Навигатор

Март. На улице снег, грязь и слякоть, а у меня приподнятое настроение. Солнце вдруг пробьется сквозь ватное небо — и я вижу его многочисленные отражения в каплях, повисших на голых ветвях деревьев. Нудный дождь моросит, стучит, тарабанит без остановки — а я любуюсь ажурным узором, который он выбивает на оплывших сугробах. В сыром воздухе я чувствую запах подснежников, а от звонкого чириканья воробьев мне хочется громко крикнуть: «Люди, ну что вы такие хмурые? Улыбнитесь, посмотрите — на улице весна!»

Сегодня воскресенье, третье марта. Я решила поехать в салон красоты покрасить волосы и привести себя в порядок — все-таки впереди праздник. Не то чтобы я серьезно отношусь ко дню солидарности трудящихся женщин, но мне нравится атмосфера этого праздника. Вспоминается горько-сладкий запах мимозы, протянутой смущенным одноклассником, череда плюшевых зайцев и медведей, вкус маминого праздничного оливье с первым свежим огурцом — и на душе становится тепло и уютно, как в доме с камином, в котором тихонько пощелкивают поленья, изредка салютуя искрами.

Восьмого марта — в этот день принудительного мужского внимания — мы, женщины, превращаемся из Золушек в принцесс. И пусть в полночь все вернется на круги своя, карета превратится в тыкву (а слуги — в крыс, хи-хи!), но один раз в году Золушки непременно должны ездить на бал, потому что, как известно, «вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь!»

Но я отвлеклась. Итак, я собралась в салон. Мой стилист (по-старому парикмахер) успешно стрижет (в прямом и переносном смысле) всех, кто, заплатив некую сумму за то, что в другом салоне стоит в три раза дешевле, чувствует себя приобщенным к классу «избранных». Недавно он открыл свой салон и, соответственно, переехал в другое место (разумеется, в центр, а не как вы, не дай бог, подумали!). Так вот. Периодически я решительно говорю себе: «Так, всё, хватит экономить на себе!» — и посещаю подобные заведения, испытывая при этом глубокое моральное удовлетворение. Ну женщина! Что с меня возьмешь?! Понимаю, что лучше бы в театр сходила, книжку почитала, умнее бы стала…

Чтобы добраться до нового места, мне пришлось взять машину мужа. Он в командировке, а это значит, что его джип с навигатором  в моем полном распоряжении. Навигатор — великая вещь, которая сильно облегчает поиск новых мест в громадной Москве, особенно таким крашеным блондинкам, как я. В общем, сегодня, в этот прекрасный воскресный день, когда календарная зима позади, а впереди всех женщин ожидает подарочный дождь из плюшевых зайцев, медведей и цветов, я взяла машину мужа, отключила в мозгу режим экономии, включила навигатор и в замечательном настроении поехала навстречу новой себе.

До салона я добралась легко и быстро. Конечно, не все прошло гладко, пару раз я поспорила с навигатором и была недовольна, когда она (у мужа навигатор разговаривает женским голосом) сообщала мне, что  связь потеряна. Я, милочка, знаешь ли, не для того машину мужа взяла и тебя с трудом настроила, чтобы ты мне в последний момент говорила, что «связь потеряна». Периодически мои диалоги с навигатором напоминали мне диалоги персонажа Светлакова с телевизором, и тогда я умолкала, оставляя реплики своей собеседницы безответными.

Припарковавшись на элитный бордюр элитного дома, я вышла из машины и наткнулась на мужчину лет шестидесяти, судя по одежде и манерам — элитного жильца этого дома. Начальственно заложив руки за спину, он озабоченно рассматривал то меня, то мою машину, склоняя попеременно голову то на один бок, то на другой, чем напомнил мне попугая подруги, который, сидя в клетке, с таким же любопытством разглядывал меня.

— Девушка, — сказал он, чем сразу невероятно расположил меня к себе, — а проедьте еще сантиметров двадцать вперед.
— Зачем? — недоуменно поинтересовалась я, придирчиво осмотрев правильность своей парковки и не найдя в ней изъянов. — Я ведь никому не мешаю.
— Ну чтобы все машины стояли ро-о-овненько, в одну линию, — ласково и с тихой настойчивостью ответил он и вновь, как попугай, склонил голову набок, внимательно ожидая моего понимания. А мне вдруг бросилась в глаза его детская красная шапочка с большим помпоном, и эта шапочка вкупе с педантичностью ее хозяина показались мне очень подозрительными.

— Ой, я лучше не буду! Я и так плохо паркуюсь! — включила я «блондинку», взмахнула для убедительности пару раз ресницами и послала в ответ самую милую и наивную улыбку из своего арсенала.
— Да? Ну хорошо, — он поддался моим чарам, вдумчиво оглядел меня с ног до головы («Ох уж эти бестолковые блондинки!» — читалось на его лице), затем еще раз проинспектировал ровную линию припаркованных автомобилей и вынес одобрительный вердикт: — В принципе, вы не сильно выбиваетесь из ряда и никому не мешаете.

Заложив руки за спину, странноватый мужчина по-военному четко развернулся и продолжил обход двора, а я поспешила ретироваться, в очередной раз убедившись, как опрометчиво доверчивы бывают люди, охотно верящие в то, что другие глупее их. Блонд в волосах женщины — мощное оружие воздействия на окружающих.

Мой стилист, увидев меня, радостно распростер в приветственном объятии руки и почти сразу опустил:
— Та-а-а-к, что это мы тут отрастили на голове?! Где это мы такой цвет накрасили?
— Мишенька, виноватая я! Пошла, где поближе, сделала, что подешевле, вот пришла к тебе расплачиваться! Только на тебя надежда, дорогой!
— Ну господи! Что с волосами-то сделала?! Мы ведь только-только цвет вывели, только волосы подлечили, а ты мне опять солому приносишь! (Это означает, что он только-только сделал из меня человека, на которого можно смотреть, а я, непутевая, все испортила — это перевод для тех, кто не знает, что такое модный стилист.)

Спустя два часа Миша снова ахал над моей головой, на сей раз — восторженно:
— Ну вот! Смотри, какой классный цвет! Прям то, что надо! Здесь и меда тебе немного сделал, и чуть холодного оттенка добавил — смотри, как оттеняет! И корни — смотри, как хорошо получились: свои будут расти и входить в этот цвет! Нет, ну мне определенно нравится! Прям вот то, что я хотел! Вот то, что надо!
— Да, Миш, правда здорово! Мне нравится! Спасибо!
— Ну! А как посвежела, а?! Нет, все-таки блонд — это твое!

Вот так, на восклицательных знаках, довольные собой и друг другом, мы подошли к стойке администратора. «Как вам хорошо!» — заученно произнесла девушка, улыбнулась отбеленными зубами, потупила глазки, чтобы посмотреть в счет, и назвала сумму к оплате голосом, который выражает что-то типа «как вам повезло — совсем недорого за такую неземную красоту». Я достала из кошелька несколько купюр красноватого цвета с изображением хабаровского моста через реку Амур. Гардеробщик помог надеть шубку. Все трое выстроились в ряд и широко улыбались мне в девяносто шесть зубов, шестьдесят четыре из которых были отбелены. На секунду я задумалась об отбеливании своих и, мило улыбнувшись им на прощание, вышла на улицу, ощущая себя королевой.

Было около девяти часов вечера. «Красная шапочка», видимо, закончил вечерний моцион, поэтому я беспрепятственно дошла до машины. В этот весенний вечер с неба падали огромные снежинки. По чьей-то нелепой фантазии во дворе, в центре маленького забетонированного пятачка, взятого в плотное кольцо припаркованными автомобилями, одиноко торчали детские качели. Уж не чудак ли в красной шапочке инициировал их нелепое возведение в центре парковки? Почему-то вспомнился детский стишок:
Дети в подвале нашли неваляшку,
Рядом — кирпич и кошачью какашку.
Долго пытались они угадать,
Как же им в это во все поиграть.

Окна многоэтажного дома светились желтым теплом, фонари уютно освещали символическую детскую площадку, заснеженные крыши припаркованных иномарок отражали свет далеких звезд… С неба тихо и медленно падали большими зонтиками снежинки. Я закрыла глаза и услышала, как они мягко ложатся на землю. Было тихо и покойно. Уезжать из этого забетонированного дворика в центре Москвы совсем не хотелось. Вот поди ж ты разберись в нашей женской психологии!

Я села в машину. Вспомнила мужа, который всегда включает навигатор, даже если в семисотый раз едет из дома на работу и обратно, и решила тоже включить этот умный девайс. После того как мне сообщили, что соединение со спутником установлено, я нашла в «Истории поездок» адрес своего дома, уверенно нажала на кнопку и услышала, что маршрут проложен, и мне следует повернуть направо.

— Ага, щас! А задом кто будет сдавать, чтобы на дорогу выехать?! — вступила я в диалог с навигатором.
— Поверните направо, — снова повторила она.
— Ну разумеется, направо, милая моя, куда ж я налево-то? Там стена! Привыкла, понимаешь, моему мужу все подробно рассказывать, а мне не надо.
— Через сто двадцать метров поверните направо, — гнула свое женщина из навигатора.
— Ну естественно! Налево — это я по встречной поеду! Думаешь, самая умная, да?
— Связь потеряна…
— А ты мстительная барышня, однако!
— Продолжайте движение прямо три с половиной километра.

И мы поехали с ней. Ехать было приятно. Машин мало, снег летит — красота!
И вдруг:
— Через пятьдесят метров возьмите правее. Через тридцать метров поверните направо. Поверните направо.
Я удивилась: она решила изменить маршрут. Времени на раздумье у меня не оставалось, и я подчинилась:
— Ты уверена, дорогая? Тебе, конечно, там сверху виднее, но мне кажется, что или я не ту кнопку нажала, выбирая адрес дома, или ты, подруга моя, чего напутала. Тебе правильного бензина-то залили?
— Продолжайте движение прямо двадцать три километра, — строго ответили мне.
— А куда ж я теперь денусь!

И я поехала прямо. Я ехала по бывшему Калининскому проспекту — ныне Новому Арбату. Снегопад усиливался, видимость ухудшалась, на дороге становилось скользко. Машины еле двигались, и я вдруг поймала себя на мысли, что хочу ехать совсем медленно, ведь давно я не ездила вот так, никуда не спеша, и давно не вспоминала то, что было в моей жизни… тоже так давно. Я перестроилась в правый ряд, включила аварийку и поехала совсем-совсем медленно, вглядываясь в знакомые места и вспоминая молодую себя с улыбкой и легкой грустью.

Вот в этом доме (раньше он назывался «Малахитовая шкатулка», по названию ювелирного магазина, располагавшегося в нем) живет моя однокурсница Марина. Мы были «секретчицами»: на нас была возложена ответственность за выдачу секретных тетрадей, которые полагалось хранить в сейфе. Мы должны были открывать его перед лекцией по… одному секретному предмету и выдавать курсу хранящиеся в нем тетради. До сих пор сейф этот представляется мне гигантским железным монстром. Он был огромный! Нет, даже не огромный, а громадный! Громаднейший из всех громадных громадин! Уж тонну он точно весил. Открывался он тяжело, медленно и со скрипом, а закрывался еще труднее. Открывали мы его всем курсом, а закрывали — вдвоем с Мариной. Никто не помогал нам, потому что лекции читались в другом корпусе, и надо было не только успеть добежать до него, но и, главное, не опоздать на лекцию, потому что преподаватель — человек военный — был строгим поборником дисциплины и беспощадно карал виновных за ее нарушение.

Мы же с Мариной всегда опаздывали на его лекции, потому что не могли закрыть этот проклятый сейф. Мы брали его штурмом: одна, подпирая и прижимая дверцу всем телом, держала ее, а вторая, с разбега, ударяла дверцу бедром, чтобы в момент наиболее плотного прижатия исхитриться повернуть ключ и маховик сейфа в положение «закрыто». Сделать это с первого раза никогда не получалось. Мы висели на ключе, ломая ногти, не щадили своих девичьих бедер, украшая их синяками от столкновений с этим железным чудовищем. В общем, это был не сейф, а какая-то межотсечная дверь подводной лодки с кремальерным запором. И что мы обе получили взамен? Нелюбовь преподавателя за наши систематические опоздания с «враками» про сейф и единственную тройку в дипломе по этому предмету. Знаете, как он назывался? Выдам вам страшную военную тайну: ОМП — оружие массового поражения! Вот так ОМП поразило наши с Маринкой дипломы.

А следующий дом — Дом книги. Хорошо, что он так и остался Домом книги. Когда-то, заглянув туда на минутку, я пропадала на день.

Магазин «Весна». О, там я купила себе пальто белого цвета. Пришла в нем в институт, и моя однокурсница Люда поинтересовалась, где я приобрела такую красоту. Я честно ответила, а потом так же честно поехала с ней покупать ей такое же пальто. Люда теперь Мила, уже много лет дышит чистым швейцарским воздухом и присылает мне фотографии «Я в Монако», «Я на Лазурном Берегу», «Я в своей новой ласточке» (это она в BMW) и «А это я дома, на берегу Цугского озера». Выглядит шикарно. Живет интересно. Работает постоянно. Для завистников можно изменить последовательность: работает постоянно, живет интересно, выглядит шикарно.
Ой, а «Валдай» я уже проехала! Жаль, не увидела его сейчас, а ведь с ним связано одно дорогое мне воспоминание. За мной ухаживал симпатичный молодой человек. Мы были студентами, и деньги с нами не дружили. Посидеть в баре или кафе удавалось редко. Что уж тут говорить о ресторане? Но вот однажды он вернулся из загранкомандировки и на следующий же день пригласил меня в «Валдай», где небрежным голосом, вопреки моим бурным протестам, стал заказывать невероятно дорогие по тем временам вещи: коньяк, шампанское, черную икру, фрукты, котлеты по-киевски, сигареты «Мальборо».

Официанты, почувствовав денежного клиента, виртуозно кружили вокруг нас, предупреждая малейшие желания и срывая с губ не успевшие родиться просьбы. Музыканты без устали исполняли репертуар Антонова и Джо Дассена для «прекрасной Ирэн из Ирана». Помню, я спросила: «Почему ты заказываешь песни для Ирэн из Ирана? Я же Ира из Москвы», а он рассмеялся в ответ: «Не знаю, просто мне нравится, как это звучит. Здесь главное — первое слово!» Мы без умолку болтали, танцевали и смеялись — у него было превосходное чувство юмора. В двенадцать часов ночи ресторан закрыли, но нас почему-то не стали выгонять. В зале приглушили свет. Музыканты собрали инструменты и ушли. Официанты приводили столы в порядок. Уборщицы мыли полы. Мы сидели в пустом ресторане и дышали счастьем. Нас никто не трогал. Нам не хотели мешать.

Потом он подвез меня на такси, что было по тем временам немыслимой роскошью и удачей (такси стоило дорого, но заказать его все равно было невозможно). Домой он добирался сначала пешком, а потом на попутной мусороуборочной машине. Много лет спустя я узнала от знакомых, что в тот вечер он потратил все деньги, заработанные за полгода командировки. Конечно, это не миллион алых роз, и по здравом размышлении такой глупый, безответственный поступок достоин порицания, но… Прошло столько времени, а я вспоминаю сегодня того безрассудного юношу и улыбаюсь ему, посылая признательность и благодарность в прошлое.

А тут же рядом был гастроном «Новоарбатский», он поражал своими размерами, ассортиментом и — лично меня — украшением витрин и красивой выкладкой продуктов. Было так приятно проходить по просторному магазину, вдыхать ароматы, услаждать взор выложенным товаром, видеть продавцов в накрахмаленных белых колпаках с кружевом. Периодически «в народ выбрасывали» сервелат, копченые сардельки, грудинку, глазированные сырки, и тогда те, кто оказывались в этот момент рядом, чувствовали себя везунчиками и покидали магазин не только с полными пакетами, но и с ощущением удачи и счастья. Да, в те времена купить кусок вырезки было таким же везением, как выиграть в лотерею.

Долгое время Калининский проспект был самой современной улицей. В пятидесятые годы на его месте еще были старые постройки (или, ностальгически выражаясь, старая Москва). Но так случилось, что в эти годы Никита Сергеевич Хрущев посетил США и был поражен великолепием небоскребов. Вернувшись домой, он захотел сделать нечто подобное у нас — так был зачат Калининский проспект.

В нашей стране воплощение в жизнь любой идеи всегда вызывает полярные мнения. Так произошло и с Калининским проспектом: кто-то ругал Хрущева за снос старой Москвы, а кто-то был счастлив, что появилась такая, можно сказать, заграничная улица — «Два километра Бродвея». Магазины «Весна», «Мелодия», «Подарки», «Москвичка», рестораны «Печора» и «Ангара», кафе-мороженое «Метелица», кинотеатр «Октябрь», парикмахерская «Чародейка». О боже, везде я побывала!

Как много, оказывается, уже прожито и накоплено воспоминаний, которые я просеиваю сейчас, словно песок в песочных часах. И как грустно понимать, что в своей жизни мы можем перевернуть песочные часы сколько угодно раз, чтобы начать что-то заново, но никогда мы не сможем перевернуть те песочные часы, которые только один раз ставятся Судьбой (или как там это называется), чтобы начать отсчет нашей жизни: песчинка к песчинке, день к деньку, год к году. Так вот и струится наша жизнь, укладываясь слоями-воспоминаниями, пока последняя песчинка не упадет без предупреждения на верхушку насыпанной пирамиды, поставив точку в рассказе, называемом «жизнь». Хотя чью-то жизнь можно назвать романом, поэмой, а чью-то анекдотом, фельетоном или даже двустишием. Кому как повезет. А пусть бы даже и двустишие, лишь бы оно было со смыслом.

И вот я, взрослая дама, еду, ведомая голосом свыше (со спутника), по улице Новый Арбат, вспоминаю и вижу себя — юную, прогуливающуюся летним днем по Калининскому проспекту в белой юбке, которую сама сшила из обыкновенной простыни, и в модной тогда рубашке-распашонке, сшитой из остатков той же простыни и красиво вышитой мамой. На плече висит рыжая дерматиновая сумка. Мои каштановые волосы развеваются. Боковым зрением я вижу, как с интересом смотрят на меня и даже оборачиваются мужчины, ловлю на себе взгляды женщин. И ничего, что весь мой наряд из простыни. Мне нравится, что я иду вперед, навстречу ветру, и я счастлива, потому что верю, что все самое лучшее у меня впереди, и мне повезет!

Я проезжаю по Калининскому с грустью, не успевая толком разглядеть изменения, которые произошли с этой улицей. Обрывочные воспоминания прокручиваются в голове в режиме ускоренной перемотки. Вот я в «Метелице», переродившейся из кафе-мороженого в ночную дискотеку. Мне уже около тридцати. Я в красивом желтом платье из чекового магазина «Березка», и я в полном отчаянии: моя жизнь, как лодка после шторма, изрядно повреждена и выброшена на берег. В этот вечер я прочитала дочке сказку на ночь и, убедившись, что она крепко спит, поехала в «Метелицу».
Я приехала туда, чтобы заполнить свою голову грохотом музыки, ритмом выбить из себя боль, тоску и усталость, как пыль из старого ковра. Я устала от темпа работы и бесполезных советов друзей по улучшению моей жизни. Я хочу, чтобы бешено громкая музыка влилась в меня и заполнила всю без остатка, как вода заполняет сосуд, чтобы не было места сомнениям и отчаянию. Какой-то итальянец настойчиво знакомится со мной, но я ничего не хочу, кроме музыки.

Музыка гремит, я без устали танцую, плыву по ее течению, сливаюсь с ней, выбрасывая из себя всю накопившуюся черноту, и музыка, наконец, наполняет меня радостью, как вода наполняет сосуд. Я пью вино, смеюсь и со стороны кажусь беззаботной, счастливой. Внезапно я понимаю: нет, я не одинока. Это неправильное слово. Я не одинока, я — свободна! Вы понимаете разницу? Это твой личный выбор, кем ощущать себя: одиноким или свободным. Одинокий человек несчастлив, у него счастье в прошлом. У свободного человека — все впереди. Я счастлива, потому что у меня есть моя драгоценная девочка — моя дочка. У меня есть работа и есть жилье. Да, вот так: я свободная и счастливая молодая женщина, и все у меня будет хорошо! Я птица феникс, я восстану из пепла и никому не дам сломать себе крылья.

Магазин «Подарки» — это мои первые французские духи Diorissimo с запахом ландышей (ах, как аромат этих духов отличался от советских духов «Серебристый ландыш»), это итальянская тушь Pupа в красном тюбике (ах, как она отличалась от советской коробочки с тушью, которую перед нанесением надо было ловким плевком развести, как акварельную краску, а после — аккуратно швейной иголкой разделять слипшиеся реснички), это волшебный карандаш для глаз Helena Rubinstein, который оставлял на веке не царапину, а черный бархатный след… А еще польский крем Pond’s, который можно было покупать только из-за красивой баночки и запаха! А текстура? Это же прелесть что такое! Ах, ах и еще раз ах! А нынче ничем нас не удивишь!

Ресторан «Печора». Швейцары в черных пиджаках, такие же неприступные и строгие, как гаишники (ой, извините: полицейские), и только хруст денежных бумажек на короткое время превращал их из роботов в добрых дяденек с человеческими лицами. Нет, не хочу вспоминать. Неприятные воспоминания.

Кинотеатр «Октябрь» — это недополученные мною знания. Здесь я прогуливала нуднейшие лекции по истории КПСС и политэкономии и по этой причине несколько раз с удовольствием посмотрела двухсерийные фильмы «Москва слезам не верит» и «Карнавал». На второй серии я всегда начинала чувствовать уколы совести, потому что понимала: двухчасовая лекция по истории КПСС (политэкономии) закончилась, а я уже прогуливаю другую, ни в чем не повинную лекцию. В институт я возвращалась с дискомфортным чувством, что я прогульщица.

А вот и мост. Переехав через него, я вижу дом, в котором живет теперь моя дочь. Проеду мимо. Уже поздно. Сама не люблю, когда кто-то на ночь глядя звонит и радостно восклицает: «Привет! Я тут рядом, сейчас зайду!» Иногда, проезжая мимо, лучше просто проехать мимо. Иногда. Есть такое слово — деликатность.

А вот чуть-чуть по диагонали от дома дочери стоит дом, в котором раньше находился швейцарский магазин с русским названием «Садко». В нем торговали одеждой и обувью по баснословным ценам. Я недолго работала там и познакомилась с дивной женщиной по имени Наташа. Она была заведующей магазином. Эта хрупкая милая женщина с тихим голосом, всегда пахнущая французскими духами, обладала гипнотическим действием на людей. Все, что она говорила, всегда исполнялось на сто процентов. Не знаю почему, просто не послушаться ее было невозможно.

Например, если человек опаздывал на работу, она спокойно и доброжелательно говорила: «Больше не опаздывай, пожалуйста!» — и вот, представьте себе, больше этот человек не опаздывал. Конечно, возможно, все мы находились под воздействием ее непривычного для того времени заграничного вида, фирменных вещей, дорогих сумок, роскошной обуви. Она выглядела инопланетянкой в нашем постсоветском обществе. Еще Наташа была замужем за югославом, что тоже добавляло ей шарма.
Однажды я ехала по делам в филиал магазина, и Наташа попросила купить для нее два лака Chanel. Она назвала номера лаков и протянула мне деньги — это была пятая часть моей зарплаты. Помню, меня тогда поразило, что можно потратить столько денег на два лака. Я не позавидовала, а просто подумала, как хорошо вот так жить. По прошествии некоторого времени я раскрыла «тайну» Наташи: она была профессиональна, доброжелательна и спокойна, состоятельна, внешне мила и ухоженна, и она искренне даже не допускала мысли о том, что ее можно ослушаться, и это внутреннее убеждение давало ей силу, которая оказывала на всех нас то самое гипнотическое воздействие.

Я медленно двигалась в тишине (навигатор молчал: мне ехать прямо еще километров пять). Снег тяжелыми мокрыми шлепками падал на лобовое стекло, и «дворники» ритмично счищали его. Образы молодой меня постепенно рассеивались, уходили вдаль, как дорожные знаки и указатели, которые я проезжала.

— Через триста метров поверните налево.
— О, дорогая, ну наконец-то! Ты видишь, как я загрустила без тебя! Отчего ты целых двадцать километров молчала?! Хоть бы пошутила, что связь со спутником потеряна!
— Поверните налево.
— Конечно, дорогая! — Я была сама покладистость и послушание.
— Продолжайте движение прямо два километра.
— Окей, дарлинг.

Еще несколько указаний навигатора, и я услышала завершающее:
— Вы прибыли к месту назначения.
— Спасибо тебе, моя хорошая! Я — домой, а тебе спокойной ночи!

Я закрыла гараж и вошла в дом. Встретил меня кот. Он лениво потягивался, зевал и щурился от включенного света. Кот — это вам не собака! Мой любимый пес, мой самый преданный и настоящий друг, умер почти два года назад. Вот уж кто умел и любил меня встречать! Он бурно радовался каждому моему появлению, независимо от длительности отсутствия: возвращалась ли я с работы или отлучалась на минуту вынести мусор. Он ждал меня каждую секунду, сопровождал везде, где было возможно, а когда оставался один, ложился ковриком на мои тапочки и начинал меня ждать. Это Богом созданное чудо было послано на землю в виде йорка. Мой Тепа, мой Ипполит Апи оф Барсел, прожил семнадцать лет и умер от рака. Целью всей его жизни было обожание меня. А что кот? Вышел, зевнул и пошел обратно, царственно переставляя лапы и с достоинством держа хвост трубой.

Я подошла к зеркалу. В который раз отругала себя за то, что не стоит доверять восторженным оценкам парикмахера своего же труда. Цвет я хотела потемнее, а корни — более прокрашенные. Но в целом, да, «блонд — это мое». Только это «в целом» стоит целое состояние африканского племени (интересно, при чем здесь африканское племя?!).

Я заглянула на кухню. Увидела конфету и от нечего делать съела ее. Прошла в комнату. Увидела графин с виски, от нечего делать налила виски в стоящий рядом стакан и выпила. Включила телевизор. От нечего делать прокрутила каналы, не увидела ничего интересного и выключила. От нечего делать налила еще виски. Взяла стакан и стала слоняться по комнатам, пытаясь найти себе занятие. «Дело было вечером, делать было нечего». Да и ничего не хотелось.

Я отхлебнула виски, открыла входную дверь и вышла на крыльцо. Вдохнула вечерний воздух, что называется, полной грудью. Еще сырой и холодный, он уже пах весной: зябко и сладко. Время — одиннадцать вечера. Ложиться спать рано, звонить кому-нибудь — поздно. Такой вот странный временной промежуток вынужденного одиночества. Я накинула шубу, открыла ворота гаража, сняла с сигнализации машину, включила двигатель, нажала на волшебную кнопку и услышала:

— Соединение со спутником установлено.
— Ну что, давай поболтаем, подружка?!


___

*  Время повествования относится к периоду, когда навигатор в автомобиле и телефоне был большой  редкостью.