Воспоминания об Архипове

     Самым ярким лектором на факультете журналистики МГУ в конце 1950-х гг. был Владимир Александрович Архипов. Он читал курс русской литературы второй половины ХIХ века.
     Я его очень хорошо помню. Грузный, лысоватый, плотного телосложения. Помню его глаза: небольшие, острые. Выражение боксера или борца-тяжеловеса, привыкшего одолевать противника. На лице ни тени снисхождения и слабости или великодушия сильного – одно неумолимое и привычное желание победить и сильное предвкушение победы. Читал он лекции по-хозяйски свободно, ни к каким записям не прибегая, щедро цитируя по памяти стихи, метко и прицельно их комментируя. Была в нем и нарочитая театральность, впрочем, многим лекторам свойственная.
     Запомнилась мне лекция, посвященная «Песне про купца Калашникова» Лермонтова. Помню, с какой радостью первооткрывателя Архипов заявил нам, что Алена Дмитриевна любит Кирибеевича. «Любит! Любит!» - восклицал он в упоении. Да почитайте сами внимательно!  По словам Алены Дмитриевны, Кирибеевич нагнал ее по дороге из церкви и умолял не отвергать его любви, обещал взамен золотые горы, правда, Алена Дмитриевна сообщила мужу, что Кирибеевич «ласкал ее, целовал ее». Это проявление любви Алена Дмитриевна гневно отвергла. Однако Владимир Александрович прочел лермонтовский текст по-своему. Он вдруг уверенно заявил: «Алена Дмитриевна любит Кирибеевича». Да и повторил эти же слова: «Любит! Любит! Любит!». Далее последовали доказательства. Сколько минут могло продолжаться любовное объяснение? Две-три минуты – не более. Что ж было на самом деле? По словам старой работницы Еремеевны, Алена Дмитриевна очень долго не возвращалась с вечерни:
        Вот уж поп прошел с молодой попадьей,
        Засветили свечу, сели ужинать,
а хозяюшка все из церкви не вернулась. Описание молодой жены Калашникова лишь подтвердило предположение Архипова, что состоялось любовное свидание: перед ним стояла молодая жена, бледная, простоволосая, очи мутные, как безумные, уста шепчут речи непонятные.
     Аудитория с восторгом восприняла доказательства лектора. Лекция – особый и интересный жанр вузовского обучения. Жанр синтетический, где, конечно, важна эрудиция лектора, но не менее ценно его умение систематизировать материал на основе четких критериев, то есть умение лектора сжимать его в объеме, сохраняя основополагающие моменты читаемой дисциплины. Ценится также живое общение с аудиторией, реакция на реплики, новизна материала, то есть элементы ораторского и актерского искусств. Владимир Александрович владел ими блестяще. Толстый учебник превращался в 3-4 страницы лекции, где под номерами содержался ответ на большинство экзаменационных билетов. Записи лекций ценились и передавались друг другу. Но нередко на экзамене нас поджидали сюрпризы.
     Так, помню блестящую лекцию Владимира Александровича о поэме Некрасова «На Волге». Помнится, написана она была поэтом за несколько дней, в один из которых Некрасов написал еще стихотворение, посвященное Н.Г. Чернышевскому (1874). Архипова осенила мысль, что образ революционера возник у Некрасова, поскольку Чернышевский родился и вырос в Саратове, на Волге. Далее, лектор даже указал на место в поэме, когда Некрасов прервал эпическое повествование и создал стихотворение «Не говори: “Забыл он осторожность…”». Архипов предположил, что это произошло тогда, когда Некрасов подошел к третьей главе: «О Волга! После многих лет Я вновь принес тебе привет». То есть лирическое обращение к великой реке вызвало у Некрасова воспоминание о великом друге, томящемся в ссылке, и он создал свое знаменитое стихотворение.
     На экзаменах из-за него пала практически вся группа. Неизменно звучал один и тот же вопрос: «В каком месте Некрасов прервал поэму «На Волге», чтобы написать стихотворение «Н.Г. Чернышевскому?». Никто не помнил. Двойки следовали одна за другой. За дверью в аудиторию росла паника, пока, наконец, мой муж, Соколов Олег, не ответил: «Я не знаю, но жена моя знает», - и указал на меня рукой. Архипов оценил прием, поставил мужу в зачетку «хорошо» и подозвал меня к столу. Ответ его удовлетворил, и поток двоек прекратился. Архипов больше не возвращался к вопросу.
     Запомнилась еще одна лекция, посвященная «Дворянскому гнезду» И.С. Тургенева. Владимир Александрович пытался сравнить манеру писать Тургенева с особенностями стиля А.П. Чехова. Он предложил нам переделать эпилог к «Дворянскому гнезду», как если бы его сочинил А.П. Чехов. Тургенева я любила и хорошо знала эпилог на память: «Говорят, Лаврецкий посетил тот отдаленный монастырь, куда укрылась Лиза». «Всё! – вдруг вскричал Архипов, - Больше ни слова!». Конечно, это был чистой воды волюнтаризм. Однако Архипов все-таки нечто существенное в манере писателей улавливал. К тому же, приучал нас читать внимательно, указывал на возможности художественного слова. Его лекции были хороши еще потому, что он многое знал на память и щедро цитировал не только стихи, но и прозу.
     Хороши и искренни бывали его комментарии к стихам. Помню, как радостно, почти личностно он прокомментировал некрасовские строки, где между собой беседуют молодые народники, парень и девушка: «Покурим, что ли, Ваня». «Курят, черти!» - радостно закричал Архипов. Образы этих молодых людей вдруг обрели для нас новую окраску, какую-то духовную близость. Идейно убежденные, передовые, они горячо верят в то дело, которому посвятили свою жизнь. Эти минуты их отдыха, полные взаимного уважения, радости общения, свидетельствовали о высших любовных радостях, не всем доступных. Недаром повествователь с грустью замечает: «Кто так в глаза мои смотрел?».  Мы это почувствовали, поняли. А ведь всего-то-навсего был житейский комментарий.
     Судьба Владимира Александровича трагично сложилась на факультете, да и в жизни. Дело, как говорится, житейское. Роман с аспиранткой Лерой и возникшая история, когда вверху созрело решение: с Архиповым надо кончать. Партсобрание. Помню, на следующий день после собрания были на факультете две кандидатские защиты: Майи Владимировны Зарвы и Татьяны Федоровны Непомнящей. Татьяна … потом говорила: Майя Владимировна решила не ходить на собрание, а я пошла: «Интересно». Да, дело в том, что всем было интересно.
     Архипова выгнали с факультета. Он так и не сумел нигде прижиться.
     Забыла рассказать, каким заметным событием была его блестящая докторская защита. Шестнадцатая аудитория ломилась от народа, словно предстоял бой быков. Да, в общем-то, это, действительно, было побоище. Блестящие, остроумные реплики, выражения сыпались из уст Архипова. Раздавались аплодисменты. Помню, в конце защиты один из оппонентов сказал не без иронии, употребив тоже цитату из Лермонтова: «Мои друзья, вы тоже пали». Так оно и было. Никто не остался в живых, кроме торжествующего диссертанта.
     Владимир Александрович как-то захирел без факультета. Говорят, что он пытался преподавать в Педагогическом институте, но его там не поняли, и Архипов ушел в никуда. Кажется, уехал в Саратов, к тетке, где вскоре умер. Мне кажется, не обрел он для себя необходимой аудитории, без которой затосковал и почувствовал себя ненужным в жизни.
     По известным причинам мне в свое время тоже пришлось уйти с факультета. Удивительное дело, но я как будто нашла работу и долго работала. Однако ощущение ушедшей жизни не покидало меня. Я словно видела жизнь в кино или по телевидению. Мне остро не хватало прежних студентов. Студенты были другие. О том, что существует университетская аудитория, я как-то не догадывалась. Но она существует. Вероятно, отбор происходит уже на самом первом этапе поступления, когда абитуриент по каким-то причинам решает, что в университет он не попадет. Далее – экзамены, решающий отбор. Университетская аудитория чутка к слову, особенно к мысли. Ценит общение друг с другом. Недаром на яркие лекции всегда приходят студенты других факультетов. Ценится наличие лидера. Чаще всего им негласно становится лектор, чутко реагирующий на движение в аудитории, реплики, на которые следует мгновенная реакция. Иногда мне кажется, что именно это живое общение в особой цене и становится материалом студенческого фольклора, сохраняясь в памяти поколений студентов.
     Перед экзаменами ценятся записи лекций. Владимир Александрович умел сжимать двухтомный курс до 4-5-ти страничной лекции, выявив главные вопросы – проблемы. Мы помнили, что главное – знание произведений, подчас злоупотребляя их пересказом друг другу. Но Архипова обмануть было трудно. Приходилось помнить отчество Татьяны Лариной, имена дедов Чацкого. Конечно, знание этих деталей не есть показатель хорошего знания произведения. Но такие вопросы возбуждали любопытство, интерес к тому, что скрыто за строкой. И ведь подчас бывает скрыто отнюдь не второстепенное.
     …..парадоксы, Архипов тем не менее отказывался шутить. Помню, он как-то спросил меня, владею ли я иностранным языком. Я ответила: по-университетски. Ответ чем-то задел его. Архипов вдруг стал серьезен и стал спокойно рассказывать, сколько языков в университете изучил его сын. Мне стало как-то неловко за свой ответ.
     Как-то одна из двух “высоких дам” нашего факультета праздновала очередной день рождения. Стол накрыли в диспетчерской у Клавдии Ивановны. Пришла Валентина Тимофеевна, пригласила Э.А. и меня. Пришел и Владимир Александрович. Он выступал очень театрально. «Я часто наблюдаю…, Э.А., когда Вы грозно говорите небритым студентам: “Вы мне эту Кубу бросьте!”. Но вчера наблюдал иную сцену». Надо сказать, что день рождения Э.А. Лазаревич приходился на 1 мая. Тогда в Москву впервые приехал Фидель, и народ радостно встречал кубинского вождя. Архипов продолжал: «Я наблюдал за Вами, Элеонора Анатольевна, и на Вашем лице читал: “Вы мне эту Кубу дайте!”. А вообще я очень люблю Вас, Элеонора Анатольевна!».
     Владимир Александрович был очень талантлив. Увы, как говаривал Чехов, русский талант не без алкоголя. Талант Архипова не был исключением. Про его пристрастие ходило множество студенческих легенд. Не все из них были легендами. Алкоголь деформировал его личность, Впрочем, как знать, быть может, это один из невидимых источников?
     Архипов бывал жесток. Помню Ирину Владимировну Мыльцыну, страдавшую от его несправедливости. Архипову почему-то хотелось, чтобы она ушла с кафедры. Ирина Владимировна рассказывала, что Архипов, поцеловав ей руку, наклонившись, шепнул: «Уходи добром, Иринушка, а то хуже будет». Ирина Владимировна помедлила, и не стало на кафедре Архипова. Так, видимо, распорядился Бог.
     Накануне рокового собрания кто-то при мне спросил Архипова, как он себя чувствует. Тот ответил: «Сказать “хорошо” не могу. Одним словом, готов сесть на электрический стул». За словом он в карман не лез. Таким его я и запомнила.


СТАТЬЯ ИЗ БИОГРАФИЧЕСКОГО СЛОВАРЯ «ПРОФЕССОРА, ПРЕПОДАВАТЕЛИ, НАУЧНЫЕ СОТРУДНИКИ ФАКУЛЬТЕТА ЖУРНАЛИСТИКИ МГУ»


Архипов Владимир Александрович (1913, ст. Екатериновка Саратовской обл. - 1977) – профессор кафедры истории русской литературы и журналистики. С 1966 по 1968 г. заведовал кафедрой. 1933 г. – окончил Саратовский индустриально-педагогический институт. Учился в МИФЛИ. 1966 г. – доктор филологических наук. Читал лекции по курсу «История русской литературы ХIХ в. Автор монографий о творчестве Н.А. Некрасова, И.А. Крылова, М.Ю. Лермонтова. Лауреат Ломоносовской премии МГУ. Участник Великой Отечественной войны.