия Шатина. Там были и его дочери – Евгения и Елена. Об этом расскажите, пожалуйста.
 –   Для младшей – Елены Анатольевны Шатиной – это была первая встреча с республикой. А для старшей – Евгении Анатольевны Венгеровской-Шатиной – уже вторая. Первая была в годы Великой Отечественной войны. Маленькую Женю родители постоянно брали на репетиции, спектакли, целыми днями она была между актерами, пока кто-то не вспоминал, что ребенка надо бы покормить… Я тоже хорошо помню 15 мая, на этом вечере главным героем был танец « Звенящая нежность». Его исполняли несколько раз: и профессиональные, и самодеятельные коллективы, и взрослые, и совсем маленькие девочки. Каждый танец зрители воспринимали очень тепло, радостно, хотя и до этого видели его не раз. И это так растрогало нас с Евгенией, Еленой. Как только звенит музыка «Звенящей нежности», у всех слезы на глазах появляются: значит, жива   в Туве память об Аксенове (Алексей Николаевич Аксенов написал музыку) и о Шатине А.В.
 – И действительно «Звенящая нежность» Анатолия Шатина и сегодня продолжает звенеть в Туве, Наталья Дойдаловна.

СОЛНЕЧНЫЙ  ТАДЖИКИСТАН

         В феврале 1948 года Николая вызвали в Министерство культуры в Москву, чтобы оформить документы для поездки в Таджикистан. В городе Сталинабаде он начал работать в должности художника-постановщика в русском драматическом театре им. Маяковского. Уже там он договорился с режиссёром театра оперы и балета С. Айни, о предоставлении мне места артистки балета. Поэтому я одна отправилась по маршруту Кызыл-Красноярск-Алма-Ата-Ташкент-Сталинабад (с пересадками). Наверное, это было 19 мая 1948 года. Я впервые полетела на самолёте из Кызыла. В иллюминатор я видела Енисей, Саяны, леса, города, облака. Пока летела, думала: «Мои предки никогда за пределы Тувы не ездили, а я после такого продолжительного полёта в незнакомом городе буду трудиться с людьми разных национальностей». Потом мы попали в облака, из-за которых стало ничего не видно. А мне уже не терпелось быстрей увидеть столицу Таджикистана. Казалось, очень много время прошло с тех пор, когда мы вылетели из Алма-Аты.
21 мая самолет приземлился в Ташкенте. Мне пришлось ночевать в аэропорту. На мне было драповое пальто, синяя фетровая шляпа, теплые чулки – я ведь прилетела из Сибири. Я с удивлением смотрела на провожающих и встречающих пассажиров, одетых во всё летнее. Мне показалось, что я попала в страну чудес. Пассажиры в свою очередь, конечно, тоже с удивлением меня разглядывали.
 На следующий день я полетела в долгожданный Таджикистан. В салоне самолета сидели одни мужчины-таджики в национальном одеянии. У каждого на голове была чалма. Они все говорили на своем языке, причем не умолкая. Мне, единственной пассажирке-женщине, среди мужчин-таджиков было неспокойно: «Как будем жить и работать в незнакомом, совершенно непохожем на Туву крае? Что за народ – таджики? Какие национальные обычаи у них?» И тут стюардесса чётко и громко объявила:
 – Уважаемые товарищи! Наш самолёт приземлился в аэропорту города Сталинабада. Вас приветствует столица солнечного Таджикистана. Температура воздуха + 38 градусов…
 Как только подали трап и пассажиры стали выходить из самолета, в салон самолета хлынул горячий воздух, и я почувствовала сильную жару. Надо же! Здесь, оказалось, в самом разгаре лето! А в Туве совсем недавно снег сошел, только распустились хек-даваны – цветы-подснежники.
     А тут природа радуется теплу и солнцу, всё живое вовсю  растёт и развивается, везде были розы и цветы, зелень и зелень. Этот контраст жизни бросался в глаза. Я издалека сразу заметила своего Николая. Загорелый, радостный Николай с букетом цветов давно поджидал меня.
 Почти на каждом шагу продавали фрукты и овощи. Красивая разноцветная одежда сталинабадцев, непривычное многоголосье у меня вызывало любопытство и интерес, из-за чего я всё время оглядывалась и отставала от мужа. Ой, какая жара!
 На следующий день нас тепло встретили работники искусств. Как во многих городах в послевоенное время, и здесь были проблемы с жильём. Дирекция театра нам выделила маленькую комнату в доме дедушки и бабушки русской национальности. Весь двор был покрыт решетками зелени из виноградной лозы, иначе было не спастись от солнцепека.
Первое время я ходила по городу как в тумане. Было от чего растеряться – из далекого, затерявшегося в бескрайних просторах Сибири села, я внезапно очутилась в столице Таджикистана.
 Издалека видны очертания гор. Моё знакомство с городом началось с 500-летнего дерева – чинары. Николай как хороший экскурсовод ознакомил меня с достопримечательностями города. После работы мы с Николаем много гуляли, ходили в музеи, театры.
 Зимой здесь сыро. Снег выпадает, но тут же тает. Ветерка никогда не бывает, ничего не дует, даже горящая свеча не гаснет. Пыли нет. В конце февраля, в начале марта цветет вишня, урюк. На рынке часто меня останавливали: «Девушка, красавица, осталась самая последняя, самая вкусная лепёшка, купите, пожалуйста». Каждый день я видела прямо на рынках у палатки национальный суп («суп-шурба») в больших трех казанах на трех каменных ножках. Меня удивило, что глазастые ребятишки 6-7 лет, как взрослые, свободно и умело торговали кусками сахара, щепками, углем. Из-за отсутствия холодильника мясо покупали понемножечку, только на один раз. Например: по 250 граммов баранины. Я варила щи, плов из свежей баранины в казанке над тремя камнями прямо в ограде дедушки и бабушки, поддерживая огонь щепками и угольками, купленными у мальчиков. Арбузы, дыни покупали на рынке каждый день и ели до отвала.
 
С первого сентября с большим интересом я начала работать в таджикском театре оперы и балета имени С. Айни в должности артистки балета. В первое время очень трудно мне пришлось – и скидок мне не делали.
 – Наташа, у тебя очень ответственная и трудная работа, запомни, что на тебя надеется вся наша Тува. Так что постарайся, – сказал Николай.
 Работа в таком большом театре оперы и балета с огромной сценой, где шли классические оперы и балеты, была и трудная, и интересная. Время от времени я вспоминала свой маленький, до боли родной коллектив нашего театра в Кызыле, своего любимого учителя Анатолия Васильевича Шатина, который сейчас работает в Москве, в ГИТИСе (прим.: Государственный институт театрального искусства имени Луначарского, сегодня – Российская академия театрального искусства).
                В 1946 г. вместе с Ростиславом Владимировичем Захаровым и Леонидом Михайловичем Лавровским  А. В. Шатин создал балетмейстерское отделение на режиссерском факультете ГИТИСа, впервые в истории танца формируя основы высшего образования для хореографов-постановщиков. Четверть века он был его деканом, стал профессором, преподавал ведущую дисциплину «Искусство балетмейстера».  А. В. Шатина не стало 9 января 1972 года. Ученики Анатолия Васильевича Шатина и ученики учеников живут и работают во всех уголках бывшего СССР, в Болгарии, Греции, Германии, Венгрии, Албании, Индии и других странах. Одна из его учениц Лия Таланкина, впоследствии ставшая профессором ГИТИСа, была учителем тувинского студента Вячеслава Донгака – нынешнего министра культуры Тувы, тоже закончившего ГИТИС в начале восьмидесятых.
 
         После работы дома до поздней ночи я репетировала. В Туве мне знакома была каждая дощечка пола сцены маленького театра. Я знала свой каждый шаг, знала, сколько тактов надо отсчитать, сколько кругов на сцене надо сделать. К тому я была солисткой. А в кордебалете требуется одновременное синхронное движение каждой танцовщицы под музыку. Напрягая музыкальный слух, я танцевала с коллегами очень четко. С большим оркестром мы танцевали варианты классических балетов. Я одновременно занималась русским языком, знакомилась с основами оперы и балета, вникала в то, что для таджикских коллег было естественным как дыхание.
 В репертуаре театра были: знаменитое «Лебединое озеро», «Кармен», «Пиковая дама», «Евгений Онегин», «Шахерезада», «Бахчисарайский фонтан» и т. д. Я с коллегой-таджичкой успешно танцевала в балете «Насреддин в Бухаре» в роли шустрых, жизнерадостных юношей – преданных друзей Насреддина. В этой танцующей паре девушек, кроме Николая, никто из зрителей не узнал, что танцуют не парни, а девушки-балерины.
  Я очень обрадовалась наличию в репертуаре «Князя Игоря» А. Бородина, так как отрывок из знаменитого танца «Половецкого стана» поставил Иван Алексеевич Карелин ещё в Туве.
И очень ждала, когда начнутся репетиции. Вот, наконец, заиграла знакомая музыка. Я, себя не помня, начала танцевать, вспоминая, что говорил опытный балетмейстер Иван Карелин. Это заметил наш постановщик и все балетмейстеры-репетиторы. Если они раньше знали бы Карелина, то сразу узнали бы его «почерк» в моих движениях. 
      Я часто сравнивала своих коллег, свою маленькую сцену в Туве, с коллегами и театром Таджикистана. Постепенно втянулась в работу, часто стала заменять солисток балета в случае их болезни, мой неустанный труд имел успех, меня наконец-то заметили и отметили – на работе стали хвалить. Так закалялся мой характер, закреплялись терпение и трудолюбие.
 Министерство культуры свое обещание выполнило – нам выделили маленькую комнату в новом доме специалистов культуры. Улучшения условий жизни сразу сказались на нашей работе. У нас появились новые друзья. Мы подружились с семьёй главного художника театра Евгения Чемодурова. Очень вежливая девушка, первая женщина-геолог, кандидат геологических наук Сараджан Юсупова, её младшая сестра, студентка Таджикского государственного университета Тамара стали моими близкими подругами. Они всё время спрашивали у меня о малой родине – о Туве. Однажды Тамара принесла географическую карту СССР со специальными отметками запасов месторождений Тувы и девушки позвали меня к себе:
– Смотри, Наташа, какая твоя Тува богатая – я имею в виду, что это очень интересная местность в геологическом отношении. Открытия, богатое будущее ждёт твою Туву, – показывая на карту, объяснила мне Сараджан.
– В Туве не только красивые камни имеются, но и – красивые девушки, как моя Наталья. Вот её-то я там нашёл, – шутил Николай.
 – Ну и ну, значит, твоя Наташа – это твое «полезное ископаемое», да, Коля? Я не согласна с этим. Наталья – прекрасная балерина, прошедшая трудную школу. Она танцует на высоком уровне, хотя и приехала из далёкой провинции. Не то, что некоторые наши балерины. Наташа – неоценимый клад в нашем театре, она сейчас может работать даже в качестве солистки, – сказала коллега, прима-балерина театра Лютфи Захидова. От таких хвалебных слов я вся покраснела.
 Я иногда скучала по бабушке, по родной юрте, вспоминала бабушкины наказы: «Не возвышайся, когда хвалят. Остерегайся хвалы, зазнайства». Бабушкины советы, ее слова казались мне очень нужными в любой жизненной ситуации. «У моей седоголовой бабушки доброе сердце, она щедрее, умнее всех. Слышу тебя, бабушка, даже из божьего мира», – про себя думала я.
 Балетмейстеры, коллеги в театре оперы и балета оставили неизгладимый след в формировании моего таланта. В течение двух с половиной лет я здесь прошла прекрасную школу.
 По истечении срока контракта снова вызвали Николая в Москву, чтобы оформить документы для работы в Монголии, в городе Улан-Батор.
 В Москве родители Николая встретили нас с большой радостью.
 – Вот и сбылась моя мечта: «Коля из Тувы не один, а с женой приехал!», – с радостью и волнением говорил отец Николая – Константин Николаевич  Рушев, оперный певец, учитель по вокалу в консерватории.
 Я сначала очень стеснялась родителей Коли, к тому же по-русски ещё плохо говорила, больше улыбалась. В основном молчала, изредка обмениваясь словами «Да», «Нет».
 – Артисты – народ общительный, шустрый. Наша невестка из этой же среды. Но Наталья очень скромная, стеснительная, робкая, неразговорчивая. Или это характерно для тувинки, может и положено так у них, то есть я имею в виду национальные традиции Азии, – с удивлением говорила мама Николая – Татьяна Ивановна, бывшая балерина, ныне балетмейстер в кружке автозавода Лихачева. Хотя она была мачехой Николая, всегда относилась к нам, как к родным детям:
 – Как хорошо, что она тоже балерина, как я. Это мне по душе и очень радует меня. – Наш Коля молодец!
 – Вот увидишь, Татьяна Ивановна, у них дети должны быть красивые, умные, талантливые – говорил с гордостью Константин Николаевич после небольшого раздумья.
 – Ну и ну! Не только красивые, но и талантливые дети пойдут, да? Откуда ты узнал об этом? – спросила Татьяна Ивановна.
 – Как откуда узнал? Вот подумай сама, ведь метисы, то есть дети из смешанной крови всегда красивые, а насчет таланта, вот что я скажу. В их ребенке уже природой заложен талант: папа – художник, мама – балерина… А, мы, для чего? Мы: я – оперный певец, ты – балерина должны заметить, затем – поддерживать, развивать таланты их детей – пытался объяснить свои намерения Константин Николаевич.

МОНГОЛЬСКИЕ  СТЕПИ

         – Снова уезжаете? Да, ваш талант везде потребуется, дети мои, – с некоторой грустью из-за скорого расставания и гордостью из-за востребованности нашего таланта говорила Татьяна Ивановна, держа в своей руке наши заграничные паспорта.
 Нам на этот раз предстояла поездка в Монгольскую Народную Республику, в город Улан-Батор. Николай Рушев был командирован художником-постановщиком в театр оперы и балета на два года с 1950 по 1952 гг. А я ехала с ним как член семьи.
                Я снова пришла к Наталье Дойдаловне.
           – Руки уже вымыла? Проходи в кухню. Тувинский суп давно поджидает тебя. Ты немножко задержалась. Я с нетерпением жду тебя, Зоя. Студенты – вечно голодающий народ, так что разговоры наши пойдут после обеда. В моих воспоминаниях скоро наступит  очень ответственный и торжественный день – день рождения Нади, поэтому я расскажу с подробностями о жизни дочери, начиная с внутриутробной…

 Вот и настал день отъезда в Монголию. Многочисленные родственники и друзья пришли провожать нас на железнодорожный вокзал.
 – Натали, я думаю, что и тебе найдётся там работа, так как твоя профессия нужна людям, – говорила Татьяна Ивановна.
 – Счастливого пути, дети мои! Возвращайтесь с прибавлением в семье, – наказывал Константин Николаевич.
 Поезд тронулся. Провожающие остались позади, махая руками. Мне с родителями Николая трудно было расставаться, так как я быстро сблизилась с ними за короткое время, и они в свою очередь ко мне относились тоже очень хорошо. Меня волновала незнакомая страна, неясное будущее. Коля поставил подаренные родными цветы в банку с водой. Некоторое время мы сидели молча.
 – Как ты думаешь, Натали, монгольский язык похож на тувинский? – спросил Коля.
 – Я общалась с алтайкой и хакаской на тувинском языке, они меня понимали. Может быть, и монголы поймут, – спокойно ответила я.
 – Тогда хорошо, Натали. Ты и у меня переводчиком будешь. Ой, какое счастье иметь за заграницей личного переводчика!
 Разговор о переводчике прекратился, когда начали проверять монгольские таможенники наши документы и багаж. Я ничего не поняла по-монгольски. К счастью там были переводчики.
 – Внешне монголы очень похожи на тувинцев, а язык монгольский совсем другой, – с обидой сказала я, когда мы сели на поезд Москва–Улан-Батор.
 – Что будем делать? Ведь мы оба ни слова по-монгольски не понимаем? – спросил Коля. 
 А мне было стыдно из-за преждевременного хвастовства. Чтобы не стеснять меня, Коля сказал:
 – Не переживай, Натали, сначала жестами будем объясняться, затем сами выучим язык. Человек всему научится, если захочет. Я ведь тоже сначала по-тувински совсем ничего не понимал, а сейчас нормально разговариваю. Людям в Туве интересно было, когда я с ними общался, хотя и с сильным акцентом говорил. Только ты смеялась надо мной. А ты сначала только улыбалась или смеялась, когда я обращался тебе по-русски. А сейчас, Натали, ты хорошо говоришь по-русски. Я даже немного переживаю. Вдруг ты забудешь тувинский язык?
 – Мы ведь с кем-нибудь познакомимся и, скорее всего, сможем подружиться. Вспомни мою подругу-переводчицу Галю. Давай, не будем заранее загадывать, свет не без добрых людей, – сказала я.
 – Конечно. Только сначала нам трудно будет, а потом постепенно всё в свое русло пойдет, – успокоил меня Коля.
 Из окна поезда виделись степи, потом появились горы. Они мне напомнили цепочку гор в Биче-Баян-Коле, где находилась бабушкина юрта. Я стала вспоминать свое детство, родных и друзей. Природа здесь, кажется, почти не отличается от тувинской. Стадо чээренов (дзеренов), пробегающее мимо поезда мне напомнило песню дяди  Балдыпа:

Мой конь Кула-Дой, быстроногий,
Настигающий дзерена в степи Баян-Кола
Мой аркан в восемь саженей, очень крепкий
Не промажет бегущего рысью дзерена.
 
Поезд прибыл в Улан-Батор ранним утром.
 – Натали, уже приехали, просыпайся, дорогая, – с радостью разбудил Коля меня. На душе было неспокойно – незнакомая страна, незнакомые люди. Как будем жить здесь, не зная языка?
 Нас ждали и встречали несколько человек: и монголы, и русские.
 – Приветствуем вас на монгольской земле! – обратился молодой человек-монгол по-русски.
 – Ба, так это вы оказывается к нам приехали? – нас радостно обнял режиссёр Иван Яковлевич Исполнев, работавший вместе с нами в Туве в музыкально-драматическом театре.
историей театра, искусства и балета. От меня они впервые узнали имена великих артистов балета:
 Очень пригодилась «рушевская» пластинка с классической музыкой П.И. Чайковского «Ноктюрн». Под эту музыку начала танцевать первая тувинская балетная труппа, из-за чего я очень любила её. Поэтому Николай подарил эту пластинку мне на день рождения. Каждое утро под «Ноктюрн» я привыкла делать зарядку и танцевать. 
 Музыка всегда созвучна танцам. Танец без музыки не мыслим. Также я очень благодарна опытной пианистке Евгении Семеновне Белоусовой. Прежде чем приступить к танцам дети слушают внимательно музыку 2-3 раза подряд. Затем я объясняю, что такое такт, показываю вступительные движения танца, сначала сама танцуя. Ученики очень ждали, когда я начну ставить концертные номера. Так не терпелось им поскорее выйти на сцену.
– Когда же будем танцевать, а то одни движения да движения, башкы, Наталья Дойдаловна? – не один раз спрашивала любопытная и стройная Цецег. Это желание ученицы было очень знакомо для меня. В своё время я тоже со своими подругами сначала недопонимала идеи и планы учителя Шатина. Например, удивлялась, почему он выгонял из класса того, кто вел себя дурно или упрямился. Между собой мы даже недовольно шептались: «Когда же будем танцевать, а то одни движения да движения». На самом деле он учеников готовил, чтобы они хорошо освоили элементы танца. Проверялось тысячу раз каждое движение, переделывались ритмы – отбиралось самое типичное. Как начинающий балетмейстер я не жалела в работе себя и не давала успокаиваться ученикам. Научив своих учеников движениям, я начала ставить танцы, в первую очередь – белорусский танец «Поляночку». Для танца «Звенящей нежности» отсутствовала партитура. Если бы была нотная запись, то эту музыку мог бы играть молодой пианист Григорий Нафтиков, приглашённый из Москвы. Наконец-то после совместных поисков с Григорием я нашла ноты к некоторым танцам. Постепенно пошли и другие танцы: украинский танец «Гопак», молдавский танец «Юла», танец «Бульба»…
 Всё, что знала, то и выкладывала детям. Преодолевая трудности, взяла смелость поставить «Танец маленьких лебедей». Особенно трудно было научить их танцевать национальные монгольские танцы, так как в этой стране только начали развиваться балетное искусство и опера. Надо было знать глубже народные традиции, жизнь и искусство монгольского народа. Из-за незнания монгольского языка я плохо разбиралась в либретто оперы на монгольском языке. Поэтому в свободное время вместе с русскоязычными друзьями-монголами я старалась восполнить свои знания. Постепенно я, как и Шатин, подходила индивидуально к каждому своему ученику.
 Я представляла в танцах под монгольскую музыку просторные пастбища с многоголосым стадом овец, коз, лошадей, коров, верблюдов. А среди них – чабанов верхом на лошадях. Их смуглые лица обветрены, подолы шуб развиваются ветром…
Я старалась сопоставлять поведения артиста на сцене и людей в жизни. Но мы долго не могли подобрать подходящей музыки для монгольского танца. Наконец-то, используя некоторые элементы тувинских танцев «Звенящая нежность», «Декей оо», «Юность» я поставила первый монгольский танец «Молодёжь».
 Приближалось время сдачи экзамена. Во время занятий часто говорила, что то или другое движение обязательно будем показывать на экзамене.
 На экзамен, на наш творческий отчет были приглашены работники искусства, все преподаватели, писатели, артисты и даргалары – представители власти  Монголии. В театре зал был полон зрителями – яблоку негде упасть. Сегодня предстояло сдавать экзамен не только моим ученикам, но и мне самой как балетмейстеру. Хотя я очень волновалась, но виду не показывала, несколько раз проверяла костюмы своих подопечных, просила не волноваться.
 Друг за другом, то протяжными, эластичными движениями, то кружась вихрем, сливаясь и радостно ликуя, то нежностью в своих движениях под монгольскую, русскую, молдавскую, украинскую, белорусскую музыку танцевали мои ученики. Это вызывало у всех не только душевную радость, но и разжигало огонь интернациональной дружбы. Концерт творческого отчета училища сам по себе превратился в вечер дружбы. Под бурные аплодисменты несколько раз на сцену зрители приглашали меня с моими учениками. Итак, успешно был сдан первый экзамен учеников балетного класса театрального училища под моим руководством и под аккомпанемент опытной пианистки Приближалось время сдачи экзамена. Во время занятий часто говорила, что то или другое движение обязательно будем показывать на экзамене.
 На экзамен, на наш творческий отчет были приглашены работники искусства, все преподаватели, писатели, артисты и даргалары – представители власти  Монголии. В театре зал был полон зрителями – яблоку негде упасть. Сегодня предстояло сдавать экзамен не только моим ученикам, но и мне самой как балетмейстеру. Хотя я очень волновалась, но виду не показывала, несколько раз проверяла костюмы своих подопечных, просила не волноваться.
 Друг за другом, то протяжными, эластичными движениями, то кружась вихрем, сливаясь и радостно ликуя, то нежностью в своих движениях под монгольскую, русскую, молдавскую, украинскую, белорусскую музыку танцевали мои ученики. Это вызывало у всех не только душевную радость, но и разжигало огонь интернациональной дружбы. Концерт творческого отчета училища сам по себе превратился в вечер дружбы. Под бурные аплодисменты несколько раз на сцену зрители приглашали меня с моими учениками. Итак, успешно был сдан первый экзамен учеников балетного класса театрального училища под моим руководством и под аккомпанемент опытной пианистки Евгении Семеновны Белоусовой. Общественность города Улан-Батора высоко оценила меня, не только как балетмейстера высокого хореографического искусства, но и как агитатора интернациональной  дружбы. Такая оценка вдохновила меня, звала к новым творческим полетам.
Как много значат ученики в моей жизни! Я хорошо помню каждого. Помню его способности, характер, любимый жанр. И все это потому, что став балетмейстером, я всегда думала о каждом из них, не выделяя никого из коллектива. Мы много работали, а потому из нашего коллектива вышли отличные, разносторонние артисты.
             Студенты театрального училища с ранцами, сумками шли домой. Коля подумал: «Репетиции только что закончились, Наталья их сегодня рано отпустила, значит, я её застану в училище». Запыхавшись, он открыл дверь класса танцев и увидел меня, прислонившуюся к балетному станку.
 – Слава богу, сегодня вы раньше закончили. Пойдем быстрее домой, Натали, – Николай обратился ко мне.
 – Да, сейчас вместе пойдем. Хорошо, что за мной зашел, – ответила я, ещё держась за станок.
 – О чем-то задумалась? О новых творческих планах? – он шутил.
 – Почему-то голова кружится. И тошнит. Вроде бы сейчас проходит. Из-за плохого самочувствия сегодня детей отпустила рано, – сказала я.
 Николай только сейчас заметил мою слабость, бледность и потрогал мою голову.
 – Может, у тебя грипп начинается. Но жара у тебя нет. Это, наверно, от перенапряжения. Ты каждый день перерабатываешь, очень много сил тратишь. Ты же не из стали, надо беречь себя, – Николай, бережно беря за мою руку, упрекнул меня.
 – Да, ты прав. Наверное, я устала. Недавно мне тоже стало дурно, но все быстро прошло само по себе. А сегодня я, видимо, перестаралась из-за пируэта. Сейчас вроде бы всё прошло, – я шла, прислонившись головой к плечу мужа.
 Утром я как всегда приготовила завтрак. Раньше, как и положено всем балеринам, чтоб сохранить фигуру, я придерживалась специальной диеты. А сейчас учителю танцев можно было есть все, что угодно. Но от запаха жареной рыбы меня стало тошнить, из-за чего я отказалась есть. Правда, захотелось рыбы соленой. Николай принес мне кусок хлеба, стакан чая и желанной соленой рыбы – вот и весь мой завтрак.
 – Опять диета? Ты же сейчас не танцуешь, почему почти не ешь? – Николай забеспокоился.
 – Не хочу.
 – Значит, ты действительно заболела. Даже аппетита нет. Надо к врачу идти, обследоваться, – заботился обо мне Николай.
– Не болею я. Некогда мне по врачам ходить. Новый танец надо поставить. Нужно готовиться к октябрьским праздникам. Да, ещё нужно провести репетиции к концерту, посвященному празднику животноводов. Ведь студенты поедут по аймакам в летние каникулы. Ой, как много работы! – говорила я мужу.
 С каждым днем я чувствовала изменения в своем самочувствии. Раньше такого я не отмечала. Пока об этом ни мужу, ни близким подругам не говорила. Но однажды я разоткровенничалась с самой близкой подругой Женей – женой композитора Гончик-Сумлаа. Выслушав меня внимательно, Женя расхохоталась. Я недоуменно посмотрела на неё.
 – Эх, Наташа, Наташа, ты же не девочка, а замужняя женщина. Ты беременна. Балерины – не люди что ли? Они тоже рожают детей. Высоко не прыгай, оставь в покое пируэты, тяжести не поднимай, надо беречь себя, – сказала Женя, нежно обнимая меня.
 Я догадывалась, что жду ребенка, но боялась об этом думать. Но после слов Жени мне стало очень волнующе и радостно. Я стала смотреть на себя совсем по-новому, как-то загадочно. А Николаю сейчас сказать или пока не говорить? Наверное, надо сразу сказать. Он даже чужих детей очень любит, а своего будет любить – тем более.
 Николай пришел с работы уставшим и раздражённым. Я догадалась, что у него возникли там какие-то неприятности.  Но я об этом не стала спрашивать. Я подошла к мужу, и он обнял меня. Ни о чём не догадываясь, поглаживая мою голову, Николай мне сказал:
 – Ничего, Натали, всё хорошо будет.
 – Конечно, Коля, всё хорошо будет. Женя тоже так сказала.
 – Женя? Она откуда узнала? Так быстро…
 – Я ей сказала.
 – Ты? Ты тоже там была что ли?
 – Где?
 – Ты слышала, что мы спорили об эскизах к новой пьесе?
 – Я совсем о другом.
 – О чем, Наташа? Почему молчишь? Ну, скажи, пожалуйста, о чём?
 Николай повернул моё лицо к себе, держа за подбородок, и прямо посмотрел в мои глаза.
 – Давай, в ухо скажу тебе. У нас будет ребенок! – почти шепотом сказала я в ухо Николаю, как будто нас могли услышать посторонние люди.
 – Это правда? Вот это здорово! Почему сразу не сказала? – Не помня себя от радости, взяв меня в свои объятия, закружился со мной по всей комнате.
– Хватит кружиться. Женя велела не делать никаких пируэтов, никаких прыжков! – сказала я.
Николай, не отпуская меня, сел на стул, не веря в счастье, и ещё раз спросил:
 – Действительно это так, Натали?
 – Да, это правда. Я как-то смутно догадывалась. Женя только, что подтвердила мои догадки.
 – Ведь это великое счастье! Я с нетерпением ждал нашего ребенка. Я тебе не говорил, я очень завидовал семьям с детьми. Теперь и у нас будет ребенок! Так ведь, Натали?
 – Ты кого хочешь, мальчика или девочку, Коля?
 – Хоть кого, лишь бы ребенок.  Береги себя, Наташа. Очень многое от тебя зависит. Тебе надо избегать физических нагрузок и не переутомляться.
 – Но разве у меня тяжелая работа? Я урожай не собираю, землю не копаю, Коля.
 – У тебя трудная работа, которая требует и физической силы, и энергии. Так что теперь – никаких шпагатов, пируэтов, прыжков, вообще тебе не надо пока танцевать.
 – Я без работы не могу, Коля. Очень скучно будет…
 – Как без работы? А ребенок в животе – это очень большая и очень ответственная работа. По словам педагогов и ученых воспитание ребенка начинается с внутриутробного развития. Это у них проверено и доказано. Так что с этого дня у тебя работа увеличилась в два раза…
 Такая забота Николая за будущего ребенка была мне по душе. У меня появилась гордость – ведь мне предстоит испытать счастье материнства! Из театрального училища я ушла в декретный отпуск.
Как только у Николая заканчивался рабочий день, он трусцой прибегал домой и старался делать всё, что касалось домашнего хозяйства. А мне, всю жизнь привыкшей без дела не сидеть, было ещё труднее, потому что время шло очень медленно. Мой живот постепенно увеличивался. Осенью, когда все мои ученики начали учиться после летних каникул, я не вытерпела и пошла в школу. Хотя сама не танцевала, но во время репетиций мои ученики схватывали всё на ходу, понимая меня с полуслова, по моему взгляду, по жестам. К концу беременности они приходили в нашу квартиру и предлагали мне помощь по хозяйству. Но по хозяйству дел было совсем мало, поэтому мы больше болтали обо всем, что приходило в голову.
 Вот и настал новый 1952 год. По древним обычаям тувинцев, говорят, нельзя запасаться приданым для новорожденного ребенка, пока он не родился. А в современной жизни эти традиции уже не соблюдались. И я поступила по-новому: шила для будущего ребенка распашонки, чепчики, пеленки, одеяла, пододеяльники.
 31 января 1952 года в нашей семье наконец-то родилась долгожданная девочка.

СЕМЕЙНЫЙ  ПРАЗДНИК

          По своему гороскопу Дракон и Водолей, как Грин и Жанна д Арк, Надя – волевая, великодушная, мечтательная и дерзкая личность. Всех восхищает – знак небесной личности.
На праздник в честь рождения дочки пригласили коллег и друзей.
 – Сегодня, друзья, в нашей семье грандиозный праздник – родилась на монгольской земле наша дочка Надя – Надежда – по-тувински Идегел. А когда у человека есть надежда на что-то – всегда хорошо, – с радостью говор ил Николай, нежно держа в пелёнках дочку. 
Я лучилась от счастья.
 – Надя очень созвучна монгольскому имени Найдан, что в переводе с тибетского языка означает «Вечно живущая», – сказал монгольский писатель Ринчен.
 Все согласились, что нашу дочку нужно назвать Найдан – Вечно живущая.
 – Вечно живущая Надежда! Ой, авайым! (Ой, мамочка!), ой, дадайым, на такое имя, если бы моя бабушка была жива, она ни в коем случае не согласилась бы. Она бы её назвала Корытом или  Щенком, потому что наши предки ребенку никогда не давали громкое имя. Ну, сейчас настали новое время, новые порядки. Поэтому я согласна на имя, которое дали наши друзья. Мы с Николаем обещаем вам, друзья, что воспитаем нашу дочку так, чтобы она была достойна этого имени, – сказала я.
Выслушав мой ответ, друзья от души рассмеялись.
 – Конечно, Натали, будем ее именно так и воспитать. Ведь она представительница России, Монголии и Тувы. Воспитание такой дочери – очень ответственная, достойная и трудная задача. Я согласен с тобой, Натали, – нежно обняв меня, гордо сказал Николай. 
 Не обращая никакого внимания на эти речи, маленькая Надя, посасывая свои пухленькие губки, сладко спала. Пока она довольствовалась моим грудным молоком.
 Дедушка и бабушка из Москвы отправили поздравительную телеграмму, где в конце написано: «Срочно привезите Надюшу!». К тому времени срок контракта Николая уже заканчивался.
          Чем ближе была Москва, тем сильнее билось моё сердце. Ведь каждые два с половиной года нас ждали дороги, то Таджикистан, то Монголия. Очень хотелось вернуться к родным на постоянное местожительство, тем более с грудным ребенком. Мы соскучились по родным. Тем более, что сейчас мы ехали втроём. Разве может быть лучше подарок для бабушки и дедушки, чем любимая внучка?
 Поезд остановился на Казанском вокзале. Здесь была уйма народа, как муравьев в муравейнике. Пока я пеленала ребёнка, Николай мне радостно сказал: «Наташ, смотри в окно!». Я счастливо улыбнулась, увидев знакомые, родные лица. Бабушка Татьяна Ивановна махала букетом цветов. А дедушка давно зашел в наш вагон, поздоровавшись с нами, с радостью взял в руки маленькую Надю. Выйдя из вагона, мы сразу оказались в объятиях близких. Я с гордостью наблюдала, как из рук в руки передавали улыбающуюся, черноглазую Надю.
 – Ой, как хорошо, что в нашем роду прибавление – поделился радостью со всеми Константин Николаевич, поднимая Надю вверх.
 – Ой, ребенка уронишь, дедушка – взволнованно закричала бабушка Нади.
 – Не уроню я её! – ещё крепче прижимал к груди внучку дедушка. Они только сейчас обратили внимание на меня:
 – Ты совсем похудела и лицо совсем бледное, ты здорова, Наталья?
 – Я здорова. А худая, потому, что кормлю Надю грудью – бойко, с улыбкой ответила я. – Я уже не та, прежняя робкая невеста-балерина, а опытный балетмейстер, да к тому же мама Нади – мать с большой буквы! – добавила я.
 – Да, в такой дальней дороге с маленьким ребенком Наташа устала, наверное. Ой, даже не верится, из Москвы уехали вдвоем, а сейчас на одну голову больше – в нашем полку прибыло, Татьяна Ивановна! Какая радость! – внезапно ставший дедушкой, Константин Николаевич говорил, не умолкая…
 На другой день дедушка с бабушкой организовали дой – семейный праздник в честь внучки Нади. Пришли в гости многочисленная родня и друзья Рушевых. Я раньше не знала, что у Рушевых так много родни. И тем более не видела такого количества родственников Николая, как по материнской, так и по отцовской линии.
           Наталья Дойдаловна говорит о родне Рушевых. К нам тогда пришло очень много людей. Расскажу, что я знаю о некоторых из них. Тогда я познакомилась со многими, перечислю по порядку, чтобы не ошибиться.
1) Родная сестра Николая Рушева – Татьяна Константиновна – доцент педагогического института им. В.И. Ленина, кандидат филологических наук (1929 г. р.). Уехала к дочери в Америку, жила в Нью-Йорке (умерла там же 30 мая 2012 года);
2) Зоя Анатольевна Грандберг, тётя Нади Рушевой, двоюродная сестра Николая Константиновича Рушева, преподавала политэкономию в МГУ. До сих пор дружим, сейчас ей 81 лет;
3) Её родная сестра Наталья Анатольевна – преподаватель испанского языка в МГУ. Наташа и её муж Валерий умерли в 2010 г., друг за другом;
 4) Мамин родной брат Коли – дядя Алексей Николаевич Карцев – биолог, кандидат биологических наук;
 5) Мамин родной брат – ещё один дядя – Владимир Николаевич Карцев, архитектор.
                У Николая Константиновича тетки (мамины сёстры):    1. Клавдия      2. Нина   3. Рая (Юра – двоюродный брат тёти Раи, его дети, внуки есть)         4. Зина     5. Вера     6. Женя.
 Среди таких высокообразованных людей я сначала себя чувствовала неловко. Но вскоре от моего волнения не осталось ни следа. Всё внимание этих людей было обращено только на виновницу торжества – маленькую Надю. Все забавлялись ею, спорили между собой, на кого она больше похоже.
 – На кого Надя похожа? Да, она собрала в себе все самые лучшие черты Европы и Азии, – с гордостью сказал Константин Николаевич, играя на пианино, задорно запевая голосом оперного певца. Мне показалось, что его сильный красивый голос слышали не только в нашем доме, но и на улице. Бывшая балерина – бабушка Татьяна Ивановна стала танцевать – легко и азартно. Тут не выдержала и я – вместе с ней стала танцевать, несмотря на запреты Николая: «Тебе ещё рано танцевать». От поддерживающих аплодисментов гостей стало ещё веселее.
 – Тува, Тува, кажется, я знаю Туву. Где она находится?
 – О Туве тебе все расскажет Николай. Я одно очень хорошо знаю, что наша тувинская невестка – очень скромная, очень заботливая, очень добродушная, робкая. У Натальи я обнаружила все самые ценные качества человека, – с удовольствием говорила Татьяна Ивановна.
 – Вы о Туве что-то хотите узнать? Сейчас я проверю ваши знания по географии. Кто знает реку Енисей? – посмотрев на всех испытующим взглядом экзаменатора, строго спросил Николай.
 – Енисей-то мы знаем. Это могучая река Сибири…
 – Тепло, тепло. Тогда скажите, где берёт начало эта могучая река?
 – С каких-то высоких гор?
 – С гор Саян.
 – Почти не ошиблись. Тува находится в самом центре Азии. В столице Тувы – в городе Кызыле есть обелиск, где об этом написано. Енисей по-тувински Улуг-Хем – Большая река. Она берет начало с ледниковых вершин Саян. Тува – такая красивая страна, что художники до конца своей жизни не могут дорисовать и певцы – вдоволь прославить её. Сейчас узнали про Туву? – спросил Коля.
 – Наш Коля до конца не мог наглядеться на красавицу Туву и нарисовать все то, что хотелось. Поэтому одну из тувинских красавиц привел в нашу семью. Так что о Туве он всегда и везде будет помнить. И творить, создавать новые произведения.
 – Вот одно из его творческих произведений, папа – пошутила Татьяна Константиновна, указывая на улыбающуюся малышку Надю.
 Гости разошлись поздно вечером. Прощаясь с Рушевыми, все желали здоровья Наде, чтобы она быстрей росла.
 Между паузами  Наталья Дойдаловна  слушала радио. Затем с  улыбкой, иногда со смехом, снова стала вспоминать…
                Со всеми родственниками в дальнейшем у нас сложились очень хорошие отношения. Особенно мы дружили с Карцевыми. Летние каникулы мы с Надюшей чаще всего проводили в Подмосковье, снимали дачу в окрестностях Абрамцева. Летом в 1962-1963 гг. жили в Опалихе. Двоюродный брат Николая Константиновича энергичный, решительный Алексей Николаевич Карцев и его жена скромная, обаятельная Галя там снимали большой дом.
Они жили в районе метро Сокол около Курчатовского института. Алексей работал научным сотрудником в засекреченном отделе одного из научных институтов, связанном с атомной станцией. Галя – кандидат биологических наук. Она не умела готовить. Я её этому научила. Через лес мы ходили в Архангельское, бывшее имение князя Юсупова. Это были беззаботные и счастливые дни. Особое удовольствие доставляли походы в лес за ягодами и грибами. В дождливые дни дети играли на террасе. Надя чаще всего рисовала. И рисовала в то время, когда я или Николай Константинович ей читали.
 В деревянном особняке ближе к Дорохово по Белорусской дороге находилась Катина дача. Катина мама – Маша, а папа – Владимир Карцев. У Кати было двое сыновей. Катя с мужем разошлась, сейчас живет со своей мамой, в родительском доме. Владимир Николаевич собирал живопись (рисунки, самовары). После потери своих родных, я тянулась к ним, они стали мне очень близкими людьми. Это как моя бабушка говорила: «зверь в беде к тайге мчится, человек в беде к родне тянется».

МАЛЕНЬКАЯ НАДЯ
 
        Снова беседую с Натальей  Дойдаловной. По тувинскому обычаю, она меня угощает далганом, чинге-тараа, творогом, сметаной. Каждый раз я поражаюсь её уникальным способностям – памяти, воображению, скромности.
Я была счастлива материнством. Я всю себя отдала семье, радовалась своей Наде, которая купалась во всеобщей любви и внимании. Я видела особую привязанность к внучке родителей Николая и вспоминала бабушкины слова: «Оказывается, внуки ещё красивее и умнее, чем мои дети». Ой, как же они любили её! Ведь их дети выросли, обзавелись семьями, уехали из родного дома, как птички вылетели из гнезда, вот остались они к старости только вдвоём. А сейчас, с появлением нашей семьи, у них стало весело, уютно – им стало некогда скучать: было о ком заботиться и кого опекать.
 Надя с раннего детства была подвижной и шустрой девочкой. Пока бабушка следила за неугомонной внучкой, я вязала кофточку из разноцветной пряжи. Надя успокаивалась только тогда, когда у неё в руках появлялся чистый лист и карандаш. Как все дети, Надя сначала рисовала, что попало. Никто на её рисунки не обращал внимания.
Вот первое её слово было: «Рая». Это соседка – подруга тети Нины. Её звали Рая.
 Хотя рисовать Надю никто не учил, её формирование происходило в нашей семье, в среде папы-художника, двух балерин и дедушки – оперного певца.
 Но все детишки рисуют – начала выводить свои каракули и Надюша, хотя до семи лет никто в семье не относился к этому серьёзно.  Рисовала она легко, играючи, как бы обводя лишь одной ей видимые контуры. При этом улыбаясь, приговаривала: «Какая-то слива получается… Или нет? Это, пожалуй, пароход. Ах, нет, нет! Эта печка. А Емелька две подушки положил и ушёл…» Это была радостная игра в рисование, свободные шутки воображения маленькой девочки.
 Однажды мы вернулись после работы. Дедушка отдал какой-то лист и с гордостью сказал:
 – Познакомьтесь, пожалуйста, дорогие мои, с первым творчеством вашей дочери.
 Там были нарисованы лошадки-кентавры.
 – Что это такое? Кто это? Откуда? Что она хотела выразить в своих рисунках? Не пойму, – сказал Николай.
 – Я вечером и сегодня утром рассказывал ей о мифах Древней Греции. Надю особенно заинтересовали Кентавры. Я ей объяснил, кто такие Кентавры. Запомните, я не рисовал их, а только рассказал то, что гласит легенда. Целый день Надя молча рисовала. Теперь вы держите в руках то, что у нее получилось.
  – Раз были кентавры, значит, были и кентаврицы и, конечно же, кентаврята, –   чего-то ожидая от нас, совсем не уверенно, тихо сказала Наденька.
 Николай, как художник, очень долго рассматривал дочкины рисунки, задумался и сказал:
 – Обычно дети рисуют то, что видели, то есть срисовывают. А Надя здесь рисовала по памяти, по воображению. Значит, у неё есть какие-то способности.
 – Коля, по-твоему, Надя создала уникальный шедевр? Ты открыл её талант? Я думаю, что здесь нет ничего необыкновенного. Все дети рисуют. И я в детстве прутиком на снегу или на песке выводила овец, коз, коров, верблюдов,– сказала я.
 – Мы сейчас говорим совсем о другом. Ты рисовала всех знакомых животных, которых видела каждый день. А ты видела Кентавра, Натали?
 – Нет, я никогда не видела Кентавра. Его, кажется, никто не видел. А вот наша Надя представила его и нарисовала.
 – Вот-вот, о чём я и говорю – она создала его по воображению. А это уже творчество. Может, она станет художником? – Николай спросил у всех, как-то загадочно улыбаясь.
 – Нет-нет, Надя будет музыкантом. У неё есть способности к музыке, к пению. Я это вижу уже сейчас, – с гордостью заявил дедушка.
 – Не спорьте! Надя будет балериной! У неё есть все данные, чтоб стать блестящей танцовщицей. Имея хороший музыкальный слух, она уже сейчас танцует прекрасно. Я всего лишь один раз показываю какое-то движение, а она его сразу хорошо запоминает. К тому же в нашей семье две балерины: её мама и бабушка. Так что перевес в сторону танца. Поэтому она точно будет балериной, – решила бабушка.
 Надя же в это время  играла со своей куклой, совсем не обращая внимания на взрослых, которые говорили только о ней. Я заметила пластичные движения пальцев рук при одевании куклы и вспомнила бабушкины слова: «У тебя, Ажык, очень пластичные движения пальцев рук, ты будешь искусной портнихой и швеёй. Подрастёшь и мне пальто сошьёшь». Если бы моя бабушка была жива, о Наде она точно так же сказала бы, как обо мне. Как говорят, своя рубашка ближе к телу, каждого человека всегда тянет к хорошо знакомому, близкому, родному. «Будь, кто будет, но свою дочку воспитаю так, чтобы она была достойным, всесторонне развитым человеком», – про себя подумала я.
 Николай Константинович купил Наде альбомы, карандаши и со стороны начал наблюдать, как она рисует.
 – Коля, ты очень хочешь, чтоб наша дочь стала художником? – спросила я.
 – Я просто наблюдаю за ней. Ни в коем случае нельзя ей мешать и заставлять что-то переделывать. Если я буду ей что-то навязывать, то тяга к творчеству исчезнет. Пока нужно только наблюдать. Я её буду поддерживать тогда, когда пойму,  что у нее появились творческие способности настоящего художника. А сейчас пусть рисует, как хочет.
 – Ты, Коля, правильно поступаешь. Говорят, в каждом ребёнке есть свой Моцарт. Это не зря сказано. Только врожденный талант вовремя надо заметить, поддержать и дальше развивать. Если этого не делать, то всё исчезнет без следа. А знаете, сколько мы таких моцартов, рафаэлей, пушкиных, шаляпиных уже потеряли по своей халатности, невнимательности, во время их не открыв и не поддержав, – сказал дедушка Константин Николаевич.
 Так росла Надя, окруженная всеобщим вниманием, поддержкой и любовью…
 Когда мы решили, что Надю надо устроить в детский сад, в первую очередь этому воспротивилась бабушка: «Ещё рано отдавать ее в садик. Пусть дома останется. Разве мы с дедушкой хуже садика воспитываем её?».
 – Дело не в этом, мама. В детском саду среди ровесников ей будет хорошо. Пусть узнает, что такое коллектив, – успокоил мать Николай.
 – Пусть будет по-вашему. Надя должна общаться со сверстниками, вы правы, – поддержал нас дедушка.
 – Ну, тогда делайте, как хотите, – больше не стала возражать бабушка.
            Наталья Дойдаловна с нежностью, с радостью мне рассказывает, как Надя стала ходить в детский сад.
             В три года Надя пошла в детский сад.  В те годы было очень трудно устроить ребенка в детский сад, но нам это удалось. Николай Константинович обещал помощь детскому саду, например, написал плакаты к празднику.
Ну и вот Надя стала ходить в детский сад при заводе «Шарикоподшипник», в группу воспитательницы Анны Михайловны Волковой. Надюша оказалась среди сверстников. Мы ее водили в сад по очереди. Особенно в первый день мы все очень переживали, как она проведет целый день без нас.
Надя привыкала к садику трудно. Как только видела кого-то из нас – сразу в слезы. Анна Михайловна говорила: «Первого ребенка видим, который так долго, почти целый месяц, привыкает к садику. Когда родителей нет рядом, она спокойно играет с детьми. Как только появлялась мама, Надя сразу утыкалась в подол и тихо плачет». Возвращаясь, домой из садика, она обычно приговаривает: «Больше не пойду в садик». Но через некоторое время Надя подружилась со всеми детьми, привыкла к дисциплине и жизни в коллективе.
 Вечером после садика Надя очень подробно рассказывала, чем она занималась целый день. Она заставляла нас взяться за руки и встать в круг, показывала, какие надо делать различные гимнастические упражнения, и при этом распевала детские песенки. Бабушку заставляла танцевать, дедушку – петь, а меня и папу – рисовать.
 – Мама, у тебя мячик получился с неровными краями. Как ты думаешь, такой мяч будет катиться? А вот папа нарисовал настоящий круглый мяч. Молодец, папа! – Надя то критиковала меня, то хвалила отца.
 Надя пела в хоре, полюбила стихи, лепила из пластилина, клеила аппликации и игрушки. Чаще всего она просила нас, чтобы мы читали ей сказки, предания и мифы народов всех стран.
 До школы её не учили читать и писать. Иногда она любила слушать радиопередачи для детей, играть с подружками в куклы и танцевать.
Однажды, вернувшись из садика, Надя с порога сообщила:
 – Мы сейчас готовим концерт к женскому дню – к 8-му марта. Знаешь, мама, как там девочки красиво танцуют!
 – А ты не танцуешь, дочка? – спросила я её.
 – Нет, мама, не танцую. А только со всеми пою, – недовольно ответила Надя.
 – Хочешь научиться танцевать, Надя?
 – Да, мама, очень хочу. Только учительница меня не звала танцевать. Я только пою, – Надя спела хорошим тоненьким голосом красивую детскую песню – «Солнечный круг, небо вокруг…» и ещё: «Севастопольский вальс знают все моряки»…
 – Как хорошо она поёт! И голос приятный, и все слова песни знает, – восхищался дед.
 – Если бы её там учили танцевать, то она и это делала бы неплохо. Почему они ее не приглашают в танцевальный коллектив? – обиделась бабушка.
 Я при этом задумалась и сказала:
– Надю можно научить тувинскому танцу «Декей-оо». Жаль, что музыки нет, – сказала я.
 – Тувинский танец – это очень интересно! Потрясающе! Ведь тувинский танец впервые увидят не только маленькие дети, но и взрослые москвичи! Наталья, ты напой папе мелодию. Он  запишет ноты «Декей-оо» и сыграет на пианино, – посоветовал Николай.
 Предложение Николая всем понравилось. Я спела, дедушка написал ноты и сыграл мелодию на пианино. Начались репетиции. Каждый раз, когда звучала родная музыка, я очень скучала по своей родине – голубой Туве, по родным.
 Имея опыт балетмейстера, я изменила постановку танца «Декей-оо» на детский лад, я каждый день учила Надю танцевать. Николай из прутика сделал лимби. Я сшила ей танцевальный голубой национальный костюм с красным орнаментом. Надя училась танцевать с большим удовольствием. С нетерпением ждала, когда же наступит праздник.
Вот и настал международный женский день – 8 марта. В актовом зале  родители смотрели концерт. Мест не хватало, некоторые стояли. Концерт был очень интересным. Когда спела одна девочка, на сцену вышел Константин Николаевич и хорошо поставленным оперным голосом объявил:
 – Дорогие зрители! Сейчас будет танцевать моя внучка Надя, – и начал играть на пианино «Декей-оо».
 В красивом национальном костюме маленькая миловидная Надя вышла танцевать. Её плавные, грациозные движения в один такт напоминали полёт бабочек над красивыми цветами. А когда она, играя на лимби, качала голову то в одну, то в другую сторону, большие белые банты напоминали тоже бабочек, которые порхали над цветами. В конце танца, она вежливо по-тувински склонила голову, держа руки очень красиво, и улыбнулась. Потом она быстро прибежала ко мне и скрылась за моей спиной. Все родители были в восторге, долго-долго аплодировали. Рядом сидящая бабушка шепнула мне:
 – Да, она настоящая балерина! Есть у неё все природные данные для танца! – и посмотрела на дедушку с взглядом: «Ну, что сейчас скажешь?». Я была рада больше всех и очень гордилась дочкой.
 – Какая красивая девочка! Как хорошо она танцует! Надо же! Чья девочка? Смуглая, может, она китаянка? Или японка? – спрашивали друг друга  восхищенные родители.
 Про себя я думала: «Какая у меня замечательная дочка, как я ее люблю! Обязательно отдам ее в балет, у неё очевидные склонности к танцам!»
После танца «Декей-оо» Надя стала участвовать в самодеятельности. Она стала танцевать уже в коллективе. Я продолжала учить ее основам балета, а дедушка – игре на фортепьяно.

НАДЯ  ВПЕРВЫЕ  В  ТУВЕ
          
           Путешествие – всегда чудо. Пусть даже  незначительное, и непродолжительное, не за тридевять земель, а, к примеру, на родину. Я уже дописываю эту первую  Надину поездку с мамой в Туву. Увиденное, и пережитое ими вспоминается ещё долго и долго, с благодарностью судьбе и людям, которых повстречали они в дороге и на родине.

             С самого раннего возраста мы брали с собой дочку на прогулки по Москве и Подмосковью. Когда ей исполнилось три года стали совершать дальние экскурсии.
            1955 год. После танца «Декей оо» Надя много спрашивала о Туве. Меня не сильно расстраивало, что в то время мало кто знал о Туве. Но очень хотелось туда съездить. Я очень соскучилась по родным местам и близким людям. Родина есть родина, она никогда не забывается. Мои близкие родственники давно просили привезти Надю. Однажды об этом я сказала мужу.
 – Подожди, Натали, ещё один год. Тогда Наде будет четыре  года. Как раз я возьму очередной отпуск, и мы втроем поедем в гости к твоим родственникам.
 – Нет, Коля, ещё один год я не могу ждать.
 – Тебе без Коли с маленьким ребенком так далеко лучше не ехать. Будет  трудно, – говорили родители Коли.
 – Наде уже три года, она совсем не маленькая. В этом возрасте все, что она увидит и услышит, никогда не забудется. А трудностей я не боюсь, так что мы поедем, – сказала я. А Надя меня поддержала:
 – Я тоже хочу в Туву. Отпустите нас, пожалуйста, очень прошу!
После долгих споров на семейном совете наконец-то нам дали добро на поездку. В аэропорту в киосках бабушка купила лекарства для оказания первой медицинской помощи, напитки, вату. И вот мы сели в самолет. По сравнению со мной Надя себя чувствовала хорошо, смотрела в иллюминатор на города, леса, степи, облака. Спала. Когда мы делали остановки в Казани, Свердловске, она каждый раз с нетерпением интересовалась: «Мама, мы уже прилетели в твой город?». В Красноярске пришлось ждать вылета в Кызыл в течение недели (был рейс один раз в неделю только по четвергам). Действительно, как родные и предупреждали, с ребенком находиться в аэропорту семь дней было трудно. Но что поделаешь? Я ведь сама настояла на нашей поездке. Зато, как только я вспоминала свою Туву, все трудности сразу забывались.
 Когда мы наконец-то полетели из Красноярска в Кызыл, я была счастлива. В ясную погоду сверкали ледники на горах Саян. Вот и Кызыл показался. Увидев с детства родные места: Баян-Кола, верховья Ээрбек, Эки-Оъттуг, Ачылыг у меня сердце ёкнуло, появились слёзы на глазах. Я незаметно вытерла слезы носовым платком, чтобы Надя не заметила.
Вот и любимый  Уш-Кожээ!: речка Баян-Кол, как родник, взгляду даётся не сразу, и не всякому. Я ещё сижу в самолёте, а душа уже там.
 – Вон, доченька, маленькая речка Биче-Баян-Кол, там юрта моей бабушки стояла. Видишь там очень много юрт. Смотри, пасутся овцы, козы, коровы.
 – О! Как интересно! Мы в эти юрты будем заходить, мама?
 – Да. Вот большая река – это Енисей. На берегу Енисея и стоит мой город Кызыл.
 Надя ни на минуту не отрывалась от иллюминатора, приговаривая: «Мамина река! Мамин город!».
Объявили посадку.
В аэропорту нас встретили Олег Карламович Сагаан-оол  с женой Раисой.
 – Я сразу вас узнала – вы тетя Рая, да? – спросила Надя. Раиса обняла её и поцеловала в щечки.
 – Добрый день, дорогие мои! Как вы долетели, Надя? Я не дядя, а твой дедушка Олег, – с улыбкой поздоровался и взял на руки Надю Олег Карламович.
 Мы с дочкой побывали в гостях у многих наших родственников. Мои земляки – народ цельный, со здоровой душой и крепкими корнями. Родина для них значит многое. И многое она определяет в жизни.
 Надя каждый день с кем-то знакомилась. Ездили в Баян-Кол, в Сесерлиг. Были и в юртах, Надя ездила с братом верхом на пастбища с отарами овец, коз и коров.   
Помню, стоим мы в августовском поле. Пахнет так, как пахло в детстве – хлебом, скошенной травой. Теперь меня это волнует ещё сильнее. Потому что выталкивает откуда-то изнутри волну воспоминаний. Кажется, закрою глаза – и зазвенят голоса брата Курбу, детских подружек Доспанай  и  Каш пык-Уруг.
          Тот же густой пахучий ветер, влажный и вязкий.
На берегу  Улуг-Хема (тувинское название реки Енисея) загорали дети с мамами. Мы с Надей тоже ходили загорать и купаться.   
 – Смотри, мама, как много воды в этой реке. Течет и течет, без конца течет, она ведь никогда не кончится, да, мама? – спрашивала Надя.
 – Да, Надя, вода в Енисее никогда не кончится. Как наша жизнь, так и эта великая река без конца течет и течет.
     Общительная Надя сразу подружилась с детьми. В жаркий день, вдоволь накупавшись, я лежала на горячем песке, загорала, находила в облаках образы коровы, всадника, верблюда, сарлыка. Прибежала Надя, легла рядом со мной и тоже стала наблюдать за облаками:
 – Как здесь хорошо! На берегу реки прохладно! Хочется каждый день здесь купаться. В следующий раз папу обязательно возьмем, мама. Пусть он тоже купается.
 – Да, папа обязательно будет здесь, и мы вместе будем купаться, доченька.
 После купания мы пошли гулять по парку. Сегодня рабочий день, на летнем Зелёном театре все двери открыты, никого не было. Я поднялась на сцену. В моих ушах звенела мелодия танца «Звенящая нежность» и сама себя не замечая, напевая, начала танцевать. Вот я пошла, как солистка танца, по кругу … мне казалось, что вместе со мной танцуют подруги Севилбаа, Кыдай, Харлыг и я, улыбаясь, продолжала танцевать. А маленькая Надя вовсю смотрела на меня, разинув рот, совсем не замечая, как кусают её комары.

ПЛЫВИ СМЕЛО, НАДЯ, В МОРЕ  ЗНАНИЙ!

      1959 год. Всё, что было необходимо к школе, я купила заранее: портфель, тетради, учебники, школьную форму. Вспомнилось, когда в школу собралась я, мне матерчатую сумку сшила бабушка. Я в нее положила несколько учебников. О школьной форме я тогда только мечтала.
По случаю прощания с детским садом родители мужа подарили внучке большую куклу с моргающими глазами.
– Поздравляем, Надя, с успешным окончанием академии детского сада! – бабушка поцеловала внучку, отдавая ей куклу.
– Аа, богда (Боже), без пяти минут первоклассница, а ещё с куклой будет играть,– сказала я, качая головой.
– Нет, мама, ты ошибаешься. Кукла всегда нужна, а мне ещё пелёнки понадобятся, чтобы её перепеленать. И многое другое.
 – Ребенок должен играть. И сколько он хочет играть, столько и будет это делать, – сказал дед Константин Николаевич.
Я согласилась с ними. У меня в детстве была тряпичная кукла, которую сшила бабушка. Перед началом моего первого учебного года куклу бабушка положила в свой маленький сундучок. Ой, как я хотела поиграть с куклой, когда приезжала на летние каникулы.
               Тут Наталья Дойдаловна с грустью вспомнила:
 – Но играть мне было некогда, нужно было делать домашние задания, чтобы догнать сверстников, ведь я много уроков пропускала по болезни. Поэтому свою старую, но любимую куклу я через некоторое время подарила дочке соседей. Вот так очень рано я распрощалась со своим детством.

Так что я даже обрадовалась, что у Нади теперь есть хорошая кукла, которая ей понравилась. Пусть играет в свое удовольствие! Я поцеловала Надю и пожелала ей: «Пусть твое детство, доченька, будет долгим и счастливым!».
 Первого сентября в школу Надю провожали я и бабушка. Большие белые банты качались от дуновения ветерка, как большие белые бабочки.
 Вот и школа № 154 города Москвы. Надя нерешительно смотрела на своих ровесников. Началась общешкольная линейка. Вот вышел подросток-выпускник со звонком с красной лентой. Как только прозвенел звонок, в первую очередь первоклассники со своими учителями зашли в школу. Среди них промелькнула голова Нади с черными косами, с белыми бантами.
 – Иди смело, доченька! С этого дня плыви смело в море знаний. Я тебе желаю солнечного дня, попутного ветра! – напутствовала я свою дочку.
 В семь лет, в первом классе школы, Надя стала авторучкой выводить палочки и буквы. Она как-то сразу и навсегда легко нашла общий язык с этим тонким и трудным инструментом (поправки-то исключаются!), которым редко рисуют дети. Да и художники не очень жалуют авторучки.
 Придя из школы и  сделав уроки, она с удовольствием начинала фантазировать, благо под рукой у нее всегда были маленькие альбомчики или обрезки бумаги разного формата и цвета. Уделяла этой забаве она не более получаса в день или, в каникулы, – час. Она таким образом «выпускала на бумагу» накопившиеся образы и наблюдения. И это стало ежедневной, естественной Надиной потребностью на всю её жизнь.
Она росла спокойной и очень доброй, но временами упрямой девочкой. Хорошо училась. Не умела долго сердиться, очень быстро «отходила» от плохого настроения.
Тогда же, в семилетнем возрасте она набросала в альбомчике тридцать шесть скупых на детали, но занятных иллюстраций к «Сказке о царе Салтане». Это она сделала за один присест, за то время, пока отец, отдыхая после работы на диване, не спеша и с выражением читал ей любимую сказку.
Наде было семь лет, когда она впервые увидела Ленинград. Надюша влюбилась в этот город. Эрмитаж стал для неё событием. В каждом зале она оставалась подолгу и, казалось, что она впитывает в себя все окружающее. Из залов античного искусства её приходилось уводить за руку. Целую неделю, ежедневно, мы шли в Эрмитаж, и всё повторялось сначала. Уставала я, а она, семилетняя девочка, словно околдованная, передвигалась по залам дворца от одной картины к другой. Такая гамма чувств отражалась на её лице, что я, опасаясь перегрузить её впечатлениями, всё же удерживала себя от того, чтобы окликнуть её и позвать домой.
Но в гостинице, где мы остановились, Эрмитаж продолжался. Надя с таким упоением рассказывала мне и  отцу об увиденном, что мы старались по возможности переключить её внимание на что-нибудь другое.

ИСКУССТВО  КАК  СТРАСТЬ

Склонность Нади к рисованию все родственники заметили очень рано. И даже бабушка, страстно желавшая, чтобы Надя стала славной балериной, теперь замолчала и поняла: «Она пойдет по стопам отца».
 Меня беспокоило увлечение дочки рисованием. Я полагала, что это может помешать учебе в школе. Поэтому я держала постоянную связь с учителями, по возможности присутствовала на уроках, обязательно ходила на родительские собрания. Надя училась отлично, изредка получала четвёрки. Правда, на уроках, когда надо было сорок пять минут рисовать гипсовые геометрические фигуры, Надя так «замучивала» свой лист, что у педагога Б. И. Соболева получала и «четверки».
 Однажды классная руководительница пожаловалась:
 – Вот Надя Рушева сможет стать круглой отличницей. Но из-за увлечения рисованием у неё появились и четвёрки. Я родителям ещё раз напоминаю, что самое главное – это учеба.
 Мне после её слов стало не по себе. Всю дорогу до дома меня мучили вопросы: «А почему у ребенка должны быть одни пятерки? Неужели Надя не имеет право заниматься тем, чем хочет? Зачем заставлять ребенка учиться на отлично? Только потому, что так хочет учитель? Нет. Я бы не смогла её заставить».
Дома я рассказала об этом мужу и его родителям.
 – Что это такое? Обязательно учиться на одни пятерки? Надя и так еле успевает, – сказала бабушка.
 – Я думаю, что нельзя ребенка заставлять заниматься слишком много. Если заставим, то у него вдохновения, интереса не будет. Совсем не обязательно ей быть отличницей. Учитель думает только о процентах успеваемости, – дедушка подтвердил убеждения бабушки.
 На самом деле никто в семье никогда Надю не заставлял что-то делать, строго по часам не контролировал. Надя с детства время попусту не тратила, была самостоятельной.
 – Слушай и вникай в новую учебную тему, пока учитель объясняет. Тогда и дома будешь меньше время тратить на домашнее задание, – говорила я дочке.
 Надя так и поступала. А в школе успевала участвовать в общественной жизни, уделяя особенно большое внимание стенгазетам. Дома рисовала и  читала не только учебники, но и много художественных книг. Это радовало нас.
 Мне навсегда запомнились наши разговоры о нашей дочери:
 – В нашей семье Надя растет спокойно, мирно, в тепле и ласке. Она у нас единственная. Тебе не кажется, Коля, мы её считаем, «чуть ли «божьей благодатью», слишком её любим. У тувинцев есть пословица: «кыстыг кижи кыя соглээр, оолдуг кижи оя соглээр» – имеющий дочь говорит намёком, имеющий сына – обиняком. Нам тоже надо научиться говорить намёком – говорила я мужу.
 – Ты права, Наталья. Иногда я тоже думаю так. Каждому родителю кажется, что его ребенок умнее, талантливее других. Но Надя и в самом деле необычная девочка. Но чтобы мои слова не стали ошибочными, надо посоветоваться с опытными, признанными художниками. Надо кому-нибудь показать рисунки Нади. Ты же видела, я её никогда не заставлял рисовать, она сама это делает с большим удовольствием,  – согласился со мной Николай.
      После этого разговора Коля показал рисунки Нади искусствоведу Наталье Алексеевне Дёминой. Она спросила его, посмотрев Надины рисунки:
 – Сколько лет вашей дочке?
 – Будет девять.
 – Вы правильно заметили, что у вашей дочки есть талант. Все её рисунки – это работы по воображению и по памяти. Во Дворце пионеров на Ленинских горах есть изостудия. Там работает опытный педагог Людмила Александровна Магницкая. Поговорите с ней. Мне кажется, вашей девочке будет очень интересно и полезно позаниматься у хорошего педагога по рисованию.
Слова искусствоведа, подтвердившие, что у нашей дочки есть талант, вдохновили Николая Константиновича. Узнав об этом, я тоже очень обрадовалась. С этого дня мы стали внимательнее относиться к Наде, сохранять даже ею выбракованные рисунки.
          
              Беседуя с Натальей Дойдаловной, у меня сложилось впечатление: Надя – девочка мягкосердечная, своевольная и к тому же с талантом к  рисованию. А мать её очень много знает о том, что творится в сердце дочери. Н. Д. Ажыкмаа-Рушева всю себя посвятила своей семье. Увлекаясь своими домашними делами, она никогда не забывала о единственном деле, каким должна заниматься, - воспитанием Нади,  ибо в ней обитает душа тех, кто ей даровал жизнь. Плохое дитя – это ад. Хорошее – рай. И снова она мне рассказывает иногда с улыбкой, иногда со слезами о Наде.
            
            Итак, мы уточнили, что с сентября 1962 года на Ленинских горах в Москве открылся новый городской Дворец пионеров с прекрасно оборудованными изостудиями и многими другими художественными и техническими кружками. Надю с её папками по субботам стали возить на консультации к опытнейшему педагогу Людмиле Александровне Магницкой. Легко установилась взаимная симпатия и привязанность. Более пяти лет Надя с охотой посещала эти консультации: здесь не ставились отметки за детское творчество, зато часто устраивались выставки, веселые праздники, экскурсии, встречи с мастерами советского и зарубежного искусства.
 Малыши рисовали по памяти всё, что хотели, и в старших группах рисовали с натуры или делали композиции, учились оформлять залы для школьных праздников.
 Надино постоянное увлечение искусством одобряли и старые наставники её отца (педагоги по художественному факультету Московского текстильного института) – искусствоведы А. Н. Свирин, сотрудник Третьяковской галереи, и Н. А. Демина из Музея имени Андрея Рублева. В течение всех десяти лет Надиного творчества они поддерживали её своим радушием, часто приглашали в музеи, дарили ей свои книги по культуре Древней Руси. Они-то и привели одиннадцатилетнюю Надю в мастерскую к известному советскому художнику-анималисту профессору Василию Алексеевичу Ватагину.
С малых лет Надя особо отличала иллюстрации художника В. А. Ватагина к «Маугли», его картины из жизни диких животных в Зоологическом музее МГУ и его скульптурные украшения в Московском зоопарке, где она часто бывала.
Первая встреча большого мастера с Надей была трогательной и превратилась в дружбу до её последних дней.
Просмотрев тогда первые две папки композиций, обсудив каждый рисунок, Василий Алексеевич подарил ей свою книгу «Записки анималиста» с надписью: «Милая Надя! Жду, желаю и верю в твои большие успехи. Твой дедушка В. Ватагин. 9 марта 1963 года». На наш вопрос, не пора ли перевести дочь в специальную художественную школу, он посоветовал: «Не будем мешать её саморазвитию, оно и так бурлит. Не надо её учить – её надо лишь воспитывать. Пусть по-прежнему учится в обычной школе и по субботам бывает в изостудии Дворца пионеров, а в каникулы – прошу в мою мастерскую с новыми папками. Через год-два вернемся к этому вопросу».
 Василий Алексеевич заботливо оберегал время и силы Нади, посылал ей пригласительные открытки и письма. И не давал никаких заданий. По характеру Надя была уравновешенной, пытливой, трудолюбивой, возбудимой, временами несдержанной на язык. Она успешно оправдывала надежды наставников своим умением идти вперед непроторенным путем. Надя свободно наблюдала, осмысливала и изображала труднейшее в искусстве – человека, его индивидуальность, внутренний мир, его взаимоотношения, историю, его сосуществование с природой.
 Надя с раннего детства очень любила природу. Животных она любила по-особенному – «как братьев наших меньших…». Помните, мы были с Надей в Туве? Тогда она ездила с братом верхом на пастбища с отарами овец, коз и коров. Надя очень часто вспоминала об этой поездке.
В нашем доме всегда бывали интересные люди: артисты, писатели, художники, искусствоведы.
        Надя рано приобщилась к театру. Повлиял на неё и дедушка Константин Николаевич Рушев, который преподавал вокал в Московской консерватории. Надя слушала с удовольствием лёгкие, ритмичные мелодии. Она любила музыку Рахманинова, Моцарта. В её маленькую коллекцию входили пластинки любимого ансамбля «Битлз». Не пропускали мы и художественные выставки.

ПЕРВЫЙ  УСПЕХ

       В четырех декабрьских номерах «Пионерской правды» за 1963 год впервые были опубликованы девять рисунков Нади. Там же были напечатаны ещё и шесть эскизов костюмов для школьного новогоднего карнавала. Эта была подборка из ее десяти эскизов, созданных в изостудии у Л. А. Магницкой.
Академик В. А. Ватагин тогда сразу откликнулся: «Поздравляю милую Надю с первой и удачной публикацией рисунков в печати в 11 лет! Великий рисовальщик Франции – Гюстав Доре начал печататься с 12 лет».
    На работе у меня и у Николая Константиновича существовала традиция – к новогодним праздникам устраивать выставки «Рисуют наши дети». К новому, 1964-му году, на эту выставку мы отдали три рисунка Нади фломастером на цветной бумаге – «Эллада», «Во дворе», «Космонавтка на далекой планете». Они вызвали удивление, и внештатный корреспондент журнала «Юность» Лев Викторович Бобров взял у нас одну из папок с сотней её рисунков и отвез в редакцию к Борису Николаевичу Полевому.
Как и многие его сотрудники, Полевой не поверил, что это композиции двенадцатилетней девочки. По просьбе Полевого Надя с отцом привезли ему еще две папки рисунков. Борис Николаевич тут же позвонил Льву Абрамовичу Кассилю:  «Приезжайте посмотреть очень занятные работы одной школьницы».
Кассиль немедленно приехал и заинтересовался работами Нади. Он сам увлекался иллюстрациями, и также воспитал своих детей. Сразу было решено устроить в помещении редакции «Юность», где всегда выставляют работы молодых авторов, большую персональную выставку из 160-ти Надиных фантазий.
  Однажды Наталья Дойдаловна  с сожалением сказала:
        –  Как жаль, что я не вижу. Там видишь подшивки старых газет и журналов с пометами. Среди них может быть, найдешь рецензии.
          Я нашла рецензию «Воображение Нади Рушевой («Юность», № 6, 1964 год), где Лев Кассиль писал: «Я увидел множество чрезвычайно выразительных и удивительных по точности художнического зрения рисунков. Меня познакомили с их автором – худенькой, чернобровой девочкой, молчаливо и как-то отчужденно, безразлично слушавшей всё, о чём восторженно толковали писатели, журналисты, художники. Вскоре я побывал в доме у Нади, и её родители – Наталья Дойдаловна и Николай Константинович – показали мне ещё многие десятки её папок, которые буквально заполнили и комнату и шкафы. Я застал Надю за рисованием. Рисует она по воображению. А оно, воображение, у нее поразительно ёмкое и дальнозоркое. Когда Надя была в редакции, она увидела обломок античного барельефа – подарок Манолиса Глезоса редактору журнала Б. Н. Полевому. На обломке изображен старик, фигура и поза которого выражают скорбь… Пока все разглядывали работы Нади, она успела сделать два рисунка, воспроизводящих в двух вариантах и то, что отсутствует на обломке, и с отличным ощущением стиля и настроения домыслила древний сюжет».
 Лев Кассиль, описав десять Надиных рисунков, напечатанных в журнале, заключает: «Вас, вероятно, как и меня, захватывает их тематическое разнообразие, броская сила воображения, изящная компоновка сцен, наглядная убедительность мгновенно схваченных жестов, свободная и в то же время реалистическая грация каждой фигуры. Один из известных московских художников-педагогов П. П. Пашков, придерживавшийся в работе с ребятами принципов школы Павла Чистякова, любил говорить своим питомцам: «Сначала воображение, потом соображение и, наконец, изображение. Рисунки Нади Рушевой позволяют говорить о её чудесном памятливом воображении и верить, что в будущем она сумеет обрести два других необходимых для зрелости компонента мастерства».
 Была и другая рецензия на эту выставку, которая из-за непрекращающегося потока посетителей экспонировалась двойной срок. Так, в журнале «Юность» № 8 под заголовком «Выставка, каких не было» приводились восхищенные записи из двух книг отзывов, проникнутых заботой о будущем маленькой художницы.
                Академик В. А. Ватагин писал: «Я имею счастливую и ответственную возможность наблюдать за развитием необыкновенных способностей Нади Рушевой в течение одного года. Я вижу, что как художник она растет не по дням, а по часам. Её рисунки далеко выходят за пределы детского творчества. Но и среди взрослых художников едва ли многие могут поспорить с легкостью ее техники, ее линий, чувством композиции, с остротой её образов, с её творческим восприятием мира. За сохранение, воспитание и развитие её таланта ответственны не только родители и наставники. Таланты такого рода являются достоянием всего народа – государства. Вся художественная и педагогическая общественность ответственна за них. Необходимо создать для необычных талантов и необычные педагогические установки. Художественные институты, рассчитанные на средний уровень, бесполезны, а может, и вредны для них».
           А вот запись немецкого писателя и философа Альфреда Куреллы: «Какая неожиданная полнота очаровательных, веселых и умных придумок! Какое неисчерпаемое богатство все новых образов и тем! Можно только поздравить редакцию «Юности» с этим открытием и советскую молодёжь с такими талантами, которые возникают в её среде».
 Во время экспонирования выставки редакция журнала издала буклет с 8 рисунками, а главный редактор прислал нам открытку: «Поздравляю тебя, Наденька, и твою маму с Международным днём 8-го Марта! Не зазнавайся, работай, учись. Б. Полевой».

 Той же весной активисты-студенты из «Клуба искусств МГУ» взяли у нас девяносто рисунков Нади и открыли параллельную выставку в высотном здании на Ленинских горах.
 В изостудии дворца 12 декабря 1963 года состоялась встреча Нади с Джанни Родари, во время которой они обменялись подарками. Журналист В. Пономарев в газете «Известия» от 17 апреля 1964 года опубликовал исполненную Надей композицию «В хореографическом училище» с этой выставки и краткую информацию: «Браво, Надя, браво!». Эти же слова написал на одном из рисунков Нади итальянский поэт и сказочник Джанни Родари.
14 апреля в МГУ должна была состояться встреча Нади с посетителями выставки. Но она не получилась. Увидев переполненный зал, Надя растерялась, расплакалась и убежала … под бурные аплодисменты зрителей. За неё сказали: «Это – Надя Рушева, ей 12 лет, она учится в 5-ом классе 653 школы Москвы, любит играть в куклы, кататься на коньках и лыжах. Радостно хором кричали студенты МГУ: «Молодец, Надюша, так держать!».
 Свыше двадцати центральных газет и журналов в 1964 году тепло откликнулись на эти первые персональные выставки рисунков Нади.
 «Тонко, темпераментно, талантливо», – можно было услышать в США, Италии, Индии, Японии, ГДР, где экспонировались ее рисунки. Некоторые критики, а также представители руководства изостудий высказали свои опасения: не закружится ли юная головка? Не зазнается, не обленится Надя?»…
Успехам Нади я как-то относилась равнодушно, про себя вспоминая бабушкину поговорку: «захвалишь – на голову сядет». Но я за свою дочь не беспокоилась, так как Надя «ажылынга кызымак – амыдыралга ынак» ( «кто любит труд, тот любит жизнь» - тувинская народная пословица). Надя как всегда по-прежнему рисовала на бумаге полчаса-час каждый день. Много читала классическую и историческую литературу, посещала то с отцом, то одна московские музеи и выставки, консультации в изостудии у Л. А. Магницкой и мастерскую В. А. Ватагина, а в своей школе выпускала забавную стенгазету «Ёжик» и училась по общеобразовательным предметам только на «пятерки».

У  МОРЯ
             Кто имеет счастье общаться с Натальей Дойдаловной, тот обязательно почувствует, как согревает его душу её материнское сердце. А ведь, сколько ещё не сказанного, не изведанного, не раскрытого! А главное – я очень стараюсь передать мироощущение   Нади Рушевой через воспоминания матери. Кто она на самом деле? Почему она так дышит, так говорит, так рисует, а не иначе? Это очень трудно художественно оформить. Иногда я задаю себе вопрос: «Смогу ли я?». Но когда однажды Наталья Дойдаловна сказала:
 – Я одной ногой уже стою на могиле…
Тогда я твёрдо решила продолжать писать воспоминания Н. Д. Ажыкмаа и закончить, а  также  во что бы ни стало напечатать потом эти воспоминания.
         В 1957 году мы с Надей впервые увидели море и не могли налюбоваться красотой этого нового для нас мира. Мы бродили по пляжу, упиваясь удивительным крымским воздухом. Солнце, море и горы – всё делало нас необыкновенно счастливыми. Мы поочередно читали Наде вслух, а Надя увлеченно рисовала.
       В 1959 году, когда Наде было шесть с половиной лет, мы опять поехали в Крым, в Судак, где остановились у старого знакомого Василия Васильевича. Его дом стоял прямо у Генуэзской крепости. В то время Николай Константинович работал над кинокартиной «Люди голубых рек». Это фильм о Туве, который снимался на киностудии Ленфильм.
 Мы исходили пешком все окрестности Судака, ездили в Феодосию, в музей Айвазовского. Надюша, как козлёнок, прыгала по большим камням-валунам. Девочка, казалось, никогда не уставала.
 В летние каникулы 1964 года мы втроём вновь поехали в Крым, в Судак. Там на берегу Чёрного моря, вблизи Генуэзской крепости вели раскопки археологи, и они охотно разрешали Наде помогать им. По книгам она знала историю культуры Крыма – от тавров, эллинов, скифов и византийцев до генуэзцев, турок, русских. И вот теперь ей довелось с увлечением, на ощупь – скальпелем и кисточкой вызволять из земли яркие черепки, бусинки, монетки, орудия труда. Даже нашла маленькую зеленоватую монетку и была несказанно рада. 
Много времени Надя проводила в мастерской Василия Васильевича, в доме которого мы жили. Он был любителем вырезать по дереву удивительные композиции. Древние тавры представлялись Наде мифическими кентаврами, воинственные кимерийцы – амазонками. Из нашей комнаты открывался вид на море. Много времени Надя проводила в мастерской Василия Васильевича, в доме которого мы жили. Он был любителем вырезать по дереву удивительные композиции. Древние тавры представлялись Наде мифическими кентаврами, воинственные кимерийцы – амазонками. Из нашей комнаты открывался вид на море.
Однажды утром мы увидели появившийся в море на парусах трехмачтовый корабль – белый парусник. Это было похоже на чудо. Я разбудила Надю и сказала: «Вставай, Ассоль, парусник тебя дожидается». Пораженная, она широко раскрыла глаза…
В контурных рисунках на тонированной бумаге она зафиксировала свои впечатления от цепи романтических прибрежных утесов: «Парус», «Новый Свет», «Рыба-Кит», «Болван», «Чертов палец».
Парусник долго стоял на рейде, но однажды утром он исчез. Каждое утро дочка спрашивала: «Мама, а где парусник?» Мы обнаружили его позже, за мысом. Лицо Нади просияло, фантазия тут же уносила Надю в мечтания Александра Грина: «Ассоль». Мы долго любовались им с высоты, потом спустились к морю. Надюша села на огромный камень. Николай Константинович сфотографировал дочку на фоне парусника. Это был очень удачный снимок, мы назвали его «Ассоль».
            К изображению вознесенной над крепостью Девичьей башни, Консульского замка, мечети с пушками Надя всегда пририсовывала скачущего всадника с развевающимся плащом. Я очень люблю эти ее работы, так как конь очень ценится тувинцами, и я сразу вспоминаю детство, лошадь моего дяди охотника-чабана Балдыпа.

Тут Наталья Дойдаловна вспомнила Наадым – летний праздник животноводов и скачки.
 – Вот, увидишь, первым прибежит конь дяди Балдыпа, на нем мой брат Курбу – поспорила я с подругами Доспанай и Кашпык-Уруг.
Седоки с конями мчались к финишу, растянувшись по степи длинной линией. Они неслись, как ветер, подбадривая коней гортанными криками. Но даже те, которые были впереди, далеко отстали от Курбу на Кула-Дой, вырвавшегося  значительно вперед. Ровный, легкий бег нашего любимого коня был стремителен и прекрасен. Стоя на стременах, пригнувшись к шее Кула-Дой, Курбу вел его уверенно. Мне до сих пор в ушах звенят эти крики: «Курбу!  Курбу!  Кула-Дой!  Кула-Дой!». Наконец под шум и крики Курбу первым промчался через финиш между шестами и круто осадил коня. А с каким вдохновением и старанием мы готовились к этим скачкам! Это словами не выразить.
              Купаясь в море у подножия грозной крепости, Надя одевала маску, ласты и любовалась причудливым подводным миром. Она словно путешествовала по своим иллюстрациям в капле воды. Она сочиняла аллегории с Нептуном, тритонами, наядами, медузами, сиренами, дельфинами, ихтиандрами.
 Наблюдения над характерами современных отдыхающих «дикарей», которые целыми семьями заполняли пляж, давали волю Надиному мягкому юмору. Загорающие мамы и папы и их подвижные детишки вызывают добродушную улыбку.
 Остаток лета 1964 года Надя провела в подмосковной деревне, в семье своей младшей подружки. Сборы ягод, грибов, игры в кукольный театр в окружении сельской живности и труда колхозников – сколько новых впечатлений и рисунков!
 А сколько было прочитано книг!

            Наталья Дойдаловна указала мне дневник Нади с пометами прочитанных книг и рисунки, созданные ею  к ним. Для большинства сверстников Нади «Западная классика» – это пока всего лишь внеклассное чтение. А Надя создавала  рисунки, как свое толкование произведений, то очень весело Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», Джорджа Байрона «Абидосская невеста», то мечтательно  Виктора  Гюго «Собор Парижской богоматери», «Отверженные», «Гаврош», то добросердечно Чарльза Диккенса «Записка Пикквикского клуба», «Оливер Твист», Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна», «Принц и нищий», Шарля Перро «Золушка», Ганса Христиана Андерсена «Гуси-лебеди», братьев Гримм «Умница», то таинственно Жюля Верна «500 миллионов Бегумы», Александра Дюма «Три мушкетера», Редьяра Киплинга «Маугли», Этель Войнич «Овод», творчество Шекспира.  Пожалуй, тут всего не перечтешь…
            
            Воображение и представления Нади о Востоке питались и моими воспоминаниями, поездками летом 1955 и 1959 годов с нами на мою родину – в Туву и рассказами отца, который за семь лет работы в национальных театрах Кызыла, Душанбе и Улан-Батора создал эскизы декораций, сделал натурные этюды архитектуры и природы, зарисовки этнографического характера.

          Сколько раз я замечала, что вспоминая о Туве, Наталья Дойдаловна всегда то с приподнятым настроением, то с гордостью, то с  радостью рассказывает о Родине:  «В моей Туве воздух – волшебный эликсир, а вода там чиста и прозрачна. Перед моими глазами  от горизонта до горизонта до сих пор устремляются прямые как натянутая струна, дороги горных долин. Бездонно небо над белоснежными даже в июльскую жару вершинами Саян. Ещё в конце 40-х годов первая женщина-геолог Таджикистана, кандидат геологических наук  Сараджан  Юсупова, наша соседка в общежитии Туву называла «шкатулкой с драгоценностями»…
         Ведь в недрах Тувы хранится действительно чуть ли не вся таблица Менделеева. В бесконечное прошлое уходят истоки истории самобытного тувинского народа. В Туве и мощные горы (наивысшая точка –  Монгун-Тайга – моя родина, достигает 3976  м). Здесь больше 400 озер. Здесь в течение короткого времени можно побывать в пустыне, хвойном бору, тайге и тундре, поэтому можно увидеть рядом  верблюда, сарлыка и северного оленя. Здесь юрта, здесь всадник, мчащийся за табуном. Здесь словно клекот орла, словно свист ветра, словно звонкое эхо ущелий, хоомей – уникальное горловое пение тувинцев. Здесь шаман, в неистовстве камлания вызывающий бубном духов. Здесь золотой Будда в благовонной полутьме храма.
       У источников, близ дорог, на перевалах трепещут на ветру разноцветные кадак-чаламалар – шарфы-ленточки, привязанные путниками к веткам куста в извечной человеческой надежде на исполнение желаний.
       Здесь народ, за тысячелетия настолько «притершийся»  к своей земле, что давно уже стал с ней единым целым.

Любила Надя посещать московский Музей восточных культур, выставки по искусству Средней Азии, арабских стран, Индии, Японии, Китая, Вьетнама. И, конечно же, дома всегда перед глазами у нее были полки с книгами о Востоке, фотографии и сувениры-подарки от навещавших многочисленных наших родственников, друзей и учеников отца – тувинцев, таджиков, монголов. Поэтому, я думаю, что в своих композициях Надя точно, образно и правдиво смогла раскрыть национальные особенности бытия и мифологии восточных народов и, была свободна от подражаний даже самым ею любимым мастерам прошлого – Утамаро, Хокусаи, Ци Бай-ши.
Особенно мне нравится её рисунок «Тувинская мать перед рассветом» о древнем обычае кочевников-скотоводов. В нарядном меховом уборе мать только что совершила наивное таинство: разбрызгиванием молока из девятиглазки – особой деревянной ложки «покормила» добрых языческих духов, хранителей ее семейного очага. Всё это мне напоминает мою любимую бабушку, так много здесь выражено, даже мое сердце ноет.
    То ли мое детство без родителей повлияло на отзывчивую душу Нади, она всем сердцем проникла в сложности жизни иного мира с его контрастами, социальным неравенством. Она – всегда вместе с защитниками обездоленных, женщин и детей, с творцами красоты, добра и справедливости. Её Козетта изображена усталым ребенком за непосильной стиркой, Шутик – в его грустное время, когда ему не до шуток; «Марсельеза» – девушка с красным стягом в порыве к свободе, Мольер и Арманда – за самозабвенным творчеством.
 Надя любила творчество Шекспира и воплотила в рисунках образы – король Лир, Корделия, на темы «Ромео и Джульетты», «Отелло», «Двенадцатой ночи», «Венецианского купца», «Ричарда III », «Макбета», «Сна в летнюю ночь». А «Гамлета» Надя представила и как философскую драму и как убедительно выдуманный ею балет.

     Поэзия античности с головой увлекла Надю. Из воспоминаний Натальи Дойдаловны: из залов античного искусства Эрмитажа Надю часто приходилось уводить за руку. Ей легко давалась античная тема. К двенадцати годам Надя свободно ориентировалась в мифах Древней Греции, во всех родственных связях древнегреческих богов и героев. Она знала, например, нимфа Окирроэ является дочерью Хирона и матерью красавицы Меланиппы. Она без труда представляла обстановку в которой жили, разбиралась во всех тонкостях одежды…
В возрасте 7-8 лет она создала серию, состоящую из 100 рисунков о подвигах Геракла. Озорной веселостью проникнуты эти фантазии. Геракл с огромной грудью, могучими руками и прямым античным профилем по приказу царя Эврисфея совершает много добрых дел: спасает юную Гессиону, сражается с богом смерти Танатом, освобождает против воли богов Олимпа прикованного Прометея. Или Геракл, придавив к земле страшную голову Немеского льва, левой рукой вскинул зверя за хвост и ломает ему хребет о свою спину.
Старая  моя сказка увлекла Надю, наверное, на создание композиции «Ритуальный танец тувинского охотника»: первобытное, упоенное действо полуобнаженного юноши ради удачливой добычи.
           Конь для тувинца – это опора-костыль на непроходимом перевале, который ходил и по горам, и по степи, и по травянистому лугу, не спотыкаясь. Конь выручал из беды, а то и спасал своего хозяина. Поэтому не зря Надя рисовала кентавров.

Вот кентаврята уморительно плетутся среди степенных взрослых кентавров, то лихо гоняются друг за другом в табунке под присмотром своей миловидной воспитательницы («Кентавриный детский сад»).

            А рисунок «Кентаврёнок с венком», созданный в 14 лет, воспринимается иногда как Надин автопортрет: так значителен взгляд полуребёнка-полужеребёнка: кто достоин украшения таким же венком, что и у него на голове? Нельзя не улыбнувшись смотреть на эту ладно скроенную и занятную фигурку, на крепкие ручонки с венком и передние ножки с копытцами. Только вот задние, под кудрявым хвостиком, ещё плоховато слушаются, и поэтому, как у щенят, их заносит в сторону.
          В «Адаме и Еве» на переднем плане лишь яблоко и змей. Яблоко уже сорвано, но выскользнуло из трепещущих рук на землю. И вот согнувшись, Ева испуганно и решительно вновь тянется к яблоку. Этот бурный жест женщины, жаждущей познать запретное, неподражаемо выразителен. Заслоненный Евой Адам, тоже припавший в резком повороте к земле, в смятении пытается остановить неотвратимое.
          Вот двадцать рисунков к её любимой и  печальной сказке Сент-Экзюпери «Маленкий принц».
       Надя говорила: «Преклоняюсь перед обаянием автора, и все же с некоторыми его рисунками не совсем согласна: глаза принца – невидящие колечки. Он похож более на Гавроша: короткие волосы, широкие штаны, кашне. И Лис какой-то немой, некрасивый. А ведь именно Лис произносит основное в сказке: «Самое главное глазами не увидишь; зорко одно лишь сердце…»

           И Надя нарисовала своего маленького принца, с живыми, вопрошающими глазами, смотрящими в душу. Убедительно нашла и его возраст, и внешность со светящимися золотыми кудряшками до плеч, с прозрачным звездным плащиком, развевающимся над колетом.

ДАР ПРЕДУГАДЫВАНИЯ

      Надя читала книги о художниках, смотрела их работы в музеях и на выставках, любила искусство Андрея Рублева, Федора Толстого, Рафаэля, Боттичелли, Пикассо,  но никогда не подражала даже самым любимым из них.
      Как-то она сказала, что Боттичелли – один из любимых ею художников, особенно его «Благовещение».
      Пожалуй, с этим художником раннего итальянского Возрождения роднит её глубоко прочувствованная женственность идеальной красоты, пленяющая нас в серии её рисунков «Балет». Посмотрите на ее рисунки! И вы искренне удивитесь ее дару предугадывать. В папках Нади лежат эскизы к еще не созданным балетам «Зоя», «Дикие лебеди», «Незнайка». Там и классический балет, и пантомима, и народная хореография, и эстрадный танец. Балет на льду, цирк, детский балет и сценки из жизни хореографического училища – всё было подвластно Надиной певучей линии…
Не знаю, как рождается художник, какая капля, переполняя чувства, приводит к его творению.
Вот несколько рисунков, где изображена танцующая балерина. На рисунках, наверное, её мама. Рисунки такие выразительные, легкие! Вот, кажется, что балерина сейчас расправит свои руки-крылья и полетит. А вот порыв ветра слегка оттолкнул её над землёй. Теперь она уже точно летит над склонами гор Тувы, над Енисеем, над своей малой Родиной – Тувой, под синим небом, ярким солнцем, над горами с вечными ледниками и слышит сквозь слезы радости многоголосый птичий хор, – такие образы и мысли охватили меня в эти минуты.
           Рассказывая о балете – о своей любимой профессии, Наталья Дойдаловна с улыбкой вспомнила о Надином ПЕРВОМ рисунке в пять лет…
          В 1957 году мы отдыхали в Крыму, тогда к нам приехал двоюродный брат Николая Константиновича. Рассказывая о столичных новостях, он с восторгом поведал нам о выступлениях в Москве Венского балета на льду. Впечатления его ещё не остыли, подробности были красочными. Надя притихла, слушая его.
Только именно тогда мы увидели первый Надин рисунок, поразивший нас своей композицией и содержанием. Это был «Венский балет на льду». Дочке было всего пять лет.
Мне приятно, что Надя много внимания уделяла балету. Она любила посещать балетные спектакли. То ли бабушка, то ли я на её повлияли, как балерины, Надю всегда увлекало искусство танца, «зримой музыки».
Наде очень нравилась балерина Майя Плисецкая. Придумала и нарисовала балет «Анна Каренина» ещё до того, как его написал Родион Щедрин и станцевала Майя Плисецкая…
Когда великая балерина увидела композицию Нади «Умирающий лебедь» (балерина завершает танец в шпагате…), она воскликнула: «У меня такого Лебедя нет, но я непременно его сделаю! Молодец Надя!» А руководитель Ленинградского хореографического училища народная артистка СССР Татьяна Вечеслова, восхищаясь «Испанским танцем», «Шехерезадой», «Прыжком трех балерин», «Соло» («Батман»),  написала Наде посвящение.
Задолго до создания на советской сцене новаторских балетов «Анна Каренина», «Кармен», «Гамлет» Надя увидела их главных героев, она нарисовала их, дав им интересную образную характеристику.
Надя видела на сцене не так уж и много. Это балеты «Аистенок», «Щелкунчик», «Лебединое озеро» и «Спартак». Правда, с помощью телевидения и цветного кино она посмотрела почти все балеты, конкурсы молодых артистов балета, конкурсы современных бальных танцев.
А на своих классных и школьных вечерах любила потанцевать в современных ритмах, и это у нее получалось тоже красиво, среди развешанных по стенам ее же больших, ярких плакатов «Хали-гали», «Сиртаки», «Летка-енка», «Твист».
           В декабре 1963 года, будучи на выставке работ студийцев во Дворце пионеров, заведующий отделом науки и техники газеты «Пионерская правда» Сергей Васильевич Гущин заинтересовался Надиными рисунками на тему «Космос». Он предложил ей проиллюстрировать для газеты короткую и веселую научно-фантастическую повесть польского писателя Тадеуша Ункевича  «Эльмис профессора Рембовского». Это рассказ о путешествии школьника на батискафе… в капле воды, то есть в микромире, где одноклеточные микробы выглядят огромными и опасными чудовищами. Тогда-то фантазия Нади заиграла в полной мере, но ей самой нужно было для уточнений взглянуть в сильный микроскоп.
Наде всегда везло на хороших и отзывчивых людей. Показал ей в микроскоп разную одноклеточную живность биолог, сын Бориса Николаевича Ланге, педагога по рисункам Строгановского института, который за пять лет дружбы дал Наде много добрых советов.
 Художественный редактор «Пионерской правды», строгий В. И. Андреев сомневался в успехе необычной затеи своего научного редактора, но когда тот принес ему на выбор пятнадцать легких, задорных рисунков Нади, в чем-то более интересных, чем работы профессиональных художников, то одобрил их и сдал в типографию. Особенно удались Наде рисунки, изображающие школьников, ученых и микробов-чудовищ.
В январе 1966 года Обществом польско-советской дружбы в Варшаве была открыта персональная выставка 120 композиций Нади, куда пригласили вместе с другими детьми и Надюшу. Тогда ей было 14 лет.
Я очень беспокоилась за дочку, так как это была её первая самостоятельная поездка. Вернувшись, она рассказывала, как её хорошо принимали. Надюша была очень довольна, привезла нам подарки, а организаторы выставки прислали нам благодарственное письмо. В это время Николай Константинович уже работал художником-постановщиком на Центральном телевидении. Сохранились одобрительные рецензии, документальный киножурнал польской хроники и альбомы с Надиными первыми набросками памятников старины и улиц столицы народной Польши.
А впечатлений и переписки с польскими друзьями хватило Наде надолго. Так рождался её цикл «Воспоминания о Варшаве». Здесь и десятки оригинальных изошуток и лирических сценок из мирной жизни «Варшавской сиренки» и героические образы: «Восстание в гетто», «Узник Освенцима», «Башни Барбакана», «Варшавская Ника», «Сиренка с мечом и щитом», «Адам Мицкевич в ссылке», «Памятник Шопену». Они были представлены на выставке во Дворце пионеров в Москве и в Центральном доме работников искусств.
 Тогда же мы переехали в новую двухкомнатную квартиру, совсем недалеко от Царицыно и Коломенского, где мы очень любили гулять.  Царицынские пруды с островками, таинственные развалины, тенистые аллеи. Эти пейзажи напоминали нам озеро и замок «Злого духа» из балета «Лебединое озеро».

АРТЕК

              Я помогла купанию Натальи Дойдаловны  в ванне, после чего она с вдохновением  снова вспоминает: «В 1967 году Наде дали путевку на третий Всесоюзный слёт пионеров в Артек. Этому сюрпризу она не очень обрадовалась. Дома она много читала и рисовала, ей было хорошо, особенно летом читала частенько на балконе нашей новой квартиры в микрорайоне Царицыно. Наде пришлось оставить занятия во Дворце пионеров, так как дорога отнимала много времени. Зато у дочки появилась своя комната. Вечерами Надя с папой ходили в поле играть в теннис. От станции Царицыно на электричке ездили за грибами».
 
          Перед отъездом в Артек Надя попросила меня отрезать ей косы, и теперь у нее была новая причёска, и она сама себе казалась немножко незнакомой, чужой. Волосы опускались прямыми прядями на плечи, оставляя открытым ровный прямоугольник лица. Я не давала дочери горбиться ни за обеденным столом, ни над блокнотом. «Спинку! Спинку!» – требовала, ласково похлопывая ладошкой по худеньким лопаткам. И Надя научилась «держать спинку», даже когда блокнот лежал на коленях. Проходя мимо неё, я любовалась как у пихты (по-тувински «чойган дег сынныг») осанкой дочери.
Из Артека Надя часто писала нам. К нашему удивлению Артек ей понравился, она крепко сдружилась с Ольгой Бариковой из Павлодара и Олегом Сафаралиевым из Баку. Там её назначили художником КЮДИ (Клуб юных друзей искусства), она оформляла стенгазеты в пресс-центре, создавала антивоенные плакаты, участвовала в экскурсиях по достопримечательностям и музеям Крыма.
Надя очень тепло отзывалась о своём вожатом Марке Антоновиче Кушнирове. Выпускник ВГИКа, кинокритик, он руководил работой пресс-центра. Ему очень нравились Надины рисунки.
Артековские дни прошли быстро. Приехала дочка загорелая, как-то повзрослевшая, с отличным настроением и с новой папкой рисунков об артековцах.
Вот тогда-то дочь писала Ольге Бариковой: «Моя жизнь делится на два этапа – до Артека и после».
Во время беседы Наталья Дойдаловна напомнила мне о журнале «Юность».
 Переписка Олега Сафаралиева с Надей была опубликована в журнале «Юность» №1 за 1977 год:
 «Хороший ты мой друг Алик!.. Я видела интересную книжечку какого-то японского поэта в книжном магазине в г. Ленинграде. Там мне в душу запало стихотворение о маленьком крабе. К нему можно сделать рисунки. Темы неисчерпаемы. Ну, как? Если ты знаешь такую книжечку, очень прошу, перепиши для меня несколько стихотворений… В последний вечер у моря, я, кажется, сглупила. Ты не сердишься? И не смеёшься?..»
 
Мы в своё время долго искали и не нашли этот сборник.

 Но это пятистишие про краба японского поэта  Исикава Такубоку всё-таки нашел Дмитрий Шеваров и напечатал в своей статье «Таинственный свет Надежды» в «Российской газете» (январь, 2012 г.):
 На песчаном белом берегу Островка
 в Восточном океане я,
не отирая влажных глаз,
с маленьким играю крабом.
Зарыться в мягкий ворох снега
 пылающим лицом…
такой любовью я хочу любить!

 После Артека и до последних дней жизни Надя дружила с семьей Марка Антоновича и очень тянулась к ним. Марк Антонович познакомил Надю с дочкой Ксюшей и женой Аней.
 За последние два послеартековские годы её творчество стремительно набирало силу: «Война и мир», «Пушкиниана», «Гамлет», «Античность», «Маленький принц», «Мастер и Маргарита».

ВЫСТАВКИ

           Лето 1968 года было насыщено творческими событиями. В газете «Вечерняя Москва» от 1 июня 1968 года сообщалось, что Всесоюзный музей А.С. Пушкина в Ленинграде организовал выставку Надиной Пушкинианы и одновременно московский Музей Л. Н. Толстого – её серии «Война и мир».
         Меня поразил не только объем цикла Нади, но и то, что это создано её необыкновенно рано – до изучения Толстого по школьной программе и до выхода на экраны многосерийного фильма Сергея Бондарчука.
       О  Надиной  серии «Войны и мира»  в  альбоме  «Графика  Надежды  Рушевой»  написано:  «Кисть Нади приобретает мощь мужской хватки в крупных портретных образах –  мудрый Пьер после плена, дерзкий Долохов-партизан, опустошенный Наполеон в отступлении. Или гибель Платона Каратаева – вначале Надя следовала описанию, данному Толстым: обессиленный пленный припал к дереву и с покорной улыбкой смотрит на конвоира, готового пристрелить его, а пес Серый, чуя смерть друга, бегает кругом и тоскливо воет. Затем Надя, переживая за Серого, весь ужас неотвратимого, предложи-ла свой ход трагедии, в котором выразилась её любовь к животным. В окончательной её композиции измученный, верный пес, закрывая грудь Платона Каратаева, неоглядно жертвует собой…
            Завершается масштабная и своеобразная серия «Войны и мира» тремя вариантами «Мечты Николушки о подвигах».
           Вот если бы теперь издать её «Войны и мира», ибо в четырех папках свыше 400 рисунков! Большой выбор».
           Читая «Войну и мир», Надя однажды нам призналась: «Я живу жизнью тех, кого рисую…». Впервые, она прочитала роман летом 1965 года, когда ей было 13 лет, и все симпатии и сопереживания отдала Наташе Ростовой и говорила: «Как детям и женщинам хорошо, когда мир, и как им плохо в тяготах войны!..Как велик подвиг их заступников и защитников Родины!..»
      Три года спустя, в её папках лежали свыше 400 рисунков и композиций. Среди них и четыре натурных зарисовки памятных мест на Бородинском поле, где Надя с отцом были осенью 1968 года. Неизгладимы её впечатления от зала Отечественной войны 1812 г. в историческом музее на Красной площади, «Галереи 1812 года» в Эрмитаже, Бородинской панорамы и Кутузовской избы в Филях, от зала «Война и мир» в Музее Льва Толстого на Кропоткинской улице, также от фильма Сергея Бондарчука, от цветного итало-американского фильма «Война и мир». И конечно, очень помогло в марте-апреле изучение «Войны и мира» в 9-ом классе.
        Как-то Надя рассказала нам о споре в школе. На перемене между уроками она спросила своего учителя по литературе Николая Петровича Ярмульского:
 – Кто из героев прекраснее – князь Андрей или Пьер?
Николай Петрович, вернувшийся с Великой Отечественной войны в чине старшего лейтенанта и в орденах, ответил, что его идеалом всегда был князь Андрей.
Надя возражала:
 – Какой же он герой, если отец запретил ему жениться, если он подверг любимую Наташу годичному испытанию и при первой же ошибке вернул все её письма. Это не по-рыцарски. Он храбр, но это долг каждого солдата. А вот Пьер – он герой! Никто не призывал его на Бородинское сражение, в самое пекло, на батарею Раевского! Никто не упрашивал его спасти его ребенка из огня и женщину от грабителя-француза. За это он и под расстрел угодил. И когда Наташе было очень плохо, он один её поддерживал. Друзья познаются в беде…
Она действительно чаще увлекалась близким ей образом Наташи Ростовой с беззаботным ее детством, прелестным дружеством и волнениями молодости, её самоотверженностью в годы Отечественной войны, её выстраданной любовью и благополучным материнством, также образом Пьера.
 Но и за других героев эпопеи Толстого Надя глубоко переживала. Здесь невозможно всё перечислить. Например, рисуя композицию «Князь Андрей и княжна Марья с выздоравливающим Николушкой», Надя от всего сердца радовалась, что кризис миновал и младенец забылся здоровым сном. Она говорила: «Если бы княжна не выходила Николушку, то ее судьба и судьба ее брата, только что потерявшего жену, была бы совсем иной».
      Я сижу напротив Натальи Дойдаловны, с грустью рассказывающей о полемике в Музее им. Льва Толстого.
28 июня 1968 года.
         Этот день мы в семье давно ждали. После четырёх недель экспонирования музей им. Льва Толстого приглашал специалистов на обсуждение Надиной выставки композиций к роману «Война и мир».
         Мы собрались к 18 часам. Я с Николаем Константиновичем заехала по пути за старой тетушкой О.Н. Рушевой, давно просившей показать ей выставку внучки.
        Незадолго до начала  приехала Надя с постоянными подружками.
        Несмотря на жару, толстоведы дружно собрались, но не все были настроены одобрительно: необычное искусство художницы и особенно её возраст их настораживали. Все 100 мест были заполнены до отказа.
         Наталья Дойдаловна дала мне мемуары отца Нади, где подробно написано дальше:
        Председательствовала ученый секретарь музея Майя Григорьевна Погорелова. Она чувствовала напряженную обстановку в зале, в своем вступительном слове заметила:
 –  Мы встречаемся с рисунками Нади не впервые. Ещё в январе 1964 года на конкурсе «Дети рисуют Толстого» у 11-летней Нади были три веселых рисунка к сказкам Льва Николаевича: «Как чертенок у мужика краюшку выкупал» и «Пшеничное зерно с куриное яйцо». Они вызвали наш интерес. Мы взяли их в фонд музея в Ясной Поляне.
   И вот через четыре года мы рады новой встрече с новыми рисунками Нади её первого, очень интересного знакомства с великим романом. Очевидно, что Наде близок образ Наташи Ростовой, девочки её возраста, всей её юной жажде жизни и страданий.
 Мы рады, что наша молодежь дает нам новых почитателей таланта Толстого. Это отрадный факт. Мы впервые выставляем вот так, отдельно, персонально одного молодого автора. Здесь у нас нет выставочного зала и чтобы развесить рисунки Рушевой, нам пришлось временно снять работы Крамского, Репина, Нестерова…
     Затем слово дали нашей Наде. Она говорила медленно, спокойно, будто бы не о себе:
     – Эти рисунки начинала с весны 1966 года. Тогда Толстого ещё не требовали от меня по школьной программе. Я рисовала не для выставки, а так, для себя… И потому больше о любимой Наташе Ростовой. Когда узнала, что будет выставка, то добавила военные сцены – они слабее. При строгом отборе здесь в зале – 50 рисунков, и не все они меня удовлетворяют. Например, «Петя перед боем» – неудачен, особенно лошадь.
       Критик в альбоме пишет, что «нет эпохи». Не знаю. Но эпоха начала XIX века самая красивая! Больше всех люблю её. Цель выставки – посоветоваться…
     Для меня её самокритика была неожиданностью. Мы с дочкой заранее не уговаривались, о чем бы ей выступить: «Просто как получится», - предложила Надя.
         Затем, выступил Г. В. Панфилов, держа в руках тетрадку, восторженно выкрикивая слова:
  – Белинский говорил, что Россия всегда была богата талантами! Горький тоже отмечал фантастическую одаренность русского народа!
      Работа Нади Рушевой – это продолжение совершенства русского классического искусства: Федора Толстого, Павла Соколова. Классичность у нас стала исчезать. И вот на этой выставке впервые осуществлено возрождение классических традиций! Всё это очень плодотворно! Всё богатство классики засияло по-новому.
 –  Во-первых, психологизм!  Надя Рушева умеет раскрыть диалектику души (умение, свойственное Толстому). Во-вторых, Надя уже имеет особенность манеру изображать действительность и создала свой идеал красоты.
Многие дети рисуют в таком же возрасте, но у них нет ни силы, ни динамики, ни красоты; нет того, что составляет сущность творчества.
 Талант Нади Рушевой не нуждается в шаблонном критерии. Её не упрекнёшь, что она не изучает натуру, пропорции, эпоху. Её наставник В. А. Ватагин писал в книге отзывов в 1964 году: «Для необычных талантов нужны необычные педагогические установки». Ничего, что Надя очень молода. Карл Маркс говорил: « Дети должны воспитывать своих родителей». Гений – это национальное сокровище, и мы должны его сохранить.
Восторженность Г. Панфилова вызвала неодобрительную реакцию зала. Реплика из зала: «Детей не стоит захваливать. Не нужно устраивать персональные выставки детей!».
   Панфилов сбился, посмотрел в тетрадь и продолжал растерянно:
  – Талант Нади – подлинная гордость нашего будущего искусства, человечества! А похвала не повредит умной Наде. Она знает, что великий старик Державин похвалил гений Пушкина в 16 лет и тем воодушевил и окрылил. А юный Пушкин не по всем предметам учился хорошо, и по алгебре получал «единицы», но педагог математики Карцев не мешал ему: «… Пишите свои стихи, Пушкин».
      Окончив свое выступление, Г.В. Панфилов скромно сел на свободный стул первого ряда.
      После него вышел из середины зала старейший толстовец лет 75-ти Журов Петр Александрович, сгорбившись и не торопясь, явно возмущенный, но вначале старался сдерживаться.
 – Чем раньше раскрывается талант, - тем труднее будет его развитие! Высшие похвалы – вредны! Я не искусствовед, и возможно, Рушева – мастер рисунка, но это лишь моя догадка, схема приблизительная.
      Глядя на её Пьера и Наташу со спины, идущую с веером, нельзя не улыбнуться: это плохо!
      За Толстым идти легко, его просто иллюстрировать. Это всё у Рушевой только ученические наметки. Ей надо учиться у мастеров. Надя! Ты знаешь, что наш лучший художник-график, академик Дементий Алексеевич Шмаринов пять лет трудился над лучшим произведением нашего великого Толстого? А ты хочешь одолеть его за два с половиной года?
    П. А. Журов продолжал это уже запальчиво, потрясая сжатыми кулаками над склоненной набок седой головой. Последние слова он выкрикнул, гневно глядя на Г. В. Панфилова.
 – Сказать, что Рушева существует как художница еще нельзя.
   В ответ на это заявление почти все собравшиеся откровенно рассмеялись. Все затихли и, несмотря на приглашения председательницы, никто больше не захотел выступить.
        Тогда поднялась с первого ряда Елена Давыдовна Ардаева – зав. экспозицией музея. Ей, видимо, захотелось сгладить неприятное впечатление от наскока Журова на Панфилова и Надю:
 – Мы любим всех, кто внимателен к Толстому, а когда это дети, то особенно. У нас четыре года назад был конкурс: «Дети рисуют Толстого». И хотя тогда мы Надю ничем не наградили, но её рисунки к сказкам взяли на сохранение в фонды. Сейчас мы с удовольствием предоставили этот зал Наде. Я не берусь оценивать эти рисунки, но присоединяюсь к нашему старейшему толстоведу Петру Алексеевичу: здесь в рисунках пока нет психологического прочтения. Здесь Наташа – это не Наташа Ростова: некрасивая, жеманная. И княжна Марья у Рушевой слаба – ведь это богоматерь у Толстого. Абсолютная скромность и духовность княжны не переданы!
Председатель М. Г. Погорелова чувствовала напряженную обстановку в зале,  пытается заполнить молчание:
 – В упрек все эти замечания поставить Наде Рушевой нельзя. Мы не относимся к этим рисункам как к серьезной работе, но рады, что Надя обратилась к Толстому, это её обогатит опытом и лет через 20, когда она снова обратиться к «Войне и миру» - тогда посмотрим.
   После некоторой паузы поднялся из первого ряда и шагнул к столику высокий, широкоплечий, красивый молодой человек, лет 27-ми. Одет в ковбойку и джинсы с широченным ремнем. Грива густых волос. Председательница его представила:
 – Это наш гость, толстовед из Чехословакии. Он не первый год приезжает к нам изучать Толстого (фамилию его она назвала неразборчиво). Гость начал уверенно и весомо, с акцентом:
 – Что это вы напали на милую девушку? А мне нравится всё! Особенно «Наташа в Отрадном», «Кутузов и Малаша», «Платон Каратаев», «Пьер на батарее Раевского», «Долохов», «Наполеон». Я думаю, что Толстой именно так  Наташу и представлял себе, настолько образы разные и все близки его замыслу. Мне даже кажется, что будто бы сначала Надя нарисовала свои картины, а потом уже Толстой написал по ним роман!
      Надя – уже зрелый художник! Мне очень нравятся её рисунки, и я верю, что через 20-30 лет она будет большим художником. Надя!  Я видел много детских рисунков в Праге, но всем им очень далеко до неё.
Надя! Я вам хочу сказать…
     Голос с места перебивает его: «Ей надо много учиться и работать!». Гость остановился, махнул досадно рукой, не стал продолжать и сел на свое место. Все притихли… Потом разразились аплодисменты гостю…
    Слова его, одетого на русский лад очень вдохновили Надю, меня и нашего отца. Опять на предложения растерявшейся председательницы никто не хочет более выступать: уж очень необычная выставка.
     Тогда она попросила у Нади ответное слово. Она вышла к столику спокойная, строгая, но, взглянув через очки на гостя из Праги – «ковбоя», скромно улыбнулась. Ухватилась за спинку стоящего у столика свободного стула.
 – Повторяю: я рисовала не для выставки, а для себя и для них, – и она показала кивком головы к окну, в сторону своих подруг. Как работает академик Шмаринов Д. А., я знаю: сажает натурщиц, штудирует с них, затем калькирует эти рисунки и вымучивает, стараясь сохранить свежесть…
    Критиков я благодарю. Я работаю для будущих людей (Надя опять кивнула в сторону её девочек). В своих образах я отражаю то, что представляю во время чтения… Мне кажется, что юному художнику надо рисовать так, как это делали импрессионисты – по впечатлению.
    Поблагодарив за внимание, Надя помечтала:
 – Через 10-15-20 лет  возвращусь к «Войне и миру» и сделаю по-новому… (аплодисменты).
Надя как-то буднично прошла в свой третий ряд и села, держась прямо.
Искусствовед Г. В. Панфилов попытался было вновь выступить, но слова ему не дали.
Заключительное слово председательницы (медленно):
 – Прошло 50 минут от начала обсуждения, что ж, на первый раз достаточно. То, что вы все пришли – спасибо! Это не творческая конференция. Сейчас здесь нет крупных специалистов. Об этом разговор будет потом. Мы не будем спорить и говорить о классическом искусстве и его особенностях и как надо относиться к нему сейчас.
   В 20-30-40 лет Надя посмотрит на героев Толстого по-другому: с годами она станет мудрее. О качестве этих рисунков, которые вы все сейчас видите – говорить нельзя: что можно требовать от 14-15-16-летней художницы. Это восприятие девочки. А сегодня Надя сама понимает, что ей ещё много надо работать, что нужно возвращаться к Толстому, который необъятен.
     Мы сейчас поблагодарим Надю и её родителей, маму и отца, которые сейчас сидят здесь. А Наде на память об этом вечере дарим книгу «Толстой в иллюстрациях».
После окончания обсуждения к нам подошли режиссер и редактор кинохроники «Пионерия» и попросили Надю поснимать её в последний день экспонирования выставки. Надя ответила скромным согласием.
     Этот день запомнится нам на всю жизнь. Спасибо новым друзьям Нади!
         Академик В. А. Ватагин тогда писал: «Надя Рушева показала 75 рисунков своего юного прочтения романа. И если она рисует любимого Пьера, то как он спасал чужого ребенка при пожаре Москвы, или безоружный бросился защищать женщину от пьяного французского мародера, или как при расстреле поджигателей чуть не погиб вслед за юным мастеровым. А если Кутузова, то в избе в Филях, перед военным советом, в заботе о судьбе Москвы и России, с шестилетней Машей Севастьяновой, которую приголубил, угостил сахаром и оставил здесь же, на печке. А как удалось передать Наде множество милых радостей и заблуждений Наташи Ростовой! Прекрасна Наташа, когда, уговорив родителей, вместе с Петей и няней освобождает графские подводы для израненных солдат – героев Бородина!
 Волнует Надю окрыленный Петя Ростов, когда в тылу врага он отдает свой ужин французскому мальчишке-барабанщику и когда сам гибнет в первом бою».
 Завершала выставку большая и мудрая композиция – «Наташа – счастливая мать»: три дочки играют в куклы у её ног, а она, торжествуя, держит на руках четвертого ребенка – сына!».
Вот так Надя росла, вот так появилась серия к «Войне и миру» Льва Толстого — книге, которую дети, кстати, не очень любят читать, потому что она огромная по масштабу.
Когда видишь эти рисунки, то веришь. Веришь всему, что она изображает – всё пронизано светлым очарованием».   
Завершается масштабная и своеобразная серия «Войны и мира» тремя вариантами «Мечты Николушки о подвигах».
После Музея Л. Н. Толстого эта выставка экспонировалась в Центральном доме ученых и Центральном доме работников искусств, молодежном зале. 
 В 1971 году, к 50-летию ленинского Декрета о заповеднике «Ясная Поляна», Тульский художественный музей широко показал рисунки Нади к роману «Война и мир». В каталоге этой выставки были названы и перечислены 448 рисунков! И это ещё не исчерпывающий список, ибо в нашем доме оставался ещё ряд эскизов.
Наде повезло на знакомство с художниками-графиками Алексеем Михайловичем Лаптевым и Николаем Николаевичем Жуковым. Жуков не раз увлеченно просматривал в своей мастерской папки рисунков Нади, беседовал с ней, дарил книги и цветные фломастеры, которыми тут же нарисовал её портрет в возрасте 13 лет, с двумя косичками, склоненной над листом бумаги.
          Наталья Дойдаловна с дрожью в голосе вспоминает:
      – Мне очень дороги теплые воспоминания Николая Николаевича Жукова о нашей дочери в фильме «Надя Рушева»: «Я убежден, что линейный рисунок имеет специфику: в нем больше лаконизма, ясности, прямоты мысли. И мне приятно отметить, что все рисунки Нади Рушевой были линейными, певучими, очень пластичными и красивыми. Содержали глубокую мысль. До знакомства с Надей я видел её фантазии на выставках, в журнале «Юность», и, откровенно говоря, я представлял её девочкой энергичной, брызжущей весельем. А оказалось – нет: она была замкнутой и очень сдержанной. Это явление чрезвычайно редкое! Видимо, вся та потенция, которая клокотала внутри, все время выливалась на эти бесконечные листы бумаги. Действительно, феноменально, что за свои семнадцать лет жизни девочка создала и оставила своему народу свыше 10 000 уникальных рисунков».

С  ПУШКИНЫМ  В  СЕРДЦЕ

     Пушкинская тема – одна из любимых в нашей семье. Среди первых ее реликвий – работа маслом отца Нади, названная «Сказка», где изображён великий поэт, рассказывающий сказку своим детям.
    Помню, в 1957 году пятилетняя Надя, слушая «Сказку о царе Салтане» А.С. Пушкина, которую перечитывал ей вслух папа, играючи, нарисовала тридцать шесть рисунков. В нашей домашней библиотеке собраны многие сочинения о поэте. Пополнение было делом общесемейным. Каждый, где бы он ни побывал, привозил что-то новое. Мы бережно храним произведения А.С. Пушкина на моем родном тувинском языке. Их перевели известные тувинские писатели Сергей Пюрбю, Степан Сарыг-оол. Обсуждение новинок, работа с ними, сотворчество были постоянным нашим общим делом. Так, Надя сделала суперобложку к «Пиковой даме». Это работа в области книжной графики особенно порадовала отца, так как сам он в 1950-1960-е гг. занимался художественным оформлением тувинских книг. Особенно ему дороги были иллюстрации к тувинской сказке Салчака Тока  «О Кодур-ооле и Биче-Кыс». Он их делал для издательства города Кызыла в 1958-1961 годах.      
         В 1959 году семилетняя Надя впервые побывала в Ленинграде, посетила последнюю квартиру поэта на Мойке 12. С тех пор пушкинские герои всё чаще стали появляться в её рисунках. Всё чаще притягивали к себе Надю Пушкинский музей, выставки, спектакли и связанные с именем поэта места: Михайловское, Захарово, Остафьево, Суханово.
Вы не представляете себе, как Надя с доброй улыбкой, с лёгким юмором рисовала тогда. Так появились Пушкин-ребёнок, Пушкин-отрок. Вот он, кроха, на руках у матери, на прогулке с няней. Вот таинственно беседует с сестрой Олей. Я с Николаем Константиновичем вместе с ней радовались, смеялись, шутили… «Всегда стараюсь вытянуть детскую тему даже там, где она едва намечена», – говорила Надя.
      Так, Александр Сергеевич стал для неё, как она сама постоянно повторяла, «самым-самым родным поэтом». Особенно мне нравилось, как Надя изображала Пушкина-лицеиста. Да, вы только взгляните на это: во время экзамена чтение перед Державиным, занятия в лицее, счастливый круг друзей. Одного из лицеистов Надя нарисовала с лёгкой грустью, второго – с юношеской восторженностью, ну прямо, как своих однокашников. Это напоминало – как будто наша Надя продолжает пушкинские зарисовки на полях его тетрадей.
В последующие 1965-1967 годы Надя, читая произведения А. С. Пушкина, проиллюстрировала для себя «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», «Бахчисарайский фонтан», роман «Евгений Онегин». Затем Надя своё видение вносит в такие темы, как поэт и декабристы, южная ссылка, любовь в жизни Пушкина, последние дни и часы поэта.
 Что-то общее у Нади с Пушкиным есть. Например: мы живём в Царицыно и школа Нади, где училась она до последних дней, тоже здесь, а у Пушкина – Царское село и Пушкинский лицей. Родная Надина бабушка по отцу – lКарцева Нина Алексеевна – преподаватель математики. Она часто приезжала в Царицыно в нашу семью, чтобы помочь Наде с трудной для нее математикой. Там у Саши Пушкина – преподаватель математики Яков Иванович Карцев.
Сейчас Государственный музей А. С. Пушкина в Москве хранит фонды А. С. Пушкина и Надежды Рушевой, готовит их выставки. Теперь это два музея: пушкинский в Санкт-Петербурге и нашей Нади в школе № 470 в Москве
Для обоих характерно использование графики. Наш отец, как художник заметил, что стиль Надиной линейной графики был схож с линейно-штриховой графикой А. С. Пушкина. Однако он сложился задолго до знакомства её с зарисовками поэта. Надя тогда уточняла: «Я их заранее вижу. Они проступают на бумаге, как водяные знаки, и мне остаётся их чем-нибудь обвести». Помню случай, как мне муж долго объяснял, что такое графика.
 «Графика – от греческого слова grapho – пишу, черчу, рисую. Графика – это вид изобразительного искусства, включающий рисунок (основное средство графики) и печатные художественные произведения (гравюра, литография, линогравюра и др.), основанные на искусстве рисунка (в основном чёрно-белого) на бумаге».
А мне очень надо было знать это, так как наша дочь очень любила графическое искусство. Представление, истинное наслаждение, затем увлечение графикой у Нади появились с греческих ваз в Москве и Ленинграде. Вот как она говорила об этом: «Я люблю ходить по Москве, посещать музеи, картинные галереи. Особенно люблю наш Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Я там довольно часто бываю. Уже, наверное, лет пять… первым делом, как прихожу, иду в античный отдел смотреть греческие вазы».
       Ведь в этих вазах действительно за линией следовала фигура греческих богов, божеств, зверей, птиц.
 Русское графическое искусство было в нашей семье предметом постоянного внимания. Муж и Надя особенно любили художников-новаторов, в работах которых появляется литография (А. Е. Орловский, О. А. Кипренский, С. Ф. Галактионов), офорт (А. Е. Егоров, К.П. Брюллов), классическая гравюра резцом (Н. Н. Уткин и его школа).
Особый интерес вызывал период конца XIX века (В. Е. Маковский, В.А. Сомов, П. И. Коровин, И. Е. Репин, В. И. Суриков, В. М. Васнецов, В. В. Мате, И. И. Левитан), в советской графике яркие, звучные плакаты В. В. Маяковского, М. Н. Черемных, В. Н. Дени, Д. С. Моора.
Меня особенно радует оценка немецких специалистов: «Работа Н. Рушевой – высший образец линейной графики». К Наде по технике рисунка ближе Анри Матисс. Поэтому, наверное, Елена Сергеевна Булгакова подарила моему мужу после просмотра рисунков Нади к роману «Мастер и Маргарита» альбом Анри Матисса с подписью «Наде – победительнице».
 В 1968 году, когда Наде исполнилось 16 лет, художник-график Жуков познакомил её со старейшим писателем-пушкинистом Арнольдом Ильичом Гессеном.
 Арнольд Ильич в одном документальном фильме так рассказывает о ней:   «На 95-м году своей жизни я привык ничему уже не удивляться. Но – Надя Рушева! Откуда у этой девочки такое глубокое и изящное чутье художника? Откуда такое ясновидящее проникновение в дух и настроения Пушкина и его эпохи? Я тогда работал над своей новой книгой «Жизнь поэта», которую задумал иллюстрировать только рисунками самого поэта. Но до 14 лет Пушкин не рисовал!  Надя! Восполните этот его невольный пробел? – И я дал ей почитать в рукописи две свои первые главы «Детство» и «Лицейский Парнас». Надя не сразу ответила. Подумала несколько минут. Потом сказала: «Попытаюсь».
 Через месяц мы снова встретились. В ее папке лежало более семидесяти рисунков. Они были совершеннее прежних, перенесли нас в знакомый с детства пушкинский мир».
    А. И. Гессен подарил нашей Наде книгу с надписью: «Буду рад, если я, девяностолетний писатель, встречусь с шестнадцатилетней Надей на страницах моей новой книги о Пушкине».
 Это была её первая работа по заданию. Надя изображала тогда шумный быт большого пушкинского дома, заботливость Пушкина-отца, его игры с детьми, даже кормление малыша из ложечки за семейным столом.    
Вот часть из её «Пушкинианы»: «Вот он, XIX век! – и годовалый Саша вскинут вверх гибкими руками счастливой матери Надежды Осиповны Пушкиной. В полтора годика Саша с няней Ариной Родионовной встретили у Летнего сада императора Павла, и тот, хотя накрапывал дождь, заставил снять у дитя картуз. А вот Саша с сестрой Оленькой в четыре года, в шесть и девять лет.
«За что освистан был я из партера? За то, что заимствовал у Мольера…»
Ведь в рисунках  Нади – первая версия темы «Семья и дети в жизни Пушкина» в изобразительном искусстве! И вдруг – гибель… «Умирающий благословляет детей…» Что может быть трагичнее: дети и смерть – рядом. Знаю это по себе. Я, как мать, даже своему врагу такого не пожелаю. А здесь семья теряет отца. Россия и русская литература теряют духовного лидера, отца – основателя становящейся русской литературы. В рисунках Нади мы видим благодарность поэту за его бесконечную любовь к женщине, чьё лицо он любил больше всего на свете и пред чьей душой благоговел: «А душу твою я люблю больше твоего лица» (А. Пушкин). Или покаяние Натальи Николаевны Пушкиной перед мужем за те страдания, которые он вынес. В этих рисунках Нади впервые видим его ловко танцующим со своими избранницами, впервые видим, как перед кончиной поэт благословлял своих четырех детей.
     Надя много работала, когда Гессен просил её что-то переделать, она терпеливо выполняла его просьбы. На страницах книги А. И. Гессена эти иллюстрации Нади, к сожалению, не появились. Но прекрасные рисунки «Пушкинианы» остались. Они иллюстрируют жизнь поэта с детства и до последнего дня его жизни.
           Это было в начале февраля 1969 года, а через месяц Нади не стало.
           Надина одноклассница Наталия Маслова в своей книге «Графика Надежды Рушевой» писала: «А. С. Пушкин и Надежда Рушева – драгоценный слиток! Божественный мир выбрал её, как и А. С. Пушкина, генетически метисного происхождения. Нужна была девочка: тонкая, по-восточному проникновенная, наблюдательная, музыкальная, чувственно-поэтичная, хранящая в своей генетической памяти культуру народов мира, чутко отразившая тончайшие нюансы великой души Александра Пушкина. Надя так и ушла от нас с двойкой за Пушкина, выучив не то, что было задано в школе, а то, что было созвучнее её душе. В драгоценном творческом с ним духовном слитке Надя Рушева  ушла в вечность».
 – Подготовка книги «Последний год Надежды» далась Николаю Константиновичу нелегко, особенно тяжело – самые последние дни жизни Наденьки.  В этой книге он описывает самые интересные дни из жизни дочери в 1968-1969 годах (она умерла 6 марта 1969 года) – часть из них описаны даже по часам.  И торопится писать, чувствуя свою близкую кончину…  Отпечатав и подшив в две папки подготовленный текст, он сам умер через два дня – 23 октября 1975 года (через 6 лет после смерти дочери).

           В этой части дневника Николай Константинович Рушев вспоминает все детали поездки с дочерью в Ленинград с 28 февраля по 5 марта 1969 года.

29 февраля 1969 года. Ленинград.
   «Красная стрела» примчала нас на залитый огнями Московский вокзал. В пути дочка хорошо выспалась, бодро умылась и собралась.
   Нас встретили молодые супруги, режиссеры Ленинградской студии документальных фильмов И. П. Калинина и М. С. Литвинов. Весело, как старые друзья, они справились о самочувствии, взяли наш чемоданчик, большую папку с рисунками и, не торопясь, повели к заказанному такси на площади Восстания.
   Здесь Надюша приостановилась, оглядывая перспективу красочных транспарантов Невского проспекта. Настроение у неё праздничное и торжественное:
 – В четвертый раз в жизни довелось! – тихо отметила она.
Вчетвером мы поехали на Московский проспект, к новой гостинице «Россия». Нам был заказан отдельный номер на двоих, на седьмом этаже с видом на площадь и памятник Чернышевскому. За большими окнами – красивый рассвет…
  Нас привезли на Крюков канал, на Ленстудию документальных фильмов и познакомили с молодым кинооператором Юрием Николаевым, редактором и со всей съемочной группой, и директором киножурнала «Рядом с Пушкиным». После просмотра Надиной «Пушкинианы» было краткое совещание. Режиссер Ирина Павловна заключила сердечно и тепло:
 – Милая Надежда! Мы готовим ко Дню поэзии киножурнал из трех страниц: «твоя Пушкиниана», спектакль Кишиневского театра «Пушкин в ссылке» и юная балерина в партии Марии из «Бахчисарайского фонтана» в театре Оперы и балета имени Кирова. Мы увлеклись с твоей выставкой; она ещё открыта в Доме ученых. Нам очень нравится не только твое творчество – «чистейшей прелести – чистейший образец…», но и ты сама! Как хотелось бы стать твоими друзьями. Мы решили отказаться от репетиций по придуманному для тебя сценаристами тексту… Ничем не будем стеснять твоей фантазии! Торопиться тоже нет нужды. Мы поедем по твоим любимым пушкинским местам. Куда бы сегодня хотела?
 – Большое  спасибо, - просто ответила дочка. – Первым делом на Мойку, 12, Летний Сад, а потом в Лицей.
   Поехали дальше по набережной Невы, через Фонтанку, к Литейному мосту.
    За Финляндским вокзалом, в Доме ученых в Лесном нас уже ждала зав. культсектором Е. С. Шалина. Они помогли спокойно разобрать выставку. Они сожалели, что о ней не было рецензий и информации в газетах и что не было обсуждения.
   Музейные стильные рамки и стекло мы завезли обратно на Мойку, 12. Я остался, чтобы все сдать в фонды и выверить по акту количество рисунков.  Надя с группой поехала до Русского музея. Там до его закрытия она в одиночестве обошла несколько любимых залов с русскими иконами, полотнами Карла Брюсова, Александра Иванова, Валентина Серова, Николая Рериха и скульптурами из дерева Степана Эрзи. Она влюблена в его «Грезу».
            Как и уговорились, я дождался дочку у касс Русского музея. Она сразу заметила, что я огорчен: на душе у меня было горько от пропажи на выставке лучших композиций Нади «Письма Татьяны» и «Пляж в Царыцине» (1966 г.).
     От площади Искусств мы пошли на Невский проспект ужинать в кафе «Дружба» и всю дорогу дочка утешала меня. Но я напомнил ей, что «Пляж в Царыцине» был особо отмечен акад. А. А. Сидоровым, а в «Письме»  я впервые увидел Татьяну в её девичьем возрасте! Ибо все мастера (Репин, Зичи и др.) рисовали её этакой дамочкой в 28 лет, которая уже прекрасно знает, что последует за такое письмо. А ведь милая Татьяна Ларина была в смятении: «Посылать или нет?» - «…Я плакать, я рыдать готова…» Вот ведь как у Пушкина!
 – И на твоем рисунке Татьяне 16 лет? Представляю, как огорчится пропажей рисунков и наша мама, - заключил я.
Но дочка загадочно улыбнулась…
 – Всё-таки я вас утешу, как в сказке курочка Ряба: «Не плачь, дед, не плачь, бабушка, я снесу вам новое яичко и не простое, а золотое…». Нарисую по памяти «Письмо Татьяны» и «Пляж».
    Мы возвратились в «Россию». Я написала открытку маме, а дочка, как всегда перед сном, немножко порисовала и читала Г. Гессена «Все волновало нежный ум…».
1 марта 1969 года.
    Просыпаюсь, как всегда, первым. Умываюсь, бреюсь, убираю постель, заряжаю фотоаппарат. Всё делаю тихо, чтобы дать дочке поспать лишние полчаса.
    С улыбкой, осторожно бужу её, лишь называя по имени. Она встаёт легко и сразу. Спокойно умывается, наряжается, расчесывает свои густые волосы, поглядывая в окно.
   Включаю радиотрансляцию и, чтобы хоть чем-то сэкономить Надины минуты, с удовольствием застилаю ее постель, чищу нашу обувь, заканчиваю все приготовления. Затем вместе идем в буфет, где с аппетитом завтракаем. Впрочем, дочка, как и дома, ест мало.
    Сегодня она свежее и радостнее:
 – Всё еще не верится, что мы в любимом Ленинграде, что не надо идти в школу, и потом убивать время на задачки. Это как каникулы! А то зимние –  я прогрипповала…
    Приехали в квартиру-музей А. С. Пушкина. Вдруг из дальних комнат донеслись бодрые голоса и уверенные, быстрые шаги.
Надя воспряла духом и проговорила с улыбкой:
 – Вот сейчас выйдет к нам Пушкин…
    Но вышел оператор Юрий Николаев и деловито приветствовал нас:
 – У меня всё готово к съёмке!
    Переглядываясь с Ириной Павловной, режиссер сказал Наде:
 – Побудь еще минутки три здесь, а потом войди одна, а мы тебя встретим в гостиной. В камеру, пожалуйста, не смотри.
     Вместе с оператором он ушел вперед, и опять всё стихло.   
    Дочка помедлила у рисунков Жуковского и художника Мокрицкого, затем плавно прошла в буфетную. Оглядела ее скромную обстановку, посуду.
    Камера стрекотала еле слышно.
 – Прекрасно! – объявил режиссер. – Пожалуйста, Надя, еще один дубль с остановками у каминных часов и этого круглого стола, затем там, у окон, попробуй порисовать. Я вижу, что тебе очень хочется пустить в дело фломастер!
   Дочка так всё и сделала: просто, с естественным интересом, слегка застенчиво, как будто наедине с Пушкиным…
   Я осторожно и много фотографировал, двигаясь сзади съемочной группы: и все рабочие моменты с Надей и крупнее – дочку среди изысканной красоты.
 – У меня всё хорошо, – заметил оператор. – Прервемся? 
 – Да! Спасибо! Аппаратуру вниз! Перерыв до вечера! – объявили режиссеры, и мы все услышали, как входили первые экскурсии.
   Мы возвратились на Мойку, 12. Съемки продолжались без опоздания и так же четко. Главный хранитель Нина Ивановна Голлер  разрешила Наде сесть на пуфик, чтобы виднее был плотный лист, на котором она начала рисовать. Камера запечатлела рождение на наших глазах композиции: Наталья Николаевна собрана на бал, сидит здесь так же на пуфике, у своего туалетного стола с флаконами, а поэт в рубашке, опираясь на подлокотники кресла, грустно смотрит перед собой сквозь пальцы и отговаривает жену…
     Мы все переглянулись, понимая Надину прозорливость…
     У меня стало тоскливо на сердце:
– Дочка, ты что это…  Очень устала?
 – Нисколечко! Просто я увидела их, ясно-ясно за сокровенной беседой… Мне оставалось лишь обвести фломастером…
   Ужинали мы вдвоем на Невском у «Талона»… и на метро возвратились к себе в «Россию». Наденька попросила меня немного почитать, а сама в это время рисовала: чуткую «Азиньку» (старшую из сестер Гончаровых, в рост, в тревоге вскинула руки к груди) и композицию «Скончался». Она предельно проста, но сильно взволновала меня. Всего три фигуры: Наталья Николаевна, судорожно прижимая платочек к губам, опустилась на пуф. Вокруг неё застыли в скорби В. И. Даль и В. А. Жуковский. Последний, уже в накинутой шинели: ему сейчас идти объявлять народу, стоящему на набережной: «Пушкин умер!».
      А читал я в это время Наде совсем о другом…
22 часа. Выпустив на бумагу «теснящиеся образы», дочка преспокойно уснула в свой привычный час.
2 марта 1969 года.
   Перед выездом в город Пушкин мы видим новый памятник поэту цветущих лет, но мы останавливаемся перед царскосельским Лицеем у юного, бронзового поэта, мечтательно присевшего на садовую скамеечку в лицейском мундире. Надюша сразу села на низкий гранитный парапет, широко окаймляющий любимый ею памятник, и весело принялась рисовать 17-летнего Пушкина.
    В конце аллеи у романтического «Грота» группа остановилась на очередное краткое совещание, но дочка никогда не принимала  в них участия и была как бы сама по себе. Она прошла немного вперед по аллее, огляделась и вдруг подняла длинный прутик. Размашисто и весело она стала чертить на снегу Пушкина-лицеиста и его друзей, Катеньку Бакунину, гусара в кивере.
    Мы замерли от неожиданности. Но оператор не зевал, а приник к камере и повел плавную панораму. Я успел сделать фото. Очнулись и режиссеры:
 – Прекрасно, Наденька! Каков экспромт! Какова фактура! Но надо бы для надежности дубль, и не здесь: снег сероват от копости, да и тени от деревьев полосят, мешают. Поедемте дальше, в Павловск – там снег должен быть почище… И лучше снимать с крыши автобуса через плечо Нади, а сюда с автобусом нельзя.
  – Надюш! Сделаешь для нас дубль этим прутиком?
 – Пожалуйста! А в Павловске  я еще никогда не была.
3 марта 1969 года. Ленинград. Солнце.
            11 часов. Дочка опять на переднем сидении автобуса и смотрит во все глаза: площадь Декабристов, Медный всадник, набережная Адмиралтейства со львами, Зимний дворец.
             Около Пенат мы, наконец, нашли желанную поляну. Мартовское солнце сияло на чистом небе, и темные ели оттеняли белизну снега.
            Михаил Сергеевич, слегка волнуясь, обратился к Наде:
 – Вот сохранил твой прутик! Попробуй воссоздать вчерашние рисунки. Если хочешь, для разминки черкани виньетку: чернильница, лист бумаги и гусиное перо поэта…
          Надя призадумалась, похлопывая прутиком по теплым сапожкам. Оператор с ассистентом полезли на крышу автобуса, я и Ирина Павловна отошли к лесочку, чтобы встать у выхода дороги: к нам приближались на лыжах вездесущие детишки.
   Нежно любя детей, Наденька радушно им улыбнулась:
 – Пусть себе едут!.. – И сразу играючи принялась выводить на снегу профиль и кудри милого лицеиста, Катеньки Бакуниной, ее подружек, гусара и виньетку. Всё крупно, размером метр на метр.
   За ее спиной на высоте автобуса – смена кассеты.
   Надя медленно выпрямилась, строго глядя внутрь себя, и вновь в легком прямом поклоне сотворила сверх ожидания изящный портрет вдохновенного Пушкина в цилиндре!..
    Удивленный оператор отснял снежные рисунки-фантазии в трех выдержках. Вся группа порадовалась за Надин дубль-экспромт и горячо благодарила её за щедрость, бережно усаживая опять на переднее сидение. Я сел на второй ряд.
    Не хотелось уезжать от этой преображенной поляны…
   За мной слышались тихие восторженные голоса наших друзей:
 – Она может создавать чудеса искусства!
 – Сильные, одухотворенные рисунки. Очаровывают с первого взгляда.
– Крайняя экономия затраченных усилий.
 – И не задается… Сколько благородства! Вот это юность!
    По дороге в «Россию» дочка призналась, что обдумывает новые три композиции и, поднявшись в наш номер, быстро нарисовала их пером на сон грядущий.
   Я в это время продолжал мусолить вчерашний свой черновик эскиза декораций к телепостановке и, оторвавшись, порадовался с Надей её новым изящным композициям.
    Дочка повеселела, выпрямилась и вновь, забавляясь игрой послушного пера, - как бы спела – «Танец Заремы». Очень похожую на Майю Плисецкую в прыжке.
   Надя крепко спала.
4 марта 1969 года. Последний день в Ленинграде. Солнце.
     Наденька хорошо выспалась, позавтракала. Вновь за нами заехала в «Россию» молчаливо-приветливая режиссер Ирина Павловна. Она попросила взять две папки  и повезла на Крюков канал. Сегодня по плану – день озвучивания и отбор рисунков.
    Здесь же Ирина Павловна со своей съемочной группой начала осматривать материал вчерашнего дня. Мы также впервые увидели на экране кадры среднего плана (до колен) медленного и торжественного прохода Нади по Лицейской аллее. Она слегка помахивала длинным прутиком, которым только что экспромтом выводила на снегу курчавого лицеиста и его друзей… Сейчас деревья ритмично заслоняли умиротворенную Надю. Она посматривала на окружающие красоты, не поворачивая головы.
    Вдруг кадр перекрылся темным, могучим деревом. Миновав его, Надя вышла на крупный план, глядя куда-то наверх, осветясь трогательной и прощальной улыбкой.
   У меня защемило сердце…
   А всем так понравилось, что сразу решили поставить эти планы в завершение Надиного сюжета и всего киножурнала «Рядом с Пушкиным».
    Ирина Павловна сказала ей:
    – Какая ты, Надя, спокойная и покладистая. Нам, всем, поэтому работалось легко и споро. Спасибо большое за твою творческую находку – рисование на снегу… Я видела тысячи фильмов, но подобного – ничего нет. Никакой сценарист не выдумал ещё и никакой мастер на глазах у зрителя не создавал портретные образы, да ещё пушкинской поры…
     Возвращались по Невскому пешком. У неоновых витрин и реклам кружился грустный снежок. Мы прощались с красотами и памятниками Ленинграда…
 – Когда-то  ещё соберемся сюда? – загадывала Наденька…
    Затем бодрее:
 – А дома нас ждет мама! И подружки!
   В «Красной стреле» мы спали крепко.
5 марта 1969 года. Среда. Москва.
    Мы выходим из Ленинградского вокзала. Я привычно поворачиваю с основным людским потоком к метро, но дочка спросонья тянет меня к огромной очереди на такси:
 – Пап, позволим себе такое удовольствие? И тебе будет легче – прибавился сверток с покупками.
        Я согласился, хотя не мог не заметить, что очередь слишком длинна, что наши праздники и командировочные кончились, а в рабочие будни наш транспорт – метро. И мама нас не осудит. Вот когда начнем работать втроем, тогда…
            Так заканчиваются воспоминания отца Нади. Тут продолжает вспоминать Наталья Дойдаловна:
               Я уже по памяти знаю много её рисунков: Саша мечтает в Захарове, вот он в садах Юсупова, в гостях у дядюшки – известного поэта Василия Львовича Пушкина, который отвезет племянника в Лицей.
         Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве в октябре-декабре 1970 года экспонировал первую крупную посмертную выставку рисунков Нади.
    В каталоге высоко оценена Пушкиниана Нади: «Нам раскрываются человеческие свойства художницы: её отзывчивость, её доброта, живость её характера. Рисунки на пушкинские темы сознательно сделаны с ориентацией на графику самого поэта. В них чувствуется та легкость, стремительность, краткость, которые делают рисунки Пушкина исключительным явлением графического искусства. Но Надя нигде не подражает поэту, она не стилизует свои рисунки «под Пушкина» (как это бывало иногда с вполне профессиональными художниками), но берет тот беглый и вместе с тем предельно точный лаконизм, то чувство «соразмерности», которое в нашем представлении неразрывно связано с образом, поэзией и графикой Пушкина».
           Были запечатлены около 300 рисунков серии «Пушкинианы».
        «Пушкиниану» моей дочери я передала частями в Государственный музей А. С. Пушкина в Москве, в Пушкинский Дом в Санкт-Петербурге, Тувинский национальный музей в городе Кызыле.
 Осенью 2013 года в Барнауле открылась выставка Нади Рушевой.
— Хочу вас всех и самого себя поздравить с открытием этой чудесной выставки, – сказал заслуженный художник России Сергей Дыков
— Первый раз увидел рисунки Нади Рушевой, когда мне было примерно столько же, сколько ей, когда она ушла из жизни. После состоялось знакомство еще с несколькими экспозициями, и было всегда радостно знакомиться с ее новыми работами. Она сделала не просто иллюстрации к произведениям Пушкина, а нарисовала жизнь Александра Сергеевича, оттолкнувшись от его замечательных рисунков, в которых он изображал себя и своих друзей. И попыталась представить Пушкина своим сверстником. Мы видим на выставке работы, в которых действительно живет дух Пушкина, его гения. Серия «Пушкиниана» — проникновение в саму стихию Пушкинского творчества — веселого, радостного, кажущегося легким. Есть чувство, что Надежде дается всё без какого-либо усилия и труда. Она касается бумаги, как балерина сцены — точными движениями, заставляя нас поверить, что полет совершается. Причем, все приемы открыты, обнажены. И нет ничего такого, что бы пряталось. Все изображено минимумом линий. Этого добивались настоящие мастера. В поздних рисунках Надежда особенно коснулась этого уровня. С интонацией юношеской, прозрачной, светлой. После этого было ещё много тематических серий.

ЛЮБИМЫЙ РОМАН

          Надя прославилась особым пониманием классических произведений мирового искусства, она проиллюстрировала массу книг, тем. Последняя её работа – рисунки Нади к роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Это произведение прежде никто не иллюстрировал, Надя была первой.

        Роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» был впервые опубликован в 1967 году в журнале «Москва». 
        В то время вся интеллигентная Москва о романе «Мастер и Маргарита»  говорила как о необычайно сложном и многослойном. Тогда Надя училась в 9-ом классе.
        В 1968 году Николаю Константиновичу дали почитать журнальный вариант романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», да и то на две ночи. Наде отец не советовал его читать, считая, что роман слишком сложен для дочери, только что закончившей 8-ой класс. К тому же она была очень занята учёбой и рисованием. Наденька не стала ему возражать. Позднее эту книгу дал ей почитать Марк Антонович Кушниров, вожатый из Артека. Она стала любимой Надиной книгой. Как она тогда неожиданно для меня преобразилась и сразу повзрослела! Она отложила все другие мечты и серии рисунков, засыпала отца просьбами достать всё, что можно, о Булгакове, и как-то без промедления упоенно стала создавать свои фантазии к роману. Ведь ей было в это время всего-то 15 лет. Я с мужем сомневалась в том, что она такой грандиозный замысел может исполнить. Он казался нам непосильным для неё и преждевременным. Но не рисовать Надя не могла. И хотя в письмах к друзьям Надя писала, что «рисовать совсем некогда»… она трудилась много и вдохновенно.

         Действительно этот роман с момента первой публикации и по сей день мало кого оставляет равнодушным. Кто-то видит в нём лишь полной мистики увлекательный сюжет, кто-то – глубокий философский подтекст, но в любом случае он волнует, заставляет размышлять и спорить.

    Летом 1968 года появились первые рисунки к роману. На специальной папке с рисунками к «Мастеру и Маргарите» её рукой написано «Посвящаю М. А. Кушнирову». Лишь появившись, эти Надины рисунки вызвали небывалый интерес.
 Николай Константинович говорил, что к творчеству Булгакова Надя пришла через Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Это подтверждают рисунки к «Бэле», «Маскараду», «Демону», «Ревизор», «Вий», «Нос».
 Я очень хорошо помню, что Надю поразило вступительное слово Константина Симонова к роману «Мастер и Маргарита»: «Есть в этой книге какая-то безрасчетность, какая-то предсмертная ослепительность большого таланта, где-то в глубине души своей чувствующего краткость оставшейся ему жизненной пути. Это великолепная проза, нагая точность которой вдруг заставляет вспомнить о лермонтовской и пушкинской прозе».
 Пронзительное созвучие охватило тогда её. Надя очень серьёзно взялась за работу: она перечитала все произведения Булгакова, которые тогда можно было достать, а когда познакомилась со статьёй В. Я. Лакшина «Роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», сделав много пометок, сказала: «Вот, кто меня понимает!». Многослойность романа подсказала Наде четыре графических приема: перо на цветных фонах, акварельные заливки, в то время дефицитный фломастер с пастелью и монотипию.
Рисунки рождались друг за другом.
 За год Надя сделала свыше 160 композиций  «Мастера и Маргариты».
      В декабре 1968 года основная часть этих рисунков была выставлена в Центральном доме работников искусств, а в октябре – декабре 1970 года в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
    
         Как-то на выставке подошел к нам с Надей один старый художник, пожелавший остаться неизвестным. Он сказал, что знаком с вдовой Михаила Булгакова, что Наде для продолжения своей удачно начатой работы необходимо с ней познакомиться, ибо у неё хранятся и все купюры, выпущенные при первой публикации. Несколько позже от Ю. В. Ларионова, пригласившего нас на премьеру своего литературного концерта «Мастер и Маргарита», мы узнали, что на улице Горького живёт не супруга М. А. Булгакова, а его сестра – Надежда Афанасьевна, и что он договорился с ней о встрече 9 марта 1969 года. Но судьбе не угодно было… Утром 6 марта 1969 г. нашей Наденьки не стало.
          Наталья Дойдаловна до сих пор сожалеет о том, что Надя не смогла сама встретиться с Еленой Сергеевной – хранительницей писательского подвига Михаила Афанасьевича Булгакова (1891 -1940):
 – О, если  наша единственная Надежда была бы ещё с нами!.. Как бы она порадовалась и вдохновилась…
        29 ноября 1969 года, в серенькую бесснежную субботу, судьба  уготовила  нашей семье удивительную встречу с Еленой Сергеевной Булгаковой, выразившей желание посмотреть Надины рисунки к роману «Мастер и Маргарита». Оказалось, она уже в течение нескольких месяцев разыскивала нашу семью после прочтения в журнале «Юность» статьи В. А. Ватагина «Аполлон и Дафна».      
        Я по обыкновению застеснялась принять это почетное и любезное приглашение, подумав: а вдруг «Маргарите» не понравится Надино прочтение романа?
  Отец Нади с Эдуардом Ивановичем Пашневым – молодым писателем из Воронежа, волнуясь, повёз папку с рисунками к вдове писателя.
29 ноября 1969 года эта встреча состоялась.
. Николай Рушев бережно записал каждое высказывание Маргариты – Елены Сергеевны Булгаковой.

       Ольга Савельевна Звольская и Светлана Солодовникова, передавшие приглашение, встретили нас у памятника Тимирязеву на Никитской площади и проводили в дом напротив.
      Дверь нам открыла сама «Маргарита», стройная, прекрасная, именно такая, какой мы все её представляем. Приветливо удивившись сразу четырём гостям, она с большой благодарностью приняла букет светло-сиреневых астр и указала на почетное место для двух больших папок с Надиными рисунками. Затем Елена Сергеевна дала нам немножко освоиться, познакомила с литературоведом Мариэттой Омаровной Чудаковой, которая поднялась к нам на встречу от рабочего стола Михаила Афанасьевича. За столом МАСТЕРА Чудакова готовила рукописи писателя к передаче на государственное хранение.
        И вот сейчас белые папки Нади на большом круглом полированном, старинной работы столе, украшенном фарфоровой вазой с огромным букетом из крупных роз. Эти розы кто-то принес во время нашего визита – передал и ушел. Мы четверо гостей вдовы писателя, благоговейно молчим.
     Только неделю назад я узнал, что Елена Сергеевна Булгакова и есть «Маргарита», и вот мы у неё, и рисунки лежат на столе. И мы, и Чудакова – все понимали, что сейчас наступил решающий момент в судьбе рисунков Нади.
     Я попросил Светлану Солодовникову показать рисунки, а сам замер позади всех.
      Волею судьбы первым в папке лежал большой вертикальный портрет, рисунок фломастером на розовой бумаге, образ Маргариты во время первой встречи её с мастером: «Вам не нравятся жёлтые цветы?»
    Минута затаённого молчания…  Все поглядывают на Елену Сергеевну и с удивлением убеждаются, что Надя интуитивно передала полное сходство с нею.
          Надя никогда не видела жену Булгакова – Е. С. Булгакову. Елена Сергеевна, послужившая прототипом Маргариты, была удивлена и восхищена портретным сходством с нею Маргариты в исполнении нашей Нади.

        Медленно и тихо Елена Сергеевна произнесла:
 – Это изумительно!
    Потом бодрее:
 – Передана мгновенная, глубокая влюбленность и страх потерять её! Жертвенная любовь!.. Готовность бросить букет мимозы и готовность на всё!
Следующим был «Маргарита успокаивает Мастера». Два рисунка   ).
Молчание. Все долго всматриваются в рисунки. Мариэтта  Омаровна:
 – Удивительно! Такое же удовольствие как при чтении романа.
Елена Сергеевна:
 – Это не то слово… Какая трогательность… Какая амплитуда чувств…
Затем о рисунке: «Берлиоз и Иван Бездомный сидят на скамейке на Патриарших прудах (начало романа). В зелени сквера над ними: Коровьев, Кот-Бегемот и Гелла (зеленый фломастер)
  – Чудесный рисунок! Каков Берлиоз!? Самодовольный, беззаботный, с сытым брюшком. А как свободно заплела Надя в листья дерева свиту Воланда. В романе этого нет. Удачное добавление!
«Азазелло и Гелла, щекочущая шею Коту-Бегемоту».
Восхищенно:
 – Это поэма! Кот-проказник. В мини-передничке Гелла, чарующая, но без секса. Совершенство! Чем больше смотришь, тем больше это затягивает… Такой рисунок! Это настоящее искусство! Можно смотреть до бесконечности.
 «Шабаш-вакханалия»
                Увлеченно:
 – Это по-пушкински прекрасно! Вакханалия в античном смысле, в лучшем постижении!.. И фантастично, и ясно!
 «Полет Наташи-ведьмы верхом на борове» (зеленый фломастер, росчерки пастелью).
                Смеётся:
 – Обворожительно! И галстук, а глаза Никанора Ивановича: «Я буду жаловаться»… Ой! Как удачно! Как удобно она расселась, как на канапе… Летят…».
Дальше взволнованно, после просмотра рисунка «Маргарита-ведьма с ребёнком» (перо на зеленоватом фоне).
           Вздохнув:
      – Мало кто заметил этот штрих, рисующий Маргариту… Она осторожно говорит: «Я тебе снюсь»… Ох!..
     «Маргарита и Азазелло в Александровском саду. На садовой скамейке». В рост (перо на зеленоватом фоне).
Тепло:
  – Маргарита хороша!  …Азазелло великолепен, корректен…
 «Крысобой начинает терзать Иешуа»(два варианта: монотипия и пастель).
Вздох:
        – Ой, как! Ребёнок и зверь!.. «Не бей меня»…
      «Ведьма Гелла и буфетчик» (монотипия).
                Живо:
 – Боже! Боже! Какая сатира! Совсем свихнулся. Ноги от страха перекосились. А какой Надя придумала фартучек на обнаженную красавицу. И опять – никакого секса… Высокое искусство!
        «Иван Бездомный в больнице рассказывает главному врачу Стравинскому» (монотипия на разворот книги).
        – Трогательный…  Полуребёнок  Иванушка… Очень удачно. Ведь он из других самый светлый…
«Иван Бездомный в МАССОЛИТе». Крупно (заливка пятном черной акварели).
  – Он не чувствует ссадины на щеке… Глаза!.. Какие срезки ладоней с образком и огарком свечи… Ещё не прозрел… Вылупливается, написавший трактат о безбожии…
 «Кавалькада в бесконечность»:
 – Какая композиция… Как фрагмент бесконечности. Маргарита рядом с нами, за ней – прекрасный паж, фрагменты плащей, коней и больше ничего. Полет в бесконечность.
«Голова Христа» (монотипия на светлом фоне).
Удовлетворенно:
 – Какой безошибочный рисунок! Как Надя чувствовала Христа! Как ребёнок – ребёнка … Простота средств и мудрость.
«Прощайте! Мастер и Маргарита. Остались одни, смотрят на удаляющихся» (перо, акварельные переливы.)
Молчание, потом восклицание:
 – Чудно! Какие лица! Цвет одеяний! Неземное счастье! Вечный покой… Какая акварельность…   Мне пишет одна женщина из США – ей непонятно, что это такое. А вот девочка в 16 лет прекрасно всё поняла. И не только поняла, но и убедительно, великолепно изобразила. Не могу расстаться, душа взволновалась…       
Мы закончили первую папку…
    – А что же во второй? Быстрей развяжите её.
  А сейчас основное испытание – «Голова Иешуа» (монотипия)
Тихое восклицание: «Ох!»
Затем уважительно:
 – Взрослый ребенок! Такой мог после жесткого допроса сказать Пилату: «Отпусти меня»…
У меня отлегло от сердца и я стал записывать высказывания.
 «Азазелло дурачится (в рост). Коровьев и Кот с рюмками, косятся на него (по пояс)» (Фломастер, контуром на зеленоватом фоне).
Оживленно:
 – Теплая сатира… Такой кот скажет: «Казенную машину зря гоняешь»… Хорошо, что манера подачи разная.
  «Толпа выходит из варьете, женщины в бельё» (монотипия). «Хор в управлении» (большой выставочный рисунок фломастером на цветном и подцветка пастелью).
                Весело:
 – Смешно! Все напрягаются до изнеможения. Но сатира Нади добрая… К женщинам она мягче. Я не думала, что так можно передать это. Фикус! Одежды 30-х годов… Очень смешно!

      «Мастер в больничном халате сидит один на койке» (перо и акварельные сполохи на светло-зеленоватом фоне).
      – Ох, какой! Волосы слипшиеся, тоскливая затравленность… Это поразительно! Лунный тревожный цвет!..
        «Голова Понтия Пилата с псом, заглядывающим в глаза хозяину» (монотипия и заливка черной акварелью).
    Молчание.
      – У него раскалывается от боли голова. Какая сложность чувств!.. И пес готовый нести…   
      «Две головы Христа: несение креста и распятие» (суровая пастель на сером фоне).
         Долгое взволнованное молчание:
     – Глаза! Невероятно!
       «Распятие: к губам Христа на копье подают влажную тряпку» (оранжевая пастель на сером фоне).
 – Висит Христос!.. Кулак палача!.. С копьем!..
       «Рыжая Гелла, Коровьев, Азазело» (яркая пастель).
Оживленно и весело:
    – Ах, красавец!..  Обворожителен…
      «Мастер и Маргарита, первая их встреча, в рост на фоне солнца» (монотипия).
          Молчание.
 – Какая прелесть! Женственность… Не знаю, что и сказать!..
 «Мастер у Ивана. Сидят на больничной койке» (сепия, пастель).
Пауза.
– Это поразительно прекрасно! Каков жест на луну! Тени поразительные.
«Первая часть – голова и фигура в рост» (заливка пятном черной акварелью).
Удивительное восклицание:
– Вот достойный подход к Воланду! Каков глаз! Один из-под берета с пером, а плащ со шпагой… И это не театр, а кусок тучи!.. Иное толкование…
«Мастер творит, мастер читает письмо из редакции с отказом» (неясные образы, фломастер на зеленом фоне).
Задумчиво:
    – Как свободно!.. Зрело!.. Поэтическая недосказанность… Хорошо, что Надя и свечу нарисовала… Михаил Афанасьевич любил работать при свечах… Как замечательно!..
«Мастер бросил в печку рукопись, Маргарита выхватывает остатки» (Монотипия).
Молчание.
 – Глаза на выкате! Надеются оба, но по-разному… Чад… Руки обожгла… Как скупо намечена стара печурка. Чудесно!   Чудесно!   Чудесно!   
.
      «Мастер и Маргарита. Портреты на разворот» (заливка ударами кисти, черная акварель).
Молчание.
 – Ой, как! Прекрасные лица!
      «Мастер и Маргарита» (на одном паспорте пастелью в монохроме, коричневой и зеленой).
Сразу:
  – Это потрясающе! У мастера в глазах выражение одиночества… Какая прелесть по цвету…
           «Маргарита читает роман». Сидит за столом, вся фигура (перо, всполохи акварелью по лицу).
Тихо:
 – Обо всем забыла… В ночной сорочке, босиком…
   Елена Сергеевна обернулась и заметила, что я записываю, смутилась, но сразу опять впилась в следующие рисунки. 
 
«Мастер и Маргарита, на коленях, в свободных одеяниях перед Воландом» (фломастер на сером, растушевка пастелью).
Задумчиво:
 – Какой рисунок! Удивительная композиция… Какие глаза! Мастер оброс, а прекрасен. У обоих разбросаны волосы… Как ясно… Маргарита босиком и очень женственна… Как она его поддерживает!.. А шапочку эту я ему в гроб положила…
 «Мастер и Маргарита». Портреты в полупрофиль слитно. Отвечает Воланду: «Я никто…» (монотипия на светлом)
                Долгое молчание, затем тихо:
             – Вспухший рот… Характерно для Михаила Афанасьевича… Будто вздохнул… Это провидение Нади… Готовность держаться до конца! Кто знает, что ее ждет.
«Низа и Фрида».
Затихли все. Медленно:
 – Какие глаза! Восточная обворожительная красавица и коварная. Сросшиеся брови – одним ударом. Предельная измученность Фриды. Глаза, полные слез… Худая рука с …  Потрясающе!
              «Иуда и Низа» (вертикальные портреты).
              Молчание.
      – Вылез из укрытия Иуда…  Губы распустил…
«Рукописи не горят.  Мастер и Маргарита с возвращенной рукописью… Смотрят на Воланда» (перо и кисть на сероватом фоне).
                Молчание. Тихо:
       – Какие глаза! Оба расцветают… На мастере торжественная мантия… Тога. Откуда это созвучие: жест руки, держащей рукопись!
…       
       Надя не могла знать, но почувствовала, что Михаил Булгаков носил именно такой фамильный перстень, которым она украсила руку Мастера, сознательно придавая Мастеру черты Иешуа. Елена Сергевна об этом сказала, что Надя слила воедино в своей работе Булгакова – Мастера – Иешуа.
     Просмотрев всю папку, Елена Сергеевна растрогалась до слёз и подарила альбом Анри Матисса. При второй встрече она подарила нам книгу с дарственной надписью: «Как я грущу, что не знала это необыкновенное существо – Надю Рушеву!».
     Лишь два рисунка финала исполнены совершенно иной техникой – акварель! Заканчивается Надина серия к роману М. Булгакова тревожными, символическими акварелями: «Полёт в бесконечность» и «Прощайте!»
     Самый последний рисунок «Прощайте!» Надей выполнен 17 февраля 1969 года – за 16 дней до её смерти.
Елена Сергеевна Булгакова выразила желание иллюстрировать роман Надиными рисунками и обещала содействовать в их публикации в Париже. Но скоро её не стало.   
        Во вступительной статье каталога отмечено: «Здесь Надя Рушева выступает в нечастой и для взрослого художника роли: первооткрывателя пластических аналогий к значительному литературному произведению. У Нади здесь не было предшественников, и от этого особенно поражает зрелость её прочтения булгаковского романа, её способность легко переключаться из лирического плана в бытовой, из бытового – в фантастический, из фантастического – в исторический. Эти иллюстрации Нади Рушевой – законченные произведения искусства, и интересно было бы видеть издание этого романа с ее рисунками».         
Надю интересовали и многие другие темы: современность, материнство и детство, юмор, русская литература, история.
 Надя продолжала рисовать по воображению образы героев из прочитанных любимых книг, сказок. Много нарисовала во время летнего отдыха в пионерском лагере им. Дорохово под Москвой и самые лучшие из них дарила ребятам в этом лагере, оставшиеся рисунки принесла домой. Она очень любила свою красивую композицию «Аполлон и Дафна».
     Наставник Нади, академик Василий Алексеевич Ватагин: «В последний раз мы виделись с Надей в моей мастерской в январские школьные каникулы 1969 года. Она была уже высокая, стройная, сильная; её прекрасные восточные глаза были спокойны и теплы. Как всегда, она молча показывала свои новые папки: из «Пушкинианы», из «Античности», из серии «Современная молодежь», из «Мастера и Маргариты», при этом больше старалась смотреть на мои работы.  Как талантливо и просто Надя справилась со сложными философскими концепциями романа! Как убедительна она в передаче страданий больного Мастера и жертвенного чувства Маргариты, суровости Пилата и одержимости Иешуа, животной силы Крысобоя и предательство Иуды, фантасмагории Воланда и его бесовских спутников, а также в сатирических образах Ивана Бездомного, управдома, буфетчика, бюрократов… Дожить бы до издания книги «Мастер и Маргарита» с этими иллюстрациями! Да это и не иллюстрации, это всплеск психологических этюдов, рисунков, живущих своей жизнью параллельно с романом...
 Уже после внезапной кончины (от кровоизлияния в мозг, дома, в школьной форме… утром 6 марта) я, потрясенный, сквозь слезы перебирал её последнюю папку… и вдруг, как её предчувствие – прозрачная, красивая композиция: «Аполлон и Дафна».
 Хочется напомнить содержание этого горестного мифа. Светлый и радостный бог солнца и искусства Аполлон знает и печаль; его постигло горе. Когда, гордый своей победой над чудовищем Пифоном, он увидел около себя юного бога любви Эрота с золотым луком, то смеясь, сказал ему: «На что тебе, дитя, такое грозное оружие? Тебе ли равняться со мной, стреловержцем?» Обиженный Эрот вынул две стрелы, и одной, ранящей сердце и вызывающей любовь, он поразил Аполлона, а другой, убивающей любовь, – юную нимфу Дафну. Лишь только увидела Дафна златокудрого Аполлона, она пустилась бежать; влюбленный, он быстро настигал её. Взмолилась Дафна: «Расступись, земля, и поглоти меня!». И тотчас онемели её члены, кора покрыла её нежное тело, волосы обратились в листву, а руки, поднятые к небу, превратились в ветви стройного деревца лавра. Долго, пораженный, стоял Аполлон перед лавром и, наконец, промолвил: «Пусть же венок лишь из твоей зелени украшает мою голову, пусть отныне украшаешь ты своими листьями мою кифару и колчан. Пусть никогда не вянет твоя зелень!»
               Большинство наших современников отождествляют Надю с легендарной Дафной, сгоревшей в лучах Аполлона… Но им возражает доктор искусствоведения Алексей Алексеевич Сидоров, глубоко интересовавшийся рисунками Нади с 1965 года.
 «Надя – не Дафна, – говорит А.А. Сидоров. – Ибо Дафна – не героиня: она случайно оказалась рядом с Аполлоном и Эротом, а Надя – героиня: семнадцать лет жизни, и оставить людям такое обширное, зрелое и новаторское духовное богатство. Я не знаю другого подобного примера в истории изобразительного искусства. Среди поэтов, музыкантов редко, но были необычайно ранние творческие взрывы; у художников же – никогда: вся юность у них уходит на штудию и освоение мастерства».

 Рисунок из триптиха «Подвиг Зои»: Старые женщины ночью, таясь, вынули из петли юную героиню, молча плачут над ней и готовятся к захоронению.
 В дни американской агрессии во Вьетнаме и израильской на Ближнем Востоке Надя создала цикл «Дети и матери мира». И как последний призыв-завещание Нади был её рисунок «Матери мира – за мир!».

ОТЕЦ  НАДИ

            Отец Нади – Рушев Николай Константинович (родился в Тамбове в 1918 г.) – русский художник-живописец, в творчестве которого была ярко выражена тема Востока … Профессионально Н. К. Рушев, будучи театральным художником, в разные годы работал в театрах Москвы, Республики Тува, в Таджикистане и в Монголии, стажировался в Большом и Малом театрах.
            «Пораньше уехать на работу, чтобы пораньше вернуться. Угощенье мама заготавливала с вечера, а я сбивал крем для слоёного домашнего торта. Купил Надины любимые  «восточные сладости»: казинак, щербет, рахат-лукум, соки, мандарины», – пишет Николай Константинович в своих мемуарах о подготовке к приёму гостей 31 января 1968 года в день 16-летия дочери.
        У Надюши самым близким духовным наставником и учителем был отец. Он больше всех её понимал, советовал и объяснял по технике рисования. С самого раннего возраста он ей вслух читал. Никогда не повышал голос, к дочери относился как к взрослому ребенку. Показывал лучшие картинные галереи Москвы и Ленинграда.
С некоторыми работами Николая Рушева можно познакомиться в Национальном музее культуры города Кызыла Республики Тыва, куда они были переданы мной после его смерти.
        Наталья Дойдаловна, подробно расскажите, пожалуйста, о родителях мужа. Каким муж был в детстве? – спросила я.
  – Его отец, дедушка Нади Константин Николаевич Рушев был оперным певцом-тенором: исполнял партию Ленского в «Евгении Онегине», работал в театрах Куйбышева, Бугуруслана, Белоомута, работал сначала учителем по вокалу, затем деканом Московской консерватории. Очень много гастролировал, побывал в Нижнем Новгороде, Новосибирске. А родная мать Николая Константиновича – Клавдия Алексеевна Рушева, в девичестве Лебедева. Она пианистка, преподавала в музыкальной школе. Я её не застала, она умерла в 1945 году от туберкулеза – время было военное, все жили впроголодь, в квартирах было холодно, часто простужались. Его мама была дочерью учителя и сама учительница. Словом, он рос в интеллигентной семье в обстановке уважения и любви к труду и к творчеству.
         В семье Рушевых было трое детей. Николай был старшим, вторая – Ляля, так ласково называли Елену, и третья – Татьяна. Ляля училась в авиационном институте,  трагически погибла в начале сороковых годов. Младшая сестра Татьяна – кандидат филологических наук, преподавала иностранный язык. После окончания института по распределению работала в Минске, заведовала кафедрой иностранных языков, в последние годы жила в Америке у детей.
      А Николай после окончания школы поступил в Московский текстильный институт на художественный факультет по специальности  «театральный художник». Но война прервала учёбу.
     В 1941-1943 годах работал художником-постановщиком в театре города Бугуруслана Оренбургской области, куда семья Рушевых была эвакуирована. А в 1945 году министерством культуры был командирован в Туву в качестве художника-постановщика Тувинского областного театра.
Также в формировании его духовного мира большую роль сыграла дружба с известным искусствоведом, знатоком древнерусского искусства Свириным Алексеем Николаевичем, к которому через всю жизнь Николай Константинович пронес чувство благодарности и уважения, называя его своим Учителем. Мой муж – умный, веселый, проницательный, с независимым мнением человек.
 Он очень бережно относился к рисункам маленькой дочери, потом уже школьницы, стараясь сохранить всё, даже самые первые и часто «забракованные» самой Надей опыты в рисовании. Самым главным я считаю то, что Николай Константинович неустанно, непрерывно «работал» по приобщению Нади к культуре, привитию ей любви к хорошим книгам, к классической литературе, изобразительному искусству, музыке. Сам он прекрасно по слуху играл на фортепьяно, хотя не имел музыкального образования.
 Особенность Надиного рисования (по воображению, а не с натуры) можно объяснить тем, что самым любимым времяпрепровождением в нашей семье было выразительное с актёрским даром чтение отцом какой-нибудь книги вслух и изображение Надей на бумаге тех образов, которые возникали у неё во время отцовского чтения. Такое чтение продолжалось и до возраста взросления, хотя и сама Надя читала очень много, делилась своими знаниями с теми, кто был рядом. В нашем доме была прекрасная библиотека.
 Помимо чтения можно отметить частые наши походы с ранних Надиных лет в музеи, посещение памятных историко-культурных мест Подмосковья и, конечно, поездки в Ленинград, в который Надя впервые приехала в 1959 году. Семилетняя Надя тогда влюбилась в этот город. Эрмитаж стал для неё событием.
           По просьбе Нади Николай Константинович с её одноклассниками поехал в поездку в Ленинград в качестве экскурсовода, беря ответственность на себя за эту поездку, за детей перед родителями. Ленинград стал и последним в Надиной жизни творческим событием: здесь проходили съемки документального фильма о самой Наде. Что-то символическое есть в том, что через день после возвращения из Ленинграда Надя умерла, не успев закончить последний выпускной класс.
         Наталья Дойдаловна дает мне почитать письма Нади. В них – интересных, содержательных, веселых – нет и тени самодовольства, хотя Надя после Артека, после выставок становилась все более известной.
      Три квартиры переменили мы в Москве, и почти всегда подружки, возникавшие вокруг Нади, школьные и уличные, соседские мальчишки и девчонки становились добровольными слушателями отца Нади. Если он брал такси, чтобы в ненастное воскресенье повезти Надю в музей, то в нем, как правило, не оставалось свободного места. Это был клуб юных друзей искусства.
 На студии телевидения подметили эту черту и стали ему поручать разные экскурсии. Курсы повышения квалификации для художников, которыми он заведовал и на которых преподавал на общественных началах, тоже были своеобразным клубом. А скольких взрослых людей, все его давнишних и случайных знакомых  он провел через Москву, не пропустив ни одного памятного места! Разве это не клуб друзей искусства?  Энтузиаст и вдохновитель Николай Константинович воссоздавал иногда забытые самим человеком лучшие качества его души, воспламенял душу и ум, постоянно заражал энергией задорного познания мира культуры, истории.

     Вот почему Надя смогла создать после поездки в Артек Клуб юных друзей искусства (КЮДИ) в своей школе, выпустила множество полных юмора школьных стенных газет и особенно её переписка с друзьями. Она вся в отца. Надя, при всей ее сдержанности, унаследованной от меня, была, как её папа,  очень общительной, хотя и немногословной девочкой, превыше всего ценившей дружбу и сознававшей свою ответственность за дела школьного коллектива.
 
      Я опять в доме Рушевых. Я застала Наталью Дойдаловну с Зоей Анатольевной Грандберг – двоюродной сестрой Николая Рушева по матери, с тётей Нади. Она много лет работала доцентом кафедры политэкономии экономического факультета МГУ.            
     Мама Нади меня познакомила с моей тезкой.
 – Зоя Шомбуловна, как хорошо, что пришла в самый раз. О предках Николая Константиновича ты лучше поговори с Зоей Анатольевней.
С первой минуты разговора Зоя Анатольевна, человек незаурядного интеллекта, располагает к себе. Она живо интересуется всем, очень энергична, доброжелательна, отзывчива.
– Зоя Анатольевна, расскажите, пожалуйста, о предках вашего рода.
 – Наши предки – исконно русские люди, они из самого центра России – Липецкой области.
Дедушка Николая по матери – Алексей Васильевич Лебедев – учитель. Когда он работал в Тамбове, ему как одному из лучших учителей того времени  присвоили звание «Потомственный почетный гражданин города Тамбова». Из внуков застал только Николая, умер в 1928 году от заболевания крови.
В жизни  Алексея Васильевича был исторический случай, связанный с писателем Львом Толстым. Алексей Васильевич дружил с начальником станции Астапово.
Когда писателя на этой железнодорожной станции сняли с поезда из-за его болезни, дедушка Николая Рушева был там. И он дежурил около больного Льва Толстого в последние часы его жизни. Об этом он написал в своих воспоминаниях, которые сохранились в семье.
Бабушка – Мария Ивановна Лебедева, в девичестве Сперанская. У неё было два брата, один из которых, священник, послужил прототипом образа Христа, когда художник Василий Поленов работал над картиной «Христос и грешница». Брату нашей бабушки тогда было 33 года - возраст Христа.
 – А каким был Николай Константинович в юности, молодости?
            – Николай прекрасно играл на пианино, всё время рисовал, хотя нигде специально этому не учился. По окончании школы поступил в текстильный институт на художественный факультет.
            По характеру Николай был мягким, сентиментальным, искренним, бесхитростным, преданным и любящим. Он был семейным человеком. Постоянно писал письма родным и близким, по праздникам отправлял поздравительные открытки. Бабушка с дедушкой ласково его называли «наш Почетник», из-за того, что он относился к ним с глубоким почтением и любовью.
          Николай был очень привязан к матери. Он вспоминал, что в день кончины матери ничто не предвещало плохого, поэтому он, как всегда, пошел на работу, а когда стоял на остановке, поджидая автобус, его вдруг потянуло домой, и на душе стало так тревожно, что сразу побежал домой – мать умерла на его руках. К сестрам относился очень нежно, каждая из них чем-то была похожа на мать и напоминала её.
          Его родители – Константин Николаевич и Клавдия Алексеевна – часто гастролировали. Когда они уезжали, Николай оставался дома за старшего. Мать Николая боготворила супруга, была поклонницей его творчества и как музыкант сделала многое, чтобы муж состоялся как оперный певец.
           Николай оказал большое влияние на двоюродных братьев – Карцевых. Таскал их по выставкам и музеям.
         Николай очень любил древнерусское искусство, по фрагментам узнавал картины. С юности любил путешествовать, исколесил все города средней Руси: Суздаль, Владимир, Углич. Побывал во многих монастырях, которые были для него «родными могилами». У него был особый дар рассказчика: казалось, что ты вместе с ним присутствуешь в тех местах.
      Все люди, с которыми он работал или сталкивался когда-либо, относились к Николаю с уважением. У него была какая-то притягательная сила. Николай Константинович возбуждал интерес, жажду узнать нечто новое, неведомое доселе у тех, с кем общался. Слушать его было радостно, светло.
           Дмитрий  Лихачев, Елена Булгакова, Лев Кассиль, Борис Полевой и другие знаменитые люди общались с ним на равных, были благодарны за то, что он приобщил их к искусству Нади. А после смерти Нади они поддерживали Николая.
     В этой атмосфере росла Надя. Представляете, какое влияние оказывал на неё Николай, если под его обаяние попадали даже взрослые.
             Николай Константинович очень нежно относился к Наталье Дойдаловне. Я не представляю его разговаривающим с ней на повышенных тонах. Наталья Дойдаловна – человек аккуратный, добросовестный, у неё всегда идеальный порядок, а как она вкусно готовит! Если Николай Константинович открыто восхищался работами дочери: «Я так рисовать просто не умею!», то она как человек сдержанный, как-то приостанавливала его, боялась избаловать дочь. Он часто принимал советы дочки в рисовании.
   Для отца – Николая Константиновича, моего брата Надя была смыслом жизни. Он не навязывал собственных знаний другим, воспламенял душу и ум, заражал энергией задорного познания мира культуры, истории. Иметь такого отца – для Нади было счастьем. Даже простившись с горячо любимой дочерью, он не мог не воссоздавать её жизнь, творчество, талант.
            После ухода З.А. Грандберг мама Нади продолжает свои воспоминания.
          Надя даже готовится к рисованию так, как отец.
         Как вчера помню: вот дочь села за стол. Тщательно оттачивает скальпелем гусиные перья или прижигает на свечке обычные стальные, чтобы сделать их мягче и пробует их на новых листах. Николай Константинович прекрасно работал в технике масляной живописи, а Надя – сухой иглой по металлу или в технике монотипии, т.е. получение лишь одного оттиска с формы.
Я думаю, что Николай Константинович сыграл огромную роль в формировании и развитии личности и художественного дара своей дочери, сделал всё возможное и после её трагического ухода.
Он лично участвовал в организации и проведении многих выставок её рисунков в десятках городов нашей страны. Несмотря на огромные бюрократические трудности советского периода, им был подготовлен и издан альбом «Графика Нади Рушевой». Он помогал в создании школьного музея в 470-ой школе, систематизировал 10 тысяч её рисунков.
Даже простившись с горячо любимой дочерью, собрав всё мужество и волю, муж ежегодно приглашал в свой дом одноклассников в день рождения Нади, 31 января. И эта традиция уже более 40 лет поддерживается близкими и друзьями, потому что после его ухода из жизни всю ответственность за сохранение наследия и памяти о Наде я взяла на себя. Наш дом стал центром притяжения для многих поклонников Надиного искусства – домашним музеем.   
     Надин отец после театров Москвы, Республики Тува, Таджикистана и  Монголии работал много лет – с 1953 года и до ухода из жизни в течение двадцати трёх лет – на Центральном телевидении, где в качестве художника-постановщика им были созданы многие интересные телеспектакли.
Последнее творение  Николая Константиновича Рушева – это его книга  «Последний год Надежды».
Его не стало в 1975 г. на 57-ом году жизни  через 6 лет после смерти дочери.
 
НАДИ НЕТ.  КАК ЖИТЬ?

        Учёба в школе к тому времени подходила к концу. Мы советовали дочке поступать в Суриковский художественный институт. Но на её столе лежал проспект Государственного института кинематографии.
           Я снова в квартире Рушевых. С теплотой Наталья Дойдаловна вспоминает:
 – В декабре 1967 года нас навестил один из сильных монгольских учеников мужа Пурэв Цогзол. Мы не виделись лет 10, но мы много о нем слышали из переписки и встреч с общими друзьями Дондог, Махвал и сохранили памятные фото. На одном из них Цогзол стоит со мной, с мужем у памятника Сухэ-Батору в столице Монгольской Народной Республики, а на руках мужа – шестимесячная Надя в «конвертике». Прошло семь лет, как Цогзол окончил художественный факультет ВГИКа и работает постановщиком в «Монголкино» и ещё педагогом в Художественном училище, т.е. на бывшем месте Николая Константиновича.
      Увидев впервые «фантазии» нашей Нади – Найдан – Вечно живущей  он очень изумился:
 –  Они прекраснее, чем я представлял по рассказам Дондога! Ничего подобного в жизни не видел! И все они без карандашной подготовки? Она хочет после школы во ВГИК? Очень хорошо! Поедемте сейчас туда к моим профессорам. Я в командировке и времени в обрез, но им надо показать эти рисунки.
   Он взял две папки, Николай – ещё одну, и они удачно застали в деканате ВГИКа большинство профессоров, отдыхающих в перерыве между уроками. Вначале они держались важно и пытались больше расспрашивать Цогзола о Монголии, а потом рисунки Нади их так захватили, что на всё постороннее не отвлекались и смотрели профессионально, быстро. И после звонка на урок они доброжелательно и единодушно заявили:
 –  Вот таких-то нам и надо! От имени нас и декана заверяем вас – отца и Надю, что берем её после школы без экзаменов по рисунку, живописи и композиции. Надо лишь сдать зачеты по истории СССР и литературе. Как у неё с этим? Всегда пятерки? Нам нужны, которые много рисуют, фантазируют в свое удовольствие. Пусть Надя ни о чем не беспокоится и сейчас рисует, что хочет.
          Дома Надя, выслушав рассказ отца о посещении деканата и прочитав учебную программу, сказала, мечтательно вздыхая:
     – Восемь часов, за два дня, на рисунок головы… Ах, неужели у меня будет когда-нибудь возможность порисовать столько? Очень рада.
      
            Надя решила поступать во ВГИК, на мультипликатора.
            В конце февраля она получила приглашение режиссера Михаила Литвякова из Ленинграда на съёмки документального фильма о трёх талантливых девушках, с её участием. Надя вместе с папой вновь оказалась в любимом городе. Вернулись из Ленинграда 5 марта.
Как только я открыла дверь, Надя бросилась обнимать и целовать меня.
– Какая же ты у меня маленькая! – Надя была уже почти на голову выше меня. – И какая красивая!
В раннем детстве, целуя меня, Надя спрашивала:
 – Почему у тебя такие большие круглые щечки?
Взрослея, наглядевшись на монголов и тувинцев, она сама поняла особенность их лиц и перестала спрашивать. У Нади же овал лица стал немного шире, чем у её русских подружек, а глаза – крупнее, как у меня. Я почти никогда не оставалась одна, соскучилась и была очень растрогана встречей.
    А 6 марта, как и всегда, я разбудила дочку.
Она хорошо позавтракала. День был серый. Я ушла на работу в МИФИ. Больше я её не видела.
               С середины 1960-х годов Н. Д. Ажикмаа-Рушева трудилась в лаборатории Московского телевизионного центра, затем на комбинате художественно-декоративного производства Центрального телевидения, а с 1971 года, после переезда из коммуналки в двухкомнатную квартиру, работала учебным мастером в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ) до выхода на пенсию в 1985 году.
            Воспоминания отца Нади из книги «Последний год Надежды» об обстоятельствах её преждевременной кончины:
 «Это случилось дома, внезапно, утром 6 марта 1969 года. Совершенно здоровая дочка спокойно позавтракала, проверила уложенный накануне портфель и надела школьную форму с фартуком. Ласково простилась с мамой, уходящей на работу пораньше. И, наклонившись к своим школьным сапожкам, вдруг лишилась сознания и упала…
 Я был в другой комнате. Услышав тяжкие стоны, бросился к ней на помощь. Расстегнул воротничок и призвал соседей. Одна из женщин оказалась медсестрой, но я побежал за врачом в поликлинику, с которым быстро вернулся на неотложке. Врач сделал укол и вызвал скорую помощь, которая отвезла Надю в 1-ю Градскую больницу. Пять часов врачи пытались спасти Надю, но, так и не приходя в сознание, она скончалась…
 Диагноз: «Кровоизлияние в мозг. Разрыв аневризмы сосуда Велизиева круга».
 Врачи объяснили, что аневризма – это врожденный дефект в виде коварного, безболезненного мешочка, образующегося в результате истончения стенок сосуда головного мозга. Надин случай, сказали врачи, редчайший: дети, имеющие такой дефект в мозгу, обречены на гибель в 7-8 лет…
 Надя вообще почти ничем никогда не болела. Головных болей у Нади никогда не было, если не считать «гонконгский» грипп, который она перенесла за полтора месяца до своей кончины…
              Наталья Дойдаловна с нежностью гладит рисунки дочери, приговаривая:
       – Всё  – нарисованное, написанное руками Нади, все ее вещи, трогавшие ее руками, стали для меня святынями. Они, казалось, даже излучают ее тепло, хранят ее запах. Нади нет. Внезапная кончина любимой дочери меня потрясла.  Почему она ушла из жизни так рано? Так невыносимо рано? Ей бы жить и жить… Ей бы создавать и создавать… Творить и радовать нас. Радовать всех: родных и близких, знакомых и незнакомых людей. Как жить?
         Мне – вдове знакомо это чувство. Я  по себе знаю, как тяжело терять любимых людей. Способной на глубокие размышления и высокий дух, бескорыстно жертвовавшей себя Наталье Дойдаловне, я вкратце рассказала о своей жизни. После этого Н. Д. Ажыкмаа  ко мне отнеслась с большим пониманием, с материнской заботой: «Да, Зоя, оказывается, и тебе тоже нелегко приходилось, потеряв любимого мужа. Жизнь всегда проверяет нас на выносливость. Надо выстоять, надо тебе поставить на ноги осиротевших четверых своих детей и поддержать их всю свою жизнь!». Спасибо, Наталья Дойдаловна, за теплые слова, за человеческое тонкое понимание. Я это никогда не забуду. 

              Дочь осталась жить в моей памяти. Для любой матери дети навсегда остаются детьми. И моя Надя была и живёт в моем сердце ребенком, юной девочкой, устремленной в будущее. Судьба отвела ей слишком малый срок на Земле. Когда я касаюсь её книг, её рисунков, мне кажется, что она где-то рядом, только вышла ненадолго и вот-вот вернётся. Всё, что связано с Надюшей, мне очень дорого. Этим я живу.
После внезапной кончины дочери мы с мужем собрали всю волю и силы души, и направили для пропаганды её созданий.
 
НАДЕЖДА  НЕ  УМИРАЕТ

    В 1970 году последовала выставка в кабинете графики Музея изобразительных искусств в Москве. Чтобы посмотреть 100 рисунков Нади, люди часами стояли в очереди.
     В 1972 году на Центральном телевидении режиссер Фахри Мустафаев снял часовой документальный фильм «Надя Рушева» – его аудиторией стал весь СССР.
       Поклонники ее творчества ждали продолжения. И оно последовало. «Комсомольская правда» опубликовала сенсационную статью Лидии Николаевны Краповой «Загадка Нади Рушевой».
      Вячеслав Щепкин, историк, поэт, журналист в еженедельнике «Тайны XX века» писал: «Надина звезда зажглась уже после её смерти…. Всесоюзное признание Нади началось после некролога, написанного академиком В. А. Ватагиным  и  опубликованного в сентябрьском номере журнала «Юность».
 Страну взволновал трагический образ Нади Рушевой. Нарастал восторженный прием всего, что хоть как-то раскрывало все новые грани жизни и таланта Нади. Журнал «Юность» сделал достоянием общественности  письма Нади артековским друзьям.
Появилась повесть и пьеса о ней, где правда смешивается с вымыслом. Родные и друзья Нади с возмущением узнали о ее будто бы неразделенной любви к артековскому вожатому. Литературные опусы и пьеса о художнице, прозвучавшая по Всесоюзному радио, породили слухи о некоей трагической составляющей жизни Нади. С тех пор в сознании почитателей творчества Нади будет обретаться мысль: столь ранний ее уход из жизни, наверное, не случаен! Что-то замалчивают! «Спрос на Рушеву» достиг апогея к середине 1970-х. И пошел на убыль, как только умер Николай Константинович.
   – Может, талант «эксплуатировали», принуждая слишком много рисовать? А может «несчастная любовь» свела в могилу прекрасную девушку? Или – о, ужас! – тут козни дьявола: девочка посмела нарисовать его око!».

          – Нет, нет, талант Нади никто не «эксплуатировал» –  с уверенностью говорит Наталья Дойдаловна.
               Режим дня в нашей семье всегда соблюдался чётко: Надя ложилась спать в одно и то же время – в 9 – 9.30 ч. утром всегда вставала бодрой, медленно завтракала и неторопливо шла в школу. Возвращалась домой без особой усталости, с аппетитом обедала и сразу делала уроки. Всегда сама. Ее никто никогда не заставлял. Затем, этими же ручкой и чернилами принималась за полюбившееся рисование в маленьких альбомчиках или на листах бумаги и успевала набросать 4-5 ясных композиций в течение получаса – часа. Хотя у нас никто не курил, нам хотелось, чтобы дочка не засиживалась дома, а была на свежем воздухе. Надя любила кататься на санках, коньках и лыжах. Через 2-3 часа возвращалась, играла в куклы до ужина, после которого перед сном оставалось ещё полчаса – час. Вот в это-то время Надя в основном и рисовала. Каждый день. Как бы «утоляя ненасытную потребность»…
 По поводу второго вопроса – не было у Нади «несчастной любви». После Артека и до последних дней жизни Надя дружила с семьей Марка Антоновича – артековского вожатого и очень тянулась к ним. Марк Антонович познакомил Надю с дочкой Ксюшей и женой Аней. Я и муж тоже познакомились с ним. Он оказался очень улыбчивым, простым и домашним человеком. Говорили об искусстве, об истории кино, и о больших мастерах кино и театра. Прощаясь, я спросила, не очень ли много времени отнимает у них Надюша, на что он ответил, что все они, а особенно дочь Ксюша, очень любят её и всегда ждут её приезда.
 А словам «дьявол моей дочери отомстил» я просто не верю.

 Николай Константинович при жизни вёл огромную переписку с музеями и наставниками дочери. Работал много до последнего дня. С большим трудом продвинул к печати альбом «Графика Нади Рушевой», который вышел в 1976 году. Но сам он его не увидел. Без его дара организатора, менеджера-продюсера, как сказали бы сегодня, нельзя было обойтись. И рисунки вернулись с выставок на домашнее хранение в нашу квартиру.
С развалом СССР администраторам от искусства было уже не до рисунков нашей Нади. Советский фонд культуры принял от меня основную часть графического наследия дочери, у которого тогда были большие планы по изданию рисунков моей дочери в виде альбомов и серий открыток. Но, увы, этого не случилось. Едва успели издать в Болгарии один альбом малым тиражом.
 С 1996 года основным хранителем Надиного творчества стал Государственный музей А. С. Пушкина в Москве.
Более 5 000 подлинных рисунков нашей Нади хранится также в Национальном музее имени Алдан-Маадыр в Республике Тыва в городе Кызыле, в рамках которого существует музей творчества Нади Рушевой.
 Я считаю судьбу творчества Нади счастливой. Было много выставок – более чем в 200 городах России и за рубежом – в Японии, Болгарии, Чехословакии, Германии, Монголии. Их посетило более 40 млн. человек. В тех городах, где я бывала с выставками, я замечала неослабевающий интерес к Надиному творчеству, особенно у детей. В книгах отзывов много стихов и тёплых слов. Часто вспоминаю слова о Наденьке, оставленные в книгах отзывов посетителей её выставок. А выставки эти проходили в разных городах: от Москвы и Ленинграда до Воркуты, Чукотки, Владивостока и Ташкента. Тёплые эти слова согревают меня и сейчас.
 В школе № 470 (ныне Государственное образовательное учреждение, центр образования № 1466 им. Нади Рушевой ЮАО г. Москвы), где Надя училась, есть музей, где можно поближе познакомиться с её творчеством.
Началось всё в далеком 1971 году. Николай Константинович с Ниной Георгиевной Колесниковой (ныне директор школы, а тогда занималась воспитательной работой) начал создавать музей. Специального помещения для музея не оказалось.
Первая экспозиция рисунков Нади в картонных рамочках расположилась в спальне группы продленного дня, вокруг маленьких кроваток. Её посещали многие, а кто-то даже написал стихотворение, в котором говорилось, как малыши спят и видят чудесные, добрые сны, навеянные творчеством Нади. Так, фантазии Нади и детские сны прожили рядом три года, а потом у музея появилось собственное помещение. По предложению Николая Константиновича, рисунки одели в белые деревянные рамочки. В школе он часто проводил. По предложению Николая Константиновича, рисунки одели в белые деревянные рамочки. В школе он часто проводил классные часы, посвященные Наде, экскурсии в музее. При рассказе о каждом рисунке вспоминал интересный эпизод, связанный с его созданием, и передавал его слушателям.
 После смерти мужа смотрителем музея были сначала Л. А. Лаврентьева, а затем Г. П. Есипов. В это время в фондах насчитывалось 84 подлинника и около 200 фотокопий рисунков Нади, её личные вещи.
 11 апреля 1985 года музей получил официальный статус «Школьный музей».
 Согласно Постановлению Правительства Москвы № 833 от 7 сентября 1999 года школе было присвоено имя Надежды Рушевой.
31 января 2005 года был открыт выставочный зал, тогда же передана часть коллекции подлинных рисунков Нади из Государственного литературного музея А. С. Пушкина на постоянное хранение школьному мемориальному музею (передано 1218 оригиналов), а в 2007 году 5 кинопленок с фильмами о Наде: «Тебя, как первую любовь…» (реж. И. П. Калинина, М. С. Литвяков), «Три рассказа Нади Рушевой» (реж. И. Трахтенгерц), «Надя Рушева» (реж. М. Мустафаев), хроники выставок.
 Я очень рада тому, что в школе регулярно проходят конкурсы и выставки рисунков, вечера памяти Нади, что есть спектакли о Наде, проводятся уроки литературы и искусства, что позволяет сделать обучение наглядным, живым, полезным.
 Особую благодарность выражаю нынешнему руководителю музея Наталии Владимировне Усенко. Музей работает и как литературная гостиная, куда приглашаются поэты, художники, музыканты.
 
Осенью 2006 года создан и успешно функционирует сайт музея «Надежда есть» (http://www.rusheva.com/), посвященный жизни и творчеству Нади. (e-mail: jurchit@rusheva.com).

 Фондовая работа часто обновляется и продолжается оцифровка работ Нади. Кроме того в фондах музея есть личные вещи Нади: национальный тувинский костюм трёхлетней Нади, школьная форма, портфель, учебники, тетради, пенал, фломастеры, книги, детские игрушки…
 Мне хочется выразить материнскую благодарность всем друзьям, которые в горькие и тяжёлые периоды моей жизни поддерживали меня, помогли выжить и выстоять, ради светлой памяти дочери и мужа, работникам музеев Москвы, Санкт-Петербурга, Кызыла.
 Неизменная моя признательность Наталии Масловой, Наталье Мироновой, Нине Георгиевне Колесниковой, которые вместе с Николаем Константиновичем оформили класс-музей и открыли его в 1971 году.
            
             Надя Рушева была посмертно награждена премией Ленинского комсомола Республики Тува, а Наталья Дойдаловна Ажикмаа в 1984 году – высокой наградой Великого Хурала Монгольской Республики.
            В знаменитом Институте русской литературы АН РФ (Пушкинский дом) в Санкт-Петербурге, там, где хранятся архивы самых великих деятелей российской культуры,  есть и работы из архива Нади Рушевой.

С благодарностью вспоминаю лётчика-космонавта Георгия Михайловича Гречко, который в день рождения дочери 31 января в 1975 году из космоса всему миру показал рисунок Нади «Мальчиш-Кибальчиш», взятый на борт корабля.
 
Воспоминания Георгия Гречко: «Перед первым полётом я думал не только о тренировках и планах исследований. Хотелось взять с собой в космос прекрасное с Земли. Мне с давних пор очень нравится творчество Нади Рушевой. Несколькими линиями она могла нарисовать портрет – и в нём было не только сходство с оригиналом, но удавалось передать и характер, и настроение. Поражал лаконизм, экономия средств: чёрный фломастер – и всё. А какая выразительность! В журнале «Юность» я увидел замечательные иллюстрации, обратил внимание на её возраст – 12 лет. Чудеса! У неё было удивительное понимание героев, там была и детская наивность, и взрослая гениальность. Я помню, как часами под дождём стоял в очереди, чтобы попасть на её выставку в музее на Волхонке. И нисколько не жалел об этом: после выставки восторженные впечатления переполняли. «Люди нуждаются в таком искусстве, как в глотке свежего воздуха. Гениальная девочка обладала поразительным даром проникновения в область человеческого духа» – так писал академик Лихачёв, не слишком щедрый на громкие слова. И вдруг неожиданно для нас в 1969 году она умерла… Как несправедлива ранняя смерть! Ей было 17 лет. Но человек умирает, пока о нём помнят.
 Я нашел родителей Нади – и они пригласили меня в гости. Туда я поехал вместе с младшим сыном, с Мишей. Пятикласснику тоже хотелось «побывать у Нади». Родители Нади встретили нас радушно. Дали нам целую кипу рисунков. Почти всю ночь мы перебирали рисунки, чтобы выбрать для полёта один-единственный. Увидев Мальчиша-Кибальчиша, мы в один голос с сыном воскликнули: «Вот!» Эти три линии – узнавание, характер, настроение – пересеклись. Сказку Гайдара о Мальчише я знал и любил с детства. Мама приносила мне книги Гайдара, когда писатель был ещё жив. Потом он отдаст жизнь как герой, сражаясь с немецкими захватчиками на Украине, а книги останутся с нами навсегда. Не было сомнений: именно этот рисунок поможет нам в полёте. Итак, было решено: Мальчиш летел с нами.
 Я взял в полёт книги, марки и рисунок Нади. И для Ларионовой, и для Стругацких, и для родителей Нади Рушевой, и для многих ревностных филателистов эта моя «прихоть» тоже стала маленьким праздником. Книги я брал на орбиту только из уважения к авторам и к литературе и, конечно, их в полёте не открывал. Читать книги в сравнительно коротких космических полётах – это недопустимая роскошь.
 31 января – день рождения Нади Рушевой. Я помнил об этом в полёте. И отметил этот день на календарном графике буквой «М» – Мальчиш. И вот наступило время сеанса связи с Землёй. Я показал «Мальчиша», в нескольких словах рассказал о Наде. Этот репортаж с орбитальной станции показали в программе «Время», которую смотрела вся страна. Увидели «Мальчиша» и за рубежом. Говорили, что это первый в истории космический вернисаж. А мне важно, что мы, космонавты, всколыхнули в людях память о талантливом человеке.
 Я считаю большой удачей, что мне пришла такая идея – взять в полёт рисунок Нади. В широко открытых глазах Мальчиша есть человечность, хрупкость, но есть и сила, стойкость. Он живой. Весь месяц в полете Мальчиш помогал нам в работе, разделил с нами все открытия и опасности полёта. Посадка выдалась трудная. Пока мы метались по целине, отстёгивая парашют, рисунок помялся.
 В московской школе, где училась Надя Рушева, есть её музей. Я бывал там, общался с ребятами. На копии портрета Мальчиша я написал: «Дорогие ребята! Творчество Нади Рушевой пленило меня ещё тогда, когда она была ученицей вашей школы. Мальчиш-Кибальчиш Аркадия Гайдара и Нади стал поэтому нашим спутником в космическом полёте. Пусть для вас станут примером смелость, верность Мальчиша и неустанное творческое горение Нади!»
 Грустно, невыносимо больно, когда такие талантливые люди рано уходят. Банально, сентиментально, но правда: от них остаются творения – картины, песни. И это уже навсегда».
           С огромной теплотой вспоминаю моих дорогих Михаила и Ирину Литвяковых. В мартовские, последние дни жизни моей дочери, они были рядом с ней и снимали документальный фильм «Тебя, как первую любовь…», который позже был нам подарен. Я несколько раз перечитываю очень дорогое мне их письмо.

            Письмо Литвяковых: «После снятия документального фильма «Тебя, как первую любовь... России сердце не забудет» мы еще по инерции пытались «вставить материал о Наде в  монтаж авторского замысла, но видели, что Наде очень тесно в этом «дне». В это время по громкой связи нас вызвали к секретарю и передали письмо от Рушевых. Мы взяли его и пошли на улицу. В письме были билеты для отчета и маленькая газетная заметка. Стал читать «недавно о ней снимали фильм в Ленинграде»... Моя жена – опытный журналист сразу спросила, а почему в прошедшем времени. Я сразу перекинул взгляд в конец. НАДЯ РУШЕВА УМЕРЛА. Светило солнце, а мы стояли и плакали у студии на Крюковом канале между Кировском театром и Никольским Собором. Этот уголок города был особенно симпатичен Наде.
         Что делать? Мы пошли советоваться к драматургу Борису Добродееву, который в это время монтировал вместе с Семеном Арановичем фильм «Люди земли и неба» о летчике Гарнаеве, погибшем во время лесных пожаров во Франции. Показали смонтированный материал и он сказал – никаких дней памяти Пушкина, авторы еще смогут реализовать свой замысел (они в будущем и сняли с режиссером Владиславам Виноградовым на Лентелевидении этот фильм). Судьба вам подарила уникальный материал и ваш долг документалиста посвятить фильм этой удивительной талантливой, гениальной девочке.
 Вскоре я поехал в Москву и в одном из кинотеатров в Царицыно договорился с директором и вместо киножурнала «Новости дня» показали фильм отцу Нади. Он сидел рядом и плакал. Плакал и я. Трудно было поверить, что Нади нет. Вот же она на экране ходит, рисует, звучит ее голос... Я положил руку на его трясущееся колено, пытаясь унять дрожь. В зале было очень тихо. Пошли титры «Мы этот фильм не закончили. Внезапная болезнь оборвала жизнь Нади Рушевой. Ей было 17 лет...».
           Трудно поверить, что Наде уже – 60 лет! Для нас она останется вечно молодой. Мы с женой очень рады, что новое поколение молодежи через интернет узнает о жизни этой удивительной талантливой девочки. Значит, жизнь Нади продолжается, и будет продолжаться еще очень долго. В 1968 году было решено организовать новый международный кинофестиваль неигрового кино «Послание к Человеку». Меня выбрали Генеральным директором. Я придумал девиз фестиваля и предложил Андрею Смирнову председателю СК СССР в качестве главного приза фестиваля утвердить «Золотой Кентавр», выполненный по рисунку Нади Рушевой. Идея понравилась. И на первом МКФ в январе 1969 года рисунок Нади Рушевой молодой кентавренок, выполненный на «Русских самоцветах» – спонсоре нашего фестиваля, золотой нитью украсил главный приз фестиваля «Послание к Человеку». Надя любила кино, мечтала поступить во ВГИК  и стать художником-аниматором. Позже по рисунку Нади ленинградский художник Дмитрий Пахомов сделал скульптуру Кентавренка и он стал официальным призом фестиваля. А в десятую годовщину фестиваля с помощью генерального директора Балтийской Строительной Компании спонсора и мецената Игоря Найвальта на лестнице фестивального центра Дома Кино и кинотеатра «Родина» был открыт памятник «Кентавру», который стал любимым местом у молодежи, горожан и гостей нашего города... Призы – Кентавры и золотые и серебряные разлетаются по всему миру. А в каталогах и на сайте участники и гости фестиваля узнают об истории этого приза, о Нади Рушевой. А значит, жизнь Нади Рушевой продолжается. И будет продолжаться еще долго, пока Человек еще не потерял своего человеческого облика».

Среди поклонников таланта Нади встречаются люди самых различных возрастов. Один из них Виктор Михайлович Киселёв. Только благодаря его горячему энтузиазму появилась книга «Месяц в Артеке» и публикации на страницах журнала «Юность».
5 марта 1993 года с волнением и гордостью я приняла из рук Л. Г. Карачкиной, которая открыла малую планету № 3516 официальное свидетельство о присвоении этой планете Солнечной системы имени Нади Рушевой. Планета эта, конечно, останется в веках и, возможно, её яркий отблеск коснётся людей земных, как и самобытное творчество моей дочери.
Вот, прошло сорок четыре года, как моя дочь ушла от нас.
Но рисунки моей Нади с певучими линиями до сих пор вызывают неподдельный интерес во всем мире.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

         31 января 2012 года я снова пришла в дом Рушевых. В этот день Надежде Николаевне Рушевой, талантливой художнице, исполнилось бы 60 лет. Надя прожила 17 лет, месяц и неделю, оставила много рисунков, в том числе  «Пушкиниану»   и серии иллюстраций к «Войне и миру» Л. Толстого, «Мастеру и Маргарите» М. Булгакова. Графические работы Нади Рушевой высоко оценены мировыми экспертами и занимают достойное место в искусстве России XX века.
   В Туве Надю Рушеву, по праву, считают своей землячкой. Её мама – Наталья Дойдаловна Ажикмаа – одна из первых тувинских балерин, первая солистка танца «Звенящая нежность». Отец – Николай Константинович Рушев, родом из Тамбова – приехал в Туву в 1945 году из Москвы. Работал в Кызыле в музыкально-драматическом театре главным художником-постановщиком. Молодой художник Николай Рушев не мог не заметить юную, красивую, стройную артистку из балетной труппы Наталью Ажыкмаа. В 1946 году в Кызыле они сыграют свадьбу.
 Юбилейный вечер памяти Нади Рушевой организовали Полномочное представительство Республики Тыва в г. Москве при содействии друзей семьи Рушевых и родственников Натальи Дойдаловны. Дом Натальи Дойдаловны был полон гостей. Я тепло поздоровалась с Надиной мамой, поблагодарила за приглашение и вручила ей скромные подарки.
      В этот день к Наталье Дойдаловне пришли друзья семьи и родственники поздравлять с юбилеем дочери, вспоминать о Наде.
     Самое дорогое для матери всегда связано с Надей: публикации в разных средствах массовой информации, поток которых не иссякает по сей день и дает жизненную силу самой Наталье Дойдаловне. Это самые дорогие, душевные подарки, которые друзья приносят в нескольких экземплярах, так как знают, что газеты, книги потом будут подарены музеям Москвы и Тувы, а также другим своим многочисленным почитателям. Я познакомилась со всеми гостями. Надина тётя Зоя Анатольевна принесла вырезку из январского номера «Российской газеты» со статьёй Дмитрия Шеварова «Таинственный свет Надежды». Московский поэт Вячеслав Щепкин принес вырезку из еженедельника «Тайны ХХ века» со статьёй «Рисунок дьявола» - о рисунках Нади и свечи, которые зажигают у гроба господни в Храме Вознесения в Иерусалиме. Вячеслав Щепкин – поклонник творчества Нади Рушевой и его сборники стихотворений выходят с репродукциями рисунков Нади с согласия её мамы.
 Пока за столом идет беседа, домашний телефон у Натальи Дойдаловны не смолкает: звонят родственники, знакомые и поклонники таланта её дочери из Тувы и разных городов России, из Америки. Позвонили с просьбой принять для репортажа съёмочную группу телеканала «Россия-24». Хозяйка дала согласие. Через несколько минут приехали оператор Олег Молчанов, помощник оператора Андрей Муравкин, корреспондент Дина Иванова. Они сняли репортаж, поговорив с Натальей Ажикмаа, гостями.
    А накануне, 30-го января, приезжала группа телекомпании «РЕН». Гости здесь же посмотрели по каналу «НТВ» сюжет о Наде.
    К юбилею Нади приехали и родственники из Тувы:  , чтобы помочь Наталье Дойдаловне принимать гостей и организовать праздничный стол. Приготовили любимые блюда Надюши и Николая Константиновича – домашние пироги, пельмени и мороженое с клубникой. Мама вспоминала о любви Нади к холодному лакомству и удивлялась: «Как же она не простужалась!».
     Наталья Дойдаловна успевала со всеми общаться, рассказать о своей семье. Слушая её, узнаешь что-то новое и интересное. У них в гостях бывали многие знаменитые, уважаемые люди.
     Например, первый директор тувинского музея и первый фотограф в Туве Владимир Ермолаев (было 120-летие), тоже был в гостях у Рушевых, дружил с Николаем Константиновичем. Он очень нравился Наде, был веселым, добрым. Подаренные ему Надей несколько рисунков он позже передал в дар музею Тувы. Владимир Петрович в свою очередь подарил Наде несколько исторических предметов-сувениров, которые она очень берегла и ценила, зная, что эти вещи старинные. Много раз здесь бывал известный художник Тувы, Иван Чамзоевич Салчак с женой Анчымой Салчаковной Калга-оол, с сыном Эресом, который ныне живет в Америке…
    В этот день сообща решили завести домашнюю «Гостевую Книгу», в которой каждый сможет оставить от себя запись. Как говорит Наталья Дойдаловна, раньше она сама вела дневник и записывала все мероприятия, имена и фамилии гостей.
      Я с интересом слушаю беседы и тёплые воспоминания о Наде. Говорит Зоя Анатольевна Грандберг, двоюродная сестра Николая Константиновича Рушева: «Сегодня Наде исполнилось бы 60 лет. Жизнь Нади, память о Наде – вечны. Как много радости и гордости испытали все мы сегодня, собравшиеся за столом, который с любовью накрыли в доме Нади тувинские друзья и родные Натальи Дойдаловны. Мама Нади – это мужественный, удивительный, стойкий человек, сегодня собрала в стенах родного дома не менее интересных людей. О маме Нади – особая речь. Сколько мужества, ответственности за память Нади показывает она всем людям, многие из которых тоже пережили горечь утрат близких. Здоровья тебе, дорогая Наташа! И тысячекратное спасибо за Надю, за уроки жизни!».

 После слов З.А. Грандберг, улыбнувшись, Наталья Дойдаловна сказала: «Да, жизнь – это великая школа!».
Группу гостей в праздничный день составили одноклассницы Нади Рушевой, в том числе Наталья Миронова, Наталия Маслова, Людмила Скороспелова, для которых этот дом навсегда стал родным.

Людмила Владимировна Скороспелова, одноклассница Нади: «Наде не может быть 60 лет, Надя в наших сердцах так и осталась 17-летней школьницей школы № 470. Прошло много лет как мы празднично отмечали Надин день рождения в 1967, 1968, 1969 годах. Николай Константинович покупал вино «Старый замок», еще что-то. Сегодня появились новые друзья Нади, как это ни странно звучит. Это очень и очень хорошо! Надя была совсем обычной девочкой. Она училась, как все её сверстницы. Надя не только хорошо рисовала, она, как и её мама, проявляла способность к танцам, лучше всех танцевала и нас учила танцам. Она хорошо пела. Я жила в этом же доме, где Надя жила. В школу шли всегда вместе. …Никогда и никого уже не будем мы любить так, как любили Надю, самую лучшую девочку нашего класса, нашей школы. Наталья Дойдаловна, огромное спасибо Вам за Надю. Здоровья вам и долгих лет жизни!».

        Наталия Владимировна Маслова, доктор психологических наук, кандидат исторических наук, действительный член Российской академии естественных наук, одноклассница Нади Рушевой:   «Добрый вечер, дорогие друзья! Я посвятила родителям Нади Рушевой, Наталье Дойдаловне и Николаю Константиновичу свою новую книгу «Графика Надежды Рушевой». Книга начинается с каталога её рисунков. Надя – пахарь в поле. Наш класс – то поле, где Надя упорно трудилась. Надя – это человек со стержнем.
Надя не только рисовала. Она чутко воспринимала, улавливала проблемы жизни и отношений в нашем классе – в обычной школе-новостройке № 470 на окраине столицы. Никакой специализации в школе тогда не было, учились разные ребята: дети рабочих и служащих, местные, коренные и приехавшие недавно в Москву. Она буквально уговаривала нас и «вывозила» из далёкого тогда микрорайона Царицыно в кинозалы, выставочные залы в центральные музеи. Особенно с теплом вспоминаю ту сложную поездку в Ленинград, когда Надя совместно с отцом, Николаем Константиновичем организовала для знакомства с историей и культурно-историческими памятниками Ленинграда. Её знания в области истории искусств нас поражали!
Надя  и хорошо пела. В 1968 году она организовала для одноклассников Клуб юных друзей искусства (КЮДИ). Надя приглашала всех, но были готовы принять её душевный дар не все. После уроков в школе оставалось 5-10 человек, чтобы услышать рассказ подруги. Темы были разные: «Мода от шкурки до миниюбки», «Артек-67», «Маленький принц» А. де-Сент Экзюпери, «Ростовские колокольные звоны», «Война и мир» Л. Н. Толстого.
Надя готовила рисунки, музыку и, конечно, своё повествование на ту или иную тему. Ребята слушали, смотрели. А затем Надя организовывала дискуссию по теме. Было много вопросов к ней. Иногда и очень «колючие» и неприятные. К примеру: «Зачем на рисунке «Наташа в Отрадном» у Наташи Ростовой такая длинная шея – ведь в жизни такого не бывает?» или «Почему ты рисуешь своих любимых героев Пьера и Наташу со спины?».
Наде приходилось не просто пояснить принятое в мире искусства понятие «авторское видение», «образ», но и делать глубокие экскурсы в историю искусства.
На одном из собраний Надя предложила украсить школу плакатами на тему жизни школы.
Она всегда участвовала в школьных конкурсах, викторинах, КВН. Надя была удивительно жизнерадостным человеком. Она с одинаковым увлечением оформляла школьный зал для праздников, и дежурила в классе, убирала картошку в колхозе вместе с нами. Надя – первая модница в школе. Её мама сама шила модную одежду для Нади. Надя и танцевала. А как она танцевала! Вот почему мы любим её.
Одаренная, доброжелательная Надя  вызывала симпатии учителей нашей школы. Софья Петровна Кирюхина – директор школы – способствовала проведению ряда творческих поездок Нади. Учительница физики Валерия Ивановна Пипинь, учитель литературы Николай Петрович Ярмульский, учительница истории Галина Александровна Гусева – всегда находили свободную минутку, чтобы поинтересоваться рисунками Нади.
Спасибо Наталья Дойдаловна, за Надю и самого доброго вам!».
               Светлана Лукинична Минакова, учительница школы № 2017 г. Москвы: «Надю я знаю давно, постоянно следила за её творчеством. Десять с половиной лет назад свершилось чудо! Я с работниками телевидения впервые попала в дом Рушевых. Наталью Дойдаловну называю Звёздочной мамой. В школе № 2017, где работаю, много рассказывала и рассказываю о Наде и её маме. Стараюсь бывать в доме 1-2 раза в месяц. Слушаю Наталью Дойдаловну, учусь у неё мудрости. Дай Бог здоровья Вам, Наталья Дойдаловна, на долгие лета!». В конце выразила страстное желание попасть в Туву.
Оксана Шевченко, друг семьи Рушевых: «Дорогая Наталья Дойдаловна, Вы гениальная мама гениальной дочери! Ваше материнское сердце согревает душу каждого, кто имеет счастье общаться с Вами! Надюшины рисунки потрясают, удивляют, восхищают, завораживают! Сегодня для меня счастливый день! Я в доме Рушевых на юбилейном дне рождения Нади. Спасибо за приглашение и за гостеприимство! Огромное спасибо за Вашу доченьку, за Надюшу!».
 Вячеслав Георгиевич Щепкин, друг семьи Рушевых, историк, выпускник МГУ, поэт, журналист, к.п.н., старший тренер Центров Взаимоотношений, преданный почитатель Надиного творчества. Он может проиллюстрировать каждое свое слово в стихах:
«Мне кажется, Наде до сих пор семнадцать,
И в сверстницы её берём…
Дорогая Наталья Дойдаловна!
Я любил Вас, люблю Вас
и буду любить до тех пор,
Пока сердце мое будет жить!..
Буду столько для Вас в этом мире всегда
До тех пор, пока нужен я вам сквозь года!
И пока продолжается связь всех времен
На Кавказском бульваре есть Вы и Ваш дом!

Весь вечер Вячеслав Щепкин  изумлял всех своим острым словом, красноречием, шутками.
 Олег (Алик) Сафаралиев – друг Нади Рушевой с Артека:
– Добрый вечер, Наталья Дойдаловна  и гости! Вечер сегодняшний очень волнующий, прекрасный! Спасибо Вам! Надя после Артека мне часто писала. Наши переписки были опубликованы в журнале «Юность». Друзья появляются и остаются! Вернуть бы это время молодости назад. Берегите свое время! Рисуйте, пойте, танцуйте, как Надя!
 Роза Иргитовна Сашникова, главный специалист Полномочного Представительства Республики Тыва в Москве:
«Перед тем как заехать в ваш дом мы – представители Полномочного Представительства Республики Тыва завернули на Покровское кладбище. Там мы возложили букет цветов из шестидесяти гвоздик от имени Председателя Правительства Республики Тыва Шолбана Валерьевича Кара-оола  и от московского землячества тувинцев на могилы Нади и её отца, расположенных рядом…».
Наталья Дойдаловна была глубоко тронута, услышав об этом, так как сама сейчас уже не может ездить далеко из-за плохого зрения. Она просила рассказать, в каком состоянии могилы. И каждое слово землячек воспринимала как весточку от своих дорогих сердцу людей – дочери и мужа. Когда они рассказывали, внимательно слушала, улыбалась как-то по-особенному, немного погрустила с влажными глазами и снова улыбалась.
Светлана Бажиновна Бадарчы, завуч по воспитательной работе средней школы села Сесерлиг Пий-Хемского района Республики Тыва, невестка Натальи Дойдаловны, специально приехала на юбилей Нади. Она передала ей поздравления от односельчан из Сесерлига, от хранителей музея имени Натальи Ажикмаа в этом селе.
 По телефону её поздравила философ Чимиза Ламажаа, также передала сердечный привет от имени своей матери Анны Момбужаевны Ламажаа, также из Тувы Клара Бурбулдеевна Куулар с сыном Адыгжы и многие другие.
Слова благодарности сказали Мария Самыяевна Чимба, родственница Натальи Дойдаловны, друзья – семья земляков Виктора Викторовича и Татьяны Чанчыповны Одушпаяк. Они постоянно следят и ухаживают за могилами Нади и Николая Константиновича. Несколько лет назад, к великому сожалению, семья Одушпаяк  потеряли свою маленькую дочку, тоже Надю, и она похоронена рядом со знаменитой тезкой. Все от всей души с добрыми пожеланиями вручили подарки Наталье Дойдаловне.

4 февраля 2012 года в субботу, в 15 ч. в Центре образования № 1466 им. Нади Рушевой состоялся Юбилейный вечер, посвященный 60-летию Нади Рушевой.
          
            В день 85-летия хозяйки исторической квартиры к ней приехали  с поздравлениями не только родственники. Поздравление с цветами и подарком прислал Председатель Правительства Республики Тыва Шолбан Кара-оол. Его слова зачитал Полномочный представитель Республики Тыва в Москве Ренат Ооржак, добавив к этому поздравление и от себя, а также от коллектива Полпредства. Телеграмму отправила депутат Госдумы, председатель комитета по вопросам семьи, женщин и детей Елена Мизулина. Подравили тувинский депутат Государственной думы  Лариса Шойгу, поэт и переводчик в Москве Комбу  Бижек с супругой. Приветственные адреса и подарки поступили от министра культуры Тувы Вячеслава Донгака, от коллектива Национального музея Республики Тыва во главе директора Виктора Чигжита, зав. музеем Нади Рушевой – Александра Хертека  и многих других.
           На открытии выставки Нади Рушевой в Национальном музее Республики Алтай (2013 год) выступил заведующий отделом культуры и искусства Национального государственного музея Тувы, Заслуженный деятель искусств Республики Тыва Александр Хертек:
— Мне очень приятно, что Национальный музей Республики Алтай принял выставку нашей гениальной художницы. Радостно, что всё это происходит здесь, на земле великого художника Григория Чорос-Гуркина, чье творчество меня покоряет. Каким образом сложилась тувинская коллекция работ художницы? Ее мама передала нам в 1988 году 360 рисунков. В 1993 году при Национальном музее был создан музей Нади Рушевой на основе этой коллекции. Пушкинский музей также передал нам часть замечательных композиций. Надя Рушева — гений. Так о ней после ее смерти сказал академик Д.С. Лихачев. Наша выставка путешествует шесть лет. Была в Минусинске, Абакане, Шушенском, в Омске, Барнауле, Зеленогорске. И нам присылали удивительные отзывы. Желаю всем глубоко проникнуться этими работами и ощутить легкое дыхание ее творчества. Она рисовала сердцем. Для всех людей…
   О наследии Нади Рушевой спорят и говорят до сих пор. Коллекция включает в себя также иллюстрации к  произведениям Лермонтова, Гоголя, Шекспира, Чуковского, Андерсена, Гофмана, Диккенса, Байрона, Грина, Дюма, де Сент-Экзюпери и других писателей…
       Есть имена, которые со временем исчезают, выветриваются. Но есть такие чудесные люди, прикасаясь к искусству которых, ощущаешь, что ты находишь новый источник. Такой же источник — Надя Рушева, успевшая сделать много того, что соответствует высшим ступеням изобразительного мастерства. И не только от этого есть ощущение ее как иллюстратора мира, атмосферы. Это чистый родник, и он сегодня перед вами. Выставка достаточно объемна — около сотни рисунков. Она – ключ к тому, что еще предстоит увидеть. Можно смотреть и пересматривать эти работы, чтобы освежить и обновить чувства.

Заканчиваю писать воспоминания Натальи Дойдаловны за рабочим столиком Нади в квартире Рушевых…
Сегодня, т.е. 6 марта 2013 года, 44 года со дня внезапной её кончины… Комната Нади. В коридоре – книжные шкафы до потолка, а в соседней комнате, среди шкафов с рисунками – стеклянный секретер с книгами отзывов. Их подарили родителям Нади после посмертных выставок многие музеи. Раскрываю первую попавшуюся книгу:

«С интересом познакомился в ГМИИ с выставкой нашей землячки Нади Рушевой. Большой талант, несомненный». Салчак Тока, первый секретарь Тувинского обкома КПСС, писатель, лауреат Государственной премии
«Пушкин и Надя – драгоценный слиток…».   Пушкинисты
 «Надя – Моцарт рисунка!».  Студентка Казанского университета
«Мы стали богаче и просветленнее. Спасибо тебе, Надюша!..».  Твои сверстники из Комсомольска-на-Амуре
 «В творчестве Нади Рушевой всё уникально и неповторимо». Доцент Московского архитектурно-художественного института В. Карцев.
 «Пусть же множество самобытных листов беспримерного творчества юной Нади Рушевой всегда будет украшать наше искусство! Беспощадная жестокая судьба вырвала из жизни только что расцветший талант гениальной московской девочки. Да, гениальной – теперь уже нечего бояться преждевременной оценки». 95-летний писатель-пушкинист Арнольд Ильич Гессен.
«Поэт живёт рифмами, музыкант – созвучиями. Надя жила и мыслила рисунком. Её рисунки – сразу набело. Каждое мгновение – драгоценность. Вот оно – слияние мысли, чувства, руки в гениальной линии! ». Наталия  Маслова, доктор п. н. и  к. и. н., действительный член Российской академии естественных наук, одноклассница Нади Рушевой.
«Воображение Нади – исключительно ёмкое, мудрое, дальнозоркое, остросовременное. Она рисовала сердцем»  Писатель Лев Кассиль
«Надя – хороший человек и поэтому хороший художник. Понимаете ли, это кристаллизация чистого духа»   Д. С. Лихачёв
 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    Наталья Дойдаловна Ажыкмаа-Рушева – один из известных на родине людей. Дочь простых аратов из местечка Уш Кожээ Пий-Хемского района Республики Тыва стала одной из самых талантливых учениц Анатолия Шатина, солисткой первого танцевального коллектива республики. Стала первой исполнительницей легендарного танца "Звенящая нежность", который сегодня является классикой тувинской хореографии, женой и музой театрального художника Николая Рушева, командированного в Туву вместе с другими деятелями культуры СССР. Их дочь, юная художница Надя Рушева ворвалась в мир искусства яркой, стремительной, но рано угасшей звездой. После смерти дочери и мужа Наталья Ажикмаа-Рушева является главным хранителем и пропагандистом их творческого наследия.
   Она несколько раз избиралась депутатом Верховного Совета Тувинской АССР всех созывов, очень ответственная за развитие национального искусства республики, видный общественный деятель, гордость и слава Тувы, которую она представляет в нашем многонациональном искусстве! Живо рассказывающая о своей жизни Н. Д. Ажыкмаа-Рушева запомнилась мне, как живое олицетворение вечной любви. Для Натальи Дойдаловны, скромной, тихой и работящей тувинской женщины, свойственно носить переживания в себе, быть сдержанной. И эта природная сдержанность сохраняет ей силы.
Наталья Дойдаловна, история Вашей семьи, Ваша личная история – это история нашей республики, история искусства Тувы, история искусства России. Для нас величайшая честь – знакомство с Вами. Прикоснуться к легенде семьи Рушевых, укреплению которой Вы приложили огромное количество сил,  – означает прикоснуться к Постоянству, к Любви, к настоящим Семейным ценностям.
Огромное спасибо вам, дорогая, Наталья Дойдаловна, за то, что вы есть, за наше совместное общение, за вашу память, за вашу любовь, за гениальную дочь Надю Рушеву.
Ваше материнское сердце согревает душу каждого, кто имеет счастье общаться с Вами!

Зоя Донгак,
аспирантка Литературного института имени А.М. Горького.










СОДЕРЖАНИЕ

Мама Нади Рушевой
В родной юрте
Ажыкмаа в мире искусства
Молодой художник
Русский жених и муж
Солнечный Таджикистан
Монгольские степи
Семейный праздник
Маленькая Надя
Надя впервые в Туве
Плыви смело, Надя, в море знаний!
Искусство как страсть
Первый успех
У моря
Дар предугадывания
Артек
Выставки
С Пушкиным в сердце
Любимый роман
Отец Нади
Нади нет. Как жить?
Надежда не умирает
Послесловие
Заключение.






Донгак Зоя Шомбуловна
МАМА НАДИ РУШЕВОЙ
На русском языке
Редакторы:
М. А. Замотина, М. А. Хадаханэ
Корректор А. Р. Эренчин
Компьютерная верстка Т. К. Монгуш


Подписано в печать 21. 04. 2014 г.  Формат 60х84 1/16
Бумага офсетная. Физ.печ.л. 10, 25+ 16 илл. Тираж 200 экз.
Заказ № 6539 к.
Отпечатано в ОАО «Тываполиграф»
667000  г. Кызыл, ул. Щетинкина и Кравченко, 1

ПОСВЯЩАЕТСЯ
100-ЛЕТИЮ
ЕДИНЕНИЯ
РОССИИ и ТУВЫ
и ОСНОВАНИЯ
ГОРОДА КЫЗЫЛА