У каждой судьбы своя дорога

У каждой судьбы своя дорога.


                Глава первая.
   
Подмосковный лес находился в предвкушении наступления нового дня и лениво подрагивал верхушками от лёгкого прикосновения к ним просыпающегося холодного ветерка. Не удержавшись на иголках, с веток срывались подмёрзшие за ночь белоснежные шапки и, с приглушенным шумом, падали на землю. Постанывали подгнившие берёзы и поскрипывали ивы над покрытой льдом речушкой. Всё громче предутреннею тишину стали простреливать автоматные трески дятлов и гортанные крики ворон. А ещё чуть позже к ним присоединились трескотня сорок и весёлые щебетания синичек. Природа просыпалась, вовлекая в этот процесс всё окружающее пространство.
На поляне, в центре этой природной идиллии, умным архитектором и рукастыми мастерами деревянного зодчества, был воздвигнут комплекс построек, состоящий из десяти просторных жилых теремов, бани с бассейном, огромного культурно –оздоровительного помещения, стрелкового тира, конюшни, вертолётной площадки и вольеров для диких животных, включая волков. Этот лесной посёлок принадлежал закрытому элитному охотничье –рыболовному клубу и был оснащён полным набором инженерной инфраструктуры, обнесён трёхметровым бетонным забором, с колючей проволокой по всему периметру, имел пропускной режим и надёжно охранялся огромными немецкими овчарками. А сами охотничье –рыболовные угодья площадью более ста тысяч гектаров, из которых пятьдесят принадлежали клубу на правах собственности,  а остальные находились у него в долгосрочной аренде, раскинулись вокруг комплекса и простирались до Завидовского заповедника, где ещё с советских времён хозяйничала президентская и правительственная рать. Закрытый элитный клуб был  создан совместными финансовыми и административными усилиями пятнадцати человек, но главным инициатором, финансистом и  вдохновителем был Николай Иванович Абросимов, в советское время руководитель областного масштаба, а в настоящее время богатый и удачливый бизнесмен. Несмотря на свои шестьдесят три года, он выглядел молодо, обладал неиссякаемой физической энергией и был полон планами на будущее.
Услугами специализированного охотничьего хозяйства, кроме его создателей, пользовались в основном богатые люди, настоящие и бывшие чиновники высокого ранга, которые имели большой вес в политической, финансовой и административной жизни нынешней России. Входной ежегодный абонементный билет стоил от пяти до десяти тысяч американских долларов. Но даже и в этом случае круг посетителей комплекса был строго ограничен. Только свои и проверенные временем люди могли пополнить ряды охотников этого своеобразного заведения. В связи с особым закрытым статусом общества, охота в нём велась почти круглый год.
Вот и в этот предутренний час, в культурно- оздоровительном помещении собрались важные персоны, которые только что вернулись с охотничьих вышек, где они всю ночь провели в ожидании появления у кормушек кабаньей семьи, чтобы произвести удачный выстрел из своего дорогого карабина иностранного производства. По их довольным лицам, горящим глазам и сальным шуткам было заметно, что бодрствовали они не зря. Стянув в прихожей с себя дорогущие, удобные и очень качественные верхние одежды, они переходили в санитарную зону, раздевались догола и скрывались в парилке сауны. Пробыв в ней минут двадцать, покрытые потом с пяток ног до кончиков волос на голове, выскакивали, забирались в деревянный бассейн и лохани с холодной водой и, получив порцию температурного адреналина, вновь скрывались в парилке. Итак, раза три подряд. Наконец, насытившись дарами цивилизации, взвешивались на электронных весах, заталкивали ноги в тапочки, заворачивали распаренные телеса в чистые попоны, похожие на усмирительные рубашки психбольниц, и направлялись к большому сервированному столу, чтобы обильной трапезой восполнить потраченные калории. 
Всё внутреннее убранство помещения подчёркивало его особый статус и принадлежность к охотничьим забавам. Стены были облеплены качественно изготовленными чучелами голов кабана, лося, оленя, волка, глухаря и прочей дичи. Среди них висели разной величины полотна побывавших здесь знаменитых и не очень художников на тему охотничьих пристрастий, а вся осветительная иллюминация была выполнена в форме природных сюжетов. И даже огромный бильярдный стол, стоящий метрах в пяти от обеденного, был полностью инкрустирован под охотничью тематику. 
Имелись в просторном помещении и другие уголки, способствующие отдыхающим в скорейшем физическом и душевном восстановлении. Двухместная массажная кровать, несколько душевых кабин, столовая, где хлопотал искусный повар, комната помощников, библиотека, коллекция оружий и санузел. Особыми габаритами и нелепостью на общем фоне выделялись огромные экраны трёх плазменных телевизоров, которые одновременно показывали разные программы и вносили в атмосферу идиллии заметную раздражённость. Однако, посетители видно привыкли к такому не соответствию и не реагировали на него.   
Подождав, когда последний член компании, а в жизни Первый заместитель Министра внутренних дел уселся за стол, бывший Генеральный прокурор страны, а ныне преподаватель юридической академии, невысокий, коренастый и улыбчивый мужчина произнёс: «В соответствии с вашими докладами, я сделал вывод, что прошедшая ночь была успешной для многих из нас. Я завалил секача пудов на пятнадцать, Борис чуть поменьше,  Алексей и Семён по паре подсвинков и только  Николай остался на этот раз без трофея. Что, конечно -же удивительно и непохоже на него. Поэтому, надеюсь, что уже в ближайшее время он реабилитируется. На основании изложенного, предлагаю закрепить наш успех парой рюмок холодненькой водочки, закусив свежей колбаской из лосятины, жаренной печёнкой молодого кабанчика, и  только после этого сыграть несколько партий в бильярд. А потом уж и по спальным комнатам можно будет разойтись. На очередное ночное дежурство мы должны заступать бодрыми и боеспособными».  Возражать никто не стал. Выпив по сто граммов, важные любители флоры и фауны стали проворно закусывать всем тем, чем был сервирован стол. А на нём было всё, что большинству населения страны даже в самом приятном сне не суждено присниться. 
В течение всей ранней трапезы, бывший Генеральный прокурор страны, а по -совместительству активный балагур Михаил, постоянно выкидывал в пространство разные шуточки и безобидные приколы. Кто-то из присутствующих улыбался на них, кто – то пропускал мимо ушей, а кто-то и вовсе не слышал их. Неожиданно до уха Николая Ивановича донёсся звук его мобильного телефона, который остался в кармане охотничьего комбинезона. «Кто это решил мне в такую рань позвонить? Может, какой ни - будь подгулявший бродяга ошибся номером?» -подумал он, но, не выдержав продолжающихся трелей, выкрикнул: «Саша, достань в кармане комбинезона телефон и принеси мне». Не прошло и минуты, как проворный помощник подошёл сзади хозяина и протянул трубку, которая продолжала жалобно пищать. Не всматриваясь в номер абонента, Николай Иванович включил на мобильном функцию приёма и произнёс: «Слушаю вас».    
«Коленька умер»,- прозвучали два слова, произнесённые женским голосом, и связь прервалась. Но и их было достаточно, чтобы понять, что далеко отсюда, на малой родине  произошла непоправимая трагедия: не стало друга детства, самого близкого человека. Больше по инерции, чем по необходимости, Николай Иванович отыскал входящий номер и нажал на кнопку вызова. «Извините, но в настоящий момент связь с абонентом недоступна»- ровным голосом оповестил оператор. На душе стало тоскливо, а сердце заныло и учащённо забилось. «Да как же так, друг ты мой разлюбезный? Зачем поторопился покинуть этот свет? Неужели так сильно устал от жизни? Да, она у тебя не сладкая была, но это ещё не повод, чтобы расстаться с ней» - пронеслись в голове первые мысли.
«Абросимов, ты, что такой хмурый стал? Неприятные известия сорока на хвосте принесла?», - спросил бывший Генеральный прокурор страны. «Николай второй умер»- не глядя на него, тихо ответил Николай Иванович. «Николай второй почти сто лет назад был расстрелян коммунистами. Неужели до твоих помощников только сейчас эта новость дошла?»- съязвил балагур- прокурор, но, поняв по выражению лица компаньона по охоте, что шутка не удалась, замолчал. Над столом повисла затяжная и тяжёлая пауза.
«Николай второй - это мой друг детства. Так получилось, что при рождении родители нас назвали одинаковыми именами. А так как отцов наших звали Иванами, то мы оказались тёсками вдвойне. Да и внешне были схожими. Поэтому, чтобы не путать нас, кто-то из деревенских шутников приклеил нам именные бирки. Мне – Николай первый, а ему Николай второй. Основанием послужило то, что я на один день родился раньше друга, да и по активности был ведущим, а он ведомым», - произнёс, наконец, Абросимов и, посмотрев в сторону письменного стола, на котором стояли компьютер и чёрно-белый портрет в позолоченной рамке,  добавил: «Вон на той фотографии нам было всего по восемнадцать лет». «А я думал, что это твой брат. Действительно, вы в молодости походили друг на друга» - высказался бывший Заместитель Председателя государственного арбитражного суда -Семён. И снова над столом повисло временное затишье.
После пяти минутного раздумья, Николай Иванович подозвал помощника и твёрдым голосом выдал установку: «Позвони в кассу аэропорта и забронируй на сегодня два билета до Тюмени. Через час мы выезжаем в Москву».  «А второй билет на чьё имя?» - спросил помощник. «На твоё, Саша, на твоё. Должен – же ты когда ни - будь побывать на малой родине своего шефа»-машинально ответил Николай Иванович, и стал искать в справочнике мобильного телефона номер своего товарища по студенческой поре -Симонова Бориса, который проживал в Тюмени и уже много лет являлся депутатом областной Думы.
«Здравствуй Борис Сергеевич. Узнал? Это хорошо. Боря, я сегодня вылетаю в Тюмень, поэтому, если не трудно, то встреть меня в аэропорту. О цели своего приезда расскажу при встрече, а о времени вылета сообщу дополнительно»- озадачил Николай Иванович «слугу» народа. «Слушай, Абросимов, может, ты на моём самолёте на малую родину слетаешь? Мобильности больше, а хлопот меньше», - предложил тучный, но очень подвижный хозяин нефтеперерабатывающих предприятий и никелевых заводов- Алексей. «Спасибо за заботу, но там, куда я поеду, аэропортов нет.  Ближайший в пятистах километрах находится. В любом случае придётся дополнительным транспортом добираться»,- вежливо отказался Николай Иванович. Затем он набрал домашний номер телефона и, подождав, когда жена возьмёт трубку, произнёс: «Я сегодня вылетаю в Тюмень на похороны Николая второго, поэтому собери мой чемодан и подготовь всё необходимое в дорогу». Ещё не до конца проснувшаяся Елена не стала задавать ему дежурные дополнительные вопросы и сразу прекратила связь. А может, побоялась, что муж потянет её с собой в этот глухой сибирский край, до которого ни как не доберётся европейская цивилизация и по её мнению навряд –ли когда это произойдёт. Свою первую и последнею поездку на малую родину мужа она совершила в конце восьмидесятых годов прошлого столетия и только благодаря  переполнившей сердечную чашу любви и нежности к этому человеку. Но, испытав все прелести деревенского быта, фольклорный колорит местного населения и назойливость кусающих, жалящих и гудящих насекомых, Елена дала себе зарок, что такие подвиги она больше совершать не будет. Однако душевные порывы мужа, выражающиеся в потребности побывать на малой родине, она ни только не сдерживала, а наоборот приветствовала и принимала самое активное участие в комплектовании его багажа различными подарками для многочисленной родни и друзей, проживающих в этом суровом крае.    
Закончив выдавать указания, Николай Иванович присоединился к товарищам по «оружию» и продолжил трапезу. «Когда вернёшься в Москву? А то, если помнишь, мы вместе собирались слетать в Калмыкию поохотиться на сайгаков»- спросил бывший Генеральный прокурор страны. «Загадывать не буду. Но, думаю, дня три проезжу, не меньше. Так что, если к следующей пятнице не вернусь, летите без меня. Но не забудьте привести мою долю сайгачатины»- попытался пошутить Николай Иванович, но это у него не получилось. Слишком серьёзный вид и печальные глаза были у него в это время. 
Сразу, после совместного завтрака, омраченного неожиданным звонком, Абросимов переоделся, попрощался с товарищами, пожелав им удачного охотничьего продолжения, сел на заднее сидение джипа и выехал в сторону Москвы. Оставшись в одиночестве, не считая водителя и помощника, Николай Иванович вновь ощутил душевную пустоту и физическую усталость. «Эх, Колька, Колька! Как всё -таки судьба обошлась с тобой сурово! Словно мачехой она тебе была, а не родной матерью. А может, и на самом деле ты чужую судьбу прожил? Но где тогда, и на каком жизненном этапе ты со своей свернул? Неужели тогда, когда, бросив Нинку с ребёнком, ты связал свою жизнь с Розой? А может ещё раньше? Когда, после окончания восьми классов я уехал учиться в Тобольск, а ты поступил в Ишимский сельхозтехникум? Да что сейчас без толку копаться в прошлом. Жизнь была, и нет её. И уже ничего не исправишь и не изменишь»- сделал неутешительный вывод Абросимов и незаметно для себя задремал. 
«Николай Иванович, приехали»- разбудил его тихий голос помощника. «Что с билетами на самолёт?». «Всё в порядке. В пятнадцать часов тридцать минут вылетаем из Внуково». Абросимов посмотрел на часы и произнёс: «Значит, на сборы и дорогу до аэропорта у нас чуть больше трёх часов. Поезжай домой и бегом возвращайся сюда. Не забудь одеться теплее. В Сибири уже холода свирепствуют». 
Приученная мужем выполнять указания качественно и в срок, к приезду Николая Ивановича Елена подготовила всё, что могло потребоваться ему в дороге и в местах временного проживания.  Не забыла она и о подарках для старшей сестры мужа и других близких родственников. «Что произошло с Николаем вторым? Вроде он никогда на своё здоровье не жаловался?», -спросила она мужа, после того, как он поцеловал её в губы. «Сам не знаю. Связь быстро оборвалась. Даже не узнал голос, который сообщил об этом. Пробовал дозвониться, но так и не смог». «А ты со стационарного попробуй. У кого в деревне телефон проводной есть?»- спросила Елена. «Не помню. Посмотри в записной книжке. Вроде у племянника Виктора был». «Ладно. Пока бреешься, моешься и переодеваешься, я попробую связаться с твоей роднёй. То приедешь на похороны, а окажешься на свадьбе. Шутников в твоей деревне хватает»- высказалась жена и принялась искать старый блокнот, записям в котором было не меньше двадцати лет. Но на удивление себе, обнаружила она его быстро. И так - же быстро нашла номер телефона племянника мужа. 
«Алло. Это квартира Абросимова Виктора? А кто у телефона? Вот хорошо –то как!. Елена из Москвы беспокоит. До Николая Ивановича дошёл слух, что Морозов умер, но официального подтверждения он не получил. Вы что ни – будь, знаете об этом? Поняла. А хоронить когда будут? Ясно. Я скажу об этом мужу. До свидания»- завершила разговор Елена, и как только Николай Иванович появился в поле её зрения, она доложила: «Николай второй умер сегодня в пять часов утра по тюменскому времени. Похороны назначены на послезавтра».  «Спасибо, дорогая. Приготовь мне чашечку кофе, а я пока в Тюмень позвоню»- попросил муж и пошёл в свой кабинет. «Борис, это снова я. В общем, из Москвы я вылетаю в пятнадцать тридцать, а у тебя буду около девяти вечера по местному времени»,- предупредил он и добавил: «Мне потребуется машина, чтобы съездить к себе на родину. Сможешь помочь или варианты искать?». «Прилетай. Придумаем, что ни будь»- коротко ответил Борис и разговор закончился. 
Помощник обернулся быстро. Оставив машину и водителя на подземной парковке, он внутренним лифтом поднялся  на пятый этаж и направился к двери квартиры шефа.
«Ну, что, Александр, готов к дальней дороге?»- спросила Елена, когда он оказался в огромной прихожей. «Да, вроде собрался, Елена Геннадьевна. А насколько хорошо это сделал - Сибирь оценит» - кисло улыбнулся помощник. В это время в прихожую вышел Николай Иванович и скомандовал: «Бери чемодан и портфель, и спускайся к машине. А я подойду чуть позже». 
Когда за помощником закрылась дверь, Елена спросила: «Долго пробудешь на родине?».  «Не знаю. Думаю, что дня три, не больше. А почему тебя волнует этот вопрос? Неужели боишься, что я там загуляю, как в молодости? А, может, тебе со мной стоит поехать, чтобы оберегать меня от свершения плохих поступков?» - почему-то с раздражением в голосе произнёс Николай Иванович. «Да я просто так, на всякий случай спросила. Ты же знаешь, что через десять дней у старшей дочери день рождения, на который мы пригласили человек тридцать гостей, включая потенциальных сватов. Вика специально для этого из Лондона прилетает. Не хорошо будет, если ты не примешь участия в этом мероприятии»- обиженным голоском, ответила жена. «Не переживай, я помню об этом событии, и без меня оно не пройдёт» - успокоил муж и стал одевать верхнею одежду. Закончив эту процедуру, Николай Иванович опустился на двухместный кожаный диван, стоящий в прихожей, посадил рядом Елену и минуты две они провели в молчании. «Ну, всё. Пора. Как только прибуду в деревню, я тебе позвоню»- пообещал Абросимов и поднялся с дивана. «Только не ночью. А то я боюсь звонков, которые раздаются в необычное для бодрствования время»- предупредила жена и, обняв мужа, поцеловала.   
Перед тем, как спуститься на подземную стоянку, где поджидала машина, Николай Иванович вышел из лифта на первом этаже и направился в сторону двери цокольного этажа, в котором было оборудовано по последнему слову техники просторное помещение, служащее зоной отдыха и физического оздоровления ни только хозяину, но и всем его друзьям. Его внутренний интерьер почти полностью повторял содержание охотничьего комплекса в лесу, и только толстые бетонные стены не давали того живительного глотка воздуха, который заполнял бревенчатое пространство. Зато здесь чаще, чем в охотничьем комплексе, проходили встречи с нужными для дела людьми и во время пропаривания костей в сауне, игры в бильярд и совместного чаепития решались глобальные вопросы, включая кадровые. Иногда дружная компания разбавлялась женским коллективом из числа вполне приличных девиц, любящих красиво и содержательно жить за счёт богатых и зрелых мужчин.  Николай Иванович был единоличным хозяином «хитрого» помещения, поэтому получал от этого дополнительные дивиденды. Здесь тоже, как и в охотничьем комплексе, были свой повар и охрана, способные надёжно защищать тайны происходящего внутри.   
Набрав код и открыв дверку, вмонтированного в стену сейфа, Николай Иванович вытащил из него две нераспечатанных пачки пятитысячных купюр и положил их во внутренний карман пиджака. «Ну, вот, теперь всё. Пора ехать в аэропорт»- тихо произнёс он и направился на выход. Охранник без особых эмоций на лице выпустил хозяина наружу и вновь уселся в кресло напротив монитора.

Глава вторая.

На посадку в самолёт пассажиров из ВИП зала пригласили за несколько минут до взлёта. Оказавшись в салоне, Николай Иванович скинул с себя дублёнку, аккуратно положил её вместе с портфелем на вещевую полку и сел в кресло у окна. Вскоре рядом остановилась  молодая, стройная и красивая женщина, которая лёгким изящным движением освободилась от дорогой коричневой шубки, и сев в соседнее кресло, положила её на колени. После этого не прошло и трёх минут, как она повернулась в сторону Николая Ивановича и грудным, кокетливым голосом произнесла: «Меня Лерой зовут, а Вас?».  «Николай Иванович, или просто Николай»- без всяких эмоций ответил Абросимов. «Очень приятно. Вы, по-видимому, редко летаете в Тюмень, а то бы я обязательно Вас знала»- продолжила начатый разговор Лера. «Угадали. Раз в три года, не чаще. А у Вас, что за причина по этому маршруту часто путешествовать?»- спросил из простого любопытства Николай Иванович. «По профессии я журналистка и по совместительству хозяйка частного глянцевого журнала, выпускающегося в Тюмени. Поэтому, чтобы не отстать от уровня столичных и мировых  стандартов приходится постоянно контактировать с Российским союзом журналистов и иностранными издателями» - пояснила Лера с выраженным пафосом. И немного помолчав, спросила: «Вы наверное топ – менеджер какого –ни будь солидного министерства?». «Почему Вы так подумали?»- удивился Абросимов. «Внешний вид у Вас для этой категории людей подходящий. В меру возрастной, очень строгий, подтянутый и немного замкнутый. Думаю, что не ниже начальника крупного главка должность занимаете»- выдала своё заключение попутчица. Николай Иванович непроизвольно улыбнулся, но отвечать не стал. В это время самолёт закончил разбег по взлётной полосе и стал отрываться от земли.
Но длительной паузы в разговоре не получилось. Не успело ещё воздушное судно до конца набрать высоту, как Лера обратилась к Николаю Ивановичу с неожиданным предложением: «Николай, может нам по сто граммов коньячку выпить за знакомство? Вы как на это смотрите?».  «В принципе - положительно. Но, к сожалению, в дорогу я с собой такого напитка не взял»- ответил Абросимов, слегка сконфузившись. «Это не проблема. Сейчас исправим Вашу недоработку»- улыбнулась Лера и окликнула недалеко стоящую от них бортпроводницу: «Света, подойди сюда». Та беспрекословно, словно позвала её начальница, приблизилась к ним и остановилась. «Света, принеси нам бутылочку хорошего коньяка и, что ни –будь, чем можно закусить его»-попросила соседка. «Хорошо, Лера Сергеевна. Сейчас закончится набор высоты, и я выполню Вашу просьбу»- с готовностью в голосе ответила та и вернулась на прежнее место.  Довольная ответом, женщина повернулась к Николаю Ивановичу и предупредила: «Настоящей «поляны» не обещаю, но рядовой ланч гарантирую». «Мне право, как –то неудобно быть вашим случайным гостем на этом ланче, но твёрдо заявляю, что в Москве я постараюсь ответить взаимным гостеприимством. Надеюсь, что не откажетесь встретиться со мной в следующий Ваш приезд» - отреагировал Николай Иванович. «Обязательно встретимся, если буду знать, как Вас найти»- пообещала Лера и улыбнулась. «Ну, это решается просто. Я Вам дам визитку, в которой указаны все мои координаты и позывные», -ответил Абросимов, затем достал из внутреннего кармана пиджака теснённый квадратик и протянул женщине. «Спасибо. А это Вам мои координаты. Может, пригодятся когда»- вновь улыбнулась приветливо Лера и вытащила из дамской сумочки визитную карточку.
Непринужденный разговор и сто пятьдесят граммов конька, выпитых в течение короткого времени, ненадолго отвлёкли внимание Николая Ивановича от причины, собравшей его в экстренном порядке в дальнею дорогу. Но неожиданный вопрос попутчицы вновь вернул Абросимова к нему. «Так всё- таки, если, конечно не секрет, чем вызвана Ваша командировка в Тюмень?»- обжигая взглядом карих глаз, спросила Лера. Николай Иванович на минутку задумался, затем откровенно ответил: «Друг детства скончался. Еду проводить его в последний путь». «Так Вы, оказывается, родом из наших мест. Вот здорово. А я то думала, что такие чопорные и элегантные мужчины только в столицах воспроизводятся»- толи удивилась, толи пошутила Лера. «Более того, я родом даже не из Тюмени, а из глухой, далёкой деревни, что находится в пятистах километрах на восток от областного центра» - дополнил биографию Абросимов. «Это какой -же район там у нас?»- задумалась соседка. «Викуловский будет»- помог вспомнить Абросимов. «Точно Викуловский. Так это – же у чёрта на куличках. И как Вы от Тюмени туда добираться будете? Можете ведь и на похороны друга не успеть»- аргументировала Лера. «Успею. Друзья помогут»- сухо ответил Николай Иванович и замолчал. Некоторое время молчала и попутчица. Но видно профессия брала своё. «Ваш друг, наверное, тоже знатным и уважаемым в районе человеком был?»- спросила она. «Человеком он был хорошим, а вот знатным и уважаемым не стал. Хотя все задатки для этого у него в детстве были. Словно ему кто-то судьбу в пути подменил»- высказал Николай Иванович догадку, которая осенила его ещё в охотничье –рыболовном комплексе. «Как интересно Вы сейчас сказали. Разве может быть у человека две судьбы?», - живо ухватилась Лера. «Не знаю. И, наверное, никогда бы не возник во мне такой вопрос, если бы Николай второй прожил свою жизнь иначе. Пусть- бы не выдающимся оказался на склоне лет человеком, но уважаемым стать он был обязан»- ответил Абросимов. Лера посмотрела на соседа удивленными глазами и тихо спросила: «Почему Вы своего друга назвали  Николаем вторым?». «Потому, что он второй по рождению и по характеру»- ответил коротко Николай Иванович. «Но что –то вас объединяло, раз Вы сейчас летите за тысячи километров, чтобы проводить друга в последний путь?»- не унималась Лера. «Детские годы, и всё остальное, что с ними связано»- пояснил, словно отрубил, Абросимов. «А когда Вы почувствовали, что друг пошёл по дороге не своей судьбы?». Николай Иванович сделал затяжную паузу, потом нехотя, словно не желая продолжать разговор, ответил: «Наверное, после того, как, закончив восемь классов, мы разъехались в разные стороны. Я в Тобольск, а мой друг в Ишим. Но полной уверенности в этом у меня нет».   
На этот раз молчание затянулась минут на десять. Но как только Николай Иванович поднял руку, чтобы посмотреть на часы, Лера сразу -же продолжила разговор: «Ещё почти полтора часа лететь. Может, Вы расскажите о своём друге поподробней? Меня очень сильно заинтриговали Ваши слова». Посмотрев с любопытством на попутчицу, Абросимов подумал: «Ей просто поговорить хочется, чтобы убить свободное время, или на самом деле интересно узнать историю нашего с Николаем детства? Но, как бы там ни было, более настойчиво об этом у меня ни кто и никогда не спрашивал и спрашивать не будет. А раз время до посадки самолёта ещё много, то пусть слушает и меньше вопросов задаёт».
«Мы с другом родились в один год, в одном месяце и в одной деревне. Наших отцов звали Иванами, и они оба прошли всю войну от первого до последнего дня. Его отец сражался рядовым стрелком, а мой был военным врачом. Оба были не единожды ранены и имели боевые награды. По возвращению домой, Иван Сергеевич, отец друга, пошёл работать в колхоз конюхом, а мой, Иван Николаевич, стал заведующим деревенской медамбулаторией. Там же медсестрой работала и моя мама. Они ещё до войны окончили Тюменское медицинское училище, и по распределению были направлены на работу в Викуловский район. А районный отдел здравохранения определил их в деревню Каргалы. Кроме меня, в нашей семье было ещё две девочки. Одна родилась до войны, а вторая одновременно со мной. У друга тоже была старшая сестра, но к моменту его рождения, она вышла замуж и уехала в Нижний Тагил. Так что, материально семья друга жила намного крепче, чем наша. Но зато мои родители относились к сословию деревенской интеллигенции, чем, несомненно, внутренне гордились.
Наша дружба с Николаем вторым завязалась ещё в дошкольный период. Не знаю почему, но из всей деревенской ватаги ровесников мы выбрали именно друг друга. Может, нас объединило то,  что я был лидер, фантазёр и шутник, а он прилежный слушатель и хохотун. Но как бы там ни было, именно в те годы мы стали неразлучными друзьями. Порой даже на ночь не хотели расставаться и ночевали поочерёдно то у нас, то у них. Родители вначале не очень приветствовали эту привязанность, но потом смерились и подружились между собой. После чего вместе отмечали праздники, дни рождения и даже встречали Новый год. Были, конечно, в наших характерах и заметные различия. Если к школе я готовился с особым желанием и нетерпением, то Николай второй даже слышать о ней не хотел. Он считал, что как только мы станем учениками первого класса, то наша свобода полностью прекратит своё существование, и мы не сможем, как прежде, заниматься тем, к чему привыкли. Но какие –бы аргументы Николай второй не выдвигал против школы, первого сентября 1955 года он вынужден был сесть рядом со мной за парту.
Учились мы в целом неплохо. По крайней мере, не хуже других. Но уже изначально учёба нам давалась по разному: мне легко, а другу с повышенной трудностью. Однако вскоре мы к школьным нагрузкам привыкли и всё больше стали уделять внимания деревенским игрищам и забавам. Катались по застывшей реке на коньках, прикрученных к пимам сыромятными ремнями, строили в сугробах блиндажи, дзоты и окопы, прыгали на самодельных лыжах с обрывов и гоняли клюшками по отутюженному грейдером большаку замёршие глызы. Именно в тот год, мы с другом совершили и первый серьёзный проступок. А выражался он в следующем: однажды весной к нам из города нагрянули гости. Толи родственники, толи армейские сослуживцы отца, не помню. Мама, естественно, накрыла стол, выставила алкогольные напитки и стала их потчевать. Застолица продолжалась часов пять, после чего гости  засобирались в обратный путь. Мама с отцом вышли с ними во двор, где стоял их мотоцикл с коляской,  и ещё минут двадцать прощались. В это время мы с Николаем вторым играли в кости в спальной комнате. Услыхав, что родители и гости вышли на улицу, я предложил: «Пойдём на кухню. Может, что сладенькое осталось». Так как мама со стола ещё ничего не убирала, то мы быстро обнаружили на нём несколько конфет –подушечек, начинённых халвой, два кусочка сахара и целую тарелку пряников, приятно пахнущих ванилью. Заметив на столе бутылку с недопитой водкой, я быстро налил из неё в два стакана граммов по пятьдесят и без тоста, первым выпил до дна. До сих пор чувствую то ощущение, которое испытал после того, как эта жидкость попала внутрь. Вначале лёгкое жжение, затем разливающееся по всему телу теплота, а после неё противный сивушный запах в носу и тошнота. Но я из всех сил старался достойно держаться, чтобы доказать другу свою храбрость. Николай второй отставать не стал и тоже выпил свою порцию. Глаза его округлились, горло перехватило спазмом, а голос исчез. «Запей квасом и закуси чем ни будь»- посоветовал я, словно был профессионалом в распитии алкогольных напитков. Но выполнить мои рекомендации друг не успел. В сенях стукнула входная дверь, и мы мгновенно исчезли из кухни. Видно, несмотря на выпитые граммы, чувство самосохранения у нас ещё не притупилось. Но мама даже не обратила внимания на то, что уровень жидкости в бутылке значительно понизился. По-видимому, из-за того, что стекло было тёмно-зелёным, ей было сложно определить остаток. Всё раскрылось чуть позже, когда Николай второй убежал домой, а я, вопреки своим принципам не спать днём, улёгся на кровать и закрыл глаза. В голове с бешеной скоростью крутился калейдоскоп кошмара, в животе урчало, а ноги и руки сделались ватными и не слушались. Когда мама зашла в спальню и увидела меня в таком состоянии, она тут -же поставила диагноз: «Ветрянка! Иван, нужно срочно принимать меры. Смотри, какой бледный парнишка».  Появившийся вслед за ней отец, потрогал мою голову и в недоумении пожал плечами: «Температуры, вроде нет. Может ангина? Принеси ложечку, я горло посмотрю». Вооружившись подручным инструментом, он подсел рядом и приказал: «А ну открой шире рот! Скажи а-а-а ». Вот этого мне делать не хотелось, но и отказаться я не мог. Поэтому, как только открыл рот и прогорланил протяжное а-а-а, отец тут- же определил причину моего недуга. Вначале он втянул в себя исходящий из моего рта запах, затем немного помолчал и только после этого произнёс: «Да, ты пьян, оказывается! Бегом мать тёплой воды с марганцовкой наводи, сына надо спасать от алкогольного отравления». Не совсем ещё веря в диагноз, поставленный мужем, мама спорить с ним не стала и пошла на кухню. В общем, уже тогда я понял, какая ценная и нужная специальность -врач. А ещё я запомнил на всю оставшуюся жизнь, что алкоголь опасный напиток, с которым необходимо обращаться осторожно и очень аккуратно. Хотя, как показало время, не всегда это выполнимо. В тот раз я отделался только испугом. Никакого наказания, кроме получасовой лекции о вреде этого напитка, я от родителей не получил. В отличие от меня, Николай второй пострадал и физически. К алкоголю его организм оказался более устойчив. Его не тошнило, не рвало, и голова у него не кружилась. И то, что сын пьян, родители поняли только в бане, когда совершали регулярный субботний помывочный обряд. По-видимому, от повышенной температуры Николая второго развезло так, что он стал неадекватным. Пел, беспричинно смеялся и дважды свалился с лавки вместе с тазиком на скользкий пол. Его отец, Иван Сергеевич, сразу сообразил, в чём дело и прямо голого перетащил сына из бани в дом. Ну, а наказание последовало сразу, как только Николай второй после продолжительного сна восстановил своё здоровье. Этот неудачный эпизод у родителей вызывал ни только чувство тревоги за нас, но и задорный смех, когда они рассказывали друг другу о нашем поведении во время опьянения.
За восемь лет учёбы в нашей жизни происходили одни и те же важные и не очень события. Мы вместе ходили в музыкальный и танцевальный кружки, которые вёл один и тот- же педагог, одновременно завели домашних голубей, в один день нам родители купили гармошки, в одно время мы стали проявлять симпатии к противоположному полу, прекратив дёргать девчонок за косы и подкладывать им в портфели живых мышей. Учитывая, что оба были не лишены привлекательной внешности, смелости и шарма, дефицит внимания со стороны наших сверстниц и не только, мы не испытывали. Наоборот, за наше внимание к себе боролись между собой они, доводя соперничество до физических разборок. Мы с другом об этом знали, но предпочтения никому из них явно не высказывали. Среди воздыхательниц Николая второго были две девчонки из нашего класса. Одна из них- смуглая, глазастая, на четвертинку цыганских кровей Роза, тихо вздыхала о нём ещё с пятого класса, но явных сигналов не подавала. Не отмечал её своим вниманием и мой друг.  В седьмом, а может даже в шестом классе мы впервые познали вкус жарких, но ещё не опытных девичьих губ. Но дальше поцелуев наши взаимоотношения не заходили. 
Однажды, в седьмом классе с нами произошёл весёлый случай, приведший к плачевным последствиям. Как обычно, 23 февраля в день Советской армии и военно –морского флота силами самодеятельности школы в клубе давался концерт. А так, как мы с другом были активными участниками самодеятельности, то за нами было два номера. Первый- совместная игра на гармошках, а второй –исполнение матросского танца «яблочко». С первой задачей мы справились на «бис», а вот во время танца осечка вышла. Вернее не осечка, а конфуз. Как всегда, все наши совместные действия совершались по моему предложению и инициативе. Вот и в тот раз, для того чтобы уверенно и с задором сплясать «яблочко» я предложил другу выпить четвертинку яблочной настойки, которая была припасена заранее. Николай второй возражать не стал, и мы, выйдя на улицу, быстро реализовали задуманное. Минут через десять, после того как вернулись в клуб, был объявлен наш выход. Ещё не чувствуя опьянения, мы смело вышли на сцену, дождались первые аккорды музыкального сопровождения и начали энергично выделывать «коленца». Всё шло хорошо до того момента, пока не стали делать приседания с выкидыванием попеременно ног вперёд. Неожиданно для себя и на смех зрителям, уже во время второго приседания мы одновременно приземлились пятыми точками на пол и не сразу сумели с него встать. Враз оконфузившись и растерявшись, мы не стали продолжать танец и под смех, сопровождающийся аплодисментами, убежали со сцены. Директор школы и руководитель кружка танцев нас уже поджидали за кулисами. «Абросимов, а ну дохни!»- строго потребовала директор, цепко схватив меня за запястье руки. «Зачем?»- спросил я, сделав удивлённый вид. «Уже не надо. Без этого вижу, в каком ты состоянии. Вы что хотите, чтобы вас из школы отчислили? Где взяли спиртное? Кто из вас предложил первым выпить? Да, что я спрашиваю? Конечно ты, Абросимов! В общем так. Окончательные выводу по вашему отвратительному поведению сегодня я делать не буду. Праздник, всё –же. Но в понедельник без родителей в школу не пущу. Вы меня слышите?»- спросила в конце бурного монолога она. «Слышим»- промямлили мы и посмотрели на руководителя кружка танцев, считая, что наступило время его выхода. Но Александр Николаевич читать мораль нам не стал, а лишь с болезненным укором посмотрел в наши глаза. Только через много лет я понял, почему он так поступил. Оказалось, что наш педагог по танцам страдал алкоголизмом, но пил исключительно только дома. Поэтому, по причине его затяжных запоев часто отменялись занятия в кружках танца и музыки.  Но тогда мы ещё ничего об этом не знали и посчитали поведение педагога за хорошее отношение к себе.
        За школьные годы нами много было совершено разных поступков: весёлых, полезных, грустных и таких, за которые даже сейчас при воспоминании становится стыдно. И все без исключения мы совершали вместе с моим другом Колькой. Но присутствовала в нашей жизни и заметная разница. Учитывая, что материально мы жили беднее семьи Николая второго, я уже с первого класса каждое лето принимал участие во всех сельхозмероприятиях колхоза. Возил, сидя верхом на лошади, волокуши, работал на тракторных сенокосилках и граблях, управлял парой коней, запряжённой в фургон,  глотал пыль на сеялке, принимал солому в копнитель комбайна и трамбовал в кузове грузовых машин кукурузный силос. За эти труды я получал трудодни, которые осенью отоваривались натуральным продуктом, в виде зерна. Затем мы с отцом увозили его на мельницу и размалывали на муку и отруби. Мне нравилось заниматься крестьянским трудом, который приносил в семью дополнительный доход, но посвящать ему свою жизнь не собирался. Уже в седьмом классе я твёрдо решил, что сразу после окончания школы обязательно поступлю в какой ни -будь институт, получу специальность и покину свою деревню.
Но в 1962 году произошло непредвиденное –скоропостижно скончался мой отец, и я остался единственным мужчиной в семье. Мама и все мы, очень тяжело перенесли потерю самого дорогого и родного человека. Да и население деревни к нему относилось уважительно и с почтением. Поэтому, хоронить сельского доктора вышел весь народ, от мала до велика.
Со смертью отца, изменились и мои планы на дальнейшую жизнь. Я понял, что наступила моя очередь заботиться о матери и кормить семью. Поэтому, в течение всего восьмого года обучения размышлял над вопросом, в какой техникум или училище поступить, чтобы быстрее получить профессию и начать работать самостоятельно. Но юный возраст, ограниченный кругозор и отсутствие опыта не позволяли мне однозначно ответить на этот вопрос и держали в напряжении до конца учебного года. По этой причине меня часто даже в унынье бросало. Однако, как я теперь понимаю, у моей судьбы были свои планы на этот счёт. Всё решилось как бы само собой. После того, как мы с другом сдали экзамены и получили аттестаты об окончании восьми классов, я стал старательно просматривать последние страницы газет, где иногда печатались объявления учебных заведений, приглашающих юношей и девушек поступать именно к ним.      Вглядываясь в очередной раз в колонки объявлений газеты «Тюменская правда», я вдруг заострил своё внимание на строках: «Тобольское мореходное училище Министерства рыбного хозяйства СССР объявляет набор курсантов на специальности: штурман дальнего плавания, механик судового оборудования, техник –электрик силовых установок. Срок обучения четыре года. Принимаются юноши с восьмилетним и средним образованием, сдавшие успешно вступительные экзамены и имеющие хорошие физические данные». «Это моё! Наконец –то нашёл, что мне надо!», -воскликнул я и в тот же день сообщил другу о своём решении, предложив ему направиться в старинный город вместе. Но на удивление, Николай второй эту радость со мной не разделил. Выслушав мои слова восторженного восклицания, он немного подумал, затем спокойным голосом произнёс: «Я тоже решил не продолжать учёбу в школе, а поступать в Ишимский сельхозтехникум на специальность - механик по сельхозмашинам и оборудованию. Не хочу я далеко от дома уезжать. Председатель обещал даже направление от колхоза дать. Да и тебе туда дорога не заказана. В колхозе-то грамотных специалистов мало».  Слова друга, конечно, ранили моё самолюбие, но вида я не подал и весело пропел: «Капитан, капитан, улыбнитесь! Капитан, капитан подтянитесь! Только сильным покоряются моря!». На этом тема была закрыта и, отправив необходимые  документы в намеченные учебные заведения, мы стали готовиться к вступительным экзаменам. А остальные наши одноклассники, за редким исключением, решили продолжить учёбу в девятом классе, но уже не в деревне, так как наша школа была восьмилеткой, а в районном центре
В дальнейшем, у меня всё складывалось почти успешно. Почему почти? Да потому, что вместо курсанта мореходного училища, я стал студентом рыбопромышленного техникума. Причина банальная, и где-то даже весёлая. Видно и здесь судьба сыграла не последнею роль. А вот Николай второй, как и планировал, стал студентом сельхозтехникума. Оказавшись за сотни километров друг от друга, мы обречены были встречаться редко, но на первых порах переписывались часто и аккуратно. Так что о жизни друг друга знали всё, или почти всё. Оба занимались спортом, дружили с девчонками и ждали каникулы, во время которых имели возможность увидеть друг друга воочию. И уже после первого курса, во время встречи с удовольствием отметили, что за год подросли на несколько сантиметров, повзрослели и даже возмужали. Заметили эти изменения в нас и деревенские девушки. Поэтому, короткие летние каникулы пролетели быстро и весело. А потом вновь учёба, производственные практики и ощутимая потеря контактов друг с другом. Но даже мимолётные встречи в родной деревне давали понять, что синхронность нашего поведения сохранялась даже на расстоянии. И самый серьёзный поступок, какой мы совершили с Николаем вторым одновременно, это женитьба накануне защиты и получения дипломов об окончании учебных заведений.  А после того, как я уехал по распределению работать в Подмосковье, мы стали всё реже и реже встречаться и всё дальше и дальше отдаляться друг от друга».
Выдохнув последние слова, Николай Иванович замолчал. Затем взял со столика бутылку с минеральной водой, открутил крышку и почти до конца выпил.

Глава третья.

  «А дальше что было?» -не выдержала Лера паузы. Абросимов болезненно улыбнулся и продолжил: «Дальше? Дальше с Николаем вторым стало происходить то, что я назвал проживание чужой судьбы. Однажды я приехал в деревню с женой и сынишкой, чтобы попроведать родню, старых друзей и увезти с собой в Подмосковье маму и сестру Таю, которая жила с ней и работала учительницей в деревенской школе. К этому времени я уже уверенно чувствовал себя в материальном плане и мог себе это позволить. На момент нашего приезда в деревне оказался и Николай второй с сыном и женой Ниной.  Они приехали из Тюмени, где жили в двухкомнатной квартире, полученной Ниной от аэропорта, в котором она после института работала метеорологом. Это была красивая и умная женщина, года на четыре старше Николая второго. Но они оба были тогда молодыми, счастливыми и разницу в возрасте не ощущали. Не чувствовал Николай второй себя обделённым и в профессиональном плане. Он работал сменным механиком на моторном заводе, и из его рассказов я понял, что был вполне доволен своей должностью. Естественно, мы сильно обрадовались неожиданной встрече и хорошо отметили её в нашем доме.
            Инициативу пойти в клуб на танцы проявила моя жена – Татьяна, а остальные дружно её поддержали. Оказавшись в просторном вестибюле нового здания клуба, я даже удивился количеству танцующей и праздно расхаживающей молодёжи. «Ты смотри, друг, как омолодилась наша деревня. Столько девушек красивых появилось, что глаза разбегаются»- пошутил я. «Смотрите, как раздухарился он! Да тебе одной меня  многовато»-грубоватой шуткой оборвала моё восхищение Таня. Неожиданно, в противоположном углу от нас я увидел стайку, более взрослых дам. Среди них заметно выделялась брюнетистая, бровастая, кареглазая с пухлыми алыми губами, сложенными сердечком, и с вызывающе выпирающим наружу бюстом девушка. И если бы не коротковатые ноги, немного полноватая талия, то её смело можно было назвать восточной красавицей. «Друг, а кто это в противоположном углу тасуется?»- спросил я без особой восторженности. «Где? А, вижу. Так это же Скосырская Роза с нашими бывшими одноклассницами. Я её с момента окончания восьми классов не видел. Где-то у своей тётки в Осташкове жила. Пойду, приглашу на вальс, заодно узнаю о житье бытье школьной воздыхательницы»- живо прореагировал Николай второй и, оставив Нину с нами, направился  исполнять задуманное. Я видел, как расплылось в довольной улыбке смуглое лицо Розы, когда, подошедший к ней Николай второй, весело поздоровался и сделал лёгкий поклон. А ещё через минуту они уже кружились в вихре вальса по полированному деревянному полу.
Завершив танец, мой друг не торопился покидать общество наших одноклассниц, а точнее Розу. И как только проигрыватель закрутил очередную пластинку, они вновь вошли в круг танцующих и продолжили вальсировать. Мне тоже захотелось тряхнуть стариной, но присутствие рядом Нины сдерживало меня от этого соблазна. А Николай второй, как назло, возвращаться к нам не торопился. Я посмотрел на его жену и заметил в её глазах неподдельный испуг и затаённую грусть. Наконец, терпение моё кончилось, и я направился в сторону своих бывших одноклассниц. Проявив выдержку и сохранив самообладание, весело поздоровался с каждой из них за ручку, не забыв при этом приложиться губами к ним, высказал в адрес каждой дежурные любезности и, после паузы, с иронией в голосе обратился к другу: «Николай Иванович, ты, наверное, забыл, что являешься семейным человеком, и твоя жена с нетерпением поджидает тебя, чтобы тоже получить наслаждение от купания в мелодиях вальса? Да и нам с Татьяной хочется немного ноги размять». Терпеливо выслушав, Николай  поглядел на меня каким-то пустым взглядом и так - же тихо ответил: «Иди. Я скоро вернусь». «Ну, смотри. А то нам уже скучно становится здесь»- немного угрожающе произнёс я, и хотел, было откланяться, но тут с вопросами налетели одноклассницы. Пока я удовлетворял их ответами, прошло не меньше двадцати минут. Поэтому, когда вернулся к жене и Нине, то в их глазах увидел уже не скрываемый упрёк. «Коля скоро закончит общение со своей одноклассницей? Могут ведь ещё и завтра встретиться и поговорить. Зачем я только в этот клуб пошла?»- произнесла Нина, и на её ресницах я заметил слёзы. Но шло время, а Николай второй даже не делал попыток вернуться к нам. Мне это изрядно надоело, и я уверенной походкой вновь направился в противоположный угол. Повернув друга за локоть к себе лицом, произнёс: «Колька! Имей совесть. Нинка плачет и рвётся домой, а мы с женой даже ни разу не станцевали. Тебя что, мёдом намазали, что ты никак  не можешь от Скосырской оторваться?». «Дружище, я всегда уважал тебя и твоё мнение и поступал так, как ты считал правильным. Но сейчас прошу, не вмешивайся в моё поведение. Как закончу разговаривать, так сразу приду к вам»- каким-то отстранённым голосом ответил он. «Ну, смотри, это твоя личная жизнь и твоё решение»- высказался я и направился к жёнам.   
Но шло время, а друг не возвращался. Чтобы как-то сгладить ситуацию, я станцевал один раз с Ниной, а затем повёл в круг жену. Когда мы вернулись к месту, где нас оставалась ждать Нина, то там её не обнаружили. Поискав глазами в зале, и немного подождав, мы вышли с женой из клуба, и пошли молча домой.
На следующее утро к нам пришла заплаканная Нина и сообщила, что Николай второй не ночевал дома. Мне стало как –то не по себе. «А где он может быть? Может, у своей тётки дрыхнет?»- спросил на всякий случай я, хотя подсознательно уже понимал, что в семье друга произошла трагедия. «Я была у Анны Ильиничны. Нет, и не было его у неё. Теперь я твёрдо уверена в том, что он находится у своей одноклассницы?!»- выкрикнула Нина и навзрыд заплакала.
Подозрения мои и Нины подтвердились уже к вечеру. Действительно Николай второй пошёл после танцев провожать Розку до её дома и задержался у неё на многие годы. Что случилось с ним в тот злополучный вечер, какие сверхъестественные силы и чары нашей бывшей одноклассницы околдовали моего друга, я не сумел понять тогда, и не понимаю до сих пор.
После этих событий в деревне мы прожили ещё несколько дней. В течение этого времени Николай второй не появился ни у нас в доме, ни в своём. Полина Ильинична, его мать, даже ходила в дом родителей Розы, чтобы облагоразумить сына и вернуть в семью, но и у неё из этого ничего не получилось. На третий день Нина решила возвращаться в Тюмень без мужа и отца маленького сынишки. Во время проводов до рейсового автобуса, мы с Татьяной прилагали массу усилий, чтобы хоть как –то её успокоить. Но потому, как она выглядела и реагировала на наши подбадривания, поняли, что наши старания были бесполезными. Всё время, пока мы были с ней рядом, Нина не проронила не единого слова и не выпустила из глаз ни одной слезинки. И только тогда, когда я произнёс не совсем продуманные слова: «Не переживай ты так. Всё наладится у вас с Николаем. Я его хорошо знаю. У него доброе сердце», - Нина подняла на меня грустные глаза и глухим голосом ответила: «Не наладится. Ему не выпутаться из тех сетей, в которые попал». Откровенно говоря, меня её ответ даже удивил. «О каких сетях ты говоришь? У Николая с Розой никогда раньше никаких взаимоотношений не было,  и быть не могло. Они разные люди», -возразил я. «Она его погубит!»- словно простонала Нина и замолкла.
После её отъезда, мы с женой сходили ещё раз в клуб на танцы, но Николая второго и Розку там не встретили. Я до последнего надеялся, что мой друг найдёт в себе силы, придёт к нам домой и всё объяснит. Но он так и не появился. Мне стало обидно и тревожно за нашу дружбу. «Неужели я враг ему? Пусть у него произошло временное замыкание в мозгах, пусть выпустил из под контроля эмоции и нахлынувшие страсти, но от друга то зачем скрываться? Я же ему всегда был за брата, который, как никто другой, выслушивал и понимал. Что уж за болезнь такая напала на тебя, Николай второй?»- метался я в догадках.
Николай появился только тогда, когда мы, навестив на кладбище могилку отца, вернулись домой и стали укладывать в колхозный семиместный вездеход «Газ-69» нехитрый багаж с вещами мамы и сестры. Друг подошёл ко мне вплотную и, даже не поздоровавшись, тихим голосом произнёс: «Ты не обижайся на меня и не о чём не спрашивай. Потом, когда ты в следующий раз приедешь, я, может и смогу всё тебе объяснить». Затем чуть громче сказал: «Мария Васильевна и Тая, я желаю вам прижиться на новом месте, но не забывать и нашу деревню».  «Спасибо, Николай. А я в свою очередь пожелаю тебе разобраться в семейных делах и стать счастливым человеком на долгие годы»- ответила мама, и Николай тут- же стал удаляться по деревенской улице в сторону дома Розиных родителей.

Глава четвёртая.

После той памятной поездки на малую родину прошло три года. К этому времени я уже несколько лет работал директором предприятия, а сестра Тая вышла замуж за приличного мужчину и проживала отдельно от нас. К моему приятному удивлению, мама быстро освоилась на новом месте, устроилась в городскую больницу на работу и стала активно проводить свой досуг. Но почти каждое лето, по её просьбе, я покупал ей железнодорожный билет до Ишима, и она на месяц уезжала на малую родину. От неё, я и узнавал все деревенские новости, которых было вполне предостаточно. Но из всех, меня, естественно, в первую очередь интересовали те, которые были связаны с моим другом. Я знал, что Николай второй успешно работал механиком в родном колхозе, получил жильё в двухквартирном деревянном доме и, после официального развода с Ниной, стал вить в нём новое семейное гнездо с Розой.  Но после последней поездки мама привезла неожиданную и неприятную новость. Проводя  общий обзор событий, которые произошли в районе и деревне за время её отсутствия там,  она вдруг заявила: «Розка со своей матерью твоего друга в тюрьму на четыре года засадили».  «Ты, мама шутишь? У них ведь, как я знаю, сын родился?»- не поверил я. «Было бы, чем шутить. И малый ребёнок не помешал им это сделать». «А за что же они Николая второго посадили?»- продолжая не верить ушам своим, спросил я. «За покушение на жизнь своей тёщи. Людмилы Павловны, стало быть». «Колька покушался на жизнь тёщи!? Да не может этого быть!», -не верил я.  «Раз суд осудил за это, значит, такое деяние с его стороны имело место быть»,- упорно твердила мама. «Может и знаешь, что между ними произошло?». «Знаю и расскажу тебе, Фома не верующий» - заверила мама и начала своё повествование.
«В общем, как я уже раньше рассказывала, семейная жизнь у твоего дружка с Розкой не заладилась почти с первых дней существования. Деревенские объясняют это переборщением дозы приворота. Николай стал очень сильно её ревновать, и особенно тогда, когда она уезжала в районный центр за товаром. Роза ведь уже два года заведующей  в деревенском магазине работает. Иногда он даже специально «гонял» на машине в Викулово, чтобы удостовериться в её верности. Ну, а когда крепко выпивал, то все свои подозрения и претензии ей высказывал вслух. Говорят, что бывало, и руку на неё поднимал. Поэтому, как только Розка замечала Николая под хмельком, тут -же убегала в дом к родителям, которые, как ты знаешь, живут рядом. Вот и в тот раз так -же получилось: Николай пришёл с работы хорошо выпивши, и стал к Розке приставать. Долго не думая, та схватила под мышку ребёнка, выскочила из дома и прямиком через калитку к матери. Твоему другу не понравилось её поведение, и, немного подождав, он пошёл за ней. Заметив в окно зятя, стоящего на крыльце, Людмила Павловна выскочила в сени и преградила ему путь в избу. Толи случайно, толи чтобы только попугать, Николай схватил стоящий рядом топор и резко его поднял. Людмила, что было мочи заверещала, и с криком: «Убивают!», забежала на кухню, залезла на подоконник, открыла форточку и выпрыгнула на улицу. Но приземлилась, видно не очень удачно – ушибла кобчик и колено. Вскочив на ноги, прихрамывая и продолжая диким воплем орать, она помчалась в сторону сельского совета. Переступив порог госучреждения, Людмила уверенным голосом заявила: «Я подверглась жестокому нападению со стороны зятя. Он хотел зарубить меня, но я чудом вырвалась из его рук. Поэтому, требую срочно вызвать в деревню участкового милиционера и посадить этого бандита». Председатель сельского совета Гусев Александр Николаевич попробовал её успокоить и отговорить, это делать, но Людмила была непреклонна. «Этого убийцу необходимо изолировать от нас, иначе он погубит мою дочь и не пожалеет своего сына! А если вы сейчас же не позвоните в райцентр, то я напишу на вас жалобу, как на пособников моего зятя!»- выкрикнула она. Председателю ничего не оставалась делать, как набрать номер телефона районной милиции и вызвать участкового.
Старший лейтенант Корнеев прибыл на мотоцикле с коляской через минут сорок, но не один, а со следователем. Выслушав пострадавшую и присоединившуюся к ней дочь, они тоже посоветовали Людмиле не пороть горячку, а помериться с зятем. «Если мы сейчас заберём Николая Ивановича с собой и предъявим ему обвинение по статье- «покушение на убийство», то срок ему судья намотает немалый. А он как никак работает в колхозе механиком. Начальником своего рода»- пояснил следователь. «Вот пусть посидит и подумает этот начальник, раз мирно жить не хочет»- настаивала тёща. «Ну, раз вы уверены, что это будет полезно ему и вашей дочери, то пишите заявление»- сдался под напором полуцыганки следователь, протянул чистый лист бумаги и пододвинул к ней ручку с чернильницей. В связи с малограмотностью, заявление Людмила Павловна писала почти час. Не забыла она и о травмах, которые получила во время «парашютирования» из окна. «Эти травмы вам необходимо засвидетельствовать в амбулатории и взять там справку. А ещё нужен свидетель, который мог бы подтвердить, что Николай Иванович замахивался на вас топором, но чудом не попал»- подсказал следователь. «Дочь моя всё это видела. Она и подтвердит»- твёрдо заявила Людмила и посмотрела на Розу. «Обязательно подтвержу»- заверила та. В тот –же день милиционеры твоего друга посадили в коляску мотоцикла и увезли в Викулово. Весть об этом взбудоражила всю деревню. Зная Людмилу, мало кто удивлялся её поступку, но вот Розу проклинали все подряд. Но она, словно мумия, на эти пересуды не обращала никакого внимания. И даже тогда, когда прямо в магазин пришла к ней Полина Ильинична и слёзно упрашивала забрать из милиции заявление, Роза, ехидно улыбаясь, ответила: «Подумаешь, десять суток тротуары в райцентре пометёт. Может, реже к рюмке будет прикладываться и на меня руку поднимать. Это вы его разбаловали в детстве. Никаких отказов с вашей стороны не знал, вот и делал, что хотел».  «Зачем ты только, Роза, его из семьи увела. Всю жизнь нашему сыну поломала»- с горечью в голосе высказалась Полина Ильинична и пошла прочь из магазина. Об этом мне бабы деревенские рассказывали, которые в тот момент в магазине были.
      Суд состоялся месяца три назад. Говорят, большой Николаю срок грозил, да судья оказался внимательным. Четыре года только определил. Где-то под Сургутом в колонии теперь сидит». Услышанное поразило меня своей нелепостью и жестокостью. «Мама, да не мог Колька покушаться на жизнь тёщи! Глупость какая –то несусветная. Он –же неконченый дебил, чтобы на такое преступление пойти! Нет, в этой истории что-то ни то!»- почти выкрикнул я. «Я тоже думаю, что твой друг не убийца, но видно правоохранительные органы считают иначе»- резюмировала мама. Под впечатлением этой новости я тут- же написал письмо Колькиным родителям и попросил прислать адрес колонии, где он отбывал свой срок.
Летом 1977 года я взял очередной отпуск и решил поехать на малую родину, но не напрямую, а через город Сургут. Чтобы поездка была максимально результативной, созвонился с однокурсником  Пихтамовым Петром, который работал директором Сургутского рыбозавода и попросил его организовать встречу с Николаем вторым. «Здесь колония не одна. У тебя есть номер, в которой он сидит?»-спросил Пётр. Я ему назвал номер и он не раздумывая, ответил: «Прилетай. Всё организую в лучшем виде». Я в этот же день купил авиабилет, а на следующий с Домодедово вылетел.
Однокурсник встретил меня у трапа самолёта. Заметно повзрослевший, а ещё заметней пополневший, он радостно улыбался и махал руками. Приятное ностальгическое волнение чувствовал и я. Мы с ним по-мужски крепко обнялись, посмотрели в глаза друг другу и весело рассмеялись. «Десять лет пролетело, а мы всё такие –же молодые и красивые»- пророкотал Пётр и в очередной раз прижал меня к своей порыхлевшей груди. Потом он отстранился и деловым голосом произнёс: «Сейчас едем ко мне домой и за «рюмкой чая» продолжим разговор о жизни и делах».
В беседе за «рюмкой чая» мы с Петром провели до трёх часов утра. Заметно осоловев от выпитого и, утомившись  от воспоминаний, разошлись по комнатам отдыхать. Утром Пихтамов предупредил: «Я сейчас съезжу на работу, проведу планёрку и вернусь домой. Ты ещё с часок поваляйся, а затем начинай приводить себя в боевое состояние. Думаю, что после обеда поедем в колонию, где «парится» твой друг. Начальника я хорошо знаю, поэтому, если он на месте, то обязательно примет нас».
На территории, где люди за те или другие провинности отбывают срок, я оказался впервые, в связи, с чем чувствовал себя неуютно и немного скованно. Но после того как очутился в просторном кабинете начальника колонии и познакомился с бравым подполковником, самочувствие моё улучшилось. Зато Пётр вёл себя здесь как рыба в воде. Видно для него это было обыденное явление. «Так, значит, у меня твой друг отбывает срок? Как его фамилия?»- первым спросил подполковник. Морозов Николай Иванович, 1948 года рождения», - ответил подробно я. «Понял. Сейчас приведут сюда этого заключённого»- пообещал «хозяин» и по внутренней связи вызвал к себе дежурного офицера.
Моё появление в колонии друг воспринял с удивлением и одновременно с заметной радостью. «Ты как здесь оказался? Кто тебе «свиданку» организовал»? Тебя же нет в списке моих близких родственников»- вырвались у него из груди первые слова. «Специально прилетел, чтобы тебя попроведать.  А свидание предоставил начальник колонии, по просьбе моего студенческого товарища»- ответил я, и стал задавать Николаю второму свои вопросы. На многие получил исчерпывающие ответы, но когда, наконец, дошёл до самых главных, связанных с семейным конфликтом и его осуждением, друга словно замкнуло. Он посуровел, опустил глаза в пол и замолчал. Повисла тяжёлая и гнетущая пауза. Разговор возобновил я, спросив можно ли посылать сюда посылки с продуктами. Николай второй оторвал взор от пола и тихим голосом ответил: «Родительские доходят, а как на контроле с чужими поступают, не знаю». «Курить не бросил?» - поинтересовался я. «Пробовал. Не получилось». «Сильно тяжело переносишь условия неволи и принуждения?». «Поначалу трудно было, а сейчас привык». «Деньги тебе можно карманные иметь?». «Можно, если осторожно»-ответил Николай второй и тоскливо улыбнулся. «Я тебе ни каких гостинцев не привёз, так вот хоть денежки возьми»- произнёс я  и протянул две двадцатипятки.  Друг испуганно посмотрел почему-то на потолок и быстрым движением затолкнул бумажки под нательную рубашку. Затем, немного успокоившись, Николай второй стал выспрашивать о моём житье - бытье.  Пробыв рядом почти три часа, я так не узнал главной причины, из-за которой этот красивый телом и душой, некогда уравновешенный, добрый сердцем и характером человек, попал в неволю. Расставались мы тяжело и не до конца удовлетворённые итогами общения. На прощание я спросил: «Отсюда в Каргалы еду. Кому привет от тебя передать?». «Родителям и друзьям»- коротко ответил Николай второй и под конвоем сержанта покинул комнату свиданий.   
Петр с подполковником находились в кабинете и время даром не теряли. Пустая бутылка из под водки и вторая уже начатая стояли на столе среди стаканов, тарелок с закусками и пепельницы. «Ну, как, встретился с другом? Не очень жаловался он на условия содержания?»- спросил «хозяин» и засмеялся. «Да, нет. По-видимому, причин особых у него для этого нет. Похудел, конечно, сильно и сутулиться стал, но это думаю, больше от внутренних переживаний, а не от плохих условий»,- ответил я. «Пока ты встречался с другом, мы тут ознакомились с его личным делом. Белиберда какая-то получается. Неужели он настолько надоел жене и тёще, что они с ним так бессердечно расправились?»- спросил «хозяин». «Сам удивлён. Парень всегда был смирным, даже можно сказать интеллигентным. Когда в нём такая жестокость появилась, ума не приложу», -ответил я и поинтересовался: «А что-то можно сделать, чтобы сократить ему срок заключения?». «Хотя статья у него тяжёлая, но после половины отсидки -УДО можно оформить. Для этого необходимо предоставить комплект документов с места его жительства и из административных органов. Перечень их я тебе могу дать, если надо»,- обнадёжил подполковник. «Конечно, надо. Отсюда я поеду в деревню, где живут родители Николая и объясню им, что необходимо делать, чтобы быстрее увидеть своего сына».
Просидев в кабинете «хозяина» колонии часа два и опустошив ещё полторы бутылки водки, мы с Пихтамовым вернулись к нему домой. А на следующий день я вылетел из Сургута в Тюмень, чтобы затем на перекладных добираться до малой родины.
В Каргалах я прожил неделю. Навестил деревенское кладбище, съездил с племянником в рям за ягодами и с удовольствием срезал ножом толстые ножки сырых груздей. Но первым делом, конечно, побывал в гостях у родителей друга, передав им привет от сына и рассказав о своей встрече с ним, а так -же вручил список, необходимых документов для оформления его досрочного освобождения. Тогда я ещё не знал, что главным преткновением в подготовке этих документов станет отказ Розы и её матери писать заявление о прощении своего обидчика.

Глава пятая.

Вернувшись, домой, я вновь окунулся с ног до головы в работу. За делами и заботами, не заметил, как пролетело время, и я стал старше ещё на несколько лет. Был очень омрачён известием, что Николаю не удалось воспользоваться условным досрочным освобождением, и он вынужден был отсидеть все четыре года от звонка, до звонка. Но ещё сильнее меня удивило то, что после возвращения в деревню, он вновь продолжил совместную жизнь с Розкой. Вот такого поступка я от него ожидал меньше всего. Если, честно, то в глубине души я надеялся, что мой друг поймёт, какое предательство совершила по отношению к нему она и вернётся к Нине, умной и надёжной женщине. Но случилось то, что случилось. Такому повороту событий я до сих пор объяснения найти не могу. Даже, грешным делом, вопреки своим убеждениям, стал верить в существование магий колдовства и приворотов. Настолько его решение казалось мне не естественным и не логичным. Долго не мог смериться с решением друга, но потом всё как-то само собой улеглось. Видно время и расстояние на самом деле являются лучшими лекарями человеческой души. 
В самом начале восьмидесятых меня перевели на работу в Москву. Но перед тем, как заступить на новую должность, я взял отпуск и вместе с мамой поехал на малую родину. И в самом начале своего пребывания в Каргалах меня ожидал неожиданной сюрприз. Даже не в самой деревне, а по пути к ней от железнодорожной станции Ишим. Прибывший за нами на легковой машине племянник Виктор, как только выехал за пределы города и вырулил на наш большак, улыбаясь, спросил: «Дядька, а ты слышал, что Розалию Морозову в тюрьму посадили?». «Как посадили!? За что!?»- почти в голос спросили мы с мамой. «За растрату. Двадцать четыре тысячи рублей не досчитались в кассе магазина! В деревне никто понять не может, куда она их могла деть. Деньжищи –то немалые. Четыре «жигулёнка» первой модели купить можно, если бы они продавались» - ответил племянник. «Может, ты шутишь, Виктор? Как можно в деревенском магазине такую недостачу допустить»- спросила мама. «Какие могут быть шутки. Уже месяца три Розка в Нижнем Тагиле в женской колонии сидит. Даже беременную не пощадили, а только срок минимальный для этой статьи дали. Семью годами ограничился суд»- уверенным голосом ответил племянник. «Вот это новость, так новость! Просто невероятная и убийственная!»-подумал я и спросил: «А Николай где сейчас живёт?». «В своём доме. Где ему ещё жить. С родителями у него не очень хорошие отношения, а тёща вдруг сразу шёлковой стала. Он сейчас даже выпивает реже», - ответил Виктор.
С Николаем вторым я встретился во второй день своего приезда. Мы долго вспоминали детство, любовались его голубями, которых он, после возвращения из колонии вновь завёл, прогулялись  по берёзовой роще до реки и даже окунулись в прохладной и чистой воде глубокого омута. Уже возвращаясь домой, я осторожно затронул больную для друга тему: «Как получилось, что у Розы огромная недостача образовалась?». Он посмотрел на меня недоумёнными глазами и спросил: «А ты откуда знаешь?», затем осёкся и сам себе ответил: «Деревня, есть деревня. Спрятать своё горе в ней негде». Настаивать на ответе я больше не стал. «Раз не хочет разговаривать на эту тему, не буду из него жилы тянуть. Это его семья и его личное дело», -подумал я, но на душе у меня стало почему-то скверно. Наверное, оттого, что друг, который всегда был открыт для меня и который доверял мне все свои тайны, вдруг замкнулся в себе и дистанцировался. Немного помолчав, я улыбнулся и с долей сарказма посоветовал Николаю второму: «Слушай, в следующий раз, когда поедешь навещать Розу, расспроси её, куда  она деньги запрятала. А по приезде домой откопай и поживи в своё удовольствие. Компенсируй те потери и издержки, которые испытал по воле тёщи и жены». Николай второй резко изменился в лице и глухо произнёс: «Я тебя никогда не понимал, когда ты говоришь серьёзно, а когда шутишь». «А что тут понимать? Какие могут быть шутки, если речь идёт о деньгах и немалых»- ответил я, и мы вновь замолчали. Меня злило и мучило поведение друга, а его, по –видимому тяготили мои вопросы, на которые ему, почему –то очень не хотелось отвечать. Молчание прервал я предложением: «Пойдём к племяннику, выпьем за встречу». «Извини, друг, но туда я не ходок. Если хочешь отметить нашу встречу, то пойдём ко мне». «Ладно. Тогда двигайся до дома, а я заскочу в магазин. Что ни будь к чаю куплю», - согласился я и быстро зашагал в центр деревни.
На кухне мы провели часа три. Но, даже изрядно выпив, мой друг в откровение так и не пустился. И только при расставании, глядя на меня серьёзными, почти трезвыми глазами, твёрдо заявил: «Я всё равно вытащу жену из тюрьмы досрочно. Чтобы мне это не стоило». И как я намного позже узнал, своё обещание он выполнил. После отбытия половины срока, Роза, вместе с новорожденным мальчиком покинула стены колонии и вернулась домой. Вскоре она вышла на работу в колхозную контору, а Николай второй продолжил крутить баранку грузового автомобиля.
Шло время. Изредка до моего уха доносились деревенские новости, из которых я сделал вывод, что жизнь друга ни только не наладилась, а коренным образом ухудшилась. Он ещё сильнее стал пить горькую, продолжал ревновать жену и всё чаще в семье вспыхивали скандалы, доходящие до драк. Роза при любом таком случае убегала в дом к матери и там жила до тех пор, пока Николай второй не приползал за ней на коленях. Они мирились, недели две целовались –миловались, а потом всё начиналось сначала.
В середине восьмидесятых Николай второй вместе с Розкой неожиданно появились в Москве у её тети – Надежды Павловны, которая лет пять назад переехала в столицу из Осташкова. Друг сообщил мне об этом вечером по домашнему телефону.  Я, конечно, очень сильно обрадовался звонку и уже на второй день, посадив их в машину, катал по всем знаменитым и интересным местам столицы и окружающей её территории.  А незадолго до их возвращения в Сибирь, свозил в Волоколамск, где длительное время работал, и где жили моя мама и сестра. На обратном пути я спросил: «Понравилось вам Подмосковье?». «Очень!»-ответила Роза. «Если есть желание переехать сюда, то устрою вас на работу, и помогу получить квартиру», - предложил я, уверенный в своих возможностях. «Подумать надо»,- произнёс равнодушно Николай второй, из чего я сделал вывод, что из своей деревни он никуда переезжать не собирается. Я, конечно, понял бы его тогда и даже восхитился бы им, за то, что он настоящий патриот нашей общей малой родины, живущий по-человечески на радость себе, детям и обществу. Но, к сожалению, всё было наоборот.
После их отъезда из Москвы прошло ещё несколько лет. Произошла буржуазная революция, распался СССР, жизнь простых людей резко ухудшилась и стала непредсказуемой. Каждый мыслящий и деятельный человек кинулся искать пути к выживанию. Закрутился в этом водовороте и я. Поэтому, не заметил, как пролетели годы, и все мы стали уже совсем другими людьми. Не буду сейчас анализировать – хуже или лучше, но точно другими. Так получилось, что на малую родину я не ездил почти десять лет. Слышал, конечно, о том, как складывается жизнь в деревне, в том числе и у моего друга, и от этих известий только расстраивался. Наконец, выбрал время, сел в поезд и выехал в сторону сибирского края. На протяжении всего пути я с болью в сердце наблюдал за тем, как рушится то, что десятками лет строили люди, верящие в коммунистическую идеологию призывающую в светлое бедующее. Примерно так - же выглядела и моя деревня. Испытывающая ранее дефицит рабочих рук, сейчас она не знала, куда их девать. Но особенно тяжело было смотреть на спивающихся не только мужиков, но и женщин. Они пили всё: от браги и самогона, до одеколона, денатурата и сапожной ваксы. Не обошла такая участь и моего друга. За неделю, прожитую в деревне, я ни одного дня не видел его трезвым. Своё очередное утро он начинал с поиска жидкости, способной его немного взбодрить.  Вначале я читал ему душеспасающую мораль, но затем понял, что занимаюсь бесполезным трудом и, чтобы не позволить ему умереть от похмельного синдрома, даже давал деньги на выпивку. Так и не дождавшись трезвого разговора с Николаем вторым, я вернулся в Москву. Но однажды от него  неожиданно пришло письмо, в котором он клятвенно заверял, что напрочь «завязал» со спиртным и взялся за дело. А для того, чтобы трезвая жизнь у него удачно сложилась, просил помочь приобрести грузовую «Газель». Естественно, его настрой мне понравился, и я с удовольствием пообещал выполнить его просьбу. Вскоре он приехал в Москву, мы вместе выбрали на автомобильном рынке грузовик, и уже на следующий день Николай второй выехал на нём в сторону дома.
В глубине души я надеялся, что моя материальная помощь даст положительный толчок, и поможет другу поверить в себя и повернуть свою судьбу на правильную колею. Но надежды мои не оправдались. Не прошло и полгода, как Николай второй лишился и бизнеса и машины. В причину я не вникал, так как был твёрдо убеждён в её тривиальности. Длительные запои и душевные метания попутчиками успешной работы бизнеса  никогда не были. 
В последний раз мы встречались три года назад. Я летал по делам в Омск и на обратном пути ненадолго заскочил в родную деревню. На моё удивление, Николай на этот раз был в «завязке». Бледное, синеватое лицо, опущенные в бессилии плечи и потухшие глаза, придавали странный вид этому, ещё недавно высокому, красивому и сильному человеку. При встрече, мы с дружеской теплотой, по - мужски, обнялись и почти сразу перешли к разговору. «Ты как это надумал в деревню заглянуть? Давно тебя здесь не было. Думал, что уж больше не увижу»- осипшим голосом произнёс друг. «По делам в Омск летал и на малую родину заодно решил завернуть», -ответил я и уже улыбаясь, спросил: «А ты что, не рад встрече?». «Ещё как рад. Каждый день тебя вспоминаю. Вот только болеть часто стал. Недавно желудок так прихватило, что на стены бросаться был готов. Помереть можно от такой боли, а жить хочется» - ответил друг. «А к врачам –то обращался?». «Обращался в нашу амбулаторию, да что толку. Пить, говорят, Николай Иванович меньше надо было, вот бы сейчас и к нам не ходил». «Ну, в этом они не правы. Их обязанность  любому человеку помогать, кто бы он не был». «Думаю, на неделе в районную больницу съездить. Может, там, что путное скажут». «Обязательно съезди, если потребуются деньги на лечение, то я тебе помогу». «Ладно, видно будет, что дальше делать. Сам - то, как поживаешь? Твой племяш сказывал, что ты с Татьяной развёлся и теперь с молодухой семью создал?», - спросил Николай второй. «Да друг, и со мной такая оказия приключилась. Уже две девчонки растут»,- улыбнулся я.  «Быстро время летит. Как увижу себя в зеркале, так слёзы на глазах наворачиваются. Старик, да и только, а жить по -настоящему ещё не начинал»- тяжело вздохнул он. На этот раз мы с ним проговорили почти полдня. Прощаясь со мной, Николай второй тихо, словно только для себя, произнёс: «Сколько лет я с тобой нормальным языком не разговаривал. А вот поговорил, и на душе легче стало. Спасибо тебе, Николай, что зла на меня не держишь, и  до сих пор не отвернулся от меня. Виноват я перед тобой сильно и видно уже никогда эту вину не заглажу». «Глупость говоришь. Ты мой самый близкий друг и забыть тебя или отказаться от тебя я не позволю себе никогда. Судьбы наши сложились по-разному, но корни мы имеем с тобой одни»- успокоил я Николая второго.
В этот раз из Каргалов я уезжал в хорошем настроении, но с глубоко затаённой тревогой в сердце. Жалко до слёз мне было человека, который, такой же, как я, с такими же задатками и запросами на жизнь, прожил эту её совсем не так, как должен был. Сломавшись ещё в начале пути, вырваться из лап лукавого он так и не сумел. Не предавало мне оптимизма и «выступление» Розы, которая во время нашей встречи ворвалась в дом, и, словно не заметив меня, стала матерными словами поносить моего друга. Такую площадную брань я не слышал даже из уст закоренелых рецидивистов. Этот особый фольклор в её исполнении на десять голов был выше, чем у них. Николай второй только растерянно разводил руками и постоянно повторял: «Роза, боже ты мой, как тебе не стыдно. Мы же в доме не одни. Друг мой самый близкий зашёл меня навестить. Что он обо мне подумает? В кои веки встретились, а ты нам настроение решила испортить. Что –же ты, ёлкин нос, вытворяешь?». Но та даже не посмотрев в мою сторону, продолжала изрыгать оскорбительный монолог. Во мне тогда впервые промелькнула крамольная мысль: «Заткнуть бы этой хабалке кляп в рот, может на женщину стала- бы походить», но вслух говорить ничего не стал, опасаясь, что Николай второй может не выдержать хамства жены и поднять на неё руку. А ещё тогда я сделал вывод о том, что всё происходившее с другом на протяжении многих лет было следствием не понятных мне, но продуманных этой женщиной   манипуляций».

Лера не сразу поняла, что сосед прекратил свой монолог и замолчал. Прикрыв глаза и откинув голову на подушечку кресла, она мысленно представляла всё, о чём говорил Николай Иванович, и ждала продолжения. К действительности её вернул голос бортпроводницы: «Самолёт приступил к снижению. Застегните ремни и поправьте спинки кресел». Лера посмотрела в сторону соседа и, улыбаясь, произнесла: «Ваш рассказ поднял во мне бурю эмоций. Я его ещё не до конца «переварила», но то, что он взволновал меня до глубины души -это точно». «Зато у меня после этой своеобразной исповеди на душе стало легче», - улыбнулся Николай Иванович. «Жаль, что время не осталось, чтобы подробней узнать о Ваших личных хождениях по дороге судьбы. Но у меня есть Ваши координаты и при первой –же поездке в Москву, если не возражаете, воспользуюсь ими. Заодно расскажите, как проводили в последний путь своего друга» - серьёзным голосом произнесла Лера. «Избегать встречи с такой умной и красивой женщиной не в моих правилах. Поэтому, как только появитесь в пределах столицы, звоните» -ответил Николай Иванович и в это время послышался шум вышедших из своих гнёзд шасси.

Глава шестая.

Спускаясь следом за Лерой по трапу, Николай Иванович заметил стоящих недалеко от него двух мужчин, один из которых был Борис, а сразу за ними две легковушки. Как только Лера вступила на землю, к ней вальяжно подошёл высокий и грузный мужчина и, поцеловав в губы, спросил: «Как добралась, милая? Сильно устала?». Ответа женщины Николай Иванович не слышал, так как басистый голос Бориса полностью завладел его вниманием. «С приездом, московский олигарх! Подышать воздухом малой родины захотелось? Подыши, подыши, он у нас пока бесплатный» - радостно тряс он руку однокурсника и общежитского соседа. «Здорово слуга народа! Всё опиумом обещаний хорошей жизни его кормишь? А сам-то уже на английского лорда тянешь», - ответил любезностью на любезность, Николай Иванович. «Ну, ладно. По дороге будем разбираться, кто на кого похож»- успокоился Борис и первым направился в сторону своей служебной машины. Николай Иванович, с Александром последовали за ним.
Уже продвигаясь по объездной дороге в сторону своей загородной дачи, Борис неожиданно спросил:  «В самолёте –то поди спал?». «Разве я мог уснуть в присутствии рядом молодой, красивой и даже умной, что сейчас очень редко встретишь, женщины». «Это ты о Лере говоришь?». «О ней. Ты тоже с ней знаком?». «Знаком и давно. Очень яркая особа, да к тому ещё жена заместителя губернатора по сельскому хозяйству. Это он её в аэропорту встречал». «Правда? А с виду, вроде очень даже приличная женщина» -пошутил Николай Иванович и товарищи рассмеялись. После короткой паузы, Борис спросил: «Ты когда собираешься выезжать к себе в деревню?». «Хотелось- бы уже в ночь отправиться в ту сторону. А что, проблемы какие-то с транспортом? Если есть, то мы сядем на поезд и до Ишима, а там такси возьмём». «Не выдумывай. Варианта у меня два. Первый, это завтра утром выехать на моей служебной машине и второй, на моей личной хоть сегодня в ночь, но для этого права водительские нужны». «Придётся первым воспользоваться. Прав у меня с собой, к сожалению, нет». «Зато, Николай Иванович, я свои с собой всегда вожу»- вклинился в разговор Александр и застенчиво улыбнулся. «Ну, вот и решение твоего транспортного вопроса. Сейчас покушаем на дорожку, и можете отправляться в путь. А утром я тоже вылетаю на три дня в Ханты –Мансийск по служебным делам»- обрадовался Борис.
На ужин и сборы в дорогу ушло часа два. Оказавшись в комфортабельном салоне Мерседеса, Николай Иванович пошутил: «Крест слуги народа тебе придётся нести до тех пор, пока твои господа- избиратели не будут ездить на таких -же агрегатах». «Тогда мне необходимо стать кощеем бессмертным»- живо отреагировал Борис, и друзья вновь весело рассмеялись.
Вырулив в двенадцатом часу ночи на трассу Тюмень –Омск, Александр спросил: «Сколько нам по ней ехать?». «Километров триста. А у города Ишим повернём на север и ещё полторы сотни километровых столбов насчитаем. Ты к чему этот вопрос задал? Боишься, что сил не хватит?». «Не хочу Вас будить, если, вдруг, заснёте», -ответил помощник. «Аккуратней поезжай. На пути могут встретиться снежные переносы и заторы. Сибирь ошибок не прощает. Сколько сейчас на улице градусов мороза?».  Александр взглянул на датчик и невольно воскликнул: «Тридцать два!». «Вот видишь, какое испытание может нас постичь, если в кювете окажемся. Ночью мало транспорта по трассе бегает. Если только дальнобойщики куда с грузом торопятся», - предупредил Николай Иванович и почему-то вспомнил свою попутчицу. «Красивая и очень опасная женщина. Давно я таких не встречал», -пронеслось в голове и его стало клонить ко сну. Видно, предыдущая бессонная ночь требовала компенсации.
«Николай Иванович, мы уже к Ишиму подъехали. Куда мне дальше двигаться?»,- послышался приглушённый голос Александра. Абросимов открыл глаза, посмотрел через боковое стекло в ночную мглу, в которой заметил мерцающие вдали огоньки города, и выдал установку: «Чуть подальше, на развилке дорог повернёшь строго на север. И если большак основательно не занесен сугробами, то двигайся в сторону села Викулово. А там и до моей деревни недалеко». «Маршрут понял. Готов продолжать ночное путешествие», - весело доложил помощник и прибавил газу. 
От этого перекрёстка до районного центра они добирались часа полтора. Отыскав небольшую сельскую гостиницу, Александр подрулил к её входу и остановился. «Пойду будить дежурную. Думаю, что она не очень обрадуется полуночникам»,- мимоходом произнёс Николай Иванович и по-молодецки покинул салон. Но к удивлению дежурная бодрствовала и его появлению была даже рада. Оформив два одноместных гостиничных номера, Николай Иванович вышел на улицу. Резкий холодный ветер вмиг ему напомнил о коварстве сибирской погоды. «Надо –бы машину куда ни будь спрятать, а то замёрзнет так, что утром Александр не заведёт её»- подумал он и открыл дверку джипа. «Вопрос нашего временного проживания решён. Поэтому, давай сделаем так: ты сейчас отвезёшь меня в Каргалы и вернёшься обратно. После того, как отдохнёшь, займёшься поиском венка, самого лучшего, что есть в селе. Обязательно, чтобы на нём была лента с надписью – «от друга детства» или что-то в этом роде. Если не будет готовой, пусть напишут. Не забудь свечек купить. К часам четырём вечера вновь приедешь в деревню, а там видно будет, что дальше делать»- выдал он установку помощнику. 
От районного центра до деревни было около тридцати километров, но дорога оказалась трудной и местами даже опасной. Поэтому, окраины Каргалов они достигли только через час.
Дом Николая второго стоял слева, пятым. Поравнявшись с ним, Абросимов попросил помощника остановиться. «Приехали, Александр. Я сейчас вылезу из машины, а ты возвращайся в Викулово и действуй, как договорились» - произнёс Николай Иванович и покинул салон.
В доме Николая второго был темно. Зато в соседнем, где раньше жила мать Розы, во всех комнатах, включая крыльцо и сенки, горел электрический свет. «Видно, Николай там находится»,- определился Абросимов и шагнул в сторону открытой тесовой калитки. Ещё не войдя в избу, он почувствовал глубоко внутри слабый озноб и бешеное сердцебиение. «Надо брать нервы в руки. У меня нет права предстать перед другом слабым и испуганным»-одёрнул он себя и переступил порог кухни, которая начиналась сразу, после сенок. Первым, кто его заметил, был старший сын Николая второго –Дмитрий.  Он поздоровался с Абросимовым и печальным голосом произнёс: «Нет больше с нами отца». «Соболезную. Но ничего не поделаешь. Таковы законы природы. Крепитесь. Вы сами уже взрослые»- ответил Николай Иванович и направился в горницу, откуда исходил кисловатый запах дыма от горящих свечек и слышались бормотания отпевающих усопшего. Гроб с телом друга стоял на двух деревянных лавках, а в его изголовье на стульях сидели  три пожилые женщины, которых Абросимов сразу узнал, и заунывными тонкими голосами распевали псалмы. Николай Иванович поравнялся с открытым застывшим  лицом Николая второго и остановился. Он внимательно всмотрелся в него и тихо, тихо произнёс: «Здравствуй друг. Вот мы и вновь с тобой свиделись. Только поговорить теперь не сможем. Рано ты решил покинуть этот свет. Как бы здесь тебе плохо не было, но это была жизнь. А там только тьма. Прости, если чем ни будь и когда, ни будь, тебя обидел. Не со зла я это делал, а в тревоге за тебя». Высказав всё, что накопилось у него на сердце, Николай Иванович присел на стоящий рядом табурет и ещё долго молча сидел рядом с гробом.
На улице только начинало светать, а в избу уже потянулись местные жители, чтобы отдать дань памяти усопшему односельчанину. Вскоре появилась и Роза. Увидев Николая Ивановича, она по-бабьи завыла и стала причитать: «Не стало моего, Коленьки!. Как я теперь буду без него свой век коротать? Уж так мы любили друг друга, уж так любили, что дня друг без друга не могли прожить. Тебя до самого последа вспоминал. Наказывал, если что с ним случится, то чтобы я тебе обязательно сообщила. А ты вот видишь, сам к нему приехал. Как бы он сейчас обрадовался, если бы увидел дружка закадычного в своём доме. Коленька ты мой! Любимый муженёк и отец семьи нашей! На кого же ты нас оставил? Только жить по- человечески стали, а ты покинул всех и навсегда». Николай Иванович слушал её причитания, а сам видел её той Розой, которая в предыдущую встречу отборным матом крыла его друга. Что-то в её поведение было не естественным и очень фальшивым. Прекратив подвывать, она спросила: «Ты давно здесь находишься?». «Часа два». «А меня снохи прилечь не надолго заставили. Вымоталась я за последние дни очень сильно. Он ведь почти месяц в ишимской больнице лежал. Думала, что выкарабкается, как три года назад, но на этот раз смерть не удалось перехитрить. Она сильнее его оказалась». «Какой диагноз ему врачи поставили?». «Рак поджелудочной железы в очень запущенной форме». «Видно, давно эта болячка к нему пристала. Ещё в мой последний приезд Николай жаловался на боли в животе. Куда -же врачи смотрели?» -удивлённым голосом спросил Абросимов. «А что врачи. Для того чтобы они вовремя такую болячку обнаружили им взятку большую надо давать. А где мы могли взять такие деньги?», - ответила Роза. «Я же ему предлагал помощь». «Знаю. Но Николай не захотел к тебе обращаться, так как считал себя виноватым за потерю «Газели»». «Ну, и зря! «Газель» - простая железка, а жизнь это божий дар» -вырвалось у Абросимова. «Ладно, что теперь об этом говорить. Ему уже ничем не поможешь»- смиренным голосом произнесла Роза и пошла в горницу.
В десять часов утра Николай Иванович собрался пойти к племяннику, чтобы  немного отдохнуть перед вечерним бдением. Но прежде чем уйти, решил поговорить с Розой на тему организации похорон и поминок. «Во сколько завтра процедуру похорон собираетесь начать?», - спросил он. «К десяти утра могилка уже будет готова. Думаю, что выносить гроб из дома начнём в одиннадцать часов», -ответила Роза. «А поминки где собираетесь справлять? Народу-то не мало захочет проводить Николая в последний путь».  «В том доме. Сколько сможет людей уместиться, столько и пригласим помянуть Коленьку. Да и денег у нас особых нет, чтобы всех угощать» -ответила Роза. «Если только дело в деньгах, то этот вопрос я решу. Может, в клубе столы накрыть? Пусть односельчане добрым словом помянут моего друга», - предложил Абросимов. «А готовить,  кто на всю эту ораву будет? У меня в помощниках только две снохи, да сыновья», - воспротивилась вдова. «Может, районный ресторан к этому мероприятию подключить? Заказать им всё, что необходимо для поминок, а завтра утром привезти в деревню», - уже решительней повёл себя Николай Иванович. «Ты что, с ума сошёл, выкидывать такие деньжищи!? Да я лучше баб наших деревенских подключу к этому. Думаю, что не откажут они мне в память о Коленьке»,- нашла решение Роза. «Вот и договорились. Возьми пока деньги, а когда машина моя из района вернётся, сажай в неё своих помощниц и пусть едут закупать продукты», - вздохнул с облегчением Николай Иванович и протянул вдове нераспечатанную пачку российских рублей. «Куда ты столько много даёшь? Как я с тобой рассчитываться буду? У нас ведь с Коленькой заначки не было» - лисьим голосом, пропела Роза. «А со мной не надо рассчитываться. Это моему другу запоздавшая материальная помощь», - ответил Николай Иванович и вышел из избы. «Пусть Господь Бог даст тебе здоровья и долгих лет жизни. Благодетель ты наш», - громко произнесла вдова и перекрестила Абросимова в след.
Когда Николай Иванович вернулся в дом родителей Розы, Александр уже приехал в деревню. «Отдохнул немного?», -спросил его шеф. «Всё нормально. И отдохнул и венок хороший отыскал. Какие будут дальнейшие указания?», - с готовностью в голосе спросил помощник. «Сейчас дам тебе человека, и ты будешь до конца дня выполнять его команды», - ответил Николай Иванович и пошёл в избу, где уже скопилось много народа. Некоторые, при виде Абросимова здоровались с ним, а другие даже не замечали, погрузившись в раздумья о вечном. Николай Иванович подошёл к Розе и напомнил: «Моя машина стоит у ворот, поэтому сажай в неё своего человека и отправляй в район за продуктами». Не дожидаясь её реакции, он протолкнулся сквозь толпу к гробу и вновь со смеренным видом, надолго застыл возле изголовья друга. Воспоминания, связанные с их общим детством, как в калейдоскопе, сменяли друг друга во временном порядке.   
Неожиданно, дёрнув за плечо, кто-то прервал его тихую грусть и душевные переживания. «Николай, тебя какая-то незнакомая женщина спрашивает»- послышался голос Русанова Александра, бывшего одноклассника. «Где?»- удивился Абросимов. «Во дворе, на крыльце стоит», -ответил тот коротко. «Что ещё за незнакомая женщина?», - подумал Абросимов и стал пробираться на выход. Открыв наружную дверь сенок, он носом к носу столкнулся с Лерой. От неожиданности Николай Иванович даже растерялся. «Вы как здесь оказались? Каким ветром Вас в нашу глухомань занесло?»- нашёлся, что спросить он. Женщина спустилась со ступеньки крыльца и мило улыбаясь, ответила: «Всю ночь не могла уснуть после Вашего рассказа, а утром твёрдо решила ехать сюда, чтобы финал видеть собственными глазами. Вы не волнуйтесь, загружать своими вопросами я не буду. И ещё. Я озадачила мужа, чтобы он позвонил главе района и попросил того принять участие в похоронах Вашего друга. Пусть хозяин района спустится на землю и приблизится к своим подданным. Так что я не в нагрузку прибыла к вам, а в помощь. Даже фотокорреспондента из своей редакции захватила». «Ну, раз Вы решились на такое длительное путешествие, то пойдёмте в дом и постоим у гроба моего друга» - пригласил Абросимов и первым направился в избу.
Появление красивой незнакомки у гроба у многих вызвало  неподдельное любопытство. За спиной Леры и Николая Ивановича стали раздаваться слова догадок и предположений. Не выдержала и Роза. Она подошла вплотную к Абросимову и встревоженным голосом спросила: «Эта женщина с тобой приехала или она какая-то родственница Коленьки?». «Лера корреспондент Тюменского частного журнала. Она здесь по заданию редакции»,- спокойно ответил Николай Иванович и добавил: «Завтра на похороны собирается приехать глава района. Так что постарайтесь организовать их и поминки  на должном уровне». «Батюшки мои! Это кто -же надоумил его приехать к нам в деревню? Что -же теперь делать?» - взволновалась Роза. «Ничего не надо делать, кроме того, что уже делаешь сейчас. Не на свадьбу –же он приедет, а на похороны»- успокоил её Абросимов. Постояв у изголовья гроба, ещё минут сорок, Николай Иванович и Лера перешли в кухню. «Вы уже были в райцентре?»,- спросил Абросимов. «Пока нет, а что?». «У меня в гостинице номер забронирован, так что вы можете в него смело вселяться. А я эту ночь у племянника переночую». «За -ранее спасибо, но мы пока не торопимся туда. Я бы хотела попросить Вас об одном одолжении». «Пожалуйста. Готов выполнить любое задание супруги заместителя губернатора», - грустно улыбнулся Абросимов. «Это Вам Борис сообщил?». «Он мой товарищ по студенческой поре. Даже в одной комнате в общежитии жили»- сознался Николай Иванович. «Просьба моя не очень сложная, но хозяйке может показаться странной и не к месту. Мне бы хотелось посмотреть их домашний фотоальбом, если такой имеется»- высказалась Лера. «Просьба и на самом деле не очень обычная, но я постараюсь её исполнить», -пообещал Абросимов и подозвал к себе старшего сына Николая второго. «Дмитрий, у родителей, где семейные фотоальбомы находятся? Здесь или в той квартире?».  «Не знаю. Я вроде их там видел».  «Давай сходим вместе в тот дом. Я хочу на общие с твоим отцом фотографии посмотреть. У меня тоже некоторые есть, но не все». «Хорошо. Пойдёмте».
Два фотоальбома Дмитрий отыскал быстро и положил их на кухонный стол. «По - моему, больше у родителей альбомов не было. Так что все их фотокарточки находятся в этих»- резюмировал сын Николая второго и вышел из дома. Перелистывая страницы, Лера внимательно вглядывалась в каждую фотографию и по некоторым из них иногда просила пояснения. Николай Иванович сидел рядом с ней на табуретке и тоже с большим интересом рассматривал немых свидетелей их с другом далёкой молодости. «А вот здесь вам, сколько лет?»- спросила Лера, показывая на небольшой портрет их редкого совместного фотографирования. «По восемнадцать. Это незадолго до наших женитьб», - ответил Абросимов. «Вы здесь, как два брата сидите. Очень похожие друг на друга»,- сделала Лера заключение. «Многие об этом нам говорили. Но, к сожалению, на самом деле мы таковыми не были. Наверное, наше сходство отражало отношение друг к другу».   
Закончив с просмотром фотографий, Лера и Николай Иванович вышли на улицу, на которой было очень холодно и темно. «Ну, что Николай Иванович, на сегодня информации и впечатлений я получила много, поэтому пора ехать в райцентр и устраиваться на ночлег. А завтра будет день и будет новая встреча», - произнесла молодая женщина, печально улыбнувшись. «Конечно, поезжайте. Там и мой помощник ночует», - согласился Абросимов и, пожелав Лере хорошего отдыха, направился в соседний дом, чтобы ещё некоторое время побыть рядом со своим другом.
К племяннику Николай Иванович пришёл около десяти часов вечера, и, поужинав в кругу его семьи, расположился спать на горячей «спине» русской печки. Он с детства любил этот тёплый уголок, пахнущий квашнёй, шерстяными носками  и пимами. А уже через десять минут Абросимов погрузился в крепкий, безмятежный сон. И только где-то под утро вдруг приснилось, как в далёком детстве на спор с товарищами, он с Колькой переплывал реку Ишим. Скованные страхом и изнемогая от бессилия, они с большим трудом добрались до противоположного берега, упали на песок и долго не могли прийти в себя. Абросимов увидел эту картинку так чётко, что невольно громко простонал. Тогда у них было больше шансов утонуть, чем остаться в живых, но необъяснимое чудо отвело эту трагедию. Урок беспечности и мальчишеской бравады запомнился ему навсегда.

Глава седьмая.

Николай Иванович проснулся рано. Для него это было нормой, так как эту привычку он вырабатывал в себе на протяжении многих лет. Но племянник встал намного раньше и уже поджидал на кухне с готовым кофе. Они быстро позавтракали, перекинулись общими фразами и разошлись: Виктор на работу, а Абросимов туда, где последние часы земного времени прибывало бездыханное тело его друга.
К десяти часам утра у избы на улице собралось почти всё население деревни. А вскоре прибыли Лера, глава администрации района и председатель муниципального совета. Познакомившись с  Абросимовым, они вошли в избу и минут пятнадцать постояли у гроба, мысленно прощаясь с человеком, которого никогда не знали. И, наверное, не узнали бы, если бы не случай, сведший Николая Ивановича с журналисткой.
Роза сидела у изголовья гроба и немигающими глазами, полными печали,  вглядывалась в лицо мужа. О чём она думала в эти последние минуты определить было сложно, да и никто не собирался это делать. Сыновья, их жёны, две внучки и самый маленький внук –Коля, стояли вдоль гроба и не сдерживали слёз. Смерть есть смерть, а смерть близкого человека во сто крат тяжелее.  Абросимов переступил порог в горницу и остановился. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не влиться в общий гул плачущих и старался вспомнить весёлые эпизоды из далёкого детства. Но угнетающая в горнице атмосфера и отказ головы нормально работать, не позволили ему это сделать. Наконец, кто-то из деревенских мужиков громко произнёс: «Роза Васильевна, пора гроб из избы выносить». После этих слов вдова медленно поднялась с табуретки, а плачущий гул заметно усилился. Абросимов почувствовал подступивший к горлу ком и, опустив голову, зарыдал. Подождав, когда мужики пронесли мимо гроб, Николай Иванович встряхнул головой, ладонью смахнул слёзы с ресниц и щёк и пошёл за ними следом.
Гроб с телом Николая второго деревенские мужики несли на руках до самого кладбища. Неоднократно своё плечо подставлял и Абросимов. Сразу за гробом шли близкие и дальние родственники усопшего, а за ними тянулась вереница людей. «Хоть и не героическую жизнь прожил мой друг, но видно, односельчанам ничего плохого не делал. Если бы они не уважали его, то провожать в последний путь не пошли»- подумал Абросимов, когда в очередной раз подставлял плечо под днище гроба.
Расчищенная бульдозером от сугробов дорога закончилась у входа на кладбище. Дальше шла узкая тропа, прорытая в глубоком снегу копальщиками. Поэтому, колона резко сузилась, и движение замедлилось. Осторожно пронеся гроб с покойным до подготовленной могилы, мужики поставили его на две деревянные лавки и отошли. Наступило время прощания. Первым высказался глава администрации района, затем слова соболезнования произнёс глава муниципального поселения и только  после него заговорил Абросимов. «Дорогие родственники покойного, уважаемые односельчане и все те, кто находится по велению сердца здесь! Сегодня мы провожаем в последний путь моего близкого друга, прожившего очень сложную и противоречивую судьбу. На его жизненном пути были  радости и разочарования, взлёты и падения. Ни что не предвещало в детстве, что именно такая судьба ему достанется. В Николая Ивановича родительскими генами было заложено всё то, что должно было сделать его судьбу счастливой. Но человек предполагает, а Бог располагает. Поэтому, я с болью в сердце, но с чистой душой и совестью искренне желаю моему другу, чтобы земля ему была пухом и не была такой холодной, как прошедшая жизнь».  Как только Абросимов закончил говорить, процедура прощания перешла в завершающуюся стадию. Гул голосов и плача мгновенно усилился и заполнил территорию кладбища. Вскоре два мужика установили на гроб крышку, и застучал молоток. «Вот и всё! Больше своего друга я никогда не увижу»,- промелькнула в голове тяжёлая мысль, и Николай Иванович вновь зарыдал. После того, как на длинных полотенцах гроб опустили в могилу, он вместе со всеми кинул в неё несколько горстей родной земли и, немного успокоившись, подошёл к Розе, рядом с которой стояла вся семья. «Примите ещё раз мои искренние соболезнования и держитесь, друг друга», - произнёс Николай Иванович тихим голосом. Мужики дружно заработали лопатами, и брошенные ими в могилу комья мёрзлой земли громко застучали о крышку и стенки деревянного гроба.  Шум толпы усилился и перерос в общий неуправляемый гул.   
Николай Иванович не стал дожидаться завершения работы копальщиками и, проваливаясь по колено в снег, пошёл в сторону могилы своего отца. «Здравствуй, папа! Давно у тебя не был. Виноват я сильно перед тобой. Но надеюсь, что ты простишь меня, как прощал всегда, когда я тебя чем-то огорчал. Наверное, и сегодня бы с тобой рядом не стоял, если бы не смерть Николая второго. Теперь он тоже здесь. Когда встретитесь, он сам тебе расскажет обо всём. А у нас пока всё по –старому. Мама жива и вполне здорова. В этом году ей исполнилось девяносто три года. Часто о тебе вспоминает. Николаю -твоему правнуку исполнилось уже шестнадцать лет. Мама говорит, что он сильно походит на тебя молодого. А младшие внучки в Англии учатся. Я знаю, что ты не одобрил бы моего решения в отношении их, но сейчас так жизнь устроена. По возвращению домой постараюсь в самое ближайшее время навестить маму, чтобы рассказать ей о своей поездке на малую родину и передать привет от тебя. И ещё, папа. Я хочу сказать тебе огромное спасибо за твой особый вклад в мою судьбу. Ваши с мамой гены заложили в меня основной фундамент, который помог мне построить надёжные стены и крышу дома, под названием жизнь. Я считал и считаю до сих пор, что моим ангелом хранителем являешься ты. Только благодаря твоей незримой заботе я не допускал в жизни грубых ошибок, способных сломить характер любого человека, и не приносил людям зла», - почти шепотом произносил Абросимов слова благодарности своему отцу. Погрузившись в душевный транс, он даже не слышал, как сзади подошла Лера и остановилась. И только тогда, когда он отошёл от оцепенения, она тихим голосом произнесла: «Значит и Ваш отец на этом кладбище захоронен? А я почему-то думала, что в районном центре». От неожиданности, Абросимов даже вздрогнул. Но, немного помолчав, спокойно ответил: «Отец любил своих односельчан, а они отвечали ему взаимностью. Поэтому другого кладбища он не хотел. Весной, летом и осенью бывшие его друзья и пациенты обязательно наводят здесь порядок и рядами укладывают на могилку цветы». «Извините за бестактный вопрос. Это я так, чтобы Вас от тяжёлых мыслей оторвать», - пояснила Лера и вдруг спросила: «Вы когда собираетесь выезжать в обратную сторону?». «Завтра, утром». «А можно, я сегодня здесь в деревне останусь, а завтра с Вами до Тюмени доеду?». «Оставайтесь, если желание такое есть. У племянника дом большой, всем места хватит». «Спасибо, Николай Иванович. Тогда я сразу, после поминального обеда водителя с фотокорреспондентом отправлю в Тюмень, а свои вещи в Вашу машину переложу», -обрадовалась молодая женщина и тут- же добавила: «Почти весь народ кладбище покинул. Пора и нам на выход двигаться».
Как и предлагал Абросимов, поминки были организованы в деревенском клубе. Была расчищена большая часть кинозала, во всю длину установлены деревянные столы, а вокруг них зрительские кресла. Народу, пожелавшего помянуть односельчанина, набилось столько, что даже не всем хватило сидячих мест. Но это обстоятельство мало кого смутило. Устроившись, кто как смог, люди выслушивали скорбные слова выступающих, энергично разливали спиртное по стаканам и, не чокаясь, выпивали. Не прошло и часа, как среди поминающих односельчан появились первые опьяневшие. Разговор становился сумбурным и порой даже развязанным. По-видимому, поняв, что люди могут начать произносить нелицеприятные слова в адрес районной и деревенской властей, глава района и председатель муниципального совета встали из-за стола, высказали в очередной раз слова соболезнования родственникам усопшего, оделись и направились в сторону выхода из клуба. Вышли их проводить и Николай Иванович с Лерой. Абросимов поблагодарил главу района за проявленное внимание к трагедии, которая постигла семью его друга, и пожелал успехов во всех жизненных начинаниях. В ответном слове глава района сказал: «Сегодня я сделал очень неприятный для себя вывод, что плохо знаю людей, которые проживали и проживают на территории вверенного мне района. Вот и о Вас ничего не знал. А оказывается, что  Вы заслуженный, и уважаемый на самом высоком уровне государственной власти, человек. Очень хотелось бы, Николай Иванович поближе познакомиться». «Обязательно, при первой –же возможности сделаем это», - пообещал Абросимов и крепко пожал руку руководителю района.
Возвращаться в клуб Николаю Ивановичу не хотелось. Деревенские мужики и женщины, разгорячённые спиртными напитками уже слабо управляли своими эмоциями и превращали поминки в обыкновенную пьянку.
Абросимов не осуждал их, так как это давно стало нормой поведения ни только в деревне, но и в городе. Он просто устал от шума, суеты и душераздирающей тоски. Но, вспомнив, что верхняя одежда находится в помещении рядом с кинозалом, был вынужден вместе с Лерой вернуться к поминающим. Прошло ещё полчаса, когда Николай Иванович окончательно понял, что наступила пора покидать неуправляемый коллектив земляков. Он подошёл к вдове, сидевшей во главе стола и заметно опьяневшей, и извиняющимся голосом произнёс: «Роза, я немного устал и решил раньше времени уйти с поминок. Ты и вся твоя семья не обижайтесь на меня. Я ведь тоже уже не молодой. Поэтому, примите ещё раз мои сердечные и искренние соболезнования и постарайтесь пережить эту трагедию достойно. А если, что от меня необходимо будет, то я обязательно помогу». «Спасибо Коленька, что отставил все свои важные дела в сторону и приехал проводить в последний путь своего дружка, а ещё за то, что оказал финансовую помощь, без которой нам бы не организовать такое поминальное застолье. Пусть Господь Бог даст тебе и твоим деткам здоровья и счастья. Я молиться не переставая об этом буду», - ответила вдова и продолжила: «Ты очень много денег дал. Мне прямо неловко от этого». «Успокойся. Впереди девять и сорок дней, а там и другие даты подоспеют. Да и памятник через год моему другу поставить надо будет», - ответил Абросимов и пошёл в комнату, где находилась верхняя одежда. Попрощалась с Розой и Лера. Вскоре она присоединилась к Николаю Ивановичу, и они вышли из клуба.
Оказавшись на деревенской улице, Абросимов с жадностью вдохнул в себя холодный воздух и задержал дыхание. «Вы что, Николай Иванович, запах своей малой родины решили с собой увезти?»- улыбнулась Лера. Абросимов посмотрел на молодую женщину и вместо ответа, предложил: «Пойдёмте к племяннику. Думаю, что нас там уже ждут».
Виктор с женой Марией и на самом деле поджидали редкого в деревне гостя. Но когда увидели, что в их дом вместе с ним зашла ещё и красивая, молодая женщина, они явно растерялись. Заметив это, Абросимов улыбнулся и объяснил: «Не паникуйте. Со мной журналистка из Тюмени - Лера. Она прибыла сюда, чтобы осветить взаимоотношения районной власти с народом». «Проходите, пожалуйста, в горницу и будьте гостьей»- пригласила Мария, работающая в местной школе завучем. А когда, скинув с себя тёплую верхнею одежду в прихожей, Лера оказалась в просторной и светлой горнице, хозяйка дома тут- же окружила её вниманием. Вскоре они нашли общий язык и стали живо, что-то обсуждать. Чуть позже этот консенсус был рассекречен. Оказалось, что в разное время Лера и Мария закончили один и тот- же педагогический институт, и обе получили специальность филолога. И хотя хозяйка была на пять лет старше гостьи, это не помешало им найти в памяти даже общих знакомых. Поддавшись эмоциям ностальгии, они не заметили, как пролетело время, и наступила пора ужина. Этим видом хозяйской деятельности в семье занимался Виктор.  Он заглянул к женщинам в горницу и предупредил: «Я ставлю воду под пельмени. Через сорок минут будьте готовы сесть за стол». «А я всё гадаю, чем это таким вкусным и родным с кухни несёт», - улыбнулся Николай Иванович, уткнувшийся в гостевой комнате в экран телевизора. «Неужели, дядька помнишь ещё запах домашних пельменей? А я думал, что кроме омаров, чёрной икры и мяса молодых подкопченных кабанчиков ты теперь не ешь ничего?»,- подколол племянник. «Что ты понимаешь в еде. Лучше и вкуснее пельменей ручной лепки ничего на свете нет», - парировал Николай Иванович и поднялся с кресла.
Запах из кастрюли туманил сознание и наполнял слюной рот. Наконец, Виктор взял в руки шарошку и стал выкладывать на тарелки аккуратные, тонкостенные и ароматные плоды ручного труда. «Самогоночки моей, настоянной на кедровых орешках граммов по сто выпьем, или тебе только коньяк подавай?»- вновь съязвил племянник, который за своё отношение к  труду у Николая Ивановича пользовался особым уважением. Зная, что некачественный продукт Виктор не предложит, Абросимов твёрдым голосом ответил: «Ставь своё изделие на стол. Может, и женщины его попробуют».
Застолье Лере понравилось. А когда Николай Иванович уговорил её выпить три рюмки крепкого и, на её удивление, приятного на запах самогона, то она и вовсе зарделась от удовольствия. Первую рюмку они выпили в память о Николае втором, а следующие за гостеприимных хозяев и за родную для Абросимова деревню. Закусив солёнными сырыми груздями, хрустящими огурцами и бочковой капустой и с удовольствием съев штук по сорок пельменей, они перешла на чаепитие. Закончив вечернею трапезу, компания вновь распалась на две группы. Виктор с дядей стали обсуждать охотничьи проблемы, а женщины продолжили свои воспоминания, перелистывая страницы семейных альбомов.
В одиннадцатом часу вечера, заметив, что дядя «клюёт» носом, Виктор спросил: «Тебе как всегда – на печке постелить?». «На ней родной»- улыбнулся Абросимов. «А можно сегодня я на ней ночую? Никогда в жизни такого удовольствия не испытала», - раздался голос Леры, появившейся со стороны кухни. «В принципе, можно, но только комфорта особого не испытаете»,- ответил Виктор. «К чёрту комфорт. Главное – это косточки прогреть»,- настаивала слегка опьяневшая Лера. «Ладно, племянник, уступлю я своё царское ложе нашей гостье. Пусть в деревенскую действительность окунётся». «Да я что? Я не возражаю. Главное, чтобы потом претензий ко мне не было за плохие условия ночлега»,- предупредил, улыбаясь, Виктор.
Но Лера с Марией по спальным местам разошлись не сразу. Изредка приглушённо смеясь, они ещё долго в горнице о чём-то разговаривали. Уже засыпая на диване в гостевой комнате, Николай Иванович краем уха через дрёму услышал и своё имя, которое произносила Лера. «Сплетничают»- невольно подумал он и улыбнулся.
Как и накануне, проснулся Абросимов рано. И так же, как накануне, племянник уже давно не спал. Управившись с домашним скотом, он тихо хлопотал на кухне. «Иди в баню, погрейся. Я вчера её протопил, а сегодня часа два назад ещё пару полешек в печь подбросил», - предложил Виктор. Николай Иванович хотел, было отказаться, но, немного подумав, взял из рук племянника банные принадлежности и вышел из дома. А когда оказался в парилке на полке с веником, то с благодарностью подумал: «Настоящий русский мужик, мой племянник. Всё у него по-хозяйски сделано. Трудится как пчёлка и от результатов труда своего кормится. Мог бы и Николай второй так жить, но видно что-то другое у него силы и время забирало».
В дом он вернулся через час. Бодрым, распаренным и даже весёлым. «Спасибо племянник за предоставленное удовольствие. Давно я с таким душевным настроем в бане не мылся и не хлестал свои старые косточки веником», - поблагодарил он Виктора. «Специально топил, чтобы ты Московскую пыль с себя смыл», - пошутил тот и спросил: «Пару –то хватило?». «Остался ещё», - коротко ответил Николай Иванович. «И на нас с Марией хватит?»- уточнила Лера, выглянувшая из горницы. «Хватит, если поспешите», - предупредил Абросимов. «А мы, как пионеры, всегда готовы. Так ведь Мария Ивановна?». «Может, мне с вами пойти и хорошенько похлестать ваши спины веничком?», - предложил, улыбаясь, Виктор. «Сами с усами, главное, чтобы пар хороший был»,- успокоила его жена, и они с гостьей удалились.   
В связи с парильно - помывочными мероприятиями, завтракать компания села уже в десятом часу. Заряд бодрости, полученный в парилке, положительно сказался на настроении и самочувствии. Поэтому, того уныния, которое господствовало в последние дни, Николай Иванович уже не испытывал. 
Александр прибыл в деревню к одиннадцати часам. Попрощавшись с племянником и его супругой и поблагодарив их за гостеприимство, Николай Иванович и Лера сели в джип и выехали в сторону Ишима. Поравнявшись с домом Николая второго, Абросимов попросил помощника затормозить и стал пристально  всматриваться в окна. Неожиданно, краем глаза  он заметил вылетающих из открытой дверцы чердака разномастных, необыкновенной красоты домашних голубей. «Кто теперь за ними ухаживать будет? Такую невосполнимую  утрату понесли они», - тихо произнёс он. «Вы это о ком?», - не поняла Лера. «О голубях. Николай второй всю свою жизнь держал их», - ответил Абросимов и вдруг предложил: «Хотите посмотреть голубиное царство друга?». «Очень!», - живо отозвалась молодая женщина. «Тогда нам придётся залезть по лестнице на чердак»,- предупредил Николай Иванович. «Я готова»- ответила Лера, и они вышли из машины.
Несмотря на то, что несколько голубей покинули свой дом - на полу, в клетках и на тонких жердинках находилось ещё не менее трёх десятков грациозных голубок, важно раздувающих груди самцов и наивных подрастающих птенцов. «Какое красивое зрелище! Разве мог рядом с ним жить плохой и без души человек!?»,- воскликнула Лера. Николай Иванович посмотрел с интересом на молодую женщину, но ничего не ответил.
Они уже спустились на землю, когда к ним подошёл Дмитрий и спросил: «Что, дядя Коля, душа не выдержала? Детство своё с отцом вспомнил?». «Вспомнил, Дима, вспомнил. С голубями - то, что делать собираетесь?». «А что с ними делать? Мы с братом на севере вахтовым методом работаем, поэтому возиться нам с ними некогда. Распродадим на ишимском базаре всем желающим. У отца много таких клиентов было»- ответил Дмитрий. «Понял. Ну, ладно. Поехали и мы домой. К Розе Васильевне заходить не буду, не до меня ей сейчас», - произнёс Николай Иванович и сел в машину.

Глава восьмая.

До Викулово Абросимов не проронил ни слова. После разговора с Дмитрием, он вновь с головой ушёл в воспоминания о столь далеком и безмятежном детстве. Молчала и Лера, по-видимому, не желая прерывать его раздумья. И лишь тогда, когда проехали райцентр, она напомнила о себе: «Николай Иванович, за эти два дня я многое из жизни Вашего друга поняла и многое прочувствовала. И, конечно, из всего этого сделала определённый вывод, который, если будет возможность, озвучу позже. Теперь, когда у нас появилась уйма свободного времени, мне бы очень хотелось услышать от Вас рассказ о своей жизни». Абросимов повернул голову сторону Леры, испытывающим взглядом посмотрел на молодую женщину и ничего не ответил. «Николай Иванович, я не из праздного любопытства прошу Вас это сделать, а из профессионального соображения. Мне очень хочется выработать окончательный образ Вашего друга, а без знания Вашей биографической судьбы сделать это не возможно», - пояснила она. Но и после этих слов Абросимов не сразу решился на откровение. Он вообще не любил рассказывать о себе кому-  либо, считая свою биографию вполне рядовой и даже не интересной. Однако, не зная почему, но этой женщине он решил уступить и после продолжительной паузы начал нелёгкий монолог.
«Сразу предупрежу, что в моей судьбе было много приятных сюрпризов и неожиданных везений, которые отношу в заслугу незримого покровительства моего отца», - сделал Николай Иванович вступление. «Я знаю об этом». «Откуда?». «Слышала, когда стояла сзади Вас у его могилки». «Понятно. Ну, тогда пошли дальше», - грустно улыбнулся Абросимов и продолжил. «Я уже рассказывал, что с другом мы стали терять нити почти братской близости тогда, когда поступили в разные техникумы и в разных городах. Не став по пустяковой причине курсантом мореходного училища, опасаясь насмешек односельчан, я решил не возвращаться в деревню, а с полученными баллами на вступительных экзаменах в мореходку, поступил в Тобольский рыбопромышленный техникум. Приняв решение не головой, а в силу сложившихся обстоятельств, первые два года учился в этом учебном заведении, как временщик. Специальность, которую выбрал, для меня была настолько непонятной, что при встрече с друзьями я не мог даже им объяснить, в чём она заключалась. Меня это раздражало и угнетало. И если бы не внутренний голос, который меня успокаивал, и спорт, которым я успешно занимался с первого курса, вряд бы у меня хватило сил и терпения дождаться первой практики. Но видно и на самом деле есть силы, которые ведут человека по дороге его судьбы. И если он их чувствует, то обязательно проживёт именно свою судьбу.   
Моё отношение к будущей профессии изменилось в лучшую сторону сразу после первой производственной практики, которую я проходил на предприятии в Челябинской области. И хотя рыбное хозяйство,  на котором проработал три месяца, было далеко не передовым в отрасли, саму суть будущей профессии уловил. А после второй практики даже влюбился в неё. Одновременно с получением знаний, я быстро подрастал и креп физически. В компании однокурсников и друзей, как и в деревне, был заводилой и лидером. Иногда моя энергия приводила к негативным последствиям. В основном это было связано с драками, которые часто происходили из-за девушек между нами и курсантами мореходного училища. Не всегда ладили мы и с местными парнями. В общем, жили, как и подобает настоящим студентам, почувствовавшим мужскую силу и желание показать окружающим свою неуёмную удаль. Не буду скромничать и скажу, что девчонкам я очень нравился, а некоторые из них нравились мне. Поэтому, испытать себя в качестве физического партнёра мне пришлось довольно рано.
Такая весёлая жизнь продолжалась до середины четвёртого курса. Сразу после Новогодних праздников в аудитории появились заведующая учебной частью и эффектная девушка, которую та представила нам, как преподавателя профильного предмета. Молодому педагогу на вид было не больше двадцати лет. Среднего роста, с тёмными волнистыми волосами, с длинными ресницами, с карими задумчивыми с поволокой глазами, с небольшим пухленьким ртом,  и  с  точёной, как у осы, фигуркой. Всё это я заметил и оценил сразу, как только увидел её, и внутри меня что-то щёлкнуло. Не выдержав любопытства, я попросил: «Повторите ещё раз, как Вас зовут?». «Татьяна Борисовна»- ответила педагог, даже не взглянув в мою сторону. Сидевший рядом со мной Паньшин Лёнька, пошутил: «Спроси ещё раз, а то теперь я не расслышал». «Татьяна Борисовна, уважаемый студент четвёртого курса. Чтобы лучше слышать, необходимо по утрам уши мыть»- ответил я, и однокурсники засмеялись.
Учитывая, что в первом полугодии преподавателя по этому предмету не было, то Татьяна Борисовна вынуждена была заниматься с нами по два часа ежедневно, что, по-видимому, не нравилось ей, зато приносило радость мне. Постепенно, я начал искать пути особого подхода к ней, но было всё бесполезно. Преподаватель ко мне относилась также как и ко всем остальным. По крайней мере, так тогда казалось. Я переживал по этому поводу, злился на её безразличие и иногда вовремя занятия даже выкидывал номера, которыми надеялся обратить на себя внимание Татьяны Борисовны, которую про себя звал просто Таня. Шло время, приближалась преддипломная практика, а все мои потуги так и не увенчались успехом. Я не находил себе места. Весёлый, заводной и общительный, я вдруг враз потерял все эти качества и превратился в обыкновенного «ботаника». Сдав ей зачёт, а затем экзамен, в середине апреля был вынужден уехать на Дальний Восток на целых шесть месяцев. Перед самым отъездом набрался смелости и пригласил Татьяну в городской Драматический театр на спектакль, но получил категоричный отказ. Поэтому, уезжал на Дальний восток с чувством нежности к ней в груди и с униженной ею душой.
Практику проходил на научно –исследовательском судне, что ранее меня бы держало в восторге все полгода. Но на сей раз, я просто не замечал всех морских красот и чудес и с нетерпением ждал, когда вновь окажусь в Тобольске, рядом с желанным объектом. Это была моя первая настоящая любовь, и ни чего не мог с собой поделать. Я боялся, что Татьяне не понравится Тобольск и, не дождавшись меня, она покинет его. Но, вспомнив, что она приехала по распределению после окончания Астраханского рыбвтуза и должна отработать в техникуме не менее трёх лет, немного успокоился.
В конце октября мы вернулись в Тобольск и приступили к написанию дипломных проектов. Уже в первый день я нашёл возможность встретиться с Таней. И как бы молодой преподаватель не скрывала свои эмоции, я тогда понял, что она рада нашей встрече. А потом мы виделись почти каждый день, так как комната, в которой Таня временно проживала, находилась в студенческом общежитии на третьем этаже, аккурат под той, в которой на четвёртом этаже жил я. Но встречались, конечно –же не в её комнате, а в студенческой столовой, которая располагалась на первом этаже здания. И хотя встречи эти были мимолётными, на душевное равновесие они влияли положительно.
Как было заведено в среде старшекурсников техникума, после производственных практик они часто посещали местный ресторан «Сибирь» и оставляли там большие суммы, заработанные честным путём. Не исключением был и я. Однажды, набравшись смелости, на такое мероприятие пригласил Таню, но она только печально улыбнулась и ничего не ответила. «Тогда я к Вам не званым гостем приду», - заявил я, обидевшись на её молчаливый отказ, и пошёл к друзьям, которые с нетерпением меня поджидали. Зная моё несерьёзное прежде отношение к девчонкам, они первое время не понимали моего увлечения Таней, и часто шутили надо мной. Но, поняв, на сколько серьёзны мои чувства к ней, стали даже переживать за меня.
В тот вечер из ресторана мы возвращались уже в двенадцатом часу ночи. Остановившись у крыльца общежития, я задрал голову и посмотрел вверх, туда, где было окно Татьяны. Форточка была полуоткрытой, а прямо из неё свисала хозяйственная сетка со скоропортящимися продуктами. Так поступали все студенты - обладающие мороженной или свежей продукцией, но не имеющие холодильников. У меня мгновенно созрело авантюрное решение. Я поднялся на свой этаж, зашёл в свою комнату, содрал со своей и кровати соседа простыни, узлами соединил их, крепко привязал к батарее и, перебравшись через подоконник наружу, стал медленно опускаться вниз. Достигнув третьего этажа, просунул руку в форточку, открыл оконные шпингалеты и в одно мгновение оказался внутри её помещения. Проснувшись и поняв, что в комнате посторонний, Таня испугалась, но не закричала и даже не попыталась включить электрический свет, а быстро вскочила с кровати, выставила вперёд руки и тихим голосом произнесла: «Не подходи ко мне». Но, уже совершенно не способный  совладать со своими чувствами, я уверенно двинулся в её сторону. Позже Татьяна скажет: «Я хоть и не верила, что ты  сможешь совершить этот дерзкий поступок, но втайне ждала». 
После этой бурной ночи я уже не скрывал от студентов и всего педагогического коллектива техникума своих чувств к этой женщине, и каждый вечер открыто входил в её комнату. А ещё через некоторое время предложил ей стать моей женой. Таня грустно улыбнулась и ответила: «Две причины, из-за которых я обязана тебе отказать. Первая –я тебя старше на пять лет и вторая –у меня есть сын, которому недавно исполнилось два года». Огорчённый её отказам, я немного подумал и твёрдым голосом заявил: «Не первая и не вторая причина меня не пугают и никогда не заставят отказаться от тебя. Так, что если третьей, более серьёзной нет, то предлагаю уже завтра подать документы в ЗАГС на регистрацию брака». «Третьей нет. Но прошу не торопить события. Подумай ещё хорошенько, нужна ли я тебе такая», -слабо сопротивлялась Таня.
13 ноября наш брак был зарегистрирован, и мы стали официально мужем и женой. Прямо в студенческой столовой сыграли скромную, но весёлую свадьбу и стали жить вместе в её комнате.
Примерно за месяц до защиты мною диплома был намечен день предварительного распределения на работу. Незадолго до проведения этого мероприятия Татьяна сказала: «Я случайно узнала, что в списке названий предприятий, которые будут предлагать вам, есть рыбокомбинат «Большая сестра», расположенный в Московской области, недалеко от города Волоколамска. Если сможешь, то выбери именно его. Это моя родина и там живут родители, у которых находится мой сын». Откровенно говоря, мне не очень хотелось выполнять её просьбу, так как был настроен ехать на работу в Приморский край, который очень понравился во время практики. Но любовь к этой женщине склонили чашу весов в её пользу. И во время предварительного и во время окончательного распределений никто из моих однокурсников дорогу мне не перешёл. Поэтому, сразу после получения диплома и письменного направления, мы вместе с Таней выехали в сторону её малой родины. Ей не пришлось отрабатывать положенный срок, так как став моей женой, она получила право последовать за мужем- молодым специалистом к месту его работы по распределению.
Танины родители приняли меня настороженно. До сих пор не пойму почему. Толи оттого, что был моложе её или потому, что родом был из далёкой Сибири, а может вообще считали меня недостойным своей дочери.  Её мама работала заведующей общим отделом в горисполкоме, а отец заместителем директора крупной текстильной фабрики и, естественно, по своему статусу они относились  к элите жителей этого небольшого городка. Но зато Танин сын Сергей быстро привык ко мне и стал называть папой. Я тоже к нему привязался и вскоре усыновил. 
А вот в коллектив рыбного хозяйства я вписался сразу. Учитывая, что с детства не был белоручкой и умел делать всё, что положено крестьянину, подчинённые оценили это, стали прислушиваться ко мне и беспрекословно выполнять мои команды. А вскоре и вовсе авторитетом для них стал. Работал с подчинёнными наравне и даже больше. В общем, вошёл в производственный процесс без раскачки и оглядки по сторонам. Заметив мои старания и результат работы, руководство хозяйства выделило мне, как молодому специалисту, однокомнатную квартиру в ведомственном доме, куда мы с женой переехали от её родителей. Но Сергей продолжал жить у них.
Татьяна тоже долго не сидела дома. Через месяц после нашего приезда на её родину, она пошла,  работать в местное медицинское училище преподавателем биологии. В общем, семейная жизнь постепенно стала входить в спокойное русло и принимать традиционную форму.
Коренное изменение произошло в ней в ноябре, когда мне пришла повестка из городского военкомата, и я пошёл служить в Советскую армию. Со стороны тёщи и тестя были намёки на возможность «откосить» от неё, но я решительно отказался это делать, заявив, что обязан исполнить долг мужчины. «Это в тюрьме сидеть позорно, а служить в армии почётно», - завершил я тогда своё обоснование. Пробовала повлиять на меня и Таня, но сделать ей это не удалось, хотя я ясно понимал, что буду очень скучать по ней и с нетерпением ждать окончания срока службы. Сразу, после моего отбытия, она вновь вернулась к своим родителям.
Армейская служба с самого начала складывалась благоприятно. Командир части, узнав, что я спортсмен -разрядник, сразу после принятия присяги направил меня в спортивную роту Ленинградского военного округа, которая базировалась в городе Петрозаводске, Карельской АССР. В августе 1968 года, в составе группы военных спортсменов, принимал участие в Чехословацких событиях, а сразу по возвращению оказался в Архангельской области и продолжил службу в ракетных войсках стратегического назначения.
Я сильно скучал по жене, но никогда не жалел, что пошёл служить. Армия, это та школа, которую должны пройти все здоровые парни, не взирая на материальный и административный статус их родителей или родни. Армейская жизнь воспитала во мне ответственность за свои поступки, обязательность и чёткость в выполнении поставленных задач, порядочность во взаимоотношениях с такими же как ты, и чувство несокрушимой дружбы с ними. 
Письма от Тани я получал часто. Не реже двух раз в неделю. Тут- же садился за стол и отвечал. А иногда, закрыв глаза и вызвав её образ, размышлял: «Может, и на самом деле зря в её жизнь вторгся? Она красивая, умная и желанная, могла бы найти себе солидного, достойного мужчину и быть счастливой с ним до конца жизни. А что я смогу ей дать? Стать простой домохозяйкой, как большинство женщин. Татьяна заслуживает гораздо больше, чем этот обыденный статус». Но, испугавшись этих мыслей, отгонял их прочь от себя и продолжал служить. За два года мне дважды удалось побывать в краткосрочном отпуске, и оба раза я провёл с женой.
Срочная служба завершилась в ноябре 1969 года. Сразу после демобилизации я вернулся к Тане и на своё предприятие, которое за короткий доармейский промежуток времени стало родным. Заметно раздавшийся в плечах, по-военному собранный, я произвёл положительное впечатление на его руководство. Вскоре меня назначили начальником крупного участка, и я включился в процесс трудной, но интересной работы. А уже летом ко мне на участок стали приезжать на отдых знатные и знаменитые рыбаки всех мастей и калибров. Я быстро находил к ним подход и становился для них незаменимым человеком. Большую роль в этом играли моё врожденное умение употреблять алкогольные напитки в дозированном количестве, и способность держать язык за зубами. Вскоре, эти вельможи перестали меня опасаться и стали вести себя так, как обычные смертные. А за это удовольствие они эффективно помогали хозяйству материально и морально.
Шло время, а нашей любви с Таней друг к другу не убывало. Мы часто с ней ездили в Москву на различные мероприятия, посещали концерты, театральные постановки и просто ходили в гости к кому ни будь из её подруг. Счастливей меня в те годы не было человека. Единственно, что иногда напрягало, это не желание Тани рожать совместного ребёнка. Свою позицию она объясняла просто: «Серёжа только начал подрастать, а мне для себя пожить хочется». Я с этим аргументом старался не спорить и продолжал страстно её любить.
На работе мои дела шли больше, чем удачно. Я «пахал», как раб на плантации, но только с осознанным удовольствием. И однажды в моей карьере произошёл неожиданный поворот. Мне предложили возглавить рыбное хозяйство, заменив ушедшего на пенсию директора. Я, конечно, был польщён такой высокой оценкой моей работы, но согласия сразу не дал. Меня сдерживало то, что за плечами только техникум и я не член КПСС, быть которым руководитель просто был обязан. Слегка обидевшись на мою нерешительность, генеральный директор областного объединения сурово посмотрел на меня и сказал: «Ему в 26 лет предлагают возглавить крупное предприятие, а он ещё раздумывать собрался. Даю тебе на все размышления один час. В Москву я должен возвращаться уже готовым к подписанию приказа о назначении директором этого хозяйства тебя или кого-то другого». Пришлось объяснить причину своих сомнений, от чего гендиректор даже рассмеялся. «Высшее образование ты сможешь, если захочешь, получить в рамках заочной формы обучения, а кандидатом в КПСС тебя Волоколамский горком примет уже на этой неделе»- отрубил пути к отступлению большой начальник.
Возглавив хозяйство, я с тройной энергией включился в новую и очень ответственную работу. А вскоре поменял и место жительства. Как руководящему работнику мне выдали ордер на трёхкомнатную, крупногабаритную квартиру в центре старинного города. Именно тогда я перевёз из деревни к себе маму с сестрой, заселив последнею в свою бывшую однокомнатную квартиру. Так что, жизнь стала более ответственной и полной.  Правда, мама с Таней не сразу нашли общий язык. На первых порах они ревновали меня друг к другу и на этой почве иногда ссорились. Но постепенно успокоились, и часто уже вместе читали мне нудные наставления на житейские темы. В том же году я поступил в московский строительный институт на заочное отделение. Таня, естественно помогала мне и во время сдачи вступительных экзаменов и во время дальнейшей учёбы. Но главным объектом внимания для меня по – прежнему оставалась работа, которой отдавал львиную долю времени. Уже на второй год своего директорства я приступил к расширению и модернизации производственных мощностей, строительству жилья, соцкультбыта и средней школы. Огромную помощь мне в этом оказывали высокопоставленные любители –рыбаки. Некоторые выделяли хозяйству дополнительные финансовые средства, технику и строительные материалы, кто-то помогал решать бюрократические проблемы, часть друзей поддерживала все мои начинания морально.  Я не искал себе славы, а просто хотел сделать жизнь работников предприятия лучше и интересней. И мне это удалось. Коллектив отблагодарил заботу о них своим ударным трудом и уважительным отношением. 
Но по мере увеличения загруженности на работе, я стал всё меньше уделять внимания Тане и семье в целом. Я думал, что это вполне объяснимая причина, но вот жена так не считала и вначале изредка, а затем всё чаще стала капризничать и предъявлять претензии. По своему характеру и воспитанию человек я не скандальный. И особенно, если это касается семейных дел. Но Таня стала напрягать так, что иногда я даже не выдерживал и взрывался. Вскоре жена избрала другую тактику и в выходные дни, когда на рыбалку приезжали мои статусные товарищи, стала вместе со мной ездить на хозяйство. Понимая, что служивым людям государственного масштаба, хотелось на природе отдохнуть и побыть хоть какое- то время простыми смертными, со всеми человеческими недостатками, слабостями и пороками, я старался её отговорить от этих поездок, но услышанным не был. Вскоре со стороны моих рыбаков –любителей я почувствовал лёгкое раздражение. Поэтому решил поговорить с Таней по душам и объяснить ей, что те люди, которые ко мне приезжают, хотят ни только много рыбы наловить, но и на короткое время отключить свой мозг от проблем на  работе и в семье. Она обиделась, накричала на меня, а в конце заплакала. Но утишать я её не стал, так как должен был предложить компромисс, а у меня, его не было. В конечном итоге Таня ушла к родителям и почти неделю жила у них.
После этого конфликта прошло полгода. Закончилась сезонная горячка, и у меня появилось больше свободного времени. Мы вновь стали ездить на различные  мероприятия в Москву, Ленинград и другие города страны, а также успели отдохнуть две недели в Крыму в хорошем санатории. Мне тогда было всего тридцать лет, а жене исполнилось уже тридцать пять. Но не эта разница меня волновала, а пограничный детородный возраст Тани. Как –то раз, не выдержав её длительного воздержания от рождения совместного ребёнка, я в категорической форме заявил: «Если ты хочешь, чтобы наша семья была полной, и в ней воцарились мир и покой, то у нас должен появиться совместный ребёнок». Таня тогда ничего не сказала, а лишь внимательно посмотрела на меня, будь -то проверяла насколько серьёзно я произносил эти слова. Но уже месяца через три, после нашего разговора, она будничным голосом сообщила: «Готовься к отцовским испытаниям. Через полгода или чуть больше ты увидишь своё чадо». Я был искренне рад её словам и тут -же побежал в ювелирный магазин за достойным жены подарком.
Дочь Ирина родилась весной 1979 года. С самых первых дней её существования,  я был самым счастливым отцом на свете и всё свободное время, которого, к сожалению, было не так много, как хотелось бы, проводил рядом с ней. Неоценимую помощь снохе в ухаживании за маленькой внучкой оказывала моя мама, которая к этому времени окончательно вышла на пенсию. В общем, вниманием, лаской и заботой моя дочь была не обделена. А в доме и на самом деле установился мир и душевный покой.
Новые эмоциональные всплески у жены стали происходить тогда, когда Иришке стало уже три годика, и она полностью была на попечении моей мамы. Первая ссора произошла случайно и из-за моего принципа. По своему значению для меня слово «друг» не просто звук в пространстве, а мой образ жизни. Не знаю, может это не правильно, но из-за друга, если надо, то я всегда готов лезть в огонь и воду и бросаться на амбразуру. Так был воспитан, и к этому приучили детство и армия. Мама знала об этом и иногда даже переживала за меня по этому поводу. Вот и в тот раз, получив сообщение от родителей моего друга по армейской службе, что с ним случилась беда, не раздумывая ни минуты, я прямо с работы в ночь выехал на машине в сторону Костромы. Оказав на месте необходимую другу помощь, связанную с заведением на него уголовного дела по причине автомобильной аварии,  вечером следующего дня вернулся домой. Я, конечно, виноват был, что не предупредил Таню хотя –бы по телефону о своём отъезде в другой город, но впечатление, которое произвёло на меня сообщение родителей друга, просто выбило такую необходимость из моего сознания. Тот скандал был не очень бурным, но последствия его оказались разрушительными. После него в голову жены закралось подозрение о моей неверности. Она стала с ужасающей прогрессией всё чаще и чаще ревновать меня ко всему, что ей казалось подозрительным и закатывать истерики. Дошло дело до того, что в мои любовницы записала даже свою двоюродную сестру, которую, я однажды подвёз до её места работы. Скандалы всё ощутимей стали разъедать монолит нашей семьи. Первой не выдержала мама и ушла жить к Тае. Но, стычки на этом не прекратились, а только усилились. Потеряв терпение, я именно в тот период стал иногда встречаться с другими женщинами. Недостатка у меня в них не было, так как уже давно многие дамы открыто выказывали своё особое отношение ко мне и ждали ответных действий. Но серьёзных чувств я ни к одной из них не питал. Вскоре, о моих увлечениях Тане поведал кто-то из «доброжелателей» и между нами разгорелся страшный скандал, отзвуки которого, с помощью её матери, докатились до первого секретаря горкома КПСС. По его поручению меня к себе пригласила секретарь горкома по идеологии и провела часовую нравоучительную беседу. В конце выступления она предупредила: «Уважаемый Николай Иванович, если в горком ещё раз поступит подобное заявление на тебя, то, невзирая на твои заслуги и регалии, мы с позором выгоним тебя из партии и освободим от занимаемой должности».
Этот окрик, главенствующей в те времена в стране организации, на некоторое время охладил мой пыл и успокоил Таню. Но моё внутреннее чувство подсказывало, что это не надолго.
В 1985 году, по решению Московского обкома КПСС, меня перевели в Москву на должность Генерального директора областного объединения рыбной промышленности. Работа ответственная, но не очень почётная и благодарная. Дело в том, что на тот момент большинство предприятий объединения работали плохо и не выполняли государственные планы. За что и был освобождён мой предшественник. Если честно, то из Волоколамского хозяйства я уходил с огромным нежеланием и с тяжёлым камнем на душе. Я по-настоящему любил это предприятие и его коллектив и до конца был предан им. Единственное, что меня утешало, так это то, что они оставались в моём поле зрения и объектом возможного влияния. Успокаивало и то обстоятельство, что оставлял я хозяйство в надёжных руках и в хорошем состоянии.
Известие о моём переводе в Москву Татьяна встретила тоже без особого энтузиазма. Но у неё на это были другие, чем у меня, причины. Таня не хотела далеко отрываться от родителей, а главное, она женским чутьём уже ощущала наш скорый разрыв и боялась остаться одна в чужом огромном городе. Какой повод я дал для таких мыслей мне сказать сложно, так как на тот момент наши отношения были вполне терпимыми. Почти три месяца она колебалась в своём решении, и только тогда, когда я предупредил, что если она не переедет с детьми в Москву в просторную трёхкомнатную квартиру, которую мне предоставили исходя из численности семьи, то придётся отказаться от этого жилья. Поразмыслив и посоветовавшись со своей матерью, главным семейным консультантом, через неделю после нашего разговора она въехала в новую квартиру и приступила к её благоустройству.

Глава девятая.

Относительно спокойная семейная жизнь продолжалась до марта 1987 года. Я трудился с прежним усердием на новой должности и как угорелый, мотался по хозяйствам области, чтобы поднять их до уровня своего бывшего предприятия. Татьяна тоже не сидела дома, а преподавала в школе биологию и исполняла обязанности, заведующей учебной частью. Сергей и Ирина ходили учиться в эту –же школу, что вполне устраивало всех. Моя мама осталась в Волоколамске в нашей квартире и помогала дочери Тае водиться с маленьким сынишкой. Вроде всё складывалось почти идеально, но внутреннего  покоя мне это не приносило. Во мне постоянно стали присутствовать какая – то душевная неудовлетворённость и тревожное ожидание чего-то важного.
В марте 1987 года, я впервые за много лет, взял положенный по советской конституции отпуск и уехал по путёвке хозяйственного Управления Совмина РСФСР в санаторий «Янтарный берег», который находился в Юрмале. Место и условия мне очень понравились, и я стал с большим удовольствием пользоваться всем этим. Принимал лечебно-профилактические процедуры, купался в бассейне, бродил по балтийскому взморью и вечерами играл в бильярд. В общем, как сейчас говорит молодёжь, отрывался по полной программе. Однажды на танцах моё внимание привлекла молодая девушка, вальсирующая с пожилым мужчиной. Роста она была выше среднего, белокурая, стройная, с голубыми глазами и с одухотворённым лицом. Я проследил взглядом, куда она ушла после окончания танца, и как только вновь заиграла музыка, сразу направился в ту сторону. Девушка спокойно приняло моё приглашение, и мы вышли с ней в круг. Вскоре я узнал, что она москвичка, зовут её Елена, что ей двадцать четыре года и здесь она отдыхает со своими родителями. А ещё она мне сообщила, что год назад окончила Ленинградский институт иностранных языков и не замужем. Я тоже в общих чертах рассказал ей свою биографию, и с этого момента между нами пробежала волна внутренней симпатии. Мы стали часто встречаться, вместе гулять, заниматься спортом и иногда выезжать в Ригу, чтобы полюбоваться её достопримечательностями. Незадолго до нашего расставания я неожиданно ощутил, что эта молодая девушка вошла занозой в моё сердце. Я не выдержал нахлынувшего чувства и признался ей в любви. Она тоже оказалась не равнодушной ко мне, что обрадовало меня и одновременно напугало. 
После возвращения в Москву я вновь с головой ушёл в работу. Только благодаря ей, смог заглушить на некоторое время бурлящие во мне чувства к Елене. По-видимому, Татьяна почувствовала изменения, происходящие в глубине моей души и с новой силой, прямо при детях, стала закатывать сцены ревности по любому, даже пустяковому случаю. Но я терпеливо выслушивал её и ответных действий не предпринимал, что ещё сильнее «заводило» жену. 
Однажды не выдержав душевных метаний, я позвонил Елене, и мы с ней встретились. С этой встречи начался отчёт времени наших близких отношений. Но рассказывать о них Татьяне я не собирался, так как не был уверен в том, что поступлю правильно. Такая двойная жизнь продолжалась больше года. Но, как в пословице говорится: «Сколько верёвочке не виться, всё равно конец у неё будет», так произошло и в моём случае. В один прекрасный день, Татьяна во весь голос заявила: «Ты думаешь, что я не знаю, с кем ты мне изменяешь? Ошибаешься. Мне всё о тебе и твоей подстилке Лене добрые люди доложили. Я завтра же пойду в обком партии и расскажу, чем занимается знаменитый труженик голубой нивы. Пусть там тебе мозги прочистят!». Огорошенный таким заявлением, в первый момент я даже растерялся и начал оправдываться. Но, поняв, что бесполезно это делаю, произнёс: «Хочешь сделать плохо мне, а в первую очередь себе и детям, тогда иди, куда собралась, заявляй!», - после чего оделся и вышел из квартиры.   
Своё обещание Татьяна выполнила. Вскоре меня к себе пригласил заведующий административным отделом обкома партии, и стал нудно читать нотации. Этого человека я знал давно и совсем не как образец моральной чистоты. Поэтому, закончив нравоучение, он улыбнулся и спросил: «Неужели у тебя так всё серьёзно в семье?». «Очень серьёзно. Но я этот гордиев узел незамедлительно разорву. Даже ценой собственной карьеры и материального благополучия. Только жаль детей ей оставлять», - ответил я и вышел из кабинета партийного деятеля. И в этот же день, собрав необходимые на первое время вещи, положил их в багажник машины и поехал определяться на постой в гостиницу «Минск», где ранее жил больше месяца после перевода на работу в Москву. 
Прошло два месяца, но в свою семью я так и не вернулся, несмотря на все попытки Татьяны заставить меня это сделать. А вскоре мы с Еленой приняли окончательное решение и стали жить вместе, но уже на съемной жилплощади. Свою квартиру, машину и гараж я оставил Татьяне и детям.
В конце восьмидесятых и начале девяностых годов неожиданно произошёл крах социалистического строя, и пришло время рыночного хаоса. Всё вокруг рушилось, а население нищало. А вскоре развалилось самое мощное государство в мире –СССР. Народ брошен был на произвол судьбы и искал пути своего выживания. Я был не исключением этого процесса. Буржуазная революция оставила меня один на один с канцелярским  столом и руководящим креслом. Все предприятия, некогда подведомственные областному объединению, быстро приватизировались, и вышли из под его контроля. Пришлось всё начинать с нуля. Я хватался за любую идею, сулящую, хоть малый, но доход. Методом проб и ошибок строил новое здание, под названием «жизнь». И вновь, как это бывало раньше, на помощь пришли друзья, которых за свою жизнь я приобрёл очень много. Они помогали, чем могли. Особенно активно участвовали в моей судьбе некоторые руководители Москвы, с которыми меня связывали давнишние дружеские отношения, и даже Патриарх всея Руси –Алексий второй. С ним я познакомился через  управляющего хозяйственными делами православной церкви, который являлся моим другом более пятнадцати лет. Вскоре я почувствовал под ногами твёрдую почву и стал уверенно планировать своё будущее. И ни только планировать, а брать одну коммерческую высоту за другой. Сейчас, я не бедный человек и мог бы позволить себе достойный отдых, но врожденная потребность в труде, желание ещё что-то в жизни успеть сделать, держат меня в крепких тисках. Однако, при первой –же возможности я увлечённо занимаюсь активным отдыхом и путешествиями. По моей инициативе, но на паях с богатыми друзьями, я построил на окраине московской области закрытое охотничье –рыболовное хозяйство. Так, что при встрече, я с удовольствием всё это Вам покажу, а также познакомлю с самыми близкими друзьями, которые уже наверняка меня поджидают».
Пока Николай Иванович рассказывал, Лера сидела тихо и старалась не перебивать его возникающими вопросами. И только тогда, когда поняла, что монолог закончился, она почти сразу спросила: «А с Татьяной Вы отношения поддерживаете?». «Тесных нет, но на протяжении всех этих лет я ей помогал материально. Иногда вместе отмечаем дни рождения нашей дочери и внука. Благодаря моей финансовой и моральной поддержке, дочь стала успешной бизнеследи и всё делает, чтобы мать чувствовала себя комфортно и уверено. Жива и тёща, которой исполнилось девяносто лет. Так что в том моём семействе тоже полный порядок». «А с Еленой как Вы живёте? Почему она не поехала с Вами в Сибирь?». Николай Иванович посмотрел на Леру и улыбнулся. «Вы настоящий корреспондент. Другому кому-то, я бы никогда не стал говорить об этом, а Вам отвечу. С Еленой мы прожили уже двадцать три года. У нас две дочери - белокурые красавицы, которые сейчас учатся в Англии. Если Вас интересует вопрос физической близости с женой, то здесь наблюдается небольшое охлаждение друг к другу. Списываю это на возраст, так как Елена тоже уже достаточно взрослая женщина. А причина, из-за которой она не любит ездить на мою малую родины, очень банальная. Елена с детства привыкла к комфорту и цивилизации, а этого в моей родной деревне пока не хватает. Она съездила в Сибирь со мной только один раз и то на заре нашей совместной жизни. По –видимому, тогда её любовь ко мне была намного сильнее, чем отвращение к неудобствам деревенского быта».
«Спасибо, Николай Иванович, за столь откровенный и интересный рассказ, хотя я больше, чем уверена, что Вы далеко ни обо всём поведали, что пережили и испытали за эти десятки лет. Теперь я окончательно поверила в то, что Всевышний уже при рождении наделяет каждого человека своей особой и неповторимой судьбой. Видно, у Николая второго на роду было написано стать рабом своих чувств и до конца жизни нести крест неудачника и слабака. Роза разрушила его волю к сопротивлению и сделала из него покорного вассала, не способного даже постоять за себя. Во время похорон я всматривалась в её лицо и не видела на нём даже намёка на душевное и физическое страдание. В её сердце уже давно не было места ему. Однажды уничтожив Вашего друга морально, она затем всю жизнь жила с ним, как с неким предметом, не имеющим возможности стать человеком. Эта женщина разрушитель, а не создатель. В ней личное, всегда было главным движителем её поведения. Она какими –то нетрадиционными средствами добилась Николая второго, опустошила его душу и забыла о нём. В ней не четвертинка, как Вы сказали, цыганской крови, а все сто процентов. Так иногда бывает, когда через несколько поколений появляется клон своего дальнего предка» - высказалась Лера, после чего наступило продолжительное молчание.   
В Тюмень они прибыли около трёх часов дня. Попрощавшись с Лерой и высадив её у подъезда редакции, Николай Иванович с Александром поехали на дачу к Борису, который ещё находился в командировке, чтобы в целостности и сохранности сдать машину его жене. А прямо оттуда, не теряя зря время, они на такси направились в аэропорт и, выкупив забронированные Борисом билеты, через полтора часа вылетели из Тюмени. 
Откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза, Николай Иванович вспоминал о проведённом времени на малой родине. Его сознание только сейчас стало восстанавливаться и включаться в нормальную, реальную работу. Проанализировав всё, что видел, слышал и делал сам, он подумал: «Как жестоко и несправедливо устроен мир. Разве достоин Николай второй такой запутанной судьбы и глупого конца. У него с детства было всё, чтобы быть счастливым в этой жизни, а не рабом этой жестокой и бессердечной женщины. И что он в ней нашёл? Нина была для него ни только идеальной женой, но и тем человеком, который помог бы ему найти в этой жизни своё достойное место». И вспомнив Леру, он вслух тихо произнёс: «Красивая женщина. В такую и влюбиться по настоящему не грех». Сидящий рядом помощник с удивлением посмотрел на шефа, но задавать вопросы не стал. За десять лет совместной работы, Александр чётко знал, что ему можно, что нет. А через минуту Николай Иванович у него спросил: «Скажи честно, понравилась тебе моя деревня или нет?». «Честно?»- переспросил помощник. «Только так и никак иначе»- улыбнулся Абросимов. «Если честно, то после этой поездки я ещё сильнее стал уважать Вас. Выбраться из такой глуши на такую высоту только очень умному и везучему человеку под силу», - ответил Александр. «Высота здесь не при чём. Можно стать уважаемым людьми человеком и там, где родился. Только для этого необходимо хорошо и много трудиться и всегда следовать дорогой своей судьбы. А то, что она у каждого своя, это точно. По крайней мере, лично я в этом не сомневаюсь ни секунды»- произнёс Николай Иванович и замолчал.