Котявые сказки. Сказка шестая Вокзал

Ветхий, говорите, штукатурка сыплется да краска слазит?

На главной площади Котявии расположен - старый железнодорожный вокзал. Поезда к нему давно уже не подходят, но само здание сохранили, по причине его несомненной художественной и исторической ценности. Если идти по Васильевскому проспекту от площади Трёх котов, через мост ефрейтора Кошкина, то не доходя до набережной реки Хвостовки, вы заметите, как медленно и величаво на вас надвигается огромный салатово-розовый паровоз. Трубы старой котельной, в недавнем прошлом исторгали из себя клубы чёрного дыма, создавая эффект грандиозности сегодняшней архитектурной ценности нашей столицы. Васильевский, при подходе к вокзалу разделяется на две улицы, которые переходят в эстакады, возвышающиеся над землёй, будто огромные рельсы, и заканчиваются у самых импровизированных колёс-входов всеми любимого гиганта. Справа от него разбит чудесный парк, а слева - огромная привокзальная площадь с пятью фонтанами и детской железной дорогой. Когда-то, катаясь в вагончиках этого весёлого аттракциона, будучи ещё подростками, познакомились мои дорогие мама и папа. Папе только-только год исполнился.

«Погода тогда была солнечная,- рассказывал папа,- а мама ваша ещё солнечнее была, так прям сходу меня и ослепила. Стою рядом с ней и слова сказать не могу. А она мурлычет что-то мне на ухо, рассказывает о чём-то. «Знаешь, говорит, кем мой папа работает?- а я молчу,- не знаешь,- и смеётся,- он машинистом этого детского поезда работает. А хочешь, в кабине покататься?» И тянет меня за собой, а я, словно во сне за ней послушно иду, в кабину залажу, с папой её здороваюсь, и ещё вокруг разное-всякое происходит, а я всё на маму вашу смотрю и того, что происходит, не замечаю. Когда паровоз гудок дал и дёрнулся, тогда я вдруг из сна то своего и выпал на землю прямо. Голову по ходу движения повернул и вижу, как заскользили мы по эстакадам, словно по рельсам. А потом закрутились колёса в небесах, и я весь наш город, как на лапе божьей увидел. Ахнуть не успел, помчались мы над ним, над площадями и скверами, над речкой Хвостовкой, над домиком отчим под старой черёмухой. И показалось мне даже, что родители мои мне платочками машут, потому я им тоже лапой в ответ махнул. Смотрю и глазам своим не верю, дух захватывает. А мама ваша будущая рядом только примурлыкивает, да похахатывает, и папа её с серьёзным видом паровозом управляет, покашливает, усы поглаживает. «Ну как,- говорит,- будешь машинистом? Пора мне смену себе готовить, а ты кандидатура для этого подходящая». Я молчу в ответ, только головой киваю и глазам своим поверить не могу. Летим у самых облаков, птицы испуганные оборачиваются, дорогу нам уступают, а мы летим. Вот когда я красоту земли нашей увидел и душой ощутил, когда понял, что значит она для меня красота эта, что значит для меня Родина. А с мамой вашей мы с той поры почти не расставались. Сколько времени прошло, а я всё такой же, как посмотрю на неё, так немею и глохну от красоты её солнечной».

А вы говорите – штукатурка сыплется… Волшебная сила в том вокзале скрыта и только настоящий волшебник этой силой управлять может, такой, как дед наш. Только пропали, говорят, дедовы возможности с возрастом, и не слышал я, чтобы кто-то на вокзале над землёй летал. Папа мой отцу маминому отказал. Не пошёл по его пути. И приемника дед не нашёл, к тому времени новый вокзал строить начали - из стекла и бетона, а старый музеем сделали. Дед при нём смотрителем и остался. Древний уже, седой весь, но душой в вокзал врос. Из всех внуков он меня пуще всех любит, говорит, что во мне чудеса живут чудные, мол, чувствует он. Говорит и глазом своим подслеповатым подмигивает.

Почему такой нарядный я? Так это, мне вчера годик исполнился. Было дело, отмечали. Сейчас быстро к деду на вокзал сбегаю, кусочек торта праздничного отнесу с молочком, мама послала, а потом ещё поболтаем. Ещё что-нибудь расскажу. А рты то закройте. Не для вас торт.