Дом

Не помню, когда это было и при каких обстоятельствах, но в одно мгновение пришло осознание того, что то, что я из себя представляю – это трёхэтажное сооружение советской архитектуры, располагающейся в десяти метрах от железной дороги. Поразмыслив совсем незначительное количество времени я понял, что я – дом.
Все происходило именно здесь, на улице Кызыл-Армейской. От протяженного рёва поезда каждую ночь во мне просыпались существа, которые жили в нескольких сантиметрах друг от друга, отделяя свое пространство перегородкой, они делали каждый день одни и те же движения: ходили по моей лестнице, которая по своей сущности нейтральна(принадлежала одновременно всем и в то же время никому), чистили обувь, открывали и закрывали мои окна, не удосуживаясь узнать, не буду ли против этого я, и подобные этим существам, чаще всего которых принято называть людьми, абсолютно также баррикадировались в сооружениях, подстать моему строению, отличало же людей, проживавших во мне то, что каждую ночь кто-то из них, чей слух не привык к монотонному стуку колес поезда, просыпался и начинал давить паркет именно тогда, когда я погружался в сон. Но причин жаловаться на моих обитателей больше нет. Все они вели вполне присущий обыкновенному человеку образ жизни, настолько обыкновенный, что мне до сих пор приходится напрягать память, чтобы вспомнить кого-то из них отдельно.
Целыми днями я смотрел на свою мутную тень, на железную дорогу и на деревья, полностью загородившие мне вид на остальные детали города, которые, возможно, смогли бы разнообразить мое безразличное существование. По ночам я начал вопрошать себя, почему и ради чего я существую, почему именно мне досталась участь быть домом, при чем домом, о расположении которого знают только его обитатели. Я не знал наверняка, думают ли другие дома также, как и я, и думают или они вообще, но отчего-то был полон безнадежной уверенности: им сейчас лучше, чем мне.
Со временем я стал чувствовать, если так можно выразиться, ибо наличие у меня каких-либо чувств вопрос спорный, что мне легче, но легче не в том плане, что я обрел некую гармонию с окружающей средой и со всем, что со мной происходит, а легче в прямом смысле: проживающие во мне стали покидать мои комнаты и не возвращаться. Я стал легче, но мне от этого легче не стало ни на минуту.
Утром, уже пустым помещением, я проснулся от подъезжающих экскаваторов и других строительных машин, цель визита которых не была мне ясна с первого раза, но из разговора двух существ в касках я услышал фразу, которая оказала на меня смешанные эмоции: «Странно, что этот дом не снесли еще в прошлом году, не представляю, как можно было не то чтобы жить, но просто находиться в таком ветхом сооружении». Нельзя сказать, чтобы я в пал в панику, скорее, всего было наоборот: будь я в тот момент существом, у которого есть лицо, то на нем висела бы улыбка.