Малыш

Я открываю глаза, и вижу яркий солнечный свет, заливающий полную зелени поляну. В голове приятная пустота, нет больше ни боли, ни страха. Только радость, и ещё какое-то смутное чувство, но оно слишком сложное,а я ещё не научился так хорошо себя понимать. По лазурному небу неспешно плывут лёгкие перистые облака, будто шаловливый ребёнок кисточкой разбрызгал повсюду сметану из банки. Я думаю об этом так спокойно... Да, так и есть: я совсем не голоден.

Шелковистая трава гасит тихие шаги. Бабочек, кузнечиков или как их называли люди... не видно. У меня в деревне всегда было с кем играть. Ой!... Я проваливаюсь в какую-то ямку. В травяной кочке раздаётся шуршание.
- Нельзя ли быть чуть-чуть внимательнее? Валятся прямо в чужой дом!
- Простите, - отвечаю я очень тихо, и подхожу ближе к голосу, - я ведь не знал...
 Из-за зелёных стебельков показывается белая крохотная мордочка с обвисшими белыми усами, глаза у странного зверька красные, а хвост... ну что за хвост! кожаный, длинный, как червяк в луже.
- Новенький. - Осмотрев меня внимательно, говорит мордочка. - Бедный малыш. Бросили тебя? Или бездомный?
- Я не знаю, что такое "бездомный", но я не падал, значит, никто меня не бросал. (Подумал немного). Я не бездомный. Мой дом... Такой большой, вкусно пахнет, скрипучий, тёплый. Как мне туда попасть?
- Отсюда никто не возвращается, милый.
Внутри меня возникает какое-то урчание. Оно рвётся наружу, мне тяжело стоять на ногах. Я боюсь этого звука.
- А ты кто, откуда ты знаешь! - Говорю, чтобы только не урчать. - Мне надо домой, меня там ждут!
- Не обижайся, малыш. Я здесь уже очень много дней, так много, что и не сосчитать. Я мышь. У тебя есть имя?
- Разве ты мышь? Мыши такие не бывают, они серые, они пищат... Они не разговаривают... а что такое имя?
- Слово, которым люди тебя звали. Раз у тебя был дом, то и имя было.
- Кушать?
- Нет, вспомни ещё.
- Кис-кис.
- Нет, имена красивые.
- Подожди... Вспомнил! Маркиз. Красиво? Это моё имя?
- Да. Это похоже на имя.
- А тебя как зовут?
- Никак. Я номер 1241.Это не важно, - мордочка шевельнула усами, - ты можешь меня называть как сам захочешь.
- Я не знаю... Ты такая беленькая, как, как... сметана! Сметана тебе нравится?
- Мне нравится Сметана.

 Мышка по имени Сметана сидела у меня на спине. Мы ходили по поляне, она знакомила меня со своими друзьями. Мышами, длинноухими пушистыми зверями, которых она называла "кролики", бабочкой из далёких краёв (ух, какая она... яркая!), кошками (они особенно меня жалели), собаками. С большими животными Сметана не дружит, они редко с ней разговаривают из-за её маленького роста. Да, плохо быть маленьким.
- Я не вижу здесь Лину, - говорит мне Сметана в самое ухо, - неужели она уже ушла?
- Куда? - я не понимаю.
- По радуге...
- Домой?
- Да, можно и так сказать. Когда кто-то из нас встречает своего человека, он уходит с ним по радуге. Вот, посмотри наверх.
Я вижу очень красивое, длинное, светлое, разноцветное чудо. По поляне идёт Человек. Улыбается. Он добрый, я чувствую это, но так же чувствую, что он пришёл за кем-то другим. Навстречу ему с радостным лаем мчится сильная, мускулистая собака цвета солнечного лучика. Они обнимаются, потом вместе уходят по разноцветным полоскам куда-то далеко-далеко, к свету. Сметана говорит мне, что это - радуга, единственная дорога домой. Надо только подождать, когда придёт к тебе тот, кто тебя любит.
- Когда она придёт?
- Хозяйка? Если она тебя любит, то скоро.

Радуги больше нет. Только брызги облаков, зелень травы и птички поют на деревьях. Сметана попросила меня позвать лошадь Венеру. Какое имя... Красивое. Я как можно громче закричал, и едва не упал на попу от страха, когда вниз опустилась громадная зубастая голова.

Большая подруга Сметаны ушла по радуге, сказала лошадь. Она встретила хозяина. Я почувствовал, что мне стало легко. Мышка скатилась с моей спины. Я наклонился и увидел капающий у неё из глаз дождик.
- Ты... плачешь, - сказал я, - да?
- Это от радости. От радости тоже плачут.

Мы лежим у воды, которую Сметана называет ручьём. Это как речка, только маленькая. Она вспоминает Лину, очень хочет, чтобы эта хорошая лошадь была счастлива. Лина недавно пришла к мосту. Она умерла. Я тоже... умер. Хозяин Лины умер, и они встретились.

 -"Война - плохое слово," -пересказывает мне Сметана то, что слышала от Лины. Страшное слово. Ещё страшнее дело. Всё вокруг горит, гремит, грохочет, люди бегут, кричат, животные им уже не нужны. Умирают они, умирают брошенные животные. Хозяин Лины ушёл на войну. Его убили. Убить, сказала Сметана, это значит заставить умереть раньше, чем положено.
- Почему умерла Лина?
- Её убили, чтобы съесть.
- Люди едят животных?!
- Да, милый.Но это можно понять. Только они... не всегда убивают животных именно для еды.

Мне больно где-то в груди. Хотя я не ударялся, и никто меня не бил. Я даже не взглянул на появившийся снова радужный мост. Мне... мне ужасно плохо! Наверное, я тоже плачу. Долго. Беззвучно. Потом, устав, засыпаю. Вижу большую поляну жёлтой травы, на которой всегда копошатся люди. Пухлые розовые руки трогают мою спину, мне так уютно. М-м-м. Пахнет молоком, хлебом. Свежий хлеб, хоть я его не ем, пахнет очень вкусно. Мою хозяйку зовут Клава. Большую хозяйку, потому что их у меня целых две. Маленькая - Нюра или Нора. Они меня любили, и я был самым счастливым малышом на свете. Однажды я шёл через дорогу в сад поиграть с зелёными глазастыми летающими палочками. Потом... дрррр, бжжжж, бум! Меня что-то очень сильно ударило, швырнуло с дороги к забору. Я хотел встать, и не смог даже пошевелиться. Внутри меня что-то хрустело, трещало, булькало, мне было очень-очень больно. И - всё.

У Клавы есть красная страшная штука, на ней можно сидеть, а можно быстро ездить. Она рычит, плохо пахнет, и её нужно мыть. "Мотоцикл Ява", вот как Клава её звала.

Ещё у Клавы есть белое платье, оно тоже невкусно пахнет, и называется "халат". Каждое утро Клава кладёт его в сумку, уезжает на мотоцикле Ява и приезжает вечером. Моет мотоцикл Яву водой, а халат - мылом. Бррр!

Последнее, что я помню - противный запах, и как Клава выкрикнула моё имя. Нет, не могла она так поступить со мной. Я не верю. Я буду её ждать.

Она здесь, она пришла за мной!Я хотел бы петь, лететь навстречу, но я не птица, и такого не умею. Зато я бегу, так быстро, что даже не ощущаю земли под ногами.
- Маркиз, - говорит Клава, и из глаз текут, я теперь узнал, как это называется точно, слёзы. - Прости меня, любимый. Маркизка!
Я начинаю урчать, когда она запускает пальцы мне в шерсть.Люди называют этот звук мурлыканьем, им приятно не меньше, чем нам.
- Я не сержусь. - Говорю я, прикрывая глаза от удовольствия. - Я тебя ждал.
Но она, конечно, меня не понимает. Гладит и плачет. Вот глупая! Подбегает собака. Подлетает жёлтая птичка, и садится Клаве на плечо. И к ней бегут из норок с десяток кроликов, вылезают похожие на Сметану бесчисленные белые мышки. Клава всех гладит, называет по именам, просит прощения. Какая она у меня замечательная! Мы все перейдём радугу и будем вместе там далеко, у самого света. Скорее. Чего же ты ждёшь, хозяйка?
- Клавдия Ивановна, - говорит откуда-то сверху Голос. - Клавдия Ивановна, просыпайтесь!
Радужный мост тает в воздухе. Клава вытирает слёзы, машет нам рукой и уходит по облакам. Мне тепло и радостно. Мы ещё обязательно встретимся. Даже если не скоро - я теперь готов ждать хоть целую вечность.


Старушка открывает глаза в зелёной палате интенсивной терапии. Над ней склоняется участливое лицо медсестры.
- Слава Богу, Клавдия Ивановна, вы очнулись, - поправляет капельницу, - почему вы плачете?
- Это я от радости, - еле шепчет она, - доченька.
И улыбается сквозь слёзы. Слава Богу. У неё ещё есть время, а это - бесценный дар судьбы.

Она, конечно, не давала имён лабораторным мышам и подопытным кроликам. Животные созданы служить людям, искренне считала она. Но то роковое утро, когда погиб под колёсами её мотоцикла любимый котёнок, заставило девушку задуматься, не слишком ли дорогую цену платят люди за свои кажущиеся успехи.

Тридцать лет преподавала Клавдия Ивановна фармакологию в медицинском училище, и тридцать лет с содроганием вспоминала свою прошлую работу. Все эти годы жили с ней бок о бок выкупленные из питомника мыши и кролики. Теперь она, наконец, спокойна. Мост Радуги - не выдумка. Там ждут её с надеждой. Верят в неё сотни кроликов и тысячи безымянных мышек. Разве может она их разочаровать?
"Как только поправлюсь, - подумала старушка, - пойду работать в приют для животных".

Говорят, где-то на самом краю неба есть Мост Радуги, возле которого ушедшие животные ожидают хозяев. А ещё говорят, сотрудник приюта может перевести через радугу кого угодно...