2001 г 26 окт В литературе героизация алкашей

          Наладчик Володя Чинин объяснил мне, почему Никонов так усиленно придирается к качеству деталей, хотя за все время работы завода не было ни одной рекламации по диску и барабану тормоза.

— Начальники воруют, а с ним не делятся, вот он и свирепствует.

Почти об этом же говорила и иеговистка, Зинаида Шебалина, как бы досадуя:

— В других БТК, так деньги приносят, лишь бы детали принимали.

Впервые с меня взяли объяснительную за допущенный брак, хотя Скрипкин сказал:

— По всем меркам барабаны идеальные, пропускай и похуже, но была проверка ДПК, которая и обнаружила отклонение, и ей нужно, хоть кого-то наказать, чтобы была видимость ее работы.

Понимая это, я и написал, что признаю свою вину, но разозлился: ах, вы требуете приемки качественных деталей, что же, они будут.

И начал браковать детали, которые имели хоть малейшую раковину, при работе она никак не сказывается, ранее пропускали и более значительные раковины, и не было возвратов.

Теперь же, за смену выбрасывается в брак более ста барабанов. Огромные деньги уходят на ветер, но никого не волнует, потому что еще больше денег прилипает к рукам начальников, а потеря этих денег, — капля в море, хотя море и состоит из капель.

Почти всю неделю не работаем, придираемся к малейшему отклонению от чертежа, а в субботу и воскресенье выходим работать в две смены. Благо, потребность в барабанах не столь велика, как в советские времена.

Температура упала до -5, сильный пронизывающий ветер метет по улицам редкие снежинки.

Вчера удалили два нерва. Надо ставить коронки, так как два передних клыка скололись. Вот и пришел мой черед протезироваться. Страшно неприятно, но никуда не денешься.

Попробовал распланировать время так, чтобы в течение смены успеть к протезисту, как вчера — почти все получилось: и доработал, и у стоматолога побывал, у протезиста, даже рентген сделал, и везение кончилось, сбой.

 Стоило мне договориться, чтобы меня отпустили пораньше, как меня перевели работать на барабан без Пихтовникова, который скользил. Закон подлости.

 Стелешь соломку в одном месте, но падаешь в совершенно другом. Обиднее всего, что и работать на барабане не пришлось, всю смену просидел, в ожидании, что принесут подписанное разрешение на отклонение. Все жду, когда мимо меня пронесут труп моего врага, Паши Суворова, но, видимо, не дождусь.

Слишком много терпения надо, а я нетерпелив. Иной раз и всей жизни не хватит ждать.

После работы пошел к протезисту, уверенный, что он назначит мне время, я заплачу, и мне поставят металлокерамику. Но он посмотрел снимок и сказал, что я должен долечить третий зуб, на два миллиметра не допломбировали.

Пешком вернулся в 25-й корпус, почти полтора километра уже проделал сюда, и обратно столько же.

Но Сачкин отказался делать, мол, вчера пробовал и не смог подобраться. Вернулся к протезисту, который посоветовал обратиться к платному, мол, они сделают, у них техника получше.

Это означало новые незапланированные мучения. Через два года понял, что не надо было ставить металлокерамику, стальные лучше чувствуются во рту.

А ещё через десять лет стальные сломались, керамика стоит.

29 октябрь. И снова облом. Утром пошел к платным врачам. И первый и второй отказались делать. Третий напустил столько страха:

— Приготовьтесь к бесконечному лечению и дорогостоящему, за тысячу рублей, и терпению, как моральному, так и физическому. Нужно снимать пломбу, а там может быть цементная или другая более крепкая пробка, которую не взять никаким сверлом, придется обращаться к хирургу, делать резекцию корня.

На все это я не готов. Мне легче вырвать этот зуб. Но он меня пока не беспокоит. Предложу не трогать его и поставить коронку на три зуба.

День солнечный и теплый +6.

Каждый день болит надкостница от уколов, когда удаляли нервы, и сколько еще терпеть?

Усилился шум в ушах, хотя сильных головных болей давно нет, и не могу понять причину, то ли помогло новое лекарство Гинкго Билоба — пищевая добавка, то ли какая-то другая причина, начал снова принимать пирацетам, который, как мне показалось, снимает напряжение в голове и снижает шум.

Возможно, я ошибаюсь. Но уже почти два года не обращаюсь к невропатологам, которые ничего нового не советуют, то ли не хотят шевелится без взятки. Но не уверен, что и она поможет, поэтому и не даю.

19 ноября через два часа после начала смены заявился Коблов, которого уже не ожидали увидеть, говорили, что устроился жестянщиком куда-то, и смеялись, мол, какой из него жестянщик?

Перед ним приходил его двоюродный брат, спросил:

— Появлялся ли Коблов?
— Нет, — ответил я. — Он лечился?
— Нет. Но сейчас трезвый. На завод боится приходить, так как у многих позанимал, а отдавать нечем.

Мы помолчали, понимая бесполезность слов, и он ушел. Коблова поставили третьим на барабан. Молчалив, ни к кому не подходит. Отвечает, если заговаривают.

Весь ноябрь прошел в лечении и обтачивании зубов для протезирования. Вот и моя участь настала, носить коронки.

Будда после просветления на 82-ом году объелся вкусной свинины, потом не смог избежать искушения, искупаться в холодной воде, а жир возьми и застынь в желудке — несварение.

И в чем его святость? Обыкновенный человек, как и Христос, каких много было, не желающих работать, томило словотворчество и желание пророчествовать.

Бунин в дневниках уличает писателей в двуличности, но за собой этого греха не замечает: так, читая записки Чехова, комментирует: «Выискивает мерзость. Пошлость».

А я подумал: Зощенко из той же когорты. Тененбаум.

С каким восторгом Тененбаум читал свой рассказ, копируя прототипа — неприятного человечка с ярко выраженным говорком.

У всех нас какие-то недостатки. Наслаждаться их изображением? Не  в моей натуре. Не тот характер, или же не так воспитан: нельзя передразнивать. Грешно смеяться над чужим убожеством.

Бунин в начале века пользовался телефоном, а у многих из нас, его до сих пор нет. Я мечтаю о компьютере, который так и останется мечтой. И в третьем тысячелетии разбитые дороги, дребезжащие автобусы, коммуналки, нищие, бомжи, ковыряющиеся в мусорных баках — никогда за всю жизнь не видел подобного!

И сам народ за сто лет не стал лучше. Во все времена были разбойники, насильники, но не в таком количестве. Нравственных примеров не стало.

Девочки мечтают стать проститутками, мальчики – крутыми бандитами. И ведут себя соответственно. Россия вырождается, и скоро на заводах работать будет некому.

В автобусе худой мужик в меховой шапке, темная куртка, как у многих пассажиров. Черная борода неухоженная, клочками. Нижняя губа, как у шимпанзе, отвислая, чуть ли на палец. Губы неестественно толстые, темно-фиолетового цвета. Никогда таких не видел. Что-то нездоровое, может быть, бомж. Хотя сейчас не разобрать, кто бомж, а кто рабочий. Единственное отличие — цвет лица: загорелый, то ли от грязи, то ли от водки — прилив крови.

Неудобно долго рассматривать. В автобусе никто друг на друга не смотрит, неприлично. Только мельком, вскользь.

Стоило написать, что давно не болела голова, как снова начались приступы. Что это, закономерность? Сглаз? В который не верю. Но в воскресенье вечером вдруг догадался: на работу взял с собой два яблока зеленого цвета, но сладких, немного кислых, в девять утра съел натощак, и к обеду разболелась голова.

После работы голову под горячий душ – полегчало, и вечером стало совсем терпимо. Точно так же было два дня назад, когда я съел яблоко. Неужели от них?

У Бунина: два студента решили удавиться, чтобы их вынули из петли за мгновение до смерти, и они могли рассказать, что испытали: Ослепительный свет и грохот грома.

Последнее мне знакомо — спазм сосудов создает впечатление выстрела в голове. Видимо, от недостатка кислорода происходит спазм — отсюда ощущение грома.

Бунин не любил Достоевского, Гоголя. Это его право. Он не понял простую истину: у каждого писателя есть свой читатель. Может быть, это зависть, или ревность?

Бунин никогда бы не смог написать "Страшную месть", "Портрет",  а Гоголь — "Деревню", "Жизнь Арсеньева". Каждому свое.

Коблову предложили перевестись в другое БТК,  дали неделю на устройство.
Пошел на переговоры в 15 корпус. Мастер согласен, все контролеры женщины.

Потом, видимо, кто-то подсказал пойти в термичку, там бесплатное питание, трехсменная работа. В раздевалке говорит ребятам из другой смены:

— Там больше платят, шесть тысяч, а здесь всего за три приходиться вкалывать.

Все промолчали, не сказали, что они и здесь получают эти же шесть тысяч, и он мог бы, если бы работал, а не пил.

Вдруг в Библии прочитал эпиграф для своей повести, о нем я даже не думал, просто прочитал фразу и увидел, что это готовый эпиграф, выражающий суть повести.

У Нины Хлебниковой умер брат Николай. Спился. Последние десять лет изводил всех близких своим неуемным пьянством, вырезали желудок. Два года был в таком состоянии, что все думали: не жилец. Но он все тянул и тянул. Не пьющий, на его месте, давно бы загнулся. Выгонял жену из дома. На Гену окрысился:

— Чё ты смотришь? Думаешь, никуда не годный? А ну, вон из моего дома!

Гена обиделся и сказал:

— Больше не собираюсь к нему ходить!

 Так оно и получилось. Даже когда собрались выезжать на Украину. Заняли у нас деньги — три тысячи, тремя бумажками, чтобы Вике было удобно везти в Ростов, уже купила билет на 18 декабря.

Сергей подарил отцу новый бумажник, и Гена положил его в верхний карман пиджака. Переодел брюки, в которых лежали деньги. Нина позвонила ему со своей работы:

— Деньги взял?
— Взял, — он пощупал бумажник.
— Куда их положим?
— В поезде будем решать.

Сергей привез их к вокзалу, посадил на поезд.
В вагоне Гена открыл бумажник, и только тогда вспомнил, что деньги остались в старых брюках. Он схватился за голову. Что делать?

Нина поехала, а ему пришлось выйти, и поехать на следующий день.

 Колю уже похоронили, пришел уже на свежую могилу. Все родственники без денег. Заняли под деньги Нины. На ее же деньги справляли поминки и девять дней. Жена Коли заливается слезами, несмотря на все гонения мужем. Мать плачет, всеобщее горе. Мне же его нисколько не жаль. Это не человек, который измывается над ближними в полной уверенности своей безнаказанности, потакание своим слабостям.

18 декабря Игорь отвез Вику на вокзал в Самару, за день до этого купил сотовый телефон и вовсю пользуется им. Из Самары позвонили Власте. Как я и предсказывал, в этот день выпал обильный снег, покрыл черную, до этого землю.

А Кубань, вообще, завалил снегом, за сутки выпала годовая норма, больше метра, повалило опоры ЛЭП, на перевале авто не могут проехать, застряли. Все побережье осталось без электричества, немного подает Абхазия, и местная ГЭС, едва хватает на насосную станцию и другие системы жизнеобеспечения, но тепла нет.

В Нью-Йорке в восемь утра загорелся кафедральный собор, который начали строить еще в ХIХ веке.

Для кого-то этот день прошел по Тихо Браге, который вычислил несчастливые дни по месяцам.

Да и я опасно перебегал дорогу перед автобусом, не заметил сигнал светофора, увидел, что женщина переходит дорогу, и подумал, что она идет на зеленый свет, а она шла на красный, но все обошлось.

А я обходил все канцмагазины и нигде не мог найти ленту для машинки, вот тебе и капитализм! Изобилия товаров не наблюдается.

Коблов скользит. Пихтовников, наконец-то, решился рвать зуб, и я остался один работать.

20 декабря температура упала до -20, надел самую теплую куртку.

26 декабря. Выдали усиленный аванс 1930 рублей двумя тысячными банкнотами. Пришлось, у Веры Коняевой занять сто рублей, чтобы дать кассиру в обмен. Теперь возникла проблема размена банкнот. Так просто никто не поменяет, требует что-то купить.

Хотя, можно за свет заплатить, какая разница, когда?
Вспомнил: дужка на очках болтается, нужны новые очки и посильнее.

Утром спал до десяти часов, и все из-за того, что перестал пить чай. Как начну давать себе поблажку, так и начинаю хуже спать.

Пошел на остановку. Народу много, но автобусы лишь коммерческие и городские.
Вчера водители бастовали из-за того, что им, до сих пор не заплатили за ноябрь, а на носу новый год.

Утром, отчаявшиеся уехать, рабочие перекрывали движение всех машин, спасли коммерческие автобусы, я отдал пять рублей и спокойно доехал, хотя некоторые шли пешком, главный конвейер утром простоял два часа.

Пропуска в ОТиЗ не сдавали и в 21-30 рабочие закончили работу, мы переоделись и тоже уехали, автобусы уже пошли в 17 ч, видимо, администрация решила вопрос выплаты денег, которые они до этого где-то крутили.

За очки отдал 173-30, готовы будут через день. Чудеса!
Раньше был 10-дневный срок изготовления.

Снова постоял на остановке, чтобы проехать к магазинам и купить зимние туфли, на мне стали разваливаться, после сторублевого ремонта, и десяти раз не надел, никогда не надо ремонтировать старую обувь, тем более такую. Но снова не было автобусов, и я думал, где же мне судьба, купить туфли? Вспомнил, что есть магазины и в нашей стороне, зачем же мне ехать в противоположную?

Пошел, к дому. Заглянул во вьетнамский магазин. Выбор маленький, только кроссовки. За прилавком ходит высокий вьетнамец, хорошо одетый, с недовольным скучающим видом — хозяин, рядом русская продавщица.

Покупателей нет. Но, там же, купил пять килограммов картофеля, который на рубль дешевле, чем в других магазинах. Заглянул к палаточникам и увидел туфли с рифленой подошвой, чтобы не скользить по льду. 350 рублей. Спросил:

— Через неделю не развалятся?

Он удивился, что я покупаю туфли, а не утепленные ботинки.

— Нравится, сказал я, не объяснять же, что у меня теплые носки, и, туфли удобнее, легче.

Эти, вроде бы, не скользят, а это главнее. Если развалятся скоро, то будет наука не покупать. Хотя, сколько можно учить? И Вика купила плохие сапоги, которые на второй сезон стали рваться.

Из Ростова позвонила Вика, чтобы узнать рецепт квашеной капусты, который записан у нее в тетради.

Сказала, что Игорь Куксанов снова запил и разбил две машины: свою и чужую. Иного я и не ожидал. Было удивительно, что он столько месяцев не пил, я даже стал думать о нем с уважением, надо же, человек, наконец-то, проявил волю и характер, а я-то думал, что он пропащий.

Сейчас на машину будет только работать, каждый раз попадая в аварии.
Расстроился из-за Власты, не видать ей спокойной и обеспеченной жизни, то было, хоть немного вздохнула — жизнь стала налаживаться, он зарабатывал на двух работах до десяти тысяч.

Мол, для этого и нужна машина, чтобы успевать с одной работы на другую, но это была работа на износ, здоровый не всякий выдержит, а он алкоголик. Вполне естественно, что сорвался. Обидно все это. Не я выбирал. Судьба.

Почти вся современная литература полна героизации алкашей. Чего стоят «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева! Да и в других повестях герой постоянно выпивает,  иначе читателю неинтересно читать, и он принимает все за чистую монету — все пьют, и вон как живут, с честью выходят из всех дрязг, и какие умные мысли произносят!

Не выдержал, снова начал перепечатывать повесть о Соломоне после кардинальной правки, переплюнул Толстого, который десять раз переписывал «Войну и мир». Хочется напечатать, чтобы от нее избавиться. Но тогда мне нечего будет делать. А так, я занят, убиваю время, наполняю жизнь смыслом.

Снова ухудшилось состояние, сильных головных болей нет, но вялость, давит на виски, отсюда — нет настроения.

Все действует на нервы: давка в автобусе, бесконечные жалобы Пихтовникова на своего сына-пьяницу, сам воспитал такого.

Юра Коблов, то и дело оставляет рабочее место и уходит к наладчикам, а барабаны сыпятся на землю.

И никому до этого нет дела. Харьковенко спокойно выслушивает, но и ему это надоело, не ругаться же?

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2012/08/19/375