27 июня 2015

Сегодня вновь на рассвете, как и позавчера, громыхала гроза, и поливал затяжной дождь. Отметил некоторое ухудшение состояния на фоне совсем другого состояния и настроения. Несколько раз отключалось электричество, видимо, реагируя на погоду. Напарник Михаил Сергеевича Юра вывез со двора в два приёма отработавшие кирпичи и почти весь металлолом. Нам ещё надо нанимать большой грузовик и грузчиков для вывоза со двора всех строительных отходов. Миша после того, как съездил с поправившейся Олей по магазинам, отправился в Москву по неотложным делам. Попытки отыскать вентиль холодной воды для душа на распределителе прекратили. Будем ждать возвращения ремонтников не раньше 3-4 июля, а там видно будет. Только к вечеру дописал самый трудный день, извлечённый из первой записной книжки. С «поэтическими строчками» в смысле выкрасить и выбросить разбираться будет намного легче. Во второй половине дня состояние вернулось к исходному до первого приступа головокружения. И перманентные дожди никак уже не влияли на меня, чем бы я ни занимался. Миша успокоился, получив первый транш за посредническую работу. Теперь он выкупит машину для Лизы, которой осталось месяц-полтора до родов, расплатится со мной и пару сотен у него останется на продолжение работ по благоустройству наших домов. А вот антенну нам самим не удалось подправить, поэтому придётся вызывать на дом ремонтника из Воскресенска. На следующей неделе, возможно, возобновится подводка подземного кабеля скоростного Интернета. А лето, между тем, приближается к июльской макушке. Пошёл третий месяц безвыездного пребывания на своём загородном пятачке.

1968
Осень бродячим слепым музыкантом грустно играет под тусклыми окнами.
Первые звуки, робкие капли вдруг обретают желанную волю,
так же, наверное, воздух вбирает узник недавний у дома родного….
Ветви деревьев, как чуткие пальцы волосы ветра нежно пригладят,
вновь принимая блудного сына…

Осень – пора философская. Бродить в думающей, приглашающей к размышлениям природе, уже значит беседовать, задавать вопросы, не предполагающие ответов, но осознавая их великую очеловеченную сущность и связь времён посредством красоты мысли.

Осыпается осень истлевшим пергаментом, углубляя культурного слоя отстой.
В нём эпохи, и эры, и целые мамонты сохранились навек в мерзлоте под землёй!
Философствует ветер в пустынной аллее, завалившись в шуршащий пахучий сугроб
в ипостаси упрямца осла Апулея, в чудесах его метаморфоз….

28-29 июня 2015
Почти весь день поливает дождь. Даже собаки не хотят выходить на поляну. Настроение у всех аховое. Мы ссоримся с Олей перед ужином практически беспричинно, просто я не выдержал её ворчания по всякому поводу, в данном случае придралась к моей реакции на реакционеров-ведущих, основных бойцов нашей идеологической передовой, так называемых мастеров ближнего боя на главном фронте большой информационной войны. Даже фамилии называть не буду этих натуральных преступников, обманывающих себя и народ за соответствующую мзду. Беда приходит намного раньше неизбежных всенародных бедствий вместе с милитаристской заразой, реваншистскими настроениями, разжигаемыми всеми средствами так называемой массовой культуры. Государство кормит, и этим сказано всё. Нас уже признали и заклеймили агрессорами, не признающими ни подписанных законов, ни законных интересов других суверенных государств. И ничего, как будто так и надо. За наши преступления должны отвечать американцы и свободные европейцы, поскольку провоцируют своим образом жизни на оранжевые революции. Ну, и далее абсурдные законы и антисанкции для внутреннего употребления. А что, заложников целая страна, Стокгольмский синдром действует безотказно: дави, как хочешь, а они ещё и спасибо скажут, пока будет, что жрать и где беспробудно спать, добровольно участвуя в чужих «снах разума, порождающих чудовищ»! Но Оле, натурально недавно пережившей конец света, всё нипочём. Ведь она выжила, и теперь безумствует, как хочет. Миша тоже выкинул очередную фортель. Поставил вчера культурно и чинно почти целую бутылку виски, а сам уехал, сделал какие-то дела и загулял напропалую так, что Лиза, пока не отошла, уже ни его самого видеть не хочет, ни своей новой вожделенной машины, на которую он только что получил долгожданные деньги! Эмоции. Управлять собой и распоряжаться деньгами он так и не научился. Если не остановится, то грозит беда серьёзнее, поскольку деньги на кону нешуточные. Увы. Ладно, не будем переживать раньше времени. Своих личных физических и моральных проблем невпроворот. Натурально не хватает времени и сил продолжать движение на прежнем «молодом» уровне, да ещё и в старых черновиках копаться неизвестно ради чего. Может, что нового сказать хочу без целевого направления и, кажется, уже без опеки свыше.

1968

Природа осени талантлива необыкновенно. Она, что дирижёр удерживает в памяти как всю партитуру патетического концерта, так и партии отдельных инструментов. Управляет, помогая музыкантам обрести самих себя в том, что они исполняют по-отдельности и вместе.

Зажелтевшая ветвь, проступившая проседь, как тревога мелькнула в глазах.
Отражённая публикой умница-осень созерцает торжественный зал.
Кто на сцене: природа, история, люди? Память прошлого, в будущем свет?
Что разбудит и с лёгкостью снова забудет, заплутав в дивном зеркале лет?
Но немало и тех, кто давно понимает, что дано лишь единственной ей
сохранить безрассудство счастливого мая в умудрённом уже октябре!

Осень…. Очень грустно. Мотив и песня.

Слышишь, вечером поздним грустью колышет осень.
Видишь, мутным подтёком блеклые лижет стёкла.
Осень плачет, как мама. Выбилась проседь рано.
Тише. Песня всё глуше. Вовсе не слышно. Слушай….

30 июня 2015
Ещё один день в подвешенном состоянии после того, как снова позвонили диспетчеру мастеров-ремонтников, и тот пообещал прислать кого-нибудь ближе к вечеру. Май-июнь завершается на фоне невыразительной прохладной погоды под небом, близким к дождю. Правда, на этот раз дожди нас обошли стороной. Лиза с Мишей отъехали после полудня. Лизе надо показаться врачу, которая всё пытается положить её в больницу. Мише же необходимо перевести безналичным расчётом крупную сумму за заказанную две недели тому машину. Неожиданно со вчерашнего дня вклинилась Юля, как говорится, уже на взводе. И чёрт дёрнул меня послать ей с Лизой мышку для компьютера. Она захотела, чтобы Лиза обязательно пришла к ней и посмотрела, как она теперь живёт. А Лизе нужно было смотреть машину, которую они собирались выкупить. До этого Юля рассорилась со всеми подругами и даже от старой софы избавлялась одна, поскольку В. Ш-н отсутствовал. И её понесло. Писала по Скайпу часа два, пока не ослабела. Я, разумеется, не реагировал, да и Оля не шибко хотела читать, поскольку до того поговорила с ней по телефону. У меня были свои занятия, свои проблемы и свои неизменные болячки. С работой каким-то непостижимым образом справился, в основном, после хорошего дневного отдыха. Пара молодых ребятишек приехала около восьми вечера. Они быстро разобрались с проблемами, и всё наладили. Оказалось, что у меня спутниковая тарелка индивидуальная. Она снова заросла декоративным виноградом, и её надо было чуточку повернуть. Штекер был не при чём. В кухне и у Оли на втором этаже телевизоры изначально были подсоединены к кабелям, подключённым к тарелке в доме Лизы. Так что вечером уже смотрел репортаж с Уимблдона с высоким качеством изображения -Hd-!

1-2 июля 2015
Макушка лета. Снова устанавливается летняя погода. Мои недомогания продолжаются уже в более спокойном упорядоченном виде. Миша с Лизой вчера выкупили-таки дорогую японскую машину и на ней вернулись домой. А отец Миши сидел за рулём корейской машины отслужившей нам около пяти лет. Она на ходу в хорошем состоянии будет теперь служить ему. Юля успела опомнится и прийти в себя, что тоже немаловажно. У Леры в Туапсе всё вокруг круто, а лично у неё с подругами всё хорошо! Ну, а мы продолжаем ждать наших ремонтников, которые обещали вернуться завтра-послезавтра, чтобы они доделали всё, что должны были сделать до вечера 24 июня. Тогда мы сможем насладиться плодами их дорогостоящих усилий. Записи во второй тетради всё ещё трудно разбирать. Не хватает интереса и желания, оправдывающие усилия подобного рода. Неохота одевать очки, держа под рукой лупу, и разбираться в тексте, далёком от литературы, мягко говоря. Но, очевидно, придётся, раз уже взялся за это неблагодарное дело.
27 сент. 1968
Вот и служба моя подходит к концу, но время совсем остановилось. Всё труднее справиться с нарастающим нетерпением и бессонницей, порождённой тревожным состоянием души и сердца. Когда-то весной 1967 я проявил скрытые качества и написал в тайном месте о сроке службы и дембиле: 1966-1968! Так оно и оказалось впоследствии. Но тогда всё ещё до конца не верил скорому освобождению и избавлению от повседневной робы, давно ставшей второй кожей. Для того чтобы убедиться в незыблемости этого пунктика, достаточно было глянуть на манжеты гимнастёрки. Ну, как от этого можно избавиться?! Итак, истекает срок службы, но никак не может истечь. Месяца два уже, как время упёрлось упрямым ишаком, и нарастающее нетерпение становится лихорадочным. Воображаю одно, а реальность располагает совсем другими представлениями. Вот, скажем, курсирующий здесь единственный поезд по узкоколейке на отрезке пути от Дуная до Владивостока, с которым теперь связаны все чаяния. Под стук его колёс можно было снимать кардиограмму моего сердца. Совершенно естественным образом от этого поезда вернуться к поезду дальнего следования Москва-Владивосток, который увозил из города детства во Владивостокский «Экипаж», откуда уже в свою очередь новобранцев распределяли по местам службы. Мой однокашник И. В-банд с детского сада до абитуриентов Хабаровского Медицинского ин-та волею судеб тоже оказался там! Правда, его тогда помню смутно, и не могу с уверенностью сказать, что мы ехали в одном поезде, но хорошо помню, что пристанище себе он подыскал почти сразу: завербовался на Русский остров в часть, обслуживающую «Дисциплинарный батальон». Там его одели в морскую форму, тогда как я, спустя недели две попав в караульщики, получил солдатское обмундирование. С этого момента пути наши разошлись. Стало быть, в поезде был совершенно один и не торопился заводить знакомства. Почти сутки пути пролежал на третьей полке почти вровень с немного приоткрытой фрамугой. Тосковал, возможно, впервые в жизни столкнувшись с этим чувством. В дневнике перед дембилем вспоминал последний поход в ресторан и проводы «за упокой», поскольку предвкушал скорое возвращение и новые праздники в том же ресторане и в том же доме «во здравие»! Сентиментальные воспоминания начинающего писателя, как бы ни были мне дороги, придётся опускать большей частью, поскольку теперь я уже большой мальчик и говорю и думаю совсем не так, и потому что с некоторых пор всегда должен изъясняться, как никогда! Теперь, попав в наш ресторан «Восток», буду говорить не только о себе, но, главным образом, о знакомых людях, связанных с этим рестораном, начиная от шеф-повара Блехмана, его сына Юры, моего сверстника, серьёзно занимавшегося гимнастикой, и кончая симпатичной родственницей Рутманов с супругом интеллигентного вида. Они, кажется, занимались снабжением и распространением изготовляемой продукции, в частности, необычайно вкусного мороженного, известного далеко за пределами Биробиджана. Имена забываются, а живые образы остаются. Отталкиваясь от мест и образов, попадаешь во время и место, то есть среду обитания, откуда выходишь если не к откровениям, то каким-то запоминающимся умозаключениям, которые должны занять своё место наряду с живыми памятными образами.