Шкура Аримана

Алаундо Мрачный, чародей и заклинатель из Мемфиса, друг Дуг-Па с Востока и северных ведунов, учил навязавшихся ему последователей всякому. А особенно сей почтеннейший старец любил рассказывать им разнообразные сказки, которыми изрядно кормил их умы , дабы те, увлеченные размышлениями о высоких истинах, якобы сокрытых в сих незамысловатых и совершенно бессмысленных сказаниях, хотя бы на какое-то время оставляли его в покое. Вот одну такую сказку мне и довелось услышать в одной из таверн Западной Нарвии совершенно случайно, от самого Алаундо, на тот момент изрядно подвыпившего путешественника, и по обыкновению, окруженного толпой любопытствующих, и еще более пьяных зевак…
Таким был тот рассказ:
Стоял яркий летний день. Такой образцово-летний день, где зной и шелестящий шум листьев, переплетаясь вместе, создают пеструю гамму ощущений и чувств, пьянящих наше тело и душу летним вином безмятежности. Вино это переливается сотнями оттенков умиротворяющей зелени, сотнями интонациями мелодичного пения птиц, и при этом по вкусу напоминает срез спелого авокадо, дивного фрукта из далеких краев, где всегда царствует лето. И нет в тех краях привычного для вас северян, разделения на природные циклы. Северяне как известно переживают весну, осень, зиму. Зарождение, Угасание, Смерть. Но там – лишь лето. Лишь стоячий фаллос Вакха, эрегирующий в пламенном экстазе созревшей природы. Вот таким и запомнил этот день человек. Летним, зеленым, в меру жарким и на первый взгляд идеальным июньским днем. Человек сидел на скамье, в расслабленной позе, укрытой тенью цветущей бузины. Его туловище было устелено тонкой туникой, а в левой руке человек сжимал керамический  сосуд наполненный пивом. Время от времени человек подносил бутыль ко рту, потягивая из горлышка прохладный напиток.  Скамья на которой восседал человек, находилась на окраине небольшого, но гордого поселения, там где кончалась цивилизация и начинался почти нетронутый рукой человека первозданный лес.
Человек даже не заметил, как упоенный хмельным напитком и вином безмятежности, уснул под деревом… И, кажется, проснулся, почувствовав чье-то присутствие рядом с собою. Ветхий старик, глаза которого были устелены плотным слоем катаракты, навис над ним, опираясь на искривленную трость из кедра. Его седые волосы копной вываливались из под серого капюшона, а по испещренному глубокими морщинами лбу - тек пот. Немного опешивший от такого видения, человек, тем не менее, преодолев желание уйти подальше от столь странного пришельца, поинтересовался у того, не желает ли он присесть рядом с ним… На что старец, лишь усмехнулся, поднял свою левую руку и не поворачивая своей головы указал пальцем в сторону леса:
- Там, - сказал он, - живет зверь. Коль хочешь ты узнать, как зовут его, поди в его логово, и спроси сам.
Старик развернулся и медленным шагом направился на восток, туда, откуда появилось пышущее жаром дневное светило, нынче взобравшиеся на самый верх.
- Погоди, отец! – В возбуждении воскликнул человек, пытаясь докричаться до старца. Он хотел спросить его, что за зверя он имеет ввиду, почему так важно знать его имя, и зачем человеку идти вглубь леса, прямиком в его пасть. Старец словно прочитав мысли человека остановился, и не оборачивая головы произнес, тихим но уверенным голосом:
- У этого зверя странные повадки, его челюсти смыкаются на горле только тех, кто не смеет приближаться… к нему… Коль сдрейфишь сейчас, зверь наверняка рано или поздно найдет тебя, и сожрет. – Старик сказал это, и сделав еще несколько шагов, вскоре исчез за горизонтом.
Слова старца пугали, и одновременно пробуждали аппетит любопытства. Никогда человек ранее не слыхал о таком звере. Звере, который набрасывается вовсе не на тех, кто тревожит его покой, а напротив, избирает своею добычей наиболее благоразумных людей, которые стремятся держаться подальше от нор диких животных. Наверняка этот старец спятил, - думал так человек, - и зверя о которым он говорил попросту никогда не существовало. Однако, в итоге человек принял решение все же последовать совету слепого старика, и выйдя на тропу идущую прочь от города, двинулся в сторону леса. “Если зверя не существует, – подумал он, - я хотя бы дам ему какое-нибудь имя. Ибо такое удивительное создание, - снова рассудил человек, - коль оно не существует, должно хотя бы иметь имя, как единорог или химера”. Человек всегда любил давать всем имена. И тем, кто получал от него имена, существовали на самом деле. Пусть человек и не всегда осознавал это сам. Таков был этот человек, как и все люди, но при этом - один человек.
Итак человек шел по лесу, перепрыгивая через ложбины и поваленные сучья. Пробираясь сквозь тенистые живописные берёзовые рощи, он то и дело поглядывал по сторонам, в надежде найти, хотя бы что-нибудь отдаленно напоминающее логово огромной и предположительно волосатой твари с огромными клыками и когтями. Отчего-то человеку казалось, что искомый им зверь должен выглядеть именно так. Он уже почти отчаялся, невольно коря себя в глупости, и неустанно проклинал старика за его самодурство, как вдруг заметил, как в чаще зеленеющей перед ним, начал собираться густой и удушливый туман. Туман этот становился все гуще, и расширялся прямо на его глазах. Пожирая изумрудные листья, и могучие стволы кряжистых дубов, туман с удивительной скоростью приближался к человеку, и невольно, человек почувствовал себя тем самым стариком, глаза которого пожрала катаракта. Воистину это было похоже на ослепление. Краски летнего дня, становились все более и более бледными и мрачными, умолкли даже птицы, солнце, которое еще мгновение выглядело царственным венцом, сейчас казалось жалким бледнеющим шаром, однако горячим, как раскаленное железо.
Без всякого преувеличения, это было торжеством пустыни, торжеством смерти в самом сердце летнего рая… Даже самая холодная и продолжительная зима выглядела предпочтительней, нежели чем этот знойный тропический кошмар. Человек уже собирался обернуться и бежать обратно, как вдруг из густой туманной дымки, прямо перед ним возник образ чернобородого всадника в золотых доспехах. Смуглокожий всадник восседал на благородном белом арабском скакуне. Его голову венчал вычурный медный шлем, формой напоминающий орлиный клюв, а в руке своей всадник сжимал длинный, туго натянутый лук. Взгляд его был почти безумным, как у фанатика. А черная обводка вокруг его широко раскрытых карих глаз, только усиливала сей эффект.
- Прошу прощения о благородный рыцарь, - пытаясь сохранять показательную учтивость промолвил человек. Тем не менее, в данный момент человеку было так тошно, и так душно, что он едва сдержал свои эмоции, дабы не изойтись гневной триадой ругательств прямо перед странным чужаком в седле. Но, все же, буквально заставил себя, продолжить говорить, сохраняя при этом положенный тон:
- Я вошел в этот лес с целью найти некого таинственного зверя, который нападает только на тех, кто не осмеливается приближаться к его логову, но понял, что это бесполезно и кажется заблудился. Скажите мне сударь, Вы как я как погляжу, бывалый охотник, судя по вашему виду и снаряжению, а значит и хороший следопыт. В связи с чем, я бы хотел попросить Вас помочь заплутавшему путнику, ставшему жертвой подлого розыгрыша, найти дорогу ведущую прочь из леса обратно в город. Разумеется, этот путник сможет отблагодарить Вас за любезно оказанную услугу.
Какое-то время всадник пугающе и таинственно молчал, продолжая пялиться на человека сверху вниз, словно тот какое-то неведомое для него создание. Наконец, к облегчению человека, молчание было нарушено, и губы всадника зашевелились:
- Отчего же не помочь столь доброму путнику – Молвил всадник с явным восточным акцентом, напоминающим армянский - Однако все же, позволь мне сказать тебе о том, что зверь которого ты ищешь, действительно существует. Я уже давно охочусь на него, и буквально перед тем как я повстречал тебя, мне удалось наткнуться на его логово. Оно вон там, совсем близко.
Затем всадник указал в сторону возвышенности, очертания которой уже довольно четко, проступали сквозь пелену рассеивающегося тумана. На возвышенности стояли два древа чьи ветви плотно касались друг друга, подобно двум братьям-близнецам возложившим свои руки друг другу на плечи. Всадник же продолжил:
- Но боюсь своими силами я едва ли одолею зверя. Посему у меня для тебя предложение одинокий странник. Помоги мне в битве с ним, и будь уверен, я исполню твое пожелание.
Слова всадника несказанно обрадовали человека. Он начал свое путешествие в глубь чащи с целью найти удивительного зверя, и теперь стало понятно, что он проделал этот довольно долгий и утомительный путь не зря. Он согласился помочь всаднику в его охоте, поскольку был уверен в том, что если тот говорит правду, и это действительно тот самый удивительный зверь о котором рассказывал слепой старик, то когда человек приблизиться к его логову в плотную, ему не зачем будет бояться зверя. Ведь этот зверь пожирает только тех, кто не смеет приблизиться.
Человек сделал несколько шагов в сторону возвышенности, на которую ему указывал всадник, как вдруг, до его уха донесся скрип отпущенной тетивы. Далее последовала резкая боль, охватившая левую лопатку человека, эта боль заставила его остановиться на месте, судорожно вздрогнуть всем телом и припасть одним коленом на землю. Он повернул свою голову, настолько, насколько это было возможно, и к своему ужасу заметил, что из его спины торчит стрела. Она вонзилась в плоть человека пробив легкое, и вышла наконечником наружу. Подлый всадник же по прежнему располагался позади, опустив свое недавно использованное оружие, он слез со своего коня, подошел к задыхающемуся человеку, а затем беззлорадно прошептал ему на ухо:
- Бедный ты мальчик. Этот зверь проглотил тебя уже давно, а ты и не заметил. Он бы наверняка поглотил бы и твою бессмертную душу без остатка, если бы ты оставил слова старца без внимания. Но будь спокоен на этот счет. Твоя воля сделала верный выбор. Я помогу тебе выбраться из его утробы, и ты снова сможешь летать, как и прежде. Это будет моим безвозмездным даром тебе, сын мой.
Сказав эти странные слова, всадник сломал руки и ноги человеку. Когда же с этим было покончено, всадник достал из-за своего пояса охотничий нож, и начал медленно срезать с человека кожу, орудуя этим инструментом так, словно потроша шкуру только что убитого барана. Боль была невыносимой, человек бился в агонии, моля всадника прекратить чудовищную пытку и закончить его страдания, даровав быструю смерть. Но всадник продолжал кусок за кусочком отрезать от человека, не обращая на его мольбы абсолютно никакого внимания. Все это время беспощадное полуденное солнце коптило человеческую плоть, и не было ведомо сколько же в точности минуло часов с тех пор как началась эта мука, ибо сие бледное солнце не думало падать за горизонт. Когда кожа человека наконец была снята, всадник, располагавший не дюжей силой, согнул стволы двух стоявших друг против друга деревьев, и прикрепив их к земле с помощью веревки и колышков, распял человека на их расходящихся сучьях, в такой позе, которая весьма напоминала римскую цифру X. На левом запястье человека, всадник вырезал полумесяц. На правом запястье круг, с уходящей к низу стрелкой. На левой же ступне был выведен крест, чья вертикальная черта к низу преломлялась в кривую, напоминавшую серп. И наконец на правой ступне был вырезан круг, с присовокупленном крестом снизу, и полумесяцем сверху. Но даже на этом, жестокий чернобородый мужчина, не проявившей ни единой эмоции под час своих действий, не думал останавливаться. Он вырвал из груди человека сердце. Оно еще билось когда он сжал его в своей ладони. Ошарашенный и обезумевший от боли человек, все еще с изумлением лицезрел как под прессом ладони его мучителя, его собственное сердце сжимается, а из его открывшихся пор, стекает гной и выползают змеи.
Всадник разжал ладонь, и сердце человека до этого казавшееся лишь куском плоти, удивительном образом обернулось сверкающим сгустком живого пламени . Оно пульсировало в руках всадника ослепительным светом, а его расходящиеся ярко-красные язычки по форме напоминающие лепестки цветущей розы, похоже ни в коей мере не обжигали кожу.
-Потерпи немного мальчик. – Промолвил чернобородый, вкладывая полыхающий бутон в грудной разрез мученика. – Сейчас я выпущу тебя из твоей темной темницы на свет.
Затем в руке всадника блеснуло лезвие топора. Оно стремительно опустилось на веревки, прикрепляющие согнутые стволы к земле. В ту же секунду, стволы деревьев-близнецов со скрипом разогнулись, и суставы распятого разошлись по швам, словно порванное полотно. И действительно, всадник не лгал мученику. Человек научился летать сразу же как только зверь выплюнул его из своей утробы. 
Сказав это седобородый Алаундо тут же умолк, давая окружающим его людям понять,  что рассказ его окончен.  Окружающие же еще долго прибывали в недоумевающем замешательстве. Они методично теребили свои не выбритые подбородки, и с подозрением косились на чудаковатого рассказчика, в безмятежном спокойствии допивающего свой хмельной напиток. Наконец один из слушателей, пересидевший  всех прочих  зевак, к тому времени уже покинувших общество мудреца, не выдержал и преодолев собственную робость, все же обратился к Алаундо с терзающим его вопросом:
- О Мудрейший! – произнес он осторожно выговаривая каждый слог. –Прости меня но не могу я понять одного из твоего сказания. Так что это все-таки за зверь такой… Который нападает только на тех кто не отваживается подойти к его логову?
Алаундо лишь усмехнулся, а затем ответил:
- Воистину, друг мой, этот зверь есть человек с головою тельца и невежеством ему присущим. Коль боишься подойти и сразиться с ним, проглотит тебя, и тобою же наречется.
Обыватель чуть приободрился, но по нему было видно, что любопытство его было удовлетворено не до конца.
- А кто же всадник? – Снова спросил он.
Алаундо покачал головой, чуть наклонился вперед и глядя собеседнику прямо в глаза молвил:
- А всадник, друг мой, это тоже ты, только ты еще не понял этого. Ведь в моем рассказе не было никого более... кроме тебя самого.