Попойка с отцом Александром

Наступила настоящая русская зима, суровые морозы, сугробы по пояс. Верующие с трудом пробирались в Собор, особенно было тяжело пожилым людям.
Несколько служителей церкви, в том числе и я, с лопатами очищали дорожки, ведущие к храму. Бабули останавливались рядом с нами и благодарили нас:
- Сынки, спасибо Вам за это! Да благословит Вас господь!
От этих слов душа настолько светлела, что в ней наступало какое-то теплое ощущение твоей причастности к божественному делу.
Снег шел большими хлопьями, работу по его уборке продолжали с небольшими перерывами. Сначала борьба со снегом принимала однообразный, нудный характер, но потом я в эту работу так азартно впрягся, что начал испытывать специфическое наслаждение от хрустящего под ногами снега, от обжигающего мороза, от фейерверка разбрасываемого снега и от необыкновенной снежной симфонии, охватившей все небесное пространство.
Я настолько увлекся этой работой, что даже не почувствовал похлопывания сзади по плечу. Оглянулся и увидел рядом с собой отца Александра со всеми на нем подобающими предметами одежды в часы молебен. Я глазам своим не поверил.
Это был высокий, стройный мужчина с красивой осанкой. Продолговатая ухоженная седая борода и одухотворенное лицо делали его схожим со святыми, изображенными внутри храма.
Отец Александр доброжелательно сказал:
- Богоугодным делом занят, сын мой! Не желаешь ли, голубчик, со стариком похарчевать?
От неожиданности я несколько растерялся, но предложение с благодарностью принял, так как желудок мой откровенно подавал сигналы «бедствия».
Пока мы с отцом Александром общались, его окружили верующие бабули, он благословлял их, они причащались к его руке. После этой трогательной процедуры он размеренной, гордой походкой повел меня в свое жилище, расположенное во дворе Собора.
Мною овладело любопытство, я никогда не видел, как живут духовные лица, чем они питаются, как себя ведут в обычной и непринужденной обстановке.
В доме у него хозяйничала пожилых лет женщина в черном одеянии. Отец Александр тихим, милым голосом сказал:
- Матушка, накрой на стол нам трапезу!
В доме все было обставлено очень скромно и аскетично. Диван, на котором мы сидели, давно напрашивался в музей старинных вещей. В жилище царствовал дух ретро, я никак не мог осмелиться выяснить у отца Александра, это его увлечение или безразличие ко всему новому.
Матушка стол украсила обычной церковной едой: вареными яйцами, медом, салом, и очень вкусным супом.
Когда она нас покинула, отец Александр, глянув на меня умными голубыми глазами произнес:
- Сказывай Петро (меня в соборе называли по-разному:Хасбулат, Пулат и  Петро, так мое имя легче было произносить), о чем нынче служивые в Соборе судачат?
- Все о добром, о добром, батюшка.
- Совсем истосковалась душа моя по племяшке Аннушке. Красавица, люб на нее глядеть. А какая милая женюшка и примерная хозяюшка из нее тебе вышла бы!
- Мне, неоперившемуся юнцу, грешно еще об этом даже думать, батюшка.
- Если это произойдет по воле Божьей, дружище, не грешно. Господь всему голова!
Лукаво глянув на меня, отец Александр непринужденно перевел разговор:
- Петро, не желаешь ли причащаться к горячительному?
Я крайне удивленный и даже несколько обескураженный неожиданным вопросом, заикаясь, выдавил из себя:
-  Если Вы будете, то и я буду.
Он подошел к находившейся у окна тумбочке, достал графин с жидкостью темно-вишневого цвета, подошел к столику и шепнул мне на ухо:
- А ты секреты хранить умеешь?
На это я серьезно отреагировал:
- Если мне не доверяете, зачем сюда меня пригласили, батюшка?
Отец Александр, осознав неуместность своего вопроса, по-отцовски, положив руку мне на плечо, заговорил:
- Ладно, будет тебе, не дуйся,  я просто так сказал. Ей богу не хотел тебя обижать!
Он наполнил рюмочки напитком из графина и стал увлеченно рассказывать о его достоинствах. Не помню точно, после какой по счету рюмки, мы запели. Отец Александр обладал очень приятным, бархатным баритоном. Я вторым голосом как мог ему подпевал.
Дальнейшее питие продолжалось уже в обнимку. Я пытался встать, но тело не слушалось. Оба мы находились во власти этого чудодейственного напитка.
Отец Александр доверительно рассказывал мне о всех внутрицерковныхперепитиях.
Я его слушал, но голова все более и более тяжелела и под воздействием алкогольного дурмана, мы оба заснули на диване сидя.
Когда я проснулся, за окном уже были сумерки. Чтобы не разбудить отца Александра, я тихо покинул его обитель и поплел в общежитие.
Утром следующего дня я мысленно воспроизвел все происшедшее. Мною овладело ощущение некоторой вины перед отцом Александром за соучастие в употреблении этой бесславной жидкости.
При встрече в Соборе с ним я здоровался, как и ранее, подчеркнуто уважительно, а он держался словно так, будто между нами не было того безрассудного, но очень памятного дня.