Мой сон о Зальцбурге

Так уж случилось, что меня, уроженку Рязанщины, крещенную по Православному обычаю в 45-м, в первую послевоенную Пасху,  долгие -долгие годы преследовала одна и та же, неизменная, со множеством подробностей, картина: вижу, что именно я – девушка восемнадцати лет отроду, живу  в городе Зальцбург, в небогатой семье. Заканчиваются шестидесятые годы восемнадцатого столетия. Семья у нас по тем временам - небольшая,  я- старшая и двое моих братьев, поменьше.  Хлопот по дому хватает, тем более юная девица (это я) воспитывается в строгости, а как же: возможно, предстоит замужество, женихи присматриваются, а среди них – и сынок состоятельного торговца тканями, Леон Минц. Будущая юная фрау должна быть трудолюбивой хозяйкой, да и матушке надо помочь. Мы, как я уже говорила- люди небогатые,  живем под самой крышей в двух комнатушках узенького дома, что на Гетрайдегассе. Улица длинная, соседей много - кто побогаче, кто победнее. Но наша улица считается очень хорошей, как бы сказали в наше с вами время - престижной.  Матушка каждый день печет хлеб на железных листах, у нее это получается здорово и соседи, которым братья разносят еще горячие  круглые буханки, всегда довольны. Так уж сложилось, что матушка-главный добытчик в нашей семье: отец- тихий, скромный, трудолюбивый человек, занимается сапожным ремеслом. Но он, в основном, чинит старую обувь, денег за работу берет немного, а заказы на новые туфли ему перепадают нечасто: богатые горожане покупают обувь в солидных обувных лавках, с важными приказчиками. Ну, ничего: и у братьев есть  новые ботинки, и я тщательно берегу заветную пару коричневых остроносых башмачков с медными пряжками.   
Ясно вижу, как в холодный октябрьский день  иду по нашей длинной улице  и несу на коромысле два полных ведра с водой. Колодец – далеко от дома, темные деревянные ведра колышутся в такт шагам,  так и норовят выплеснуть драгоценную водицу. Да еще приходится поближе  прижиматься к стенам домов, что стоят сплошными каменными рядами: не дай бог, догонит экипаж, и увернуться не успеешь. А дома воду ждут - не дождутся.  Шагать, когда ноги то и дело наступают на узенький бордюр булыжной мостовой, выложенный мелкими квадратными кусочками гранита, очень неудобно. Вижу, как маленькими звенящими волнами вода время от времени все-таки выплескивается в  деревянные башмаки, обутые на босые ноги. Башмаки прочные, отец сладил их  так здорово, что ноги в них ступают весело, отстукивая в такт качающимся ведрам. Шагаю, наклонив голову, и светлые легкие пряди выбиваются из- под серенького холщового чепчика на завязках. Предвкушаю заранее: вот настанет воскресенье, накануне я накручу прядки  волос на плотные кусочки городской газеты, получатся  кудри  до самых плеч, наряжусь в платье с пышной, широкой юбкой- голубое, с вытканными розовыми маргаритками, надену новые башмаки и отправлюсь с матушкой и отцом на Домплатц, на мессу в Кафедральный собор. Собор у нас в Зальцбурге очень -очень старый. Уважаемый знакомый нашей семьи, господин Фабиан Минц, торговец тканями (он частенько заходит к нам со своим сыном Леоном), рассказывал, что собор горел дважды,  последний раз - в конце шестнадцатого века, его заново построили и освятили за 150 лет до моего рождения.  Там всегда собирается много горожан, несколько тысяч- все выглядят  нарядно и торжественно, у некоторых модниц  такие замысловатые прически – целые башенки, на них сверху красуются шляпки с цветами и перьями. Матушка, хоть и нет у нее роскошных нарядов,  тоже принарядится в свое самое лучшее атласное платье, прикрепит к груди крохотный букетик из шелковых цветочков. Мужчины – в праздничных камзолах с рядами оловянных и медных пуговиц. Девицы ревниво оглядывают друг друга: кто же все-таки сегодня наряднее всех? Я так жду воскресенья! Послушаю мессу и музыку органа, а в нем, говорят, несколько тысяч  труб  и постою поближе к купели, в которой меня крестили, как и всех  младенцев в Зальцбурге. А потом матушка обещала пойти погулять со мной в волшебный парк, окружающий дворец  Альтено, полюбоваться на еще роскошные осенние цветы: девице одной появляться в таких местах, хоть и очень красивых, просто неприлично! Наверняка и Леон Минц придет в парк в воскресный вечер!  Его отец, а он все-все на свете знает,  рассказывал, что дворец построили еще в начале 17-го века по заказу князя фон Ретено для его подруги Саломеи Альт, а парк разбили через восемьдесят лет.(От автора: позже дворец стал носить название резиденции Мирабель, а парк - Мирабельгартен).
….Ну вот, я замечталась и не заметила, что вода уже плещется и на нижнюю юбку и на подол бумазейного коричневого платья. Хорошо, что матушка все-таки заставила меня накинуть крест-накрест ее белый вязаный платок и туго-туго завязала его  узелком на  спине. Как я люблю этот платок, он напоминает мое детство, когда  матушка вечерами накрывала  меня и сонных братьев  и нашептывала  старые-старые волшебные немецкие сказки, которые она помнила еще из своего детства в Германии, в Тюрингии. Они всегда так прекрасно заканчивались! 
Надо выпрямиться, передохнуть, заодно и послушать звуки клавесина, волшебную музыку, которая слышится из окон третьего этажа большого дома на нашей длинной улице Гетрайдегассе.  Это – старинный просторный дом из восьми комнат ему уже больше ста лет, его  до сих пор зовут Домом учителя танцев. А теперь там  проживает семья нашего музыкального гения-гордости всего Зальцбурга и Вены. Мальчишке всего-то 14 лет, а его принимала сама императрица Мария-Терезия! Он и его сестрица Анна объехали с концертами всю Германию, города Италии, да еще Париж и Лондон, Да, Вольфганга Моцарта невозможно было увидеть среди играющих на  Гетрайдегассе сорванцов! Весь Зальцбург диву дается:  у господина Леопольда Моцарта, сына аптекаря, учителя музыки и скрипача придворного оркестра при дворе нашего епископа  и его супруги – Марии Анны- выросли сразу два гениальных ребенка. Значит, было детишкам в кого уродиться! А мальчик-то в шесть годков начал свою музыку сочинять! Правда, остальных-то пятерых деток Господь прибрал. На днях Вольфганг и Анна с отцом в Италию отправятся. Ах, глянуть бы на эту Италию хоть одним глазком! Там, говорят тепло, цветы растут круглый год, да еще и апельсины. Матушка как-то нам с братьями купила этих апельсинов … Ладно, идти надо, шагать до начала улицы, а там- крохотный палисадничек родного дома и низенькие деревянные ворота, с вырезанными сердечками, крашенные зеленой краской…..
Дальше мой многолетний сон-воспоминание обрывается, я знаю, что осенняя прогулка в хмурый октябрьский   день не прошла даром. «Моя» Марта простудилась и ее восемнадцатилетняя жизнь вскоре оборвалась. Родители и братья сильно горевали, что не уберегли девочку, к которой вскоре должен был посвататься парень из хорошей, степенной семьи, Леон Минц, сын самого господина Фабиана Минца, торговца модными тканями, все надеялись, что любимица не будет испытывать нужды, а там, глядишь, и у отца появятся солидные заказчики, и братья устроятся получше  ……..

Наше время. Шли и шли годы…..  Наряду с  достаточно неоднозначными, подчас трагичными последствиями выхода Латвии из Советского Союза и провозглашения  ее независимости, да и вообще перемен, случившихся с нашей общей Великой Родиной, появилась возможность свободно выехать из страны, то есть - куда душа  пожелает (это следует признать). Все прочие изменения воспринимаются совсем  неоднозначно и требуют отдельных размышлений. Однако, как это ни парадоксально, с приходом девяностых годов, тех самых, «лихих девяностых», как их принято называть, очень нелегких и тревожных для многих семей, поездка в город моего сна (или видения?) стала выглядеть не совсем уж несбыточной фантазией. Да вот, чтобы эдакое  чудо произошло - взял билет, заказал место в гостинице и полетел – недоставало ни ресурсов, ни времени. Уже после сложилось, что  в  2000-х годах моя  любопытная, мятущаяся душа смогла-таки вырваться в поездки и по Испании, и по Италии. Да еще в 2008-м случилась поездка в благословенную, милую нашему сердцу  Словакию, где после настойчивых, полных надежды трехлетних   поисков, выучив карту Словакии вдоль и поперек, отыскали мы место упокоения отца моего мужа, погибшего в 44-м. А как же  Зальцбург? Зальцбург все ускользал. Никак не найти было в Риге  таких подготовленных туристских маршрутов, чтобы доехать до МОЕГО места.   
Трижды мимолетными проездами мы любовались роскошной Веной. В памяти ожило подзабытое:  в начале 60-х годов гостил у нас в Риге бывший фронтовик и рассказывал: так уж сложилась его военная судьба, что прошел он в конце войны всю Европу, многое увидел, но один город пронзил его сердце-Вена! (Она  же практически не была разрушена). Его рассказ о Вене я, восемнадцатилетняя, восприняла примерно, как рассказ о Марсианских каналах и кратерах Луны. И вдруг  видение трижды обернулось  реальностью.  Волшебную красоту и торжественность Вены  можно оценить по многочисленным буклетам, открыткам и интернетовским сайтам. Я же было очарована незыблемостью,  тишиной и  покоем  этого города. Мы с мужем, в ожидании нашего ночного автобусного переезда до Венеции, бродили по совершенно пустым вечерним площадям и проспектам, смотрели на статуи, освещенные прожекторами,  попробовали  спросить  разрешения у служащего университетской библиотеки пройти и посмотреть хотя бы на картины в залитом светом фойе (библиотека работала до 22 часов). (Вспомнили фразу из старой советской комедии: «Бабуля, а как пройти в библиотеку?»). Из немногословного, на английском, ответа этого приветливого служащего мы поняли, что он бы согласился, но там был  какой-то закрытый вечер.  Что ж, пошли дальше и набрели на кафе на Ратушной площади. По-моему, оно так и называлось: «Rathhaus caf;». Поразило ощущение нетронутости обстановки,  которую явно не меняли, возможно, в течение десятилетий: никакого специально подобранного дизайна, столики - очень разные: и мраморные круглые, и квадратные, покрытые скатертями, разнокалиберные стулья- и традиционные «венские», и с мягкими сидениями, диваны вдоль стен с явно не новой гобеленовой обивкой, достаточно потертой. В общем, время в этом кафе застыло на месте и в этом было свое очарование, какое-то достоинство, что ли, отсутствие стремления завлечь посетителей, поскольку они-то пожалуют обязательно. Единственная официантка – немолодая, деловитая фрау, меня умилили ее теплые вязаные, совсем домашние носочки на ногах, обутых для удобства в летние босоножки. Было очевидно, что служит она в кафе уже долгое время и чувствует себя там, как дома.  Когда мы  продолжили  свою неспешное хождение (до нашего ночного автобуса была еще уйма времени, и как же оно тянется, когда выпадаешь из стремительного жизненного ритма),  закончилось представление в Венской опере… По пустынной центральной улице спокойной,  легкой походкой шла в одиночестве очень старая дама. Было ей лет восемьдесят, не меньше. Видно было, что идет эта женщина в эффектной черной шляпе, элегантно и дорого одетая, привычными улицами родного ей города, из столь же привычного для нее здания Оперы, ничего не опасаясь – ни безлюдья, ни темноты, не ожидая, что толпа шумных гуляк выскочит на пути…. и снова меня поразило чувство покоя и стабильности тихого ночного города, с величественными зданиями и монументами, освещенными прожекторами.
… Время шло, «прокуковали»  мои 65 годков,  а душа все в Зальцбург рвется. Я порой играла в такую игру: по карте и по расписаниям транспорта прокладывала маршрут, чтобы из аэропорта  в Вене попасть на поезд, следующий в Зальцбург, там переночевать- и обратно через Вену в Ригу. Ничегошеньки не складывалось! Из аэропорта на поезд вовремя не попадали бы, значит, ночевать в Вене, затем- в Зальцбурге, а там, в отличие от Вены, отели дорогущие, из Зальцбурга в венский аэропорт вовремя никак не добраться- словом, четырехдневная самостийная поездка выливалась в такую же копеечку, как полноценное курортное пребывание где-нибудь в Турции или Египте.  А вот и вышло! Эстонская туристическая группа (соседи!) отправлялась в сказочной автобусный вояж – и Вена, и Венский лес, и Баден,  и ЗАЛЬЦБУРГ.  Сердце стучало: Зальцбург! Зальцбург! Зальцбург! Жили мы с группой под Веной, в чудном отельчике, у приветливого, щедрого, хлебосольного  хозяина. И выезжали из отеля согласно утвержденному расписанию, в том числе и на один денек в Зальцбург.  Ни с кем я практически не делилась своей тайной, даже с родными. Зальцбург мне почему-то представлялся тихим городом, а туристов там, как оказалось, тьма тьмущая, бродят по Гетрайдегассе, вдоль стоящих впритык  домов, как на праздничной демонстрации. Толпа японских туристов  у Дома Моцарта.  Шли с мужем к этому Дому по направлению от МОЕГО дома, только по противоположной стороне.  Вижу тот самый бордюрчик из маленьких квадратных угловатых брусочков гранита по краю мостовой, длиной метров двести-триста, шагаю прямо по брусочкам. Мое! Бордюр заворачивает за угол, в маленький проулок. За углом - крохотный дворик и, конечно, бутик, с какими-то, кажется, кружевами —их на  Гетрайдегассе  целая куча. Мое! (не бутик, конечно). А вот дальше ощущаю себя собакой, потерявшей след. Потрясения не было, было удовлетворенное спокойствие. Потрясение случилось позже, в Кафедральном соборе. Миновали ворота с изображениями Веры, Надежды,  Любви, статуи апостолов Петра, Павла и святых покровителей Зальцбурга, которые держат в руках бочку с солью, и душа моя замерла…  КУПЕЛЬ! Такая овальная, просторная, метра полтора длиной, не меньше. Там не один младенец поместился бы! Литая рельефная бронза, а сверху -прочное овальное закрытие из отполированного серебристого металла. Голос гида поясняет –прикрыто от любопытных туристов, чтобы не пытались «нырнуть» вовнутрь. Не могу отойти, трогаю, поглаживаю крышку. Это –МОЕ, я, как  будто, была когда-то в этой купели.  Ну вот и все, выходим вместе с толпой собратьев-туристов во главе с великолепным гидом, а впереди еще- сказочный дворец Мирабель, цветущий сад и последний взгляд на город моих многолетних снов.  Надо отправляться  в обратный четырехчасовой путь до местечка под Веной, где ждет нас гостеприимный хозяин-уроженец Венгрии. Грусти не было, была только благодарность судьбе, что помогла мне одним глазком взглянуть на МОЙ  Зальцбург…